66

ЭЛЕГИЧЕСКАЯ ПОЭЗИЯ

Как Архилох, так и Семонид сочиняли элегии и ямбы, но если фольклорные истоки ямбической поэзии бесспорны и очевидны, то даже типологические аналогии бессильны помочь в поисках прямых фольклорных предшественников греческой элегии. Еще в античности выдвигалось предположение, что элегия возникла из обрядовых похоронных плачей и причитаний, исполняемых под флейту. Греческие плачи над мертвым (трены) могли быть изначально дидактичными и повествовательными, так как наряду с наставлениями живым сородичам и напутствиями покойному содержали рассказ о заслугах и добродетелях умершего. Первые элегические поэты, младшие современники Гомера, жившие, как и он, в Ионии, использовали назидательность

67

и повествовательность тренов (о чем свидетельствует, например, одна из тренодических элегий Архилоха, обращенная к какому-то паросцу Периклу), сохранили обязательное обращение к одному или нескольким адресатам, небольшой объем и четкий ритм. Но тема плача, вероятно, постепенно вытеснялась, заменяясь обращением старшего к младшим с целью поучения и наставления. Ранняя элегия нашла для себя литературный образец в эпической поэзии, заимствовав оттуда художественные средства, образы и даже несколько видоизмененный стихотворный размер. Никто из элегических поэтов не отмежевывается столь решительно от эпоса, как это делал Архилох. Даже если возможно согласиться с предположением о том, что стихотворный размер элегии — элегический дистих, — обязательный как для элегии, так и для эпиграммы, был заимствован из устных народных плачей, его близость к эпическому размеру несомненна. Несмотря на то, что элегический дистих представляет собой уже двустрочную строфу, а гекзаметр монострочен, вторая строка дистиха, так называемый пентаметр, в действительности представляет собой одну из разновидностей гекзаметра, составленную путем удвоения его первой половины. Схема элегического дистиха следующая:

Древнейшим элегическим поэтом греки называли ионийца Каллина Эфесского. Время его жизни неизвестно, но по отдельным косвенным свидетельствам он был, вероятно, современником Архилоха, т. е. жил в первой половине VII в. до н. э. Из его элегий сохранилось всего 4 отрывка, в которых поэт призывает молодежь своей родины спасти Эфес от нашествия врагов.
В первой половине VII в. до н. э. в Малую Азию вторглось с севера воинственное племя киммерийцев, опустошавшее все земли на своем пути. Каллин говорит о «пламени ярой войны», которое охватило все соседние города и приближается к Эфесу. Призыв к защите родины переходит далее в наставление: поэт противопоставляет почет и славу бесславию и позору, смерть неизбежна для всех, но лучшая смерть — гибель в бою за спасение отчизны, «за малых детей, за молодую жену». Примером поведения является идеальный образ доблестного воина. Этот воин «единый творит воинов многих дела», а для своего народа представляется живым воплощением того гомеровского героизма, носителем которого в «Илиаде» оказывается Гектор.
Тема защиты родины звучит в элегиях поэта Тиртея, жившего в Спарте во второй половине VII в. до н. э. В его стихотворениях четко отражены два исторических события — война Спарты с соседней Мессенией и реорганизация спартанского го-

68

сударственного устройства в соответствии с новой конституцией (элегия «Благозаконие»).
Тиртей призывает своих сограждан беречь родину, так как с ее благосостоянием связаны свобода и счастье всех спартанцев. Гарантией безопасности должна явиться твердость воина в боевом строю:

Славное дело — в передних рядах со врагами сражаясь,
Храброму мужу в бою смерть за отчизну принять.

Единство, основанное на родовой связи членов одного рода или одного племени, в напутствиях Тиртея вытесняется новым единством граждан одного полиса, города-государства, общей родины. Гомеровские герои сражались ради личной чести, славы и добычи. Тиртей внушает идею массового героизма во имя отечества и народа. «Хорошим гражданином» может быть признан тот, кто с честью погибает на поле сражения, «дурным» — трус или тот, кто в проигранной войне теряет все свое достояние. С этическими предостережениями в элегиях Тиртея переплетаются практические советы и указания, так как в общественном сознании того времени еще нет отдельной сферы нравственности. Поучение строится на конкретных примерах, предназначенных для наглядного восприятия. Адресатами поэта являются либо спартанские старейшины, к числу которых, возможно, принадлежит он сам, либо спартанская молодежь, — к ним он обращается в третьем лице и в императивных, категорических формах. Наряду с элегиями Тиртей сочинял маршевые песни, которые сопровождали спартанцев в бою даже в позднейшие времена.
Каллин и Тиртей еще не выступают как поэты личных чувств. Их политические элегии выражают общественное мнение и адресованы всему коллективу.
В ионийском городе Колофоне в Малой Азии около 600 г. до н. э. жил поэт Мимнерм, которого древние называли создателем любовной элегии. Рассказывали, что в честь своей возлюбленной Нанно он написал сборник элегий, названный ее именем. Однако краткие и разрозненные фрагменты этого сборника свидетельствуют о повествовательном характере элегий, прославляющих любовь к героиням древних сказаний, и не содержат даже намека на раскрытие субъективных чувств. В других отрывках элегий содержатся рассуждения о быстротечности жизни. Гомеровское сравнение кратковечности человеческого рода с листвой Мимнерм использует для сопоставления юности и старости. Он неоднократно возвращается к этой теме, и непреходящую ценность любви — дара золотой Афродиты — определяет тем, что любовь свойственна юности, ибо только юность привлекает к себе и сама отдается влечениям. Старость поэт изображает всегда как самую страшную противоположность юности:

69

Час роковой настает, — и являются черные Керы
К людям: у первой в руках — старости тяжкий удел,
Смерти удел — у другой. Сохраняется очень недолго
Сладостный юности плод: солнце взошло,— и увял.
После ж того, как пленительный этот окончится возраст,
Стоит ли жить? Для чего? Лучше тотчас умереть!
(Пер. В. Вересаева)

Возможно, эти элегии были размышлениями поэта, грустившего о прошлом и уставшего под бременем настоящего, т. е. предвосхищали современные элегии.
Ко времени Мимнерма свободе и независимости Ионии угрожала реальная опасность в связи с усилением ее ближайшей соседки — богатой и агрессивной Лидии. Вскоре крупнейшие города Ионии (Милет, Эфес, Колофон) после длительного сопротивления были вынуждены принять лидийских правителей. Теме героического сопротивления ионийцев Мимнерм посвятил эпическую поэму «Смирнеида». В дошедших до нас отрывках современная поэту военная героика перемежается историческими реминисценциями, за которыми скрыто сожаление автора по поводу того, что в старину люди были сильнее, чем теперь.
К началу VI в. до н. э. кризис ионийской культуры стал уже очевидным фактом. В это время на роль наследника малоазийской Ионии предъявляет свои претензии материковая Аттика с ее центром в Афинах, объявившая себя теперь «первой страной средь ионийских земель». С этими гордыми словами от имени Афин выступает Солон (640—560 гг.), все творчество которого проникнуто верой в высокое назначение его родины:
Родина наша не сгинет вовеки по воле Зевеса И по желанью других, вечно бессмертных богов. Ибо над нею Афина Паллада, могучая сердцем, Гордая мощным отцом, руки простерла свои.
Солон — носитель нового творческого мироотношения. Свои взгляды на жизнь и деятельность человека он достаточно четко выразил в возражении Мимнерму, когда последний установил предел человеческой жизни временем наступления старости и ограничил его шестьюдесятью годами. Солон ответил ему:

Смерть пусть приходит, когда минет десяток восьмой.

Для Солона характерно деятельное и рациональное отношение к жизни, поэтому старость он воспринимает не как бремя, а как период житейской мудрости и активного использования жизненного опыта. Вся поэзия Солона неотделима от личности поэта — государственного деятеля, трибуна, который обращается к своим слушателям-согражданам с рассуждениями и наставлениями. Для него, как и для них, поэтическая речь является единственной формой общественно-политического выступления, формой убеждения и агитации.

70

В древности большой известностью пользовалась «Саламинская элегия» Солона, из ста строк которой сохранилось всего шесть. С ней связана любопытная история. Во время военного столкновения с городом Мегарой афиняне лишились острова Саламина, владение которым обеспечивало им выход в открытое море. После неудачных попыток реванша был издан закон, запрещающий под страхом жестокого наказания даже упоминание о Саламине. Тогда Солон под видом неизвестного никому чужеземца пришел на городскую площадь и начал читать стихи, призывая к битве за Саламин:

Вестником я прихожу с желанного вам Саламина,
Но вместо речи простой с песнею к вам обращусь...

Стихотворение заканчивалось страстным воззванием:

На Саламин мы пойдем, сразимся за остров желанный,
И прежний стыд и позор с плеч своих снимем долой.

Воодушевленные этими стихами граждане сразу же поспешили за оружием, переправились на Саламин и разбили застигнутого врасплох противника.
В период ожесточенной борьбы между демосом и аристократами представители враждующих партий обратились к Солону, надеясь, что ему удастся предотвратить нежелательное для всех кровопролитие. Вероятно около 594 г. Солон был избран на пост главы государства и провел ряд преобразований, которые он подробно излагает в своих стихах.
В стихотворении о том, как он упразднил общественные и частные долги, поэт переносит нас в Суд Времени, куда недруги и завистники привлекли его. В его защиту выступает сама Мать-Земля, так как Солон исцелил ее израненное тело, приказав извлечь из него позорные залоговые столбы. Он разыскал ее несчастных детей-афинян, проданных в рабство за долги, и вернул их родной земле. В другом стихотворении Солон, вновь полемизируя со своими недругами, приписывает себе заслугу предотвращения столкновения между демосом и аристократами в Афинах. Своих врагов поэт образно сравнивает со стаей лающих псов, окруживших исполина-волка.
После того как законы, предложенные Солоном, были одобрены народным собранием, он надолго покинул Афины и отправился путешествовать с тем, чтобы в его отсутствии афиняне привыкли к его нововведениям и проверили их временем. Из его стихотворений известно, что он посетил Малую Азию, странствовал по Египту, был на острове Кипре. В элегиях он призывает своих сограждан понять и оценить эвномию, т. е. подлинный нравственный и социальный порядок, объявляя не богов, а самих людей виновниками выпавших на их долю несчастий. Он первым вводит понятие «вины» и «наказания», или «искупле-

71

ния», с которыми связывает все происходящее в жизни общества и отдельных людей.
Солон представляет человеческую жизнь как последовательный ряд отдельных ступеней. Этой теме он посвящает одну полностью сохранившуюся элегию, где, разделив жизнь человека по седьмицам, подробно характеризует каждый из десяти семилетних периодов. Особый интерес представляет элегия, в которой Солон затрагивает основные вопросы человеческого существования. Она начинается с молитвы к Музам, к которым поэты обычно обращались за правдивым рассказом о прошлых событиях. Но в отличие от эпических певцов Солон ждет от Муз награды и доброй славы; именно Музы должны оценить его деятельность, направленную на достижение блага и справедливости, так как основным своим помощником в этом трудном пути к прекрасной цели он, Солон, выбрал поэзию. Подобно Архилоху поэт говорит о своем желании быть другом для друзей и ненавистным для врагов. Рассуждая о богатстве. Солон делит его на справедливое и несправедливое. Он мечтает о справедливом и называет его даром богов. Всякое несправедливо нажитое богатство, говорит Солон, повлечет за собой жестокое наказание. Расплата может последовать не сразу и обрушиться на далеких потомков, но приход ее неминуем. Всякая человеческая деятельность, по мнению Солона, таит в себе опасность, так как исход ее обычно для человека неясен:

Всякому делу опасность присуща, никто не предвидит,
Дело едва лишь начав, как оно после пойдет.

Для того же, чтобы избегнуть несчастий и непорядка в жизни, человеку следует соблюдать меру, так как чрезмерность и пресыщение порождают заносчивость и надменность («гибрис»), за которыми следует преступление и катастрофа.
Солон не был бы сыном своего времени, если бы усомнился в беспредельном могуществе богов. Но, призывая людей к активной деятельности, к соблюдению порядка и меры, он на них самих возлагает ответственность за совершенные ими деяния. В этом требовании разумных и соразмеренных человеческих действий в соответствии со справедливостью — основное жизненное кредо поэта. Все эти представления, впервые четко и последовательно изложенные у Солона, в дальнейшем будут развиты в аттической трагедии.
Ошибочно было бы считать Солона, законодателя и поэта, бесстрастным моралистом или проповедником аскетизма. Вся его поэзия проникнута безграничной любовью к жизни и стремлением воспринимать ее во всем многообразии. Так, на склоне лет он радуется тому, что «в старости с каждым я днем многому снова учусь». Но возраст не препятствует наслаждаться радостями жизни: «Любы мне и теперь Афродита, Дионис и Музы, все те, кто людям несут радость — источник утех».

72

Имя Солона стало у греков нарицательным именем идеального эллина, гражданина и человека, носителя ясного жизнеутверждающего мировоззрения. В VI в. Солон сделался одним из героев народного сказания о семи мудрецах.
В элегической поэзии архаического периода, предназначенной для исполнения в местах общественных собраний, включая совместные пиры, несколько особняком стоит небольшой сборник стихотворений разнообразного содержания. Ядром этого сборника из 1400 с лишним стихов являются стихотворения Феогнида из города Мегар, обращенные к его младшему другу Кирну. Поэт наставляет Кирна в правилах поведения и житейской мудрости, включая в свои рассуждения афористические застольные изречения, чьи-то чужие стихи; впоследствии ко всему этому были добавлены более поздние стихотворения подобного типа, так что в дошедшем до нас сборнике невозможно с полной гарантией выделить подлинные стихотворения Феогнида. Тем не менее личность самого поэта достаточно ярка. Феогнид — потомственный мегарский аристократ, изгнанный в результате победы демократической партии. Эти политические противники — основной объект ненависти поэта, утверждающего, что нравственность каждого человека определяется всегда его происхождением. Поэтому для него «добрыми» и «порядочными» могут быть только аристократы («благородные»), все же остальные оказываются «подлыми» и «дурными», так как они— «низкорожденные». Поэзию Феогнид считает лучшим средством для увековечения своей ненависти и передачи ее в наследство грядущим поколениям.

Песня людская бессмертна. И есть, и была, и пребудет
Песня у людей, пока Феб всходит над черной землей.
(Пер. А. Пиотровского)

Для Феогнида и его окружения все, не являющиеся аристократами по рождению, заслуживают презрения:

Твердой ногой наступи на грудь суемыслящей черни,
Бей ее острым бодцом, шею пригни под ярмо.
(Пер. А. Пиотровского)

«Аристократический» характер феогнидовского сборника определяет его пессимизм, его особую, доселе непривычную настроенность. В нем постоянны жалобы на бедность и невзгоды, а переживания и ситуации типичны для людей, которые выкинуты за порог жизни и связаны одной социальной судьбой. Отсюда ноты беспредельного отчаяния, вплоть до мыслей о том что

Лучшая доля для смертных — на свет никогда не родиться
И никогда не видать яркого солнца лучей.
(Пер. В. Вересаева)

73

Во всех этих жалобах и стонах нет следов созидательных идей или планов реальных общественных преобразований. Междоусобица представляется нормой, а отношения людей, по мнению Феогнида, основываются на трезвой осторожности и взаимном недоверии.

Подготовлено по изданию:

Чистякова Н.А., Вулих Н.В.
История античной литературы. — 2-е изд. — М.: Высш. школа, 1971.
© Издательство «Высшая школа», 1971.