На Крите, как и повсюду в древнейшее время, общественный строй был родовым. В пользу этого говорят археологические памятники; равным образом позднейшие критские дворцы, согласно правильным наблюдениям проф. Б. Л. Богаевского, являются, судя по их плану, пережитком так называемых «больших домов», т. е. коллективных построек, в которых жил сообща целый род. Приведенные выше свидетельства об оживленных торговых сношениях между Критом, Египтом и другими странами Передней Азии, а равно и археологические памятники, о которых мы скажем ниже, доказывают с несомненностью, что примерно с начала второго тысячелетия до н. э. на Крите отдельные племена, жившие родовым бытом, уже сплотились и образовали одно мощное государство.
В Египте и Вавилонии причиной перехода от первобытно-родового к древневосточному примитивно-рабовладельческому способу производства была необходимость организации массового коллективного труда для регулировки разливов и орошения полей. Производство таких работ было невозможно при том общественном и культурном уровне, который характеризует родовое общество. Необходимо было сделать этот труд принудительным, а для этого понадобилась древневосточная монархия, построенная на примитивно-рабовладельческой базе. Но не везде на древнем Востоке именно в этом была причина образования государства: у хеттов, финикиян, древних евреев таких причин не было. В Финикии или на Крите образование государства было ускорено необходимостью тесного сплочения отдельных племен для создания общего флота, войска и т. п. Эти государства лежали на морском пути между большими монархиями древнего Востока, и отсутствие такого сплочения сделало бы их добычей их сильных соседей.
Действительно, мы знаем, что в XIX в. до н. э., когда складывалось классовое общество на Крите, государства Передней Азии точили зубы на Крит и Грецию.16
Такое сплочение племен для отпора внешней опасности и здесь ускорило гибель родового общества. По справедливому замечанию Энгельса, родовой строй в полном расцвете предполагает «крайне неразвитое производство, следовательно, крайне редкое население на обширном пространстве, отсюда почти полное подчинение человека... природе... Племя оставалось для человека границей...» 17 «Но не забудем, что эта организация была обречена на гибель. Дальше племени она не пошла; образование союза племен означает уже начало ее разрушения... Все, что было вне племени, было вне закона».18
Для отражения нападения с моря нужно было не только собрать весь Крит под властью одного сильного вождя, но и создать мощный флот, а для этого необходима была организация коллективного труда в широких масштабах, ускорившая начавшееся выделение аристократической верхушки и порабощение масс. После того как непосредственная опасность покорения извне была преодолена, такой флот не мог оставаться в бездействии. На первых порах он, вероятно, был использован для пиратских набегов на ближайшие острова, а затем при помощи этого флота стали осуществляться и оживленные торговые сношения с государствами древнего Востока. Мы приводили уже сообщения древних писателей (Гесиода, Геродота, Фукидида и более поздних) о том, что флот критского царя Миноса господствовал на море; говорили мы также о том, что критяне («Кефтиу») упоминаются в египетских памятниках. Действительно, изображения кораблей на критских рисунках свидетельствуют о высокой кораблестроительной технике: корабли имеют высокие борта, острые металлические носы и реи для крепления парусов; во время морского боя могут передвигаться как на парусах, так и на веслах; коммерческие грузовые суда имеют вместительный трюм и высокие мачты. Иногда они снабжены крытыми каютами для пассажиров, как египетские нильские суда.
О высоком уровне мореходства говорит тот факт, что критские суда делались не из местного, а из привозного леса. Еги-
петский фараон Тутмес III, находясь в 1467 г. в Финикии, видит здесь критские суда, сделанные из ливанского кедра.
Какую роль играла торговля в жизни Крита, можно заключить из остатков густонаселенных городов, расположенных у моря, на скалистых мысах, в местах, лишенных воды, где земледелие было невозможно. Они могли быть населены только ремесленниками, мореходами или пиратами. Такие чисто торгово-ремесленные поселения не могли возникнуть в эпоху родового общества: они предполагают государство с правильно организованным ввозом и вывозом.
Если мы обратим внимание на те материалы, из которых сделаны найденные в большом числе на Крите предметы ремесла и искусства, то мы также должны будем прийти к выводу о чрезвычайно оживленной торговле между Критом и странами Передней Азии. Так, на Крите найдены изделия из золота и слоновой кости. Это сырье могло получаться только из Египта. Точно так же растение сильфион, изображение которого мы находим на Крите, могло привозиться только из Ливии, лошади — из Малой Азии, серебро — скорее всего из Испании или Сардинии, камень обсидиан — с острова Мелоса, янтарь — с Балтийского моря (из третьих или четвертых рук). Такие материалы, как алебастр, фаянс, стекло, ляпис-лазурь, а вероятно, и железо, бывшее тогда драгоценным металлом, на Крите не обнаружены и также должны были привозиться.
Из всех этих материалов на Крите делались художественные ремесленные изделия. Они не могли изготовляться патриархальным домашним способом: тонкость и изящество их обработки показывают, что они — дело рук специалистов-мастеров. Огромное количество критских изделий, найденных в различных местах древнего мира (прежде всего в Египте и в материковой Греции), показывает, что эти мастера работали в значительной части на вывоз, на внешний рынок. Большое количество черепков критских сосудов, находимых во всех странах, прилегающих к восточной части Средиземного моря, указывает на то, что с Крита вывозилось масло, зерно и другие сельскохозяйственные продукты.
Итак, Крит вел оживленную торговлю со всеми культурными государствами тогдашнего мира, ввозя разнообразное сырье (дерево, металл и т. д.) и вывозя продукты своего ремесла и сельского хозяйства.
Насколько развита была критская торговля, видно из того, что в этой торговле была в ходу и «денежная» единица — медный талант. Этот талант имеет форму растянутой кожи; это — характерный рудимент, показывающий, что в более древнее время единицей ценности были действительно кожи или животные (быки). В гомеровскую эпоху счет ведется на число быков; это несомненный регресс по сравнению с крито-микенской культурой. Вес такого таланта около 29 кг, и как раз такой же вес
имеет каменная гиря, найденная в кносском дворце. Интересен находящийся на глиняной табличке расчет цен каких-то товаров: посредине нарисованы весы (соответствующие, вероятно, нашему знаку равенства ( = )), слева изображен талант и черточками обозначено число таких талантов, справа — число единиц товара. Целых девятнадцать таких талантов найдено во дворце в Агиа-Триада, семнадцать — в море близ Кимы на Евбее, вероятно, они затонули во время кораблекрушения. Кроме того, такие таланты нашли в Кносе, Фесте, в Аморге, на Евбее, Сардинии и в ряде других мест; в Египте они изображены в числе даров, которые приносят кефтиу.19 Маленькие каменные кружки, с выбитой на них цифрой, служили, может быть, мелкой разменной «монетой». Золотой «монетой» служили, по-видимому, золотые бычьи головы (попадаются, впрочем, и медные); они также встречаются на изображении критских даров в Египте.20
Таким образом, критяне вели мировую торговлю в таком размере, в каком не вели ее даже греки в VI в., проникали во все места тогдашнего культурного мира, имели своеобразные «денежные» и весовые единицы.
Мы могли бы, конечно, представлять себе торговлю Крита с Египтом в виде торговли «варваров», живущих первобытным родовым строем, с большим соседним государством. Так, нередко «варвары», живущие еще родовым строем, привозят свои сельскохозяйственные продукты в обмен на произведения высокой культуры. Это объяснение, однако, в данном случае несостоятельно уже потому, что Крит вывозил не только земледельческие продукты, но и ремесленные изделия, стоявшие и по технической отделке и по художественности выполнения значительно выше египетских.
Разумеется, мы не собираемся отрицать влияния передне-азиатских культур на Крит (о влиянии Египта мы говорили уже в предыдущей главе), нельзя отрицать также воздействие народов Малой Азии и Месопотамии. Так, употребление глиняных табличек в качестве писчего материала несомненно восходит к Вавилону; точно так же изображение богини плодородия, изображения героев или богов, удушающих львов, существ, представляющих собой помесь человека с животным, божества, стоящего на возвышенности, с симметрично, наподобие герба, расположенными львами и грифами, характерны для искусства Передней Азии. На Крите найдены также печати несомненно вавилонского и хеттского происхождения.
Однако обратное влияние Крита на эти государства было не меньшим. В XIV в. в эпоху фараонов Аменхотепа III и Аменхотепа IV в египетском искусстве происходит резкий сдвиг. Шаблонные, условные, безжизненные изображения сменяются поразительными по свежести реалистическими, чрезвычайно похожими на критские. Это стремление к реализму и движению совершенно чуждо египетскому искусству предшествующих и последующих веков; по мнению специалистов, культура эпохи этих великих фараонов насквозь пропитана критским влиянием.
Крит был, таким образом, в семье великих древневосточных государств не отсталой примитивной общиной, а одним из наиболее передовых и культурных центров.
Данные раскопок показывают правильность приведенных выше сообщений древних авторов: Крит действительно был единым централизованным и очень могущественным государством, господствовавшим на море. Наиболее показательно в этом отношении отсутствие городских стен в критских городах, в противоположность микенским, о которых мы будем говорить ниже, и наличие прекрасных, сложенных из крупных плит, дорог между главными центрами Крита — Кносом и Фестом. Это показывает, что Крит образовывал единое государство и что критяне не боялись нападения с моря, а следовательно, действительно располагали сильным флотом и имели широкую возможность заниматься морской торговлей. С этим прекрасно гармонирует и содержание настенных изображений на Крите. В египетских, а впоследствии и в микенских, дворцах любимой темой фресок было изображение сражений и побед —очевидно, и египтянам, и впоследствии микенцам приходилось вести непрерывные войны. В критских дворцах такие сцены вовсе отсутствуют: очевидно, Крит в течение долгого времени не вел войн, так как господствовал на море.
Каков же был внутренний строй Крита? Как мы видели, сообщения древних авторов говорят о том, что Крит управлялся могущественным монархом. Разумеется, данные раскопок не позволяют нам видеть в критском владыке монарха типа Августа; с другой стороны, разобранные нами данные археологических и литературных источников делают совершенно невозможной мысль о родовом строе на Крите в эпоху его высшего могущества, а следовательно и о царе — родовом вожде. Но и для классового общества нам известны более примитивные формы царской власти, например, в Египте. Любопытно, что здесь монарх считается одаренным сверхчеловеческой божественной силой; он мыслится либо как самостоятельное божество, либо как земное воплощение, или как сын небесного божества. Египетский фараон считался земным воплощением бога Ра и в то же время его сыном: отцом каждого фараона считался не его земной отец, а бог Ра, во время особого религиозного об-
ряда якобы вступавший в общение с будущей матерью фараона.
По господствовавшему тогда представлению здоровье и благополучие такого божественного царя было теснейшим образом связано с плодородием женщин, скота, деревьев и хлебных злаков: как только царь начинал слабеть или стареть, начинала стареть и природа. Поэтому божественных царей сплошь и рядом убивали при наступлении первых признаков старости и на их место избирали других, более молодых. Этот бесчеловечный обычай впоследствии сменился в ряде мест другим: по истечении определенного срока (в районе Средиземноморья, по-видимому, после восьми лет) царь должен был отказаться от престола. Далее этот обычай еще более смягчается: по истечении срока царь отказывается от престола, но затем по воле богов снова вступает на престол на такой же срок.21
Если мы примем в соображение, что на Крите, как в Египте и в некоторых местах древнейшей Греции (память о чем сохранилась в пережитках в позднейшей Греции), верховное божество мыслилось в образе быка (это подтверждается и археологическими раскопками), то мы увидим, что критский царь несомненно был богоцарем вроде фараона. Согласно мифу, критский царь Минос — сын бога Зевса; его жена сходится с быком и рождает Минотавра — получеловека-полубыка. Как мы говорили уже выше, по преданию Афины были когда-то в зависимости от Крита и критская культура оказала большое влияние на афинскую. В Афинах царская власть была уже рано отменена. Но должность царя (басилея) сохранилась, хотя он и выбирался только на год и выполнял лишь некоторые религиозные и незначительные административные обязанности. Однако жена этого «царя»—«царица» (басилинна) сохранила с древнейших времен довольно странные функции; она должна была отправляться в особое здание, называемое «бычьим стойлом» (буколейон) и там вступала в мистическое брачное общение с богом Дионисом, очевидно мыслившимся первоначально в виде быка. Этот обряд, восходящий, по-видимому, к Криту, показывает нам истинный смысл мифа о минотавре: первоначально критская царица вступала в мистический брак не с быком, посланным богом (как говорит легенда о минотавре), а с самим богом в образе быка.
Легенда сохранила нам воспоминание и о том, что критский царь, подобно другим божественным царям, в конце восьмилетнего периода слагал с себя царскую власть и затем снова назначался верховным божеством на тот же срок на эту должность. «Одиссея» рассказывает следующее:
В городе Кносе... царствовал Минос
Каждый девятый год собеседник Крониона мудрый.
Платон в «Миносе» сообщает в пояснение этого места Гомера, что Минос уже в детстве был воспитан Зевсом, а затем в конце каждого восьмилетнего периода удалялся в пещеру Зевса, чтобы отдать отчет Зевсу, как он выполнил его приказания. Он основал также, прибавляет Платон, великую морскую державу, покорив большую часть островов, и первый из эллинов властвовал на море; он прославился мужеством и справедливостью.
Есть основания думать, что запутанное здание — Лабиринт, о котором мы говорили выше, излагая миф о Тезее, и есть раскопанный в Кносе дворец с его чрезвычайно сложной системой комнат. В кносском дворце в самых различных местах на стенах находятся изображения двойной секиры. Мы имеем также изображения богов и молящихся, держащих в руках такую же двойную секиру, или людей, приносящих жертву такой двойной секире. Такая секира в классическое время называлась на Крите и у карийцев (которые, по Геродоту, пришли из Крита) labrys. Далее, заключающийся в слове labyrinthos суффикс -uth- характерен для до-греческих слов, вошедших в греческий язык. Наконец, карийский Зевс, вооруженный такой же двойной секирой, называется Зевсом Лабраиндским (город, где находится его храм, также называется Лабраинда). Поэтому лабиринт (labyrinthos), очевидно, означает «дом двойного топора», так что это, по-видимому, историческое название кносского дворца. Точно также на критских печатях найдены изображения человека с головой быка, соответствующие легендарному Минотавру.
Таким образом, есть все основания полагать, что критский царь был типичным «богоцарем», характерным для древневосточных государств.
Как мы уже говорили выше, искусство Крита достигло исключительной высоты. Его не только нельзя сравнить с искусством великих стран древнего Востока — Египта, Ассирии и Вавилонии, но и греческое искусство VI в. лишь изредка поднимается на ту высоту, которой достигло искусство Крита. В критском искусстве поражают тонкая наблюдательность, любовь к природе, исключительная динамичность и благородство красок. Достаточно сравнить критские рисунки с рисунками IX, VIII вв.— так называемыми изображениями геометрического стиля, чтобы видеть, как глубоко было падение искусства за протекшие восемь столетий. Конечно, и эти геометрические рисунки сохранили кое-что от критского искусства, и в них можно иногда увидеть проблески таланта, но в целом мы имеем несомненную «варваризацию» — эти рисунки напоминают рисунки детей или дикарей, стоящих на самой примитивной сту-
пени культуры. Характерно, что этот процесс варваризации был постепенным: микенские рисунки, подражающие критским, уже значительно хуже их; а рисунки конца микенского периода уже представляют собой нечто среднее между критскими и геометрическими рисунками.
Наоборот, в промежутке между 2000 и 1400 гг. заметен непрерывный подъем искусства; уже к началу второго тысячелетия относится целый ряд художественных изделий: сосуды из камня, металлов и глины, замечательное оружие, украшения для тела, печати, резные камни. Изделия эти весьма разнообразны и показывают, что художественные навыки культивировались в течение долгого времени. Особенно характерна разрисовка сосудов этого времени (так называемый стиль Камарес, по имени нынешней деревни Камарес, близ которой эти сосуды найдены).
Они выделяются яркой, пестрой раскраской и строгостью своих стилизованных форм; изображены на них, главным образом стилизованные растения. Эти глиняные сосуды представляют, очевидно, подражание металлическим образцам и являются прекрасным образчиком того, как действительно одаренный художник «обыгрывает» даже те преграды, которые ставит ему труднообрабатываемый материал; строгость и стилизация форм первоначально были, по-видимому, вызваны трудностью передачи деталей рисунка при чеканке металла.
Примерно с 1700 г. искусство Крита становится гораздо более реалистическим и динамическим. Искусство стремится воплотить движение; подвижность фигур и верность схваченных положений искупают анатомические ошибки в изображении мужского тела, присущие критскому искусству (в угоду господствующей моде мужчин изображали чрезмерно худощавыми с непомерно узкой талией и непомерно развитыми мускулами). Другими такими же условностями является изображение глаза en face, в то время как все лицо изображено в профиль; изображение мужского тела коричневым цветом, а женского — белым. Все это, несомненно, влияние египетского искусства, но в Египте и все прочие стороны изображения подчиняются этим условностям, критяне же их преодолели, заменив глубоко реалистическим изображением природы, так что сохранившиеся условности почти не портят общего впечатления.
В эту эпоху прототипом изображений на сосудах является стенная живопись: роспись сосудов — лишь искусство второго разряда. К сожалению, от стенной живописи сохранилось немного. Основная тема этой живописи — сцены мирной жизни, особенно праздничные обряды, процессии, сцены ловли и приручения быков, бой быков (вернее: игра с быками). С большой любовью изображена и природа: сады, луга, море с рыбами и птицами, растения, животные — например, быки, львы. Изображены и животные, не водящиеся на Крите (например, кошки, павиан).
Перечислим сюжеты наиболее интересных критских рисунков. Чрезвычайно красиво и жизненно изображение мальчика, собирающего на лугу цветы в сосуд. Очень интересна также группа кокетливых элегантных женщин с искусной прической и длинными прядями черных волос, падающих на грудь, в платьях с глубоким декольте, с очень узкой талией и широкими вздутыми рукавами. Самая раскраска платьев — сочетание голубого и желтого цветов — очень изящна. Дамы сидят рядом друг с другом, и, по-видимому, ведут между собой разговор; позади них стоят мужчины. Не менее интересно изображение воина, стоящего навытяжку перед бородатым военачальником, с пером на голове, держащим на плече палку. Не менее любопытны и фрески, изображающие пейзажи. Краски этих пейзажей необыкновенно ярки и жизненны. На одном из них изображен пестрый фазан, сидящий на ветке, из-за куста выглядывает дикая кошка, бросающая на него жадный взгляд. На другой фреске бурый бык пробирается между деревьями и раздвигает рогами ветви. На третьей заяц бежит по покрытому травой и цветами лугу. Обычны также изображения дельфинов, рыб, полипов, цветов и т. д. Очень интересны и рельефные изображения — например, фаянсовая статуэтка, изображающая козу с сосунком — сцена выполнена очень живо; и здесь верность позы искупает анатомические ошибки. Эд. Мейер в своей «Истории древности» помещает на рисунке рядом друг с другом критское изображение юноши, несущего сосуд, и такое же изображение критского юноши с сосудом, сделанное египетским художником. Пропасть между настоящим художественным искусством Крита и ремесленной техникой египетских рисовальщиков прямо поражает.
Очень красив и критский орнамент, имеющий в основе религиозно-магический момент: он, по-видимому, возник из изображений священных предметов и символов, которые делались на зданиях и предметах, чтобы защитить их от злых духов (как впоследствии христианский крест). Такими изображениями были двойной топор и голова быка: из чередования их с растениями и изображениями полипов и получился критский орнамент, представляющий собой резкий контраст с греческим прямолинейным орнаментом.
Мы уже обращали внимание на отсутствие симметрии в критских зданиях. В этом основное отличие критского искусства от искусства древней Греции. В основе искусства древней Греции, начиная уже с изображений геометрического стиля, лежит любовь к прямым линиям и к симметрии, любовь к архитектурности. Наоборот, критское искусство сознательно избегает прямых линий и симметрии. Этим и объясняется то, что архитектура Крита не заключала в себе элементов художественности, так как всякая архитектура основана на прямых линиях и симметрии. Критские дома не имеют фасада; коренастые приземистые колонны, суживающиеся книзу, выполняли лишь функ-
ции подпорок, а не интегрального художественного элемента; планы зданий беспорядочны, не представляют собой художественного целого, и даже входная дверь расположена сбоку. Точно так же критский город представляет собой беспорядочное нагромождение домов с кривыми, извилистыми улицами.
О высоком культурном уровне Крита говорит и развитая письменность, вовсе отсутствующая в последующую, гомеровскую эпоху. Подобно вавилонянам, критяне писали на глиняных табличках. Древнейшие письмена (2000—1700 гг.) носят пиктографический характер — это изображения людей, частей тела, утвари, животных, растений и т. д. Очень вероятно, что эта письменность возникла под влиянием египетских иероглифов.
Несколько особняком от других критских иероглифов стоит найденный в 1908 г. в Фесте знаменитый глиняный диск, покрытый с обеих сторон письменами. Письмена эти идут спиралью от центра к окружности, представляя собой сравнительно хорошо выполненное изображение людей, птиц, рыб, растений, одежды и инструментов. Есть основание думать, что этот текст написан слоговым письмом и что перед нами какой-то религиозный гимн с повторяющимся рефреном. Особый интерес представляет встречающееся здесь изображение ручных оков.
Около 1700 г. на Крите происходит тот же процесс, который задолго до этого имел место в Египте. Подобно тому как в Египте ради удобства и быстроты письма иероглифические изображения были упрощены в так называемый иератический шрифт, так и на Крите иероглифический шрифт преобразуется в линейный.22
Хотя в одном Кносе найдено более 1500 табличек с письменами, они до сих пор не разобраны; интересные попытки англичанина А. Эванса, финна И. Зундвалла и других пока к убедительным результатам не привели. Причина, очевидно, в том, что нам совершенно не известен язык, на котором говорили на Крите, а язык этот, очевидно, не индоевропейский. Правда, до нас дошло несколько надписей, написанных греческими буквами на этеокритском («собственно критском») языке, но и их понять до сих пор не удалось. Шансы на расшифровку этих надписей значительно увеличились с нахождением в 1939 г. большого числа таких же надписей на материке Греции (см. ниже, стр. 96—97).
22 Различных знаков всего восемьдесят, и некоторые из них имеют большое сходство со знаками слогового (силлабического) шрифта, который еще в V и IV вв. применялся для написания греческих слов на о. Кипре: есть все основания думать, что и критский шрифт был силлабический и что из него непосредственно развился микенский шрифт (см. ниже о надписи из Асины близ Микен) и затем кипрский. Однако некоторые из критских знаков, как полагают, служили для обозначения той смысловой группы, к которой принадлежало данное слово (идеограммы, как в Египте).
О высоком культурном уровне критян говорит также замечательное развитие техники. Мы говорили уже, что в критских дворцах существовал водопровод, водяные уборные и ванны.
Любопытно, что Гомер сохранил еще воспоминание о крито-микенской ванне; он называет ее догреческий словом «асаминт» с тем же суффиксом -нт (-nth-), который имеют древнекритское имя царя «Радамант» и слово «лабиринт», о котором мы говорили выше. Греки в древнейшее время уже не знали теплых ванн, и только в конце V в. эти ванны появляются снова.
Эти водопроводные сооружения заставляют нас думать, что критяне были, хотя бы практически, знакомы уже с основами гидравлики, а развитие мореходства и дальние морские путешествия приводят к заключению, что они были знакомы и с основами астрономии.
Религия Крита, как и всякая религия, была наиболее косным элементом общественной жизни и носила в значительной мере пережиточный характер, не отражая живых общественных отношений. Тем не менее сложность критской религии, наличие в ней различных, взаимно исключающих элементов, говорит о сложной, весьма развитой общественной организации с глубоким прошлым.
С одной стороны, здесь был очень развит культ умирающих и рождающихся божеств, культ богини плодородия (Афродиты), обнаруживающий непосредственное влияние восточных культов (таково, например, дошедшее до нас на одной из печатей изображение богини плодородия, стоящей на возвышенности и окруженной с двух сторон симметрично львами). Находим мы и следы симпатической магии: найдены грубо сделанные изображения отдельных членов человеческого тела, приносившиеся в храмы богов-целителей.23 С другой стороны, характерен культ, не сопровождающийся изображением божеств ни в виде людей, ни в виде животных. Храмы отсутствуют; божества чтутся на алтарях под открытым небом, в пещерах и на горах; жертвоприношения и молитвы, как мы видим из критских рисунков, совершаются на обнесенных оградой священных участках перед священными камнями, деревьями, столбами, священным символом— двойным топором, может быть, также перед священным троном божества. Здесь мы имеем несомненно пережитки фетишизма: первоначально эти деревья, столбы и камни сами мыслились как божества; на одном критском рисунке изображено даже дерево, отвечающее поклоном на благочестивые приветствия. Но культурная часть критского общества, по-видимому, уже мыслила богов в виде человекоподобных духов, незримо обитающих в этих священных предметах: на некоторых
критских рисунках божество изображено в виде маленькой человеческой фигурки, парящей в воздухе рядом со священным предметом. Из этих фетишей особенно интересно изображение бога в виде круглого щита; в одном случае из-за щита выглядывают конечности и голова, чтобы символически выразить, что изображенный щит представляет собой божество. Понятно, что когда был изобретен щит из металла и кожи, закрывавший все тело воина и предохранявший его от вражеских стрел, он должен был казаться каким-то благодетельным божеством и стать предметом почитания.24
Большую роль в критском культе играли также религиозные процессии и состязания. Особенно интересно изображение процессии жнецов (или молотильщиков), несущих на спине колосья и земледельческие орудия. О культовых играх с быками, отразивших приручение дикого быка, мы говорили уже выше.
Не чужд был критянам и культ злых божеств — демонов. На одном из рисунков страшный демон изображен в виде египетского бегемота, на другом — страшное морское чудовище нападает на лодку с гребцами; быть может, мы имеем здесь прототип гомеровского мифа о Скилле и Харибде.
Особо нужно отметить центральную роль, которую играла в культе женщина. И изображенные божества, и молящиеся перед их алтарями — главным образом женщины; большую роль играют женщины и в религиозных процессиях.
Погребение и заупокойный культ не играли большой роли на Крите. Покойники обычно хоронились в тесных глиняных гробах, раскрашенных всевозможными орнаментами и изображениями, имеющими магическое защитное значение; пышные гробницы относятся лишь к самому последнему времени и представляют собой, как думает Эд. Мейер, подражание купольным гробницам микенской культуры.
Критские погребальные обряды изображены на саркофаге из Агиа-Триада. Мы видим, что в жертву покойнику приносились бык и дикие козы, что флейтистки сопровождали жертвоприношение игрой на флейтах. Рядом находится изображение
божества (в данном случае, может быть, божества смерти) в виде двойной секиры, помещенной на верху высокого шеста; на этой секире сидит птица. (Любопытно, что смерть символизируется топором и изображением птицы еще на русских монетах XV в.) Далее мы видим, что в жертву покойнику приносятся плоды и пироги («кутья») и совершается возлияние кровью жертвенного животного. Рядом с деревом и алтарем находится миниатюрное изображение человека, которому также приносится в жертву два теленка. По аналогии с разобранными выше миниатюрными изображениями божеств, парящими в воздухе рядом со своим алтарем, Эд. Мейер предположил, что здесь изображен покойник, ставший божественным духом после смерти. Рядом имеется изображение, которое истолковывается как изображение богинь, уводящих покойника в загробный мир.
Наш очерк культуры и общественной жизни Крита носит, разумеется, чрезвычайно фрагментарный, а отчасти и проблематический характер. Так, например, мы очень много говорили о международных отношениях Крита, о торговле, о ремеслах. Между тем мы видели, что одним из главных предметов вывоза из Крита были земледельческие продукты. Религиозная процессия жнецов, о которой мы говорили выше, также показывает, какое большое значение имело сельское хозяйство в жизни Крита. Понятно, что читатель хотел бы узнать о земледельческом быте на Крите так же подробно, как он узнал о торговле и о ремеслах. Однако, для того чтобы удовлетворить любопытство читателя, пришлось бы прибегнуть к домыслам, так как сохранившиеся памятники, насколько я знаю, не содержат достаточно убедительного материала по этому вопросу. Равным образом и по вопросу об общинной организации на Крите наш материал не дает возможности сказать что-либо определенное, кроме того, что здесь была сильная централизованная монархия, а следовательно государство уже сформировалось. Из наличия среди знаков критского алфавита изображения человека со связанными на спине руками и из изображения ручных оков можно, по-видимому, заключить что такое лишение свободы было обычным на Крите, и постулировать существование на Крите примитивного рабства. За это говорят, по мнению Б. Л. Богаевского, и обнаруженные в Кносе подземные темницы в виде колодцев. Впрочем, и априорно можно предположить наличие на Крите примитивного рабства, поскольку Крит входил в число древневосточных монархий. Далее, нахождение на Крите дорого стоящего, роскошного тяжелого вооружения, шлемов, кинжалов с инкрустациями и даже колесниц, а также различия в одежде и способах погребения показывают, что в критском обществе было резкое разделение на богатых и бедных. Но до тех пор, пока не расшифрованы критские письмена, на основании одних археологических памятников мы не можем восстановить в частностях картину критского
общественного строя; нам приходится довольствоваться утверждением, что критское общество было по своей структуре одним из древневосточных обществ.
Конечно, отнеся критское общество к числу древневосточных обществ, мы вовсе не обязаны представлять себе государственный строй Крита как точную копию с египетской или ассирийской деспотии. Древневосточные примитивно-рабовладельческие государства были чрезвычайно разнообразны, и, например,, по мнению ученых, в хеттском обществе был ряд элементов «народоправства». Точно также и в критском обществе прослеживается, несомненно, ряд демократических черт. Так, в театр, находившийся во дворце, допускался народ (он вмещал более 500 человек); нигде мы не находим сцен униженного преклонения перед царем или жестокой расправы с непокорными и пленниками, как это обычно на египетских и ассирийских рисунках. На ассирийских рисунках постоянно встречается изображение царя, причем фигура царя во много раз превосходит фигуры подданных. На Крите же вообще не найдено ни одного изображения, которое можно было бы с уверенностью считать изображением царя, и уж во всяком случае он не изображается в большем размере, чем прочие люди. Массовые сцены без всякой центральной фигуры традиционны для критского искусства. Наконец, бросается в глаза значимость женщины в критском обществе, что несомненно является пережитком матриархата. Все это не мешает нам видеть за этими отдельными чертами основное: наличие классового расслоения и примитивно-рабовладельческого общества.
Вопрос о национальности носителей критской культуры не представляет для нас такого интереса, как для историков-расистов, так как «чистых» наций и рас, по нашему убеждению, не существует, и язык не определяет происхождения. Что касается языка критян, то уже из того факта, что все попытки разобрать критские надписи ни к чему не привели, можно заключить, что этот язык не был индоевропейским. Наконец, наличие суффиксов -nth-, -SS- (например, в словах «лабиринт», «Кносс») показывает, по-видимому, что население Крита было родственна догреческому населению Балканского полуострова, где эти же суффиксы вошли в названия народов и некоторые другие греческие слова догреческого происхождения.
В заключение необходимо еще указать на то, что в советской науке недавно был выдвинут взгляд на критское общество, резко отличающийся от общепринятого. Этот взгляд был выставлен проф. Б. Л. Богаевским. С его точки зрения, критское общество даже в момент своего высшего расцвета было родовым, первобытно-коммунистическим, и ни о каком государстве на Крите не может быть и речи. Прежде я посвящал в своем курсе целый отдел полемике с этим взглядом; в настоящее время в этом не представляется необходимости, поскольку ни
один исследователь ни в Союзе, ни за границей не выступил печатно с обоснованной поддержкой точки зрения Богаевского.
Б. Л. Богаевский не привел ни одного серьезного аргумента в защиту своего взгляда. Он, несомненно, прав, указывая на сходство плана критских дворцов с планом так называемых больших домов в родовом обществе. Но нет ни одного древнего государства, в котором бы не сохранилось пережитков родового общества. Из наличия таких пережитков нельзя делать никаких выводов, тем более что план дворца, очень сходный с планом критских дворцов, теперь обнаружен в стране хеттов, где, несомненно, существовало государство. Ссылка Богаевского на сходство этих дворцов, как и критской культуры вообще, с дворцами и культурой некоторых американских народов не убедительна хотя бы уже потому, что, как указал мне проф. Мачинский, и в Америке мы имеем в соответствующем случае не родовое, а раннеклассовое общество.
К сожалению, приходится констатировать, что схема Богаевского не является удовлетворительной научной гипотезой, т. е. не объясняет наиболее простым и убедительным образом дошедший до нас фактический материал. Вдобавок у Богаевского неправильно понят марксистский принцип общественного развития: он считает необходимым, чтобы родовому обществу, существовавшему в раннегомеровскую эпоху, обязательно предшествовало, не только на материке Греции, но и в других местах, еще более примитивное родовое общество. Однако, рассуждая так, он должен был бы и хеттское (в Малой Азии), и вавилонское, и египетское общества, хронологически предшествующие гомеровскому, считать родовыми, а это заведомо противоречит действительности. Таким образом Б. Л. Богаевский в сущности подменяет диалектическую теорию Энгельса прямолинейной схематической «теорией прогресса» — теорией К. Бюхера.