Вопреки стараниям Каллимаха и его единомышленников эпическая поэзия продолжала существовать. Литературным противником и соперником Каллимаха и всех представителей «поэзии малых форм» принято считать Аполлония Родосского, автора эпической поэмы «Аргонавтика». Аполлоний был единственным среди александрийских поэтов уроженцем Александрии, возможно, даже египетского происхождения, на что намекал Каллимах в своем поэтическом памфлете «Ибис». Памфлет до нас не дошел; по преданию, он был направлен против Аполлония, а тот, в свою очередь, ответил злой эпиграммой, обозвав Каллимаха «отбросами», «бездельником» (АР XI 275) 1.
Античные свидетельства об Аполлонии запутаны и противоречивы. Ясно, что вначале ему очень покровительствовал Птолемей II, поручив воспитание наследника престола и заведование александрийской библиотекой. Аполлоний изучал Гомера и древних лирических поэтов, написал сочинения об Архилохе и об Антимахе, а также генеалогические ученые поэмы о происхождении разных египетских городов. Когда же в 246/45 гг. после смерти Птолемея II на престол взошел его сын Птолемей III, женатый на киренской принцессе, той самой, которой Каллимах посвятил «Локон Береники», во главе библиотеки оказался Эратосфен Киренский. Тогда же, вероятно, прочно утвердились позиции Каллимаха. Аполлоний покинул Александрию и переехал на остров Родос, принял там гражданство и стал именоваться Родосским.
Теперь уже трудно установить причины отъезда и объяснить, почему на Родосе, оппозиционно настроенном по отношению к Птолемею III, столь радушно встретили Аполлония. Приняли ли его как политического изгнанника, или же опала была связана с официальным признанием главенствующей роли за его литературными противниками? Последнее предположение вполне оправдано исторически; следы литературных разногласий александрийских поэтов обнаруживаются повсюду, хотя сущность их до сих пор не разгадана. Поэма Аполлония, в которой в эпическом плане разрабатывается мифологический сюжет, является тем мифологическим эпосом с непрерывным и сквозным действием, против которого столь непримиримо выступал Каллимах. Но среди недавно обнаруженных фрагментов комментария к Каллимаху в числе имен его противников отсутствует Аполлоний. С другой же стороны, художественные принципы Аполлония в целом не только не противоречат каллимаховским, но даже сближаются с ними. Античные же свидетельства глухо упоминают о двух изданиях «Аргонавтики» и о том, что Каллимах был учеником Аполлония.
Поэма Аполлония была задумана автором как длинное эпическое повествование о героях, которые под предводительством Ясона добыли в Колхиде золотое руно и привезли его назад в Элладу. Поэтическая история мифа об аргонавтах, как были названы путешественники по своему кораблю Арго, уходила далеко в прошлое. В «Одиссее» все знают поэму или песню о корабле Арго (Од. кн. XII, 70). В III в. до н. э. предание было известно в разнообразных вариантах и давало возможность поэту показать свою эрудицию и блеснуть знанием редких и замысловатых мифов, связанных с заморскими странами. Тема же аргонавтов была крайне актуальной в связи со стремлениями Птолемеев включить Причерноморье в сферу египетского влияния. Поэт сам разделил поэму на 4 книги, приняв за основу деления примерный размер античной трагедии. Таким образом, «Аргонавтика» состоит примерно из 6 тысяч стихов. В первых двух книгах описываются сборы и путь в Колхиду, III книга посвящена приключениям и обстоятельствам добывания чудесного руна, а последняя рассказывает о бегстве из Колхиды и о возвращении. Аполлоний опирался на гомеровский эпос и желал воскресить его традиции в обстановке современной действительности. Однако для его времени дистанция, отделявшая мировоззрение двух эпох, оказалась непреодолимой. Гомеровский эпос создавался как история подлинного героического прошлого, достойного увековечения в настоящем. Для Аполлония миф утратил свое содержание и сделался предметом ученых изысканий и эстетических эмоций. Поэтому столь бледны и невыразительны его персонажи в роли свершителей героических подвигов, а боги, принимавшие деятельное участие в жизни героев в гомеровском эпосе, превратились в персонажей какого-то дальнего плана, их связь с миром людей надумана и неоправдана. Тем тщательнее сохраняет Аполлоний все художест-
венные приемы гомеровской эпической техники, следуя ей как в мотивах, так и в стиле. Поэтому, например, в «Аргонавтике» так много сравнений, мир которых значительно шире гомеровского. Но даже повторяя гомеровские сравнения, Аполлоний уже тесно связывает их с действием. В «Илиаде» сравнения почти не связаны с переживаниями или настроениями героев. В «Аргонавтике» именно эта функция сравнения становится постоянным средством художественного мастерства. Так, Ясон приобретает руно не мужеством и доблестью, как подобает эпическому герою, а благодаря любви к нему Медеи. Дочь царя Колхиды, волшебница и чародейка, влюбляется в чужеземца и, несмотря на то, что благополучие ее семьи зависит от обладания руном, вопреки воле отца, помогает Ясону выполнить его задачу. Переживания Медеи в ночь накануне предстоящих Ясону испытаний раскрыты в развернутом сравнении:
И волновалось в груди у нее сердце частым порывом.
Как иногда солнца луч, отраженный водой, что в подойник
Только что налили, или в котел, вдруг по горнице дома
Прыгать начнет, и в своем стремительном круговращеньи
Носится с места на место, туда и сюда устремляясь,
Так и в девичьей груди волновалося в трепете сердце.1
(Пер. Г. Церетели.)
Аполлоний сохраняет основные особенности гомеровского языка, используя его в качестве основы и обнаруживая при этом большую ученость.
Но достоинства поэзии Аполлония Родосского обнаруживаются не в нарочитой приверженности к наследию прошлого, а там, где он проявляет себя как эллинистический поэт. Его поэме недоставало внутреннего единства, и он применил принцип сквозного и непрерывного во времени действия. Повествование строилось по отдельным эпизодам, и он связал их тщательно продуманными и хорошо подобранными мотивировками. А мифы, в реальность которых вряд ли кто-нибудь уже верил серьезно, оживали и вступали в жизнь, когда с их помощью поэт объяснял происхождение различных обычаев, обрядов, географических наименований, личных имен и т. д., удовлетворяя таким образом этиологические интересы своих современников. Отсюда обилие в «Аргонавтике» всевозможных удивительных историй, для нас особенно любопытных благодаря тому, что многие из них локализованы в районе Черного моря.
Эллинистические симпатии Аполлония особенно ярко обнаружились в изображении внутреннего мира человека, в показе человеческих страстей, в первую очередь, любви. Выступая в этой области продолжателем и учеником Еврипида, Аполлоний пошел дальше своего учителя. Любовную тему, введенную Еврипидом в драму, Аполлоний перенес в эпос; начиная с III книги эта тема
стала основным средством развития действия. Поэт так изобразил и проанализировал историю любви Медеи с момента ее возникновения, что он по праву может считаться первооткрывателем психологического анализа в античной литературе. Его Медея, вначале простодушная и наивная девочка, совершенно преображается под влиянием неожиданного для нее чувства, рождение которого Аполлоний подает двояко. Впервые Медея сама увидела идущего ко дворцу Ясона и мгновенно влюбилась в него, подобно феокритовской Симефе, героини II идиллии. А уже после этой встречи никем незамеченный в зале дворца появился Эрот, спрятался за стулом Ясона и выпустил стрелу в сердце Медеи. Так была сохранена традиционная эпическая мотивировка божественного вмешательства. Чтобы спасти любимого, Медея становится обманщицей, преступницей и, наконец, в IV книге появляется уже та коварная и жестокая волшебница, которую давно знали по мифу и его литературным переработкам. История Медеи, героини III книги «Аргонавтики», имела большое будущее: с ней, в частности, оказалась связана психологизация любовной темы и вся ее последующая судьба в литературе. Нет необходимости далее перечислять все те новшества, которые внес Аполлоний в эпическую поэзию; к ним принадлежит дегероизация олимпийских богов, детали быта, забавы и игры детей, картины природы с игрой красок, т. е. все то, что впоследствии включил в «Энеиду» Вергилий, а потом унаследовала новая литература.
Но создать в III в. до н. э. героический эпос гомеровского типа Аполлоний не смог. Причины неудачи скрывались не во множестве разнообразных несовместимых традиций и не в индивидуальных особенностях поэта. На пути к созданию единого художественного произведения встали прежде всего современная поэту действительность и те существенные сдвиги в мировоззрении, благодаря которым произведение объективно-повествовательное с героическим содержанием не могло возникнуть. Однако эллинистические монархи и полководцы ждали от поэтов прославления своих подвигов и всячески поощряли их увековечение. В этом отношении эпическая поэзия поддерживала официальную линию и идейно-политическая тенденция «Аргонавтики» была направлена на утверждение внешнеполитического курса Египта середины 50-х годов.
Имена поэтов, авторов эпических поэм на исторические и мифологические темы, достаточно многочисленны, но произведения их не сохранились. Возможно, что проверка временем оказалась для них губительной. Более благоприятной была судьба дидактической эпической поэзии, ориентированной на Гесиода.
Большой и длительный успех сопутствовал поэту Арату, автору эпической поэмы о небесных явлениях— «Феномены», которую даже в средние века использовали как руководство по метеорологии. Арат родился в Малой Азии, получил образование в Афинах, где увлекся стоической философией, а затем долгое вре-
мя жил при македонском дворе у Антигона Гоната. Он был очень плодовитым поэтом, но сохранились лишь «Феномены», где просто и доступно, гладким и певучим гекзаметром Арат популярно изложил астрономическую систему знаменитого Евдокса Книдского. Интерес к столь специальной теме в широкой читательской среде был вызван повсеместной верой в божественную природу звезд и увлечением астрологией. Как подобает, поэма открывалась вступлением, в котором прославлялся Зевс как бог всего сущего (стоицизм). Гесиодовские мотивы выступали особенно четко в отрывке, посвященном созвездию Девы. По Арату, Дева некогда жила среди людей и носила имя Справедливость (Дика), но затем она покинула землю и нашла себе приют среди звезд. Современники прославляли поэму; в I в. до н. э. ее дважды переводили на латинский язык (Варрон, Цицерон). Около 30 античных и средневековых ученых составляли комментарии к поэме, рожденной, по словам Каллимаха, в длительных бессонных ночах Арата.
Популяризация научных и псевдонаучных сведений средствами поэзии была явлением настолько распространенным, что всевозможные научные трактаты, например, об ядах и противоядиях (Никандр из Колофона), о кулинарном мастерстве и т. д. облекались в форму эпической дидактической поэмы. В сферу научных штудий включались также мифы, которые подвергались систематизации и каталогизации, причем в художественном плане образцом для поэтов неизменно была каталогическая поэзия Гесиода. Так, вышеназванному Никандру Колофонскому принадлежала поэма «Превращения», где были собраны мифы о всевозможных превращениях. Сохранившиеся отдельные их пересказы свидетельствуют о близости к Никандру Овидия, римского поэта конца I в. до н. э., автора «Метаморфоз». К Никандру же обращался старший современник Овидия, поэт Вергилий, используя его греческую поэму о земледелии («Георгина»), отдельная глава которой была специально посвящена описанию жизни пчел и основам пчеловодства («Мелиссургика»). Последним приверженцем эпической дидактики был Парфений из Ники и, попавший в 73 г. в плен во время войны Рима с Митридатом и привезенный в Рим. Этот раб, а затем вольноотпущенник, познакомил римлян с греческой поэзией и оказал своим творчеством огромное влияние на раннюю римскую поэзию, в первую очередь на неотериков. Среди произведений Парфения на мифологические темы были утраченная поэма «Метаморфозы» и различные стихотворения о Геракле. Римскому поэту Корнелию Галлу Парфений посвятил сохранившийся сборник в прозе под заглавием «Любовные страдания», в котором излагал мифы с любовным содержанием.
Любимым учителем ранних римских поэтов был Евфорион из Халкиды, придворный поэт сирийского царя Антиоха III (III в. до н. э.), автор эпиллиев и ревностный последователь Каллимаха. Произведения его не дошли, но недавно были найдены
значительные фрагменты двух эпиллиев. В одном рассказывалось о том, как Геракл привел из преисподней страшного пса Цербера. В другом поэт проклинал вора, похитившего у него на пиру ценный кубок, и запугивал его ссылками на различные мифы, в которых за кражами неизбежно следовали тяжелейшие наказания. Необычен язык Евфориона, изобилующий редкими и малоупотребительными словами. У него мало глаголов, содержание же повествования так запутано, что создается впечатление о сознательном намерении автора отвлечь внимание читателя от главного и переключить его на второстепенное и смежное. Изложение все время дробится, мысль мельчает и теряется. Поэт увлечен звучанием стиха и игрой с различными его оттенками. В отличие от Каллимаха Евфорион — серьезен. Жизнерадостность каллимаховской поэзии чужда ему, равно как и тот иронический оттенок, который возникает в результате критического отношения поэта к своему материалу и сознания своего превосходства над ним.