Мы видели, что даже спартанский поэт Тиртей считал положение покоренных мессенян чрезвычайно тяжелым. Возмущение против Спарты было, несомненно, всеобщим во всех смежных со Спартой государствах: и аргивяне, и аркадяне прекрасно понимали, что в случае дальнейшей агрессии Спарты им угрожает такая же участь, как та, которая постигла уже Мессению. В тесном союзе со Спартой была только Элида, которая вела такую же агрессивную политику, как и Спарта, и в руках которой находилось олимпийское святилище; этим, вероятно, и объясняется большое число победителей спартанцев на Олимпийских состязаниях в эту эпоху.
Сплочению антиспартанских сил в значительной мере содействовала и внутренняя классовая борьба, начавшаяся в это время в Спарте. Вновь присоединенные территории в Мессении попали, очевидно, также в руки богатых людей, а разорение и обнищание бедноты продолжалось с той же быстротой. Часть бедноты, вероятно, попала в положение илотов, другая часть еще сохранила личную свободу, но была уже накануне полного разорения.
При таких условиях во второй половине VII в. мессенцы подняли восстание. Это — так называемая Вторая мессенская война. С восставшими мессенцами соединились аркадяне и аргивяне; элидцы не могли прийти на помощь спартанцам, так как в это время жители Писы восстали против них и захватили олимпийское святилище. Спартанцы потеряли ряд территорий, частью даже в самой Лаконии. Это еще более увеличило разорение и недовольство бедноты: как мы узнаем из Тиртея, в это время в Спарте лозунгом бедноты (как и в Афинах) был новый передел земли. Однако Спарта пошла по иному пути, чем Афины: закабаленные и порабощенные крестьяне навсегда остались в этом положении, и, вероятно, уже в это время были приняты энергичные меры против возможного их восстания. Зато среди сохранившего свободу населения были действительно проведены радикальные реформы в духе восстановления уже почти исчезнувшего первобытного коммунизма; все привилегии аристократии были отменены; земли и илоты равномерно поделены
между гражданами. Одновременно с этим была проведена реформа и в военном строе; до этого времени решающую роль в спартанском войске играли promachoi — «передовые бойцы». Это были аристократы, вооруженные огромным щитом, покрывавшим воина с головы до ног. Эти воины выбегали вперед на врага, причем щит каждого такого аристократа служил защитой и для бедняков-легковооруженных, прятавшихся за этим щитом и бросавших из-за него камни и дротики. Теперь вводится новый строй: ни один воин не должен «выбегать вперед» со своего места — каждый обязан до смерти сохранять свое место в строю. Все вооружены одинаково панцирем, шлемом и небольшим круглым щитом. Это тот самый непроницаемый гоплитский строй, который дал грекам впоследствии победу в борьбе с персами.
Благодаря этим реформам внешнего и внутреннего характера спартанцам после многолетней борьбы удалось одержать верх над мессенянами и завоевать всю территорию Мессении. Части мессенцев удалось бежать в различные концы греческого мира — на Родос, в Аркадию, в южную Италию. Огромному большинству пришлось снова стать илотами, а земля была снова поделена между спартанцами. В то же время и союзникам спартанцев элидцам удалось отобрать назад у писатов олимпийское святилище.
Борьба с Аргосом велась очень долго, так как, по-видимому, как раз в ту эпоху, когда Спарта находилась в наиболее тяжелом положении, Аргос достиг наивысшего расцвета. Это произошло при царе Фидоне, которому удалось на некоторое время даже захватить в свои руки руководство олимпийскими состязаниями, получившими в это время уже широкое международное значение. Этот Фидон был, вероятно, одним из руководителей калаврийской амфиктионии, о которой мы говорили выше: Аргос вел уже в это время морскую торговлю. Введенная Фидоном система мер и весов была, по-видимому, в ходу во всей этой амфиктионии; во всяком случае нам известно, что она была в ходу на торговой Эгине и в Афинах до Солона. Лишь после долгой войны, уже после смерти Фидона, спартанцам удалось к началу VI в. отобрать у Аргоса Кинурию и остров Киферу. После этого спартанцы двинулись против другого союзника Мессении, против аркадского города Тегеи. И эта долгая борьба велась с переменным счастьем — спартанцам пришлось испытать тяжелые поражения. Однако, в конце концов, и здесь им удалось одержать верх. Этот успех совпал с коренной внутренней реформой, реформой государственного строя в Спарте. Следствием этой реформы было, по-видимому, то, что спартанцы не покорили Тегеи, а заключили с ней договор. Судя по аналогии с рядом других однообразных договоров, заключенных впоследствии Спартой с пелопоннесскими государствами и еще позже с Афинами, основное содержание этого договора,
по-видимому, сводилось к следующему: 1) каждая сторона должна явиться на помощь другой в случае, если она станет жертвой нападения третьего государства, и 2) тегейцы обязаны явиться на помощь спартанцам, если против них восстанут илоты. Далее, нам известно, что тегейцы обязались изгнать из своей области бежавших сюда мессенцев и не казнить никого за сочувствие Спарте.
Во внутренней жизни Спарты после окончания Мессенских войн (первая половина VI в.) произошел коренной переворот, начало которого надо, по-видимому, относить уже ко времени самой войны. Весь государственный аппарат был преобразован так, чтобы служить для быстрого, энергичного подавления возможных восстаний илотов, а в связи с этим, для пресечения самой возможности проникновения демократических идей из-за границы, спартанцам запрещается под страхом смертной казни выезжать за пределы государства. Наоборот, иностранцы периодически изгоняются из Спарты («ксенеласия»). Так как участие в торговых оборотах влекло за собой с неизбежностью разложение старых общественных форм и проникновение новых взглядов, в том числе и демократических идей, то ввоз золота и серебра в Спарту был воспрещен и спартиатам было предписано обходиться исключительно железной монетой. Для оплаты дорого стоящих товаров такую монету пришлось бы отгружать возами; ясно, что она делала невозможными торговые сделки. Единственным видом доблести теперь считается умение стоять на своем месте в военном строю, не отходя ни на шаг ни взад ни вперед от товарищей и не страшась смерти. Все другие виды атлетики рассматриваются теперь как нечто недостойное спартанца; на олимпийских состязаниях с 548 по 400 г. из двухсот победителей только двенадцать — спартанцы. Старинные вымирающие учреждения — союзы мужчин — видоизменяются так, что государство превращается в вооруженный лагерь; каждый гражданин с раннего детства проходит тяжелую вооруженную муштру. Государство вмешивается во все стороны личной жизни гражданина, отбирая у него и уничтожая новорожденных, если из них не могут вырасти хорошие солдаты, заставляя граждан разводиться и жениться в интересах государства и т. д. Граждане не могут заниматься ничем, кроме военного дела. Результатом этого была некультурность, а часто и неграмотность спартиатов, отсутствие в их среде ученых, поэтов, художников и полное исчезновение художественной архитектуры, живописи и поэзии. Они должны были носить бороду, брить усы, есть за обедом невкусную «черную похлебку». Жилище спартанца должно быть построено исключительно при помощи пилы и топора; следовательно, запрещается применение рубанка, и жилище приобретает, таким образом, примитивный, архаичный вид. Наконец, запрещаются письменные законы; законы должны передаваться только устно.
Но особенно крупную роль в новом государственном устройстве, естественно, должна была играть организация нового класса — илотов.
В советской науке очень энергично дебатировался вопрос о происхождении илотов и о том, к какой группе населения их надо отнести. В конце V и в IV в. в Греции были весьма распространены попытки оправдания рабства, исходящие из расовых различий: раб — варвар, варвары якобы существа низшей структуры — полулюди, полуживотные, созданные для подчинения, и потому, по мнению этих идеологов рабства, вполне правомерно, что греки обращают варваров в рабство. По тем же причинам и в критских мноитах, и в спартанских илотах, и в фессалийских пенестах удобно было видеть остатки додорийского населения страны. Самое слово «илот» производили от селения Гелос в Лаконии. К сожалению, эта теория бытует до сих пор и в советской науке. Между тем мы имеем целый ряд несомненных свидетельств, доказывающих, что и лаконские и мессенские илоты говорили «на том же языке, что и спартанцы» (Фукидид). Однако всюду угнетенное население, живущее, подобно илотам, обособленно среди людей другого языка, как правило, сохраняет свой язык. А ведь можно заключить, что не только мессеняне, но и лаконские илоты были по происхождению такими же дорийцами, такими же «потомками Геракла», как спартанцы. А если это так, то совершенно естественно предположить по аналогии с Афинами, Сикионом и другими греческими государствами, что основным источником образования рабства в Спарте было рабство за долги, тем более что слово «илот» в греческом языке может иметь и такой смысл. Любопытно, что в некоторых государственных богослужениях илоты должны участвовать совершенно так же, как свободные,— например, во время траура по царю; это показывает, что илоты когда-то были спартанскими гражданами, так как религиозные учреждения более косны, чем светские, и часто отражают общественные отношения прошлых эпох.5
Разумеется, покоренные войной и порабощенные народы также были обращены в зависимое, близкое к рабству, положение, а впоследствии вошли в класс илотов — примером этого является Мессения; но и в этих случаях часто в рабство обращались низшие классы покоренного населения, а привилегированный класс сливался с победителями.
Положение илотов существенно отличалось от положения рабов в других греческих государствах — нередко в литературе они противопоставляются рабам; подобно земельному участку и илот был здесь государственной собственностью, лишь предоставленной в пользование отдельному спартиату. Спартиат не мог ни убить, ни продать илота за пределы своего клера, не мог требовать с илота больше того, что было установлено государством, т. е., по-видимому, больше половины его дохода. Илот жил со своей семьей на своем сельском участке, расположенном вдали от Спарты, где жил его господин — спартиат. По уплате оброка илот мог свободно распоряжаться своим имуществом; среди илотов были довольно богатые люди. Когда хозяин вступал в непосредственное общение с илотом, илот обязан был беспрекословно повиноваться ему, но в такой же мере он обязан был повиноваться и любому другому спартиату— в противном случае он мог быть жестоко избит. Илотам было запрещено, находясь внутри страны, носить оружие.
Все это вынуждает нас провести резкую грань между илотами и греческими рабами обычного типа. Поэтому Энгельс был, по существу, совершенно прав, когда называл илотов крепостными: эта примитивная форма рабства имеет ряд черт сходства с крепостной зависимостью и рабством.
Вполне понятно, что илоты, живя компактными группами и будучи потомками коренного свободного населения Лаконии и Мессении, делали непрерывные попытки свергнуть с себя ненавистное иго. Как мы увидим, весь V в. наполнен восстаниями илотов. Поэтому, как замечает Фукидид, «всегда у лакедемонян большинство их предприятий направлено было к ограждению от илотов». Однако просто убивать илотов было невозможно, потому что, как мы видели уже, илот не был просто рабом, или «одушевленным имуществом». Когда хотели обуздать революционные элементы среди илотов, последним от имени государства объявлялась война; после этого уже поправу войны их можно было безнаказанно убивать. Эти убийства назывались «криптиями» («тайными предприятиями»): молодые спартиаты отправлялись в илотские поселения со списками подозрительных в политическом отношении илотов, прятались в укромных местах и, неожиданно выскакивая оттуда, убивали этих людей. Илотам было предписано носить особую одежду; ежегодно в определенный день они подвергались побоям без всякой вины, «чтобы они никогда не разучились чувствовать себя рабами». Господа должны были подвергать их наказа-
ниям за малейшие провинности, а тех из господ, которые обращались с илотами слишком гуманно, закон наказывал. В походе и во время сражения илоту давали в руки оружие, кроме лишь копий, но спартиаты никогда не выпускали из рук копья, чтобы иметь возможность немедленно убить илота, как только он попробует взбунтоваться. Дом спартиата представлял собой настоящую крепость: чтобы уберечься от нападения илотов ночью во время сна, устраивались особые хитрые запоры. По сообщению поклонника Спарты, афинского Тирана Крития, «и во время еды, и во время сна, и во время хождения по некоторым другим делам страх перед рабами заставляет спартиатов быть всегда настороже».
В это же время окончательно определилось и правовое положение периэков. Как мы увидим ниже, Спарта в это время прекратила политику агрессии; в целях внешней безопасности ей особенно важно было создать вдоль морского побережья и сухопутных границ ряд поселений и укрепленных пунктов со свободным населением. Жителями этих поселений и были периэки, пользовавшиеся личной свободой и правом гражданства («лакедемоняне»), но не имевшие политических прав в Спарте. Они обладали известным самоуправлением, но под надзором должностного лица, присылаемого из Спарты. Основным занятием периэков было также земледелие, но их земля, в противоположность земле спартиатов, могла быть отчуждаема. Беднейшие из них (не служившие в армии гоплитами) занимались также ремеслами, торговлей и мореходством.
Положение спартиатов мы охарактеризовали уже выше. Они жили в городе Спарте, занимаясь исключительно военными упражнениями. Средством для их существования был оброк, присылаемый илотами из деревни. Так как земельные участки спартиатов в эту эпоху были в общем одинаковыми по величине и в то же время неотчуждаемыми, то в первое время после реформы разницы между богатыми и бедными в среде спартиатов вовсе не могло быть — они назывались «равными» («гомеями»). О казарменной жизни спартиатов было сказано уже выше; в VI в. потребительско-коллективистические элементы были искусственно усилены в целях укрепления военной мощи и для борьбы с илотами. Принцип общности имущества выражался в том, что спартиат, оказавшись (например, во время охоты) на чужом участке, мог, не спрашивая у хозяина, пользоваться его припасами, лошадьми и рабами.
Государственные учреждения Спарты также остались в принципе теми же, чем были в старину. Во главе государства по закону стоят два царя —один из рода Еврипонтидов, другой —из рода Агиадов. Эти цари в случае единодушия были полновластными владыками государства, но они издревле ненавидели друг друга; вдобавок эфоры принимали все меры к тому, чтобы этого единодушия никогда не было.
Обычно цари из дома Еврипонтидов защищают интересы спартиатов и идут заодно с эфорами; цари из дома Агиадов, в древнейшие времена защищавшие интересы аристократии внутри спартиатов, теперь, по уничтожению этой аристократии, делают попытки опереться на периэков, илотов и демократические силы вне Спарты.
Эфоры теперь выбираются народным собранием, но способ их избрания был, по словам Аристотеля, совершенно детским; поэтому правящая группа всегда могла добиться избрания своих ставленников. Функции эфоров были судебными и полицейскими. Кроме того, они надзирали за частной жизнью отдельных граждан. Фактически они были владыками страны. Они могли требовать объяснения от царей, и после троекратного вызова цари обязаны были явиться на объяснение к эфорам. Они созывали народные собрания и герусию и председательствовали в них; руководили финансами и международной политикой. В случае несогласия между царями (а это несогласие было правилом) эфорам принадлежала и верховная власть в государстве. Несмотря на то, что царям принадлежала неограниченная власть в войске, эфоры добились влияния и в военном деле.