248

Глава четвертая МЕСТО НАУКИ В СИСТЕМЕ МИРОВОЗЗРЕНИЯ Своеобразие античной науки, отличие целей и задач научного познания в древности от современных — проблема, ждущая своего разрешения. Если высокая оценка достижений научной мысли Греции давно стала общим местом, то в отношении римской науки распространено мнение как об эпигонской и по преимуществу компилирующей научные достижения эллинистического периода, что связывают, как правило, с общим упадком политической и хозяйственной жизни в Римской империи. Более того, несмотря на обширные познания древних в разных научных дисциплинах (что никем не оспаривается), само понятие науки в применении к античному обществу некоторым исследователям представляется спорным: если по мнению одних, истоки современной научной традиции коренятся в научных достижениях Греции и Рима (при этом подчеркивается приоритет греческой науки по отношению к римской), то по мнению других, формирование современного научного мышления следует относить лишь к XVII в., к начальной стадии развития промышленного капитализма и времени великих естественнонаучных открытий. Место, которое римская наука занимала в обществе и, главное, содержание, которое сторонники второй точки зрения вкладывают в понятие «наука», по их мнению, не отвечают критериям, выработанным в новое время. В лучшем случае, считают они, можно говорить о состоянии и уровне научного знания в античности, но ire о науке в целом, поскольку в изучении природы древними все определяется субъективно и умозрительно, а именно эти факторы наука (в ее современном понимании) элиминирует, как неточные и недостоверные, и, напротив, абсолютизирует экспериментальные и опытные методы исследования, т. е. стремится

249

определить все объективно. Наука в современном смысле рассматривает объект или предмет исследования вне субъективных представлений и оценок. Однако до сих пор остается окончательно невыясненным, насколько правомерно использовать понятия и представления нового времени для изучения проблем античной науки. Отметим только: что касается античной науки, то человеческий (субъективный) фактор составлял важную часть ее структуры. В этой главе речь пойдет лишь о роли научного знания и о месте науки в системе культурных ценностей Ранней Римской империи. История античной науки и конкретные достижения в различных ее областях нас будут интересовать лишь в той мере, в какой они реализуются и функционируют в рамках античной культуры периода Римской империи. Поэтому существенным для нас будет не вопрос о том, была ли античная наука или нет, и не определения античной науки в отличие от современной, а социальные и культурные предпосылки, способствовавшие возникновению конкретно-исторических форм научного мышления и характер отношения к научному знанию различных слоев населения Римской империи. При замечательных достижениях в отдельных областях знания — философии, астрономии, математике, медицине, механике — древние не мыслили науку в качестве общезначимой и объективной системы познания мира, основывающейся на опытных данных, методологии эксперимента н математического анализа. Римская наука, направленная на осознание единства многообразия природы и постижение закономерностей универсума, теснейшим образом связана со специфически античным представлением о мире как вечном, живом, неделимом, прекрасном целом. Именно мировоззренческими представлениями о том, что космос вечен, одушевлен, неделим и совершенен, объясняются особенности теоретико-познавательных аспектов римской науки. Всеохватывающая всеобщность умозрительной концепции космоса, предполагающего единство всей составляющей его множественности, соподчинение частностей и всеобщего, субъекта и объекта составляли отличительную особенность античной (римской) культуры. В социальном плане это умозрительное единство целого и составляющих его частей предполагало неразрывность связей человека и общества, в мировоззренческом плане человек в качестве частицы целого космоса составлял неразрывное единство с природой, мыслился частью природы (субъектом природы), и здесь не было антиномии природа — человек, где познающий субъект оказывался бы за пределами изначальной природной гармонии. Близость понятий «природа» и «человек» была обусловлена сходными формами отношения людей к этим понятиям. Мировоззренческий характер античной науки всегда приходится иметь в виду: научное знание в античности уже в своих исходных предпосылках не предполагало деятельного овладения предметным миром и, соответственно, в минимальной степени было связано с прогрессом в области техники. Насильственные методы овладения природой, стремление во что бы то пи стало исправить или усовершенствовать изначально сложившиеся отношения взаимосвязи

250

части — целого (что характерно для современной технической цивилизации) исключались самой структурой античного миропорядка. Античная цивилизация при высоком уровне развития знаний не стала цивилизацией технической: в живом космосе технической цивилизации не было места, а занимавшие весьма значительное место естественнонаучные разыскания довольно слабо были связаны с практическим применением. Несмотря на то, что теоретической области знания были известны методы экспериментальных и опытных исследований 1, их математическое обоснование, все же естественнонаучные разработки, не получавшие экономического поощрения, развивались как бы параллельно с практическими методами ведения хозяйства. Римская наука в целом (как и отдельные ее представители) не являлась господствующей силой в обществе, что обусловливалось общественно-политическим устройством империи и особенностями социальной психологии, которые, в свою очередь, исключали существование социального института ученых или групп узких специалистов в отдельных областях знания, наподобие современных. Латинское ars (калька с греческого техне) означало одновременно и науку, и искусство (в смысле овладения мастерством). Например, выражение «искусство врачевания» не обязательно равнозначно медицинской науке, но все же связано с ней по смыслу — это определенный навык, определенное умение лечить больного. В этом двуединстве (наука — искусство) слово ars часто выносилось в заглавие трактатов (ars poetica, ars amandi). Авторы Римской империи различали науки умозрительные, или теоретические (artes doctae), и науки эмпирические, связанные с практикой; сюда же относили и искусства (науки), удовлетворяющие потребности роскоши. Практические науки (artes liberales) ближе к действительности и диктуются необходимостью: это медицина, земледелие, строительное и военное дело, искусство мореплавания, право и прочие жизненно важные области знания. Занятия этими науками традиционно считались достойными «благородного» человека (отсюда их название — «благородные науки») и включали знание грамматики, риторики, диалектики, арифметики, астрономии, геометрии и музыки. Предметы эти входили в круг греческого воспитания и образования, а также были основой всякого практического знания на протяжении всей античной истории. Умозрительные науки — теоретические — непосредственно с практикой не связаны (еще Аристотель ставил их выше всех остальных.— Meth., VI, 1, 1026а). Главнейшая же из умозрительных наук — философия, которая делится на физику, этику и логику, составляющую метод философского изложения. Физика занимается вопросами строения универсума и законами природы; этика рассматривает связи человека с обществом и его место в космическом целом, его положение в мировом и социальном устройстве. В разное время философские школы давали свое 1 О месте эксперимента в системе античной науки см.: Landeis J. С. Engineering in the Ancient World. Berkeley; Los Angeles, 1978,' p. 185—197.

251

толкование относительно частей философии: если в классический период Греции акцент делали на физике, то в эпоху эллинизма и в период Ранней империи не без влияния стоического учения на первом месте оказывается этика. Все основные философские школы античности — платоники (академики), перипатетики, стоики, пифагорейцы, скептики, эпикурейцы, киники — признавали три части философии, которые заключали в себе все умозрительные науки. Философия выступала в качестве основной науки, потому что всякая теория включалась в общую систему философии и не мыслилась ценной сама по себе. Философия представляла как бы теорию теоретических наук, или теорию научного познания, поэтому позиция ученого, к какой бы философской школе он ни принадлежал, неотделима от позиции философа. И эту зависимость всегда приходится иметь в виду, говоря о науке в античности. Наука, творимая в недрах философии,— это картина мира, идеологически обоснованная общественным сознанием в виде философских спекуляций. Каково же место науки в культуре Римской империи первых веков нашей эры? Понятие «культура Римской империи» в своем роде не меньшая абстракция, чем «античная культура», и не только потому, что ко II в. н. э. Римская держава занимала с запада на восток и с севера на юг площадь около 1 млн. 750 тыс. миль, с населением почти 50 млн. человек, но и потому, что многочисленные народы, населявшие империю, имели собственную многовековую культуру. Тем не менее наличие единой политической и административной основы социального организма Римской империи позволяет рассматривать ее культуру не как механическое соединение многих культурных традиций, но как некую культурную целостность, обусловленную общим мировоззрением. В рамках этого мировоззрения переплетались греческая, эллинистическая и чисто римская культурные традиции, отразившиеся и в представлениях о научном познании. Уже во времена Республики римская культура становится двуязычной, высшие римские фамилии говорят и читают по-гречески, что считается признаком образованности и хорошим тоном; с другой стороны,— благодаря деятельности ученых-филологов латинский язык вырабатывает категориальный аппарат, способный передать все тонкости и сложности эллинистической культурной и научной традиции. Эллинистическая наука начинает активно проникать в Рим во II в. до н. э. И римские нобили поначалу довольно охотно принимают в своих домах греческих врачей, учителей, риторов и других знатоков своего дела. Богатейшие культурные традиции эллинизма на первых порах привели римлян в восхищение, однако взаимопроникновение эллинистических и римских ценностных стандартов оказалось процессом длительным и нелегким. Драматическое противостояние это длилось около 300 лет, пока, наконец, ко II в. н. э. не привело к синтезу эллинистической и римской традиций в различных областях научного знания. Ко времени Империи общепринятым языком науки становится греческий, а международным языком администрации — латынь. Деление это, впрочем условное (Апулей писал по-латыни, а Марк Аврелии или

252

Элиан — по-гречески) и мало что проясняет в действительно сложном переплетении культур и традиций. Наука Римской империй была не только разноязычной, но п разнонаправленной. Хотя престиж греческой и эллинистической науки был очень высок, мысль о превосходстве отечественной истории, культуры и образа жизни постоянно присутствовала в сознании римлян, ориентированных на римские традиционные ценности. Римляне отбирали для себя лишь наиболее ценное в греческой и эллинистической культуре, приспосабливая заимствованное к требованиям действительности. Люди практических знаний вроде Витрувия, Цельса, Фронтина стремились использовать достижения греков во славу Рима. Эллинистическая культурная традиция, конечно, имела своих приверженцев в различных краях империи, но на Западе ее влияние было слабее, чем на Востоке. В Риме не было собственных философских школ и выдающихся оригинальных исследователей, но это не значит, что ко времени столкновения двух культур Рим не имел собственных ценностей. Недаром «римский миф» предполагал и мифологизирование собственной истории. Рим старательно сохранял воспоминания о национальных героях, чьи доблести нашли отражение не в теориях, но непосредственно соотносились с устоями римского государственного устройства и связаны были с ценностями римской гражданской общины. Теоретическое наследие было привилегией иноземцев, Риму было чем гордиться и помимо научных авторитетов: завоевание огромных территорий, установление совершенного государственного устройства под властью императора, принесшего «золотой век» народам, особенности римского образа жизни, наконец накопленный запас практических знаний и опыта — римское гражданское строительство, римская санитария и гигиена и пр. Что касается теории, то Рим, к началу новой эры покоривший половину известной тогда ойку-

253

мены, ощущал себя хозяином не только завоеванных и облагодетельствованных им территорий, но и культурного и научного наследия ставших зависимыми от него народов. Часто высказываемые мнения о том, что Рим не дал миру оригинальных мыслителей и великих открытий в силу присущего римскому уму практицизма и неспособности к теоретической деятельности, по существу исключают объективную оценку особенностей культурной традиции, сложившейся в Риме ко времени Империи. Рим, «открывший» для себя богатейшие ценности греческой и эллинистической культуры и «покоренный» этой культурой, воспринимал ее отнюдь не механически. Ко II в. до н. э. культурные ценности римской традиции имели уже свою историю и были результатом становления и развития чисто римской формы социальной организации — римской гражданской общины. Вплоть до конца античного мира культурная традиция римлян при всех испытываемых ею влияниях и изменениях опиралась на ценности, лежавшие в основе италийского типа хозяйствования, во главе которого стоял pater familias. Римская фамилия покоилась не только на присущих лишь ей типе собственности и правозаконности, она несла в себе ценности, из которых слагалось единство и самосознание римского народа, культурообразующнй пласт нации. Римское общество с присущей ему открытостью к внешним влияниям охотно восприняло эллинистическую культуру вместе с философскими учениями

254

и развитыми научными традициями, лежащими в основе эллинистического мировоззрения, однако ценности теоретических построений греков так и остались для римлян внешними, не затронув глубинных основ их собственной культуры. Римляне восприняли от эллинистических теорий лишь то, что отвечало их потребностям и представлениям о внутренне замкнутой структурной целостности. Этим прежде всего и объясняется пресловутое «научное» отставание римлян, компилятивный и книжный характер научного знания в Риме. Когда дело касалось жизненных основ их культурной традиции или устоев их общественного устройства, римляне не знали себе равных, например в области права и администрирования. Уровень развития строительной, военной, сельскохозяйственной техники римлян ни с чем не соизмерим, несмотря на отсутствие собственных оригинальных изобретений. Изначальные ценностные установки культурной традиции римлян таковы, что «по обычаям предков» доблестью признавались не слова, а поступки, и римские авторы как будто бы и не стремились к теоретическому самовыражению. Таково мнение Витрувия: «Наши древние архитекторы были не менее велики, чем греческие, да и на нашей памяти было их довольно, но лишь немногие из них издали руководства... По этому предмету греками выпущено много книг, а моими соотечественниками до крайности мало, хотя в старину было много крупных архитекторов из наших граждан, которые могли бы и писать с немалым изяществом» (VII, praef., 14, 17). Когда римские авторы собирают воедино научные теории эллинизма по самым разнообразным областям знания в энциклопедическом произведении, они с самого начала не ставят перед собой задачи написать самостоятельное исследование. Приоритет практического знания и опыта над понятийным знанием, лежащий в основании римской культурной традиции, способствовал формированию особого описательного характера книжного теоретического знания y римских авторов. Энциклопедический способ изложения в той или иной мере обнаруживается у любого римского «ученого»: в этой манере писали Варрон, Лукреций, Цицерон, Манилий, Витрувий, Цельс, Плиний Старший, Колумелла. Вряд ли Плиний Старший претендовал на оригинальное исследование, используя в качестве источников более двух тысяч книг других авторитетов. Однако объяснять позицию римского энциклопедиста его природной неспособностью не только создать собственные оригинальные теории, но и адекватно изложить чужие (как об этом нередко пишут историки науки) значило бы упрощать дело и схематизировать тип научного мышления, который сложился в Риме к началу Империи. Особенности подхода к материалу в римской традиции книжного энциклопедического знания способствовали распространенному мнению о наивности римских научных авторитетов, для которых в принципе невозможно восприятие достижений греческой мысли. Если оценивать римскую науку в рамках связанной с ней традиции, речь может идти лишь о характерных особенностях восприятия научного знания в Риме. Если при этом еще принять во внимание, что никакая культура с многовековыми традициями, очевидно, не может просуществовать на

255

завезенном извне знании, не приспособив его к собственной системе ценностей, то отпадают и основания говорить о несостоятельности римской науки в сравнении с греческой. Система образования в Риме в общем не отличалась от обычной практики эллинизма. Необходимые знания в грамматике, риторике, математике и музыке абитуриент получал в родном городе, даже небольшие муниципальные города предоставляли своим гражданам такую возможность. Потребность государства в специалистах удовлетворяли врачи, юристы, строители, риторы, военные и гражданские инженеры и другие образованные люди (viri humaniores). Желающие более подробно заниматься теорией должны были совершенствоваться в избранной области в городах, считавшихся центрами средоточения знаний — в Афинах, Смирне, Коринфе, Пергаме или Александрии, куда съезжались со всех концов империи слушать знаменитых философов и других авторитетов в различных областях знаний. В городах имелись также большие хранилища свитков — древние библиотеки. Ученые люди (viri docti или mathematici) в результате обучения не получали никаких официальных подтверждений в «профессиональной пригодности», и прослушанный курс наук не гарантировал им определенного положения в обществе. Система образования была рассчитана не на массы людей, стремящихся приобщиться к одной определенной области науки, а на индивидуума, усовершенствовавшегося в самых разных областях знания, и прежде всего в философии. Философия постоянно оставалась одной из основных наук античного мира. По словам Сенеки, «постичь природу и самое себя может только философия. Она восходит к началам всех вещей, потом принимается за исследование души, затем разбирает, что такое истина, каковы ее доказательства» (Ep., 90, 27), иными словами «философия исследует весь мир» (Ep., 95, 10). Представления о целях и задачах научного познания Ранней Римской империи формировались под сильным воздействием идей стоицизма, особенно распространившихся в период становления Империи среди самых различных слоев населения. Стоицизм формулировал свое представление о науке и искусстве, свой идеал мудреца и счастья. Стоическое понимание наук и искусств заметно отразилось в идеологии и общественном сознании римского общества 1 в. Поздние стоики выделяли нравственный аспект в отношениях с действительностью. Вопрос о счастье ставился ими как проблема достоинства человека в системе социальных отношений. Идеал счастья ориентирован на мудреца стоического толка, который видит блаженную жизнь в невозмутимости и спокойствии духа (Sen. Ep., 92, 3). Римский стоицизм берет начало от представителей Средней стой Панетия и Посидония2. Когда Сципион Африканский Младший организовал в Риме литературно-философский кружок, подвинувший римскую публику к изучению эллинистической традиции культуры, он пригласил 2 См.: Асмус В. Ф. Античная философия. М., 1976, с. 481 и след.

256

ведущего стоического философа II и. до н. э. Панетия. Панетий и его ученик Посидоний развили синкретические тенденции стоицизма. Используя системы Платона и Аристотеля, стоики видели в мировой державе римлян осуществление божественного промысла, где жители были космополитами, а различия между Востоком и Западом, греками и варварами, свободными и рабами не имели решающего значения3. Посидоний (139—51 гг. до н. э.) сделал многое для восприятия греческой философии в Риме. Уроженец Сирии, он несколько лет провел в Афинах, слушая лекции Панетия, а после его смерти отправился в путешествие по Северному Средиземноморью, посетил Гадес и вдоль побережья Северной Африки добрался до Египта, по пути знакомясь с обычаями, знаниями и культурой этих народов. В конце концов он поселился на Родосе, где и основал собственную школу. В 78 г. к нему приезжал слушать лекции Цицерон. Из произведений Посидония до нас дошли лишь отдельные фрагменты. Кроме философии ou занимался астрономией, математической географией, историей, о чем известно по ссылкам и цитатам из античных авторов. Пришедшая на смену республиканской форме правления единоличная власть принцепса, a затем императоров переживалась верхушкой римского общества как длительный, болезненный и напряженный процесс. Надежды на возможное возвращение прежних форм правления постепенно исчезли, иллюзии рассеялись. Скрытая и явная сенатская оппозиция существовала в римском обществе еще долго, но уже как бы по инерции. Фактически каждый житель империи независимо от его социального положения стал подданным государства, верховную власть которого воплощал император. Стоики с их проповедью равенства и независимости человека от внешних обстоятельств и отождествлением миссии Рима с божественным благом оказались особенно влиятельными в условиях, когда вопрос о сохранении человеческого достоинства при новом социальном устройстве стал очень остро. Социальные перемены сместили акценты и в общефилософской картине мира. На первое место выдвигается этическая часть философии. Положение человека в мире и в обществе, его отношение к природе и место в изменившемся социуме принимается объяснять этика. Этические рекомендации были попыткой приспособить индивида к новому пониманию соотношения части и целого. Как в изменившихся условиях сохранить распадающееся единение с целым, что считать благом и как быть счастливым — эти насущные проблемы времени пыталась разрешить этика. Путей к достижению блага предлагалось несколько: свой путь y стоиков, скептиков, эпикурейцев. Практическая философия становилась философией нравственности. Философия может научить человека быть счастливым и свободным, поэтому в построениях основных философских школ доминирует этическая часть философии. Физика, занимавшаяся проблемами бытия и устройством материи, конечно же, не была забыта 3 Там же, с. 454: «...стоики приходили к космополитизму. Именно и этом качестве стоицизм перешел в римскую философию». Ср. также: Stahl W. H. Roman Science. Madison, 1962, p. 45.

257

вовсе, но, не удовлетворяя запросов общественной психологии, воспринималась как чистая теория. Философия как бы распалась на практическую и теоретическую области. Практическая часть — руководство для общества, теория — познание высших законов бытия. Современник Апулея и Галена, последователь школы Гая платоник Альбин разделял философию на диалектику, теорию и практику. Теория включала физику, теологию и математику, а практика — этику, экономику и политику 4, т. е. этика, экономика и политика соотносились с практической стороной жизни, а познание природы, устройство универсума и воля божества отходили к области теории. Стоики Ранней империи и самую физику — учение о материальном и космическом бытии — рассматривали с этических позиций. Для главного представителя римского стоицизма I в. Сенеки изучение природы — способ очистить душу, приблизившись к познанию тайн божественного провидения (NQ, praef., 1, 16). «Мудрец исследует и делает для всех ясным, во-первых, природу, а во-вторых, закон жизни» (Ep., 90, 34). Формы отношения человека к природе, непосредственно связанные с мировоззрением и общественной психологией, существенны для понимания культуры любого общества, в том числе и римского. Проблема заключается в том, чтобы выяснить содержание форм отношения человека к природе, степень их зависимости друг от друга в интересующий нас период. Пониманию этих вопросов может способствовать рассмотрение двух произведений, посвященных исследованию природы,— «Естественной истории» Плиния Старшего (23—79 гг.) и «Вопросов природы» Сенеки (4 г. до н. э. — 65 г. н. э.). 4 Dillon 1. The Middle Platonists. L.; Duckworth, 1977, p. 272.