|
429 |
7. Придворный времен Клавдия
Вителлий, отец будущего императора, был человек знатный
и
богатый, начавший свою карьеру блестящими подвигами. Будучи
правителем Сирии при очень затруднительных обстоятельствах,
он
заставил парфянского царя просить свидания с ним и склониться
перед римскими орлами. Но с ним случилось то, что случалось
со
всеми выдающимися людьми этой эпохи: они оставались честными
до тех пор, пока обязанности удерживали их в провинции,
столичный
же воздух портил их.
Вернувшись в Рим при Калигуле, который всерьез считал себя
богом, Вителлий первый подал пример обоготворения императора.
Он подходил к государю не иначе, как с покрывалом на голове,
как подходят к богу, и падал перед ним ниц.
Его влияние увеличилось при Клавдии, при котором он стал
чем-то вроде любимца; но за это ему пришлось платить полным
раболепством. Клавдий находился в подчинении у своей жены
и
вольноотпущенников; Вителлий употребил все усилия, чтобы
снискать
расположение и вольноотпущенников, и жены императора. Он
поместил золотые статуи Нарцисса и Палланта среди своих
родовых
ларов и совершал перед ними богослужение. Что касается Мессалины,
то Вителлий добился того, что она в виде величайшей милости
дала
ему свою туфлю; эту туфлю он благоговейно хранил между туникой
и тогой и время от времени вынимал ее и целовал. Впрочем,
он
оказывал императрице и более существенные услуги. Когда
ей вздумалось погубить Валерия Азиатика, сады которого возбуждали
в
ней зависть, она обвинила его перед Клавдием и Вителлием,
бывшими
в тот год консулами. Эта странная сцена передана у Тацита
(Анналы
XI, 3); она производила бы впечатление превосходно написанной
комедии, если бы только развязкой этой комедии не была смерть
невинного человека. Азиатик защищался с такой энергией,
что все
присутствующие пришли в волнение; сама Мессалина принуждена
была удалиться, чтобы скрыть свои слезы; она, впрочем, имела
время, уходя, нагнуться к уху Вителлия и, плача, шепнуть
ему,
чтобы он не давал пощады обвиняемому. Когда очередь высказать
свое суждение дошла до Вителлия, он рассыпался в похвалах
Азиатику, напомнил об его общественных заслугах, растроганным
голосом говорил о своей дружбе к нему, не оставил без внимания
ни одного обстоятельства, которое могло бы внушить сострадание
к
обвиняемому, и в конце концов дал такое заключение, что
Азиатику
следует предоставить свободный выбор рода смерти. Клавдий
также
склонился на сторону этого милостивого решения, и несчастный
Азиатик, напутствуемый симпатиями и состраданием всех, вскрыл
себе вены.
|
|
|
430 |
Блестящее положение, которого добился Вителлий при дворе
Клавдия, и которое он старался укрепить постоянной угодливостью,
не лишено было также и опасности, и Вителлию нужно было
много
ловкости, чтобы избегать этих опасностей. Смерть Мессалины
явилась
одним из таких критических моментов, когда ему пришлось
пустить
в ход всю свою ловкость. Он находился в носилках Клавдия,
в
которых тот возвращался из Остии, узнав о дурном поведении
своей
жены. Положение было очень трудное. Император, казалось,
колебался: то он поддавался нежности при воспоминании о
своих детях,
то вдруг закипал гневом на жену; но все знали, что вспышки
его
гнева непродолжительны и что одно слово Мессалины может
изменить
настроение императора. Таким образом, было одинаково опасно
и
обвинять ее, и защищать. Вителлий сохранял благоразумную
сдержанность. Он имел вид человека, ничего не знающего о
том, что
происходит. А если приходилось говорить, он ограничивался
восклицаниями: «Какое преступление! Какой грех!» «Напрасно,
— говорит
Тацит, — Нарцисс принуждал его разъяснить свое загадочное
поведение и ясно высказать, что он думает; он ничего не
мог добиться
от Вителлия, кроме двусмысленных ответов, которые можно
было
истолковать как угодно». Прежде чем принять чью-нибудь сторону,
Вителлий выжидал, чтобы положение выяснилось, и чтобы гибель
Мессалины стала очевидной; но раз он в этом уверился, он
уже
перестал ее щадить. Вителлий первый примкнул к заступившей
ее
место Агриппине и без всяких колебаний помогал ей освободиться
от друзей и креатур прежней императрицы.
Но кто мог поверить, что этот человек, столь услужливый
и
преданный, готовый на все, употребивший столько стараний,
чтобы
заслужить милости императора, не останавливавшийся ни перед
чем,
чтобы их сохранить, что этот человек не мог избежать доносов.
Его
обвинили в стремлении захватить императорскую власть, и
Клавдий
оказался столь недоверчивым, что, не вмешайся в это дело
Агриппина, он не задумался бы убить своего лучшего друга.
Вителлий один раз был цензором и три раза консулом, и,
когда
он умер, сенат постановил оказать ему чрезвычайные почести.
На
форуме была поставлена статуя Вителлия со следующей подписью:
«Он был непоколебимо предан императору». Действительно,
в течение
его долгой придворной карьеры государи и их любимцы менялись
не раз, и лишь преданность Вителлия к каждому из них оставалась
неизменной.
(Буассье Г. Оппозиция при. цезарях. СПб., 1993).
|
|
|
|
|