§ 8. Изучение античности в России

С конца 50-х начала 60-х годов начинается новый период в развитии русской историографии. Поражение царской России в Крымской войне, вскрывшее всю гнилость крепостнической системы, нарастание революционных настроений среди масс крестьянского населения, широкое движение в русском обществе за уничтожение крепостного права привели к резкому размежеванию классовых сил в стране, что вызвало обострение идейно-политической борьбы. Важнейшим вопросом общественной борьбы стал выбор путей дальнейшего развития России: через революционную отмену крепостного права и остатков крепостничества или через медленное и болезненное приспособление старой, отживающей системы к новым отношениям путем половинчатых реформ сверху. Революционно-демократическому направлению русской общественной мысли, возглавляемому А. И. Герценом, Н. Г. Чернышевским, Н. А. Добролюбовым и другими, которые в своей публицистической и научной деятельности отстаивали программу решительных преобразований русского общества, противостояло умеренное либеральное крыло и охранительно-консервативный лагерь, поддерживавший политику царского правительства, направленную на половинчатое решение аграрного вопроса. Вопросы о личной свободе, человеческом достоинстве, о наделении основных производителей — крестьян — землей стали предметом острой идейно-политической и социальной борьбы, которая велась в разных сферах общественных наук, в том числе и в исторической науке. Получила свое отражение она и в русском антиковедении.

Одной из важных особенностей развития русской

 

исторической науки данного периода является рост влияния историко-философских концепций представителей революционно-демократического направления.

Их общеисторическая концепция содержала ряд плодотворных идей, оказавших воздействие на ход научной разработки различных проблем всемирной истории. Революционные демократы выступали за единство мирового исторического процесса при признании самобытности тех или иных стран, например Западной Европы и России, подчеркивали его закономерность и прогрессивный характер. В отличие от позитивистов они понимали историческое развитие как скачкообразное и диалектическое, видели в историческом процессе периоды эволюционного развития и революционных взрывов. Они уделяли большое внимание роли социальных противоречий, борьбе демократии и аристократии, взаимоотношениям между разными классами. По их мнению «борьба аристократии с демократией составляет все содержание истории». Революционные демократы подвергали резкой критике распространившиеся в русской историографии взгляды так называемой государственной школы с ее идеализацией государственной власти и выдвинули важнейшее положение о необходимости глубокого исследования экономической жизни простого народа, создателя всех материальных и духовных благ.

Хотя Герцен, Чернышевский, Добролюбов, Писарев и другие не были профессиональными историками, они знали главные произведения античной художественной и исторической литературы, наиболее крупные исследования русских и европейских специалистов. Н. Г. Чернышевский высоко ценил критический метод Нибура. Революционные демократы выработали оригинальную концепцию античной литературы и общего хода античной истории. Их тонкое и глубокое понимание творчества крупнейших представителей античной культуры, великих трагиков V в., гигантов римской литературы — Плавта, Цицерона, Вергилия, Горация, Овидия, Тацита, Ювенала — опиралось на собственное видение греческой и римской истории. Если расцвет античной культуры в целом они объясняли становлением демократических норм жизни, участием широких слоев народа в управлении, выработкой понятия свободы и раскрытием человеческой личности, то переход к Римской империи

 

привел, с их точки зрения, к глубокому нравственному и культурному упадку, деградации античной цивилизации. В работах революционных демократов показана отрицательная роль христианской религии в историческом процессе античных обществ. Д. И. Писарев в своем произведении «Аполлоний Тианский» подчеркивал в духе французских просветителей XVIII в. такие источники христианской религии, как прямой обман и шарлатанство первых основателей христианского вероучения, спекулировавших на суеверии и доверчивости забитых и угнетенных народных масс.

В работе «О падении Римской империи» Чернышевский подчеркивал крупные достижения античной цивилизации, оценивая ее как более высокую, чем сменившее ее средневековье. Революционные демократы не были связаны с русскими университетами, в рамках которых развивалось отечественное антиковедение. Тем не менее их общие взгляды на ход всемирной истории и конкретные работы по античной литературе и истории, публикуемые в передовых русских журналах, оказывали воздействие как на студенческие круги, так и на специалистов в области антиковедения.

Напряженная и острая борьба в русском обществе вокруг решения крестьянского .вопроса и путей дальнейшего социально-экономического развития России в конце 50-х и в 60-х годах не могла не оказать своего влияния на пробуждение интереса в русской исторической науке к социально-экономическим проблемам, в особенности к аграрному вопросу. С начала 60-х годов в русском антиковедении начал формироваться устойчивый интерес к различным аспектам аграрных отношений, главным образом в римском обществе, который стал одной из особенностей русской историографии античности. Еще до отмены крепостного права в 1861 г. П. М. Леонтьев опубликовал статью «О судьбе земледельческих классов в Древнем Риме», где проследил развитие аграрных отношений в Риме с VI в. до н. э. и до конца Римской империи, причем в центре его изложения стоит эволюция римского колоната, который он отождествляет с крепостным правом и в распространении которого видит одну из причин ослабления и гибели Римской империи. Подобная трактовка римского колоната в значительной степени была навеяна борьбой за освобождение от крепостного права.

 

Приобретает популярность проблема аграрного законодательства и борьбы за аграрную реформу, в особенности связанную с именами братьев Гракхов, деятельность которых обычно идеализировалась. В работе В. Запольского «Братья Гракхи и их законоположеиия» (1871), в «Очерках Рима в финансовом и экономическом отношениях» П. Комаровского (1869) дан подробный очерк аграрных отношений, уделено внимание развитию рабовладельческих отношений, а также экономической характеристике римских провинций. Комаровский констатирует экономический переворот в Риме, который он связывает с влиянием римских завоеваний в Средиземноморье. По его мнению, это привело к бурному развитию рабства, его пагубному воздействию на все стороны римского хозяйства и общества, прежде всего на сельское хозяйство.

В 1869 г. в Одессе была опубликована монография М. Вольского — профессора только что основанного Новороссийского университета «Рабская обработка земли». В этой работе, основанной на неплохом знании трудов римских агрономов, самым внимательным образом было исследовано римское сельскохозяйственное рабство. Автор начинает свое изложение с III в. до н. э. и заканчивает I в. н. э., констатируя сокращение источников рабства вследствие прекращения завоевательных войн. На смену сельскохозяйственному рабству шли колонатные отношения, краткая характеристика которых дана в книге. М. Вольский отводит довольно много места характеристике плантаторского рабства в Америке XIX в., причем, по существу, не видит особых различий между древним и современным рабством.

Следует, однако, отметить, что указанные выше авторы, разрабатывавшие новую для русской науки экономическую, в частности аграрную проблематику, в значительной степени опирались на выводы европейских исследователей, особенно Дюро де ля Малля, привлекая узкий круг источников. В этих работах широкие обобщения слабо подкреплялись источниковедческим анализом, хотя главные выводы указанных произведений и общая концепция бесспорно обладали известной свежестью и оригинальностью. В этих условиях стремление к историческому синтезу стало восприниматься как склонность к постановке слишком широких проблем, до которых наука еще не доросла. У молодого поколения

 

ученых складывалось убеждение в необходимости уточнения самих исторических фактов до того, как эти факты будут положены в основание какой-либо теории.

Наметившаяся таким образом переориентация на строго конкретные историко-филологические исследования была стимулирована успехами вспомогательных источниковедческих дисциплин, в первую очередь эпиграфики. Тысячи греческих и латинских надписей, введенные в научный оборот, дали исследователям возможность изучать древность на безусловно подлинной, строго документальной основе.

В России зачинателями нового направления выступили ученые Петербургского университета, представители следующего после Куторги поколения — Ф. Ф. Соколов, И. В. Помяловский, П. В. Никитин. При этом особенно велико было значение научной и преподавательской деятельности старшего из них Ф. Ф. Соколова (1841 — 1909). Именно Соколов первым в России сформулировал принципиальное положение о необходимости строго фактического, документального исследования древности, и он же одним из первых дал классические образцы такого исследования в своих работах.

В 1865 г. Соколов защитил магистерскую диссертацию, посвященную древнейшему периоду истории Сицилии, — вопросу, слабо исследованному в мировой литературе. Диссертация молодого Соколова — это большой и оригинальный труд, который может служить образцом конкретно-исторического исследования. В ней подробно рассматривались: история древнейших жителей Сицилии (главным образом сиканов и сикулов) до появления греков; затем древнейшие сношения греков с Сицилией, основание греческих колоний в восточной части острова, расширение территории и политическое состояние этих колоний в VIII и VII вв. до н. э.; отношение греков к сикулам и религия сикулов. Уже в этой первой работе проявилась самостоятельность Соколова как исследователя, который, выступая в русле утвердившегося критического направления, протестует против укореняющегося гиперкритицизма, против излишнего недоверия к античной традиции и обусловленного этим увлечения критикой и исправлением текста древних авторов.

С начала 70-х годов Соколов обращается к эпиграфике, которая вскоре становится главным предметом

 

его научных занятий. Он публикует целый ряд статей, посвященных малоизвестным периодам греческой истории и основанных прежде всего на изучении нового эпиграфического материала. Больше всего его привлекало время эллинизма — III и отчасти II вв. до н. э., но он нередко обращался к исследованию и более ранних периодов. Среди эпиграфических работ Соколова особо следует отметить «Афинское постановление в честь Аристомаха Аргосского» (1879) — исследование, разъяснившее содержание большой афинской надписи (С1А, 11,1, № 161), неправильно понятой У. Келером и И. Дройзеном.

В статьях, публиковавшихся с 1897 г. в «Журнале министерства народного просвещения» под общим заголовком «В области древней истории», затрагивались самые разнообразные сюжеты, главным образом политической истории: хронология так называемого Пятидесятилетия (периода греческой истории от решающих побед в войнах с персами до начала Пелопоннесской войны, т. е. с 479 по 431 г. н.э.), статус афинских военных колонистов — клерухов, взаимоотношения лакедемонян с их союзниками после Пелопоннесской войны, отношения между Македонией и халкидикскими городами в первые десятилетия IV в. до н. э., конституция Этолийского союза, хронология событий греческой истории III в. и римской истории IV в. до н. э. и пр.

Соколов по праву может быть назван отцом русской эпиграфики, и не только потому, что он сам создал ряд работ, бывших образцами эпиграфического исследования, но и потому, что он подготовил целую плеяду блестящих русских эпиграфистов. У него прошли высшую школу ученые, получившие впоследствии мировое признание и ставшие гордостью русской науки: В. К. Ернштедт, В. В Латышев, А. В. Никитский Н. И. Новосадский, С. А. Жебелев.

Независимо от Соколова обратился к эпиграфике И. В. Помяловский (1845 — 1906). Магистерская диссертация Помяловского была посвящена римскому писателю I в. до н. э. М. Теренцию Варрону, его жизни и некоторым вопросам его литературной деятельности (1869). В 1873 г. вышла в свет докторская диссертация Помяловского «Эпиграфические этюды». «Этюды» состоят из двух частей: 1) древние наговоры (Tabulae defixionum) и 2) римские колумбарии. До Помяловско-

 

го эти разделы эпиграфики не служили еще предметом специальных изысканий ни в русской, ни в своей первой части в западноевропейской литературе. В 1881 г. вышел в свет составленный Помяловским для V Археологического съезда в Тифлисе «Сборник греческих и латинских надписей Кавказа». Это был первый выполненный по строго научным принципам сборник греческих и латинских надписей, найденных на территории нашей Родины.

Другим крупным ученым, также обратившимся в 70-е годы к изучению надписей, был А. В. Никитин (1849 — 1916). Первоначальное направление научных занятий Никитина — изучение древнейших греческих диалектов — было чисто филологическим, однако показателен был конкретный выбор, свидетельствовавший о стремлении молодого ученого при реконструкции филологических фактов опереться также и на материал надписей. Уже первая печатная работа Никитина «О древнекипрском диалекте» (1875) была основана на глубоком изучении эпиграфического материала. Намеченные в этой первой работе вопросы получили дальнейшую разработку в магистерской диссертации Никитина «Об основах для критики текста эолических стихотворений Феокрита» (Киев, 1876). Новый этап в научной деятельности Никитина был связан с обращением к изучению афинских надписей, именно той их группы, которая касается организации театральных представлений; в связи с этим его исследования приобретают новый, отчетливо выраженный историко-филологический характер. В 1881 г. он опубликовал «Обзор эпиграфических документов по истории аттической драмы», а в следующем году защитил докторскую диссертацию «К истории афинских драматических состязаний» (СПб., 1882). За двадцать с лишним лет до знаменитого австрийского эпиграфиста А. Вильгельма, автора классического по этому вопросу труда «Источники о драматических постановках в Афинах» (1906), Никитин вполне самостоятельно, досконально исследовал трудный материал официальных аттических документов и на его основе пришел к целому ряду выводов, имеющих принципиальное значение для правильного суждения об организации театральных представлений в древних Афинах.

Большое значение имели труды И. В. Цветаева (1847 — 1913) — профессора Московского университета,

 

бывшего наряду с И. В. Помяловским крупнейшим специалистом по латинской эпиграфике. Научные интересы Цветаева в первые два десятилетия его ученой деятельности были сосредоточены в области латинской филологии. Его магистерская диссертация посвящена критическому исследованию текста тацитовской «Германии». Постепенно его филологические изыскания приобретают отчетливо выраженный лингвистический характер. Он обращается к изучению исторической морфологии, и в частности падежных форм латинского языка. При этом он сознает, что изучение явлений латинского языка невозможно без привлечения параллельного материала других италийских диалектов, нашедших отражение в древних региональных надписях «малых народов» Италии.

Результатом самоотверженного труда Цветаева было опубликование ряда сборников эпиграфических памятников, происходящих из Нижней (надписи осков) и Центральной (надписи пиценов, пелигнов, марсов, вольсков, фалисков) Италии. К этим изданиям, которые по справедливости были оценены научной критикой как образцовые, примыкают и отдельные исследовательские статьи, публиковавшиеся Цветаевым в 80-х годах в «Журнале министерства народного просвещения» под общим заголовком «Италийские надписи». Все эти труды — и публикации, и исследования — составили важный этап в развитии италийской эпиграфики и диалектологии. С конца 80-х годов ученый все более стал обращаться к изучению культурных и исторических реалий. Его интересовали и погребальные обряды, и развитие школьного дела и образования у римлян. В Московском университете, перейдя с кафедры римской словесности на кафедру теории и истории изящных искусств, он много сделал для развития искусствоведческих занятий античностью. Его усилиями скромный музей слепков при Московском университете превратился в богатейшую коллекцию, которая легла в основу открытого в 1912 г. Московского музея изящных искусств. И. В. Цветаев был создателем и первым директором этого музея (ныне это Музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина).

Наряду с историко-филологическим направлением, заложенным Соколовым, Помяловским и Цветаевым, которое получило большое развитие в русском дорево-

 

люционном антиковедении, оформилось и другое, которое, отчасти продолжая линию Куторги на широкое историко-философское осмысление античности, отчасти же и независимо от него, вело работу по изучению и популяризации различных сторон античной культуры: литературы, общественно-политической мысли, философии, религиозных и политических институтов и т.п. Это направление может быть определено как культурно-историческое.

В связь с этим направлением можно поставить уже труды В. Г. Васильевского и К. Я. Люгебиля, чье формирование как ученых проходило под непосредственным влиянием М. С. Куторги. Известный впоследствии как создатель отечественной школы византинистов, В. Г. Васильевский (1838 — 1899) дебютировал в науке магистерской диссертацией по социальной истории Греции в век эллинизма (Политическая реформа и социальное движение в древней Греции в период её упадка (1869). Его интерес к проблемам социальной истории несомненно стоял в связи с современной русской действительностью, с настроениями и интересами русского общества в пореформенное время. В своей диссертации Васильевский едва ли не первым в мировой науке рассмотрел социальное развитие Греции в эллинистическое время, и в частности обстоятельно исследовал реформаторскую деятельность спартанских царей Агиса и Клеомена (III в. до н.э.). Касаясь проблемы спартанских реформ в широком плане, от легендарного Ликурга до вполне исторических реформаторов эпохи эллинизма, русский ученый справедливо указывал на связь этих реформ — или традиции о них — с развитием античной политической мысли. Хотя он и преувеличивал степень воздействия этой последней на социально-политическое движение, например на деятельность позднейших царей- реформаторов, основное направление его мысли было правильным и плодотворным. Оно предвосхищало исследовательские поиски ученых XX столетия, положивших немало труда на решение «спартанской загадки» — проблемы спартанского законодательства в отражении и в интерпретации античной общественной мысли.

Другой слушатель Куторги, позднее занявший в Петербургском университете кафедру греческой словесности, К. Я. Люгебиль (1830 — 1887), интересуясь, по преимуществу, древнейшими греческими реалиями, по-

 

святил специальные исследования отдельным политическим институтам Афин в архаическую и классическую эпохи. Это, во-первых, изданная в Германии работа о сущности и историческом значении остракизма, а во-вторых, представленные в качестве докторской диссертации и посвященные главным образом развитию афинского архонтата (со времени гибели легендарного Кодра до V в. до н.э.) «Историко-филологические исследования» (СПб., 1868).

Ученик Люгебиля, позднее профессор Киевского университета П. И. Аландский (1844 — 1883), обнаружил особенный интерес к социологической интерпретации древней греческой истории. Задачей исторической науки он считал установление главных закономерностей общественного развития, а это последнее, по существу, сводил к смене политических форм. Свои взгляды он изложил в курсе лекций «История Греции» (Киев, 1885). Автор прослеживает здесь развитие греческих городов-государств, главным образом Спарты и Афин, до конца V в. до н. э., причем сосредоточивает внимание именно на внутренних переменах, отвлекаясь от внешней истории. Замечательна высокая (вполне в духе Куторги) оценка афинской демократии, в которой Аландский усматривал «наиболее совершенную форму общинного быта древних греков, представляющую собой наиболее полное выражение того идеала общежития, который сложился в уме эллинов».

Два других ученика Люгебиля — Л. Ф. Воеводский и Д. Ф Беляев (годы жизни обоих — 1846 — 1901) в значительной степени унаследовали от своего учителя вкус к изучению древнегреческой мифологии, литературы и общественной мысли. Профессор Новороссийского университета Л. Ф. Воеводский занимался исследованиями древнейших мифологических представлений греков, в частности на материале гомеровского эпоса («Введение в мифологию Одиссеи», Одесса 1882). Д. Ф. Беляев, бывший профессором в Казани, также начав с Гомера (Гомеровские вопросы. СПб., 1875). затем обратился к изучению творчества Еврипида и попытался на основании произведений поэта представить картину целостного его мировоззрения (К вопросу о мировоззрении Еврипида. Казань, 1878). В интерпретации Беляева Еврипид — убежденный сторонник такого государственного устройства, при котором демо-

 

кратическая форма соединяется с преобладающим значением среднего имущественного класса (земледельцев).

Одним из виднейших представителей культурно-исторического .направления в русском антиковедении второй половины XIX в. был Ф. Г. Мищенко (1847 — 1906) — профессор Киевского (1872 — 1884) и Казанского (1889 — 1906) университетов. Свою научную деятельность он начал с изучения античной драмы. Его первые исследования были посвящены Софоклу: «Фиванская трилогия Софокла» (Киев, 1872), «Отношение Софокла к современному поэту действительной жизни в Афинах» — магистерская диссертация (Киев, 1874). Последняя замечательна тем, что в ней решение кардинального вопроса об отношении искусства к действительности дается на классическом материале античной трагедии, но в духе передовой эстетической теории Н. Г. Чернышевского.

В античности Мищенко интересовало прежде всего развитие общественной мысли, успехи которой он ставил в прямую зависимость с развитым республиканским строем греческих городов-государств, с их народоправством. Постепенно расширяя круг изучаемых материалов, Мищенко от греческой драмы обратился к прозаической литературе. Переводу и комментированию важнейших памятников этой литературы он и посвятил большую часть своих трудов. В 1879 г. появился его перевод «Географии» Страбона, затем последовали великолепные переводы трудов трех величайших греческих историков: Геродота (1885 — 1886), Фукидида (1887 — 1888) и Полибия (1890 — 1899) и, наконец, перевод речей Демосфена, оставшийся, правда, неоконченным (1903).

Оригинальные исследования Мищенко, связанные по большей части с работой над переводами, могут быть сгруппированы по трем разделам. Это, во-первых, работы, относящиеся непосредственно к истории общественной мысли у древних греков. Здесь после диссертации о Софокле наиболее важными были докторская диссертация Мищенко «Опыт по истории рационализма в Древней Греции» (Киев, 1881), где прослеживалось развитие рационалистического мышления у греков начиная с Гомера и до софистов включительно, и обстоятельные статьи, посвященные жизни и творчеству Геродота, Фукидида и Полибия, публиковавшиеся частью

 

в виде приложений к переводам, честью же и отдельно. Характерной чертой этих статей было трезвое отношение к источнику, без излишней идеализации, но и без модного в век гиперкрнтицязма стремления во что бы то ни стало развенчать древний авторитет, на сведения которого между тем мы только и можем положиться.

Вторую группу образуют статьи Мищенко, посвященные политическому развитию Греции в классическое и эллинистическое время, судьбам особенно интересовавшей русского ученого гражданской городской общины. Ряд этюдов касаются отдельных аспектов политической жизни Афин; их написание стояло в связи с изучением вновь найденной «Афинской политии» Аристотеля.

Но еще более важны работы Мищенко, посвященные политическому развитию Греции в позднее, эллинистическо-римское время. Среди них выделяется обширная статья, по существу, целая монография, предпосланная переводу Полибия, — «Федеративная Эллада и Полибий». Если Васильевский первым обратился к изучению социальной истории эллинистической Греции, то Мищенко был новатором в исследовании другой актуальной проблемы, уже чисто политической, — федеративного движения.

Третью группу работ Мищенко составляют исследования, касающиеся истории античной цивилизации на территории нашей страны. Среди работ этого круга — этюд о торговых связях Афин и Боспора (1878) и целая серия статей о геродотовой Скифии и греко-скифских отношениях. Среди наблюдений и выводов, к которым пришел ученый на основании многолетней работы над изучением сведений Геродота о скифах, важными были заключения о неоднородности скифского населения, об этническом отличии скифов-земледельцев от так называемых царских скифов, о том, что первые обосновались на юге России еще в глубокой древности, были практически местным народом, тогда как вторые явились в эти земли много позже, уже в ходе упоминаемых у Геродота переселений VII в. до н. э.

В развитии культурно-исторических штудий в области римской историографии большую роль сыграла ученая и преподавательская деятельность Н. М. Благовещенского (1821 — 1892). Его интересы лежали почти исключительно в области античной культуры. Начав

 

с изучения римской драмы. Благовещенский затем перешел к Горацию, которому посвятил специальный «психологический этюд» — «Гораций и его время» (СПб.. 1864; 2-е изд. Варшава, 1878). Здесь он попытался объяснить мотивы, заставившие Горация изменить республиканским идеалам и перейти в лагерь сторонников империи. Благовещенский интересовался не только литературой, но и искусством древнего мира. Ему принадлежит, в частности, обширная и живо написанная книга «Винкельман и поздние эпохи греческой скульптуры» (СПб., 1891), где опровергается восходящий к Винкельману взгляд на греческое искусство эллинистическо-римского времени как на искусство ущербное, клонившееся к упадку.

Благовещенский был выдающимся педагогом, и в Петербургском университете им была подготовлена целая группа специалистов по римской словесности и истории. Среди них упоминавшиеся выше И. В. Помяловский и И. В. Цветаев, а также В. И. Модестов (1839 — 1907). Последний был горячим приверженцем прогрессивных, либеральных взглядов, отрицательно относился к проводившемуся царским правительством насильственному насаждению формального классического образования, за что неоднократно подвергался гонениям.

Свою научную деятельность Модестов начал с изучения жизни и творчества Тацита. Ему он посвятил свою магистерскую диссертацию «Тацит и его сочинения. Историко-литературное исследование» (СПб., 1864). В ней молодой ученый выступает горячим защитником древнего римского историка от новейших критиков (в частности, от Амедея Тьерри и Чарльза Мериваля). Позднее, уже в 80-х годах, Модестов издал превосходный по точности и по стилю перевод всех его сочинений (1886 — 1887).

Обнаружившаяся уже в магистерской диссертации склонность Модестова к полемике с новейшим гиперкритическим направлением получила дальнейшее развитие в его докторской диссертации «Римская письменность в период царей» (Казань, 1868). Здесь он резко выступает против скептического взгляда на достоверность ранней римской истории и для опровержения этого взгляда доказывает, что латинская письменность (а стало быть, и письменная традиция) развилась в

 

очень раннее время, возможно, еще в доримскую эпоху.

Увлечение древнейшей римской историей в особенности проявилось у Модестова в последний период его жизни, когда, выйдя в отставку и проживая подолгу в Риме, он получил возможность близко познакомиться с результатами новейших археологических изысканий в Италии. Итогом его занятий в этой области явился ряд статей, посвященных древнейшим археологическим культурам на Апеннинском полуострове, этно-культурным процессам в архаической Италии и началу Рима. Печатавшиеся первоначально в «Журнале министерства народного просвещения», эти статьи были затем им сведены в книгу «Введение в римскую историю» (ч. I — II. СПб., 1902 — 1904). В этом труде, получившем европейскую известность, Модестов дал отличный для своего времени обзор доисторических культур на территории Италии, начиная с палеолита и кончая ранним железным веком, культурой Виллановы. Вторая часть была посвящена культуре этрусков и мессапов. Третью должно было составить исследование о расселении и цивилизации древнейших италийских племен «арийского корня» (вольсков, эквов, осков и пр.), однако успели выйти в журнальном варианте'лишь отдельные этюды, посвященные этому вопросу («Журнал министерства народного просвещения», 1904 — 1905).

Модестову также принадлежит лучшее в дореволюционной русской литературе пособие по истории римской литературы, особенно замечательное яркими индивидуальными характеристиками выдающихся латинских писателей (Киев, 1873).

Изучением и истолкованием римской истории в широком культурно-историческом аспекте занимались и другие ученые. В Московском университете много внимания вопросам историографии уделял В. И. Герье (1837 — 1919), известный более как специалист по новой истории, но читавший лекции и по истории Древнего Рима. В статье «Август и установление Римской империи» («Вестник Европы» 1877, № 6 — 8) он дал содержательный обзор взглядов историков нового времени на систему принципата. Герье отверг предложенную Моммзеном трактовку принципата как своего рода двоевластия, диархии и высказался за оценку власти Августа как по сути своей монархической.

В Киевском университете видный впоследствии пред-

 

ставитель украинского буржуазно-либерального и националистического движения М. П. Драгоманов (1841 — 1895) до своего увольнения в отставку и эмиграции выступил с двумя диссертациями, посвященными Тациту и Римской империи. В своей работе «Император Тиберий» («Киевские университетские известия»), 1864, № 1 — 2) Драгоманов ставит своей целью защитить политику Тиберия против критики Тацита, которую он считает пристрастной. Магистерская диссертация Драгоманова «Вопрос об историческом значении Римской империи и Тацит» (Киев, 1869) — ценное историографическое исследование, содержащее обстоятельный разбор взглядов на Римскую империю, высказывавшихся в древности и в новое время. Драгоманов связывает эти взгляды с общими, присущими той или иной эпохе историко-философскими воззрениями, в русле которых складывалось мировоззрение соответствующих писателей и ученых.

* * *

Итак, буржуазный историзм второй половины XIX в. сохранял много положительных черт. Поддерживая идею прогресса, ученые-античники основательно разработали политическую историю, концепцию рабства, в целом придерживаясь антимодернизаторской направленности. Основываясь на идейной почве позитивизма, национальные буржуазные историографии отдавали предпочтение тщательному разбору разных видов источников, изучению аспектов социально-политической и культурной истории древности. Но, оставаясь на идеалистических позициях, буржуазные антиковеды не были в состоянии вскрыть закономерности развития греко-римского мира, а страх перед все более распространяющимся марксистским научным мировоззрением привел многих ученых на путь гиперкритицизма и модернизации исторических событий. Этим создавалась почва для кризиса буржуазной историографии накануне эпохи империализма.