1. Проблема и метод. В аргументации Ф.А.Вольфа в пользу расчленения «Илиады» лингвистический анализ отсутствовал, за что Вольфа упрекал В.Гумбольдт. Первые попытки расчленить «Илиаду» по языковым особенностям на ранние и поздние слои появились к середине прошлого века (Б.Гизеке — по предлогам — и др.). Сто лет назад А.Фик предпринял широкомасштабную попытку выделить в поэме поздний, ионийский, слой по тому признаку, что перевести данные тексты в раннюю, эолийскую, форму невозможно без разрушения структуры стиха. Однако все эти попытки натолкнулись на непреодолимые противоречия. Точно так отпали и другие критерии выделения поздних мест — аттицизмы, в частности, определенный артикль (Я.Вакернагель), или же аугмент (Дж.Друитт), стяжение гласных (Ф.Бехтель), игнорирование дигаммы (О.Даниельсон, Э.Герман и др.), абстрактные слова (К.А.Гепперт), патронимы на -ιδες (В.Мейер), особенности грамматики (Д.Б.Монро) и т.д.
В детальных штудиях сторонников единого авторства (Дж.Скотта, А.Шоуэна, С.Бассетта) было показано, что расчленители в своей статистике многого не учли. Они не учли, скажем, что в повествованиях и диалогах по-разному используются абстрактные слова, а доля повествования и диалогов в разных песнях различна, так что различное содержание абстрактных слов в текстах может быть объяснено именно этим, а не разным возрастом. А ведь после исследования Дж.П.Шиппа надо еще учесть и преобладание более поздних черт в языке сравнений, речей, описаний и отступлений от основного повествования в «Илиаде» (хоть сам Дж.П.Шипп установил хронологические различия и между разными кусками повествования). Была вообще поставлена под сомнение расчленимость гомеровского языка, так как он оказался искусственной смесью разных диалектов и придуманных слов, на которой в обиходе никто не говорил (К.Витте, К.Мейстер, хотя последний допускал его расчленимость). Открытие формульности гомеровского языка (М.Пэрри)
еще более затруднило его расчленение на слои: в формулах застревают и окостеневают слова разного возраста, а формулы живут очень долго.
Исходя из предположения, очень реалистичного, что «Одиссея» в основном моложе «Илиады», многие исследователи использовали первую как тест для выделения поздних частей во второй — по языку, в частности по лексике. Однако такие подсчеты были дискредитированы. В ряде статистических исследований проявилось большое сходство обеих поэм по их языку и отличие обеих от Гесиода и Гомеровских гимнов (Г.Герланд, К.Рейхельт, К.Витте, М.Пэрри, А.Шоуэн). Новейшие всеобъемлющие исследования эпического языка Гомера (А.К.Мортон, Ф.Крафт, Р.Гирше, Р.Джанко) как будто подтверждают единое авторство «Илиады» и даже общность происхождения «Илиады» и «Одиссеи».
Однако все эти исследования проверяли прежде всего хронологическую членимость Гомеровского эпоса. Между тем, различные вклады в «Илиаду» могут быть примерно одновременными, да еще созданными на одном для разных мест или певческих школ поэтическом койнэ. При таких условиях различия могут проявиться лишь в очень тонких деталях и не затрагивать многих сторон парадигмы и словаря.
М.Пэрри установил, что система формул, сложившаяся в поэтическом языке Гомеровского эпоса, чрезвычайно экономна: каждая идея, имея определенную грамматическую оформленностъ (зависящую от ее роли в содержании), может быть выражена на некотором данном месте строки (в данной стихотворной позиции) одним и только одним набором слов. Но есть повторяемые, системные исключения1 — они должны свидетельствовать о вторжении другой системы формул.
Есть, однако, в Гомеровском эпосе одна массовая языковая категория, в которой параллелизм источников может выступить гораздо ярче. Это синонимичные имена собственные (этнонимы, топонимы и личные имена): Троя носит другое имя — Илион, греки называются вперемежку ахейцами, данаями и аргивянами, Парис выступает и под именем Александр, река, упоминаемая как Скамандр, оказывается тут же и Ксанфом. Эта редкостная многоименность участников и местностей «Илиады» требует объяснения и нуждается в исследовании.
В эпическом языке имена образуют особую сеть, более других связанную с конкретными первичными произведениями. Имена меньше других слов подчиняются выравнивающему воздействию формульной
речи в амальгаме искусственного языка, где ранние формулы переносят слова в поздние пассажи, поздние слова входят в ранние обороты, разные диалекты образуют смесь, затрудняя расчленение текста. Сращенность имен с конкретными героями, народами и местностями не дает им (именам) утратить привязку ко времени и среде. Можно заподозрить, что синонимика имен отражает разные источники сказаний об одном герое, одном месте или одном народе.
Имена собственные в своей совокупности как бы маркируют тексты «Илиады», будь то песни, эпизоды или отдельные пассажи, и могут быть использованы для их сортировки, так сказать, по родству: близкими пропорциями встречаемости имен, как схожими спектрами, будут объединены тексты одинакового происхождения. Анализ распределения имен очень перспективен для достижения давней цели аналитиков — наглядно и убедительно расчленить «Илиаду» на составные части. К тому же в ней много и других синонимов — предлогов, частиц и проч., и сомнительно, чтобы все они составляли общий фонд искусственного языка, одинаково распределяясь по поэме.
Нельзя сказать, чтобы распределение синонимов в тексте «Илиады» не подвергалось исследованию. Распределение некоторых синонимов в «Илиаде» Э.Обст попытался использовать как указание на гетерогенность текста 2. Однако из-за малочисленности упоминаний избранного имени (Скамандр — Ксанф) автор не мог прибегнуть к частотному анализу (даже если бы и владел такой методикой), и его выводы, локальные по значению, не приобрели статуса объективности и достаточной убедительности. Проводились такие работы и на основе частотного анализа (А. делла Сета, К.Рейх) 3. Они не дали четкого разделения. Однако этим результатом они обязаны не монолитности материала, а погрешностям методики. В одном случае автор просто регистрировал абсолютные числа встречаемости, а в другом хоть и вычислял индексы, но распределение каждого из синонимов рассматривалось у него отдельно. При этом выяснялось распределение синонима вообще по тексту поэмы, тогда как требуется сравнительное рассмотрение парных синонимов в их количественном отношении друг к другу, требуется выяснить их распределение не по тексту поэмы вообще, а по включенной в этот текст сети упоминаний данного объекта. Иначе мы не добьемся выхода к терминологическим предпочтениям авторов песен, а установим
лишь совместный эффект такого предпочтения и частоты упоминания данного термина по сюжету, т.е. не получим в чистом виде ни того, ни другого.
При частотном анализе важен правильный выбор меры объема — на какое подразделение текста высчитывать встречаемость. Лучше всего было бы определить анализом содержания наименьшие части текста, относительно которых можно быть уверенным, что они заведомо однородны, а их неодинаковость устранить пересчетом на условную единицу. Однако такие куски текста (в каждой книге их окажется не менее десятка), к сожалению, слишком малы для статистики. Можно было бы разбить всю поэму на одинаковые куски большего размера и принять их за расчетную меру, но в этом нет нужды: условное приведение к одинаковому размеру — несложная операция (к тому же при вычислении отношений вообще ненужная), а коль скоро куски все равно негомогенны, то уж лучше воспользоваться существующим делением «Илиады» на книги. Оно привычно для читателя и сразу ориентирует его относительно местонахождения любого отрывка в поэме.
В главе I я уже затрагивал (и поставлю здесь еще раз) вопрос, позволительно ли при этом оперировать целыми книгами («песнями») как монолитами. Ведь известно, что текст «Илиады» разделен на 24 книги поздними, эллинистическими редакторами в Александрии условно, по числу букв греческого алфавита, а гомогенность каждой книги не раз ставилась под сомнение. Однако среди исследователей нет согласия ни в «естественном», первоначальном членении поэмы4, ни в выявлении интерполяций5. Авторы расходятся настолько, что как отмечал Дж.Скотт, «любая строка Гомера исключается по крайней мере двумя из них» 6. Поэтому лингвисты при статистических подсчетах обычно исходят из традиционной сетки книг.
Конечно, методика, исходящая из такого разделения, ограничивает результаты: в итоге исследования не удастся вычленить небольшие
гомогенные отрезки текстов, не будут определены точные границы отрезков. Но выявить грубо, в общем и целом, крупные блоки материала, значительно превышающие по объему одну книгу, этой методикой, безусловно, можно. Ее объективность и надежность (в этих границах) обоснована применительно к археологии7. Для уточнения и детализации потребуются другие методы (в основном текстологические).
2. Распределение этнонимов в «Илиаде». Из всех имен собственных Гомеровского эпоса наилучшие, наиболее полные возможности для классификации текстов представляют главные этнонимы греков: они синонимичны (все три), они самые массовые (употребляемость исчисляется сотнями), и они неравномерно и неодинаково распределяются по книгам «Илиады». Это установлено выше (в главе I), выяснена также последовательность их вхождения в эпос и вероятная хронология.
Если бы можно было полагать, что в эпический язык эти имена вонгли через «Илиаду», то наличие одного, двух или трех имен в разных частях «Илиады» легко дало бы хронологию этих частей. Дело, однако, обстоит не так просто. В книгах «Илиады» имена не группируются так, чтобы это наглядно отражало последовательность их вхождения в эпос (т.е. в одних книгах — все имена, в других — все без раннего, все без позднего). Скорее всего эти имена, по крайней мере «ахейцы» и «данаи», вошли в эпический язык задолго до сложения «Илиады». К тому же тексты, вероятно, нивелировались в процессе бытования уже в «Илиаде». Поэтому почти в каждой книге налицо все три имени. Если в нескольких наличествуют и не все, то отсутствие или малое число поздних не обязательно означает ранний возраст текста. Ведь употребляемость двух из трех имен («данаи» и «аргивяне») ограничена локальной традицией, так что отсутствие или малочисленность их употребления может означать как ранний возраст текста, так и просто другую традицию. Таким образом, пропорции встречаемости этнонимов образуют основу не для прямолинейных заключений о хронологии, а лишь для определения разнородных частей. Только привлечение дополнительных критериев позволит уточнить выводы и придать им хронологический или иной смысл.
Как уже сказано, делла Сета рассмотрел распределение трех этнонимов по книгам «Илиады» и «Одиссеи», ограничившись регистра-
цией абсолютных чисел 8. Этого недостаточно для оценки параметров и для объективного сравнения. Нужны индексы отношений. Введя в оборот числа встречаемости этнонимов по книгам и сделав несколько метких наблюдений, делла Сета в сущности не использовал полученную сеть данных.
Здесь его статистика распределений (табл. 14, Α-B) разработана в новом ключе. Чтобы проследить по «Илиаде» количественные отношения между тремя этнонимами, определим долевое участие каждого этнонима в процентах к общему количеству упоминаний греков по книгам, а также введем индексы отношений:
1) индекс ахейского участия α = Ах: (Ар+Д), т.е. отношение встречаемости «ахейцев» к сумме встречаемостей двух других этнонимов;
2) индекс аргивского участия β = Ар: Д, т.е. отношение встречаемости «аргивян» к встречаемости «данаев» (в перевернутом виде, т.е. Д: Ар, этот индекс показывает данайское участие). Вводить в это отношение «ахейцев» незачем, так как этот этноним количественно намного превосходит два других и образует для их отношения сравнительно равномерный фон.
Поскольку здесь рассматриваются в основном отношения и проценты, нормирование чисел не требуется.
Полученные числа (табл. 14, В-Г) положим в основу классификации книг, объединяя в группы тексты (книги) со схожими параметрами (табл. 15).
В одиннадцати книгах (I-IV, VI-VII, XVIII, ХХ-ХХИ и XXIV) налицо резкое преобладание термина «ахейцы» над двумя другими вместе взятыми (в 3 раза и более). Доля «ахейцев» в них — от 76 до 94%, причем в пяти книгах — 76%, в шестой — 77%, в седьмой — 78% — очень малый разброс. Во всех книгах этой группы доля «аргивян» невелика — от 0 до 16%, тогда как в остальных (вне этой группы) — за одним исключением (песнь XVI — 14%) — от 16 до 40%. Назовем эту группу книг «ахейской» (группа А).
Так сказать, самыми «ахейскими» в ней являются три книги с индексом ахейского участия выше 6. Доля «ахейцев» в них — выше 87%. Это книги XVIII, XX и XXII. В одной из них вовсе нет термина «аргивяне», в двух других — термина «данаи». Это будет «сугубо ахейская» часть группы или (что в данном контексте безразлично) «сугубо ахейская» группа (группа АА). Остальные «ахейские» книги будем называть «умеренно ахейскими» (группа Аа).
В целом противопоставление «ахейских» книг остальным наметил еще делла Сета, хотя и без вычисления индексов, на глазок: он просто отделил с обоих концов списка, упорядоченного по доле участия «ахейцев», по 8 книг с полярными пропорциями9. В «ахейском» конце списка вместо 8 книг здесь отделено 11, так как их индексы очень близки друг другу (малый разброс), а за ними следует большой интервал. В противоположном конце списка группировку книг можно оставить в том виде, в каком ее предложил делла Сета: в девяти книгах (V, VIII, XI-XII, XIV-XVII и XXIII) количество упоминаний терминов «аргивяне» и «данаи» вместе взятых примерно равно по количеству упоминаний «ахейцев». Индекс ахейского участия в них не выше полутора (от 1,0 до 1,4) и значения очень близки друг другу. Доля «ахейцев» здесь 49-59%. Назовем эту группу книг «уравнительной» (или группой У).
Остается четыре книги (IX-X, XIII и XIX) с отношениями промежуточного характера: индекс ахейского участия выше 1,5, но менее 3, доля «ахейцев» — от 63 до 69%. Назовем эту группу «нейтральной» (группа Н).
Внутри группы У можно провести еще один рубеж — по соотношению «аргивян» с «данаями». Не было смысла рассматривать это соотношение в группах, где доля тех и других вместе незначительна: числа слишком малы для статистических выводов. Только там, где общая доля тех и других значительна, становятся существенными и их количественные соотношения.
Для выявления данайского участия нужно, так сказать, приподнять «аргивскую» вуаль. Дело в том, что обычно упоминаний термина «аргивяне» несколько больше, чем термина «данаи» — в одной книге группы У (XXIII) — даже в 10 раз. Но в шести книгах этой группы (V, VIII, XI и XV-XVII) упоминаний «данаев» столько же, сколько и «аргивян» или несколько больше (в двух из них даже вдвое). Их-то и стоит выделить как «данайские» (в табл. 2 обозначены буквой Д) несмотря на в общем незначительное участие «данаев». Доля их здесь от 25 до 33%, т.е. от четверти до трети — все-таки больше, чем в любой другой группе. Индекс аргивского участия β (количественное отношение «аргивян» к «данаям») в этой группе 0,5-1,0, тогда как вне этой группы (и, конечно, вне «ахейской», которая здесь не в счет) он превышает единицу.
Именно в этих книгах — наименьшее содержание этнонима «ахейцы» по отношению к двум другим этнонимам: в трех книгах
индекс ахейского участия — от 0,95 до 1,0, в одной — 1,2 (она превышает по этому показателю лишь одну книгу), еще в одной — 1,4 (она превышает две). Эти шесть книг группы У выделим (табл. 16) в «данайскую» группу (сокращенное обозначение — Д), определив три оставшиеся книги (XII, XIV и XXIII) как «остаточную» группу (обозначение — О).
Преобладание «аргивян» над «данаями» в группе О при сравнительной слабости в ней «ахейцев» позволяет связать с этими книгами преимущественное проявление этнонима «аргивяне». Но в этом качестве группа О схожа с группой Н. Книги этих двух групп различаются наибольшим содержанием «аргивян», как и в «данайской» группе, но в отличие от нее здесь нет высокого содержания «данаев». Правда, есть только три книги с резким преобладанием «аргивян» над «данаями»: XXIII (десятикратное), X (более, чем пятикратное) и XIX (четырехкратное), в остальных — не более двукратного. Эти три книги принадлежат к группам О и Н. Обе группы, видимо, более других связаны с этим этнонимом, и их можно называть «аргивскими».
Итак, классификация книг по объективному признаку — предпочтению этнонимов — дала пять групп: «данайскую» (Д), две «ахейских» (АА и Аа) и две «аргивских» (Н и О). Даже одно лишь различие между этими синонимичными этнонимами по традиционной локализации и хронологии употребления, показанное мною в главе I, позволяет заподозрить, что эта классификация книг не случайна. Однако такая ее оценка оставалась бы сугубо гипотетической, если бы не отчетливая корреляция с другими формальными характеристиками и с компонентами содержания.
3. Корреляция этнонимов с топонимами. Коль скоро выявлены разные источники и получена диахроническая колонка этнонимов, а для названий осажденного города было установлено различное происхождение и отмечена вероятная связь с разными хронологическими пластами эпоса, представляется заманчивым связать одну колонку с другой (разумеется, понимая, что связи могут быть не только хронологическими). Для увязки воспользуемся списками книг, упорядоченными по индексам отношений: между этнонимами (табл. 15), с одной стороны, и между топонимами — с другой (взяв эти данные из табл. 6); отношение частот «Илиона» к частотам «Трои» принято за илио-троянский показатель — индекс γ.
В математике делить на ноль нельзя, а если делимое — ноль, то и частное — ноль. Однако в оценке отношений, если ноль появляется в делителе или в делимом, частное имеет разный вес в зависимости
от других чисел отношения, и желательно это показать. Поэтому далее я при делении на ноль за частное принимаю делимое со знаком бесконечности, а если ноль в делителе, то я обозначаю частное знаком бесконечности с делителем в скобках. Просматривая таблицы, читатель может убедиться в практичности этого приема при упорядочении отношений.
Получив, таким образом, сводную таблицу соотношений имен собственных внутри книг «Илиады» (табл. 17), мы сразу же находим (это просто бросается в глаза), что поляризация книг по значениям индексов α и γ совпадает. В обоих списках одни и те же книги (I, III, XX, XXII и XXIV) сосредоточены в одном конце (в списке, упорядоченном по соотношениям топонимов, они занимают места 2-4, 8 и 12, в списке, упорядоченном по соотношениям этнонимов, — места 2-4, 7 и 9), а другие книги, и тоже в обоих списках одни и те же (V, VIII, XV и XVII), сосредоточены в противоположном конце (занимая в первом списке места от конца 1-4, во втором — 1-3 и 5).
В первую группу книг входят только «ахейские» (5 из 11 «ахейских»), во вторую — только «данайские» (4 из 6 «данайских»). Остальные 6 «ахейских» книг расположены в середине списка, упорядоченного по соотношениям топонимов, т.е. не нарушая тяготения «ахейских» книг к «троянскому» концу списка. Остальные же 2 «данайские» книги расположены хуже: одна (XI) — на шестом месте от начала списка, а другая (XVI) — на первом! Поскольку она и в списке по индексу α находится на 8-м месте от конца списка, ее принадлежность к «данайской» группе оказывается под сомнением, несмотря на преобладание «данаев». Объяснение этому надо искать на содержательном уровне — либо в сложности состава этой книги, либо в ее особом, уникальном характере, в особом происхождении (это «Патроклия», о которой критиками высказывались разные идеи, в том числе о ее чужеродности в «Илиаде»10). Если эта песнь не «данайская», то она относится к группе О.
В остальном можно констатировать, что во всех книгах «данайской» группы за исключением XI (в V, VIII, XV и XVII) наибольшее преобладание «Илиона» над «Троей» (индекс β — 6 или 7, тогда как в большинстве остальных книг он колеблется между 1 и 2). Припомним, что в этих же книгах за исключением XI (при строгом подходе — и XV) наименьшее содержание этнонима «ахейцы» по отношению к двум другим (примечательно, что даже исключения совпадают — в XI книге).
Теперь можно сформулировать выявленную регулярность: среди топонимов поэмы «Илион» особенно сильно теснит «Трою» в тех книгах, где этноним «данаи» проступает среди своих синонимов наиболее заметно, а позиции этнонима «ахейцы» слабее всего. Между тем, сами по себе соотношения синонимичных этнонимов, с одной стороны, и соотношения синонимичных топонимов — с другой, взаимонезависимы. Зависимость между этими соотношениями может образоваться только в том случае, если выбор тех и других синонимов обусловлен участием определенных источников, разным происхождением соответствующих частей текста. Следовательно, в том сказании, которое образовало один из источников или один из хронологических пластов в формировании «Илиады», данаи осаждали Илион, а ни ахейцев, ни Трои не было.
Избирательная связь данаев с Илионом в каком-то крупном источнике «Илиады» подтверждается одним ярким совпадением в системе эпитетов этих имен. В то время как большей частью имена и эпитеты, связывающие кого-либо или что-либо с конями, образуется в Гомеровском эпосе от слова ίππος 'конь' (например, троянцы — ίππόδαμος 'укротители коней', Аргос — ίππόβοτον 'с добрыми пастбищами для лошадей'), соответствующие эпитеты «Илиона» и «данаев» образованы от слова πώλος 'жереб-' (в языке классического времени — 'жеребенок', раньше, вероятно, 'жеребец', 'конь'): Илион — έύπωλος 'с ладными жеребятами', 'доброконный', данаи — ταχύπωλοι 'быстроконные'.
С каким же из греческих этнонимов связана Троя? По сводной таблице — и с «ахейцами», и с «аргивянами». Но в «Илиаде» есть только две книги, в которых осажденный город называется чаще Троей, чем Илионом, — это XVI и XXIV, т.е. «Патроклия» и «Выкуп»11. Одна относится к группе О, другая — к группе А. Наибольшая густота встречаемости топонима «Троя» (т.е. наибольшая нормированная частотность — встречаемость в пересчете на тысячу строк) падает на книги VI, IX, XIII, XVI, XXIV. Две из них относятся к группе А, три — к группе Н. Группа А «ахейская», группа Η тяготеет к этнониму «аргивяне».
В среднем превышение «Илиона» над «Троей» больше в «ахейской» группе книг (средняя по 11 индексам — 2,4), чем в «нейтральной» (средняя по 4 индексам — 1,2). В группе Η в целом «Троя» столь же популярна, как «Илион». Высчитав общие средние по суммам встречаемости обоих этнонимов в каждой группе, получаем почти те же отношения (в группе А 2,0; в группе Η — 1,3). Группа О мало отличается по этому показателю от группы Н: усредненный из трех индекс γ — 1,3; по суммам для трех книг средний индекс γ — 1,7; усредненный из четырех книг (с включением XVI) — 1,1; по суммам для четырех книг средний — 1,0. Словом, по этому показателю (в любом его исчислении) группы Η и О находятся примерно на полпути между «Илиадой» (индекс γ — 2) и «Одиссеей» (индекс γ — 0,53), а поскольку «аргивяне» — самый поздний из трех этнонимов греков, то он должен совпасть по времени с ростом популярности «Трои».
Казалось бы, это говорит о том, что топоним «Троя» больше связан с «аргивским» вкладом, чем с «ахейским». Однако настораживают два обстоятельства:
а) наиболее сильные проявления терминов «аргивяне» и «Троя» не совпадают, они в различных книгах («аргивяне» в X и XXIII, «Троя» в XVI и XXIV);
б) бедность и несамостоятельность эпитетов «аргивян», как показано в главе II, резко отличает этот этноним от термина «Троя», обладающего хорошей системой устойчивых эпитетов (глава I).
Поэтому приходится заключить, что среди вкладов в «Илиаду» не было сказания, в котором бы аргивяне осаждали Трою. Связь этих двух терминов не смысловая, а чисто хронологическая. Они внедрялись в гомеровский эпос одновременно, но порознь. Точнее, к тому времени, когда какие-то аэды стали предпочитать именование греческих героев «аргивянами», термин «Троя», издавна набиравший силу, стал уже успешно конкурировать с термином «Илион».
Стало быть, сказание о походе греков на Трою должно было войти в «Илиаду» раньше, скорее всего в числе вкладов, в которых греческие герои именовались ахейцами: все-таки «Троя» концентрируется и в группе А, где с ней контактирует ранний этноним «ахейцы». Правда, в одних «ахейских» книгах осажденный город именуется то Илионом, то Троей — поровну, в других «ахейских» книгах чаще (в 2-5 раз) именуется Илионом. Что ж, видимо, состав источников «Илиады», отложившихся в этой группе (она достаточно велика), был сложным: в одних сказаниях ахейцы осаждали Илион, в других — Трою. Тут среди сказаний об Илионе могли быть вклады и более ранние, чем сага о данаях у стен Илиона.
4. Синонимичные предлоги. Есть классический пример избыточной синонимики в языке гомеровского эпоса. Пример относится к формам, встречающимся на каждом шагу, не связан со смысловым различением и потому наводит на мысль о столкновении разных традиций. Это синонимичные предлоги πρός, προτί и ποτί. Они не раз использовались для хронологического различения — и неудачно. Но взглянем на их распределение (табл. 18) непредвзято, без априорных интерпретаций.
Форма πρός, по единодушному заключению специалистов, вообще характерна для ионийского и лесбосского диалектов (т.е. для всех греческих колоний в Малой Азии, кроме дорийских); ποτί появляется у Гомера реже и большей частью со словами, необычными для ионийского, зато эта форма характерна для фессалийского и беотийского диалектов и для Северо-Запада Греции. Северо-Запад Греции как диалектная область включает в себя оба берега Коринфского залива и всю Локриду и Фокиду, побережье Эвбейского залива, т.е. всю Грецию — от моря до моря — севернее Беотии и южнее Фессалии12. Προτί нет в диалектах, хотя близкая форма πορτί есть в критском дорийском. Впрочем, некоторые рассматривают эту форму как результат изменения ποτί под влиянием πρός13.
Оставим пока в стороне неясную форму προτί и рассмотрим отношение πρός к ποτί по книгам «Илиады», обозначив его как индекс π. Как только мы упорядочим книги по этому индексу (табл. 19, колонка А), сразу же проступит четкая их поляризация. На одном конце списка сосредоточены «данайские» книги, включая XVI: они занимают места от конца 2-5 и 8-9. На противоположном конце и в середине списка несколько более разбросанно, но все же скоплением расположены «ахейские» книги: 5 из них собраны в самом начале списка, занимая первые 5 мест, остальные разбросаны в середине списка, занимая места 10, 12, 14-15 и 19.
Однако можно сообразить, что πρός есть лишь видоизменение сохраненного эпическим языком προτί. В самом деле, как показал Й.Холт, в составных словах перед гласными оказывается почти всегда πρός (572 раза из 583), перед согласными — προτί14. То есть исходными
формами являются две: προτί и ποτί. Обе они древние — обеим имеются соответствия в других индоевропейских языках: др.-инд. prati, авест. paiti, др.-перс. patiy. Точно так, как ассибиляция προτί привела к πρός (оставив в составных словах перед согласными старое звучание), ассибиляция ποτί привела в ахейском (линейном В) к po-si, в аркадо-кипрском — к πός (табл. 20) 15.
Таким образом, в гомеровском языке πρός и исходное для него προτί противостоят ποτί. Если присоединить προτί к πρός в подсчетах, обозначив суммарное отношение обоих к ποτί как индекс ρ (табл. 19, колонка Б), то получится следующая картина. Группа «данайских» книг еще более уплотнится, заняв места от конца 2-6 и 9. «Ахейские» книги выступят тоже плотным блоком, но ближе к середине списка: основная их часть окажется на местах с 6 по 11, еще две спереди (места 1 и 4), три за блоком.
Итак, в «данайских» книгах преобладают две формы: чисто эпическая προτί и производная от нее πρός — форма, характерная для ионийского и лесбосского (восточно-эолийского) диалектов Малой Азии, и это предпочтение в общем неудивительно. В «ахейских» же книгах сквозь ионийско-эолийские наслоения проступает употребление формы ποτί, характерной для севера греческого материка — для диалектов фессалийского, беотийского и для диалекта, пересекающего от края до края Среднюю Грецию, а это предпочтение странно и, видимо, может повести к интересным выводам относительно происхождения текстов «ахейских» книг. Этот факт приобретает особое значение в связи с установлением для гомеровского эпоса первоначального смысла слова «Ахеида» — как обозначения материковой Греции севернее Пелопоннеса.
В научной литературе давно уже обсуждались идеи Sagenverschiebung — перенесения эпических сказаний из материковой Греции, в частности, из областей севернее Пелопоннеса, в Малую Азию 16. Видимо, какая-то форма такого переноса и составила первоначальный «ахейский» вклад.
В табл. 19 в обеих колонках (А и Б) в самом конце списка за «данайскими» книгами оказывается книга VI. По остальным рассмот-
ренным формальным параметрам она не отличалась от прочих «умеренно-ахейских», хотя и находилась по доле «ахейцев» в самом конце перечня «умеренно-ахейских» (76% «ахейцев»). Поскольку группировка по индексам пир оказалась очень отчетливой и плотной, особая, крайняя (и притом «данайская»!) позиция книги VI обращает на себя внимание. Это может быть следствием негомогенности книга по составу, что как будто подтверждается на лингвистическом и содержательном уровнях 17.
5. Синонимичные частицы. Другой пример избыточной синонимики в гомеровском эпосе — синонимичная пара противопоставительных частиц αυτάρ и άτάρ. К.Рёйх проследил их распространение по книгам «Илиады» и пришел к выводу, что оно беспорядочно варьирует в пределах разброса, нормального для произведений одного автора. По его данным, например, точно так варьирует частотность частицы γαρ в комедиях Аристофана18. Рейх рассматривал распределение каждой частицы — αυτάρ и άτάρ — по отдельности (табл. 21, графа А), невзирая на их синонимическую связь, на их смысловую взаимозаменяемость. То есть он прослеживал совместный эффект двух факторов — количества противопоставлений, определяемого содержанием речи, и выбора одной из двух частиц, определяемого диалектом автора.
Снимем, однако, воздействие первого фактора: рассмотрим эти частицы в их отношении друг к другу и проследим, как распределяется по книгам это отношение — индекс τ (табл. 21, графа Б). Оказывается, оно варьирует очень широко: при общем преобладании αυτάρ индекс τ колеблется от 1,2 до 22,0 (увеличение почти в 20 раз). В списке книг, упорядоченном по убыванию этого индекса (табл. 22), книги отчетливо поляризуются, хотя и не столь резко, как в случае с предлогами. Если «аргивские» книги распределены по всей длине списка, то «ахейские» и «данайские» собираются больше у его оконечностей. В начале списка, на первых 8 местах, совсем нет «данайских» книг, а располагаются вперемежку с «аргивскими» пять «ахейских», в том числе 4 — сплошным блоком. Остальные 5 «ахейских» книг разбросаны по средней части списка (и 2 из них даже весьма близко к концу). Противоположная оконечность — преимущественно «данайская»: места
от конца 1-2 и 7-8 занимают 4 «данайских» книги (включая VI), и только 3 «данайских» находятся в середине списка (если считать и XVI). Усредненный индекс τ «ахейских» книг — 7,4, «данайских» — 3,8 (без XVI — 3,7).
Таким образом, несомненен тот факт, что и это распределение в общем коррелирует с разделением книг по пропорциям синонимичных этнонимов и, следовательно, подтверждает его. Но при попытках интерпретировать индекс τ мы наталкиваемся на значительные трудности.
К.Рёйх отнес частицу αυτάρ к ахейскому диалекту, άτάρ к ионийскому и аттическому. Это сомнительно. Р.Шантрен полагает, что эти частицы, происходят скорее всего от разных союзов — aut и at (сохраненных в чистом виде латынью) и образовались путем присоединения к каждому союзу частицы -аr 19.
Во всяком случае Рёйх прав в том, что частица αυτάρ в обеих поэмах более употребительна, чем άτάρ (768 случаев против 133), что она чаще содержится в традиционных формулах (в конкордансе К.Шмидта 390 строчек начинаются с αυτάρ и всего 7 — с άτάρ) и что она прочнее инкорпорирована в эпический текст (дает всего 2 случая хиатуса, тогда как менее употребительная άτάρ — 20).
Учитывая, что αυτάρ почти в 6 раз более употребительна, чем άτάρ, ее десятикратное превосходство над άτάρ по сопротивляемости хиатусу на деле означает (в относительном выражении) почти 60-кратное превосходство, а ее 56-кратное преобладание в формулах означает относительное преобладание более чем в 300 раз (если все цифры взять в точности, то в 325 раз). Это колоссальное различие. Все это вроде бы говорит о том, что αυτάρ в гомеровских поэмах значительно древнее, чем άτάρ. Если бы можно было этим ограничиться, то осталось бы сделать напрашивающийся вывод, что «ахейские» книга просто по языку древнее «данайских», и этим удовлетвориться. В связи с результатами анализа употребительности синонимичных предлогов этот вывод выглядит очень реалистичным.
Однако такой хронологической интерпретации противоречит само расположение «ахейских» книг в табл. 22: правда, «сугубо-ахейские» книга стоят в этом списке отдельно от других «ахейских», но не в «ахейском» конце списка, а, наоборот, ближе к «данайскому» концу.
Между тем, ожидалось бы, что там окажутся как раз «умеренно-ахейские» книги, где велика доля «аргивян», этнонима позднего. Но допустим, что здесь сказался просто иной аспект «аргивян» — локальная ограниченность употребления этого этнонима. Допустим, что «сугубо-ахейские» книга — это те, которые туго поддавались воздействию эпоса, где термин «аргивяне» был популярен. Все же хронологическая интерпретация индекса не дает полного объяснения.
В широкую картину изменчивости соотношений между частицами на большом протяжении времени — от глубокой древности эпоса, откуда происходят формулы с αυτάρ, до угасания этой частицы в позднейшей эпической поэзии — не вписывается ситуация в самом Гомеровском эпосе. Ведь на этом фоне сравнение двух поэм приносит сюрприз: соотношение синонимичных частиц оказывается противоположным ожидаемому. В «Одиссее» древняя частица αυτάρ гораздо более употребительна, чем в «Илиаде», — ив абсолютных значениях, и относительно другой, более молодой, частицы άτάρ. В «Илиаде» первая частица применяется 359 раз, т.е. всего в 1,85 раза чаще, чем вторая (194 раза), в «Одиссее» же — в 7,87 раза чаще (409:52). Иными словами, относительная употребительность ее там в 4,25 раза выше.
Этому соответствует тот факт, что частица αυτάρ чрезвычайно употребительна в киклических фрагментах (скажем, 3 раза в 10 стихах «Фиваиды»). В Гомеровских гимнах употребительность αυτάρ поляризуется, как в поэмах: в «Илиаде» 1 раз на 43,7 стиха (соответственно, в древнейших гимнах: в гимне Деметре 1 раз на 45 стихов, Афродите — на 41,9 стиха, Аполлону — на 34,1 стиха), в «Одиссее» чаще — 1 раз на 29,6 стиха (соответственно, в гимне Гермесу — 1 раз на 30,5 стиха, в остальных гимнах — на 31,7 стиха) 21.
Причину этого феномена распознать трудно. Если не перевертывать принятую хронологическую последовательность «Илиады» и «Одиссеи», да и гимнов, то можно было бы предположить, что в какой-то не очень ранний период, близкий к созданию «Одиссеи» и оформлению киклических поэм, певцы почему-то резко повысили содержание архаической частицы αυτάρ в своей поэтической речи, точнее, содержание традиционных формул, включающих эту частицу. Так они Могли стилизовать свою речь под старину, придавать ей «высокий Штиль». Это похоже на то, как обстоит дело у Гесиода: в Мифологической «Теогонии» αυτάρ применяется в 1,5 раза чаще, чем в более бытовой поэме «Труды и дни».
Однако разница между «Илиадой» и «Одиссеей» все-таки гораздо больше. Кроме того, в «Одиссее» было бы тогда вообще больше традиционных формул, чем в «Илиаде», а этого нет. Вероятно, секрет в другом: в том, что хронологический фактор — не единственный, коим определялась употребительность той или иной из этих частиц. Нужно учесть фактор диалектной принадлежности — подумать о возросшем, быть может, на какое-то время влиянии определенной локальной школы, в которой традиционные формулы с частицей αυτάρ имели большую употребительность, а частица άτάρ совсем не применялась.
Диалектное распределение частиц говорит, пожалуй, в пользу такого решения. В эолийских надписях частицы αυτάρ нет, она живет только в ионийской эпической поэзии. Частица же άτάρ есть у Пиндара (дорийская поэзия), у Геродота и Гиппократа (ионийская проза), в трагедии и комедии (аттическая речь с ионийским наследием), но она отсутствует у Фукидида (который первым перешел с ионийской речи на аттическую), у афинских ораторов и Аристотеля, т.е. в чистой аттической речи 22.
Иными словами, αυτάρ более характерна для ионийской речи высокого стиля, а άτάρ — для дорийской поэтической речи и ионийской прозы, но она отсутствует в чисто аттической речи. Таким образом, усиление ионийского вклада и ослабление эолийского могли привести к повышению доли частицы αυτάρ в «ахейском» конце списка книг. Кроме того, усиление вклада Афин могло резко ослабить там же долю частицы άτάρ (в каких-то частях текста даже вовсе свести ее на нет), а усиление дорийского вклада — повысить эту долю. Какой из этих факторов действительно сказывался в «Илиаде», и сказывался ли — иной вопрос, для решения которого нужны дополнительные данные.
Зато тот и другой можно заподозрить в формировании «Одиссеи». Впрочем, и в «Одиссее» соотношение частиц меняется от книги к книге с четким распределением (табл. 23): индекс τ выражается двузначными цифрами (точнее, цифрой 9 и выше) только в стоящих слитным блоком книг VI—XII (где действие происходит у феаков во дворце Алкиноя), а также в книгах XIV и XVI (т.е. в двух из книг о событиях в хижине Эвмея) и в XXIII и XXIV (т.е. в конце «Одиссеи», который издавна считается поздним добавлением). В этих двух последних книгах и в двух из феакийских (VII и X) частица άτάρ вовсе не встречается. В «Некии» (книга XI), в книгах о Тринакрии (XII) и
Навсикае (VI), а также в одной из книг о событиях в хижине Эвмея (XVI) частица эта встречается только по одному разу. А вот в архаичной «Телемахии» (первые четыре книги), архаизм которой выступает и в других лингвистических показателях 23, частица άτάρ встречается от 2 до 5 раз в каждой и индексы τ (отношения αυτάρ и άτάρ) невелики.
Итак, осмысление различий в соотношении частиц оказывается сложным. Здесь могли сказаться разные факторы, хотя взаимодействие нескольких факторов сказалось скорее в «Одиссее», чем в «Илиаде». Но, во всяком случае, одинаковое соотношение этих частиц может служить (хотя и не обязательно служит) индикатором родственного происхождения эпических текстов, возможно, единого авторства, а резкие различия в соотношении говорят о различном авторстве, о различном времени или месте формирования. Корреляция с другими данными говорит о том, что здесь это действительно индикатор родства.
6. Два имени богини. Есть возможность проверить, сказался ли аттический вклад на уменьшении доли частицы άτάρ в некоторых книгах «Илиады» и соответственно на увеличении индекса τ. Анализом содержания многие исследователи улавливают сравнительно ранний (до прибытия поэмы в Аттику) аттический вклад в «Илиаду», на что я указываю более подробно в главе I. Но в каких книгах он заметен — в тех ли, где мала доля частицы άτάρ?
Возможность проверить это заключается в сравнении употребительности двух имен богини Афины. Одно имя — Афина ('Α&ήνη), другое, дублетное, — Афинея (Αθηναίη). Это производное имя, но не прямо от имени «Афина». По имени Афины назван город Афины (Αθήναι), оформленный родительным (притяжательным) падежом этого имени 24. А уж от названия этого города и произведено дублетное имя «Афинея». Стало быть, оно означает «афинянка»25. В сущности, это эпиклеза богини. Появление этой эпиклезы в ряде мест «Илиады» может означать только одно: что в этих пассажах имеется в виду Афина как афинское
божество, владычица Афин 26. Так именовать богиню могли только певцы, находившиеся в сфере афинского культурного воздействия (но не сами афиняне: те звали Афину просто η θεός — «Богиня»27).
М.Пэрри считает, что употребление того или другого из этих синонимов диктовалось исключительно метрическими свойствами этих имен. Он убедительно показывает метрические различия их постановки в строке 28. Однако это еще не означает, что сей фактор первичен. Ведь и при иной причине выбора певцам приходилось укладывать слова в размер по-разному — в зависимости от их метрических свойств.
Исходя из того, что Άθηναίη гораздо легче укладывается в гекзаметр, чем Άθήνη, а более удобное слово должно преобладать, делла Сета заключил, что, поскольку этого нет, «Афинея» вошла в поэму позже, чем «Афина». Но уж вовсе не вяжется с внедрением ради метрического удобства резкое убывание «Афинеи» по сравнению с «Афиной» в «Одиссее». Если в «Илиаде» встречаемость «Афины» вдвое превышает встречаемость «Афинеи» (105:56 = 1,9), то в «Одиссее» — уже вчетверо (128:32 = 3,7). Это прямо обращает исследователя к другой причине появления «Афинеи» в Гомеровском эпосе — к деятельности апологетов Афин29.
Остается сравнить употребительность обоих имен в книгах «Илиады» (табл. 24), обозначив отношение имени «Афина» к его дублету «Афинея» как индекс θ (контрафинский показатель). Упорядочив список песен по этому индексу (табл. 25), мы получим прежде всего ответ на вопрос, сказался ли аттический вклад на текстах «Илиады» уменьшением доли частицы άτάρ. Книги «Илиады», в которых индекс θ высок, т.е. дублет «Афинея» отсутствует или очень мало применим (XX, XXII. XVII, V, X), имеют очень невысокий индекс τ, т.е. в них частица άτάρ выступает заметно. Так и должны выглядеть книги, в которых аттический вклад не проявился. Но из тех книг, где тяготеющая к Аттике эпиклеза «Афинея» выступает исключительным наименованием богини (XIII, IX, XVI) или преобладает над ними (VI, VIII) или употребляется наравне
с ними (XIX, XV, IV), только в двух книгах (XIII и XIX) частица άτάρ единична, а частица αυτάρ выражается двузначными цифрами, да еще в одной книге (XV) пропорции близки к этому. И в обратном рассмотрении: из книг с резким преобладанием частицы αυτάρ над частицей άτάρ, где можно было бы ожидать проявление аттического вклада (книги XXI, XIII, XIX, XII, VII, XXIV, I, II, XV и др.), только одна (XIII) знает богиню лишь как «афинянку» и две (XIX и XV) называют ее так наравне с именем «Афина» (еще одна, XII, из подсчета выпадает, так как не упоминает эту богиню вообще).
Приходится заключить, что четкой зависимости между аттическим вкладом и уменьшением доли частицы άτάρ в «Илиаде» нет.
В «Одиссее» общая употребительность эпиклезы богини падает вдвое по сравнению с «Илиадой». При таких условиях трудно считать эпиклезу свидетельством свежего аттического влияния. В распределении по книгам (табл. 26) тоже нелегко углядеть такое четкое размежевание, как в табл. 23. Все же в списке, упорядоченном по индексу θ (табл. 27), две книги из «Телемахии» (I и II) занимают два первых места, т.е. в том конце, где эпиклеза отсутствует или единична, а одна из книг конца «Одиссеи» (XXIV) занимает место на противоположном конце списка — как и ожидалось из гипотезы об обратной зависимости между эпиклезой и частицей άτάρ. Прочие же книги, в частности о Феакии, не показывают такой корреляции. Таким образом, зависимость хоть и слаба, все же заметнее, чем в «Илиаде».
Но табл. 25 (соотношение имен богини с этнонимами в «Илиаде») имеет и более общее значение для нашей темы: индекс θ хорошо коррелирует с классификацией книг по этнонимам. Самые высокие значения индекса θ имеют три «сугубо-ахейские» книги (XX, XXII и XVIII) — они, стало быть, менее всего подвержены были афинскому воздействию. Из остальных «ахейских» книг еще 4 помещаются в той же половине списка и только 3 заходят во вторую половину. А в противоположном конце оказываются «аргивские» книги — XIII, IX, предположительно «аргивская» XVI и поблизости от них «аргивские» XIX и XIV. Эти книги больше других затронуты афинским влиянием. Только две «аргивские» книга оказались в первой половине списка. «Данайские» же книга разбросаны по всему списку, кроме его оконечностей. Таким образом, корреляция двух имен Афины с двумя этнонимами греков очень ясная. Между тем нет никакой функциональной связи между этнонимами и именами богини, связь тут может быть только конкретно-историческая — через авторство, раздельное для текстов разных книг.
Любопытно, что с топонимом «Троя» имя «Афинея» никак не коррелирует, подтверждая непрочность его связи с этнонимом «аргивяне» — чисто хронологическое совмещение их диапазонов. Вероятно, «Афинея» с поздним этнонимом «аргивяне» тоже совпадают по хронологии: ее время приходится скорее всего на начало Сигейской войны (конец VII в.).
7. Итоги. Таковы некоторые формальные лингвистические основания для разделения «Илиады» на составные части по источникам формирования эпоса. Разная употребительность имен, а также предлогов и частиц говорит о том, что это были не просто и не только источники, а самостоятельные вклады, ставшие составными частями поэмы. Их переработка при объединении не настолько затрагивала языковую ткань стиха, чтобы можно было говорить об оригинальном поэтическом творчестве. Оно осуществлялось раньше и для каждой из составных частей поэмы порознь. Оригинальность целого состояла скорее в замысле, композиции и расстановке акцентов.