10. Восстание паннонских легионов

«Три легиона под начальством Юния Блеза стояли на зимних квартирах в Паннонии. Получив известие о кончине Августа и вступлении во власть Тиберия, Блез в знак траура или радости прекратил обычные служебные занятия солдат. Это привело к распущенности и раздорам среди солдат: они стали прислушиваться к речам разных негодяев и в конце концов выражали склонность к безделью и отвращение к дисциплине и труду. В лагере находился, между прочим, некто Песценний, прежде причастный к театральному делу, впоследствии сделавшийся рядовым солдатом, дерзкий говорун и по своей актерской профессии мастер на всякие интриги. Видя недоумение наивных солдат по поводу того, какова еще будет военная служба после Августа, Песценний начал понемногу сеять смуту среди солдат во время ночных разговоров или собирая около себя всех негодных людей к вечеру, когда все порядочные расходились по палаткам».

 

На одну речь, в которой он, обращаясь к солдатам, перечислял их тяготы, «солдаты отвечали шумными заявлениями; одни показывали рубцы на теле от ударов, другие — свои седые волосы, многие выставляли напоказ рваную одежду, едва прикрывавшую тело. В конце концов они пришли в такое исступление, что потребовали соединения всех трех легионов в один; этому помешала лишь их взаимная зависть и соперничество, так как каждый легион требовал преимущества для себя: дело решилось тем, что поместили рядом трех орлов всех трех легионов и значки отдельных когорт; натаскав дерну, солдаты сооружают возвышение, чтобы стоящие на нем значки были виднее. Во время этой работы прибежал Блез и, произнося угрозы, удерживая то одного, то другого, кричал: «Лучше уж обагрите руки в моей крови; убийство легата — преступление меньшее, чем измена императору. Либо я живой удержу свои легионы в повиновении долгу, либо своей смертью вызову в них скорое раскаяние».

Несмотря на это, солдаты продолжали таскать дерн и наваливали возвышение в половину человеческого роста, но, наконец, прекратили работу, уступая настойчивости своего начальника. Тогда Блез обратился к ним с красноречивым словом, говоря, что не путем восстания и волнений следует доводить до сведения императора о своих нуждах... Зачем прибегать к насилию вопреки обычному повиновению, вопреки законной дисциплине? Пусть назначат они от себя депутатов и в присутствии его, Блеза, передадут свои поручения. Все зашумели, требуя, чтобы депутатом отправился сын Блеза, военный трибун, чтобы он ходатайствовал о сокращении срока военной службы до шестнадцати лет; а об остальном можно будет сговориться, когда осуществлена будет эта первая просьба. С отъездом молодого человека установилось некоторое спокойствие.

Между тем несколько манипул, отправленных в Навпорт до начала восстания легионов, узнав о бунте в лагере, снимаются с места стоянки и грабят как сам Навпорт, так и соседние деревни. При этом солдаты осыпают насмешками и оскорблениями, а под конец и побоями, тех центурионов, которые вздумали было удерживать их. Больше всего сорвали они свой гнев на Ауфидии Руфе, начальнике лагеря; стащив его с повозки, они нагрузили его багажом и заставили идти впереди отряда, в насмешку спрашивая его, приятно ли ему нести такую огромную тяжесть, приятно ли совершать такой длинный путь. Делалось все это потому, что Руф, сам долгое время служивший простым рядовым, потом достигший звания центуриона и, наконец, начальника лагеря, восстанавливал во всей строгости древнюю дисциплину, как человек, состарившийся в труде и лишениях и тем более строгий, что сам когда-то перенес все это.

С приходом этих бунтовщиков в общий лагерь восстание снова поднимается, и солдаты, разойдясь по окрестностям, пускаются грабить. Для устрашения остальных Блез велит подвергнуть телес-

 

ному наказанию и засадить в тюрьму несколько человек, вернувшихся с богатой добычей; в это время центурионы и лучшие из солдат еще повиновались легату. Виновные оказывают сопротивление (арестующим), обнимают колена присутствующих при аресте солдат, называя некоторых из них по именам, обращаются даже к своим манипулам, когорте, легиону, кричат, что всем угрожает та же участь; вместе с тем они осыпают упреками самого легата, призывают небо и богов, — словом, прибегают к всевозможным средствам, чтобы только возбудить ненависть (к вождю), сострадание (к себе), страх и гнев. Солдаты сбегаются со всех сторон, разносят тюрьму и принимают в свою толпу даже дезертиров и уголовных преступников.

После этого восстание разрастается, появляется много вожаков... Трибунов и начальника лагеря выгоняют, а их имущество подвергают разграблению, центуриона Луциллия убивают (в отместку за его жестокое обращение с солдатами)... Остальным удается скрыться в темноте; задержали одного только Клеменса Юлия, который благодаря своему уму казался наиболее подходящим лицом для передачи солдатских требований. Дело чуть не дошло до драки между восьмым и пятнадцатым легионами: последний защищал одного центуриона, которого солдаты восьмого легиона хотели убить; но тут вмешались солдаты девятого легиона, приняв сторону пятнадцатого легиона и угрожая восьмому.

(Между тем Тиберий посылает в Паннонию своего сына Друза с войском и комиссию из высокопоставленных римлян).

Когда Друз стал приближаться, легионы вышли ему навстречу, но сделали это как бы по обязанности: они ничем не выражали своей радости, как это обыкновенно делается, не приняли парадного вида, а явились в грязном одеянии и, стараясь казаться печальными, скорее выглядели бунтовщиками.

Когда Друз вступил в пределы лагеря, солдаты расставили у ворот караулы и распорядились, чтобы в известных местах лагеря стояли наготове вооруженные отряды; остальные огромной толпой расположились вокруг трибуна. Друз, стоя, движением руки потребовал молчания. Всякий раз, когда солдаты оглядывались и видели за собой толпу своих, они начинали издавать угрожающие крики; потом, увидев цезаря, они вдруг умолкали: так все время стоял неопределенный шум, потом раздавались ужасные крики, — и вдруг наступала тишина; волнуемые противоположными страстями, солдаты то сами дрожали, то внушали ужас. Наконец, улучив момент, когда шум на время прекратился, Друз прочел письмо своего отца, в котором предписывалось солдатам сформулировать свои желания. Центурион Клеменс от имени солдат высказывает эти желания.

Друз требует, чтобы дело предоставлено было решению его отца; и сената. Солдаты начинают кричать на него, потом нападают на

 

конвой Друза и чуть не убивают одного из этого конвоя, его едва удается спасти.

С наступлением ночи можно было бояться, что волнения усилятся, но все успокоилось благодаря одному случаю: именно, при совершенно ясном небе вдруг начала затемняться луна. Не зная причины этого явления, солдаты приняли его за дурное предзнаменование. Это затмение было как бы изображением их тяжелого положения, и они решили, что все пожелания их будут исполнены, если только к богине снова вернется ее ясный блеск. Поэтому они подняли шум, стали играть на медных трубах и рогах, то печалясь, то радуясь, смотря потому, становилась ли луна светлее, или затемнялась. А когда облака совсем закрыли луну, они вообразили, что она померкла навсегда. Так как испуганное воображение порождает суеверия, они начинают жаловаться, что им весь век свой придется переносить тяготы, что боги недовольны их поведением. Полагая, что не следует упускать такого случая, а надо разумно воспользоваться тем, что дает случай, Друз приказывает обходить солдатские палатки. Дело это поручают центуриону Клеменсу и другим, пользовавшимся у солдат популярностью за хорошее обращение. Они вмешиваются в толпу солдат, занятую на караулах у ворот, поддерживают в них надежду, действуют на них страхом... Поколебав общее настроение, посеяв недоверие между солдатами, они отделяют молодых солдат от старых, разъединяют легионы. Тогда мало-помалу восстанавливается привычная дисциплина; у ворот снимают караулы, значки легионов, собранные в начале восстания в одно место, относят снова по местам.

На рассвете Друз созывает солдат и, не будучи опытным оратором, с врожденным благородством осуждает все происшедшее, одобряет теперешнее настроение, заявляет, что застращиванием и угрозами ничего с ним не поделаешь; напротив, видя их покорность, выслушав их просьбы, он, Друз, напишет отцу, чтобы тот снисходительно отнесся к нуждам легионов. По просьбе солдат молодой Блез во второй раз отправляется к Тиберию вместе с Люцием Апронием, римским всадником из когорты, сопровождавшей Друза, и с центурионом Юстом Катонием. После этого возник спор; одни были того мнения, что надо дожидаться послов и пока успокоить солдат мягким обращением; другие склонялись к суровым мерам... Друз, разумеется, был на стороне строгих мер. Прежде всего он велел вызвать и убить Вибулена и Песценния... После этого отыскали главных зачинщиков; многие, бродившие за пределами лагеря, были убиты центурионами и солдатами преторианских когорт (пришедших с Друзом); некоторых выдали сами солдаты, желая таким путем засвидетельствовать свою верность. Ранняя зима увеличила затруднительное положение солдат: все время шли дожди, до того сильные, что не только нельзя было выйти из палаток и собираться вместе, но даже едва удавалось уберечь военные значки, которые

 

сносило ветром и потоками воды. Не прекращался и страх перед небесным гневом: недаром же бледнели небесные светила, гремели бури против нечестивых; единственным средством избавиться от этих бед было — бросить проклятый лагерь, запятнанный преступлением и, искупив вину, отправиться всем по своим зимним квартирам. Восьмой легион отправился прежде всех, за ним пятнадцатый. Девятый легион громко требовал, чтобы подождали ответа от Тиберия. Но, после ухода остальных, и этот легион, предупреждая насильственные меры, сам тронулся в путь. Видя полное восстановление порядка. Друз, не дожидаясь возвращения посланных, вернулся в Рим».

(Тацит, Анналы, 16—30).