312

Глава VIII. Римская империя в III веке ГОСУДАРСТВО И ОБЩЕСТВО Со смертью императора Коммода начались внутренние распри, войны между претендентами на престол, опиравшимися на те или иные легионы, расквартированные в провинциях, или на преторианскую гвардию в столице. Политическое равновесие между отдельными соперничавшими общественными силами, царившее в

313

Риме эпохи Адриана и Марка Аврелия, отошло в прошлое. Одержавший победу над другими претендентами на власть Септимий Север повел в конце II — начале III в. политику, враждебную сенату, рассчитывая исключительно на поддержку со стороны войска. Распустив старую преторианскую гвардию, состоявшую из полноправных римских граждан, а создав новую, рекрутировавшуюся из солдат дунайских и сирийских легионов, а также сделав офицерское звание доступным любому выходцу из провинции, Септимий Север углубил начатый еще при Адриане процесс варваризации армии. Тот же политический курс — ослабление позиций сената и опора на войско — продолжил сын императора, Марк Аврелий Антонин Каракалла. Знаменитый эдикт Каракаллы 212 г., предоставивший права римского гражданства всему свободному населению империи, явился завершением длительного исторического развития Римского государства от маленького замкнутого италийского полиса к универсалистской космополитической империи. За убийством заговорщиками Каракаллы последовал недолгий период хаоса и распада в правление молодого, но развращенного и ненавистного всем императора Бассиана, прозванного Гелиогабалом за свою приверженность культу Солнца, который он хотел официально ввести в Риме вместо традиционной римской религии. Гелиогабал также погиб от рук заговорщиков, и только при его двоюродном брате, Александре Севере, наступило — впрочем, столь же недолгое — успокоение: новый император пытался достичь согласия с сенатом, усилить дисциплину в армии и одновременно снизить расходы на ее содержание, чтобы вообще ослабить ее роль в жизни государства. Понятно, что недовольство войска привело к новому заговору: в 235 г. Александр Север был убит, и с этого момента начался полувековой период политического хаоса, отмеченный борьбой за власть между различными претендентами, выходцами из простых солдат, опиравшимися только на их поддержку. «Солдатские императоры сменяли друг друга на престоле с головокружительной быстротой и обычно погибали насильственной смертью, несмотря на то что некоторые из них, например Деций, Валериан и Галлиен, стремились как-то нормализовать обстановку. При этом они, как правило, апеллировали к старым государственным и религиозным традициям Рима, что приводило, в частности, к вспышкам гонений на христиан. Внутри- и внешнеполитическая ситуация оставалась крайне тяжелой: императорам приходилось не только давать отпор германским племенам франков, алеманнов, готов, но и бороться с узурпаторами, появлявшимися то здесь, то там в провинциях, где верные узурпаторам легионы провозглашали их императорами. В течение III в. многие провинции на продолжительное время вообще порывали всякие связи с Римом и становились фактически независимыми. Только в начале 70-х годов III в. императору Аврелиану удалось вновь подчинить власти Рима отпавшие провинции Галлию и Египет.

314

Справившись с этой задачей, Аврелиан начал именовать себя «восстановителем мира», а позднее приказал называть его «государь и бог», на что его предшественники не решались, опасаясь посягнуть на еще сильные в Риме республиканские, антимонархические традиции. На Марсовом поле был воздвигнут при Аврелиане храм Непобедимому Солнцу как высшему божеству и верховному покровителю государства. Но и присвоив себе титул «государя и бога», император не избежал общей участи римских правителей того столетия — в 275 г. он был убит заговорщиками, и политический хаос вновь воцарился на всей территории империи. Распад государственной системы, внутренние междоусобицы, нападения германских племен и длительные безуспешные войны с персами, создавшими в III в. могущественную державу Сассанидов, — все это усугубляло острый экономический и социальный кризис римского общества, ставший очевидным еще на исходе предыдущего столетия. Коммуникации в империи стали ненадежны, что подорвало торговлю между провинциями, стремившимися теперь ко все большей хозяйственной самостоятельности и замкнутости, ограничивая масштабы производства размерами, достаточными лишь для удовлетворения потребностей своего населения. Центральная власть испытывала хроническую нехватку средств, ибо расходы на содержание императорского двора, должностных лиц, армии опустошали казну, доходы же с провинций поступали нерегулярно. В провинциях, как уже говорилось, нередко всем заправляли узурпаторы, а не представители римских властей. Чтобы справиться с финансовыми трудностями, государство нередко прибегало к обесцениванию денег: так, уже при Септимии Севере содержание серебра в денарии сократилось наполовину, при Каракалле еще уменьшилось, а к концу III в. серебряный денарий был по существу медной, лишь слегка посеребренной монетой. Инфляция, обесценивание денег вызвали усиленную тезауризацию старой, полноценной монеты, т. е. ее накопление в кладах, многие из которых были позднее раскопаны археологами. О размерах таких кладов может свидетельствовать находка, сделанная в Кёльне: более 100 золотых монет и свыше 20 тыс. серебряных. Инфляции сопутствовал рост денежных вложений в приобретение земельных владений. Арендная плата за землю повышалась, что вело к разорению колонов, все больше вытеснявших из сельского хозяйства рабов; теперь колонам приходилось очень трудно, и многие из них оставили деревню. Эдикт Каракаллы, предоставивший права римского гражданства всему свободному населению империи, имел, несомненно, фискальные цели, а именно охватить всех подданных императора единой налоговой системой. Росло долговое бремя, стремительно повышались цены, количество же рабочих рук сократилось, ибо доставлять все новых рабов было уже неоткуда. К тому же усиление эксплуатации рабов и колонов вызывало с их стороны упорное сопротивление. Во второй половине III в. по всем провинциям империи, особенно в Африке и

315

Галлии, прокатилась волна восстаний угнетенных и обнищавших низов. Восстания эти были наиболее ярким симптомом кризиса рабовладельческого общества. КУЛЬТУРА III ВЕКА Клонясь к упадку, античный мир сумел, однако, создать в то время последнюю оригинальную философскую концепцию — неоплатонизм, явившийся как бы синтезом идеалистической греческой философии предшествовавших столетий. Основатель неоплатонизма — Плотин из египетского города Ликополь. Хотя сам он называл себя лишь толкователем, комментатором Платона, в действительности разработанная Плотином система, которую он позднее преподавал в Риме, была значительным развитием платоновского идеализма, обогащенного элементами стоицизма и пифагорейства, восточной мистики и синкретической философии Филона Александрийского. Плотин признавал единственным сущим некий трансцендентный абсолют — «единое», из которого, как свет из солнца, исходят все менее совершенные формы бытия — так называемые гипостазы: мир идей, мир душ и, наконец, мир тел. Цель жизни — возвращение человеческой души к ее источнику, т. е. познание ею «единого», слияние с ним, что достигается не путем рассуждения, но путем экстаза; сам Плотин, по его словам, испытывал такой экстаз несколько раз в жизни. Философия Плотина и его последователей-неоплатоников проникнута духом возвеличения аскетического, абстрактного, спиритуалистического и отрицания телесного, мирского. Учение это как нельзя лучше отражало атмосферу идеологического и социального кризиса и сразу получило широкое распространение во всей империи, оказав, в частности, сильное влияние на раннее христианство. Наряду с неоплатониками, остававшимися язычниками, как ученик Плотина Порфирий или Ямвлих, основатель и руководитель школы неоплатоников в Сирии, мы находим многочисленных неоплатоников также среди писателей христианских. Виднейшие из них — неутомимый и плодовитый Ориген Александрийский, отождествлявший вечный Логос, или Слово, с образом евангельского сына божьего Иисуса Христа, и ученик Оригена Дионисий Великий из Александрии. На протяжении всего III в. христианство продолжало усиливаться, и жестокие репрессии, которые обрушили на приверженцев новой религии императоры середины III в., не смогли остановить его распространения. Наряду с писавшим по-гречески автором бесчисленных сочинений по христианской философии Оригеном появлялись первые латинские христианские писатели. Все они: и страстный, неистовый полемист, апологет христианства Тертуллиан, и изысканный Минуций Феликс, также написавший апологию христианства в форме диалога под заглавием «Октавий», и карфагенский епископ Килриан, неустанно боровшийся против еретиков за единство христианской церкви и поддержа-

316

ние церковной дисциплины, все они были уроженцами римской Африки, где возник важный церковный центр в Карфагене и где бурно развивались христианская философия и литература. Славилась и александрийская школа, выдвинувшая таких знаменитых христианских богословов, как Климент Александрийский и Ориген, написавший чуть ли не 6 тыс. книг по теологии, философии, филологии. В то же время среди языческих авторов тех лет выдающиеся таланты стали очень редки. В историографии можно назвать разве что греческого историка Диона Кассия Кокцеяна из Вифинии, активного политического деятеля конца II — начала III в., составившего обширную «Римскую историю» в 80 книгах, ставшую для греческого читателя таким же исчерпывающим сводом знаний о прошлом Рима, каким была некогда «История» Тита Ливия дм читателя латинского. Произведение Диона Кассия всецело окрашено риторикой: драматическое изложение событий, нередко приукрашенных, шаблонные описания битв, пространные речи исторических персонажей и т. д. Значительно менее одаренным историком был грек Геродиан из Сирии, добросовестно и подробно, но без особенного литературного мастерства изложивший события, происшедшие в империи после смерти Марка Аврелия и до 238 г. Вклад латинских, писателей в историографию III в. был совершенно незначительным: мы не знаем в римской литературе тех десятилетий ни одного сочинения, подобного хотя бы «Жизни двенадцати цезарей» Гая Светония Транквилла. Так же обстояло дело и в других областях культурной деятельности. Греческая «вторая софистика», расцвет которой пришелся, как уже говорилось, на эпоху Антонина Пия и Марка Аврелия, имела своим последним представителем ритора и писателя начала III в. Филострата Младшего. Он словно бы подвел итоги этому направлению интеллектуальной жизни, составив «Жизнеописания софистов» — из этой книги мы как раз и узнаем о многих из них. Филострат оставил, кроме того, интересный софистический трактат «О гимнастике». Как бы ни были скромны его заслуги в философии и риторике, стоит вспомнить, что в римской литературе III в. не было даже своего Филострата. Засуха поразила и поля латинской поэзии, да и греческая поэзия обогатилась тогда едва ли не исключительно поэмами Оппиана о рыбной ловле и охоте, написанными при Каракалле. Столь же мало славных имен найдем мы в это время и в науке, если не брать юриспруденцию, где в III в. блистали выдающиеся правоведы Эмилий Папиниан, уроженец Сирии, много сделавший для систематизации понятий римского права, и его земляк Ульпиан, стремившийся свести воедино накопленные античными юристами трактовки самых разнообразных правовых вопросов. В эту же эпоху появилось обширное компилятивное сочинение грека Диогена Лаэрция (или Лаэртского) «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов» — ценнейший источник для истории греческой античной философии. В области филологии

317

заслуживают внимания комментарии к поэзии Горация, составленные Акроном и Порфирионом. Снижением художественного уровня отмечено и развитие изобразительных искусств. Многочисленные барельефы, представляющие сцены сражений, на арке Септимия Севера не связаны органично с архитектурой арки и не имеют больших художественных достоинств; скульптурная техника — жесткая, без нюансировок. Среди памятников пластики чаще всего встречаются мраморные саркофаги и погребальные урны, на которых изображены мифологические сцены и похоронная символика. Замечателен, однако, реализм скульптурных портретов того времени. Один из самых выразительных — мраморный бюст Каракаллы: скульптор мастерски отобразил энергию и решимость, но одновременно жестокость и грубость развращенного правителя. Кратковременный расцвет пластических искусств в середине III в. проявился также в портретах Галлиена и Плотина. В архитектуре видно стремление к монументальности, о чем свидетельствуют хотя бы развалины просторных терм, построенных при Каракалле на южном склоне Авентинского холма. Войны, перевороты, финансовый кризис не способствовали активной строительной деятельности. Символом преодоления очередного внутреннего кризиса, но в то же время сохраняющейся нестабильности, охватившей всю империю, стали оборонительные стены Рима, воздвигнутые императором Аврелианом в 271 г. и тянущиеся вокруг столицы на протяжении 19 км. Характерны для того периода также величественная архитектура и скульптура провинциального города Пальмира в Сирии, соединившие в себе черты римского провинциального искусства с чертами искусства восточного с его пышной, даже избыточной орнаментикой, особой экспрессией в изображении лиц и стилизованной передачей одежд. В свою очередь. Восток оставался источником религиозных влияний. Задолго до официального принятия христианства правящая верхушка империи начала стремиться к реорганизации культов, к введению единой государственной религии. Об этом, несомненно, думал и Гелиогабал, пытаясь утвердить в Риме культ сирийского бога Ваала, почитаемого как Непобедимое Солнце. Этому богу император хотел подчинить все иные божества, что выразилось, в частности, в перенесении в храм Ваала не только священного камня Великой Матери богов, но и различных святынь традиционной римской религии, таких, как щит салийских братьев или огонь богини Весты. Символом победы Ваала над Юпитером был тот факт, что в титулатуре Гелиогабала слова «жрец непобедимого бога Солнца» предшествовали словам «верховный понтифик». Империя ориентализировалась, и хотя после убийства Гелиогабала культ Ваала был упразднен, спустя несколько десятилетий в Риме возобладала та же тенденция к утверждению единой для всех религии, когда император Аврелиан вновь ввел культ Ваала как культ Непобедимого Солнца — верховного покровителя государства.