Глава шестнадцатая
Значительным событием в правление Клавдия стало завершение в 52 году работ по осушению Фуцинского озера. В те времена это было самое крупное озеро центральной Италии. Оно находилось в Апеннинских горах на высоте шестисот метров над уровнем моря. Фуцинское озеро питали в основном дождевые воды, поэтому в сезон ливней уровень воды в нем повышался, иногда более чем на десять метров, что приводило к разрушительным наводнениям, от которых страдали окрестные поля и деревни. Положение усугублялось еще тем, что год от года дно озера
неуклонно повышалось из-за ила, песка и глины, которые несли в озеро впадающие в него реки.
В свое время Юлий Цезарь планировал приступить к осушению озера, но в связи с трудностью предприятия вынужден был отложить осуществление проекта. За это дело взялся Клавдий. За основу он положил дерзкий план, предложенный ему вольноотпущенниками. Идея заключалась в том, чтобы воды озера направить в русло протекавшей внизу реки Лириса. Для этого нужно было соорудить водоотводный канал, что требовало тщательного технического расчета и большого инженерного искусства.
Из-за горного характера местности большую часть водостока пришлось вести под землей, с этой целью в горах был пробит туннель длиной около шести километров с диаметром от пяти до десяти метров. Для того времени это было беспрецедентное сооружение, над которым трудились более десяти лет тридцать тысяч рабов. Всеми работами руководил вольноотпущенник Нарцисс.
К строительству приступили сразу после прихода Клавдия к власти. Теперь все было завершено. Оставалось лишь разобрать перемычку из земли и камней и направить поток в туннель. Как обычно, окончание работ ознаменовалось роскошным зрелищем, соответствующим значительности события. Перед торжественным разрушением перемычки и спуском воды была организована навмахия — морское сражение, в котором встретились две военные флотилии. Чтобы сражение было действительно кровопролитным и ожесточенным, на корабли погрузили гладиаторов и приговоренных к смерти преступников.
В день праздника берега озера и окружавшие его холмы заполнили несметные толпы зрителей. Одни
из них прибыли из Рима еще ночью, другие собрались из окрестных деревень и ближайших городов с первыми лучами солнца. Многие были привлечены необычностью зрелища, но немало было и таких, которых привело сюда желание угодить императору. Все ждали, когда на специально сооруженном помосте появится императорская семья.
В назначенный час на возвышение взошли император и пятнадцатилетний Нерон, оба в роскошных военных плащах. За ними следовала Агриппина в вытканной из золотых нитей хламиде. Впоследствии эта одежда станет обычной для римских аристократок, но в тот день наряд императрицы произвел на всех огромное впечатление. Чуть поодаль шел одиннадцатилетний Британник. На нем была надета детская тога. Невдалеке от него находились две дочери Клавдия. Они заняли свои места, вокруг разместились придворные, военачальники и вольноотпущенники, среди которых выделялся руководитель работ по осушению озера Нарцисс. Он с особым нетерпением ждал этого дня, сулящего для него небывалый триумф.
На волнах озера уже покачивались корабли. Часть из них была построена греческими плотниками — родосский флот, часть -- италийскими — сицилийский флот. Флотилии состояли из трирем и квадрирем — военных судов с тремя и четырьмя рядами весел соответственно. Всего выступало сто кораблей, на которых находилось девятнадцать тысяч человек: гребцы, матросы, бойцы. На корабли были посажены все гладиаторы, какие только нашлись в Риме, рабы, содержащиеся на государственных каторжных работах, и все те, кто был приговорен к смерти. Многих доставили из муниципиев, колоний и провинций. Что
бы собрать такое огромное число сражающихся, многим осужденным к смерти пришлось отсрочить приведение приговора в силу, хотя по римским законам казнь должна была происходить в ночь, следующую за оглашением приговора.
Скопление в одном месте гладиаторов, преступников, пленников и каторжников, освобожденных от оков и снабженных оружием, создавало огромную опасность для зрителей. Преторианские когорты, расквартированные в Риме, вместе с городской полицией насчитывали пятнадцать тысяч человек. Но что они могли сделать против девятнадцати тысяч отчаявшихся головорезов, если бы тем вздумалось спрыгнуть с кораблей в воду и попытаться вплавь достичь берега? Против подобного поворота дела были приняты необходимые меры безопасности. Место сражения заранее окружили связанными между собой понтонами, а у берегов озера со всех сторон расставили плоты, на которых выстроились преторианцы, в задачу которых входило сталкивать всех, кто попытался бы выбраться на берег. Кроме того, вдоль берега были размещены готовые к действию катапульты и баллисты, а на случай массового бегства с кораблей снаряжены подразделения конницы. Во внутреннем кольце, образовавшемся между понтонами и плотами, находились палубные суда с солдатами на борту. Они должны были не пропускать тех, кто осмелился бы перелезть через внутреннее ограждение.
Наконец все заняли свои места. Осталось лишь обратиться к императору с ритуальным приветствием. Два флагманских корабля, от каждой флотилии соответственно, приблизились к императорской трибуне, и бойцы прокричали Клавдию традиционные слова:
— Здравствуй, император, идущие на смерть приветствуют тебя!
На что Клавдий неуклюже пошутил:
— А может, и нет.
Находящиеся на палубах гладиаторы истолковали эти слова как помилование и тотчас стали бросаться с кораблей в воду и плыть к берегу. Но стоявшие на плотах преторианцы тут же отталкивали их назад, а тех, кто все же пытался взобраться на плоты, безжалостно протыкали пиками.
До смерти перепугавшийся Клавдий соскочил со своего места, сбежал к берегу озера и заметался около него. Ковыляя на слабых ногах, он бросался от одной группы преторианцев к другой, умоляя их защитить императорскую семью и не допустить на берег ни одного из покинувших корабли.
Морское сражение, еще не начавшись, грозило завершиться чудовищной бойней. Но, видимо, в окружении императора нашелся человек, который сумел прекратить эту резню и уговорить гладиаторов вернуться назад, да они и сами уже убедились в бесполезности своих попыток выбраться на берег.
После того как порядок был восстановлен и трупы убитых убраны, по сигналу императора из глубины озера с помощью специальных механизмов поднялся огромный серебряный тритон с поднесенной ко рту раковиной и дал сигнал к началу сражения.
Гребцы налегли на весла, корабли сошлись, и вспыхнул ожесточенный бой. Бились насмерть. Одни суда были протаранены и пущены на дно, другие пылали, объятые пламенем. И только когда вся вода озера окрасилась кровью, император дал знак остановить сражение. Немногим оставшимся в живых была сохранена жизнь.
На следующий день у озера вновь собрались зрители, чтобы посмотреть, как будет разрушена каменная преграда и вода из озера по водостоку хлынет в реку. Клавдий, Агриппина, дети и придворные расположились возле места, где озеру предстояло устремиться в канал. Для них было устроено пиршество на открытом воздухе.
И тут случилось непредвиденное.
Раздался ужасный рев и грохот. От страшного удара содрогнулась земля. Из подземного туннеля вырвалась лавина воды, которая с чудовищной силой устремилась в канал, предназначенный направить поток в реку Лирис. Но он был явно неспособен вместить такую массу воды, и в короткое время все вокруг оказалось затопленным, в том числе площадка, на которой были расставлены пиршественные столы, мгновенно смытые потоком. Император и его свита едва успели укрыться от бешенства водной стихии на прилегавших холмах.
Появился ведавший работами Нарцисс, который начал путанно говорить о чрезмерном напоре воды, прорвавшей запруду. Но тут вмешалась разъяренная Агриппина. Не желая слушать никакие объяснения, она напустилась на Нарцисса, обвиняя его в намерении погубить императора и все его семейство. Нарцисс, кричала она, как подрядчик работ несведущ; он разворовал деньги, отпущенные казной на строительство водостока.
Нарцисс, побледнев от бешенства, не сдержался и в свою очередь принялся обвинять императрицу в женской необузданности и тщеславном интриганстве.
Клавдий полностью доверял своему вольноотпущеннику и словам Агриппины не придал никакого
значения. Впервые ей пришлось отступить, но своей ненависти к Нарциссу она уже не скрывала.