В римской литературе существовали произведения, специально посвященные театру, но они до нас не дошли. Однако сохранились некоторые сведения по театру в сочинениях отдельных писателей — Цицерона, Тита Ливия, Овидия, Тацита, Квинтилиана и некоторых других. От одного из крупнейших представителей «золотого века» римской литературы, Горация (65 —8 гг. до н. э.) дошло даже целое произведение, в значительной своей части посвященное драме и театру. Это его послание к братьям Пизонам, старший из которых занимался литературой. Уже в древности это послание было известно и под другим заглавием, указывающим на его содержание —«Об искусстве поэзии» (De arte poetica). Не подлежит никакому сомнению, что Гораций был хорошо знаком с «Поэтикой» Аристотеля. Более того, отдельные положения «Послания к Пизонам» в очень сильной степени напоминают то, что дает Аристотель в своем трактате. Однако по
глубине изложения и широте поставленных вопросов это произведение Горация значительно уступает «Поэтике»: основные положения Аристотеля — о фабуле, перипетии, катарсисе — не нашли отражения в «Послании» Горация. Впрочем, Гораций, сам поэт-лирик, и не собирался концентрировать все внимание на эстетике драмы и театра. В поэтике Горация нет строго систематического расположения материала: она написана в форме непринужденного послания 1. Первое требование, которое предъявляет Гораций ко всякому художнику, состоит в верности жизненной правде и соблюдении гармонического единства произведения. Разумеется, и поэт и живописец претендуют на известную свободу творчества. Что же, надо им ее дозволить, но в пределах должной меры и здравого смысла. Построение поэтического текста должно быть подчинено ясной логике. Быть может, кто-нибудь умеет хорошо описать рощу с алтарем Дианы, говорливый ру-
чей или величавый Рейн, яркую радугу в дождливом небе, но зачем все это, если оно не к месту?
Возвращаясь в дальнейшем к вопросу о верном воспроизведении жизни, Гораций настаивает на максимальном приближении к правдоподобию.
Выдумкой теша парод, выдумывай с истиной сходно,
И не старайся, чтоб мы любому поверили
вздору,
И не тащи живых малышей из прожорливых
Ламий 1.
Переходя к вопросу о способах воспроизведения жизненных явлений, Гораций указывает, что действие воспроизводится или в рассказе, или прямо на сцене. То, что зритель воспринимает только слухом, потрясает его меньше, чем то, что он видит. Однако на сцене нельзя показывать того, что должно быть скрыто от взоров людей. Не следует показывать и то, что будет красноречивым в словах очевидца: Медея не должна на глазах у зрителей убивать детей, а Атрей — варить человеческое мясо. Зритель либо не поверит увиденному, либо испытает вместо высокого ужаса тягостное омерзение (ст. 185— 189). Обращаясь к изображению характеров, Гораций советует поэту хорошо изучать жизнь:
Далее, я прикажу, чтоб ученый умел подражать,
Жизнь и нравы людей наблюдать для правдивости слога.
Идеал Горация —«драма, где мысли умны, а нравы очерчены метко» (ст. 319).
Часто пьеса, лишенная изящества, но отличающаяся верным изображением нравов, больше понравится зрителю,
чем та, которая блестит внешней отделкой, но не дает правдивых образов. При изображении характеров (как и фабулы) поэт должен следовать преданию или изображать сходное с жизнью.
Верное изображение жизни включает в себя последовательность в изображении характеров. Если на сцену выводится лицо, созданное творческим изображением поэта и никому до сих пор не известное, то каким оно вошло на сцену, таким же пусть и уходит. Это положение Горация нуждается в серьезном ограничении. Тот или иной персонаж может уйти со сцены не таким, каким он вошел на нее. События, происходящие с ним по ходу действия, могут изменить его характер или хотя бы некоторые его свойства. Это было уже знакомо античной драматургии. Демея в «Братьях» Теренция, хотя и несколько иронически, все же признает, что ему придется изменить свой характер. Практика античного театра шла в этом отношении дальше античной теории, все еще базировавшейся на учении Теофраста (греческого философа IV в. до н. э.) о стабильных и статичных характерах.
Если драматург желает, чтобы его пьесу внимательно смотрели с начала и до конца, то он должен изобразить характер каждого возраста сообразно с природой,— должен показать, «что дают и что отнимают летучие годы». Далее следует характеристика каждого возраста, причем ощущается некоторое влияние «Риторики» Аристотеля.
Поэт должен серьезно готовиться к своей деятельности, ему необходимо солидное философское образование.
Мудрость — вот настоящих стихов исток
и начало!
Всякий предмет тебе разъяснят философские книги,
А уяснится предмет — без труда и слова
подберутся.
Тот, кто понял, в чем долг перед родиной, долг перед другом,
В чем состоит любовь к отцу, и к брату,
и к гостю,
В чем заключается дело судьи, а в чем —
полководца,
Или мужей, что сидят, управляя, в высоком сенате,—
Тот для любого лица подберет подобающий облик 1
На слоге — ив частности на речах — Гораций останавливается много, и, пожалуй, это самый интересный раздел в его «Послании». Наряду со старыми словами поэт может употреблять новые слова и выражения. Это делали и прежние поэты, например Плавт, Цецилий, Энний; то, что было им дозволено, нельзя запрещать новым поэтам.
Далее Гораций переходит к метрическим средствам поэзии. Со времени Гомера грозные битвы, подвиги царей и знаменитых вождей воспевают гекзаметром; затем появились разнообразные лирические метры, и в числе их ямб, усвоенный трагедией и комедией. Поэт повторяет несколько иными словами мысль Аристотеля о том, что из всех размеров ямб более всего пригоден для живой речи (см. «Поэтику» Аристотеля, гл. IV). Поэт обязан теоретически изучить стилистику и метрику, в чем большую помощь ему окажут греки. Трагический стиль не подходит для комедии; но нельзя и о пире Фиеста рассказывать разговорным языком, пригодным для комедии. Правда, жанровые различия допускают исключениями комедия иногда возвышает
свой голос (когда, например, Хремет в сильной речи порицает своего сына), и герои трагедий изливают иногда свое горе в простых словах, например изгнанный Пелей и Телеф 2, оставив пышные речи, трогают своей жалобой сердца зрителей. Прежде скромный трагический поэт состязался из-за того, чтобы получить в награду козла (именно так объясняет, по-видимому, Гораций происхождение слова «трагедия»). Вскоре он вывел на сцену и голых сатиров, и на нее проникла грубая шутка, чтобы развеселить подгулявших зрителей. Что же, можно выводить на сцену насмешливых и дерзких сатиров, можно внутри жанровых границ сатировской драмы обращать в смешное важные предметы, однако надо помнить один совет: выступающий в этой драме бог или герой должен изъясняться средним слогом, одинаково далеко держащимся и от просторечия комедии и от высокопарности трагедии.
В поэтике Горация содержится кратко сформулированное требование соблюдать закон трех актеров: в разговоре четвертый всегда лишний, надо стараться обойтись без него (ст. 192—193). Это требование идет вразрез с тем, что нам известно из практики театра: паллиата часто требовала для своего исполнения от четырех до шести актеров, а разговор мог идти между четырьмя действующими лицами. Очевидно, Гораций желал, чтобы римская драма в отношении числа актеров строго следовала греческим образцам. О хоре, хотя и иными словами, высказывается старая аристотелевская мысль, что он должен быть одним из актеров (ст. 194). Требование, чтобы хор пел только то, что непосредственно связано с действи-
ем, еще больше увеличивает сходство с соответствующим местом «Поэтики» Аристотеля.
Поэтика Горация содержит краткие сведения по истории греческого и римского театра. Изобретателем трагедии Гораций называет Феспида, изобретателем масок и театрального костюма — Эсхила. Он же соорудил на брусьях невысокую сцену, ввел котурны и приучил слух к возвышенной речи 1.
Интересно суждение Горация о древней комедии: она пользовалась в народе немалым успехом, но вскоре ее свобода перешла в необузданность, она сама своими безрассудствами навлекла на себя законодательные запреты — и старинные хоры умолкли.
Гораций отмечает, что римские драматурги подражали греческим, но не ограничивались этим и создали национальную римскую драму — претексту и тогату. Однако римские драматурги, по мнению Горация, недостаточно работали над отделкой своих произведений.
В конце «Послания» Гораций возвращается к ранее затронутому им вопросу: что предпочтительнее может обеспечить успех произведения — гений или выучка? Гораций так отвечает на это:
Что придает стихам красоту? талант иль
наука?
Вечный вопрос! А по мне, ни старанье без
божьего дара,
Ни дарованье без школы хорошей плодов
не приносят:
Друг за друга держась, во всем и всегда
они вместе2.
Но в то же время занятие поэзией не допускает посредственности.
...Поэту посредственных строчек
Ввек не простят ни люди, ни боги, ни книжные лавки!
Как на богатом пиру нескладный напев
музыкантов,
Мак в сарацинском меду иль масло, жирное
слишком,
Нам претят, ибо мы и без них пировали
бы славно.
Точно так и стихи, услада душевная наша,
От совершенства на шаг отступив, безударными будут.
Талант должен много работать над собой, вверять только неподкупным и строгим критикам свои произведения, а иные из них вынашивать по нескольку лет.
Послание заканчивается великолепным изображением бесталанного, но влюбленного в себя поэта. И горе тому, кого он настигнет: своего невольного слушателя он зачитает до смерти!
«Послание к Пизонам» много читали в древности, и в средние века, и в новое время. Трактат римского поэта был также предметом самого внимательного изучения. Достаточно сказать, что «Послание к Пизонам» послужило образцом для «Поэтического искусства» Буало, теоретика французского классицизма XVII в.