Заходила ли речь о передаче сведений или о переговорах с другим полисом, возникала необходимость в людском посредстве. Обмен письмами производился через одно и то же лицо, которое передавало отправителю первого письма устный или письменный ответ. Кем же были эти лица, гонцами или посланниками? Как первые передавали хранимую ими информацию? Как вторые вели переговоры?
Договоримся различать два типа информаторов: те, кто, не будучи никем уполномочены, распространяют услышанную ими новость или рассказ о событии, при котором присутствовали, и те, кого уполномочил полис или частное лицо, выполняющие эксплицитно порученное им дело.
Естественно, участники того или иного события чаще всего отчитываются о нем в своем городе. Когда Эдип, сын и убийца Лая, царя Фив, еще не подозревая об этом, хочет
знать, как тот погиб, он инстинктивно спрашивает, не присутствовал ли при трагедии кто-нибудь, попутчик или гонец, кто мог бы поведать о ней фиванцам24. При вооруженном столкновении об исходе сражений обычно сообщает полису стратег или кто-то из его заместителей25.
Информатор может быть сторонним наблюдателем, лично не участвовавшим в событиях, но знающим о них достаточно, чтобы рассказать в своем городе о новостях другого полиса. Практически всегда, когда затевается что-то важное, на месте оказывается некто, передающий собранную информацию соотечественникам. Когда афиняне во время Пелопоннесской войны решают напасть на Митилену26 и избирают для этого день, когда все обитатели города выходят за его стены на празднество, то, несмотря на все предосторожности, происходит «утечка»:
Однако какой-то человек из Афин предупредил митиленцев о выходе эскадры. Он переправился на Эвбею и по суше прибыл в Герест. Здесь он нашел выходивший в море грузовой корабль и, продолжая на нем путешествие, на третий день прибыл из Афин в Митилену и сообщил о приближении афинской эскадры27.
Здесь мы имеем дело с анонимом, о котором ничего не сообщается. Многих информаторов, однако, можно отождествить. Так, важным источником сведений были многочисленные купцы, бороздившие моря: например, торговцы, имевшие дело с Десятью тысячами, узнали, что Ксенофонт планирует расквартировать свои войска по берегам Черного моря, и сообщили об этом в свои города28. Ликург повествует, что некто Леократ сеял лживые слухи среди сограждан *, «которые, бывая по своим делам во всех
странах, в свою очередь рассказывали о нашем городе то, что они слышали от Леократа»29. «Парал» и «Саламиния», уже упомянутые священные корабли, доставлявшие афинских представителей на празднества в Дельфах, Олимпии или Делосе, были одновременно бесценными средствами передачи информации30.
Помимо этих категорий информаторов существовали люди, передававшие новости в надежде получить мзду: такое часто встречается в трагедиях.
Чтобы получить вознаграждение, нужно было принести хорошую новость или, по крайней мере, такую, которая могла бы удовлетворить заинтересованное лицо. Носители дурных вестей отдавали себе отчет в том, что задача их неблагодарна и риск столкнуться с плохим приемом очень велик. Именно это отражают фаталистические слова стражника из Софокловой «Антигоны», которому поручают сообщить царю, что, вопреки его приказу, Полиник был погребен:
На эту долю я судьбою послан.
Явился я незваным, не охотой:
Не мил гонец с известием плохим31.
В исключительных случаях принесшего горестные вести ждала смерть. Геродот в V книге «Истории» рассказывает об ужасной участи единственного оставшегося в живых афинского участника кровавой стычки между афинянами и эгинцами. Когда он прибыл в Афины с известием о несчастье, жены погибших кинулись на него и до смерти искололи несчастного застежками одежд32.
Все такого рода гонцы — «любители», сообщающие важную весть единственный раз в жизни, но наряду со спонтанной информацией существует и другая, организованная и контролируемая, которую распространяют глашатаи и гонцы (angeloi). И те и другие суть просто каналы
этой информации. Различие между двумя категориями посланников в греческих текстах не всегда проводится четко: чаще всего, глашатаи — официальные информаторы, уполномоченные государством или общественным органом, что не обязательно для гонцов.
От глашатаев и гонцов ждали, что они повторят слово в слово то, что им поручено сказать, и они явно выучивали послание наизусть. Горе тому, кто осмеливался изменить доверенное ему сообщение: упоминаемые Геродотом послы, решившие говорить по-своему, подверглись суровому осуждению сограждан33.
Глашатаи во время Гомера играли важную роль и пользовались высоким авторитетом, что в классическую эпоху случалось далеко не всегда. Единственная оставшаяся у них к тому времени законная привилегия — неприкосновенность; с древних пор никто не смел напасть на глашатая, тогда как простой гонец или даже посол не мог чувствовать себя в безопасности.
Не считая этого преимущества, которым пользовались только глашатаи, к официальным вестникам в полисе относились, скорее, плохо: то были второстепенные персонажи, что неудивительно, принимая во внимание роль слова в греческом полисе. Тот, кто мог лишь повторять чужие слова или приказы, не считался причастным главному достижению индивидуума, а именно свободной, искусно построенной речи. Иногда гонцам так мало доверяли, что давали им письменный текст в подкрепление слов. В этом отношении знаменательна приводимая Фукидидом мысль Никия. Последний, завязнув в тяжелом сицилийском походе, хотел связаться с Афинами, но
опасаясь, что посланцы то ли по неумению говорить, то ли еще и по забывчивости или, наконец, в угоду толпе, могут неверно изобразить положение, Никий отправил письменное донесение: он рассчитывал, что в этом случае афиняне, узнав его подлинное
мнение, не искаженное при передаче, смогут лучше всего обсудить истинное положение дел 34.
Чтобы новость дошла вовремя, важно, чтобы гонец передвигался быстро: еще с Гомера этому качеству посланцев, как людских, так и божественных, уделялось особое внимание. Зевс отправляет с вестью «Ириду крылатую»35, Евмей говорит Телемаху о «быстром» посланце 36 и т.п. В классическую эпоху эта тема становится общим местом, и гонцов часто описывают спешащими 37, поспешно шагающими38 или бегущими39. В «Птицах» Аристофана гонец прибывает настолько запыхавшимся, что не может без запинки спросить, где находится тот, к кому он послан:
Ку-ку-ку-ку-ку-ку-ку-ку-куда пошел
Начальник Писфетер?40
Знаменитого марафонского бегуна упоминают Геродот и Лукиан: согласно историку, перед самой Марафонской битвой, в 490 г. до н.э., афинские стратеги послали к лакедемонянам некоего Филиппида*, чтобы как можно скорее призвать тех на подмогу. Гонец якобы покрыл расстояние от Афин до Спарты, 220 километров, за одни сутки41. Эта версия, рассказанная вскоре после описываемых событий, заслуживает наибольшего доверия. Пятью веками позже Лукиан поведал куда более известную в наши дни, но явно выдуманную с начала и до конца историю: Филиппид якобы умер, возвещая афинянам о победе под Марафоном, пробежав перед этим почти сорок три километра, отделяющие Марафон от Афин42. Если в рассказе Лукиана достижение не столь значимо — 42,95 км вместо 220, — оно воспринимается ярче как потому, что гонец сообщает важ-
ную весть, так и потому, что он умирает с этой вестью на устах. Неудивительно, что в памяти людей осталась именно выдуманная версия, давшая впоследствии название марафонскому бегу.
По самым разным причинам — плохая погода, трудности с транспортом, леность гонца — весть могла запоздать. Поскольку путешествия совершались чаще всего морем, их продолжительность зависела от ветров и климатических условий. Фукидид жалуется, что зимой связь между Афинами и Сицилией практически прерывалась. Иногда такая ненадежность сообщения оказывалась во благо: историограф Пелопоннесской войны рассказывает в третьей книге, что после захвата восставшей Митилены афиняне в Народном собрании решили казнить всех ее обитателей и отправили триеру с соответствующим приказом к своим войскам на Лесбосе43. На следующий день они одумались, пересмотрели решение и, сочтя его слишком жестоким, отправили в Митилену другой корабль с отменой прежнего приказа44. А priori было мало шансов на то, что вторая триера, отправившаяся днем позже, доберется до места назначения раньше первой. Тем не менее благоприятные погодные условия и необычайная ретивость экипажа сотворили чудо:
Митиленские послы приготовили запасы вина и ячменной муки для экипажа триеры и обещали гребцам щедрую награду, если те придут на остров раньше первого корабля. Поэтому афинские гребцы выказали во время плавания такое рвение, что питались во время гребли ячменной мукой, замешанной на вине и масле, и пока одни спали, другие гребли. На счастье в море совсем не было противного ветра, а первая триера не торопилась передать свой смертоносный приказ. Как ни спешила вторая, первая все-таки опередила ее настолько, что Пахет успел прочесть решение Народного собрания и собирался уже выполнить приказ, когда прибыла вторая и спасла город45.
Фукидид далее справедливо замечает, что жители Митилены находились на волосок от гибели.
Известие могли и намеренно перехватить лазутчики или выследившие гонца враги. Для защиты от такой формы шпионажа существовали самые разные уловки. Один из наиболее известных способов — применявшаяся спартиата-ми тайнопись скитала, хорошо описанная Плутархом:
Вот что такое скитала. Отправляя к месту службы начальника флота или сухопутного войска, эфоры берут две круглые палки совершенно одинаковой длины и толщины. Одну они оставляют себе, другую передают отъезжающему. Эти палки и называют скиталами. Когда эфорам нужно сообщить какую-нибудь важную тайну, они вырезают длинную и узкую, вроде ремня, полосу папируса, наматывают ее на свою скиталу, не оставляя на ней ни одного промежутка, так чтобы вся поверхность палки была охвачена этой полосой. Затем, оставляя папирус на скитале в том виде, как он есть, они пишут на нем то, что нужно, а написав, снимают полосу и без палки отправляют ее военачальнику. Так как буквы на ней стоят без всякой связи, но разбросаны в беспорядке, прочитать написанное он может, только взяв свою скиталу и намотав на нее вырезанную полосу, располагая ее извивы в прежнем порядке, чтобы, водя глазами вокруг палки и переходя от предыдущего к последующему, иметь перед собой связное сообщение. Полоса папируса называется, как и деревянная палка, скиталой...46
Были и другие хитроумные приспособления, призванные зашифровать послание, но все они — по крайней мере, в классическую эпоху — оставались изолированными случаями. Большинство их приводится Геродотом, часто в контексте того, что некий грек, находясь в руках у персов (или под их наблюдением), хочет передать послание в свой родной полис. Так Гистией, находясь в Сузах, собирался отправить Аристагору, правителю Милета, послание с призывом
к ионийским городам восстать против великого царя. Поскольку дороги тщательно охраняли, ему оставалось только прибегнуть к хитрости...
Тогда Гистией велел обрить голову своему верному слуге, наколол на голове татуировкой знаки, а затем, подождав, пока волосы отрастут, отослал его в Милет... Гистией дал слуге только одно поручение: прибыв в Милет, просить Аристагора обрить ему волосы и осмотреть голову47.
Спартанец Демарат, тоже находившийся в Сузах, намеревался сообщить своим согражданам, что Ксеркс готовит поход против Греции. Он взял табличку для письма, соскоблил с нее воск, вырезал письмо на дереве, потом снова залил написанное воском48. Тот же Геродот сообщает о посланиях, вложенных в живот убитого зайца49 или обернутых вокруг стрелы 50.
Во всех приведенных примерах послание пишут на понятном языке и просто прячут. Только случай со скиталой несколько сложнее, поскольку предполагает договоренность между тем, кто посылает информацию, и тем, кто ее получает. Но в классическую эпоху еще не существует по-настоящему зашифрованных донесений, для которых отправитель и адресат вырабатывают общий код, применяющийся и при написании, и при дешифровке51. Только Эней Тактик в IV в. до н.э. приводит два примера зашифрованной информации, но это, возможно, просто вымысел, не имеющий никакого отношения к реальной действительности52. В одном случае речь идет о куске дерева, в котором просверлены двадцать четыре дырки, соответствующие по порядку двадцати четырем буквам алфавита. Чтобы написать слово, в дыры, обозначающие нужные буквы, продевается нить53. Надо полагать, в таких условиях передать длинное послание трудно... Второе изобретение состо-
ит в том, что кодируются только гласные, каждая из которых заменяется определенным количеством точек, соответствующим ее месту в алфавите: так, альфе соответствует одна точка, эпсилон — две и т.п. Согласные остаются неизменными54. Вернемся к проблемам и приключениям, с которыми могли столкнуться гонцы с незашифрованными посланиями. В некоторых случаях — надо признать, редких — письма перехватывают ненамеренно. Плутарх рассказывает на этот счет анекдот, который, благодаря его комичности, стоит привести целиком.
Что же касается гонца, отправленного Тимократом, с ним произошло необычайное приключение. Пройдя Италию и земли Регия, он спешил в Кавлонию, где находился Дионисий, когда ему встретился один из его друзей, несший только что заколотую жертву; получив кусок жертвенного мяса, он отправился дальше. Но поскольку он шел часть ночи, усталость сморила его, и он прилег в лесу у дороги. Подкрался привлеченный запахом волк, схватил мясо, привязанное к сумке, и убежал, унося и сумку с письмом. Когда тот, проснувшись, заметил пропажу, он долго бродил по окрестностям, ища письмо, но ничего не нашел. Тогда он решил не идти дальше, боясь предстать перед тираном без письма, но бежать и скрыться55.
Если информация доходила до места назначения, адресат мог и не поверить ей — например, потому, что не доверял ее источнику. Среди упоминавшихся выше информаторов некоторые заведомо считались более надежными: официальные гонцы, два священных корабля, а также частные лица, если они были известны и пользовались доверием. Напротив, наблюдалась тенденция остерегаться торговцев и неизвестных источников — первых потому, что (ложное) объявление о катастрофе могло вздуть цены на
их товары. Что же касается вторых, то им тем более не верили, если они приносили дурную весть, в которую народ отказывался верить. Знаменателен в этом отношении другой текст Плутарха, где речь идет о поражении в Сицилии, весть о котором пришла однажды в Афины.
В Афинах, как рассказывают, не поверили вести о беде, главным образом из-за того, кто эту весть принес. По-видимому, какой-то чужеземец сошел на берег в Пирее и, сидя у цирюльника, заговорил о случившемся, как о чем-то для афинян хорошо известном. Выслушав его, цирюльник, пока еще никто ничего не узнал, помчался в город и, прибежав к архонтам, прямо на площади пересказал им слова чужеземца. Как и следовало ожидать, все были испуганы и смущены, архонты созвали Народное собрание и пригласили цирюльника. Он не смог ответить вразумительно на вопрос, кто сообщил ему эту новость. Его сочли выдумщиком и смутьяном и долго пытали, привязав к колесу, пока не прибыли люди, во всех подробностях поведавшие о несчастье. Лишь тогда афиняне поверили, что Никий на себе испытал то, о чем так часто их предупреждал56.
Случалось, что сведения оказывались ложными, поскольку информатор намеренно лгал. Ложные сообщения, практиковавшиеся в военное время с целью дезинформировать противника, считались вполне законным средством. Кроме того, донесение могло быть многократно искажено: так, некий Леократ, афинский гражданин, впал в смятение после поражения при Херонее. Он собрал все свои деньги и ночью отправился со своей любовницей на корабль, который доставил его на Родос. Оказавшись там, он заявил, что Афины взяты, Пирей осажден, а ему единственному удалось ускользнуть. В мотивах, которыми руководствовался этот персонаж, разобраться сложно: обычно распространять ложные известия человека побуждает лич-
ная выгода или намерение кого-то оклеветать. Согласно Лисию, торговцы зерном выдумывали разные несчастья, поскольку это повышало цену на их товар.
Если информацию не сообщает непреднамеренно кто-то третий, будь то частное лицо или общественный институт, получить ее труднее. В отсутствие информаторов на месте или постоянных послов невозможно иногда получить необходимые разъяснения. Такие лакуны в передаче информации иногда весьма чувствительны: во время злополучной экспедиции на Сицилию афинянам было бы необходимо знать, на какую поддержку они смогут рассчитывать на месте. Несмотря на все усилия, соответствующие сведения до них так и не дошли. Уже затеяв экспедицию, они обнаружили, насколько ничтожны силы их сицилийских сторонников57.
Когда речь заходит не просто о передаче информации, а о том, чтобы вести переговоры, отправляются послы. Они не находятся на службе, и их функции заканчиваются с завершением миссии. Посланникам поручается множество дел, связанных с политической жизнью: предложение и заключение перемирий, мирных договоров, союзов, отправка даров, знаков отличия, всякого рода благодарностей. Иногда им вменяется в обязанность задать один-единственный простой вопрос: например, беотийские послы были отправлены к спартанскому царю Агесилаю, чтобы спросить «об условиях мира»58. В военное время послов сопровождал глашатай, который только и пользовался правом неприкосновенности.
Поручения, дававшиеся послам, были, как мы видели, временными и специализированными. Как правило, одно
посольство дела не решало: чтобы достичь соглашения, приходилось посылать множество миссий. Постановление Народного собрания определяло, что должны сделать послы, которым предоставлялась полная свобода действий в рамках полученных инструкций. Эсхин, например, сообщает, что когда он вместе с прочими был отправлен послом к Филиппу Македонскому, постановление гласило:
«И в остальном послам добиваться наилучшего, чего только смогут»59.
Оратор не упустил случая покритиковать эту неопределенность и двусмысленности, причиной которых она может явиться60.
Послы отправляются государством и избираются Народным собранием. От них не требуется высокий ранг или имущественный ценз, и только занятие проституцией, долги или общепризнанная безнравственность могут помешать гражданину быть избранным посланником. На деле, однако, выдвинутые в большинстве случаев принадлежат к числу известных политических деятелей 61, а также, по мере возможности, хороших ораторов. Именно по этим соображениям леонтийцы в 427 г. до н.э. послали в Афины Горгия, «который явно превосходил современников красноречием»62.
Количество посланников менялось в зависимости от миссии; чаще всего встречаются цифры три, пять или десять человек, а в одной афинской надписи упоминаются даже двадцать членов посольства. Только миссии спартанцев, по-видимому, неизменно включали троих, что, впрочем, было наиболее популярным числом и в других полисах еще с гомеровского времени.
После того как постановление народного собрания в общих чертах определяло поручение посольству, его учас-
тники были свободны в выборе средств для достижения поставленной цели. Ценнейшими источниками информации на сей счет являются тексты Эсхина и Демосфена о посольствах, отправлявшихся из Афин к Филиппу Македонскому. Послы во время пути обсуждали, что им говорить, порядок выступлений, способ построения аргументации:
...когда мы обсуждали, что нужно говорить, и Кимон высказал опасение, как бы в споре о правах Филипп не взял верх, [Демосфен] обещал нам, что отверзнет неиссякаемые источники красноречия и скажет о правах на Амфиполь и о начале войны так, чтобы сразу закрыть Филиппу рот...63
Можно было обсуждать и само постановление. Как раз по поводу содержащихся в нем положений и возникали иногда самые большие расхождения:
...было прочитано постановление, по которому нас отправили послами, а пересчитано все, что предписывалось нам помимо принятия клятв, и так как никто не помянул о главном, но беседу вели о делах менее важных, я сказал слова, которые необходимо пересказать вам64.
Эти примеры показывают, что «главы» делегации, как такового, не существовало, во всяком случае, в классическую эпоху. Тем не менее зачастую тот или иной посланник обладал особой аурой, предоставлявшей ему преимущественные права на переговорах. В последующую эпоху руководителя посольства обычно назначали.
Опять-таки в более позднее время посланцы оказались связаны буквой постановления о посылке их миссии: послов хвалили за строгое следование в речах формулировкам этого постановления. В римскую эпоху вошло в обыкновение писать письма, и послы оказались простыми почтальонами, а дипломатия утратила свою специфику.
Прибыв на место, посланники представали перед официальными учреждениями полиса или государства, в которое были направлены: перед Советом и Собранием в Афинах, перед собраниями различных полисов, перед эфорами в Спарте и непосредственно перед монархами или тиранами в недемократических государствах; если же они собирались говорить о проблемах чрезвычайно важных и интересующих эллинов в целом, они могли явиться на Олимпийские празднества, где собирались греки из всех полисов 65. Послы определяли не только порядок выступлений и аргументацию, но и одежду, которую наденут. Геродот рассказывает о посольстве ионийцев и эолийцев в Спарту. Выступить было поручено фокейскому представителю по имени Пиферм.
Тот надел на себя пурпурное одеяние, чтобы спартанцев, если они услышат об этом, собралось бы как можно больше. Затем он выступил с длинной речью, прося помощи 66.
Возвратившись домой, послы должны были дать устный отчет о своей миссии — сначала перед Советом, потом перед Народным собранием. Если первый отчет был обычно довольно кратким, во втором излагались все подробности посольства. Выступали по очереди все участники:
Далее, когда мы докладывали о посольстве народу, первым из нас выступил как старший возрастом Ктесифонт и среди прочего говорил о том, о чем условился сказать с Демосфеном: о Филипповом обхождении, о его наружности и веселости за вином. После него коротко говорили Филократ и Деркил, потом выступил я67.
Эсхин, когда наступил его черед, тоже произнес пространную речь68.
Именно второй отчет, если верить Демосфену, а не Эсхину, мог исказить истинное положение вещей. Первый
рассказывает о том, что произошло после возвращения посольства. Эсхин вначале достаточно объективно выступил перед Советом, но поставил все с ног на голову перед Народным собранием:
А когда сошлось Народное собрание и надо было говорить перед вами, тогда он, Эсхин, выступил первым из всех нас... и не стал ни докладывать о посольстве, ни упоминать, о чем говорилось в Совете... зато произнес такие речи о столь многих и великих выгодах, что ушел, всех вас увлекши...69 Снискав этим заслуженное одобрение, Эсхин, который всем показался и превосходным оратором, и достойным восхищения человеком, окончил речь и ушел весьма торжественно70.
В ответ Демосфен поднялся, хотел взять слово, но Эсхин и Филократ стали кричать и издеваться над ним, а Собрание отказалось его выслушать.
В случае с отчетами послов мы видим ту же реакцию народа, что и на любую другую информацию, но здесь положение усугублялось тем, что рядовые граждане мало что понимали в международных делах.
Несмотря на контроль со стороны Совета и Народно го собрания, посольства не всегда достигали своей цели: они могли возвратиться ни с чем даже после долгих месяцев пребывания в чужой стране. Крайний случай — посольство, отправленное к Филиппу Македонскому после заключения в 346 г. до н.э. Филократова мира между Македонией и Грецией. Посольство, участником которого был Демосфен, должно было принять присягу македонского царя и условиться с ним об установлении мира. Посланцы отправились в путь по суше и добрались до македонской столицы Пеллы только через три недели, хотя обычно это занимало куда меньше времени. Оказавшись на месте, послы еще двадцать семь дней дожидались отсутствовавшего
Филиппа, затем, по его возвращении, вместо того, чтобы потребовать от него присяги, сопровождали его в путешествии по Фессалии. Всего посольство отсутствовало больше двух месяцев и вернулось не солоно хлебавши. Его затянутость так и осталась необъяснимой, поскольку участвовавшие в нем Демосфен и Эсхин избегают каких бы то ни было комментариев по этому поводу.
Посольство могло оказаться рискованным предприятием; поскольку дипломатические представители не пользовались иммунитетом, с ними, особенно в военное время, могло случиться все, что угодно. Так, в 430—429 гг. до н.э. афиняне схватили и умертвили шестерых посланников, в том числе троих спартанцев, направлявшихся в Персию71. В 396-395 гг. до н.э. спартанский военачальник Фарак захватил и казнил афинское посольство, державшее путь в Персию72. Могли послов и посадить под замок на неопределенное время. Не следует, однако, преувеличивать значение этих злоключений: подавляющее большинство посольств завершалось благополучно.