6. Заседания сената

В течение долгого времени нормальное число сенаторов было 300. В I веке до Р. X. оно было повышено до 600. Но в действительности сенаторов было иногда меньше, иногда больше положенного числа; в эпоху Цезаря сенаторов было 900; во время второго триумвирата — 1000. Затем Август уменьшил их число до шестисот. К тому же сенаторы далеко не всегда присутствовали на заседаниях. Вот цифры, которые можно извлечь из сенатских списков:

в 60 г. до Р. X. около 415
» 59 » 417
» 56 » 200
» 48 » 392
» 22 » 305
» 44—46 по Р. Х. » 383

 

Сенат созывался магистратом, который председательствовал в нем. Первоначально довольствовались тем, что глашатай объявлял о предстоящем заседании на форуме: там всегда можно было найти довольно много сенаторов. Позднее стали публиковать edictum, т. е. особое объявление. В экстренных случаях посылали за сенаторами на дом.

 

По правилам заседание не могло происходить ни до восхода, ни после захода солнца. Обыкновенно они начинались на рассвете и продолжались до сумерек; но случалось, что заседание затягивалось и дольше для того, чтобы исчерпать «порядок дня». Обычным местом собрания была Curia Hostilia на форуме; а после того, как это здание было уничтожено пожаром в 52 г. до Р. X., Curia Iulia, построенная Цезарем и Августом на том же самом месте (теперь церковь Sant' Adriano). Иногда собирались в храме Кастора и Поллукса, в храме Согласия, на форуме, реже в храме Чести и Доблести, Юпитера Статора, в храме Telhis* При Августе чаще всего сенат собирался в храме Марса Мстителя или в библиотеке императорского дворца. Известные обстоятельства иногда требовали, чтобы заседания происходили вне городской черты;** тогда сенат собирался на Марсовом поле в храмах Аполлона или Беллоны, позднее в Курии Помпея, которая представляла собой одну из пристроек к театру; именно здесь был убит Цезарь. После этого ее заменила библиотека, составлявшая часть портика Октавии.

Посреди залы, напротив входной двери, помещались курульные кресла обоих консулов одно возле другого, или кресло претора, если председательствовал он, или же, наконец, скамья для трибунов, если обязанность председательствовать выпадала на их долю. Широкий проход делил залу на две части. Сенаторы размещались по скамьям без всякого порядка, даже магистраты смешивались в толпе других членов сената. Лишь во времена империи они стали сидеть на особых местах.

Перед открытием заседания председатель совершал жертвоприношение и исследованием внутренностей жертвенного животного убеждался в том, что боги благоприятствуют делу; с этой целью он мог также обратиться к авгурам.

Когда он входил в залу, все сенаторы, вставая, приветствовали его. Особой трибуны для ораторов не было: каждый говорил со своего места и даже мог, если хотел, читать свою речь. По правилу, все кроме оратора должны были молчать, но, как и все политические собрания, и заседания сената бывали нередко очень шумными. Наблюдение за порядком принадлежало председателю. По отношению к нарушающим порядок сенаторам ему принадлежала дисциплинарная власть, которая давала ему право даже подвергать тюремному заключению; впрочем, это право могло быть ограничено вмешательством народного трибуна. Если председатель делал, например, распоряжение об аресте кого-нибудь из сенаторов и призывал ликтора, чтобы схватить ослушника, то трибун мог этому воспротивиться.

 

Свобода речи была полная. Председатель не имел права перебить оратора, призвать его к порядку, или напомнить, что он уклоняется от вопроса, или лишить его слова, даже если оратор злоупотреблял им, даже если он пользовался им, как мы бы теперь сказали, для «обструкции» [1]. Сенатор не имел ни права интерпелляции, ни права инициативы [2]; но зато он имел возможность затрагивать любой вопрос, какой ему вздумается, и требовать от председателя, чтобы тот поставил этот вопрос на обсуждение собрания. Впрочем, обычай требовал, чтобы речи ораторов были по возможности кратки, ясны и относились прямо к делу.

Во время заседания двери зала бывали открыты, но публика в нее не допускалась. Люди, стоящие за дверями, могли разве только издали видеть нескольких сенаторов и улавливать отрывки речей, шум рукоплесканий или недовольного ропота. Иногда решали производить заседание при закрытых дверях, причем каждому сенатору предписывалось соблюдать тайну.

В прежние времена председатель делал сенату сообщения, которые считал имеющими общественный интерес: он читал письма командующих войском и правителей провинций; он давал слово магистратам, только что вернувшимся из провинций, а также сенаторам, которые хотели сделать какие-нибудь указания и разъяснения, гражданам и иностранным послам, получившим аудиенцию. В последний век республики случалось даже, что председатель высказывал свои виды на тот или другой текущий вопрос, не связывая этого ни с каким формальным предложением, или же делал запрос какому-нибудь сенатору, относительно его мнений и замыслов, как спрашивал, напр., Цицерон Катилину; дебаты в подобном случае могли возникнуть только с разрешения председателя.

Только председатель имел право предложить сенату обсуждать какой-нибудь определенный вопрос и голосовать его. В этих случаях

 

предложение, с которым он входил в сенат, называлось relatio. Сенат не имел права внести в «порядок дня» какую-нибудь relatio: если он постановлял, что на таком-то заседании будут обсуждаться такие- то дела, то это было с его стороны лишь простое пожелание, на которое председатель мог не обращать никакого внимания.

Relatio могла касаться как общего положения государства, так и какого-нибудь специального вопроса. Она начиналась всегда следующей формулой: «В интересах римского народа квиритов, отцы-сенаторы, мы предлагаем на ваше обсуждение следующее». Далее следовало изложение самого предмета реляции, которая заканчивалась такими словами: «Что следовало бы сделать по этому поводу?» Relatio ограничивается лишь изложением предмета, не заключая в себе никаких решений. Впрочем, председатель мог присоединить к этому речь и в ней выразить свое личное мнение, мотивировать его и убеждать сенат принять его. Он мог также поручить кому-нибудь другому составление доклада. Так бывало обыкновенно, в особенности в делах, касающихся религии. Если какое-нибудь иностранное государство или провинция посылали делегацию в Рим, то, согласно обычаю, председатель вводил ее в сенат и предоставлял ей слово; при этом каждый сенатор мог обращаться к ней с вопросами.

Почти всегда после доклада председателя происходили прения, но порядок этих прений отличался от современного. В Риме сенатор не просил слова и не записывался заранее, чтобы говорить по данному поводу в том или ином смысле; наконец, раз высказавшись, он уже не имел права спорить с теми, кто ему возражал. Сенаторы говорят по приглашению председателя, который обращается к ним поименно, напр.: «Марк Туллий, говори», в том порядке, в каком они внесены в список. Каждый сенатор занимал в списке определенное место, соответствующее высшей должности, какую он раньше занимал, причем бывшие консулы стояли выше бывших квесторов, а те выше бывших эдилов, эти последние выше бывших трибунов, а трибуны в свою очередь предшествовали бывшим преторам; pedarii, т. е. сенаторы, не бывшие раньше магистратами, не вызывались поименно. До 208 г. до Р. X. старший из патрициев, побывавших раньше в должности цензора, считался princeps senatus и вследствие этого имел право говорить первым; с 208 же года требование старшинства в данном случае было уничтожено. После Суллы совсем уже не было princeps senatus: во главе списка просто помещали самого старшего из присутствующих, не предоставляя ему никакой прерогативы. Обыкновенно консулы по взаимному соглашению назначали консуляра, которому будет принадлежать первое слово в течение всего года. На всех ступенях этой иерархической лестницы магистраты, выбранные на должность, имеют преимущество перед теми, кто исполнял эту должность раньше: так консул подавал голос раньше консуляра.

 

Спросить мнение сенатора называлось sententiam rogare, выразить его — sententiam dicere. Первый спрошенный составлял письменное предложение; те, кто говорил после него, или присоединялись к этому предложению, или составляли новую формулу. Если они соглашались вполне, то оставались сидеть; наоборот, они вставали, если считали нужным подробнее изложить свое мнение, согласное, или несогласное с мнением предшествующего оратора. Председатель не был вовсе обязан переспросить по порядку всех сенаторов. Если ему казалось, что вопрос исчерпан, дело освещено со всех сторон, и одно из высказанных мнений разделяется значительным большинством, то он мог прекратить прения. Бывали даже случаи, когда он приступал к голосованию совсем без прений, но тогда каждый из присутствующих имел право обратиться со словами: «Консул, спроси», и председатель был обязан, по крайней мере нравственно, исполнить это требование.

После того как все изложили свое мнение, начиналось голосование. Председатель мог сразу же по своему желанию устранить некоторые из сделанных предложений и установить очередь для других, но если вопрос был более или менее сложен, сенаторы могли требовать его расчленения и отдельного голосования каждого пункта. Голосование происходило не поднятием рук, как у нас, и не по запискам, но при помощи discessio. Председатель предлагал сенаторам, которые были за какое-нибудь мнение, сесть на правые скамьи, а остальным — на левые; он устанавливал, на какой стороне было большинство, иногда производя для этого счет голосов, и затем объявлял о результатах голосования. Если голоса делились поровну, то предложение, конечно, отвергалось. Для законности решений установлен был известный минимум, но так как постоянно очень многие из сенаторов отсутствовали, то на нарушение этого правила смотрели сквозь пальцы. Минимум необходимого числа членов колебался в зависимости от вопроса, подлежащего обсуждению. В некоторых текстах говорится о трети, половине и двух третях. Цезарь, по-видимому, установил этот «quorum», как принято выражаться, в 400 человек (из 900). В 111-м веке империи он понизился до 70.

Когда у председателя не оставалось уже более вопросов, по поводу которых он хотел обратиться к сенату, магистраты, имеющие на то право, могли войти в сенат с каким-нибудь предложением и таким образом возобновить прения. В этом случае они уже и руководили прениями и производили голосование. Когда все дела были закончены, председатель закрывал собрание словами: «Отцы-сенаторы, мы вас более не удерживаем».

(По Моммзену, Le droit public remain, т. VII франц. перевода, стр. 82 и след., издание Thorin; и по Виллемсу— Le Senat de la republique romaine, II, page 144 et suiv., chez Thorin).