Глава 5.
Ольвийское государство занимало обширную территорию низовьев Днепро-Бугского лимана и прилегающих к нему районов. А зона экономического влияния Ольвии была, разумеется, большей и простиралась, надо полагать, до современного Одесского залива на запад и до Каркинитского залива на восток. Античные авторы описывают этот регион весьма кратко и схематично, хотя некоторые из них приводят иной раз довольно детальные сведения.
К западу от Днепро-Бугского лимана указано несколько населенных пунктов. Познакомимся с ними, продвигаясь со стороны Днестровского лимана.
Этот пункт указан в кратком и полном перипле Арриана ( § 31 и 87). На основании его данных гавань исиаков отождествляется с поселением IV—III вв. до н.э. на Приморском бульваре современной Одессы [8, с. 137—138; 12, с. 136—138]. Место для гавани было выбрано исключительно удобное. Ведь именно здесь сегодня раскинулся Одесский порт. Гавань получила свое название от имени местного племени исиаков, или асиаков (по Помпонию Меле), или аксиаков (по Плинию Старшему). Само поселение раскинулось на высоком берегу залива. С юга и севера оно было защищено довольно глубокими балками.
Следовательно, при выборе места учитывались и оборонительные возможности. Это говорит о том, что рассматриваемый пункт изначально мыслился как сравнительно крупный торговый центр.
Остановимся на одном интересном обстоятельстве. В кратком перипле Арриан определяет расстояние между гаванью истриан и гаванью исиаков в 50 стадиев, а в полном перипле — в 90 стадиев. Исследователи обычно объясняли это расхождение ошибкой одного из источников. Но обвинения в адрес Арриана оказались напрасными. Как показал анализ имеющихся данных, здесь указаны два разных маршрута от гавани истриан к гавани исиаков, лежав
ших на противоположных берегах залива. Прямой путь, через залив, равнялся 50 стадиям (8 км), а плавание вдоль берега было соответственно длиннее и насчитывало 90 стадиев (14 км). Оба измерения ведутся от поселения Лyзановка, с которым отождествляется гавань истриан, к поселению на Приморском бульваре, т. е. к гавани исиаков.
Вопрос о статусе гаваней истриан и исиаков не решен. Одни исследователи считают, что эти пункты входили в состав Ольвийского государства, другие говорят лишь об экономическом влиянии Ольвии, третьи отрицают и то, и другое и проводят границу ольвийской государственной территории по Березанскому лиману [182, с. 18—19, 22].
Определенную помощь в этом вопросе могут оказать, по нашему мнению, следующие обстоятельства.
1. В полном перипле Арриана гавань исиаков является последним населенным пунктом, примыкающим к описанию района Ольвии. Следующий пункт — местечко Никоний — находился на значительном расстоянии в 300 стадиев (47 км).
2. В кратком перипле Арриан после указания гавани исиаков прерывает дальнейшее описание Северо-Западного Причерноморья и приводит расстояние до Голого устья Истра.
Отсюда ясно видно, что на гавани исиаков обрывается цепочка населенных пунктов, указанных в перипле к западу от Ольвии. В чем же причина этого? Не в том ли, что здесь проходила граница если не Ольвийского государства, то зоны экономического влияния Ольвии?
Будем надеяться, что дальнейшие археологические исследования помогут окончательно решить этот вопрос.
Несколько слов о перспективах подводных археологи ческих исследований. Сама гавань и портовые сооружения гавани исиаков затоплены морем и, вероятнее всего, полностью разрушены при строительстве Одесского порта и дноуглубительных работах. Во время подводно-технических работ здесь периодически встречаются обломки амфор и целые сосуды. Целенаправленные же подводные археологические исследования крайне затруднены и малоперспективны.
Этот пункт также указан в кратком и полном перипле Арриана (§ 31 и 87). Согласно приведенным в источнике данным, гавань истриан отождествляется с поселением
IV—III вв. до н. э. Лузановка, которое расположено у левого берега устья Куяльницкого лимана на территории пионерского лагеря «Молодая гвардия» [8, с. 136—137; 12, с. 136].
Гавань была основана в очень удобном месте — в устье Куяльницкого лимана, у восточной оконечности Одесского залива. Само поселение располагалось на возвышенном мысу. Точное местоположение гавани неизвестно. По всей вероятности, она полностью затоплена морем и ее остатки следует искать ближе к основанию современной пересыпи Куяльницкого лимана. Подводные археологические исследования здесь могут быть весьма перспективными.
Свое название гавань истриан, аналогично гавани исиаков, получила от имени истриан, .одного из причерноморских племен, названного по реке Истр [123, с. 40].
Локализация гавани истриан и гавани исиаков оказалась принципиально важной для датировки сведений перипла. Долгое время исследователи датировали эти сведения обычно временем жизни самого Арриана, т. е. II в. н. э. Теперь же можно с полной уверенностью считать, что их следует относить к IV—III вв. до н.э. К аналогичному выводу, основываясь на общеисторических соображениях, пришел и М. И. Ростовцев [217, с. 69—73]. Правда, его вывод относится лишь к сведениям полного перипла, которые отсутствуют в кратком перипле Арриана, т.е. в перипле Анонимного автора. Но сейчас, когда выяснилось, что перипл Арриана и перипл Анонимного автора — это лишь полная и краткая редакции одного и того же перипла, принадлежащие перу Арриана, эту датировку надо распространить и на краткий перипл. И определяется указанная датировка уже не общими соображениями, а конкретными археологическими материалами поселения Лузановка и поселения на Приморском бульваре, которые существовали именно в IV—III вв. до н.э.
Местечко Скопелы указывается только в полном перипле Арриана ( § 87). Оно локализуется у с. Дофиновка на левом берегу устья одноименного лимана [8, с. 135—136; 12, с. 135—136]. Остатки его не были найдены. Однако еще в середине XIX в. А. С. Уваров открыл здесь довольно крупное древнегреческое поселение и отождествил его со Скопелами [261, вып. 2, с. 144]. Проверка приведенных в перипле расстояний полностью подтверждает это отождеств-
ление. Открытое А. С. Уваровым поселение, вероятно, частично занято современными постройками, а частично разрушено морем, и для его исследования необходимы целенаправленные археологические разведки, в том числе и подводные.
Само слово «Скопелы» в переводе с древнегреческого означает «наблюдательная башня», «место, с которого далеко видно», «возвышенность», «утес». Топография местности вполне подтверждает название этого пункта. Вероятно, местечко Скопелы было важным наблюдательным пунктом.
Арриан в кратком перипле опустил упоминание о Скопелах и указал общее расстояние от Одесса до гавани истриан. Надо полагать, он посчитал это местечко менее значительным пунктом, чем гавани истриан и исиаков. А в полном перипле Арриан восстановил имевшиеся в его источнике сообщение о местечке и привел расстояние от Одесса до Скопел и от Скопел до гавани истриан.
Время существования этого пункта и его конкретная история остаются пока неизвестными. Вероятно, Скопелы существовали в то же время, что и гавань истриан и гавань исиаков,— в IV—III вв. до н.э.
Город Одесс упоминают Арриан в кратком и полном перипле ( § 31 и 87), Плиний Старший (IV, 82), Клавдий Птолемей (III, 5, 14). Изучение сообщаемых ими сведений показывает, что этот пункт находился у левого берега устья Тилигульского лимана, где его и помещали многие исследователи [8, с. 130—135; 12, с. 129—135]. Но на коренном берегу здесь нет никаких следов античного поселения. Поэтому пришлось обратиться к данным палеогеографии.
Согласно полученной палеогеографической реконструкции во второй половине I тысячелетия до н.э., когда уровень Черного моря был ниже современного, Тилигульский лиман представлял собой открытую лагуну и был намного уже. Берег моря проходил примерно в 500 м мористее. На левом берегу устья была удобная для гавани бухта и низменная терраса.
Со временем в результате повышения уровня моря указанная терраса была постепенно затоплена, а степное плато стало интенсивно разрушаться. Так эта местность приобрела современные очертания. Затопленная древняя терраса представляет собой так называемую банку Трутаева.
Сопоставление письменных, археологических и палеогеографических данных позволило выдвинуть гипотезу о том, что город Одесс находился на левом берегу древнего устья Тилигульского лимана, на месте нынешней банки Трутаева. В 1981 г. автору настоящей книги удалось провести здесь небольшие подводные археологические разведки. На банке Трутаева в 300—500 м от современного берега на глубине 3—4 м были обнаружены следы существовавшего здесь древнегреческого поселения: обломки амфор, лепной керамики, мелкие камни и т. д. Имеются сообщения о том, что в сети местных рыбаков здесь иногда попадаются целые амфоры. Надо полагать, это и есть остатки города Одесс. В результате трансгрессии и абразии город был полностью разрушен и затоплен. Для его изучения необходимы целенаправленные подводные археологические исследования.
И в кратком, и в полном перипле Арриан указывает в 60 стадиях (9,5 км) западнее устья Борисфена, т. е. Очаковского мыса, небольшой необитаемый и безымянный остров.
Указанное расстояние приводит в район современного острова Березань. Поскольку других островов здесь нет, то указанный в перипле остров долгое время отождествляли с Бсрезанью. Но еще в начале XIX в. Э. Р. Штерн, С. Д. Пападимитриу, а вслед за ними и другие ученые высказывали сомнения в том, что Березань была островом уже к моменту основания здесь во второй половине VII в. до н. э. наиболее раннего в Северном Причерноморье древнегреческого поселения. Сомнения были вызваны в основном общими соображениями о том, что поселение не могло существовать на таком маленьком острове.
Изучение геолого-географических данных показало, что Березань в древнегреческий период действительно была не островом, а полуостровом [143, с. 31—39; 144, с. 129—137; 285, с. 107—110|. Этот каменистый останец был правым берегом устья Березанского лимана, выдававшимся далеко в море мысом.
Весь комплекс имеющихся в настоящее время материалов убедительно показывает, что в период фанагорийской регрессии Березань была полуостровом. Ведь уровень моря тогда был ниже современного не менее чем на 5 м. А новейшие геологические исследования свидетельствуют
о том, «что широкая отмель, расположенная между очаковским побережьем и островом, как показало бурение 1970—1972 гг., даже при уровне 2—2,5 м ниже современного должна была еще оставаться сушей» [113, с. 40].
Когда же Березань отделилась от материка и стала островом? К. К. Шилик, основываясь на кривой изменения уровня Черного моря, полагает, что это произошло примерно в IV в. н.э. (см. тезисы докладов XVII конференции Института археологии АН УССР «Археологические исследования на Украине в 1976—1977 гг.». Ужгород, 1978, с. 78). А в период выявленной им корсуньской регрессии в XIII—XIV вв., когда уровень моря вновь понизился до отметки минус 2—3 м, остров, как считает исследователь, вновь превратился в полуостров. После этого в результате нового повышения уровня моря Березанский полуостров еще раз отделился от материка и стал островом.
Выводы К. К. Шилика находятся в полном соответствии с современными представлениями о кривой изменения уровня Черного моря. И под этим углом зрения они вполне убедительны и не вызывают каких-либо серьезных сомнений.
Таким образом, согласно имеющимся данным, Березань до IV в. н.э. была полуостровом. Какой же тогда остров указан в перипле Арриана?
В настоящее время в районе Березани никакого другого острова нет. Но это еще не значит, что его не было в древнегреческий период. Оказывается, несколько южнее Березани еще менее 30 лет назад высился небольшой скалистый островок, так называемый кекур. А в XVIII в. здесь было четыре островка, расположенных один возле другого [108, т. 2, с. 70—71 ]. Теперь все они уничтожены волнами и в виде отдельных валунов находятся на дне моря. Ранее эти островки представляли собой, надо полагать, один небольшой остров, который и указан в перипле Арриана. За прошедшие столетия море уничтожило этот остров, а соседний полуостров превратило в современный остров Березань.
Но это не единственно возможное объяснение. Вполне вероятно, как мы увидим ниже, что в этом районе над современной Одесской банкой мог выступать из воды небольшой остров.
В любом случае, несомненно, что в перипле Арриана указан не остров Березань, бывший тогда полуостровом, а небольшой остров, находившийся к югу от Березанского мыса и со временем затопленный морем.
Итак, имеющиеся данные свидетельствуют о том, что Березань на протяжении всего античного периода была полуостровом. А вблизи этого полуострова в море находился небольшой, необитаемый и безымянный остров.
Этот пункт упомянут в «Борисфенитской речи» Диона Хрисостома. Описывая Гипанис и Борисфен, знаменитый римский оратор сообщает, что «реки впадают в море у укрепления Алектора, принадлежащего, как говорят, супруге царя савроматов» (II, 48). Это название отмечено также в «Географии» Равеннского анонима между Ольвией и Тамиракой (IV, 5; V, 11).
Как мы видим, данные о местоположении указанного укрепления весьма общие. Поэтому многое исследователи обходили этот вопрос стороной или высказывали самые общие соображения.
Из описания Хрисостома следует, что Алектор находился у устья Днепро-Бугского лимана, т. е. на месте современного г. Очакова. Именно здесь и локализовал его И. К. Суручан, обследовавший эту местность в 1882 г.: «Исследуя Очаков, я нашел в нем следы небольшого древнего укрепления, находившегося за нынешними батареями в сторону города, обращенной к острову Березани, во дворе одного мещанина, откопавшего там камни и черепки от амфор и другой посуды, а также около 50-ти разных ольвийских монет. Ввиду всего этого я предполагал бы возможным поставить на этом месте передовую скифскую крепость Алектор, что и было согласно со свидетельством Диона Хрисостома» [249, с. 130].
Других данных об археологических памятниках в районе Очаковского мыса нет. Мыс занят современными постройками, улицы заасфальтированы, поэтому отыскать указанное И. К. Суручаном поселение нелегко.
Локализация Алектора в этом месте представляется вполне возможной. Расположенное у входа в Днепро-Бугский лиман, оно имело большое военно-стратегическое значение. Ведь именно здесь в новое время находилась известная Очаковская крепость. Учитывая, что в античное время при более низком уровне моря устье лимана было более узким, становится понятной важная роль укрепления Алектор. Оно надежно контролировало вход в лиман.
Вопрос о том, кому принадлежало укрепление Алектор, пока не может быть решен с полной уверенностью из-за
отсутствия необходимых данных. Л. А. Ельницкий предполагал, что слова «царя савроматов», может быть, следовало бы исправить на «царя Савромата (на Боспоре)» (ВДИ, 1948, № 1, с, 229, примеч. 4). Но для такого исправления у нас нет никаких оснований.
Город Борисфен (Борисфенида) обычно отождествляется с поселением на современном острове Березань [94, с. 223]. Согласно хронике Евсевия, город Борисфен был основан в 645/644 г. до н. э. Археологические материалы свидетельствуют о существовании Березанского поселения во второй половине VII в. до н. э.
Поселение было основано перед устьем Днепро-Бугского лимана, которое считалось устьем Борисфена. Отсюда и его название — Борисфен. Для него было выбрано самое безопасное в округе место — каменистая оконечность выдававшегося далеко в море мыса, который представлял собой, как уже говорилось, правый берег устья Березанского лимана. Боясь возможных стычек с местным населением, первопоселенцы предпочли обосноваться на не совсем удобном, но наиболее безопасном месте. С коренного берега к поселению вела сужающаяся перемычка. Стоило в узком месте отгородить оконечность мыса оборонительной стеной — и город становился надежно защищенным от нападения со стороны суши и мог выдержать длительную осаду. Видимо, такая стена была возведена у северной окраины города. Эта часть мыса, к сожалению, уже разрушена морем. Поэтому остатки стены, если она существовала, следует искать под водой.
Этот город упоминает также Помпоний Мела. Описывая реку Борисфен, автор сообщает, что «она изливается в море у греческих городов Борисфениды и Ольвии» (II, 6).
Но название Борисфен недолго оставалось за Березанским поселением. После основания Ольвии название Борисфен переходит на нее, а также на весь Ольвийский полис [52 ]. Березанское поселение становится эмпорием Ольвийского полиса. Как показывают материалы археологических исследований, наивысший расцвет Березанского поселения приходится на VII—VI вв. до н. э. [18, с. 33]. В начале V в. его размеры значительно сокращаются. В V—III вв. до н. э. оно остается небольшим поселением Ольвий-ского полиса и затем, видимо, прекращает свое существо
вание. А в первые века нашей эры здесь возникло новое небольшое поселение.
Топография местности, характер общей ситуации в регионе и весь ход исторического развития Березанского поселения показывают, что оно было основано и существовало в период своего расцвета как важный торговый порт. Удобная и безопасная гавань, расположенная в восточной части поселения — вот главное достоинство и преимущество Березанского поселения. Здесь было безопаснее всего разгружать привозимые из Греции товары и отсюда удобнее всего развозить их мелкими партиями в многочисленные поселения на побережье Березанского и Днепро-Бугского лиманов, а также в глубинные районы Скифии. И сюда же было безопаснее и удобнее всего свозить предназначенные для отправки в Грецию зерно и другие сельскохозяйственные продукты и здесь отгружать их на корабли.
А с формированием Ольвийского полиса вся внешняя и внутренняя торговля стала централизованной и сосредоточилась, естественно, в Ольвии — столице государства. Теперь все корабли шли в Ольвию. Необходимость в Березанском порте отпала. Поселение потеряло свое значение и постепенно захирело.
Здесь автор вынужден, к сожалению, вновь вернуться в вопросу о топографии Березанского поселения в античное время. Дело в следующем. В 1988 г. при раскопках поселения была найдена мраморная плита с надписью I в. н. э., посвященной Ахиллу [97, с. 55—56]. В тексте упоминается не только Ахилл, названный по деду Эакидом, но и остров Ахилла. Изучая эту надпись, Ф. В. Шелов-Коведяев сообщает: «Особенно отметим, что остров назван здесь знаменитым (славным), опорой богов, принявшим кровь Фе-тидова порождения. Последнее двустишие заключает в себе обращение к Ахиллу быть снисходительным к музе писавшего. Фактически перед нами не только (и даже не столько) гимн Ахиллу Понтарху, но и острову» [97, с. 56].
Изучение надписи привело Ф. В. Шелова-Коведяева к следующим выводам: «При этом, судя по месту и условиям находки, а также ранее известным посвящениям, воспеваемым в этих стихах островом, т. е. островом Ахилла, должна быть наша Березань, а не Левка (совр. Змеиный), что более соответствовало бы традиции. В этой связи совершенно особое звучание приобретает тот факт, что четыре из ныне известных нам, шести посвящений Ахиллу Понтарху (ср. НО 86 — происхождение неизвестно; НО 88 — Со-
фиевка) были найдены именно на о. Березань. Думается, что для ольвиополитов того времени остров в устье Борисфена и был тем местом, куда Фетида перенесла своего сына после его гибели у стен Трои. Это подтверждает и мнение К. С. Горбуновой о существовании на Березани святилища Ахилла. Трудно переоценить и документальное подтверждение того, что Березань в тот период была островом. Примечательно также, что уже в I в. н. э. о. Березань относился к территории недавно возрожденного Ольвийского полиса» [97, с. 56].
Как мы видим, Ф. В. Шелов-Коведяев считает, что Березань в I в. н. э. была уже островом и что найденная надпись относится именно к этому острову, который ольвиополиты считали островом Ахилла.
Но, как уже говорилось чуть выше, Березань отделилась от материка и стала островом, согласно выводам специалистов, примерно в IV в. н. э.
Эти выводы подтверждают новейшие подводные археологические исследования, проведенные В. В. Назаровым в 1984 г. Исследователь отмечает «скопление обломков неокатанной керамики, в основном амфор первых веков н. э., обнаруженное в северо-восточном участке акватории острова на расстоянии 50—175 м от берега» и надеется, что «возможно, в дальнейшем здесь будет выявлен непереотложенный культурный слой» [206, с. 53]. Выявленное скопление наглядно показывает, что в первые века нашей эры уровень моря был не менее чем на 3 м ниже современного. А при такой отметке Березань, безусловно, была еще полуостровом.
Кроме того, сведения Диона Хрисостома, который посетил Ольвию около 100 г. н. э., дают основания, как мы увидим в следующем разделе, для утверждения, что уровень моря в то время был ниже современного также не менее чем на 3 м.
Таким образом, имеющие данные убедительно показывают, что в первые века нашей эры Березань была еще полуостровом.
А упоминаемый в надписи остров — это, конечно же, Левка, посвященный Ахиллу и широко известный во всем античном мире как место его обитания в загробной жизни. Только остров мог быть назван «знаменитым (славным), опорой богов, принявшим кровь Фетидова порождения».
Эти слова близки эпитафии из сочинения Аристотеля «Пеплос»:
5. Над Ахиллом, чтимым на острове Белом.
Сына богини Фетиды, Пелееву отрасль, Ахилла,
Остров сей Понта святой в лоне своем бережет.
Безусловно, в обоих случаях речь идет об одном и том же острове. Даже если допустить невозможное, серьезно ли говорить о том, что «для ольвиополитов того времени остров в устье Борисфена и был тем местом, куда Фетида перенесла своего сына после его гибели у стен Трои»? Ведь такое сознательное искажение общеизвестного эллинского мифа было бы немыслимым кощунством для ольвиополитов!
Необходимо заметить, что и ранее некоторые исследователи, анализируя сведения античных авторов, считали Березань островом, который, как и Левка, был посвящен Ахиллу; на этом мы еще остановимся в разделе, посвященном Ахиллову бегу. Но тогда еще не было убедительных доказательств того, что Березань в античное время была полуостровом. Теперь же, когда весь комплекс письменных, археологических и палеогеографических данных убедительно свидетельствует об этом, попытка Ф. В. Шелова-Коведяева абсолютно непонятна. Как можно игнорировать очевидные факты и стремиться выдать желаемое за действительное?!
Да, находки на Березани, посвящений Ахиллу, дают основания считать, что здесь, на поселении, расположенном на оконечности выдававшегося далеко в море полуострова, существовал храм Ахилла Понтарха, культ которого был, как известно, широко распространен в Северном Причерноморье. И найденная надпись — одно из таких посвящений храма. В ней упоминается не только Ахилл, но и остров на котором он поселился, т. е. Левка.
Ольвию упоминают почти все античные авторы, описывающие Северное Причерноморье. Исключение составляет, пожалуй, только Псевдо-Скилак, в перипле которого отсутствует упоминание об Ольвии, о причинах чего мы уже говорили.
Геродот указывает Ольвию несколько раз. Он называет ее гаванью Борисфен (IV, 24), Борисфеном (IV, 78), городом борисфенитов (IV, 78, 79).
А в начале своего описания Скифии «отец истории» отмечает гавань борисфенитов: «От гавани борисфенитов (она ведь находится в самой середине побережья всей Ски
фии) — от нее первыми живут каллипиды, которые являются эллино-скифами; над ними — другое племя, которое называется ализоны...» (IV, 17).
Какой же пункт назван здесь гаванью борисфенитов? Этот вопрос долгое время вызывал оживленые споры и окончательно не решен до сих пор [94, с. 222—223 ]. Одни ученые считают гаванью борисфенитов Березанское поселение, другие — Ольвию. Один из основных моментов этого спора: можно ли считать Ольвию самым срединным пунктом побережья Скифии или нет? П. О. Карышковский, наиболее полно обосновавший вторую точку зрения, отвечает на этот вопрос положительно: такое определение вполне применимо к Ольвии и именно ее Геродот называет гаванью борисфенитов [122, с. 75 сл. ]. Первую точку зрения наиболее активно отстаивает Ю. Г. Виноградов. Он отвергает выводы П. О. Карышковского и считает, что гавань борисфенитов — это Березанское поселение, которое, по его мнению, было «самым подходящим пунктом для целей Геродота “начертать" расселение племен» [52, с. 83].
Рассмотрим выводы Ю. Г. Виноградова. Один из его доводов сформулирован так: если бы здесь имелась в виду Ольвия, то создавалось бы впечатление, что Геродот пропускает в своем описании довольно большую территорию в несколько десятков километров, но не говорит о том, что она пустынна.
Этот довод Ю. Г. Виноградова на первый взгляд выглядит веско. Но это — только на первый взгляд. Обратимся еще раз к Геродоту и внимательнее вчитаемся в текст. Какой здесь огромный географический охват! Ведь в таком небольшом отрывке «отец истории» кратко и сжато описывает обширнейшую территорию: собственно Скифию и более северные земли на всем известном ему протяжении. А это — многие сотни километров. Правомерно ли при таком общем, схематичном описании требовать от античного автора, чтобы он/специально охарактеризовал столь незначительный участок побережья лимана длиной всего лишь в 36 км, который входил в сельскохозяйственную округу Ольвии!
А с другой стороны, если согласиться с Ю. Г. Виноградовым и его предшественниками в том, что гавань борисфенитов — это Березанское поселение, получится, что Геродот указал второстепенный населенный пункт — Березанское поселение и пропустил центр государства — Ольвию. Возможно ли такое? Думается, что нет. Ведь главная задача «отца истории» — ознакомить читателя с расселе-
нием племен. И исходным ориентиром здесь должен быть наиболее известный населенный пункт. Так какой же пункт больше подходит для такого ориентира — Ольвия, центр государства, или небольшое Березанское поселение? Конечно же, Ольвия. Ведь упоминание Березанского поселения мало что говорило читателю Геродота. Оно уже практически ничем не выделялось среди других поселений Ольвийского государства, разве что местоположением непосредственно у моря и более удобной гаванью, давно потерявшей свое былое значение.
Вернемся к сведениям Геродота. Гавань борисфенитов, по его данным, «находится в самой середине побережья всей Скифии». Выше нее, «вдоль по течению реки Гипаниса», обитают каллипиды, ализоны, скифы-пахари и невры. Отсюда логично предположить, что и сама гавань борисфенитов лежала также на Гипанисе.
Теперь зададимся самым общим вопросом. Где должна была находиться гавань борисфенитов? Наверное, там, где обитали борисфениты. А борисфенитами Геродот называет жителей города Ольвия, к которой перешло также название Борисфен. При описании района Днепро-Бугского лимана «отец истории» сообщает: «Там, где Борисфен течет недалеко от моря, с ним сливается Гипанис, впадая в одну и ту же заводь. Находящаяся между этими реками клинообразная полоса земли называется мысом Гипполая; на нем воздвигнут храм Деметры. Напротив храма у Гипаниса обитают борисфениты» (IV, 53).
А в отрывках о скифском царе Скиле читаем, что «всякий раз, как Скил вел войско скифов к городу борисфенитов (борисфениты эти говорят, что они милетяне) и приходил к ним, он оставлял войско в предместье» (IV, 78), что Скил «дом построил себе в Борисфене» (IV, 78) и что «был у него в городе борисфенитов дом обширных размеров и богато устроенный» (IV, 79). Все эти сообщения ясно показывают, что борисфенитами здесь названы жители города Борисфена-Ольвии. Отсюда вытекает, что гавань борисфенитов — это ольвийская гавань.
Приведем еще одно сообщение Геродота: «Вот до этих плешивых о земле и о племенах, живущих перед ними, есть ясные сведения, так как до них добирается и кое-кто из скифов, у которых нетрудно разузнать, а также и у эллинов как из гавани Борисфена, так и из других понтийских гаваней» (IV, 24).
Гаванью Борисфеном здесь названа та же Ольвия. Ведь нельзя же предположить, что сведения о землях, лежащих
далеко за пределами Скифии, накапливались не в Ольвии, крупном торговом центре, а в небольшом Березанском поселении!
Таким образом, Геродот указывает в Днепро-Бугском районе только один населенный пункт — Ольвию. Он называет ее по-разному: гавань борисфенитов, гавань Борисфен, Борисфен, город борисфенитов. Использование различных терминов объясняется, на мой взгляд, литературным мастерством «отца истории», его стремлением избежать повторений и оживить изложение.
Березанское же поселение во времена Геродота было уже рядовым поселением Ольвийского государства. И указывать этот незначительный, ничем особенным не примечательный населенный пункт не было никакой необходимости.
Для описания расселения скифских и других племен Геродот избрал наиболее подходящий ориентир — Ольвию, центр государства, крупный торговый центр, хорошо известный далеко за пределами этого региона. Местоположение Ольвии полностью соответствует определению «она ведь находится в самой середине побережья всей Скифии». И описание Геродота не содержит никаких противоречий, неточностей или несоответствий. Только подходить к сведениям «отца истории» следует не с узкими мерками и требованиями детальной характеристики Нижнего Побужья, а соответственно масштабности описания в небольшом отрывке обширнейшей территории.
Рассмотрим теперь сведения других авторов. Необходимо подчеркнуть, что, хотя Ольвия лежала на берегу Гипаниса, большинство античных историков и географов указывают ее на реке Борисфене. Это объясняется несравненно большей известностью реки Борисфен, которая охарактеризована Геродотом как «величайшая из рек посте Истра и самая полноводная, по нашему мнению, не только среди скифских рек, но и среди всех других, кроме египетского Нила; ведь с ним невозможно сравнить никакую другую реку» (IV, 53), а также геоморфологией этого района. Ведь устье Днепро-Бугского лимана считалось в древности устьем Борисфена. Для того чтобы попасть в Ольвию, необходимо было зайти в устье Борисфена, проплыть некоторое расстояние по нему, а потом повернуть в Гипанис. Поэтому в кратких лаконичных описаниях Ольвия указана на Борисфене.
Так, Псевдо-Скимн сообщает: «При слиянии рек Гипаниса и Борисфена лежит город, прежде называвшийся Оль-
вией, а затем эллинами переименованный в Борисфен. Этот город основали милетяне во время мидийского владычества. До него 240 стадий от моря вверх по течению Борисфена» ( § 804—812).
Страбон приводит несколько иные сведения: «Затем, в 600 стадиях судоходная река Борисфен и неподалеку от нее другая река, Гипанис и остров перед устьем Борисфена с гаванью. В двухстах стадиях по Борисфену одноименный с рекою город. Он называется также Ольвией и представляет собой большой торговый порт, основанный милетянами» (VII, 3, 17).
Нетрудно заметить, что Псевдо-Скимн и Страбон указывают разное расстояние от устья Борисфена до Ольвии: 240 и 200 стадиев. Расхождение, как мы видим, довольно существенное. Чем же оно объясняется? Обычно исследователи видели здесь либо ошибку одного из авторов, либо неточность измерения. И то, и другое объяснение бросают тень на авторитет античных историков и географов, вызывает недоверие к их сведениям.
Нам представляется, что причина расхождения не в ошибке одного из авторов и не в неточности измерений, а в использовании различных стадиев. Для того чтобы убедиться в этом, произведем следующие расчеты. Если считать, что Псевдо-Скимн, а точнее, его источник, измерял расстояние стадием в 157,7 м, приведенные им 240 стадиев составляют 37,8 км. А 200 стадиев Страбона при стадии в 185 м равны 37 км. Действительное расстояние от Очаковского мыса до развалин Ольвии насчитывает примерно 36 км. Как мы видим, оба древних автора приводят весьма точные данные о расстояния от устья Борисфена до Ольвии.
Плиний же дает совсем другую цифру. Он называет реку Борисфен, «а также имеющие то же самое название озеро, племя и город, отстоящий от моря на 15 миль, в древности носивший имя Ольвиополис и Милитополис» (IV, 82).
Эти сведения Плиний получил, надо полагать, из какого-то современного ему сочинения или устного информатора. А значит, указанное расстояние измерено непосредственно в милях. Произведя перерасчет, получим, что 15 миль составляют 22 км. Эта цифра на 14 км меньше расстояния от Очаковского мыса до Ольвии. Но не будем спешить с обвинениями в ошибке.
Сопоставление древних и современных измерений, а также других античных описаний этого района позволяет
предложить следующее объяснение. Указанные 15 миль (22 км) определяют расстояние от Ольвии до верховья упоминаемого Плинием озера Борисфена, которое считалось частью моря. Теперь становится понятным, что выявленная разница в 14 км — это длина самого озера. Устье его находилось у современного Очаковского мыса, который раньше считался устьем Борисфена, а верховья — восточнее современного с. Дмитровка.
Сообщение Плиния об озере Борисфене и приведенное им измерение расстояния до Ольвии — исключительно важные историко-географические свидетельства. Они зафиксировали один из первых этапов формирования современного Днепро-Бугского лимана. Если источники Псевдо-Скимна, Страбона и Арриана, относящиеся к эллинистическому времени, упоминают только реки Борисфен и Гипанис и определяют устье Борисфена у современного Очаковского мыса, то источник Плиния, датируемый, надо полагать, первой половиной I в. н. э., указывает здесь уже озеро. Это свидетельствует о том, что в последние столетия до нашей эры — начале нашей эры в результате повышения уровня моря предустьевая часть Борисфена была затоплена и на ее месте образовалось небольшое озеро, положившее начало формирования современного Днепро-Бугского лимана. А до того, в период пика фанагорийской регрессии, здесь была широкая долина Борисфена. Геродот сообщает: «Там, где Борисфен течет недалеко от моря, с ним сливается Гипанис, впадая в одну и ту же заводь» (IV, 53). Надо полагать, после впадения Гипаниса течение Борисфена заметно расширялось, и поэтому Геродот назвал это место заводью (ελοζ). Но это — еще не лиман, или озеро (λίμνη, lacusque), а только заводь.
Таким образом, сведения Плиния имеют исключительно важное значение для построения палеогеографической реконструкции района Днепро-Бугского лимана для различных периодов античного времени, а также для уточнения кривой изменения уровня моря.
Такое же исключительно важное значение имеет описание этого района Дионом Хрисостомом, который посетил Ольвию примерно в 100 г. н. э.: «Случилось мне летом быть в Борисфене, когда я после изгнания прибыл туда морем, имея в виду, если можно будет, пробраться через Скифию к гетам, чтобы посмотреть, что там делается. И вот я в рыночный час прогуливался по берегу Гипаниса. Надо знать, что, хотя город и получил название от Борисфена вследствие красоты и величины этой реки, но как
ныне лежит на Гипанисе, так и прежде был выстроен там же, немного выше так называемого Гипполаева мыса, на противоположном от него берегу. Мыс этот представляет собой острый и крутой выступ материка в виде корабельного носа, около которого сливаются обе реки; далее они представляют уже лиман вплоть до моря на протяжении почти 200 стадиев; и ширина рек в этом месте не менее. Большая часть лимана представляет мели, и при безветрии поверхность воды там постоянно гладка, как на озере. Лишь с правой стороны заметно течение воды, и плывущие с моря по течению заключают о глубине; отсюда-то река изливается в море вследствие силы течения; если бы его не было, вода легко могла бы быть задержана сильным южным ветром, дующим в устье.
В остальной части лимана берега болотисты и покрыты густым тростником и деревьями; даже в самом лимане видно много деревьев, издали похожих на мачты, гак что неопытные корабельшики ошибаются, правя к ним, как бы к кораблям. Здесь есть также много соли, и отсюда получают ее покупкой большинство варваров, а также эллины и скифы, живущие на Таврическом полуострове. Реки впадают в море у укрепления Алектора, принадлежащего, как говорят, супруге царя савроматов» (XXXVI, 2).
Как мы видим, автор точно указывает местоположение Ольвии и довольно подробно описывает географическую ситуацию в районе. Здесь зафиксирован уже следующий этап формирования лимана. За период, прошедший со времени источника Плиния, в результате дальнейшего повышения уровня моря долина реки подтапливалась все выше и выше. Лиман протянулся уже почти на 200 стадиев, которые при стадии в 157,7 м составляют 31,5 км, а при стадии в 185 м — 37 км. Получается, что длина лимана увеличилась более чем вдвое. Это свидетельствует о довольно быстром подъеме уровня моря в начале нашей эры.
Но и около 100 г. н. э. уровень моря оставался еще весьма низким. Большая часть лимана, как сообщает Дион Хрисостом, представляла собой мели. Множество деревьев в лимане свидетельствуют о том, что эта часть долины была затоплена морем совсем недавно. О том же говорит и терминология античного оратора. Сначала он отмечает, что около Гипполаева мыса «сливаются обе реки; далее они представляют уже лиман вплоть до моря», а потом указывает, что,«река изливается в море вследствие силы течения» и что «реки впадают в море у укрепления Алектора» (курсив мой,— М. А.). Судя по неустоявшемуся тер
мину, сам лиман образовался не так уже давно и местные жители (а вслед за ними — и мореплаватели из других регионов) по традиции говорили о реке.
Всестороннее изучение сведений Диона Хрисостома, крупномасштабных батиметрических карт современного Днепро-Бугского лимана, материалов геолого-географических исследований на его акватории показывает, что около 100 г. н. э. уровень Черного моря был ниже современного не менее чем на 3 м. Этот вывод полностью укладывается в существующую схему изменения уровня и подтверждается результатами подводных археологических исследований.
Рассмотрим теперь сведения об Ольвии, содержащиеся в перипле Арриана. В кратком перипле лаконично сказано: «Если плыть вверх по Борисфену, лежит эллинский город по имени Ольвия» ( § 31). А в полном перипле Арриан заменил это сообщение строфами из Псевдо-Скимна, где расстояние от устья Борисфена до Ольвии определено в 240 стадиев. Надо полагать, что в перипле эллинистического времени, которым пользовался Арриан, также было указано расстояние до Ольвии. Ведь маловероятно, чтобы в таком подробном описании Понтийского побережья не было определено местоположение одного из крупнейших античных центров Северного Причерноморья. Если такое измерение было, то в кратком перипле Арриан опустил его, а в полном — заменил сведениями Псевдо-Скимна.
Клавдий Птолемей указывает устья реки Борисфена под координатами 57°30' — 48°30', а Ольвию, или Борисфен, 57° — 49° (III, 5, 2, 14). И помещена Ольвия у Птолемея на реке Борисфене. Переведя координаты в линейные меры, получим, что расстояние от устья Борисфена до Ольвии составляет здесь 300 стадиев. Эта цифра больше действительной. Расхождение объясняется, надо полагать, тем, что географ определил местоположение Ольвии приблизительно и округлил координаты города до градуса.
Таковы основные сведения античных авторов об Ольвии. Они дают достаточно полное представление об этом районе и являются важным источником для построения необходимых палеогеографических реконструкций.
Каких-либо серьезных споров исследователей при локализации Ольвии практически не возникало. Еще в конце XVIII — начале XIX в. город был надежно локализован на правом берегу Бугского лймана на месте современного с. Парутино, что подтвердили надписи с названием Ольвии на монетах и мраморных плитах.
Многолетние историко-археологические исследования дают возможность проследить основные этапы исторического развития Ольвии. Единого мнения о времени основания города пока нет. Одни исследователи относят это событие к рубежу VII—VI вв. до н. э., другие — к середине VI в. до н. э. [182, с. 5—8]. Прекращение жизни в Ольвии относится к IV в. н. э.
В последующие столетия в результате повышения уровня моря постепенно были затоплены низовья Днепра и Южного Буга и образовались современные контуры Днепро-Бугского лимана. Гавань, портовые сооружения и прибрежная часть Ольвии были затоплены лиманом. В последние десятилетия здесь весьма результативно ведутся подводные археологические исследования под руководством
С. Д. Крыжицкого. Эти работы весьма перспективны. Но для более результативного изучения затопленной части Ольвии необходимо широкое применение новейшей гидролокационной, грунтососной и другой аппаратуры и оборудования для подводных работ.
Этот храм известен нам только из краткого упоминания Геродота. Описывая район современного Днепро-Бугского лимана, «отец истории» сообщает: «Там, где Борисфен течет недалеко от моря, с ним сливается Гипанис, впадая в одну и ту же заводь. Находящаяся между этими реками клинообразная полоса земли называется мысом Гипполая; на нем воздвигнут храм Деметры. Напротив храма у Гипаниса обитают борисфениты» (IV, 53).
Мыс Гипполая указывает также Дион Хрисостом. Описывая Ольвию, он отмечает, что город находится «немного выше так называемого Гипполаева мыса, на противоположном от него берегу. Мыс этот представляет собой острый и крутой выступ материка в виде корабельного носа, около которого сливаются обе реки» (XXXVI, 2).
Где же находился мыс Гипполая? Его общее местоположение ясно. Это — мыс в месте слияния Борисфена и Гипаниса. Начиная с XIX в. многие ученые отождествляли мыс Гипполая с современным мысом Станислав, расположенным между Днепровским и Бугским лиманами [94, с. 284 ]. Здесь и искали храм Деметры. Но даже самые тщательные поиски не дали никаких результатов. Поиски перенестись в соседние районы, но оказались также безре
зультатными. Возникали споры, дискуссии, высказывались новые точки зрения, но и они не подтверждались.
Во второй половине XX в. начались планомерные археологические разведки берегов Днепро-Бугского лимана. Вновь был детально обследован и мыс Станислав. Но и эти поиски не дали результатов. Тогда Ф. М. Штительман высказала предположение о том, что храм Деметры находился на самой оконечности мыса Станислав и обрушился в лиман в результате интенсивного размыва прибрежной полосы (МИА, 1956, № 50, с. 257).
В последние десятилетия в ходе дальнейших исследований античных поселений Нижнего Побужья вопрос о храме Деметры время от времени поднимался вновь. Но никаких принципиально новых данных не было. И вопрос оставался нерешенным.
Ключ к решению этой проблемы дала палеогеография. В предыдущем разделе мы уже говорили о том, что в античное время этот район выглядел иначе.
Из сообщения Диона Хрисостома ясно, что у мыса Гипполая сливались Гипанис и Борисфен, образуя далее лиман длиной почти в 200 стадиев (31,5 — 37 км). Устье лимана находилось там же, где ранее было устье Борисфена, у Очаковского мыса. Следовательно, вершина лимана и мыс Гипполая находились в 31,5 — 37 км восточнее Очаковского мыса.
Во времена Геродота лимана не было. Но общая конфигурация Гипполаева мыса была примерно такой же, какой видел ее Дион Хрисостом. За период, разделяющий описания этих авторов, существенные изменения произошли пока только к югу от мыса. Море затопило долину Борисфена и образовало лиман. Но образовавшийся лиман еще не подступил вплотную к крутому выступу Гипполаева мыса и не начал его интенсивно разрушать. В последующие столетия в результате дальнейшего наступления моря на сушу мыс Гипполая был разрушен. Рухнули в лиман и развалины храма Деметры. Метр за метром уничтожал лиман полуостров между затопленными долинами Днепра и Южного Буга, выравнивая свои берега.
Итак, согласно данным Диона Хрисостома, мыс Гипполая находился в 31,5—37 км восточнее Очаковского мыса. Уточнить его местоположение помогают геолого-географические данные. Проработка крупномасштабных батиметрических карт и других материалов показывает, что русла Борисфена и Гипаниса сливались примерно в 30—32 км к востоку от Очаковского мыса. Следовательно, здесь и нуж
но искать храм Деметры. Отсюда до мыса Станислав еще 12—14 км. Иными словами, разрушенный лиманом полуостров между Борисфеном и Гипанисом равнялся, согласно этим расчетам, 12—14 км. На других участках лиман просто затопил долины этих рек. Затем, уже в результате абразии, усилившейся в последние столетия, началось интенсивное разрушение коренных берегов на всем побережье обширного Днепро-Бугского лимана.
Такова в общих чертах схематическая палеогеографическая реконструкция рассматриваемого района ДнепроБугского лимана. Разумеется, и сама реконструкция, и локализация храма Деметры во многом еще гипотетичны и требуют дальнейшей аргументации и уточнений. Но вывод о том, что храм Деметры давно разрушен волнами и его остатки находятся на дне лимана под слоем современных осадков, представляется бесспорным. Вопрос только в том, где именно покоятся развалины этого храма. Ответ могут дать только подводные археологические исследования с применением гидролокатора, эжектора и другой новейшей аппаратуры и оборудования для подводного поиска в подобных условиях и последующими подводными раскопками,
При описании Гипаниса Геродот сообщает о горьком источнике Эксампее: «Третья река — Гипанис — движется из пределов Скифии, вытекая из большого озера, вокруг которого пасутся дикие белые лошади. Это озеро правильно называется матерью Гипаниса. Возникающая из него река Гипанис на расстоянии пяти дней плавания еще узкая и вода в ней пресная, а отсюда до моря на расстоянии четырех дней плавания вода чрезвычайно горькая. Ведь в нее впадает горький источник; настолько горький, что, хотя и невелик по размерам, он придает свой вкус Гипанису, одной из немногих больших рек. Источник этот находится в пределах страны скифов-пахарей и ализонов. Название источника и той местности, откуда он вытекает, по-скифски — Эксампей, на языке же эллинов — Священные пути. Вблизи земли ализонов Тирас и Гипанис сближают свои излучины, но отсюда каждый из них поворачивает и течет так, что промежуток между ними расширяется» (IV, 52).
Сначала остановимся вкратце на сообщении об озере, из которого вытекает Гипанис. Ученые по-разному воспринимают эти слова Геродота: одни считают их вымыслом,
другие пытаются отыскать указанное озеро 194, с. 279]. Мне представляется, что сомневаться в правильности сведений «отца истории» нет никаких оснований. Дело в том, что в верхнем течении реки имеется много озер и болот. Именно они, как указывали еще Г. Думшин, Я. Зборжил и другие ученые, во время разливов превращались в одно большое озеро, считавшееся матерью Гипаниса. На наш взгляд, упоминаемое в источнике озеро находилось в районе Винницы. Здесь Южный Буг течет по широкой заболоченной долине, в которой особенно много озер и болот. В половодье они превращаются в одно большое озеро. И создается впечатление, особенно если не знать о верховьях реки, что Южный Буг вытекает именно из этого озера. На сведениях об этом и основано сообщение Геродота.
Вопрос о локализации Эксампея многие десятилетия вызывал оживленные споры и дискуссии [94, с. 280—281 ]. Одни исследователи считают, что это — Синюха, другие — Мертвовод, третьи — Гнилой Еланец, четвертые — Черный Ташлык.
Всестороннее изучение всего комплекса имеющих данных показывает, что Эксампеем называлась именно Синюха [12, с. 140—155]. Она, и только она, полностью соответствует данным Геродота и других источников. И сомневаться в правильности этого отождествления нет никаких объективных оснований. Иные же локализации в большей или меньшей степени противоречат письменным источникам и не выдерживают серьезной критики. Мало того, они неизбежно влекут за собой необходимость так или иначе поправлять Геродота и прибегать к различным допущениям, которые вызывают новые противоречия. А для этого у нас нет никаких оснований и главное — никакой необходимости. Отождествление Ксампея с Синюхой, и это следует подчеркнуть еще раз, полностью соответствует данным Геродота и других источников. И если какие-то отдельные признаки могут на первый взгляд кому-то показаться несоответствующими, то не надо делать поспешные выводы. Несоответствия эти — кажущиеся и объясняются в основном происшедшими географическими изменениями.
Один из основных вопросов связан со вкусом воды Эксампея. Почему же Синюха была горькой? Ответить на этот вопрос помогают сведения Витрувия Поллиона, изложенные в его сочинении «Об архитектуре»: «Есть источники, берущие свое начало из горького земного сока, с чрезвычайно горькой водой; такова река Гипанис в Понте. Река эта течет от истоков приблизительно 40 миль, имея воду
очень сладкую на вкус, затем достигает места, отстоящего от устья на 160 миль; там она принимает очень небольшой источник. Он, впадая в реку, делает всю огромную массу воды в ней горькой, так как течет по такой земле и жилам, откуда добывают сандараку, и вода в ней делается горькой» (VIII, 3, 11).
Отсюда ясно видно, что Витрувий связывает горький вкус воды Эксампея с землей, по которой он протекает. Действительно, названные притоки Южного Буга содержат фосфатные и медистые примеси, значительно ухудшающие вкус воды. Весьма показательны и сами названия этих речек — Синюха, Мертвовод, Гнилой Еланец, Черный Ташлык.
Но Эксампей выделялся среди соседних притоков особой соленостью. Это обстоятельство связано, по нашему мнению, с тем, что именно в верховьях Синюхи до недавнего времени существовало несколько соленых озерцов, в которых вода по солености не отличалась от морской. Здесь вплоть до начала XIX в. довольно интенсивно в больших количествах добывали соль. В древности здесь были, надо полагать, весьма значительные запасы соли. Они и придавали Синюхе исключительно горький вкус, который очень сказывался на качестве воды Южного Буга.
Геродот указывает также местность Эксампей, из которой вытекает одноименный источник: «Численность скифов я не мог точно узнать, но слышал об их числе различные сообщения: что их очень много и что скифов как таковых мало. Однако вот что мне наглядно показали. Есть между реками Борисфеном и Гипанисом местность, название которой Эксампей. Об этой местности я упоминал незадолго до того, сказав, что в ней есть источник горькой воды; вода, вытекающая из него, делает воду Гипаниса негодной для питья» (IV, 81). И далее: «отец истории» рассказывает, что в этой местности находится медный скифский котел толщиной в шесть пальцев, свободно вмещающий 600 амфор. Согласно легенде, скифский царь Ариант приказал всем жителям Скифии принести по одному наконечнику стрелы. Из собранных наконечников был изготовлен котел, который царь посвятил в Эксампей.
Основываясь на этих данных, А. Н. Щеглов и К. К. Марченко попытались определить численность скифов [268, с. 51 ]. Для расчетов были взяты форма котла из кургана Солоха и наконечники скифских стрел VI в. до н. э. весом от 3,2 до 3,9 г.
В Вычислительном центре Института социально-экономических проблем АН СССР по программе А. Н, Мальгина
были проведены соответствующие расчеты, которые дали 36 вариантов количества наконечников стрел, необходимых для отливки котла. В наименьшем варианте вес котла
21 654 кг, емкость 11 760 л, количество наконечников — 6,155 млн шт. Наибольший вариант предполагает такие цифры: вес котла 41 771 кг, объем 19 440 л, количество наконечников — 13,009 млн шт.
Полученные цифры, конечно же, нереальны, даже в наименьшем варианте. Видимо, данные Геродота о котле Арианта неточны. Но это не дает оснований сомневаться в существовании самого котла. «Отец истории» описывает этот котел и связанные с ним события абсолютно реально. Бесспорно, в Эксампее стоял столь необычный памятник царю Арианту. Нельзя исключать, что знаменитый скифский котел уцелел в водовороте бурных событий прошедших веков и лежит где-то в верховьях Синюхи. Ведь его поисками всерьез никто не занимался.
В Эксампее находилось, как полагают исследователи, общескифское святилище [94, с. 282 ]. Отсюда и название «Священные пути».
Интересна мысль Д. С. Раевского о том, что урочище Эксампей является геометрическим центром «скифского четырехугольника» — простейшей модели организованного мира, или, иными словами, центром мира [211, с. 114].
Но Б. А. Рыбаков совершенно необоснованно отверг выводы Д. С. Раевского и привел такой довод: «...ведь сторона скифского квадрата равнялась 20 дням пути, а до Эксампея было всего четыре дня» [222, с. 211— 212, примеч. 22]. Однако этот единственный аргумент Б. А. Рыбакова ошибочен и основан на недоразумении и недопонимании письменных источников.
Во-первых, Геродот говорит о четырех дня плавания, а не пешеходного пути. А это далеко не одно и то же. День пути равен, как указывает «отец истории», 200 стадиям, т. е. примерно 36 км, а день плавания, как показал целый ряд расчетов, по данным Геродота, 55—58 км [12, с. 145—148 ]. Следовательно, четыре, дня плавания — это более шести дней пешеходного пути.
Во-вторых, по Геродоту, четыре дня плавания от моря приводят к устью реки Эксампей, а не к самой местности с таким же названием, где стоял котел Арианта. Эта местность находилась в верховьях реки, примерно в четырех днях пути от ее устья. Следовательно, святилище Эксампей находилось примерно в десяти днях пути от моря, т. е. в самом центре «скифского четырехугольника».
В связи с измерениями длины Гипаниса необходимо вкратце остановиться и на вопросе об устье Борисфена. Оно находилось, как принято считать, у современного Очаковского мыса, там, где сегодня расположено устье Днепро-Бугского лимана. Именно к этому мысу приводят расстояния, указываемые Псевдо-Скимном, Страбоном, Аррианом и другими античными авторами.
Но К. К. Шилик, занимаясь поисками Эксампея, пришел к иному выводу. Но его мнению, уровень моря во время пика фанагорийской регрессии снижался по сравнению с современным до 10 м и Одесская банка была надводным продолжением Кинбурнского полуострова, что удлиняло лиман на 45 км [275, с. 80, рис. 15]. Устье этого «удлиненного» лимана показано несколько восточнее современной Одессы, в районе с. Дофиновки. Отсюда исследователь и измерял длину Гипаниса. Поэтому устье Эксампея оказалось «смещенным» вниз по течению Гипаниса и этот приток был отождествлен не с Синюхой, а с Гнилым Еланцом.
Но эту реконструкцию опровергают сведения указанных античных авторов. По К. К. Шилику, расстояние от устья лимана до Ольвии превышало 80 км. Но Псевдо-Скимн и Страбон определяют расстояние от устья Борисфена до Ольвии, как уже говорилось, соответственно в 37,8 и 37 км. Соответствующие измерения приводят нас в район Очаковского мыса. К этому же мысу приходим мы, если измерять приведенные Аррианом расстояния от Никония к устью Борисфена. Эти и другие данные бесспорно показывают, что устьем Борисфена античные мореплаватели считали район современного Очаковского мыса.
Может быть, несмотря на то, что устьем Борисфена считался современный Очаковский мыс, Одесская банка все же была в надводном положении, но ограниченное ею водное пространство, являвшееся фактически лиманом, называлось еще морем?
В таком случае древнегреческие корабли входили в лиман фактически уже в районе Дофиновки и шли вверх к Ольвии. Затем, чтобы после Ольвии направиться к Крыму, они должны были вновь вернуться к Дофиновке и оттуда уже взять курс на восток. Иными словами, им необходимо было обогнуть Одесскую банку. А для этого потребовалось бы пройти от Очаковского мыса на запад 45 км (почти 300 стадиев) и еще столько же, чтобы вернуться к долготе Очаковского мыса. Но античные авторы свидетельствуют о том, что от Очаковского мыса суда шли прямо на восток к Тендровской косе. Так, Арриан в полном перипле сообща
ет, что от западной оконечности Ахиллова бега, отождествляемой с оконечностью Тендровской косы до устья Борисфена, т. е. Очаковского мыса, 200 стадиев, т. е. 32 км ( § 84), а в кратком перипле — и того меньше, 150 стадиев, т. е. 24 км ( § 31). Эти цифры соответствуют современным измерениям.
Таким образом, письменные источники показывают несостоятельность реконструкции К. К. Шилика для классического — эллинистического времени. Оконечность Кинбурнского полуострова находилась тогда примерно там же, где и сейчас. А в районе Одесской банки над водой могли выступать лишь небольшие отмели.
Следовательно, в классическое — эллинистическое время уровень моря не был-таким низким, как полагает К. К. Шилик, т. е. по сравнению с современным он не был опущен до 10 м. Сопоставление приведенных данных и проработка крупномасштабных батиметрических карт рассматриваемого района показывают, что уровень моря находился тогда на отметке примерно 5—7 м. Полученные цифры совпадают с выводами П. В. Федорова.
С локализацией притока Эксампей связаны также важные вопросы этногеографии Скифии. Рассмотрим некоторые из них.
Напомню сообщение Геродота о том, что, начиная от торжища борисфенитов, по Гипанису, «первыми живут каллипиды, которые являются эллино-скифами; над ними — другое племя, которое называется ализоны. Над ализонами живут скифы-пахари... Выше этих живут невры, а над неврами — земля, обращенная к северному ветру, на всем известном нам протяжении безлюдна» (IV, 17).
Локализация Эксампея дает возможность уточнить некоторые границы расселения указанных племен. Вернемся к словам Геродота о том, что «вблизи земли ализонов Тирас и Гипанис сближают свои излучины, но отсюда каждый из них поворачивает и течет так, что промежуток между ними расширяется» (IV, 52). Отсюда следует, что земля ализонов находилась в месте сближения Днестра и Южного Буга. Эта территория тянется от района Гайсина до Саврани. Следовательно, северная граница ализонов проходила примерно в районе Гайсина. А южная их граница находилась вблизи Саврани, т. е. несколько выше устья Эксампея. А само устье Эксампея было расположено, как свидетельствует Солин (XIV, 1), уже в земле каллипидов [12, с. 155—156].
Такому определению границ очень близки выводы ученых, занимающихся историей Скифии, основанные на изучении археологических культур этого региона [254, с. 226]. Близость независимых друг от друга локализаций окончательно убеждает в их правильности. Как мы видим, письменные и археологические источники взаимно дополняют и уточняют друг друга.
Первое и, пожалуй, наиболее подробное описание Гилеи дает нам Геродот. Посте упоминания Ольвии и живущих к северу от нее племен «отец истории» продолжает: «Если перейти Борисфен, первая от моря страна — Гилея, если же идти вверх от нее — там живут скифы-земледельцы, которых эллины, живущие у реки Гипанис, называют борисфенитами, а самих себя ольвиополитами. Эти скифы-земледельцы населяют землю к востоку на протяжении трех дней пути, доходя до реки, название которой Пантикап; в сторону северного ветра эта земля простирается на одиннадцать дней плавания вверх по Борисфену» (IV, 18).
А в другом месте при характеристике Борисфена Геродот сообщает: «Ясно, что он течет через пустыню в страну скифов-земледельцев: ведь эти скифы обитают по его берегам на расстоянии десяти дней плавания» (IV, 53).
Нетрудно заметить, что в первом отрывке протяженность земли скифов-земледельцев определена в одиннадцать дней, а во втором — в десять дней плавания. Исследователи нередко усматривают здесь противоречие [94, с. 236 ]. Но, если внимательно вчитаться в эти сообщения, мы увидим, что они не противоречат друг другу, а указывают два в некотором смысле разных расстояния, что уже отмечал Ю. Г. Виноградов [52, с. 79]. Одиннадцать дней плавания — это расстояние, на которое простирается земля, принадлежащая скифам-земледельцам, а десять дней плавания — это пространство, на котором непосредственно обитают эти племена. Отсюда следует, что один день плавания приходится на Гилею.
В параграфе, посвященном скифам-кочевникам, узнаем, что «вся эта земля, за исключением Гилеи,— безлесная» (IV, 19).
Излагая легенду об Анахарсисе, Геродот отмечает: «Когда же он прибыл в Скифию, то, углубился в так называемую Гилею (а она находится близ Ахиллова бега и вся полна разнообразнейшими деревьями)» (IV, 76).
А в легенде о происхождении скифов Геродот сообщает, что Геракл «прибыл в землю, которая называется Гилея» (IV, 9).
Характеризуя реку Гипакирис, «отец истории» указывает, что она «впадает в море близ города Каркинита, направо от себя оставляя Гилею и так называемый Ахиллов бег» (IV, 55).
Псевдо-Скимн со ссылкой на Эфора кратко сообщает, что «к востоку за Борисфеном так называемое Полесье (Гилея) заселяют скифы» (§ 844—845).
Помпоний Мела после описания Каркинитского залива сообщает: «Затем идут самые огромные в этих местностях леса и река Пантикап, отделяющая номадов и пахарей» (II, 5). И далее автор переходит к характеристике Ахиллова бега. Здесь речь идет, конечно же, о Гилее. Автор подчеркивает, что это — «самые огромные в этих местностях леса». Следовательно, он подразумевает, что весь описываемый регион достаточно богат лесами. А среди них особо выделяется Гилея. Это подтверждают и данные палеогеографов [179]. Действительно, в период фанагорийской регрессии, когда увлажненность материков Северного полушария была большей, чем теперь, по долинам более полноводных рек, особенно в их дельтах, росли густые пойменные леса, а склоны балок, низины были покрыты густыми перелесками.
Весьма показательна лаконичная характеристика Гилеи Плинием. Он отмечает, что эта «лесная страна дала морю, ее омывающему, название “Гилейского“, жители ее называются энекадиями» (IV, 83). Это сообщение свидетельствует о достаточно широкой известности Гилеи далеко за пределами Понта Эвксинского.
Стефан Византийский также лаконично сообщает в своем словаре: «Гилея — понтийская страна, иначе называемая Абика, т. е. Полесье». При этом дана ссылка на «Описание Понта» Александра Полигистора. Абика, надо полагать, скифское название Гилеи, на что указывал еще Л. А. Ельницкий (ВДИ, 1948, № 3, с. 327, примеч. 8).
Таковы основные сведения античных историков и географов о Гилее. При всей своей лаконичности они абсолютно однозначно указывают, что Гилея занимала обширную территорию современных Нижнеднепровских песков от Кинбурнского полуострова до Цюрупинска и Скадовска.
Необходимо сказать и о путанице, которую пытался внести в этот вопрос Б. А. Рыбаков. Он пришел к выводу о том, что существовали две разные Гилеи [222, с. 129—133,
140—142]. Первую он поместил на Нижнем Днепре, а вторую — на р. Ворскле, которую отождествил с Пантикапом Геродота. Всесторонний анализ имеющихся данных, а также рассуждений Б. А. Рыбакова показывает, что выделение двух Гилей совершенно искусственно и абсолютно ничем не обосновано. И Геродот, и другие античные авторы указывают одну-единственную Гилею — нижнеднепровскую. Сомневаться в этом и выдумывать еще одну Гилею нет никаких мало-мальски серьезных оснований. Такого рода попытка — не что иное, как насилие над текстом, с тем чтобы выдать желаемое за действительное и на этом возводить новые искусственные построения.
Итак, обратимся к району современного Кинбурнского полуострова. Кто знаком с этими местами, знает, что никаких лесов здесь нет. Наоборот, на многие десятки километров тут раскинулась настоящая пустыня — Нижнеднепровские пески. Но, как ни парадоксально, именно на месте этой песчаной пустыни в античное время шумели обширные лесные массивы Гилеи.
В более ранние геологические периоды здесь была дельта древнего Днепра1. Река выходила в море в районе современной Тендровской косы. Постепенно дельта переместилась в широтном направлении к своему современному положению, и конфигурация берегов приобрела соответствующие очертания. Все огромное пространство между старой и новой дельтой было покрыто плодородными иловыми наносами реки и изрезано множеством мелких рукавов и проток. Здесь и разрослись огромные буйные леса, которые скифы назвали Абикой, а греки — Гилеей. Как показал пыльцевой анализ из Кардашинского торфяника близ Цюрупинска, здесь произрастали дуб, вяз, ольха, береза, граб, клен, орех, липа и сосна [179, с. 362].
В последующие столетия в результате естественных географических изменений и нарастающей хозяйственной деятельности человека леса Гилеи катастрофически быстро сокращались. В средние века они были еще довольно обширными. Весьма показательно, что во времена Древней Руси здесь существовал город Олешье, а в наше время — город Алешки, современный Цюрупинск. Эти лесные массивы обозначены на многих средневековых картах, где иногда дается даже античное название — Гилея, как, например, на карте Понта Эвксинского 1590 г. из исторического атласа Ортелия.
К XVIII в. прежние лесные массивы сократились до весьма скромных размеров. Вот, к примеру, что пишет об этом П. О. Бурачков: «Поселившись на Кинбурнском полуострове в 1760 году, прадед мой застал всю левую сторону лимана от крепости Кинбурна до Алешек покрытую густым, хотя и не сплошным лесом, состоящим из дуба, березы, ольхи, бересты и осины, и звери, как, например, дикие козы, свиньи и даже олени, находили в них убежище» [47, с. 3].
Дальнейшие естественные географические изменения, а главное — хищническая вырубка привели к практически полному исчезновению лесов. И вот на месте лесной страны Гилеи раскинулись современные Нижнеднепровские пески.
Осмысливая в целом сведения античных авторов о Гилее, следует отметить, что из них наибольшее внимание Гилее уделяет Геродот. Его данные свидетельствуют о том, что в архаическое—классическое время роль Гилеи в жизни скифов и эллинов была весьма велика. Об этом же говорят и археологические материалы. Ведь именно в Гилее находилось Ягорлыцкое поселение VI—V вв. до н. э., довольно крупный ремесленно-производственный центр с удобной гаванью, работавший на богатейших местных сырьевых ресурсах (лес, как топливо, гематитовые пески для железоделательного производства, кварцевые пески, сода для стеклоделательного производства и т. д.) [186, 187].
В эллинистическое время роль Гилеи, надо полагать, значительно уменьшилась. Ее лишь кратко упоминает передаваемый Псевдо-Скимном Эфор. А в описаниях Страбона, Арриана она вообще отсутствует. К этому времени Ягорлыцкое поселение уже не существовало. Другие более или менее крупные поселения неизвестны.
А сведения Помпония Мелы и Плиния Старшего с весьма показательной характеристикой Гилеи относятся, надо полагать, именно к архаическому—классическому времени.
При описании района современного Днепро-Бугского лимана Страбон указывает реки Борисфен и Гипанис и «остров перед устьем Борисфена с гаванью» (VII, 3, 17). А составитель «Хрестоматии из “Географии" Страбона» приводит и название этого острова: «Устья реки Борисфена и остров
Борисфен находятся в углу Тамиракского залива» (из кн. VII). Клавдий Птолемей указывает в этом районе остров Борисфениду. Несомненно, речь идет об одном и том же острове.
Ранее этим островом считали современную Березань. Затем выяснилось, что Березань в античное время была, как уже говорилось, не островом, а полуостровом.
Всестороннее изучение всего комплекса имеющихся письменных, археологических, палеогеографических, картографических и других источников позволило отождествить остров Борисфен (Борисфениду) с дельтовым островом, существовавшим на современном Кинбурнском полуострове между основным руслом Борисфена (совр. Днепровский лиман) и пересохшим ныне рукавом реки [10, с. 132—135; 12, с. 116—128]. Вкратце остановлюсь на основных выводах и положениях этой локализации.
Данные палеогеографии показывают, что в античное время, а также в средние века через современный Кинбурнский полуостров протекали, как минимум, два днепровских рукава, которые отделяли западную часть полуострова в виде двух дельтовых островов.
Палеогеографическая реконструкция подтверждается письменными и картографическими источниками. Клавдий Птолемей (III, 5, 2), Руфий Авиен (§ 720), составитель «Хрестоматии из “Географии" Страбона» (из кн. VII) указывают не устье, а устья Борисфена. Летописец Нестор в «Повести временных лет» сообщает, что Днепр впадает в море «тремя жерелы», т. е. устьями. Несомненно, что в этих сообщениях имеются в виду основное устье реки у Очаковского мыса, т. е. устье современного Днепро-Бугского лимана, а также устья пересохших ныне днепровских рукавов, протекавших через современный Кинбурнский полуостров. А средневековые морские компасные карты, так называемые портоланы, дают возможность наглядно убедиться в правильности полученной палеогеографической реконструкции. Почти на всех этих картах на месте современного Кинбурнского полуострова изображены два дельтовых острова: один — большой, другой — значительно меньше (см. атласы А. Норденшельда, В. Кордта, Б. Димитрова и др.). На некоторых из этих карт показан только один большой остров. Видимо, картографы в этих случаях указывали один из рукавов, а другой, менее значительный, не учитывали. Указанный рукав Днепра существовал вплоть до XVI—XVII вв. под названием «Запорожская протока».
На берегу этого рукава в античное время существовало довольно крупное ремесленно-производственное Ягорлыцкое поселение [186, 187]. Была здесь и удобная спокойная гавань, куда заходили корабли из различных торговых центров.
Все это дает достаточно оснований для отождеств ления острова Борисфен (Борисфенида) с западной частью современного Кин-бурнского полуострова. Такое предположение почти сто лет назад высказал В. В. Латышев [148, с. 297 ]. Но тогда еще не было необходимых палеогеографических и археологических данных. И эта мысль осталась без должного внимания. Теперь же имеющиеся данные полностью подтверждают давнее предположение В. В. Латышева.
Необходимо подчеркнуть, что на карте «Понта Эвксинского» из исторического атласа А. Ортелия составленной в 1590 г., этот остров назван Borysthenes insula. Видимо, средневековый географ имел в своем распоряжении не дошедшие до нас источники, которые подробнее сообщали о местоположении острова Борисфен (Борисфенида). Хотя в тот период локализация указанного острова не представляла особых трудностей. Его местоположение было в прямом смысле очевидно. А последующее превращение этого острова в полуостров в результате исчезновения днепровских рукавов и отделение соседнего Березанского полуострова от материка значительно осложнили решение этого вопроса.
Таким образом, остров Борисфен (Борисфенида) отождествляется с западной частью современного Кинбурнского полуострова. На острове, как уже было сказано выше, в античное время существовало Ягорлыцкое поселение с удобной гаванью.
В результате трансгрессии море затопило часть острова и образовало довольно обширный Ягорлыцкий залив. Как показали подводные археологические исследования
А. С. Островерхова, на дне залива оказалась прибрежная часть Ягорлыцкого и других поселений (Спортсмен-подводник, 1986, № 77). Этот район весьма перспективен для дальнейших комплексных историко-археологических и палеогеографических исследований, в том числе к подводных.
Ахиллов бег, отождествляемый с современной системой Тендровской и Джарылгачской кос, указывают почти все античные авторы. Если Геродот лишь кратко упоминает «так называемый Ахиллов Бег» (IV, 55), то последующие источники дают более подробные описания. Псевдо-Скимн приводит уже лаконичную характеристику: «Ахиллов Бег — морской бег, очень длинный и узкий» (§ 820—821).
Сведения Страбона дают уже достаточно полное представление об этом районе: «За островом, лежащим перед Борисфеном, сейчас к востоку идет морской путь к мысу Ахиллова Бега, месту, лишенному растительности, но называемому рощей и посвященному Ахиллу. Затем — Ахиллов Бег, выдающийся в море полуостров; это — узкая коса, длиною около тысячи стадиев по направлению к востоку; наибольшая ширина ее — два стадия, а наименьшая — четыре плетра. От материка, находящегося по обе стороны перешейка, она отстоит на шестьдесят стадиев; почва на ней песчаная, вода колодезная. Посередине ее перешеек, имеющий около сорока стадиев. Заканчивается полуостров у мыса, называемого Тамиракой и имеющего пристань, обращенную к материку» (VII, 3, 19).
Очень близкое этому описание содержится в полном перипле Арриана: «От мыса Тамираки тянется Ахиллов Бег, весьма длинная и узкая береговая полоса, простирающаяся вдоль пролива на 1200 стадиев, а в ширину имеющая 4 плефра; концы ее имеют вид островов; от материка она отстоит на 60 стадиев. Посередине ее истмовидный (т. е. узкий) перешеек соединяет с материком (или с твердой землей), простираясь в длину на 40 стадиев. Если проплыть от Тамираки мимо упомянутого Бега до другой косы Ахиллова Бега, называемой Священной рощей Гекаты, получаются упомянутые 1200 стадиев. От Священной же рощи Гекаты до судоходной реки Борисфена, ныне называемой Данаприем, 200 стадиев» ( § 84).
Сравнение этих двух отрывков показывает, что они, безусловно, восходят к одному общему источнику, что не
однократно отмечали исследователи [217, с. 70—71; 121, с. 155—156; и др.]. И М. И. Ростовцев, и П. О. Карышковский считают этим источником Артемидора, но по разным соображениям и на различном материале. М. И. Ростовцев пишет: «Я уже говорил о том, что источником Страбона является, по всей вероятности, Артемидор из Эфеса. Но Артемидор не может быть и источником Анонима, так как в § 89 (63) данные Артемидора, совпадающие с расчетами Страбона, противопоставляются данным источника Анонима» [217, с. 71 ]. И далее он приходит к выводу, что Аноним пользовался периплом IV—III вв. до н. э. неизвестного автора, который послужил источником также для Артемидора. А П. О. Карышковский, анализируя процитированный отрывок Анонима, отмечает: «Это место Мюллер не возвел к какому-либо источнику; представляется вполне вероятным, что этим источником был Артемидор, прямая ссылка на труд которого приведена составителем перипла несколько ниже» [121, с. 155, примеч. 29].
Как мы видим, одна и та же ссылка на Артемидора в полном перипле Арриана (перипл Анонима, или Псевдо-Арриана) привела ученых к абсолютно противоположным выводам: П. О. Карышковский считает, что описание Ахиллова бега взято именно у Артемидора, М. И. Ростовцев исключает это.
В настоящее время, когда выяснилось, что перипл Арриана и так называемый перипл Псевдо-Арриана, или Анонимного автора,— это не два разных перипла, а краткая и полная редакция перипла Арриана, в основе которого лежит перипл неизвестного автора IV—III вв. до н. э., становится очевидным, что Артемидор, живший двумя столетиями позже, никак не мог быть автором описания Ахиллова бега. Наоборот, он сам, как и Страбон и Арриан, пользовался в числе других источников периплом IV—III вв. до н. э.
Страбон достаточно полно изложил имевшиеся у него данные и округлил длину косы до тысячи стадиев. Арриан в кратком перипле практически полностью опустил описание Ахиллова бега, а в полном перипле подробно охарактеризовал его.
Помпоний Мела не только описывает Ахиллов бег, но и объясняет происхождение его названия: «Затем выступающая длинная полоса земли соединяется с берегом узким перешейком, потом на большом пространстве понемногу умеренно суживается и, собирая свои длинные бока как бы в виде острия, прилежит в виде лежащего меча. Существует предание, что Ахилл, вступивший в Понтийское море с
враждебным флотом, праздновал там свою победу торжественными играми и, успокоившись от войны, упражнял в беге себя и своих. Поэтому эта коса названа Ахилловым Бегом» (II, 5).
Евстафий в своих «Комментариях к “Землеописанию" Дионисия» приводит иное предание: «Бег Ахиллов, на котором живет племя тавров1, представляет собой узкую и длинную косу; по Географу (т. е. Страбону.— М. А.), это низкий полуостров вроде ленты (или перевязи), длиной почти в тысячу стадиев к востоку, песчаный, в два стадия наибольшей ширины. Этот бег пробежал эллинский герой Ахилл, преследуя агамемнонову дочь Ифигению, похищенную из Авлиды в Скифию, когда Артемида подменила ее ланью для жертвы. Ахилл, пробыв здесь долгое время, как думает и Ликофрон, дал этому месту свое имя. По наиболее распространенному преданию, Ифигения была ранее помолвлена за Ахилла; иные же говорят, что это другой Ахилл, скифский царь этих земель, который влюбился в отосланную туда Ифигению и останавливался здесь во время преследования, отчего это место и названо Ахилловым. Те, которые это говорят, ссылаются на слово Алкея: “Ахилл, ты, который владычествуешь над Скифской землей “» (§ 306).
Так или иначе, предания связывают название косы с бегом Ахилла. И в лаконичных сообщениях некоторых древних авторов говорится просто об упражнениях знаменитого героя. Приведу еще раз слова Плиния, который указывает «полуостров, протянутый в форме меча в поперечном направлении и по причине упражнений Ахилла названный Ахилловым Дромом; длина его, как сообщает Агриппа, 80 миль» (IV, 82). Аммиан Марцеллин также лаконично характеризует «узкий берег, который туземцы зовут Ахилловым Бегом, так как он замечателен упражнениями этого фессалийского вождя» (XXII, 8, 41).
Клавдий Птолемей дает следующее описание этого района: «Устье реки Борисфена 57°30'— 48°30', устье реки Гипаниса 58°— 48°30', Роща Гекаты, мыс 58°30'— 47°30', перешеек Ахиллова бега 59°— 47°40', западный, мыс Ахиллова бега, который называется Священный мыс, 57°50'— 47°30', восточный мыс, называющийся Мисаридой, 59°45'— 47°30', Кефалонес 59°45'— 47°50', Прекрасная (гавань) 59°30'— 47°45' Тамирака 59°20"— 48°30', устье реки Каркинита 59°40'— 48°30' (III, 5, 2)».
Сразу же отметим, что в силу специфики работы Птолемея конфигурация берегов здесь сильно искажена, координаты неточны. Поэтому приведенные данные могут быть использованы лишь в общем плане. Расстояния же между указанными пунктами несопоставимы со сведениями других авторов и реальной географией.
Таковы основные сведения античных историков и географов об Ахилловом беге.
Длина его равнялась, как указано в полном перипле Арриана, 1200 стадиям, т. е. 189 км. В настоящее время она составляет почти 150 км. Эта разница вполне естественна и легко объяснима. Дело в том, что система Тендра — Джарылгач находится в постоянной эволюции. Она изменяется под воздействием двух противоположных процессов. В результате повышения уровня море постепенно подтапливает эту косу. В то же время песчаные наносы моря постоянно увеличивают ее основание и она вновь появляется над уровнем воды. Скорость этих процессов различна и изменчива. Поэтому и длина Ахиллова бега, и его конфигурация в деталях время от времени менялись.
Ярким примером тому являются различные расстояния, приведенные Аррианом и Плинием. Неизвестный автор IV—III вв. до н. э. определил длину Ахиллова бега, как передает в полном перипле Арриан, в 1200 стадиев, или 189 км. А Агриппа в I в. до н. э. указал, согласно Плинию, 80 миль, или 118,5 км. Эта весьма существенная разница объясняется не ошибкой Агриппы, как обычно считали исследователи, а уменьшением длины косы за прошедшие два с лишним столетия. Процесс затопления морем Ахиллова бега значительно быстрее, чем его наращивание за счет песчаных наносов. В результате коса стала значительно короче.
По данным Птолемея, длина Ахиллова бега — 646 стадиев, которые при стадии в 185 м составляют 119,5 км. Этот результат практически полностью совпадает с цифрой Агриппы. Случайно ли такое совпадение? Конечно же, нет. При всех искажениях данных Птолемея длина Ахиллова бега меньше всего зависит от сетки координат и специфики работы. Географ знал его длину в линейных мерах, вероятнее всего, в милях и перевел их в координаты. Эти измерения близки по времени к данным Агриппы и указывают реальную протяженность косы на тот момент.
Палеогеографические изменения в этом районе повлекли за собой, как мы увидим далее, и соответствующие изменения в топонимике. В результате в описаниях антич
ных авторов возникли, помимо указанных расхождений в длине Ахиллова бега, и другие несоответствия и неясности.
Комплексное изучение письменных, археологических, палеогеографических, картографических и других данных показывает, что эволюция проходила примерно таким образом.
В период максимума фанагорийской регрессии, т. е. в классическое — эллинистическое время, Ахиллов бег примерно соответствовал современным Тендровской и Джарыл га чекой косам, даже был несколько длиннее. Судя по данным неизвестного автора перипла IV—III вв. до н. э., которые передают нам Страбон и Арриан в своем полном перипле, древняя коса была значительно уже и соединялась с материком узким перешейком длиной в 40 стадиев, или чуть более 6 км, который находился в районе современного Железного Порта и значительно расширился за прошедшее время.
Западная оконечность Ахиллова бега примерно соответствует современной оконечности Тендровской косы. Арриан в полном перипле сообщает, что она называлась Священной рощей Гекаты. Страбон же характеризует ее «как место, лишенное растительности, но называемое рощей и посвященное Ахиллу». Здесь действительно существовало святилище Ахилла. Его остатки были случайно обнаружены в 1824 г. при постройке Тендровского маяка группой матросов под командованием капитана Критского. Здесь был раскопан небольшой зольный холм, так называемый эсхар, в котором найдены большое количество античной керамики, обломки мраморных рельефов, мраморные плиты с посвященными Ахиллу надписями, более 800 монет различных античных городов, боспорских и фракийских царей и римских императоров [256, с. 55 сл.; 109, с. 153 сл. ].
Исследователи полагают, что Страбон правильно указал название этого места, а автор перипла «ошибочно приписал западной оконечности А х иллова Дрома название мыса, лежащего невдалеке от него» [230, с. 119]. Этот мыс — Роща Гекаты, упоминаемый Птолемеем вблизи этой оконечности Ахиллова бега, локализуют обычно на современном Кинбурнском полуострове.
Но Птолемей указывает мыс Роща Гекаты на одной широте с западной и восточной оконечностями Ахиллова, бега — 47°30‘, т. е. на самой косе. По данным Страбона, расстояние от западной оконечности Ахиллова бега, которая названа у него Священным мысом, до мыса Роща Гекаты составляет 225 стадиев, или 42 км, при стадии вели
чиной в 185 м. Думается, что какие-либо серьезные искажения в определении местоположения Рощи Гекаты по отношению к Священному мысу маловероятны, поскольку привязка дана только по долготе и только к оконечности. Задача Птолемея была также проста, как и в случае с длиной Ахиллова бега,— пересчитать линейное расстояние в координаты по долготе. Зависимость от сетки координат здесь минимальна. Минимальными должны быть и ошибки при пересчете.
В свете изложенного представляется, что автор перипла не ошибся, назвав западную оконечность Ахиллова бега Священной рощей Гекаты. Видимо, это — первоначальное название рассматриваемого района. В дальнейшем в результате происшедших палеогеографических изменений деревья и кустарники здесь исчезли. И название перестало соответствовать действительности.
На оконечности косы было сооружено святилище Ахилла, о котором мы уже говорили. И Страбон, пользуясь, помимо перипла, еще каким-то более поздним источником, вполне обоснованно указывает здесь «место, лишенное растительности, но называемое рощей и посвященное Ахиллу».
А восточная, оконечность Ахиллова бега в классическое—эллинистическое время примерно соответствовала современной оконечности Джарылгачской косы. Этот мыс назывался, как сообщают Страбон и Арриан, Тамиракой. Страбон при этом добавляет, что здесь была обращенная к материку гавань. Следы этой гавани практически не выявлены. За прошедшие тысячелетия топография этого района в деталях существенно изменилась. Поэтому для поисков и изучения указанной гавани необходимы комплексные историко-археологические и палеогеографические исследования, в том числе и подводные.
Примерно в конце II—I вв. до н. э. конфигурация Ахиллова бега претерпела существенные изменения. В результате повышения уровня моря и других геологических процессов западная и восточная оконечности отделились от основного тела косы и превратились в острова. Длина Ахиллова бега соответственно уменьшилась: от 189 км, по данным полного перипла Арриана, до 118,5—119,5 км, согласно сведениям Плиния (со ссылкой на Агриппу) и Птолемея.
Западная оконечность Ахиллова бега со святилищем Ахилла превратилась в небольшой вытянутый песчаный остров. Этот остров изображен на многих средневековых
портоланах и более поздних картах. Он существовал под названием Тендры вплоть до XIX в. Затем остров соединился с Тендровской косой и стал ее современной оконечностью.
Таким образом, примерно с конца II—I вв. до н. э. в северо-западной части Понта Эвксинского существовало два посвященных Ахиллу острова — остров Левка, называемый также островом Ахилла (совр. остров Змеиный), и, видимо, безымянный остров, который позже был назван Тендрой. Появление второго острова ввело в заблуждение многих античных авторов. Вследствие этого они указывают здесь только один остров — Левку и приводят весьма путаные сведения о его местоположении, так как сливают в одно целое описание двух различных островов.
Наиболее яркий пример такого слияния сведений о двух разных островах дает Плиний. После указания Ольвии от сообщает: «Назад по берегу — Ахейская гавань, затем Ахиллов остров, знаменитый могилой этого мужа, а на расстоянии 125 миль от острова — полуостров, протянутый в форме меча в поперечном направлении и по причине упражнений Ахилла названный Ахилловым Дромом; длина его, как сообщает Агриппа, 80 миль» (IV, 83). И далее, в разделе об европейских островах читаем: «Перед Борисфеном есть указанный остров Ахилла, который называют еще Левка и Макарон. Этот остров, по современным показаниям, лежит в 140 милях от Борисфена, 120 милях от Тиры и 50 милях от острова Певка. Окружность его около 10 миль» (IV, 93).
Начнем со второго отрывка. Здесь бросаются в глаза следующие основные противоречия и несоответствия.
1. Остров указан «перед Борисфеном... в 140 милях от Борисфена». Не слишком велико расстояние в 140 миль, чтобы считать, что этот же остров лежит «перед Борисфеном»? Поскольку это «современные показания», то отмеченное расстояние измерено, надо полагать, непосредственно в милях, а не переведено из стадиев в мили. Соответствующий пересчет показывает, что 140 миль составляют 207 км. Здесь, бесспорно, имеется в виду остров Левка. Прямое расстояние от основного устья Борисфена, т. е. от современного Очаковского мыса до этого острова, равно примерно 190 км. Разница, как мы видим, назначительна и вполне объяснима. А указание «перед Борисфеном» относится, надо полагать, к острову Тендре.
2. Остров указан в 120 милях от устья Тиры. Расстояние от устья Тиры до Левки почти вдвое меньше. В то же
время Плиний сообщает, что «в 120 милях от Тиры река Борисфен...» В обоих случаях фигурирует, одинаковое число миль. Безусловно, речь идет об одном и том же расстоянии. Следовательно, здесь имеется в виду остров «перед Борисфеном», т. е. Тендра.
3. Остров указан в 50 милях от острова Певка. Приведенные 50 миль — это, о чем уже говорилось, не что иное, как 400 стадиев Псевдо-Скимна со ссылкой на Деметрия Каллатийского от острова Ахилла до земли, которые Плиний пересчитал в мили по соотношению 8:1. Следовательно, в этом случае подразумевается остров Левка.
4. Окружность острова составляет около 10 миль. Остров Змеиный совсем крохотный. Сегодня его окружность не достигает даже 3 км. В древности она равнялась, как сообщает Павсаний в «Описании Эллады», 20 стадиям, т. е. примерно 3,5 км. Указанная Плинием цифра больше примерно в четыре раза. Следовательно, здесь не может идти речь об острове Левка. Расстояние охоло 10 миль практически соответствует примерно 70 стадиям, которым, по сведениям Филострата-младшего, как мы увидим далее, равна окружность острова с храмом со стороны Меотийского озера. Здесь, безусловно, идет речь об одном и том же острове. А находился он, как мы увидим, на месте современной оконечности Тендровской косы.
Вернемся теперь к сведениям Плиния, где указаны «Ахиллов остров, знаменитый могилой этого мужа, а на расстоянии 125 миль от острова — полуостров, протянутый в форме меча в поперечном направлении и по причине упражнений Ахилла названный Ахилловым Дромом» (IV, 83). Здесь, бесспорно, имеется в виду остров Левка. Если указанные 125 миль до оконечности Ахиллова Дрома измерены непосредственно милями, что вероятнее всего, то это расстояние составляет 185 км. Прямое расстояние от острова Змеиного до оконечности Тендровской косы равно примерно 170 км. Разница, как мы видим, незначительна и вполне объяснима.
Таким образом, изложенные противоречия и несоответствия весьма наглядно показывают, что Плиний слил воедино имевшиеся у него сведения о двух разных островах — Левке и Тендре. Причиной путаницы послужило, надо полагать, именно то обстоятельство, что на том и другом острове существовал храм Ахилла. В результате остров Левка, названный Ахилловым островом, описан в разделе, посвященном району Борисфена. А в разделе об европейских островах фигурирует «указанный остров Ахил-
ла, который называют еще Левка и Макарон», вместивший в себе признаки обоих островов. А остров Тендра в описании Плиния фактически «исчез». Было бы заманчиво предположить, что название Макарон относилось именно к острову Тендре. Но это пока лишь догадка, которую в настоящее время проверить невозможно.
Аналогичную путаницу допустили и другие античные авторы. Например, Филострат-младший в своем «Рассказе о героях» сообщает, что остров Ахилла — «один из понтийских островов, лежащий ближе к негостеприимной стороне, которая для въезжающих в устье Понта приходится слева; в длину он имеет 30 стадиев, а в ширину не более четырех; на нем растут тополя и вязы, вокруг храма в порядке, а остальные как попало; храм построен со стороны Меотийского озера (которое впадает в Понт и равно ему по величине)... Посейдон, приняв в соображение огромное протяжение Понта и то обстоятельство, что вследствие отсутствия островов для мореплавателей нет пристанища, поднял упомянутый мной Белый остров, предназначив его Ахиллу и Елене для жительства, а морякам для стоянки на море. Владычествуя над всей влажной стихией и заметив, что реки Термодонт, Борисфен и Истр изливаются в море неудержимыми и вечно текущими потоками, Посейдон запрудил ил, который несут реки из Скифии в море, и образовал упомянутый остров, прочно утвердив его в глубине Понта» (XIX, 16).
В этих исключительно важных сведениях обращают на себя особое внимание следующие данные.
Во-первых, величина острова. Длина его — 30 стадиев, ширина — не более 4 стадиев. Следовательно, окружность острова насчитывает примерно 70 стадиев. Эти 70 стадиев практически равны «около 10 милям» Плиния. Конечно же, это — не случайное совпадение. Здесь фигурирует один и тот же остров и одно и то же измерение его. И Плиний, и Филострат-младший пользовались, надо полагать, общим источником. При этом Плиний перевел стадии в мили по соотношению 8:1.
Во-вторых, форма острова. Он вытянулся в длину, если считать стадий в 157,7 м, на 4,7 км, при ширине не более 631 м. Иными словами, остров представлял собой длинную узкую полосу суши. Конечно же, это — не Змеиный. Столь специфическая форма острова заставляет обратить взор к Ахиллову бегу. Наибольшая его ширина составляет, как указывает Страбон, 2 стадия, а наименьшая — 4 плетра (плефра), равного 29,6 м. У Филострата-младшего мак
симальная ширина — вдвое больше. Но обратимся к словам Арриана, который, описывая косу, сообщает, что «концы ее имеют вид островов». Эти слова означают, что оконечности были шире самой косы. Такая конфигурация наблюдается и сегодня. И объясняется это закономерностью формирования песчаных наносов в этих районах. Таким образом, различие в цифрах о ширине косы и острова не противоречит его отождествлению с западной оконечностью Тендровской косы.
В-третьих, указание о том, что расположенный на острове «храм построен со стороны Меотийского озера». Эти слова, как и сведения о размерах острова, имеют исключительно важное значение для его локализации. Ведь если бы речь шла о храме на острове Левке, никому и в голову не пришло бы определять его местоположение относительно Меотиды. Да и сделать это было невозможно и не нужно. Такой ориентир абсолютно ничего не давал. А главное — храм Ахилла на Левке находился в юго-западной части острова, со стороны дельты Истра, т. е. в направлении, как раз противоположном тому, которое могло лишь весьма приблизительно указывать путь к далекой Меотиде.
Район же Ахиллова бега, «привязанного» к устью Борисфена и Каркинитскому заливу, античные авторы при общем географическом ориентировании конкретно связывают с Меотидой. Страбон, например, сообщает: «Вся эта страна очень холодна вплоть до мест, лежащих между Борисфеном и устьем Меотиды; из самых приморских местностей холодным климатом отличаются самые северные, именно устье Меотиды и еще более устье Борисфена» (VII,
3, 18). И далее географ подробно описывает местности между названными ориентирами. А Плиний, охарактеризовав низовья Борисфена, переходит к Каркинитскому заливу и отмечает: «Омывая огромные пространства, где обитают многие народы, море идет большим заливом, не достигая пяти миль до Меотиды, (IV, 84). Эти и другие письменные источники наглядно показывают, что античные историки и географы абсолютно ясно представляли себе, в каком направлении от устья Борисфена и расположенной недалеко от него западной оконечности Ахиллова бега лежит Меотида, и при необходимости указывали этот ориентир. Именно так и поступил Филострат-младший, уточняя, в какой именно части острова расположен названный им храм. Безусловно, здесь имеется в виду оконечность Ахиллова бега, отделившаяся в виде отдельного острова.
В-четвертых, Филострат-младший сообщает, что на острове, «растут тополя и вязы, вокруг храма в порядке, а остальные как попало». На Левке никаких деревьев, как известно, не было. А западная оконечность Ахиллова бега называлась, как сообщают Арриан и Страбон, рощей. Такое название было дано, конечно же, не случайно. Этот район примыкал к знаменитой Гилее. Следовательно, описанная картина относится именно к острову, отделившемуся от западной оконечности Ахиллова бега.
В-пятых, Филострат-младший приводит два различных объяснения относительно происхождения острова Ахилла. Сначала он сообщает, что Посейдон «поднял остров Белый», а затем рассказывает, как тот «запрудил ил, который несут реки из Скифии в море, и образовал упомянутый остров». Остров Левка — тектонического происхождения. Следовательно, первая версия относится именно к нему. А ставшая островом западная оконечность Ахиллова бега, как и вся коса и прилегающее к ней побережье, представляет собой аллювиальные наносы древней дельты Борисфена, перекрытые песчаными наносами моря. А во время пика фанагорийской регрессии эти илы обнажились и были хорошо видны. Таким образом, происхождение этого острова соответствует второму объяснению.
Итак, рассмотренные в этих пунктах сведения наглядно показывают, что Филострат-младший, как и Плиний, слил в своем описании сведения о двух разных островах — Левке и Тендре. Причина путаницы также заключается в том, что на обоих островах существовал храм Ахилла.
Клавдий Птолемей указывает Ахиллов, или Белый остров, под координатами 57°30'— 47°50' (III, 10, 8), т. е. всего в 200 стадиях, или 37 км северо-западнее западной оконечности «Ахиллова бега, который называется Священный мыс». Это уже не та оконечность, роща, которую указывают Страбон и Арриан, а новая. А указываемый Птолемеем остров и есть та, ранняя оконечность, отделившаяся от остальной косы. Расстояние от новой оконечности до острова, т. е. ширина разделившего их «пролива», у географа, видимо, несколько больше действительного. Но это преувеличение вполне объяснимо спецификой работы Птолемея. Весьма показательно, что остров указан на одной долготе с устьем Борисфена, в 333 стадиях, или 62 км. Это расстояние примерно в два раза больше действительного, но в абсолютном измерении указанное искажение не столь уж значительно и также вполне объяснимо. В целом же
приведенные цифры убедительно свидетельствуют о том, что Птолемей под Ахилловым, или Белым островом, указывает координаты бывшей -западной оконечности Ахиллова бега, ставшей отдельным островом. Змеиный же не указан вообще. Его название дано отмеченному острову у Ахиллова бега. Как мы видим, Птолемей впал в ту же ошибку, что и Плиний, и Филострат-младший, а также многие другие авторы.
В свое время Г. Келер, М. И. Ростовцев, П. О. Карышковский, М. В. Скржинская и другие исследователи высказывали аналогичный вывод о том, что указанные античные авторы в своих описаниях слили воедино сведения о двух разных островах [330, с. 632 сл.; 215, с. 187; 121, с. 150, примеч. 6; 228, с. 28]. Но вторым островом ученые считали Березань. Теперь, когда бесспорно установлено, что Березань в античное время была полуостровом, необходимо сделать соответствующую поправку: не Березань, а Тендра.
Необходимо отметить также, что ранее, когда еще не было достаточно полной картины об эволюции западной оконечности Ахиллова бега, автор настоящей книги относил соответствующие сведения Плиния и Филострата-младшего к западной части Кинбурнского полуострова, отождествляемого с островом Борисфеном (Борисфенидой) [10, с. 132—135; 12, с. 121 —128]. Ныне же, с получением новых данных комплексное изучение имеющихся источников убедительно показывает, что речь идет об острове, отделившемся от западной оконечности Ахиллова бега, т. е. об острове Тендре.
Обратимся теперь к восточной оконечности Ахиллова бега. В классическое—эллинистическое время она, как уже говорилось, примерно соответствовала современной оконечности Джарылгачской косы и называлась Тамиракой.
Примерно в конце II—I вв. до н. э. в результате повышения уровня моря и других геологических процессов восточная часть Ахиллова бега отделилась от остальной косы и превратилась, как можно понять из сведений античных авторов, в три небольших острова.
Страбон при описании Каркинитского, или Тамиракского залива, сообщает: «В этом заливе есть три островка, а вдоль берега — мели и немногие подводные камни» (VII, 4, 1).
Плиний в разделе, посвященном европейским островам, после «смешанного» описания острова Ахилла продолжает:
«Остальные острова — в Каркинитском заливе: Кефалоннес, Сподуса и Макра» (IV, 93).
Сопоставление этих сведений и проработка крупномасштабных батиметрических карт Каркинитского залива дают основания отождествить указанные Страбоном и Плинием острова, что предполагал еще Л. А. Ельницкий (ВДИ, 1949, № 2, с. 284, примеч. 8). Эти острова изображены почти на всех средневековых портоланах и более поздних картах. В последующие столетия они вновь соединились с упомянутой оконечностью и отождествляются с восточной частью современной Джарылгачской косы. Следы других древних островов в заливе не прослеживаются. Мелкие острова в районе устья р. Каланчак и верховьях залива образовались уже в последние столетия и не могут отождествляться с указанными античными авторами островами, как это полагали некоторые исследователи (ВДИ, 1948, № 2, с. 233, примеч. 10; ВДИ, 1949, № 2, с. 284, примеч. 8).
Обратимся теперь к данным Птолемея. Восточная оконечность Ахиллова бега названа у него Мисаридой. Но это уже не тот мыс, который указывают Страбон и Арриан под названием Тамирака, а новый, образовавшийся после отделения от косы указанных выше островов. Тамирака же находится у Птолемея примерно в 520 стадиях (96 км) севернее Мисариды и примерно в 110 стадиях (20 км) западнее устья р. Каркинита. Вторую цифру надо признать близкой к действительности. Первая же цифра очень преувеличена. Надо полагать, географ «привязал» Тамираку именно к Каркиниту, т. е. пересчитал линейное измерение и получил соответствующие координаты. Вследствие неизбежных при состыковке двух соседних участков искажениях расстояние между Мисаридой и Тамиракой оказалось чересчур «растянутым». Кроме того, сказались существенные ошибки при ориентировке указываемых объектов относительно друг друга. Так, например, Прекрасная гавань помещена к северу от Мисариды, тогда как в действительности она находилась в противоположном направлении — на юг от мыса, через Каркинитский пролив.
Примерно в 167 стадиях, или 31 км, на север от Мисариды Птолемей указывает Кефалоннес. Это тот самый остров Кефалоннес, который Плиний называет в Каркинитском заливе вместе с двумя другими островами: Сподусой и Макрой. Но Птолемей почему-то не говорит о топографии Кефалонеса, как, впрочем, и Тамираки.
Тамирака Птолемея также была островом. Во времена источника Страбона и Арриана (полный перипл) Тамирака представляла собой восточную оконечность Ахиллова бега, а затем отделилась от остальной косы и превратилась в остров.
Вернемся теперь к сведениям Плиния. Он указывает рассматриваемые острова в такой последовательности: Кефалоннес, Сподуса и Макра. Отсюда следует, что в более ранние времена, т. е. до конца II—I вв. до н. э., Макра была оконечностью Ахиллова бега. При этом обращает на себя внимание тот факт, что оба названия весьма близки: Та-ми-рака — М-акра. В первом случае вторая часть названия представляет собой, надо полагать, испорченное акра, т. е. мыс. Ведь эта местность действительно была мысом.
Именно так характеризуют ее Страбон, Арриан и другие античные авторы. Плиний правильно передает это слово, но у него оказалась испорченной первая часть названия. Если источник Страбона и Арриана правильно передал первую часть названия, то из сказанного следует, что восточная оконечность Ахиллова бега, отделившаяся потом в отдельный остров, именовалась Тамиакрой.
Обратимся теперь к краткому периплу Арриана. Здесь дано весьма лаконичное описание рассматриваемого района: «От Прекрасной Гавани до Тамираки триста стадиев; внутри Тамираки есть небольшое озеро. Отсюда еще триста до устья озера; от устья озера до Эионов — триста восемьдесят стадиев, а отсюда до реки Борисфена — сто пятьдесят» ( § 31). Как мы видим, это описание существенно отличается от сведений, изложенных в полном перипле. Здесь практически отсутствует характеристика Ахиллова бега, названного одним словом — Эионы. Под Эионами в соответствующих местах подразумеваются восточная и западная оконечности Ахиллова бега. Но какой же объект назван Тамиракой? Ведь автор ничего не говорит об этом, а только приводит это название.
Видимо, такого рода неясности привели Л. А. Ельницкого к локализации гавани Тамираки на южном берегу Каркинитского залива у озера Бакал, которое отождествляется им с упоминаемым в кратком и полном перипле Арриана озером (ВДИ, 1947, № 4, с. 202; примеч. 4; ВДИ, 1948, № 1, с. 273, примеч. 1). И Бакальская коса соответственно должна быть отождествлена с мысом Тамиракой. Основываясь на этих выводах, мы ранее пытались нало
жить приведенные Аррианом расстояния на современную карту [14, с. 119, рис. 6].
Выявленная эволюция восточной оконечности Ахиллова бега позволила объяснить существовавшие неясности и противоречия в этих вопросах. Комплексное рассмотрение имеющихся данных показывает, что для локализации гавани Тамираки у озера Бакал, отождествления этого озера с упоминаемым Аррианом озером, а Бакальской косы — с мысом Тамиракой нет никаких оснований и никакой необходимости.
Полученная палеогеографическая реконструкция позволяет теперь предложить следующее объяснение сведений Арриана.
В полном перипле Тамиракой названа, как уже говорилось, восточная оконечность Ахиллова бега, которой примерно соответствует оконечность современной Джарылгачской косы. Расстояние от Прекрасной гавани, существовавшей на месте современного поселка Черноморского, до Тамираки автор перипла определяет в 300 стадиев, или 47 км. Эта цифра примерно соответствует действительной. И далее следует описание Ахиллова бега.
А в кратком перипле Арриан использовал другой, более поздний источник, относящийся ко времени, когда Тамирака стала уже островом. Данный источник определяет расстояние от острова Тамираки до устья небольшого озера, которое находилось «внутри Тамираки», т. е. Тамиракского, или Каркинитского, залива, тоже в 300 стадиев, или 47 км. Это озеро существовало где-то в верховьях современного Каркинитского залива. Указанное расстояние не противоречит такой локализации. Далее читаем, что «от устья озера до Эионов — триста восемьдесят стадиев», или 60 км. Здесь измерено обратное расстояние от упомянутого озера, но уже не до острова Тамираки, а мимо него далее на запад до новой оконечности Ахиллова бега, называемой просто Эионами. Отсюда следует, что расстояние между старой и новой оконечностью Ахиллова бега равнялось 80 стадиям, или 13 км.
Сравнение сведений античных авторов позволяет предположить, что изменения в восточной оконечности происходили в такой последовательности. Сначала образовался остров Тамирака, который, видимо, указан в кратком перипле Арриана. Спустя некоторое время появился и остров Кефалонес (Кефалоннес). И источник (или источники) Клавдия Птолемея называет уже два острова: Кефалонес и
Тамираку. Затем от одного из этих островов отделился остров Сподуса. И Плиний перечисляет уже три рассматриваемых острова. Соответственно в такой последовательности датируются и сведения источников.
Разумеется, высказанные здесь выводы и предложения требуют дальнейшего изучения и дополнительной аргументации. Будем надеяться, что комплексные историко-археологические и палеогеографические исследования в западной и восточной оконечности Ахиллова бега дадут новые важные результаты, которые позволят полнее и точнее осветить эти вопросы. Необходимо подчеркнуть также перспективность целенаправленных подводных археологических исследований в этих районах.