Наша группа ВКОНТАКТЕ - Наш твиттер Follow antikoved on Twitter
33

Введение

Общий ход греческой истории с VIII по VI в. до Р. Х.

Падение царской власти и владычество знати

В эпоху так называемой микенской культуры, которую открыл Шлиман и расцвет которой относится приблизительно за полторы тысячи лет до P. X., в Греции была сильная монархическая власть, хотя и тогда единого государства там, по-видимому, не существовало. Памятники того времени — «циклопические» стены из колоссальных каменных глыб; обширные дворцы, богато украшенные, с живописью на стенах, иногда с целым лабиринтом зал, коридоров и комнат, с магазинами и кладовыми для запасов; могилы, очевидно — царские, то в виде шахт или глубоких ям, в которых тела иных покойников оказываются засыпанными драгоценностями всякого рода, то в виде величественных куполообразных сооружений, роскошно отделанных, — все это красноречиво говорит нам не только о сравнительно развитой технике, о богатой внешней культуре, некогда процветавшей преимущественно по берегам и островам Архипелага, о тесных сношениях с восточными странами и т. п., но и о типе государств микенской эпохи, о том, что тогдашние цари были могущественными властелинами, что в их распоряжении сконцентрированы были силы подвластного им населения, масса рабочих рук, огромные материальные средства.
Среди переворотов, наступивших в конце II тысячелетия до P. X., — тех племенных переселений, из которых главным является вторжение дорийцев в Пелопоннес, — пали «микенские» царства и пышная микенская культура. Цари последующей, гомеровской эпохи (за 1000—800 лет до P. X.), известной нам по «Илиаде» и «Одиссее», резко уже отличаются от царей эпохи микенской, строителей громадных стен, дворцов и гробниц. Правда, они царствуют «божьею милостью», получают скипетр от самого

34

Зевса; но это — не восточные деспоты и не монархи со всей полнотой неограниченной власти: гомеровский царь, особенно в «Одиссее», скорее primus inter pares, первый между равными; его окружают представители знатных родов, «геронты», «старцы» или старейшины, с которыми он «думает», совещается и делит свою власть; это — его сотрапезники, советники и ближайшие помощники.
В гомеровскую эпоху существует и народное собрание, которое в «Илиаде» тождественно с собранием войска, аналогично тому, что мы видим и у древних германцев. Но роль этого собрания еще ничтожна. Обыкновенно ему оставалось лишь выслушивать решение царя и геронтов. Голосования не происходило, и собрание выражало свое одобрение бурным криком, по выражению поэта, подобным шуму, когда ветер вздымает «волны огромные моря» и бросает валы о нависший утес или когда «бурный зефир наклоняет высокую ниву, то подымался грозно, то падая вдруг на колосья». Иногда отдельные личности вроде Терсита решаются выступать с резкой речью против вождя-царя, но масса не поддерживает их; народ смеется и выражает сочувствие Одиссею, когда тот наносит побои Терситу (Илиада, II песнь).
В период с VIII до VI столетия включительно мы видим в Греции ряд важных внутренних переворотов или, точнее, перемен: падение царской власти и господство аристократии, затем борьбу народа, демоса, против этой аристократии, владычество тиранов и, наконец, переход к демократии или к более умеренной аристократии. Перемены эти совершаются с замечательной последовательностью и происходят почти повсеместно в Греции. Уже одна эта повсеместность показывает, что они вызваны были не частными, случайными причинами, а причинами более общими и глубокими, коренившимися в самом ходе развития греческого общества, — в том историческом процессе, который совершался тогда в Греции.
К середине VIII в. монархическая власть исчезает почти всюду в Греции. Как исключение и своего рода «культурный пережиток», сохранилась она в Аргосе, в Спарте да на окраине греческого мира, у отставших в культурном отношении полуварварских племен, например у молоссов в Эпире. Но в Аргосе, где цари упоминаются еще во время Персидских войн, это была лишь тень

35

прежних монархов; в Спарте царская власть тоже утратила свое настоящее значение, свою сущность, и сохранила скорее лишь внешние атрибуты.
Падение монархии в Греции произошло постепенно, без крупных потрясений. Уже в гомеровскую эпоху царь был в сущности только первым между равными ему представителями знатных родов. Между царем и его родом, с одной стороны, и знатными, могущественными фамилиями — с другой, не было резкой разницы; их не отделяла какая-либо непроходимая грань. Знатные, подобно царю, нередко вели свое происхождение от богов и героев; их тоже называли иногда «царями». В период переселений и завоеваний царская власть была еще необходима; но по миновании его миновала необходимость и в царской власти. Теперь уже не было такой нужды в сосредоточении власти в одних руках. Самые природные условия Греции, устройство ее поверхности, далеко не способствовали образованию единого государства с сильной центральной властью. В древней Греции всегда было много отдельных, самостоятельных небольших государств, и там развился тип государства-города. А в таких небольших государствах легко было обойтись и без царя. Притом тут особа царя не могла быть окружена ореолом величия, подобно тому, как на Востоке; она не казалась чем-то таинственным и грандиозным; она была, так сказать, на виду у всех, со всеми ее человеческими слабостями и недостатками. Наконец, царь гомеровской эпохи в своем лице соединял обязанности военачальника, правителя, судьи и жреца. Но с течением времени политическая жизнь развивалась. Отношения делались сложнее, и являлась необходимость в расчленении прежде единой власти.
Монархия прежде всего падает в греческих колониях, в городах малоазийского побережья: здесь легче было отрешиться от прошлого, от традиционного уважения к царской власти; на новой почве, среди новых условий, легче было возникнуть и новому порядку, новым формам политической жизни, не говоря уже о том, что в этих колониях, особенно в Ионии, исторический процесс вообще совершался быстрее и скорее обнаруживались новые явления в жизни греческого общества.
Итак, в VIII столетии до P. X. монархия в Греции уступает место аристократии, причем эта перемена совершается боль-

36

шей частью не путем революции, а путем эволюции. Иногда власть от царя переходит в руки целого царского рода. Так было, например, в Коринфе, где стала властвовать фамилия Бакхиадов, к которой принадлежали и прежние цари. Случалось, что потомки царей удерживали свой титул; за ними оставалось жречество и некоторые привилегии или же этот титул переносился на сановника и членов коллегии, носивших обязанности сакрального характера.
Новейшие ученые — и в их числе Эд. Мейер, автор капитальной «Истории древности», — называют период от переселения племен и до возвышения демоса, эпоху Гомера и могущества знати, греческим «средневековьем». И действительно, в тогдашней Греции мы видим черты, напоминающие нам средние века Западной Европы. Общественные группы и наследственные сословия резко разграничены. Господствующее положение занимает землевладельческая военная знать, разделенная на роды (γένος), проникнутая сословным сознанием, корпоративным духом, сражающаяся сначала на колесницах, потом верхом на коне, любящая войну, рыцарские подвиги, охоту и пиры. При дворах знатных певец — желанный гость; это — эпоха героической песни, позднее — лирики и новеллы. Чем для средневекового Запада были рыцарские турниры, тем для греков того времени были Олимпийские и им подобные игры, с их ристаниями и состязаниями. Слабый ищет защиты сильного, и у тогдашних аристократов Греции была многочисленная клиентела. Мы видим крестьян в положении людей более или менее зависимых, начиная от смягченных форм крепостничества и до полной закабаленности; видим господство натурального хозяйства, по крайней мере, в первой половине греческого средневековья, ремесло — презираемым и мало развитым...1
Аристократы, как класс, носили в Греции различные названия: их называли обыкновенно «хорошими», «лучшими» (άριστοι, отсюда и самое слово «аристократия» и «аристократы»), «благо-

1 Meyer Ed. Geschichte des Altertums. Bd. II. Stuttgart, 1893. S. 291 f. Ср. также у К. Ю. Белоха, Р. фон Пёльмана и др.; кроме того: Dondorff Η. Adel und Bürgertum im alten Hellas // Historische Zeitschrift. Bd. LXVII. 1891. S. 212 f.
37

родными»; «эвпатридами», иногда «богатыми» и даже «жирными», подобно тому, как в средние века в Италии городской патрициат назывался popolo grasso. Простой народ противополагался им как «дурные», «худые» или «худшие», «подлые» люди.
Основой могущества и влияния греческой знати было, во-первых, происхождение. Если впоследствии даже в демократических Афинах благородное происхождение имело большое значение и считалось «великим и почетным жребием»; если еще Аристотель говорил, что в наилучшем государстве ремесленник не пользуется правом гражданства, что тот, кто ведет жизнь ремесленника или поденщика, не может развивать в себе гражданской доблести, что для этого и для участия в государственных делах нужен досуг; то тем более во времена греческого средневековья и владычества аристократии господствовало убеждение, что только знатный и богатый человек, не обремененный заботами о насущном хлебе, может заниматься государственными делами. Ремесленники и вообще демос, трудящийся в поте лица, еще считались недостойными принимать участие в управлении.
Но могущество знати основывалось не на одном только происхождении. В те времена знатность соединялась с богатством и аристократы были в пору своего владычества самым богатым классом в Греции. В их руках сосредоточивалась крупная земельная собственность. Кроме того, у знатных были многочисленные стада скота. Но особенно любили они содержать коней: хорошие кони — необходимая принадлежность тогдашнего аристократа; это — его гордость. Высшее сословие в некоторых греческих городах даже носило название «всадники». В домах знати имелись богатые запасы металлов, оружия, утвари, всякого рода припасов, вина и проч. Когда впоследствии стала развиваться торговля и возвысился торговый класс, то аристократы, например, Эгины и некоторые другие, приняли участие и в торговом движении. Но все же землевладение оставалось главной основой богатства знати.
Аристократы были и главной военной силой. Еще Аристотель принципом аристократии выставлял доблесть, подобно тому как принципом демократии, по его словам, была свобода. Располагая материальными средствами и досугом, аристократы могли проходить школу своего рода рыцарского воспитания; они могли предаваться военным упражнениям, гимнастике, играм и т. п. В ту

38

пору главную силу на войне составляла конница. Но чтобы иметь колесницу и соответствующее вооружение, содержать коней, нужно было располагать большими средствами, слугами, челядью. Всем этим располагали аристократы. Аристотель по этому поводу замечает, что тем, кто небогат, нелегко содержать коней; поэтому в древние времена в городах, сила которых была в коннице, господствовала олигархия.
Аристократы были обладателями и тогдашнего образования. Оно было еще мало распространено и тоже соединялось обыкновенно со знатностью и богатством. Аристократы являлись знатоками и толкователями обычаев и права, хранителями старины и традиции. Они были судьями и жрецами; некоторые жреческие обязанности связаны были с известными фамилиями.
Таким образом, в те времена аристократия была не только политической, но и социальной, военной и культурной силой. Немудрено, что ей принадлежало владычество.
И в лучшую свою пору аристократия смотрела на свое владычество не только как на право и привилегию. Она понимала, что noblesse oblige. Она служила обществу и государству, и в мирное, и в военное время, в совете и на поле битвы. Она отправляла дорого стоившую военную службу и щедро выполняла общественные повинности. Тогда аристократы в известном смысле действительно были άριστοι, «лучшие» мужи, и с честью несли лежавшие на них обязанности.
Но с течением времени замечается нравственный упадок аристократии, деморализация и разложение ее. Сыновья часто не были похожи на своих отцов, которые, как мы сказали, с честью несли свою службу государству и обществу. Новые поколения расточали богатства, предавались наслаждениям, забавам и роскоши. Недаром издавались законы против излишней пышности. Сыновья знатных росли среди неги и роскоши, тогда как молодое поколение демоса среди труда и забот закалялось в борьбе за существование. Наконец среди аристократии обнаруживается и разлад, происходят раздоры и соперничество, борьба отдельных лиц и фамилий за власть. Разумеется, это не могло способствовать упрочению могущества знати.
Было время, когда знатный человек оказывал во многих случаях покровительство и защиту слабому, простому, когда он был

39

для демоса «кремлем и башней», по выражению поэта2. Но, в общем, положение народной массы с падением царской власти не улучшилось, а скорее ухудшилось. Прежде царь мог стать посредником между знатными и простым народом; в его даже интересах было оказывать покровительство демосу, чтобы иметь в нем опору против могущественной знати и ее притязаний. Теперь же простой народ был всецело в руках правящей аристократии, и ее владычество вскоре стало для него тяжелым игом. К тому же с VII в. в экономической жизни Греции происходит перемена, которой мы будем еще касаться и которая не могла не повлиять на ухудшение отношения знатных к народной массе: начинается переход к денежному хозяйству, появляются первые признаки капитализма, обнаруживается страстная погоня за деньгами. Прежние патриархальные отношения уступают место эксплуатации и большему произволу. Тут влияли не только личная корысть и алчность, но и более общие причины. С распространением денег и с переходом от чисто натурального хозяйства к денежному цены повышались, жизнь становилась дороже. А между тем noblesse oblige. Родовой знати приходилось состязаться с возвышавшимся новым классом, богатыми купцами, промышленниками, своего рода капиталистами. Надо было поддержать свое достоинство, сохранить общественное положение, соответственное знатности. Иные аристократы сами принимались за торговлю; но для большинства земля оставалась по-прежнему главным источником дохода, и чтобы добыть новые средства, приходилось выжимать их из земли, повышать с крестьян аренды, поборы, повинности, без пощады относиться к неисправным плательщикам.
Слабому трудно было найти правды и защиты против сильного: и господами, и судьями были знатные. Жалобы на тяжелую долю земледельца, на беззащитность слабого и в особенности на отсутствие правды в судах, мы встречаем уже за 700 лет до P. X. у Гесиода в его «Трудах и днях»3. Мрачными красками рисует Гесиод современный ему век — «век железный», когда люди обречены весь день страдать от труда и тяжелых забот, не иметь отдыха даже

2 Феогнида (234 Bergk4).
3 Есть русский перевод: Гезиод. Вступление, перевод и примечания Г. П. Властова. СПб., 1885.
40

ночью. «Позднее родиться или раньше умереть» хотел бы поэт, чтобы только не быть современником этого поколения, испорченного и преступного. Но зло станет еще хуже, и тогда, «прикрыв прекрасное тело одеждой белой, с земли широкой улетят на небо и Стыд, и Совесть», оставив смертным людям тяжкие печали, и не будет защиты против зла. В поучение правителям4 Гесиод приводит басню о ястребе и соловье. Ястреб схватил соловья «сладкозвучного» и нес его высоко в облаках, вонзив в него свои кривые когти, и когда тот начал жалобно стонать, то ястреб обращается к нему с такими словами: «Чудак! чего ты кричишь? Ведь ты во власти более сильного. И отправишься туда, куда потащу, хоть ты и певец. Захочу — съем, захочу — выпущу. Безумец тот, кто захочет бороться с сильным: и победы лишится он и сверх того испытает горечь унижения». «Так говорил быстролетный ястреб, ширококрылая птица». Неправый торжествует благодаря правителям-«дароедам», по выражению Гесиода, т. е. берущим подарки, взятки. В судах нет правды: ее изгнали правители-«дароеды», которые, как хотят, так и судят и постановляют несправедливые решения. Поэт грозит гневом и карой Зевса, который все видит, все наблюдает — и правду, и злые дела — и который каждому воздаст по делам. Есть еще дева Дика, Правда, рожденная от Зевса, и она ему поведает о нанесенных ей обидах, о несправедливости людей.
Неудивительно, что владычество аристократии стадо вызывать неудовольствие и ропот, и против этого владычества обнаружилась оппозиция.
Между тем в Греции наступали новые условия, которые в свою очередь отразились неблагоприятно на положении аристократии, и выдвигался новый класс, — возвышался демос.
Тут мы должны обратиться к другим сторонам того исторического процесса, который совершался тогда в Греции.

4 Гесиод называет их βασιλείς·, «цари»; но, вероятно, тут следует подразумевать знатных, в руках которых был суд: титул «цари» применялся и к ним, а из контекста видно, что речь идет главным образом о судьях.

Подготовлено по изданию:

Бузескул В. П.
История афинской демократии / Вступ. ст. Э. Д. Фролова; науч. редакция текста Э. Д. Фролова, Μ. М. Холода. — СПб.: ИЦ «Гуманитарная Академия», 2003. — 480 с. — (Серия «Studia Classica»).
ISBN 5-93762-021-6
© Э. Д. Фролов, вступительная статья, 2003
© Μ. М. Холод, приложения, 2003
© Издательский Центр «Гуманитарная Академия», 2003



Rambler's Top100