Аристократическое общественное устройство могло сохраняться лишь до тех пор, пока в среде простого народа не появилось значительного числа людей, получивших благодаря своему богатству большое влияние в общине, и пока, с другой стороны, в среде самой аристократии не появилось значительного числа людей, настолько обнищавших, что они не могли уже вести образ жизни, подобающий аристократу.
Основной причиной этого распада была колонизация. В гомеровском обществе был ряд причин, делавших необходимым систематическое устранение избытка населения. Эту функцию выполняли, как мы видели, непрерывные войны. Этой же цели достигали путем убийства или продажи в рабство детей, которых нельзя было обеспечить клером. Такая продажа была обязательной по законам старинного беотийского законодателя Филолая. Но по мере поднятия общего культурного уровня наиболее распространенным и эффективным средством борьбы с перенаселением стала высылка граждан в колонии. Эта высылка стала возможной с тех пор, как греки снова овладели мореходным делом настолько, чтобы решиться совершать путешествия на кораблях, двигаясь вдоль морского побережья или от острова к острову. Лишь много позже греки решаются выплывать в открытое море.1
Отправлялись за море обычно люди, не получившие земельного надела, так как в ряде мест запрещалось дробить клеры. Далее, отправлялись часто представители побежденного рода, лица, опасавшиеся кровавой мести или других преследований со стороны рода-победителя, и вообще жертвы гражданской войны.
Первоначально эти колонии носили чисто земледельческий характер. Переселенцы совершенно не учитывали того торгового значения, которое смогут в будущем приобрести эти колонии. Так, мегарцы заняли было Византий, а потом переселились оттуда в Халкедон, так как почва там была плодороднее. Ви-
зантий заняли другие колонисты, и вскоре он стал одним из богатейших городов Греции, так как он закрывал Геллеспонт и служил ключом к черноморскому хлебу.2 Такими же чисто земледельческими колониями были колонии, высланные городом Халкидой на острове Евбее. Они колонизовали полуостров Халкидику во Фракии. Земледельческий характер носили, несомненно, также древнейшие колонии в Сицилии и в так называемой Великой Греции, т. е. в Италии. Они были выведены теми же ионийскими халкидянами, которые, высадившись на западном побережье и основав здесь колонию Керкиру, переправились отсюда на восточный берег Сицилии и основали здесь Наксос, Леонтины, Катану и колонию на острове Ортигии. Тогда же, т. е. около середины VII в., мегарцы основали здесь колонию Мегары Гиблейские.
Однако уже через самое короткое время колонисты должны были заметить, каким выгодным делом является торговля с местным населением. В «Одиссее» описывается, с каким восторгом житель дикой Тринакрии великан Киклоп набросился на греческое вино; вероятно, таким же успехом оно пользовалось у каких-нибудь сикулов в Сицилии, скифов и т. д. Вывезенные колонистами из дому глиняные изделия, которым они, может быть, не придавали большой цены, видя в них только сосуды для хранения жидкости, казались первобытным их соседям верхом художества и могли быть проданы, с точки зрения греков, за баснословную цену. Такой же успех, вероятно, имели греческие ткани, оливковое масло и т. д. Колонист, предприняв поездку на родину и привезя оттуда уже специально товары, ходкие у его первобытных соседей, сразу становился богатым человеком и мог даже затем поселиться на старой родине в качестве богатого и всеми уважаемого человека, хотя недавно он был бедняком, не имевшим никакого влияния. Такие люди должны были вызывать зависть у тех из своих обеспеченных сограждан, которым до этого времени и в голову не приходило уезжать в колонии. Не только люди из простонародья решаются теперь вкладывать свои деньги в морскую торговлю: аристократия распадается в ряде государств на две группы — на реакционную земледельческую аристократию и на передовую торговую аристократию, представленную, например, в Афинах, родом Алкмеонидов. В Милете одна из аристократических партий носила название «аэйнавтов», т. е. вечных моряков. Эти торгово-аристократические партии иногда вступают в союз с купцами из простонародья.
Ряд бывших земледельческих колоний получает в связи с этим торговый характер, как, например, колонии в Сицилии.
В самой материковой Греции к этому времени большое торговое значение получает Коринф. Он лежал у узкого перешейка Истма. Плавание вокруг Пелопоннеса в виду скал у его южного берега было сопряжено с большими опасностями. Для мореходов, отправлявшихся с восточного берега Греции на западный или наоборот, выгоднее было перетаскивать суда через Коринфский перешеек. При этой перегрузке часть товаров сбывалась в Коринфе; вдобавок коринфяне взимали пошлины. Поэтому Коринф быстро разбогател, и здесь появилась влиятельная торговая аристократия. Заметив, какие выгодные опорные пункты для торговли приобрели халкидяне, Коринф отправляет своих колонистов вслед за ними; коринфяне отбирают у них Керкиру и остров Ортигию. На Ортигии и прилежащем побережье они строят город Сиракузы, впоследствии и по величине и по торговому значению далеко оставивший позади Коринф. Однако, кроме Сиракуз и маленьких Мегар, весь восточный берег Сицилии остался в руках ионийцев. На южном берегу утвердились дорийцы из Родоса и Крита, основавшие «хлебородную» Гелу и Акрагант; западная оконечность осталась в руках финикиян из Карфагена, финикийского города на северном побережье Африки.
На материке Италии древнейшая колония была выведена также халкидянами. Это — лежавшие на западном берегу, в Кампании Кумы, значение которых стало особенно велико потому, что они находились недалеко от владений этрусков, бывших в то время наиболее могущественным и культурным народом Италии, а также от латинов и Рима. Кумы впоследствии выслали колонию в соседний Неаполь.
Далее идет волна поселенцев из менее значительных областей Греции, не высылавших колоний, правильно организованных государством. Случайные эмигранты из Ахайи на севере Пелопоннеса и различных государств средней Греции высаживаются в Италии в Тарентском заливе и образуют колонии Кротон, Сибарис и Метапонт. Наконец, спартанцы основали здесь же Тарент, ставший вскоре крупнейшим из греческих городов Италии. Это были преимущественно земледельческие колонии, владевшие обширными территориями, простиравшимися до Тосканского моря; они торговали хлебом, который был главным предметом вывоза из Италии в Пелопоннес.3
Около 600 г. греки впервые пускаются в путь на запад от Италии, в места, которые до этого времени считались населен-
ными чудовищами и о которых рассказывали страшные сказки.
Колонисты из Фокеи, бывшей в то время одним из крупнейших торговых городов Малой Азии, минуют Италию и основывают недалеко от устья Роны колонию Массилию (нынешний Марсель). Эта колония наладила прекрасные отношения с кельтами, карфагенянами, этрусками, а впоследствии и с Римом. В 545 г., после покорения Фокеи персами, сюда устремляется новая многолюдная волна переселенцев, благодаря чему Массилия становится большим цветущим городом, в свою очередь выславшим еще дальше на запад колонию Менаку (около нынешней Малаги, в Испании). Греки дошли таким образом почти до Атлантического океана. С другой стороны, Коринф вместе с Керкирой высылают колонию далеко на север — в Эпидамн, на Иллирийском побережье.
В VII в. в связи с указанными выше причинами, наряду с земледельческими, появляются и чисто торговые колонии. Уже до греков финикияне основали целый ряд факторий в различных местах Средиземного моря. Это были временные торговые поселения. После распродажи товаров они обычно совершенно покидались, и купцы уезжали на родину. Греки также основывали такие фактории (по-гречески эмпории); однако греки обладали гораздо большим искусством налаживать постоянную связь с туземцами. Сплошь и рядом возле такого эмпория возникал постоянный греческий поселок «апойкия», впоследствии превращавшийся в большой торговый город. Характерно, что греки не делали попыток завладеть обширными территориями в глубине материка, боясь быть отрезанными от берега, а довольствовались овладением побережьем, «как лягушки на берегу пруда», по выражению Платона.
Ряд колоний, выведенных в VII в., уже носит преимущественно торговый характер. Характерно, что Халкида и Коринф, бывшие главными центрами колонизации, становятся также главными центрами по изготовлению художественных ваз. И эти вазы находят в большом количестве в колониях. Очевидно, торговцы в эту эпоху уже не удовлетворялись вывозом случайных изделий: так как спрос был очень велик, появляются мастерские, специально работающие на вывоз. Впоследствии наиболее значительные из этих керамических мастерских находились в Афинах.
Коринфяне оценили торговое значение Халкидики, граничившей с Фракией и Македонией: эти страны были очень богаты серебром, золотом и корабельным лесом, которого не было в Греции; вывозился отсюда также и хлеб. И вот на самом узком месте Палленского полуострова, на перешейке, коринфяне в правление Тирана Периандра основали колонию Потидею. Эта колония перерезала путь между халкидскими земледельческими колониями Паллены4 и северными племенами.
Она служила этим колониям как бы защитой против нападения диких племен, но зато, наладив мирные отношения с этими племенами, она присвоила себе все выгоды от торговли с ними, сведя прочие колонии полуострова на роль чисто земледельческих поселений. Коринф придавал этой колонии особенно большое значение; сюда посылалось из Коринфа особое должностное лицо — эпидамиург, имевший высшую власть в колонии.
Богатая Фракия привлекала к себе внимание и ряда других торговых греческих общин. Так, небольшой ионийский остров Парос, лишь в более позднее время получивший известное значение благодаря замечательному мрамору, был в VII в. очень перенаселен. Часть граждан, желавших заниматься земледелием, отправилась в город Сирис, в Италию. Другие, более смелые и любившие приключения, решились поплыть к побережью Фракии. В числе их был и Архилох, величайший лирический поэт античности.
Очевидно, переселенцев привлекали сюда слухи о богатейших золотых россыпях, лежавших на материке против острова Фасоса. Но здесь жило сравнительно культурное и очень храброе фракийское племя, саийцы, и с их стороны следовало ожидать самого отчаянного сопротивления. Только смелые авантюристы вроде Архилоха могли решиться на такое путешествие.
В остром копье у меня замешан мой хлеб.
И в копье же Из-под Исмара вино.
Пью, опершись на копье.
Выселиться прямо на побережье было опасно. Мы знаем, что и впоследствии, когда греков стало здесь гораздо больше, фракийцы не раз нападали на греческие поселения и вырезывали всех до последнего человека. Но фракийцы не были мореходами; грекам поэтому выгодно было обосноваться на пустынном гористом острове Фасосе и уже отсюда совершать нападения на побережье.
Фасос был торговой колонией, мало приспособленной в то время для земледелия. Архилох описывает его в следующих словах:
...Как осла хребет —
Заросший диким лесом, он вздымается,
Невзрачный край, немилый и нерадостный,
Не то, что край, где плещут волны Сириса.
Архилох называет его «несчастным трижды городом», граждан его — «измученными нуждою»:
Словно скорби всей Эллады в нашем Фасосе сошлись.
Он с горечью вспоминает о Паросе и его смоковницах и с ужасом думает о нападении фракийцев, нависшем над островом как камень Тантала.
Но таким положение было только до тех пор, пока шла упорная борьба с фракийцами на материке. Эта борьба на первых порах сопровождалась рядом неудач. Архилох, человек нового склада, с подчеркнутым цинизмом рассказывает, как он бросил щит5 и бежал из сражения с фракийцами:
Носит теперь горделиво саиец мой щит безупречный:
Волей-неволей пришлось бросить его мне в кустах.
В другом стихотворении Архилох рассказывает об ужасной судьбе греков, попадавших в плен и рабство к фракийцам.
Колониальное могущество греков основывалось не столько на их военной доблести, сколько на умении ладить с другими племенами и ловкой дипломатии. Фракийцы численно во много раз превосходили греков, и им нетрудно было одержать верх над греками и перебить их всех. Но сами они делились на множество племен, постоянно враждовавших одно с другим. Если приходилось воевать, то греки заключали союз с одними племенами, подстрекали их против других и в сражениях имели союзниками часть самих фракийцев. Но чаще всего они старались избегать войны с фракийцами. Нападать решались преимущественно в тех случаях, когда победа была обеспечена. Так, Архилох с горькой усмешкой рассказывает:
Мы настигли и убили счетом ровно семерых.
Целых тысяча нас было!
Но чаще всего греки жили в мире с фракийцами, заключая с ними договоры о дружбе.
Мы остановились так подробно на основании Фасоса, ставшего вскоре одним из богатейших греческих городов, потому, что картина, нарисованная нами здесь по Архилоху, в значительной степени типична и для других греческих колоний.
Не только паросцев привлекли слухи о фракийском золоте: богатый ионийский город Хиос (на острове того же имени) высылает колонию в Маронею на то же побережье. Впрочем, эта колония приобрела особое значение благодаря своим замечательным виноградникам. Самое название Маронеи происходит от имени бога (или полубога) Марона, покровителя виноделия, очень близкого к Дионису.
В том же VII в. на побережье, недалеко от Фасоса, жители ионийского города Клазомен, которые, вероятно, также мечтали о фракийском золоте, основали колонию Абдеры, но это поселение было уничтожено фракийцами.
Милет, бывший самым культурным торговым городом Греции в VII в., лишь сравнительно поздно принял участие в колонизации. Он вел оживленную посредническую торговлю между Грецией и переднеазиатскими государствами и вследствие своего богатства не был вынужден идти по пути высылки колоний. Однако в VII в. образуется могущественное лидийское государство, руководимое династией Мермнадов. Царь Гигес обеспечивает ему независимое и могущественное военное положение, благодаря чему Лидии удается сосредоточить в своих руках всю сухопутную торговлю в Передней Азии. Лидия пыталась монополизировать и морскую торговлю. Лидийские цари упорно ведут войну с Милетом, но взять его им не удается. Правда, они постепенно, один за другим, превращают малоазиатские греческие города в своих данников, но, по-видимому, лидийцы не вмешивались во внутренние дела этих городов и за неимением собственного флота отдали в их руки всю морскую торговлю.6 Поэтому греки не тяготились лидийским господством, так как оно было для них скорее выгодным.
Величайшим культурным завоеванием лидийцев было изобретение ими монеты.7 Уже до этого времени куски металла служили деньгами, т. е. эквивалентом при торговых сделках, и им придавали определенную условную форму, например, палочек, колец, распяленных шкур и т. д. Но изготовляли их частные торговцы и каждый раз при получении денег их приходилось взвешивать. Лидийские цари изготовляли монеты вполне определенной величины из естественного сплава золота с серебром («электрон»). На них стояла царская печать (впоследствии изображение льва), служившая ручательством того, что монета имела установленный вес. Монетное дело было монополией государства, и частный человек, изготовлявший такую же монету, считался тягчайшим государственным преступником и подвергался мучительной смертной казни. Это создало необыкновенное упрощение в обороте и облегчение торговых сделок и, быть может, в большей мере содействовало захвату Лидией всей сухопутной торговли, чем ее сильное войско. Но появление монеты быстро оживило и торговлю на всем Эгейском море,
а следовательно и колонизацию. Греческие города малоазиатского побережья — в первую голову, конечно, Милет — начинают один за другим чеканить монету из того же материала и той же величины, что и лидийская, и часто также с изображением льва, но значительно более художественным.8
Милет не пожелал отказаться от сухопутной торговли в пользу Лидии. Однако, чтобы сохранить в своих руках эту торговлю, ему нужно было прежде всего завладеть позициями в тылу у Лидийского государства. Это можно было сделать, только укрепившись на северном побережье Малой Азии, т. е. проникнув в Черное море, которое считалось до этого времени очень опасным, — о нем рассказывали сказочные ужасы. Проникновение же в Черное море открывало и другие богатые перспективы и прежде всего давало возможность получать скифский (т. е. украинский) хлеб из первых рук, а не через посредство ряда азиатских народов. Но для прочного овладения черноморскими торговыми путями необходимо было прежде всего обосноваться на Геллеспонте. И вот, в середине VII в. милетцы основывают в Геллеспонте Абидос и Кизик, жители Лесбоса — Сест, жители Фокеи, самого северного из ионийских городов Малой Азии, — Лампсак. Но особенно важное торговое значение приобретает лежащий у выхода из Геллеспонта недалеко от Черного моря, Византий, основанный, как мы говорили уже, мегарцами как чисто земледельческая колония. Он запирал узкий вход в Черное море (Босфор) и поэтому мог облагать пошлиной проходящие суда.
Теперь милетяне большими массами устремляются в Черное море. Это море уже персы называли Черным, по-персидски «Ахшайна» (греки наивно поняли слово «ахшайна» как греческое «аксенос» — «негостеприимное» и, не желая пускаться в море с таким страшным названием, переименовали его в «евксейнос» — «гостеприимное»). На северном берегу Малой Азии милетяне основали два замечательных торговых города — Синоп и Трапезунт. Особенно интересно название второго города, так как оно происходит от слова «трапеза», что означает «стол менялы», или первобытный банк. На позднейших трапезунтских монетах, действительно, изображен стол менялы с деньгами на нем. Оба эти города лежали к востоку от реки Галиса, образовывавшей восточную границу Лидии, и, таким образом, вели непосредственную торговлю с малоазиатскими племенами, минуя Лидию. Цель Милета была достигнута, но милетяне не останавливаются на этом: они переправляются на северный берег Черного моря и основывают на месте нынешней Керчи, где
уже с VIII в. находилась греческая фактория для торговли со скифами, важный торговый город Пантикапей. Не меньшее торговое значение имела и другая милетская, колония — Ольвия, лежавшая недалеко от устья реки Борисфена, нынешнего Днепра. Эти колонии вели со своими скифскими соседями оживленную торговлю. На рынки греческого материка было брошено такое большое количество хлеба, что сеять хлеб на продажу оказалось невыгодным: он обходился много дороже, чем привозной. Крестьяне в государствах, ввозящих хлеб, сами сеют хлеб только в незначительном количестве для собственного употребления, а всю прочую почву отводят под виноград и оливу, так как вино и оливковое масло имели широкий сбыт в греческих колониях.
Но, с другой стороны, эта обширная хлебная торговля произвела экономический переворот и в жизни скифов, населявших нынешние южноукраинские степи. До этого времени скифы были кочевниками, питавшимися молоком и мясом, и не были знакомы с культурой хлебных злаков. Теперь скифы, жившие по соседству с греками, вместе с прочими завоеваниями греческой культуры усваивают питание хлебом, хотя, конечно, главным образом сеют его для продажи. Скифы же более отдаленных: областей сеют большое количество хлеба, хотя сами его не едят. Геродот сообщает:
«От торгового города борисфенитов (Ольвия), составляющего наиболее срединный пункт во всей приморской Скифии, первыми живут каллипиды, представляющие собой эллинов-скифов; выше их живет другой народ, именуемый алазонами. Как эти последние, так и каллипиды во всем ведут такой же образ жизни, как и скифы, но хлеб они сеют и употребляют в пищу, равно как лук, чеснок, чечевицу и просо. Над алазонами обитают скифы-пахари, сеющие хлеб не для собственного употребления в пищу, но для продажи».9
Через посредство скифов и живших к северу от них племен велась торговля с побережьем Балтийского моря, откуда получался янтарь (мы уже видели, что у греков янтарь считался: драгоценностью). Так, в 1824 г. в деревне Шубине, в Познани, был найден клад афинских монет времен Писистрата; в 1882 г. в Бранденбурге, в Феттерфельде, были найдены художественные вещи из «электрона» (сплава золота и серебра), несомненно сделанные ионийскими мастерами VI в.
Кроме хлеба, из северного Причерноморья ввозилась в Грецию сушеная рыба — крайне важный предмет питания для греческой бедноты. Другой важной статьей вывоза были рабы. Скифские рабы отличались силой и красотой; поэтому греческие государства (прежде всего Афины) охотно приобретали их и делали из них государственных рабов — они служили низшими чиновниками, прежде всего полицейскими. Далее, как мы видим из рисунков на вазах, в войске Писистрата служило много скифов. Это были либо рабы, либо навербованные наемники, но и в том и в другом случае вывоз их из Скифии производился планомерно.
Вопрос о ввозе в Скифию разрешается тем фактом, что здесь найдено очень много черепков греческих (особенно афинских) сосудов из-под вина и оливкового масла. Очевидно, главным предметом ввоза были вино, оливковое масло, расписные глиняные сосуды и другие художественные изделия. Интересно, что в Скифии найдены серебряные сосуды греческой работы со сценами из жизни скифов. Они либо заготовлены специально в расчете на сбыт в Скифии, либо, что еще вероятнее, выполнены в Скифии приезжими греческими мастерами.
Вслед за милетцами в Черное море направились и колонисты из Мегар. Они основали Гераклею Понтийскую на лидийском побережье Черного моря, а отсюда уже — Херсонес, близ нынешнего Севастополя. Впрочем, колонии Мегар в классическую эпоху никогда не достигали такого расцвета, как милетские.
Как мы уже говорили, сообщение с Черным морем на первых порах шло каботажным путем, вдоль берегов Греции и Фракии. Не удивительно поэтому, что хорошие гавани на этом пути приобретали большое значение как места, где корабли могли остановиться в пути, произвести необходимые починки, запастись водой и провизией и т. д. Если в середине VII в. основанная клазоменянами в устье Неста колония Абдеры оказалась нежизнеспособной, то примерно через сто лет, в середине VI в. колонизовать Абдеры удалось маленькому, но культурному и торговому ионийскому городу Теосу; этот город был перенаселен 10 и поэтому принужден был выслать колонию. Благодаря выгодному положению на главном торговом пути Абдеры быстро стали одним из наиболее богатых и культурных торговых городов Греции.
Остается еще сказать о колониях в странах древневосточных культур.
Уже в VIII в. ионяне успешно конкурировали с финикийскими купцами в Ассирийском государстве, которому во второй половине VIII в. принадлежала вся Передняя Азия, а с 679 г. и Египет. Так, в 711 г. филистимский город Ашдод отлагается
от Ассирии в надежде на египетскую помощь. Филистимляне изгоняют ассирийского наместника и выбирают предводителем какого-то грека с Кипра. Характерно, что здесь, как вообще в семитических памятниках, грек назван «яван», т. е. «иониец», хотя на Кипре ионийцы не жили: ассирийцы из греческих купцов имели дело только с ионийцами, и поэтому всех греков называют «яван», «ионийцами». В 709 г. семь греческих царей с острова Кипра в знак верноподданнических чувств прислали подарки ассирийскому царю Саргону.
Ассирийцы терпели уже существовавшие греческие колонии на Кипре, как терпели они и отдельных купцов-греков в Сирии. Однако ассирийцы не желали допустить, чтобы греки вывели колонию на принадлежащее им средиземноморское побережье. Когда греки высадились (около 695 г.) на побережье Киликии, ассирийский царь Синахериб выступил против них, разбил и на месте сражения поставил свою статую с надписью в память победы.11
Какую большую роль играли греческие купцы в городах Сирии, мы видим из слов библейского пророка Иезекииля. Былую мощь Тира он описывает, между прочим, следующими словами: «Яван... торговали с тобой; товарами, которые они тебе привозили, были рабы и медные сосуды».
Только после падения Ассирии грекам с Родоса удалось вывести несколько незначительных колоний на киликийское побережье. Точно так же и в Вавилон и Египет греки начинают проникать большими массами лишь тогда, когда эти государства возвращают себе свободу. Греки проникают сюда двумя путями: в качестве воинов-наемников и в качестве купцов.
Сохранилось стихотворение лесбосского поэта Алкея (скорее всего, начала VI в.), посвященное его брату, служившему наемником у халдейского царя в Вавилоне:
От пределов земли меч ты принес домой.
Рукоять на мече — кости слоновой
Вся в оправе златой. Знать, вавилонянам
Воин пришлый служил доблестью эллинской.
Ставкой — жизнь. Чья возьмет? И великана ты
Из царевых убил, единоборствуя,
Что без малого был ростом пяти локтей.
Египетский царь Псамметих I, как сообщает Геродот, освободил свою страну от ассирийского ига (около 645 г.) благодаря
помощи ионийских и карийских пиратов, случайно высадившихся в Египте и поступивших к нему на службу наемниками.12
Для торговых операций милетцы основали факторию в одном из устьев Нила, называвшуюся «Милетская крепость» («Милесион тейхос»). Псамметих I разрешил грекам построить в Канобском устье Нила постоянное городское поселение, которое было названо Навкратисом.
Гражданское население Навкратиса состояло из выходцев из двенадцати городов: Милета, Самоса и Эгины, имевших свои храмы, а также Хиоса, Теоса, Фокеи, Клазомен (ионийские города), Родоса, Книда, Галикарнасса, Фаселида (дорийские) и Митилены на Лесбосе (эолийский). Эти города сообща соорудили себе храм Эллений в честь «богов эллинов»; эти города назначали также сообща «блюстителей торговли».
Навкратис был огромным для того времени городом. Здесь жили богатые авантюристы, и потому город поражал своей роскошью.13
Из Египта вывозился прежде всего хлеб, затем полотно, финики, произведения центральной Африки (пряности, благовония, слоновая кость, обезьяны и т. д.), папирус, изготовлявшийся из листьев водяного растения того же названия, росшего в Ниле (он заменял грекам бумагу), и некоторые сорта растительного масла.
Не меньшее значение, чем Навкратис, имела греческая колония Кирена, основанная в нынешней Ливии жителями маленького дорийского острова Феры.14 Жители Кирены занимались земледелием и скотоводством; отсюда вывозилось, кроме хлеба, еще и растение сильфион, сбыт которого был монополизирован царем. Это растение пользовалось большим спросом в Греции, так как оно играло роль нынешней касторки.15
С началом колонизации совпадает и появление в Греции письма. Мы говорили уже, что в гомеровскую эпоху старая
микенская письменность, неудобная для греческого языка, была (за исключением о. Кипра) почти совершенно забыта. Новые потребности торгового оборота делали необходимым применение письма. Мы уже видели, как греческие купцы учились у финикиян торговой технике. У них же они заимствовали форму букв. Финикийский алфавит был удобен тем, что здесь каждая буква обозначала уже не слог, а отдельный звук. Правда, здесь не было знаков для гласных звуков, но зато у семитов был ряд гортанных звуков, отсутствующих в греческом языке. Эти знаки были использованы для гласных. Для звуков, отсутствующих у семитов, греки придумали новые начертания. Сами греки называли в V в. свои буквы «финикеями», т. е. финикийскими знаками. Названия букв имели у семитов определенный смысл: алеф — скот, бет — дом, гимель — верблюд, далет — дверь и т. д. Греки сохранили эти же названия — альфа, бета, гамма, дельта, но у них эти слова не имели никакого смысла. Различные греческие города внесли свои изменения в этот алфавит; однако характерно для связи между письменностью и торговлей то, что четыре основных видоизменения греческого алфавита возникли в четырех крупнейших торговых городах: в Милете, Халкиде, Коринфе и Афинах. Милетский алфавит есть нынешний греческий алфавит, из которого образовался наш русский, а из халкидского — путем незначительных изменений развился тот латинский алфавит, который употребляют ныне все западноевропейские народы.