Историография II—III вв. продолжала оставаться одним из распространеннейших видов повествовательной прозы, сохраняя свою развлекательно-назидательную ориентацию. Однако историко-литературная ценность большинства исторических трудов была значительно ниже их популярности. Общими их недостатками являлись компилятивность, поверхностное знакомство авторов с материалами, отсутствие критического подхода, риторичность и напыщенность стиля. Но даже лучшие из историографов этого времени известны плохо. Немного сохранилось из «Римской истории» Аппиана (II в.). Лучше известен его современник Арриан из Вифинии, крупный правительственный чиновник, ученик философа Эпиктета и страстный поклонник древнего историка Ксенофонта. Арриан был талантлив и поэтому менее зависел от софистической риторики. Ему принадлежало много различных трудов, среди которых почетное место занимал «Поход Александра». Следуя за «Анабасисом» Ксенофонта и подражая его писательской манере, ориентируясь на доброкачественные и надежные источники, Арриан описал поход Александра так, что образ македонского царя сохранился в своей исторической достоверности. «Плавание вокруг Понта Эвксинского» — описание путешествия Арриана по Черному морю, а «Аланская война» — история отражения кочевников аланов, напавших на одну из малоазийских провинций, которой управлял Арриан. Важным чи-
новником был также соотечественник и младший современник Арриана Кассий Дион, автор огромнейшей сохранившейся в отрывках «Римской истории», к которой часто обращались византийские историки. В отличие от Арриана Кассий Дион старается подражать Фукидиду и Демосфену, поэтому стиль его изложения сложен и витиеват.
Из историков III в. внимания заслуживает Геренний Дексипп, принадлежавший к древнему афинскому роду и сохранивший превосходную аттическую традицию. Его «Летопись», в которой изложены исторические события от древнейших времен до 270 г., оказала большое влияние на византийские всемирные хроники.
К историографии примыкают всевозможные псевдоисторические произведения, чаще всего сборники, авторы которых ссылками на историческую достоверность пытались обосновать реальность самых невероятных происшествий и ситуаций, продемонстрировать свою мнимую эрудицию. Так, например, составлен сборник «О необыкновенных людях и долгожителях», в котором фигурируют привидения, гермафродиты, великаны, уроды К этому же типу относятся сочинения Клавдия Элиана (III в.), римлянина, столь хорошо овладевшего греческим языком, что он сумел по-гречески изложить знания, почерпнутые им из греческих справочников и словарей. В сборнике «О природе животных» Элиан собрал многочисленные курьезы из естественной истории, но, развлекая читателей, он не забывает напомнить им о неисчерпаемой мудрости природы, к которой людям следует приобщиться. Так, рассказав о брачном союзе одной из пород рыб, он восклицает: «О, благородные и достойные уважения законы, которыми бесстыдно пренебрегают порочные люди!». В «Пестрых историях» Элиан собрал всевозможные курьезные происшествия и исторические анекдоты. В начале III в. появилась удивительная книга Афинея «Пирующие софисты». Афиней был не только уроженцем и жителем Египта, но и превосходным знатоком сокровищ александрийской библиотеки. Подражая «Пиру» Платона, он привел на пир к некоему богатому римлянину 29 ученейших мужей, чтобы пересказать все беседы, которые там велись, все разговоры об яствах, об утвари, о подходящих к случаю обстоятельствах, о знаменитых людях, об их остроумных словечках или шутках и т. д. Такова художественная рамка, в которую вставлен отовсюду и в неисчислимом количестве собранный материал, удовлетворяющий всем вкусам и интересам. Достоинства книги Афинея в обилии материала, в добросовестном цитировании источников, в точности ссылок. Столь же бесценен сборник «Жизнеописания и мнения философов», а об его авторе, Диогене Ла-
эртии, кроме имени, отнюдь не бесспорного, ничего неизвестно. Без всяких ученых мудрствований, просто и бесхитростно излагает Диоген Лаэртий все, что знает о разных философах, цитирует их афоризмы, сообщает всякие биографические подробности. Его собственные вкусы проявляются лишь в том, что Платону и Эпикуру он уделяет больше внимания, чем остальным, посвятив каждому из них по целой книге из 10, составляющих его труд. Был он также неплохим версификатором и сочинял эпитафии великим людям прошлого, включив те из них, которые были посвящены философам, в соответствующие жизнеописания. Например, для киника Антисфена, который представлен образцом бесстрастия, умеренности и непоколебимости, Диоген Лаэртий сочинил следующую эпитафию:
В жизни своей, Антисфен, ты псом был недоброго нрава.
Речью ты сердце кусать лучше, чем пастью, умел.
Умер в чахотке ты злой. Ну что же? Мы скажем, пожалуй:
И по дороге в Аид нужен для нас проводник.
(Пер. М. Гаспарова)
Еще в эллинистический период начали подбирать и систематизировать мифы. От I или II в. н. э. сохранился подобный краткий перечень мифов, открывающийся историей возникновения мира и происхождения богов и завершающийся мифами о происхождении самых именитых родов Аттики. Сочинение это имеет традиционное заглавие «Библиотека», а его автором долго ошибочно считали известного афинского ученого II в. до н. э. Аполлодора, под именем которого этот труд вошел в историю литературы.
К концу II в. относится единственный сохранившийся памятник периэгетической литературы, т. е. описание путешествия, — «Описание Эллады» Павсания. Возможно, что Павсаний, о котором ничего неизвестно, был малоазийским греком, судя по его хорошему знакомству с Малой Азией. Он — путешественник, внимательный и тонкий наблюдатель. В отличие от многих своих современников он всегда описывает то, что хорошо знает сам, все же прочитанное критически отбирает. Интерес Павсания к современной ему действительности неотделим от его благоговейного преклонения перед великим прошлым Эллады. Этим оправданы все те экскурсы в географию, историю и мифологию, которыми Павсаний сопровождает почти каждое описание какой-либо местной достопримечательности. Для него, как и для его времени, характерен особый интерес ко всяким культовым реалиям, к древним обрядам и обычаям. А так как героическое прошлое прежде всего воплощено для него в Афинах, то свое описание он открывает Аттикой. Благодаря Павсанию, например, стало известно, что в битве при Марафоне вместе со свободными эллинами впервые против персов выступили рабы. А погибших в бою рабов афиняне с почетом похоронили в одной могиле со своими союзниками.
Рассказав об этом и описав могилы марафонских героев, Павсаний вспоминает любопытную местную легенду: «Тут каждую ночь можно слышать ржание коней и шум сражения. Если кто нарочно явится посмотреть на это зрелище, то это не проходит даром ему, но если это произойдет по незнанию или как-либо случайно, то гнев богов его не коснется». Из Аттики путь автора ведет в Центральную Грецию, а потом в Пелопоннес. Рассказ Павсания неизменно обстоятелен, богат подробностями и точен. Многое из того, что он описал, изменившееся или вовсе исчезнувшее во времени, зачастую воскресает вновь в трудах археологов. Следуя моде своего времени, Павсаний верен архаистической тенденции в языке и стиле; неизменным его образцом является Геродот.
Рассказы о путешествиях и приключениях смыкаются с любовно-патетическими историями в том особом повествовательном жанре, для которого античность не подыскала специального названия, а средневековье именовало романом1. Папирусные находки XX в. полностью опровергли выработанную наукой XIX в. схему истории развития греческого романа (Э. Роде). До этого времени роман считали созданием позднего имперского периода, жанром, вскормленным и взлелеянным второй софистикой. Таким образом, ученые чрезвычайно переоценивали творческие потенции поздней античности, которая не могла уже быть и не была созидательной эпохой. Согласно схеме, предложенной Э. Роде, основоположником греческого романа был живший во II в. н. э. Ямвлих, а его завершителем в VI в. — Харитон. Папирусные фрагменты романов, обнаруженные в XX в. во время раскопок в Египте, прежде всего принесли отрывки из романа Харитона в рукописях II в. Затем последовали новые открытия, позволившие отнести рождение и" становление романа к поздне-эллинистическому периоду, т. е. отодвинуть роман за рубеж новой эры. Однако хронология, фольклорные и литературные источники романа пока еще остаются спорными. Многочисленная фольклорная и литературная семья предков романа далеко не изучена, хотя некоторые основные линии его происхождения более или менее выявлены, что позволило одному современному исследователю в шутку назвать роман незаконным отпрыском одряхлевшего эпоса и капризной жеманницы — эллинистической историографии. Но если теперь уже нетрудно пойти вглубь за историей странствий и приключений, смело сочетающих реальность с вымыслом, то любовная тема в романе уводит куда-то в сторону за пределы связанных с нею эллинистической поэзии, новой комедии и драм Еврипида. Основные персонажи романа связаны между собой такой большой и чистой любовью, что сила ее неизменно одо-
левает все невзгоды и испытания, включая смерть. Подобная любовь, следуя неизменной античной традиции, — любовь с первого взгляда; она может прийти даже во сне. Далее влюбленные вступают в брак, но затем неожиданно расстаются, чтобы спустя более или менее продолжительное время соединиться уже до конца своих дней вопреки всем препятствиям. Неизвестно, откуда пришло к романистам такое понимание любви, доселе неизвестное в античной литературе. Но показательно, что именно в имперский период оно встретило живой интерес и отклик в читательской среде и привлекло к себе не менее, чем вся столь далекая от повседневности фантастика, которая уже давно и прочно обосновалась в повествовательной прозе. Читатели подобных романов, а в их числе легко представить себе заурядных обывателей во всех странах, где только умели читать по-гречески, переносились вместе с героями в иные края, но и там не находили никаких следов желанного золотого века. С нетерпением следили они за всеми перипетиями героев и испытывали чувство отрадного самоудовлетворения, жалея тех, кто внезапно оказывался несчастнее и обездоленнее их самих. Собственная безрадостная будничная жизнь приобретала ценность, когда они в финале романа убеждались в том, что только верность и постоянство могли преодолеть самые фантастические препятствия, воздвигаемые лицемерием, похотью, обманом и насилием, т. е. всем тем, что в изобилии жизнь раскрывала перед ними.
Самым ранним памятником этого повествовательного жанра был роман об ассирийском царевиче Нине и его супруге Семирамиде. Роман этот возник в I или даже во II вв. до н. э. Примерно в это же время был создан приключенческий роман сирийца Ямбула, дошедший в кратком пересказе историка Диодора Сицилийского. Судя по пересказу, в романе не было любовной темы; речь шла о герое, попавшем на удивительный остров, описывались его приключения и вынужденное возвращение. Лишь по пересказу известен тот фантастический роман, который пародировал Лукиан в «Правдивых историях»,— «Невероятные приключения по ту сторону Фулы» Антония Диогена. Его герой с сыном и несколькими спутниками отправились на дальний север в поисках места восхода солнца, некоторое время находились в Фуле, крайней северной стране, а оттуда, двигаясь еще дальше, достигли луны, «а достигши, узрели там такие чудеса, которые во многом превзошли все прежние фантастические истории». В историю героя вплетена история его возлюбленной и ее брата, которых преследует злой египетский волшебник и спасает умершая служанка. Многие второстепенные персонажи имеют свои, не менее удивительные истории. Причем, фантазия автора столь беспредельна, что пересказавший его роман Фотий (IX в.) считает Антония Диогена первым образцом для всех последующих романистов. По словам Фотия, сюда же примыкает «Лукий, или Осел» — анонимная история юноши, превращенного в осла. Это
краткое повествование было обнаружено среди произведений Лукиана, поэтому долго приписывалось ему.
Из романов, сохранившихся полностью, наиболее ранним является, вероятно, «История Херея и Каллирои» Харитона. В нем еще не чувствуется влияния софистов. Автор старательно подражает эллинистическим историографам: он не только стремится всячески способствовать зрительному восприятию читателя, но хочет заставить последнего поверить в правдивость событий, которые происходили якобы в V в. до н. э. Поэтому отцы героя и героини названы именами реальных исторических деятелей, бывших политическими противниками. Имя реального правителя носит персидский царь, не устоявший перед красотой Каллирои; подлинны имена его обоих сатрапов. Но все исторические лица и факты не имеют существенного значения в повествовании, посвященном истории злоключений юной супружеской четы. Причина несчастий в необыкновенной красоте героини, привлекающей к ней всех, кто только на нее взглянет. Несчастья начинаются с вспышки ревности у супруга, далее следует смерть и погребение героини, затем ее пробуждение от мнимой смерти, когда в гробницу проникают разбойники.,За этим следует плен, продажа в рабство и т. д. и т. п.
К концу I или к началу II вв. н. э. относится «Эфесская повесть об Анфии и Габрокоме» Ксенофонта Эфесского, дошедшая в сокращенном изложении и, может быть, поэтому имеющая столь запутанную фабулу. В отличие от Харитона здесь нет исторического колорита, а предметом похотливых вожделений во время странствий оказывается не героиня, а герой.
Во II в. возник греческий оригинал «Истории Аполлония царя Тирского», близкой к «Эфесской повести» и сохранившейся лишь в позднем латинском переложении, благодаря которому в V или в VI в. эта «История» стала популярной народной книгой и имела многочисленные отголоски, включая пушкинскую сказку о царе Салтане.
Среди этих романов особняком стоят два, которые выделяются овоим искусственно простым и одновременно манерным софистическим стилем с разными риторическими отступлениями и описаниями, с подчеркнутой театральностью и патетичностью.
Ахилл Татий (вторая половина II в.) начинает роман «Левкиппа и Клитофонт» с рассказа о том, как он, автор, после долгого и утомительного морского путешествия попадает в город Сидон и любуется прекрасной картиной, на которой изображено похищение Зевсом Европы. Описание картины напоминает манеру Филострата. Особое внимание автора, который рекомендует себя человеком, «знающим толк в любовных делах», привлекает изображенный на картине маленький Эрот, увлекающий превратившегося в быка Зевса. Эрот — повод для начала разговора со стоящим возле картины юношей. Этим юношей оказывается герой романа Клитофонт. И тут же, в чудесной платановой роще, на бе-
регу «студеного и светлого ручья» Клитофонт вспоминает свои необыкновенные, похожие на сказки приключения, которые он претерпел из-за любви к прекрасной Левкиппе. «И сверкающая красота павлина, казалось мне, — говорил Клитофонт, — уступала прелести лица Левкиппы! Ибо красота ее соперничала с луговыми цветами: белизной нарцисса блистало лицо ее, розы распускались на щеках, фиалками сияли очи, кудрявые волосы вились сильнее, чем плющ». Отец выбрал в жены Клитофонту его сводную сестру, и поэтому влюбленным приходится бежать. В море их подстерегает буря, затем они попадают к разбойникам, и одно приключение сменяет другое. Наконец и здесь их взаимная верность оказывается вознагражденной и все заканчивается благополучно. По сравнению с другими романами у Ахилла Татия чувствуется некий налет фривольности. Зачастую тонкие психологические наблюдения тонут в риторических декламациях, похожих на те школьные образцы речей по любым поводам, которыми в изобилии снабдила нас поздняя античность.
Необычайная виртуозность повествовательной техники характерна для романа «Эфиопика» (Эфиопская повесть) Гелиодора. Роман этот был написан в конце III или в начале IV в., а его автор, по преданию, кончил свои дни христианским епископом. Если Ахилл Татий начинает свой роман с экфразы, т. е. с описания картины, то у Гелиодора вступительная сцена, несомненно, перекликающаяся с этим привычным художественным приемом, поражает своей оригинальностью. Действие происходит в Египте. На рассвете несколько разбойников, находясь высоко в укрытии, наблюдают за тем, что происходит у берегов устья Нила. Их взорам открывается странная картина: близ берега стоит оснащенное судно, но без всяких признаков команды, возле пустая лодка, на песке остатки недавнего пиршества, а несколько поодаль девушка, которая хлопочет над распростертым юношей. Так без всяких предисловий читатель знакомится с главными героями — Хариклеей и Феагеном, представшими перед ним в столь драматический момент. Затем Хариклея рассказывает предводителю разбойников, о том как они оба стали добычей пиратов и что предшествовало тому вооруженному столкновению, во время которого был тяжело ранен Феаген. Сама Хариклея, как подкинутое дитя, выросла при дельфийском храме и там ее встретил и полюбил Феаген. Любовь оказалась взаимной. Но согласно оракулу влюбленные должны были до свадьбы посетить «черную землю, удел жаркого солнца». Они отправились в Африку, но на пути попали в плен к пиратам. Встречей с благородным предводителем разбойников злоключения их не оканчиваются. В Феагена влюбилась жена важного египетского сановника, но так как он отверг ее любовь, она решила отравить Хариклею. Яд, предназначенный для Хариклеи, по ошибке выпила служанка. Хариклею обвинили в убийстве и приговорили к сожжению. Девушка чудом спаслась, но затем вместе с Феагеном попала в плен к эфиопам.
В Эфиопии пленников должны принести в жертву богам, но перед самым закланием эфиопская царица узнает в Хариклее свою дочь. В свое время царица любовалась картиной, на которой была изображена белокожая красавица Андромеда, а когда у нее родилась белая дочь, царица испугалась и подкинула ребенка. Впоследствии она раскаялась в своем поступке, но нигде не могла найти девочку. Трогательной встречей родителей с дочерью, благословляемой ими на брак с Феагеном, оканчивается «Эфиопика». Благородство, стойкость и высокие моральные качества юных влюбленных оказались гарантией их счастья — такова нравоучительная тенденция романа. В «Эфиопике» особенно сильно ощутимо влияние восточных мотивов. В частности, к ним относится тот культ бога Солнца, описанию которого отведено солидное место в романе. Византийцы высоко ценили роман Гелиодора и неоднократно подражали ему. В XVI в. «Эфиопика» была переведена на французский язык, что способствовало ее успеху в Европе.
Но, пожалуй, самая большая европейская популярность выпала на долю Лонга, автора буколического романа «Дафнис и Хлоя». Начиная с эпохи позднего Возрождения сочинение Лонга стало классическим образцом «пасторального романа». То впечатление, которое он производил на позднейших читателей, хорошо выразил Гете: «Поэма так хороша... в ней все освещено ясным солнечным светом. И какой вкус, какая полнота и нежность чувства! Их можно сравнить с лучшим, что только было написано... Требуется написать целую книгу, чтобы как следует оценить достоинства этой поэмы. Следовало бы ее перечитывать раз в год, чтобы поучаться из нее и вновь чувствовать впечатление ее большой красоты» 1.
В «Дафнисе и Хлое» нет путешествий и восточной экзотики. Действие романа происходит на острове Лесбосе, вблизи города Митилены, родины Алкея и Сапфо. Однажды, разыскивая пропавшую козу, пастух нашел вместе с ней в кустах новорожденного мальчика, припавшего к ее сосцам. Пастух усыновил ребенка и назвал его Дафнисом. Через два года сосед потерял овцу, а когда стал искать ее, то в гроте вместе с овцой нашел новорожденную девочку, которую принес домой и дал ей имя Хлоя. Когда дети подросли, они стали вместе пасти стада своих приемных родителей. Постепенно детская дружба переросла в любовь, но Дафнис и Хлоя еще не понимали своих новых чувств и боялись их. Однажды к Лесбосу подплыло судно пиратов, в столкновении с которыми погиб наглый и дерзкий пастух, влюбленный в Хлою, а Дафнис едва не стал добычей разбойников. Вскоре в стране началась война, Хлоя попала в плен, но ее покровитель, бог Пан, вселил во врагов «панический ужас» и спас девушку. После этих
событий единственным препятствием к браку влюбленных оказалась бедность Дафниса. Но и тут на помощь пришел случай: на морском берегу Дафнис нашел кошель с крупной суммой денег и стал богачом. Недоставало только разрешения хозяев, без которого нельзя было вступить в брак. Вскоре в деревню приехали господа, но Дафнису грозит новая опасность, так как хозяйский сын предполагает подарить юношу своему приятелю. И тут выясняется, что Дафнис — родной сын хозяев. Счастливые родители готовы дать согласие на брак Дафниса с Хлоей, но их смущает происхождение невесты. Ко всеобщему удовольствию один из гостей, известный на Лесбосе богач, узнает в Хлое свою дочь. Перед гротом, где была тринадцать лет тому назад найдена Хлоя, справляется свадьба. И хотя Дафнис и Хлоя — оказались не только богатыми, но и знатными, они предпочитают расстаться со своими настоящими родственниками, чтобы не оставлять пастушьего образа жизни на лоне природы среди простых и честных людей, под покровительством бога Пана, Эрота и нимф.
Приключения в этом романе малочисленны и эпизодичны, столь же второстепенны препятствия, стоящие на пути влюбленных. Основным является тот буколический мир, в котором разыгрывается действие, где все, в отличие от Феокрита, идиллично. Пробуждение любви двух чистых и невинных созданий — главная тема романа. Автор сам любуется своими героями, которые занимают его как естественные дети природы, его поражает контраст между силой их страсти и детской неопытностью. Отсюда своеобразная двойственность всего романа, сочетающая некоторую фривольность с удивительной простотой. Финал же с его прославлением безмятежной и счастливой жизни среди природы прямо перекликается с «Эвбейской речью» Диона Хрисостома (см. стр. 243). Эта общность дала основание датировать Лонга концом II или началом III вв. н. э., и такая датировка находит подтверждение в симметричной композиции романа, в четкости того отшлифованного стиля, который считался образцовым среди приверженцев второй софистики и получил название «сладостного».
Литературные письма или послания, которые в греческой литературе были известны очень давно, сделались любимым и самостоятельным литературным прозаическим жанром в риторических школах эпохи второй софистики. Сочинение таких писем (эпистолография) было одним из распространенных риторических упражнений. Часто в письма попадают любовные мотивы, позволяющие сближать эпистолографию этого времени с романом. Сохранился сборник фиктивных писем Алкифрона (II в. н. э.), разделенный на четыре книги в соответствии с занятиями корреспондентов: рыбаков, крестьян, нахлебников (параситов) и гетер. Алкифрон — приверженец аттицизма, ревностный поклонник старины, в первую очередь аттической. Все эти маленькие по объему письма — бытовые зарисовки, наполненные отдельными, метко схваченными деталями. Не чуждо Алкифрону
тонкое восприятие природы. В первом письме рыбака описан удачный день улова: «Целых три дня перед тем бушевала страшная снежная буря и с гор дули на море северные ветры; оно все потемнело, и пошли по нему волны горами; вода побелела от пены, так как повсюду на море волны сталкивались друг с другом; одни из них разбивались о скалы, другие рушились, вздувшись как огромные пещеры». Любовные мотивы в этих письмах обычно связаны с мотивами и сценами новой комедии, неслучайно одним из адресатов и корреспондентов их является «звезда новой комедии» — Менандр. В переписке Менандра с его возлюбленной, гетерой Гликерой, особенно заметна филантропическая тенденция Алкифрона и его затаенная грусть о невозвратном прошлом Афин. Последним представителем античной эпистолографии и автором «Любовных писем» был Аристенет (V в.), письма которого малохудожественны, но интересны обилием материала, содержащего собранные отовсюду античные любовные мотивы.
IV в. с его торжеством христианской идеологии завершает длительную историю древнегреческой литературы. Творческие силы этой литературы начали оскудевать и иссякать значительно раньше, но античные традиции продолжали жить в новых условиях. В борьбе вокруг этих традиций, которая велась ее защитниками и противниками, создавалась византийская литература, рождались и развивались новые жанры и стили, всегда непосредственно или косвенно связанные с античностью.