267

Глава XII

Мраморы лорда Элгина. II. В Англии

16 января 1803 г. лорд Элгин покинул Константинополь и направился в Англию. К своему несчастью, прибыв морем в Италию, он решил дальнейший путь совершить по суше, через Францию. В начале мая он пересек французскую границу, а 18 мая возобновилась война между Англией и Францией. Изданный несколькими днями позднее указ Первого консула Французской республики Наполеона Бонапарта объявлял военнопленными всех подданных Великобритании мужского пола в возрасте, начиная с 18 лет, что было вопиющим нарушением обычаев войны, существовавших в XVIII в. Лорд Элгин таким образом стал военнопленным, часть времени даже провел в крепости.

Позднее лорд Элгин сообщал, что ему делались неоднократные предложения продать коллекцию французскому правительству, взамен ему была бы предоставлена свобода. Видимо, нет оснований сомневаться в точности этого сообщения, зная, сколько усилий было затрачено Наполеоном для превращения Лувра в крупнейший музей мира. Все попытки (в которых принимали участие российский император и король Пруссии) добиться освобождения лорда оказались напрасны. Только в июне 1806 г. ему удалось получить разрешение вернуться в Англию, подписав при этом обязательство—вернуться во Францию по первому требованию французского правительства⁴⁵⁰.

Коллекция в этот момент была разбросана по многим странам. Часть вещей уже прибыла в Англию, древности, спасенные с брига «Ментор», были отправлены в Стамбул в распоряжение британского посольства, несколько больших ящиков хранились на Мальте, значительная часть коллекции находилась в Пирее, где Лузиери вел упорную борьбу за ее сохранение против Фовеля, приобретшего в это время официальный статус (он был назначен вице-консулом Французской

⁴⁵⁰ Лорд Элгин считал себя связанным этим обязательством до момента падения Наполеона.

268

республики) и, естественно, поддерживаемого посольством. Одновременно Лузиери приходилось отбиваться и от соотечественников лорда. Богатые и знатные англичане, путешествующие по Греции, были весьма склонны к тому, чтобы за определенную сумму получить без труда часть произведений искусства, добытых лордом Элгиным.

Известно, например, о такой попытке, предпринятой графом Эбердином, будущим премьер-министром Великобритании, тогда двадцатилетним молодым путешественником. Располагая огромными средствами, он пытался с помощью местных турецких властей приобрести часть фриза Парфенона, хранимую Лузиери. Когда эта попытка не удалась, он стал создавать свою коллекцию обычным путем. Среди тех древностей, которые он отправил в Англию, имелись фрагменты и скульптур Парфенона (включая прекрасную метопу). Как меланхолически замечает современный исследователь, «нет нужды говорить, что они сейчас утрачены»⁴⁵¹.

Возвращение в Англию для лорда Элгина было весьма несчастливым. Окончилась двумя бракоразводными процессами (в Англии и Шотландии) его семейная жизнь, его надеждам на продолжение политической или дипломатической карьеры также не суждено было сбыться, поскольку подписанное им обязательство о возвращении во Францию в любой момент по требованию Наполеона делало его, с точки зрения английского правительства, непригодным для любого сколько-нибудь ответственного поста, особенно дипломатического. Наконец, он пережил настоящий финансовый крах. Его жалование посла покрывало только на три четверти расходы, которые требовались для поддержания статуса посла великой державы, а в условиях борьбы с Наполеоном за Египет посол был вынужден брать на себя многие финансовые обязательства, которые далеко не всегда потом принимало на себя правительство. Наконец, огромных средств ему стоила его коллекция. Лорд Элгин несколько позднее подсчитал свои затраты на нее: 1) оплата художников, архитекторов и формовщиков за три с половиной года—9200 фунтов стерлингов; 2) оплата их путешествий на Восток и обратно, приезд в Англию, путешествия по Греции—1500 фунтов; 3) оплата рабочих—15000 фунтов; 4) хранение

⁴⁵¹ St. Clair W. Lord Elgin and the Marbles. 2-nd ed. Oxford; New York, 1983. P. 140—141.

269

мраморов на Мальте—2500 фунтов; 5) стоимость «Ментора» и спасательных операций — 5000 фунтов; 6) стоимость доставки коллекции в Англию, перевозки внутри Англии, хранение — 6000 фунтов. Кроме того, он указывал, что значительные средства вынужден был, не имея средств, занимать и проценты по этим займам за 14 лет составили еще 23240 фунтов. Таким образом, общая сумма его расходов (не считая, как он писал в документах, «мелких трат») равнялась 62440 фунтов⁴⁵². В связи с этим заметим, что его жалование посла составляло 6600 фунтов, а поместья давали ему доход примерно 2000 фунтов в год⁴⁵³.

Несмотря на эти тяжелейшие обстоятельства, лорд Элгин с огромной энергией берется за то, чтобы собрать свою коллекцию в одно место. Хотя все, что было в Англии, на Мальте и в Италии, ему удалось получить и разместить в специально построенном павильоне в саду арендованного им в Лондоне дома, примерно половина произведений искусства оставалась еще в Пирее, и они внезапно оказались в огромной опасности. Снова вмешалась большая политика: французские интриги в Стамбуле привели в 1806 г. к началу войны между Турцией и Россией, в которую оказалась втянута и Англия—союзник России. Лузиери вынужден теперь покинуть коллекцию и бежать, спасаясь от ареста. Через Мальту он достигает Сицилии. В этих обстоятельствах Фовель предпринимает героические усилия, чтобы приобрести эту часть коллекции Элгина для Франции. В свою очередь, Элгин пытается, как может, противодействовать этим усилиям. Из его попытки подтолкнуть морские власти на десант в Пирей ничего не выходит, еще менее успешной была идея захватить Фовеля и турецких чиновников Афин в качестве заложников. Спасло коллекцию изменение общей политической ситуации. В январе 1809 г. был заключен мир между Великобританией и Турцией, и английское посольство вернулось в Стамбул.

Однако это событие не означало конца мытарств. Лузиери возвращается в Афины, Адмиралтейство присылает специальный корабль, но в самый последний момент турецкие власти отказывают в разрешении на вывоз груза, заявляя, что вся деятельность Элгина была незаконной и никаких фирманов он не получал. Конечно, не нужно думать, что правитель-

⁴⁵² Report from the Select Committee of the House of Commons on the Earl of Elgin’s Collection of Sculptured Marbles. London, 1816. P. XI.
⁴⁵³ St. Clair W. Lord Elgin... P. 147.

270

ство Блистательной Порты сколько-нибудь интересовала сама коллекция, борьба за коллекцию—только маленький участок фронта в жестокой схватке английской и французской дипломатий в Турции в эти годы.

Посольству Великобритании с огромным трудом все же удалось получить фирман от Каймакан-паши, разрешающий вывоз коллекции. 26 марта 1810 г. на торговом судне, которое сопровождал английский военный корабль «Пилад», значительная часть ее отправилась из Пирея к Мальте, откуда уже начинались регулярные морские линии, связывавшие Средиземноморье и Англию. В Пирее, однако, оставалось еще пять самых тяжелых ящиков, и прошел целый год, прежде чем удалось и их отправить по назначению. По иронии судьбы на корабле «Гидра», который в апреле 1811 г. покинул Пирейский порт с грузом, состоявшим из этих ящиков, имелось и несколько пассажиров, в том числе Лузиери, наконец полностью выполнивший свой долг, а также лорд Байрон, в портфеле которого уже лежала поэма «Проклятие Минервы», оконченная 17 марта.

Если во время пребывания Т. Брюса в Оттоманской Порте и в период его пленения английской публике почти ничего не было известно об этих «мраморах лорда Элгина», то после возвращения его в Лондон вокруг коллекции начались бурные споры.

Первая выставка той части находок, которые уже находились в Лондоне, была организована в сарае (для благозвучности его называли павильоном) возле дома, находившегося на углу Пиккадилли и Парк Лэйн, в июне 1807 г. Первыми посетителями выставки стали художники, на которых выставленные произведения искусства произвели огромное впечатление. Скульптор Дж. Флаксман (именно его рекомендовал А. Канова, как лучшего из своих учеников, для реставрации скульптуры, хотя и заявлял, что коснуться ее резцом было бы святотатством), воспитанный, как и все художники того времени, на римском искусстве, которое он считал вершиной художественных достижений человечества, тем не менее сразу же понял, в чем отличие греческого искусства от римского. Он сказал, что мраморы лорда Элгина «далеко превосходят все сокровища Италии» и то искусство, которое они изучали и которое привело их на вершину профессионального успеха,— нечто второразрядное по сравнению со скульптурами Парфенона⁴⁵⁴.

⁴⁵⁴ St. Clair W. Lord Elgin... P. 166—167.

271

Б. Уэст, президент Королевской академии художеств, также был потрясен греческой скульптурой. По его словам, это—«величественные образцы скульптуры в ее чистейшем виде». Он благодарил лорда Элгина за то, что «принеся эти сокровища первого и лучшего века скульптуры и архитектуры в Лондон, он основал новые Афины для подражания и соревнования британским студентам»⁴⁵⁵. Пейзажист Дж. Фарингтон, портретист сэр Томас Лоренс, патриарх английской скульптуры того времени Дж. Ноллкенс выражали свое величайшее восхищение. Наконец, все те английские художники, которые безуспешно пытались войти в команду Элгина в 1799 году (Ричард и Роберт Смэрки, Уилльям Дэниел, сам Тернер), поздравляли его с великими свершениями и сожалели, что упустили величайший шанс своей жизни⁴⁵⁶.

Среди художников Лондона самое сильное впечатление мраморы произвели на Б. Р. Хайдна, молодого живописца, специализировавшегося на историко-батальных полотнах, полностью бесплодного как художника, но необычайно тонко чувствующего правду в искусстве человека. Вот отрывок из его автобиографии, рассказывающий о его первом посещении выставки: «Мы отправились в Парк Лэйн. Пройдя через холл и затем открытый двор, мы вошли в грязный и сырой барак, где были выставлены мраморы... Первое, что мне бросилось в глаза, было предплечье одной из фигур женской группы, в котором, хотя и в женственной форме, были видны радиус и ульна⁴⁵⁷. Я был удивлен, ибо никогда в античном искусстве не видел этого у женской руки. Я перевел взгляд на локоть и увидел, что головка кости ясно обрисовывается в контуре, как это бывает в природе. Я видел, что рука была в состоянии покоя и поэтому мягкие части не были напряжены. То соединение натуры и идеала, необходимость которого я так сильно ожидал от высокого искусства, здесь были представлены мне воочию. Мое сердце забилось! Если бы я ничего более не увидел, этого было бы достаточно, чтобы всю оставшуюся мне жизнь держаться натуры. Но затем, когда я обратился к Тесею и увидел, как каждая мышца изме

⁴⁵⁵ Memorandum on the Subject of the Earl of Elgin's Pursuits in Greece. London, 1810 (Appendix).
⁴⁵⁶ The Farington Diary. Ed. by J. Grieg. London, 1922 (записи за 6 июня 1807 г., 27 февраля и 30 марта 1808 г.).
⁴⁵⁷ Кости предплечья.

272

нялась из-за того—находится ли она в покое или напряжена ... и когда я обратился к Илиссу⁴⁵⁸ и увидел, как живот выдвинулся вперед, потому что фигура лежала на этом боку—и снова к сражающейся фигуре на одной из метоп, когда я заметил, как при мгновенном движении руки обозначился мускул под одной подмышкой, между тем как под другой его не было—одним словом, когда я увидел подлинно героический стиль соединенным со всеми основными деталями действительной жизни, все было кончено и навсегда. Здесь были принципы, которые должен понять здравый смысл английского народа... Здесь были принципы, которые создали великие греки в свое наивысшее время»⁴⁵⁹.

С большим трудом он получил разрешение зарисовывать скульптуры и три месяца занимался только этим по десять-пятнадцать часов каждый день. Свои наблюдения над ними он резюмировал в следующих словах: «Я глубоко убежден, что перевоз этих произведений сюда был величайшим благом, которое когда-либо выпадало на долю этой страны».

Б. Р. Хайдн в свойственной ему манере некоторой аффектации, в сущности, выразил то, что думали практически все английские художники. Однако они составляли только часть английского «мира искусства» этого времени. Другая часть состояла из их патронов, богатых аристократов и джентльменов, которые оплачивали труд художников и посвящали свой досуг коллекционированию и ознакомлению с произведениями античного искусства. Крепостью этого круга было «Общество дилетантов», о котором мы уже писали в предыдущей главе. Теоретиком этого общества и, благодаря этому, своего рода «властителем дум» английского общества в сфере искусства являлся Ричард Пэйн Найт.

Сейчас его помнят только как человека, который ничего не понял в скульптуре Парфенона, но тогда его считали чем-то вроде оракула, мнение которого всегда безошибочно. Р. П. Найт к этому времени сделал блестящую карьеру. Совсем молодым человеком он совершил путешествие в Сицилию и после этого опубликовал свой дневник, который вел в дни путешествия. Кстати, заметим, что этот дневник произ-

⁴⁵⁸ Имеется в виду Кефис, то есть левая угловая фигура западного фронтона.
⁴⁵⁹ Haydon В. R. Autobiography and Memoires. New Edition. Ed. by A. Huxley. London, 1926. P. 66.

273

вел такое впечатление на Гете, что тот перевел его на немецкий язык, сделав тем самым Найта знаменитостью⁴⁶⁰. Вскоре он был избран в Палату общин, но мало занимался политической деятельностью, посвящая свое время литературным трудам и своей коллекции. Он считался также специалистом в области античности и публиковал множество статей в антиковедных журналах. Основу его коллекции составляли бронзовые статуэтки, сосуды, доспехи, хотя она включала и некоторое количество мраморных статуй, достаточно среднего качества. Основное теоретическое сочинение Найта носило название «Аналитическое исследование о принципах вкуса»⁴⁶¹, и эта книга на некоторое время стала своего рода «священным писанием» для англичан по проблемам искусства. Основная идея книги состояла в том, что (вопреки господствующему тогда мнению) «Идеальной Красоты» не существует, вместе с тем, у каждого поколения цивилизованных людей имеются свои собственные критерии совершенства, к которым более или менее приближаются создаваемые этим поколением произведения искусства. Всеобщим же стандартом красоты является греческая скульптура, в отношении которой все поколения согласны с тем, что она дает наиболее яркие образцы высокого вкуса.

В этой концепции имелся один нюанс, на который необходимо обратить внимание,— примат греческой скульптуры. Это означало, что та скульптура, которая украшала в таком количестве загородные дома английского высшего класса, считалась наиболее совершенной, что порождало чувство глубокого удовлетворения у ее владельцев и, соответственно, чувство полного доверия к человеку, который эту идею доказывал. Но в этой всех удовлетворявшей концепции имелось и одно очень слабое место: за собственно греческую скульптуру принималась скульптура греко-римская, то есть римские копии первых веков P. X. с греческих оригиналов гораздо более раннего времени. Эти римские копии могли сходить за собственно греческое искусство классической эпохи, пока оно не было по-настоящему известно. Но как только перед глазами искушенного зрителя оказались греческие оригиналы, сразу становилась ясной вторичность и более низкий уровень копий. Все художники, видевшие скульптуры Парфенона, сразу поняли эту

⁴⁶⁰ St. Clair W. Lord Elgin... P. 173.
⁴⁶¹ Knight R. P. An Analytic Inquiry into the Principles of Taste. London, 1805.

274

достаточно простую для них истину, однако для второй половины английского мира искусства—собственников произведений — эта истина была совершенно неприемлема, ибо она автоматически обесценивала (не обязательно даже в денежном выражении) их собственные коллекции. И Ричард Пэйн Найт—идеолог этого круга собственников—действовал в полном соответствии с социально-художественным инстинктом. Даже не видя ни одного из произведений, привезенных лордом Элгиным, он заявил, что они никакой ценности не представляют, являясь ремесленной работой времени императора Адриана⁴⁶². Эта идея, почерпнутая им у Спуна (см. выше) (правда, утверждавшего это только в отношении двух фигур одного из фронтонов), естественно, ничем не была подкреплена. «Общество дилетантов» единодушно поддержало своего идеолога. Даже самые изощренные из знатоков не могли представить себе, что существует в мире искусства что-то лучшее, чем та скульптура, которую они с такими затратами приобрели в Италии⁴⁶³.

Поскольку финансовые трудности лорда Элгина возрастали, постепенно стал созревать план по продаже коллекции правительству. Инициатором переговоров выступил В. Р. Гамильтон, бывший секретарь лорда, занимавший в это время пост заместителя государственного секретаря в Министерстве иностранных дел. Но враги лорда Элгина также не дремали, и как только стало известно, что переговоры начались, стали распространяться слухи, что никакой продажи, в принципе, не может быть, так как эти вещи и так принадлежат английской нации, ибо лорд Элгин приобрел их, находясь на посту чрезвычайного и полномочного посла Великобритании. В таких условиях он счел необходимым публично объяснить свои действия и ответить на наветы Р. П. Найта. G этой целью он публикует анонимно в 1810 г. «Memorandum on the Subject of the Earl of Elgin’s Pursuits in Greece», в котором в очень спокойной и достаточно объективной манере излагает свои первоначальные планы относительно повышения уровня художественной культуры Англии, обращение к правительству, отказ последнего в финансовой поддержке, последующие действия, большие трудности, приведшие к огромным тратам личных средств. В конце «Меморандума» дается краткое описание важнейших находок, а в «Прило

⁴⁶² Haydon В. R. Autobiography... Р. 207; Report from the Select Committee... P. V.
⁴⁶³ St. Clair W. Lord Elgin... P. 178—179.

275

жении» приводятся мнения наиболее авторитетных представителей художественных кругов страны относительно мраморов.

Этот документ имел огромный успех. Лорд Элгин сам распространил большое число экземпляров среди своих друзей, членов правительства и вообще людей, обладавших влиянием и возможностями помочь в решении его проблем. Успех документа был столь велик, что вскоре понадобилось второе издание. Это издание несколько отличалось от первого, в нем, в частности, было значительно расширено «Приложение», содержавшее отрывки из статей французских авторов, весьма высоко оценивших ту плиту фриза Парфенона, которую приобрел граф Шуазелем и теперь конфисковал Наполеон. Это добавление было сделано очень тонко, автор умело разыгрывал карту патриотизма, что в тот момент казалось беспроигрышным ходом⁴⁶⁴.

Однако все надежды рухнули в течение нескольких дней. Лорд Элгин после успеха своего «Меморандума» был настолько уверен в положительном решении вопроса, что в своем письме к премьер-министру ставил вопрос не только о продаже коллекции за ту сумму, которую он считал приемлемой (около 70000 фунтов), но и о награде для него. Он прямо писал, что человеку, обладающему шотландским пэрством (то есть ему самому), наиболее желательной наградой является английское пэрство. Ответ из правительства был обескураживающим: не может быть и речи о пожаловании английского пэрства, а коллекция в лучшем случае может быть куплена за 30000. Вдобавок именно тогда пришлось оставить помещение, в котором хранилась коллекция, и некоторое время вообще не было ясно, найдется ли место в Лондоне, где её можно будет хранить. Эту проблему удалось решить далеко не самым лучшим образом: герцог Девонширский согласился приютить ее в Барлингтон Хаусе. К сожалению, помещение было не очень вместительным, и часть мраморов пришлось оставить под открытым небом. К тому же перевозка 120 тонн стоила 1500 фунтов, увеличивая и без того огромные долги лорда.

Это время было самым тяжелым для лорда Элгина. Дело в том, что именно тогда ему суждено было пережить еще один тяжелейший

⁴⁶⁴ St. Clair W. Lord Elgin... P. 182—184. Текст «Меморандума» см. также: The World of Archaeology. The Pioneers Tell Their Own Story. Edited and Introduced by C. W. Ceram. London, 1966. P. 47—50.

276

удар, который поставил вопрос о мраморах в совсем новую плоскость. Это был удар со стороны лорда Байрона. Первые две части «Паломничества Чайльд Гарольда» вышли в свет 1 марта 1812 г. и были проданы за три дня, а их автор в несколько дней стал всеанглийской знаменитостью. Именно в этой поэме недавно вернувшийся из Греции Байрон со всей силой своего таланта обрушился на Элгина. В отличие от ранних произведений Байрона, наполненных личными выпадами против отдельных людей, в этой поэме лорд Элгин—единственный, кто удостаивается персонального обвинения — в начальных строках второй песни, когда Чайльд Гарольд прибывает в Афины и смотрит на руины Парфенона. Здесь меланхолия Чайльд Гарольда уступает место яростному гневу против грабителя руин.

Но кто же, кто к святилищу Афины
Последним руку жадную простер?
Кто расхищал бесценные руины,
Кто самый злой и самый низкий вор?
Пусть Англия, стыдясь, опустит взор!
Свободных в прошлом чтут сыны Свободы,
Но не почтил их сын шотландских гор:
Он, переплыв бесчувственные воды,
В усердье варварском ломал колонны, своды.
Что пощадило время, турок, гот,
То нагло взято пиктом современным ...
И твой слуга, твой недостойный сын
Пришел, не зная к слабому пощады,
Отнять последнее сокровище Паллады!⁴⁶⁵

В многочисленных и длинных примечаниях к стихотворному тексту поэмы Байрон прямо называет Элгина по имени и собирает и публикует массу порочащих последнего слухов.

Теперь дискуссия о мраморах лорда Элгина приобрела новое измерение. Место споров о том, являются ли эти скульптуры действительно творением Фидия, заняли еще более жаркие дискуссии о том, прав ли был Элгин, поднимая руку на здание, стоявшее более двух тысяч лет, имел ли он право забирать драгоценные памятники гордого, но сей

⁴⁶⁶ Джордж Гордон Байрон. Избранное. Перевод Л. Левика. М., 1985. С. 55—56.

277

час слабого и униженного народа? Мраморы лорда Элгина снова стали символом—символом позорного рабства Греции, символом нежелания Европы помочь ей и, наконец, символом британской самодовольной спеси. Отныне все дискуссии о мраморах лорда Элгина шли в этом ключе.

Несколько позднее Байрон еще более яростно напал на Элгина в специально ему посвященной поэме «Проклятие Минервы», в которой он назвал его низким вором. Описывая возмущение богини Минервы (то есть Афины), храм которой разграбил лорд Элгин, поэт говорил ее устами:

Ведь меньшие мне причинили раны
Пожары, войны, варвары, тираны.
Грабителей турецких, готских злей
Пришел грабитель из земли твоей ...
Всем показали грабежа пример
Король вестготов и шотландский пэр!
Один добычу взял, как победитель,
Другой ее похитил, как грабитель!

Для Байрона Т. Брюс, лорд Элгин и Кинкардин — само воплощение Британии:

Столетиям грядущим в поученье Пусть станет он на пьедестал презренья:

Не одного его возмездье ждет,
Оно постигнет также твой народ!
Британия сама его учила
Так поступать, когда есть власть и сила⁴⁶⁶.

По пути, проложенному Байроном, пошли и другие стихотворцы. В 1820 г. Дж. Голт опубликовал свою поэму «Афинаида»⁴⁶⁷. В поэме действуют олимпийские боги, слегка зашифрованные Лузиери и Элгин. Поэма, конечно, была графоманской, но и она наносила удар по Элгину, вливаясь в общий хор негодования. Дж. и X. Смиты в 1813 г. опубликовали поэму «Парфенон», также полную нападок на лорда Элгина⁴⁶⁸.

⁴⁶⁶ Байрон Дж. Г. Избранные произведения. М., 1953. С. 73.
⁴⁶⁷ В данном случае, правда, трудно говорить о приоритете Байрона, поскольку свою рукопись Дж. Голт показывал ему много раньше.
⁴⁶⁸ St. Clair W. Lord Elgin... P. 194, 198—200.

278

Видя успех поэтических нападок на Элгина, осмелели и многие его старые недоброжелатели. Профессор в Кембридже Э. Д. Кларк (о котором мы писали выше) нападал на лорда за «отсутствие вкуса и крайнее варварство». Он утверждал, что статуи, будучи убраны со своего первоначального места, утратили художественные качества. Восхищаясь в Афинах этими статуями, он подыгрывал «Обществу дилетантов», заявляя, что в Лондоне они не имеют никакой художественной ценности. Не менее резкими были нападки Э. Додуелла (также уже упомянутого нами), писавшего: «Я имел крайнее несчастье присутствовать там, когда Парфенон был лишен своих самых лучших скульптур и когда некоторые архитектурные детали сбрасывались на землю. Я видел, как снимались многие метопы, расположенные в юго-восточном углу здания... чтобы их снять, нужно было разбить прекрасный карниз, который их перекрывал». Э. Додуелл писал и о «бесчувственном варварстве» Элгина, и о его «опустошительном оскорблении памятника, который я никогда не прекращу оплакивать»⁴⁶⁹. В этот хор хулителей включалось все больше английских путешественников, побывавших в Греции. Их число стало особенно велико именно в эти годы, поскольку условия войны закрыли столь привычную для английских джентльменов Италию. Громадное большинство из них, естественно, не видели самого процесса снятия скульптур и довольствовались только рассказами, особенно рассказами Фовеля, старого соперника Элгина. Т. С. Хьюз писал о «безнравственном варварстве» и «жажде грабежа»⁴⁷⁰. Дж. Юстас в очень популярной в то время книге о памятниках Италии безоговорочно осуждал лорда Элгина, даже не побывав в Афинах⁴⁷¹. Даже относительно объективные люди не могли не присоединиться к хору его хулителей. Достопочтенный Ф. С. Н. Дуглас, признавая справедливость основных тезисов «Меморандума» Элгина, тем не менее заключал свои рассуждения следующими словами: «Для меня ясно, что это—скандальная несправедливость лишать беспомощную дружественную нацию столь ценного для нее имущества... Я

⁴⁶⁹ Dodwell Е. A Classical and Topographical Tour through Greece During the Years 1801, 1805 and 1806. Vol. I. London, 1819. P. 100.
⁴⁷⁰ Hughes Rev. T. S. Travels in Sicily, Greece and Albania. Vol. I. London, 1820. P. 261.
⁴⁷¹ Eustace J. C. A Classical Tour through Italy. Vol. II. London, 1813. P. 20.

279

удивлен дерзостью руки, осмелившейся взять то, что было установлено Фидием под наблюдением Перикла»⁴⁷².

Когда читаешь такие оценки деятельности лорда Элгина, то первая и естественная реакция — желание согласиться со столь бескомпромиссным осуждением. Однако вспоминая, что многие из этих авторов писали на предыдущих или последующих страницах своих трудов, начинаешь приходить к несколько иным выводам. Очень скоро понимаешь, что чувства, испытываемые этими достопочтенными джентльменами, в действительности вряд ли соответствовали тому, что они написали в своих книгах. Их подлинные чувства — это, вероятнее всего, не проявление благородного негодования при виде разрушаемого памятника, а обыкновенная зависть.

Э. Додуелл, в частности, был весьма активным коллекционером, в его коллекции имелась голова мужской скульптуры с западного фронтона Парфенона, как он утверждал, похищенная в Афинах каким-то британским моряком⁴⁷³. Поскольку эта голова сейчас исчезла, то, может быть, прав современный автор, утверждающий, что для науки было бы предпочтительнее, чтобы она оставалась на месте и досталась Элгину⁴⁷⁴. Точно так же исчезли и почти все архитектурные фрагменты Парфенона, которых в его коллекции насчитывалось семь⁴⁷⁵. Столь же горячим коллекционером был и Э. Д. Кларк, но удивительно легковерным и наивным. Он провел секретные переговоры с дисдаром, соблазняя того большим бакшишем, и в результате получил кусок античного надгробия, который он очень долго считал фрагментом фриза Прафенона. Думается, что лицемерие, столь характерное для всего умозрения английских правящих кругов, умение спрятать свои низменные побуждения за фиговый листок благородства здесь проявлялись в яркой и совершенно определенной форме.

От английских путешественников не отставали и французские. В их реакции любопытно сочетались негодование на грабеж, учиненный

⁴⁷² Douglas Hon. F. S. N. An Essay on Certain Points of Resemblance between the Ancient and Modern Greeks. London, 1813. P. 89.
⁴⁷³ Dodwell E. A Classical and Topographical Tour... P. 325.
⁴⁷⁴ St. Clair W. Lord Elgin... P. 104.
⁴⁷⁵ Cм.: Notice sur le Musée Dodwell et Catalogue raisonné des objets qu’il contient. Rome, 1837.

280

лордом Элгиным, с сожалением, что добыча досталась англичанам, а не французам⁴⁷⁶. Даже благородный и сдержанный Ф. А. Р. Шатобриан присоединился к хору осуждения, хотя, когда он оставлял Афины, среди его багажа также был кусок скульптуры Парфенона: «Я, спускаясь с цитадели [Акрополя], взял один кусок мрамора от Парфенона; я также взял кусок камня с гробницы Агамемнона; и позднее я похитил некоторые вещи с памятников, которые я посещал. Это не такие хорошие сувениры в память о моем путешествии, как те, которые увезли де Шуазель и лорд Элгин, но мне достаточно и этого»⁴⁷⁷.

В связи с этим необходимо указать и на то, что прославленная коллекция Фовеля, в состав которой входило и несколько фрагментов скульптур Парфенона, бесследно исчезла в годы войны греков за независимость⁴⁷⁸.

С большим сожалением надо сказать, что и чувства великого английского барда лорда Байрона, когда он столь горячо осуждал другого шотландского пэра, не были столь чисты и благородны, как мы склонны думать, завороженные талантом поэта. Не будем говорить о том, что насмешкам подвергалось и то, что подлинно благородный человек осмеивать не должен: болезнь лорда Элгина, приведшая к повреждениям на его лице, и эпилепсия его сына. Отметим, что в первых вариантах «Паломничества Чайльд Гарольда» объектом критики был не только Элгин, но и Эбердин и вообще все «Дилетанты». Однако стоило лорду Эбердину предложить Байрону вступить в «Афинский клуб», бывший объединением молодых аристократов, совершивших путешествие в Афины, и чем-то вроде молодежной секции «Общества дилетантов», как из текста поэмы исчезли все инвективы в адрес всех, кроме лорда Элгина, которого, как известно, это общество не переносило⁴⁷⁹. Правда, эта жертва оказалась напрасной — в клуб его все равно не приняли.

Гораздо неприятнее другое обстоятельство. Лорд Байрон горячо осуждал варварский грабеж Парфенона, совершенный лордом Элги-

⁴⁷⁶ См.: Pouqueville F. C. H. L· Voyage dans la Grèce. Vol. IV. Paris, 1820. P. 36, 74; Bartholdy J. L. S. Voyage en Grèce. Paris, 1807. P. 45.
⁴⁷⁷ Chateaubriand F. A. R. Travels to Jerusalem. Vol. I. London, 1835. P. 187.
⁴⁷⁸ Etienne R. et F. La Grèce antique. Archéologie d’une découverte. Paris, 1990. P. 68.
⁴⁷⁹ St. Clair W. Lord Elgin... P. 190—191.

281

ным, и даже заставлял богиню Афину грозить всей Британии за это святотатство и гибель бесценных памятников искусства. Таков основной лейтмотив поэмы «Проклятие Минервы». Однако сам Байрон не считал эти произведения достойными восхищения, смеялся над ними и вообще полагал, что они созданы не в древности, а в современную эпоху⁴⁸⁰. Чем же тогда вызван гнев поэта? Байрон, столь сильно ненавидевший лицемерие господствующих классов Англии, к сожалению, был подвержен тому же самому пороку.

Примерно то же самое можно сказать и о поэтических опусах других противников лорда Элгина. Автор «Афинаиды», например, в действительности думал совсем не то, что он написал в своей поэме. Как показывают его письма, он очень хорошо сознавал, что древности Греции, включая древности Акрополя, очень быстро разрушаются турками и что если бы Элгин не вывез мраморы Парфенона, то это бы сделали французы⁴⁸¹. Еще более «высоконравственными» выглядят братья Смиты, авторы поэмы «Парфенон». Очень скоро выяснилось, что их труд представлял собой чуть-чуть перелицованную поэму Байрона «Проклятие Минервы», которая ходила в списках по Англии⁴⁸².

Благодаря всем этим нападкам репутация лорда Элгина в глазах общества если не была погублена, то очень серьезно пострадала. После байроновских поэм, поддержанных хором путешественников, никто уже не хотел прислушиваться к самому Элгину и немногим здравомыслящим людям, понимавшим всю нарочитость кампании против Элгина. Элгин и его немногочисленные друзья прекрасно понимали, что должна быть определенная сила, достаточно могущественная, которая бы постоянно будоражила и настраивала общество в определенном направлении и разжигала огонь, когда он начинал затухать.

Действительно, такая сила имелась, и во главе ее стоял человек, ненавидевший Элгина долго и упорно. Для того, чтобы понять, что это

⁴⁸⁰ St. Clair W. Lord Elgin... P. 179; Marchand L. A. Byron, a Biography. Vol. I. London, 1957. P. 221. Эту информацию Л. Марчанд почерпнул из неопубликованного дневника Дж. Хобхауза. Такая же идея содержится в третьей песне «Дон Жуана» (авторство, которой, правда, вызывает сомнения). В примечании говорится: «Лорд Байрон сделал много набросков руин Афин и окрестностей и, насколько я понимаю, выражал свое мнение, что мраморы Элгина имеют современную дату».
⁴⁸¹ St. Clair W. Lord Elgin... P. 198; Douglas F. S. N. An Essay... P. 89.
⁴⁸² St. Clair W. Lord Elgin... P. 194.

282

за сила и кто этот человек, необходимо вернуться к самому началу деятельности лорда на Востоке. Элгин был первым чрезвычайным и полномочным послом Великобритании в Турции, назначенным непосредственно правительством. До этого в течение очень долгого времени все дела в восточной части Средиземноморья вела так называемая Левантийская компания, организованная по принципам знаменитой Ост-Индской компании. В частности, именно эта компания назначала послов в Турцию⁴⁸³. Нарушение традиционного принципа было следствием чрезвычайной ситуации — назначение состоялось в условиях броска армии Наполеона в Египет, что привело к резкому и, казалось, фатальному для английских интересов изменению военнополитического положения во всем Средиземноморье. Пост посла в Стамбуле становился ключевым. К несчастью для Элгина, британское правительство в этих условиях проявило определенную недальновидность (или уступчивость по отношению к компании). Прежний посол, назначенный Левантийской компанией, не был отозван, а оставлен в Стамбуле в роли заместителя Элгина. Второе несчастье для Элгина состояло в том, что этим заместителем оказался Джон Спенсер Смит, человек огромной энергии и неукротимого честолюбия. Кроме того, положение посла осложнялось также тем, что здесь действовал и родной брат Д. С. Смита—капитан сэр Сидней Смит, моряк испытанной храбрости и неукротимости, авантюрист по природе и еще больший честолюбец, чем его брат. К еще большему несчастью для Элгина ему в те смутные времена тоже дали дипломатический ранг, делавший его практически равным по статусу послу в Порте. Братья немедленно начали интриги против Элгина, в которых соединялись их личная заинтересованность в дискредитации посла и заинтересованность Левантийской компании, желавшей того же самого, чтобы восстановить свои позиции. Все это закончилось грандиозным скандалом и отзывом Д. С. Смита по крайнему настоянию лорда Элгина.

Прошло несколько лет, но Д. С. Смит ничего не забыл и ничего не простил. Ничего не забыла и не простила и Левантийская кампания, также заинтересованная в дискредитации хотя бы post factum посла в

⁴⁸³ Даже в случае с Элгиным, который был экстраординарным, был соблюден определенный «политес» по отношению к компании: кандидатуру согласовывали с руководством компании.

283

Турции, назначенного не ею, а правительством. Известно, в частности, что Байрон во время пребывания на Мальте поддерживал самые дружеские отношения с Д. С. Смитом, а жена последнего прославлялась в его стихах⁴⁸⁴.

В 1812 г. вторая часть коллекции лорда Элгина прибыла в Англию, но только два года спустя, после падения Наполеона, начались вновь переговоры о продаже коллекции правительству, однако чтобы добиться нормальных условий продажи, необходимо было преодолеть несколько препятствий. Первым из них было развенчание идей Р. П. Найта. Для этого было решено противопоставить авторитету Р. П. Найта авторитет иностранных специалистов. Естественно, что наилучшей кандидатурой признавался Э. К. Висконти. Он был хранителем Капитолийского музея в Риме, и, когда по приказу Наполеона музей был почти в полном объеме перевезен в Лувр, Висконти не захотел расставаться с хранимыми им произведениями искусства, и сам вслед за ними отправился в Париж, став хранителем Лувра. Его репутация, как крупнейшего знатока античного искусства, была совершенно неоспорима. Элгин оплатил путешествие Висконти в Лондон с целью знакомства с его коллекцией. После возвращения Висконти написал письмо Элгину, которое превзошло самые смелые ожидания лорда, настолько высоко он оценил эту коллекцию. Получив столь мощное оружие (переиздается его «Меморандум», в «Дополнения» к которому включается и письмо Висконти), лорд Элгин начинает новую попытку переговоров. Начало переговоров проходило в самый неподходящий момент, поскольку стало известно о высадке во Франции Наполеона, бежавшего с острова Эльба. Вряд ли в таких условиях можно было ожидать, что у правительства найдутся средства для этой покупки.

Вторая неприятная новость состояло в том, что руководство Британского музея создало специальную комиссию для ведения переговоров и два члена этой комиссии (из трех) — явные недоброжелатели Элгина: хорошо нам известный Р. П. Найт и лорд Эбердин — один из ведущих членов «Общества дилетантов» и верный приверженец идей Найта. Вскоре стали известны предложения этой комиссии: речь шла о 35000 фунтов стерлингов, как цене коллекции, причем Найт считал

⁴⁸⁴ Подробнее см.: St. Clair W. Lord Elgin... P. 13—22, 40—49, 200—202.

284

эту цену завышенной, предлагая 15000, в крайнем случае—20000. Вдобавок, узнав о приезде Висконти и решив, что коллекцию хотят продать во Францию, Найт предложил издать специальное постановление парламента, запрещающее ее вывоз за рубеж.

Лорд Элгин был просто потрясен, поскольку ему предлагали за удвоившуюся в размерах коллекцию меньше, чем было предложено четырьмя годами раньше. При этом было хорошо известно, что Найт называл свою цену, даже не видя второй части коллекции. Ситуация еще более усугублялась тем обстоятельством, что Барлингтон Хаус уже не мог служить пристанищем для нее. У дома появился новый собственник, который хотел полностью перестроить его, и мраморы должны были покинуть здание.

В этой поистине безвыходной ситуации лорд Элгин решается на крайнее средство⁴⁸⁵. Он обращается прямо к парламенту. В своем официальном письме⁴⁸⁶ лорд Элгин предлагает, чтобы Парламент создал специальный комитет, который, рассмотрев все обстоятельства дела, решил бы, правильно ли он действовал, приобретая коллекцию, и какова должна быть цена, если нация станет ее собственником. Опасность этого шага состояла в том, что решение парламента должно было иметь окончательную силу, от него нельзя было отказаться и его нельзя было обжаловать.

В принципе, парламент принял предложение лорда Элгина, но окончательное решение должно было быть обсуждено на следующей сессии. Отсрочка, казалось, играет на руку Элгину, ибо за это время был произнесен (и вскоре напечатан) доклад Висконти в Институте Франции о мраморах лорда Элгина. В своем докладе он оценил их еще выше, чем в письме. Висконти специально остановился на идеях Найта, показав их полную абсурдность. Точно так же он полностью

⁴⁸⁵ Необходимо отметить, что друзья, в частности В. Р. Гамильтон, советовали лорду Элгину найти способ «умилостивить» его наиболее ожесточенного врага Найта. Способ достижения этого существовал и явно мог сработать. Найт давно уже мечтал приобрести коллекцию монет, принадлежащую лорду. В случае продажи ее по не очень высокой цене можно было добиться благосклонности этого наиболее ожесточенного и влиятельного врага. Однако лорд Элгин решил не умиротворять врага, считая это бесчестным. См.: St. Clair W., Lord Elgin... P. 224.
⁴⁸⁶ «The Petition of the Earl of Elgin Respecting His Collection of Marbles», представленном 15 июня 1815 г.

285

одобрял и сами методы лорда: «Мы можем только сожалеть, что замечательная идея, которая вдохновила лорда Элгина спасти их [то есть скульптуры] от каждодневного разрушения варварской нацией, не пришла в голову какого-либо богатого и могущественного любителя искусства полтора столетия тому назад»⁴⁸⁷. Тогда же Элгин смог получить помощь и от другого общепризнанного авторитета в области античной скульптуры — А. Кановы, который ранее видел только малую часть коллекции (в 1803 году). Канова специально приехал в Лондон для того, чтобы осмотреть ее. Его мнение было совершенно определенным: это—лучшая коллекция в Европе; она открыла ему глаза на подлинные принципы древнего искусства; эта коллекция должна создать новую эпоху в искусстве скульптуры⁴⁸⁸. Необходимо добавить, что по просьбе английского правительства Канова произвел сравнительную оценку коллекции лорда Элгина и фигалийских скульптур, недавно приобретенных Британским музеем. Он сказал, что если за скульптуры из Фигалии заплачено 15000 фунтов, то коллекция Элгина стоит 100000 фунтов⁴⁸⁹. Наконец, пришла поддержка с еще одной, неожиданной стороны. В Лондон прибыл баварский крон-принц Людвик, который недавно смог купить мраморы с Эгины. Он довольно ясно дал понять, что если британское правительство откажется купить коллекцию лорда Элгина, то он готов вести переговоры о ее приобретении⁴⁹⁰.

Ситуация, казалось бы, наконец-то меняется, и лорд Элгин мог надеяться на благоприятное решение вопроса. Однако в период между сессиями парламента разразилось два скандала, которые опять задели репутацию лорда. Поскольку они не были связаны непосредственно со скульптурами Парфенона, мы не будем излагать подробно ход дела, отметим только самое необходимое. Первый скандал был порожден

⁴⁸⁷ Visconti Е. Q. Two Memoirs Read in the Royal Institute of France on the Sculptures in the Collection of the Earl of Elgin. London, 1816. P. 46 (опубликованы вместе с «Report from the Select Committee of the House of Commons on the Earl of Elgin’s Collection of Sculpturted Marbles»).
⁴⁸⁸ Letter from the Chevalier Antinio Canova on the Sculptures in the British Museum (опубликовано под одной обложкой с предыдущим изданием). См. также: Smith А. Н. Lord Elgin and His Collection //JHS. Vol. XXXVI. 1916. P. 333.
⁴⁸⁹ См.: Abbot Ch. Lord Colchester. Diary and Correspondence. Vol. II. London, 1861. P. 564.
⁴⁹⁰ St. Clair W. Lord Elgin... P. 228.

286

судьбой рукописей и рисунков умершего в Афинах в 1799 г. молодого английского путешественника Дж. Тведделла. Его брат Р. Тведделл выступил с обвинениями в адрес лорда Элгина и других членов британского посольства того времени. Суть обвинений состояла в том, что из-за их небрежения бесценные для науки рукописи частично погибли, а частично были ими украдены и использованы для собственных целей. Лорду Элгину пришлось дважды выступать в печати, доказывая, что он действовал строго в рамках своего посольского долга. Хотя внешне дело закончилось достаточно благополучно для лорда, тем не менее оно несколько запятнало его репутацию, поскольку общественное мнение восприняло этот скандал в соответствии с принципом: «дыма без огня не бывает». Гораздо важнее было другое — за этим скандалом опять стоял Д. С. Смит, а за ним—Левантийская компания, делавшие все от них зависящее для компрометации лорда⁴⁹¹.

Второй скандал был связан с судьбой греческих рукописей Нового Завета, а также нескольких других, взятых в библиотеке Константинопольского патриарха прикомандированным к посольству профессором из Кембриджа Дж. Д. Карлайлем, умершим вскоре после возвращения в Англию. Хотя это дело только косвенно задело Элгина, тем не менее и оно бросило определенную тень на бывшего посла⁴⁹².

В ходе сессии парламента, имевшей место в феврале 1816 г., был избран специальный комитет (из 18 членов парламента), которому, как и предлагал лорд Элгин, вменялось в обязанность рассмотреть все обстоятельства приобретения коллекции и определить ее стоимость. Слушания начались 29 февраля. Два первых дня были посвящены отчету лорда Элгина и его ответам на вопросы относительно приобретения коллекции и масштабов своих затрат. Согласно его подсчетам, приобретение коллекции, ее транспортировка и хранение обошлись ему в 74240 фунтов стерлингов. Лорд Элгин подчеркивал, что речь идет не о стоимости коллекции, а о возмещении тех затрат, которые были им произведены единственно с целью спасти от гибели замечательные памятники прошлого и способствовать подъему искусства в Британии. Затем выступали свидетели. Один из важнейших среди них—бывший секретарь посла В. Р. Гамильтон, ныне занимавший от-

⁴⁹¹ St. Clair W. Lord Elgin... P. 238—241.
⁴⁹² St. Clair W. Lord Elgin... P. 249.

287

ветственный пост в Министерстве иностранных дел, подтвердил все сведения Элгина, по его подсчетам стоимость коллекции равнялась примерно 60000 фунтов стерлингов.

Затем пришла очередь выступать в качестве свидетелей скульпторам. Были приглашены наиболее известные среди них: Ноллкенс, Флаксман, Уэстмэкотт, Чэнтри и Росси, а также два известных художника: сэр Томас Лоренс и Бенджамен Уэст. Все они должны были ответить на вопрос о качестве скульптуры. Поразительно, но все ответы, в сущности, одинаковы: все они поставили «мраморы лорда Элгина» выше прославленных Лаокоона и Аполлона Бельведерского, которые считались эталонными памятниками античного искусства этими художниками всего несколько лет назад и оставались таковыми для «Дилетантов». Приведем только самые краткие выдержки из оценок этих специалистов: Ноллкенс—мраморы лорда Элгина—«самое прекрасное, что когда-либо привозилось в эту страну»⁴⁹³; Флаксман — «самые лучшие произведения искусства, которое я видел»⁴⁹⁴; Уэстмэкотт— «бесконечно выше Аполлона Бельведерского», поскольку здесь «самое существо стиля вместе с правдой природы; Аполлон — более идеализированная фигура»⁴⁹⁵; Лоренс—«здесь присутствует соединение прекрасной композиции и великой формы с более правильным и естественным выражением действия в человеческой фигуре, чем мы видим это в Аполлоне или какой-либо другой самой прославленной статуе»⁴⁹⁶. Все скульпторы и художники были согласны с тем, что приобретение их правительством стало бы большим стимулом для подъема искусства в Британии. К сожалению для Элгина, никто из них не сказал ни слова о денежной стоимости этих произведений.

После скульпторов и художников пришла очередь любителей искусства— коллекционеров. Первым выступал все еще считавшийся крупнейшим знатоком античного искусства Р. П. Найт—ему задали больше всего вопросов. Позиция Найта была в этот момент очень сложной, поскольку ему пришлось защищать взгляды на античное искусство, только что отвергнутые всеми без исключения скульпторами

⁴⁹³ Report from the Select Committee... P. 67.
⁴⁹⁴ Report from the Select Committee... P. 70.
⁴⁹⁵ Report from the Select Committee... P. 81, 83.
⁴⁹⁶ Report from the Select Committee... P. 90.

288

и художниками, ему пришлось обвинять лично лорда Элгина, который выступал перед комитетом несколько дней тому назад и чьи ясные и абсолютно правдивые ответы произвели сильное впечатление на всех присутствующих. Тем не менее Р. П. Найт твердо держался своей позиции. Для него лучшие из мраморов лорда Элгина—второразрядное искусство, не идущее в сравнение с Лаокооном и Аполлоном Бельведерским; целый ряд из них создан в эпоху Адриана; наконец, они так повреждены, что судить об их ценности вообще затруднительно. Когда же его спросили о денежной стоимости коллекции, то его ответ был еще более экстравагантным: коллекция по его подсчетам стоила 25000 фунтов, при этом он смело заявил, что предложенная им сумма примерно в два раза выше того, что дали бы за коллекцию на свободном рынке. Кроме того, распределение стоимости отдельных частей коллекции было таково, что поразило даже многоопытных членов комитета. Он, например, предлагал заплатить за те слепки, которые были сделаны в Парфеноне и других памятниках Акрополя 2500 фунтов, а за весь оригинальный фриз (общая длина—250 футов, то есть более 76 метров) всего 5000 фунтов.

После Р. П. Найта выступали два свидетеля, которые, как ожидалось, должны были поддержать его позицию. Однако эти выступления носили несколько иной характер. Архитектор В. Вилкинс согласился со значительной ценностью коллекции для прогресса английской архитектуры, хотя и без заметного энтузиазма⁴⁹⁷. Более неожиданным оказалось свидетельство лорда Эбердина, который заявил, что мраморы лорда Элгина обладают «очень большой ценностью» и почти наверняка относятся ко времени Фидия. Он также высказал свое мнение о стоимости коллекции: по его оценке она равна 35000 фунтов стерлингов.

Кроме эстетических проблем комитет также интересовали вопросы и относительно условий приобретения коллекции в Афинах. И Вилкинс и Эбердин были там, когда создавалась коллекция. Они подтвердили сведения Элгина о постоянном разрушении памятников турками, французами и другими путешественниками, умолчав, правда, о своем участии в этом. Еще один свидетель, Дж. Морритт, бывший в Афинах в 1795 г., рассказал, как он подкупил дисдара, чтобы получить

⁴⁹⁷ St. Clair W. Lord Elgin... P. 256.

289

несколько фрагментов фриза и одну метопу, и как эта добыча была перехвачена Фовелем. Наконец, Ф. Хант, который в это время был в Лондоне по другим делам, совершенно неожиданно оказался также свидетелем на этих слушаниях. Он подтвердил все сообщенное лордом Элгиным об обстоятельствах приобретения коллекции и позднее даже предоставил копию перевода фирмана, которая была в его распоряжении с момента его разрыва с лордом.

После заслушивания свидетельств комитет должен был на своем заседании принять окончательное решение. Известный уже нам Хайдн был крайне встревожен тем, как проходило слушание в комитете. Особенно его взволновало то обстоятельство, что его не пригласили в качестве свидетеля. Не ожидая ничего хорошего от решения, он разразился громовой статьей в одной из ведущих английских газет⁴⁹⁸. Статья называлась «Суждения любителей предпочли мнению профессионалов» и была написана с настоящей страстью и очень убедительно. Он указывал на действительно «болевые точки», и его аргументация выглядела удивительно обоснованной для рядового англичанина того времени. Отталкиваясь от убеждения, что комитет уже принял решение, основываясь на мнениях Найта и других любителей-коллекционеров произведений искусства и пренебрег мнением художников-профессионалов, Хайдн писал, что это вопиющее нарушение здравого смысла: никто ведь не будет основываться на мнениях любителя, пренебрегая мнением специалиста в хирургии, военном деле, юриспруденции или других областях человеческой деятельности. Переходя затем к данному конкретному делу, он показал всю беспомощность таких любителей, как Найт, у которых нет за душой ничего, кроме уверенности в собственной непогрешимости.

Статья произвела сенсацию. Многие газеты ее перепечатали, в других появились отклики на нее. Откликнулись и многие газеты на континенте⁴⁹⁹. Однако вряд ли эта статья повлияла на решение комитета, который уже и до этого относился к суждениям Найта весьма настороженно.

Решение комитета было принято по всем четырем вопросам, которые поставила перед ним Палата общин: 1) имел ли юридическое пра-

⁴⁹⁸ Haydon В. R. Autobiography... Р. 233.
⁴⁹⁹ Haydon В. R. Autobiography... P. 239.

290

Рис. 63

Английский взгляд на «Мраморы Элгина» в 1816 г.: «Мраморы Элгина, или Джон Булль покупает мраморы, тогда как его многочисленное семейство требует хлеба»

во лорд Элгин владеть этими скульптурами; 2) имелись ли какие-либо нарушения этических или юридических норм при приобретении коллекции, учитывая то обстоятельство, что он в это время занимал пост посла; 3) какова художественная ценность коллекции и каков предполагаемый эффект ее на развитие искусства в Британии; 4) какова денежная стоимость ее. Решения комитета по всем пунктам, кроме последнего, должны были полностью удовлетворить лорда, поскольку они совершенно оправдывали его и освобождали от всех тех обвинений, которые в течение нескольких лет обрушивались со всех сторон: 1)лорд Элгин действовал в рамках закона, приобретая коллекцию скульптуры, он имел разрешение местных властей на все свои действия; 2) все обвинения лорда Элгина в грабеже памятников и использовании поста посла для приобретения коллекции неправильны, он не нарушал ни этических, ни юридических норм; 3) произведения, входящие в ее состав, обладают чрезвычайно высокой художественной ценностью, влияние ее на развитие искусства трудно переоценить; 4) комитет предложил заплатить лорду Элгину 35000 фунтов стерлингов.

291

Рис. 64

«Мраморы Элгина» в Британском музее.

С картины А. Арчера 1819 г. (Британский музей)

Последний пункт, конечно, не мог удовлетворить лорда Элгина, поскольку даже по самым заниженным расчетам его затраты были много больше. Комитет никак не отреагировал на то обстоятельство, что в 1811 г. 30000 фунтов планировалось заплатить только за ту часть коллекции, которая тогда уже находилась в Англии. Казуистический характер носила сентенция о том, что с того времени стоимость фунта стерлингов выросла. Создается впечатление, что имея три предложенных цены (60000 — Гамильтон, 35000 — Эбердин и 25000 — Найт), комитет просто выбрал среднюю из них.

Решение комитета (с которым было согласно и правительство) было представлено Палате общин, и обсуждение его проходило 7 июня 1816 года. Дискуссия была достаточно краткой, так как основную массу депутатов отчет удовлетворил, и большинством в 82 голоса против 30 были полностью утверждены предложения комитета. Лорд Элгин и его потомки входили в состав хранителей коллекции. Из намеченной суммы 15000 были выплачены немедленно тем кредиторам лорда, которые обладали первоочередным правом. Точно так же вся осталь-

292

на я сумма ушла чуть позже другим кредиторам. Хотя лорд Элгин был очень рад тому, что его честь восстановлена, но та сумма, которая была определена, далеко не покрывала его долгов. Однако решение Парламента было окончательным.

Решение Палаты общин, кажется, встретило одобрение со стороны основной части английского общества. «Общество дилетантов» и его идейный вождь Найт не столько осуждались, сколько (что было много страшнее) осмеивались, репутация же последнего оказалась полностью уничтоженной.

Уже в августе этого года вся коллекция была перемещена в Британский музей, где для ее хранения построили временный павильон. Началось паломничество в музей, интерес к коллекции был подогрет той жаркой дискуссией, которая вокруг нее недавно гремела, теперь же пришла пора всеобщего энтузиазма. Один из известнейших французских антиковедов того времени, Катример де Кэнси, посетив выставку, отмечал: «Я не видел ничего столь живого в своем роде, как эта конская голова. Это уже не изваяние: морда ржет, мрамор живет; думаешь, что он двигается». Один учитель верховой езды советовал своим ученикам вместо уроков в манеже посвятить хотя бы час изучению всадников фриза, так мастерски сидели они на своих неоседланных конях⁵⁰⁰. Гете, когда увидел только рисунок этих скульптур, счел себя счастливым, что ему удалось дожить до этого дня⁵⁰¹. Коллекция вдохновила совсем молодого тогда Дж. Китса на создание нескольких лучших его стихотворений. Его друг Хайдн, по-прежнему влюбленный в мраморы Парфенона, привел его в Британский музей осмотреть коллекцию. Реакция Китса была похожа на то, что испытал сам Хайдн несколько лет назад:

Античный строй! Аттическая мощь,
Мужей и жен опутавшая вязью
Застывших трав и онемевших рощ!
Для разума в его однообразье

⁵⁰⁰ С того времени этой теме — изображению посадки всадников, галопа коней и т. д.—была посвящена огромная литература. См.: Lefort des Ylouses R. Le galop de Parthénon // Mélanges d’archéologie et d’histoire offerts à Charles Picard. T. 2. Paris, 1949. P. 594—606; Spence I. G. The Cavalery of Classical Greece. A Social and Military History. Oxford, 1993. P. 267—271.
⁵⁰¹ Бузескул В. П. Открытия XIX и начала XX века в области древнего мира. Часть II. Древнегреческий мир. Птг., 1924. С. 20.

293

Ты непостижна, как река веков,
Когда и нас поглотит пустота,
В укор потомкам, вечности в угоду
Ты скажешь: «Истина есть красота,
А красота есть истина». Таков
Закон, довлеющий людскому роду⁵⁰².

Завершая главу, нам остается сказать только несколько слов о последующей судьбе лорда Элгина. Долги, образовавшиеся при создании коллекции, были столь значительны, что он так и не смог расплатиться с ними при жизни. Видимо, у него были личные причины, чтобы написать и опубликовать труд под названием «О современном состоянии пауперизма в Шотландии». Последние годы, чтобы избежать преследований кредиторов, лорд был вынужден жить во Франции. Его наследники еще 30 лет после его смерти несли бремя его долгов.

В 1820 г. лорд Элгин вернулся в палату лордов, как один из шестнадцати избранных от Шотландии пэров, и оставался там все отмеренные ему еще годы. Он, несмотря на всю свою бедность, продолжал оплачивать Лузиери, своего верного помощника до самой его смерти (в

1821 г.), хотя твердо знал, что последний никогда не кончит начатые им рисунки памятников. Действительно, когда он умер, выяснилось, что готовы только два из них: рисунок Парфенона и памятника Филопаппа. Сохранился только последний, так как и рисунок Парфенона, и все неоконченные работы Лузиери погибли от кораблекрушения на пути в Англию. В 1821 г. он одним из первых вступил в Филэллинский комитет, поставивший своей целью поддержку народного движения Греции за ее освобождение. В 1831 г. даже непримиримое «Общество дилетантов» признало свою историческую ошибку и избрало лорда Элгина своим членом. Умер он в 1841 г. в Париже.

⁵⁰² Ода греческой вазе. Перевод А. Парина // Прекрасное пленяет навсегда. Из английской поэзии XVIII—XIX веков. М., 1988. С. 276—277.

Подготовлено по изданию:

Маринович Л. П., Кошеленко Г. А.
Судьба Парфенона. - М.: Языки русской культуры, 2000. - 352 с.: ил. - (Язык. Семиотика. Культура).
ISBN 5-7859-0108-0
© Л. П. Маринович, Г. А. Кошеленко, 2000
© А. Д. Кошелев. Серия «Язык. Семиотика. Культура», 1995
© В. П. Коршунов. Оформление серии, 1995