Наша группа ВКОНТАКТЕ - Наш твиттер Follow antikoved on Twitter

105

 

он служит подтверждением традиции о том, что 30 курий были реальностью уже в эпоху Ромула, а вернее Ромула-Тация, т. е. VIII в. до н. э.

Если же обратиться к вопросу о времени возникновения 3 триб — Тициев, Рамнов и Луцеров, то в современной науке и он решается по-разному. До сих пор дают себя знать концепции А. Пиганьоля об их образовании на протяжении правления царей от Ромула до этрусков и Л. Парети о создании их Сервием Туллием. П. Де Франчиши [23] отмечает, что существование gentes предшествовало институту tribus. В создании последних ученый видит элемент искусственности, точнее — сознательный акт, который можно отнести ко времени до середины VII в. до н. э., когда образовались их подразделения, курии. Иными словами, согласно Де Франчиши, создание триб и курий разновременно.

Пальмер, как было сказано, считает вообще число трех триб производным от 30 реальных курий и относит их появление полным числом уже чуть ли не к республиканской эпохе. Институт триб кажется ему совершенно неясным, развитие его — неизвестным. Полагая, что три трибы свойственны только Риму, он даже не ищет им аналогий, хотя они были в античности, а именно в Спарте. Э. Гьёрстад [24] признает. достоверность трех триб в Риме уже при Ромуле. Но если ввести Ромула в рамки хронологических представлений шведского ученого, то окажется, что датировка трех триб падает на VI в. до н. э. И. Хан [25] высказал мнение о появлении триб, как и родов и курий, в доэтрусское время, но количественное их упорядочивание, как и наименование, датировал рубежом или временем этрусского господства, т. е. концом VII в. до н. э. Ф.М. Нечай [26] принимает традицию о наличии в Риме трех триб уже при Ромуле. А. И. Немировский датировкой трех триб не занимался.

Все построения, отрицающие одновременное упорядочение и числовую фиксацию римских триб в Ромулово время, не заключают в себе сколько-нибудь серьезных обоснований, кроме того, что наименования триб носят явно этрусский характер. Иначе говоря, можно констатировать, что убедительных данных, способных опровергнуть традицию о наличии 30 курий и трех триб уже при первом царе, нет. Вместе с тем общим остается в историографии признание названий всех триб и части курий как этрусских, и этот факт вряд ли можно опровергнуть. Варрон, которому нельзя отказать в пытливости и эрудиции, говоря о Тициях, Рамнах и Луцерах (11, V, 55), определенно заявляет, что все эти слова этрусские, ссылаясь при этом на авторитет этрусского драматурга Вольния. Только с объяснением названных противоречивых фактов можно решить вопрос о времени фиксации числовых отно-

---------------------

[23] De Franc isci P. Primordia civitatis. Roma, 1959, p. 484; Palmer. Op. cit, p. 24.

[24] Gjerstad E. Innenpolitische und militärische Organisation in frührömischer Zeit. — ANRW. Bd I, T. 1. p. 148, 171.

[25] Xан И. Плебеи и родовое общество. — In: Studia Historica, v. 94. Budapest, 1975, р. 17.

[26] Нечай Ф.М. Указ. соч., с. 88.

 

106

 

шений триб и курий. В оценке значения этого вопроса мы полностью присоединяемся к И. Хану, считая такую фиксацию показателем уровня социального развития, признаком попытки консервации родового строя и вместе с тем его разложения. Элементы этого процесса особенно отчетливо проявляются в истории аграрных отношений при первых царях, на чем мы специально остановимся далее. Косвенным указанием на то, что Рим отошел от первобытной примитивности, может служить степень воздействия греческого влияния на Лаций, в том числе на Рим VIII в. до н. э. Оно выявляется в раскопках [27] и на базе лингвистических материалов. Э. Перуцци [28] доказал возможность знакомства римлян в тот период не только с греческим вооружением, но и с письменностью. Приобщение римлян к указанным культурным достижениям, с одной стороны, не могло быть осуществлено в период первобытной примитивности, а с другой — не могло не продвинуть их по пути социального прогресса.

Если мы принимаем утверждение в Риме троичной схемы общества в VIII в., то как согласовать это с безусловным этрускизмом названий ее составных частей? Здесь приходится иметь в виду две возможности: либо этруски уже имели большой вес в Ромуловом Риме, либо этрусские названия падают на период этрусской династии, т. е. на значительно более позднее время, не ранее правления Тарквиния Приска.

Античные авторы дали в распоряжение историка материал, говорящий о присутствии этрусков в раннем Риме. Как уже упоминалось, Ромулу приписывается захват земли за Тибром и принятие вейентов в состав римских курий (Dionys., II, 55). Существует и легенда об этрусском союзнике Ромула, который именуется либо Лукомоном (Cic., r.р. II, 8, 14; Prop., IV, 1, 29; Pers., Sat. I, 20; Paul., Lucomedi), либо Целием Вибенном (Varro, 11, V, 46; Fest., Caelius mons; Dionys., II, 36). Порой в сочинениях античных авторов говорится о Лукумоне как о добровольно переселившемся в Рим и осевшем на Квиринале (Dionys., II, 37) и о тиррене Целии, поселившемся на холме Целии (Dionys., II, 36). О строительстве города, начавшемся после гибели Рема с помощью приглашенных Ромулом этрусков, говорит Плутарх (R., XI); о заимствовании первым царем царских инсигний из Этрурии — Ливий (1, 8, 3). О принадлежности к этрускам Лукумона известно также от Проперция (IV, I, 31), а каких-то Лукумонов — от Сервия (Аеп, V, 560).

Э. Гьёрстад истолковывает как этрусское влияние на Рим эсквилинское погребение № 94 с богатой боевой колесницей [29]. Правда, погребение это отнесено им ко 2-й догородской фазе, которую он датирует 700 — 625 гг. до н. э., значит, самое раннее к рубежу VIII, или к VII в, до н. э., так что эпохе Ромула она может и не принадлежать. Но и допущение того, что указанная могила принадлежит времени первого царя, т. е. признание этрусского влияния на Рим

---------------------

[27] Quilici Gigli S. Gabii — SE, 1973, v. 41, р. 510.

[28] Peruzzi E. Origini di Roma, v. II. Bologna, 1973; Idem. Mycenaeans in Early Latium. Roma, 1980.

[29] Gjerstad E. Op. cit, p. 144.

 

107

 

в VIII в. до н. э., не доказывает наличия этрусков в составе римского населения. К тому же приведенным данным в традиции противостоят другие. Тацит (Ann., IV, 65), как прочие авторы, связывает название Целийского холма тоже с этруском Целием Вибенной, но получившим это место не от Ромула, а от Тарквиния Приска, и таким образом относит появление этого этруска в Риме к VII — VI вв. до н. э. Видимо, правильнее считать, что предоставил этрускам холм Сервпй Туллий, вместе с которым они сражались против Гарквиния, как это вытекает из известной надписи и серии изображений, сохранившихся в так называемой могиле Франсуа в Вульчи, а также из речи Клавдия о предоставлении прав гражданства галлам в 48 г. н. э. Среди этрусков, изображенных на фресках могилы Франсуа, представлен не только Целий, но и Авл Вибенна, видимо его брат. Историчность этих персонажей удостоверяется надписью с речью императора Клавдия о предоставлении римского гражданства знатным галлам и находкой вазы VI в. до н. э. с именем Авла Вибенны [30]. Если сопоставить версию Тацита, который не очень точно передал перипетии истории наименования Целия, но безусловно отнес его ко времени после Ромула,. с результатами изысканий древнейшего этрусколога — римского императора Клавдия, а главное, с обильным археологическим материалом, подтверждающим распространение этрусской культуры в Риме не ранее чем с конца VII в. до н. э. [31], то придется признать версию Варрона — Дионисия — Феста неубедительной. Вероятно, в рассказе Варрона (11, V, 46) слились воедино разновременные явления и события. Во-первых, это факт обитания на Целии доромулова населения, т. е. лигуро-сикулов, пеласгов, а может быть, и аборигинов, или древних латинов. Во-вторых, это вполне реальное расселение этрусков на том же холме и в долине по другую сторону Форума, получившей название Тусской улицы, в период правления этрусской династии в Риме. Учитывая все изложенное, можно высказаться в пользу того, что холм Целий получил свое имя не при Ромуле, а позднее, вероятно только в VI в. до н. э. Принадлежность Целия этрускам в VIII в. до н. э. становится еще более сомнительной, если принять во внимание все версии о происхождении названия Луцеров. Кроме идущего от Энния переданного Варроном (11, V, 55) объяснения Luceres ... a Lucumone, которое затем было повторено Персием (Sat., I, 20) и Фестом (Lucomedi), имеются и другие объяснения. Тот же Фест в передаче Павла Диакона (Lucereses) связывает Луцеров не с Лукумоном, а с Луцером, царем Ардеи, помогавшим Ромулу против Тация. Ардея — город рутулов. Что это за народ, сказать трудно. Ливий (I, 3) и Вергилий в VII книге Энеиды рисуют их царя Турна не этруском, а союзником этруска Мезенция, свергнутого царя Цэре. Дионисий (I, 64) повторяет сообщение Вергилия (Аеn., XII, 29, 54 — 58) о родстве Турна с Аматой, женой Латина. Он же включает город ардеатов в число древнейших

---------------------

[30] Fontes luris Romani Antiqui, ed 7. Lipsiae, 1908, p. 196, 1. 16 — 24; Pallotino M. Fatti e leggende (moderne) sulla piu antica storia di Roma. — SE, 1963, v. 31, p. 22.

[31] Вloch R. Les engines de Rome Paris, 1971, p. 61.

 

 
108

 

городов Латинского союза (V,61). Катон Цензор упоминает ардеатов-рутулов среди членов Арицийской лиги латинских городов (Prisc., IV; FHR, 52, 32). Материальная культура Ардеи [32] в части керамики и бронзовых изделий эпохи раннего железного века не отличается от основной массы городов Лация, в том числе и Рима. Что же касается этнонима рутулов, то следует принять во внимание, что слово «rutuli» заключает в себе суффикс «-uli» лигуро-сикульского происхождения. Возможно, немногие ингумации среди преобладающей массы кремаций в Лации в зоне Лаврент-Ардея указывают на наличие там лигуро-сикульского элемента [33]. Приведенные данные не позволяют все же сколько-нибудь рельефно выделить этнические черты рутулов этого времени. Вероятно, по аналогии с Римом, можно представить, что и рутулы включали в себя много этнических элементов, напластовавшихся на автохтонное лигуро-сикульское население, — пеласгов аборигинов, затем осков, — так что в конце концов превратились в элемент южных латинов. Э. Перуцци [34] доказал на основе лингвистики, что население южного прибрежного Лация участвовало в передаче культурных достижений кампанских греков во внутренние области Лация, в том числе в Рим, а также в Этрурию. Но, видимо, этим связь прибрежных городов, топографически близких Ардее, с Этрурией и ограничивалась. Таким образом, сообщение Павла Диакона о Луцере, царе ардеатов, нe подкрепляет представления о Луцерах как об этрусках. Добавим к этому замечание Ливия (I, 13, 8), воспроизведенное позднее Сервием (Аеn, V, 560), о том, что название и происхождение Луцеров не ясно. Приведем, наконец, мнение Плутарха (R., XX), согласно которому Луцеры названы по роще (lucus), в которой укрывались многие прибегавшие к устроенному Ромулом убежищу, т. е. связаны своим именем с латинским словом. Таким образом, ни традиция, ни археология не дают оснований считать Целий эпохи Ромула и трибу Луцеров, зафиксированную им как элемент римской социальной структуры, принадлежащими этрускам.

Однако требуют еще оговорки имена царей — Ромул и Нума. После фундаментальной работы В. Шульце [35] в науке утвердилось мнение об этрусском характере этих имен. Как известно, имя Ромула связывается с встречающимся в Этрурии именем Рума и трибой Ромилия, находившейся на правобережье Тибра в той области, которая была известна античным авторам как Этрурия. Эта связь получила позднее подтверждение в надписи VI в. до н. э. из Орвието, изданной М. Биццари [36], где фигурирует имя в родительном падеже — «rumelnas», откуда восстанавливается именительный падеж — rumel, соответствующий форме Romulus [37]. Исследуя имя легендарного основа-

---------------------

[32] Gierow G. The Iron Age Culture of Latium, v. I. Lund, 1966, p. 373, 382; Gigli L. Ardea. — SE. 1973, v. 41. p. 509.

[33] Ducati P. Come nacque Roma. Roma, 1939, p. 59.

[34] Peruzzi E. Aspetti culturali del Lazio primitivo. Firenze, 1978, p. 148 — 149.

[35] Schulze W. Zur Geschichte lateinischer Eigennamen. BerL, 1904..

[36] SE, 1966, v. 34, р. 108, 109.

[37] Peruzzi E. Origini di Roma, v. I. Bologna, 1970, p. 25.

 

109

 

теля Рима, Э. Перуцци [38] замечает, что лингвистически отношение имени и названия города может объясняться лишь формулой Roma> Romulus, а не наоборот. Это совпадает с комментарием Филаргирия (lun. Philarg., Aen. Buc. I, 8, 18), согласно которому Рим существовал до Ромула, который по нему и был наименован. Значит, не город получил название по основателю, а, напротив, Ромул — по Риму. Что же касается tribus Romilia, то, согласно античным свидетельствам, ее наименование связано либо непосредственно с Римом, потому что она находится sub Roma, как полагает Варрон (11, V, 56), либо именно с Ромулом, так как, по словам Феста (Romilia tribus), расположена на той земле, которую Ромул отобрал у вейентов (Romulus>Romilius, .Romilia). Итак, есть два объяснения: 1) Ромул получил имя от города Roma либо 2) от этрусского имени или топонима. В последнем случае этрускизм имени первого царя можно объяснить его затибрскими военными успехами, а не этрусским происхождением и наличием этрусского населения в Риме. Первое же толкование может быть подтверждено результатами лингвистических штудий Перуцци, показавшими, что Romulus — это когномен. По мнению ученого [39], небиномический характер имени основателя города выдает его несабинскую принадлежность я может служить указателем сохранения свойственной альбанцам практики имен.

Надо учесть еще одно обстоятельство. В названном труде Перуцци обращено внимание на то, что мест под названием «Рим» (Roma) е Италии, подобно тому, как это было с Троей, имелось несколько. Действительно, еще до основания urbs на Тибре Ромулом, согласно Дионисию (I, 73) и Диону Кассию (I, 4, 15), существовало два или даже три Рима в области, принадлежавшей древним латинам, или аборигинам. Эти известия античных писателей ученый приводит в качестве одного из аргументов в пользу того, что Romulus является дериватом Roma, а не наоборот. Не оспаривая этого вывода, заметим, со своей стороны, что в упомянутом пассаже Дионисия (I, 73) со ссылкой на Антиоха Сиракузского говорится, что один из Римов был основан до Троянской войны, когда легендарного царя Итала сменил Моргет. Вот к нему-то и прибыл из того архидревнего Рима эпонимный герой Сикел. Современность этого первого Рима Италу и Сикелу относит его существование в глубь II тыс. до н. э., чем ставит под сомнение этрусскую принадлежность самого названия Рим и вместе с тем позволяет выдвинуть предположение о его лигуро-сикульском характере. Но если даже пренебречь высказанными здесь соображениями и признать в Риме, а стало быть и в Ромуле, этрусские наименования, их можно расценить как проявление этрусского влияния, распространившегося в Лациуме и в Риме позже, в период этрусской династии. .В своем стремлении обосновать историческими примерами этрусское господство в Риме этрусские цари могли придать этрусский облик легендарному основателю города совершенно сознательно. Эта тради-

---------------------

[38] Ibid., p. 18.

[39] Ibid., p. 34.

 

110

 

ция, как видно по рассказам Ливия, Дионисия, Плутарха и Диона Кассия, в Риме укрепилась. И чем дальше отодвигался по времени от римских писателей образ Ромула, тем больше приписывалось ему деяний и установлений, известных римлянам с незапамятной древности. Так Ромул стал «создателем» патрициев и плебеев, отношений патроната и клиентелы, считавшихся этрусскими, правил основания городов, а также триумфов, знаков царской власти и многого другого по этрусскому образцу. Вероятно, не последнее место среди авторов таких. версий занимали этрусские ученые, знатоки истории. Имя одного из них известно — Тарутий. По свидетельству Плутарха (R., XII), он был математиком и философом, другом Варрона. Этруск Тарутий, будучи специалистом по гороскопам и астрологом, по инициативе Варрона вычислил год основания Рима и даже не только день рождения, но и время зачатия Ромула. Уже знаменитому херонейцу эти подробности показались необычайными, однако в Риме они были приняты, и год основания города остался в истории как эра Варрона, которой мы до сих пор пользуемся. Это известие Плутарха демонстрирует, как обрастала дополнительными деталями уже сложившаяся ко времени; Варрона биография Ромула, и бросает свет на процесс ее складывания за счет прибавления все новых и новых домыслов, добавлявших в нее этрусский колорит.

Но остается еще Нума, носивший распространенное по Этрурии имя. Облик этого царя с его приверженностью к религии тоже отдает этрускизмом. Религиозные установления второго царя специально исследованы Ф. Рибеццо [40]. По его мнению, большая их часть восходит к этрусской дисциплине, из чего он и делает вывод о проникновении. этрусков в Рим в VII в. до н. э. Надо сказать, что ряд доводов Рибеццо убедителен. Прежде всего, это касается введения культа Термина и закона о погребении убитых молнией, имевшего, видимо, источником этрусские libri fulgurales. Но порой исследователь, если и не ставит знака равенства между этрусскими и средиземноморскими или лигурийскими источниками нововведения Нумы, то уж безусловно сближает их. В частности, Рибеццо считает имя и организацию культа Весты, строительство храма которой приписывается Нуме, этрусскими. Влияние этрусского он видит и в слове «pontifex», где лишь вторая часть выглядит латинской. Названия многих празднеств, в том числе Volturnalia, посвященные явно этрусскому божеству, определяются им как средиземноморские. Интересно, что в оформлении такого исконного римского культа, как культ Весты, видит средиземноморские корни и Ф. Бёмер [41], отнюдь не идентифицируя этрусков со средиземноморцами и отмечая «индогерманский», как он выражается, характер самой богини. По-видимому, в сакральных установлениях второго царя можно рассмотреть следы как этрусского, так и средиземноморского, а также и иллирийского влияния, о чем говорилось выше.

---------------------

[40] Ribezzо P. Numa Pompilio e la riforma etrusca della religione primitiva di Roma. — In: Rendiconti della Accademia Nazionale dei Lincei, 1951, v. 5, f. 11 — 12, p. 553 — 573.

[41] Вömeг F. Rom und Troia. Baden-Baden, 1951, S. 117.

 

 
111

 

Однако обратимся к имени Нумы. Уже в глубокой древности известны его производные.

Отметим прежде всего, что с именем Нума связано имя Нумерий, потому что в нем уже прослеживается явление ротацизма. Некто Нумерий, живший в Остии, известен как друг Мария (Plut., Mar., XXXV). Другой, Квинт Нумерий Руф, бывший народным трибуном 57 г. до н. э., остался в истории как противник Цицерона (pro Sest., XXXVIII, 82). Еще один римлянин в звании претора, присутствовавший при похоронах императора Августа, звался Нумерием Аттиком (Suet., Aug., 100, 4). Все названные Нумерии жили в Лации в I в. до н. э. или в I в. н. э. Однако это имя встречается и в других областях Италии и в более раннее время. В борьбе против Ганнибала, согласно Ливию (XXII, 24, 11 — 12), Фабию Максиму помогал Децим Нумерий, самнит родом из Бовиана.

Первоначально в Риме Нумерий был преноменом. Этот преномен, по Фесту (Numerius) и Анониму (de praenom., 6), появился в патрицианской семье Фабиев впервые после того, как единственный из них, оставшийся в живых после разгрома при Кремере, женился на богатой наследнице из Малевента, дочери некоего Нумерия. Согласно договоренности перворожденный сын Фабия и самнитянки должен был получить имя деда по матери. Это относит римского Нумерия к V в. до н. э. Возьмем на заметку, что имя Нумерий было распространено как в районе, подпадавшем под власть этрусков (Лаций), так и в не занимавшемся этрусками районе (Самний), причем оба они некогда были заселены лигуро-сикулами.

Нельзя не заметить также, что в Лации в глубочайшей древности знали, кроме Нумерия, другие ономастиконы с корнем Num, а именяо — реку Нумик, идентифицируемую с современной Фоссо, в которой, ло преданию, утонул Эней (Liv, I, 2; Verg., Aen., VII, 150, 242, 797; Aur. Vict, Or. I, 14, 2; 4), и Нумитора, деда близнецов Ромула и Рема, свергнутого братом альбанского царя. Река Numicus имеет дотроянское название, значит, не связанное с этрусками. Numitor принадлежит к плеяде потомков Энея, имена которых, как мы видели, носят следы разных этнических элементов, населявших Лаций в начале железного века. Достаточно вспомнить Ассарака, деда Анхиза, или Каписа, его отца, с их иллирийскими именами, или дочь Нумитора, Рею Сильвию. Имя Реи встречается, как известно, в древнейшем слое греческой мифологии. Рея относится к старшему поколению богов. Ее деятельность в мифах часто локализуется на Крите (Paus., V, 7, 4; Apollod., I, 1, 6), либо во Фригии (Apollod., III, 5, 1) и Трое (Apollod., III, 12, 6). Она пользовалась почитанием среди фракийцев (Apollod., Ер., VI, 16). Рея — не только матерь олимпийских богов, а вообще богиня-матерь (Apollod., Ер., VI, 16), что также аттестует ее древность в греческом пантеоне и близость к Эгейскому Криту. Одноименный с ней персонаж древнейшей римской истории, мать Ромула и Рема, носит латинский когномен — Сильвия. Но имя дочери Нумитора, Реи, роднит альбанских царей с балкано-малоазийским миром, с пеласгами, фрако-фригийцами или фрако-иллирийцами, а также и с более

 
112

 

древним эгейским доиндоевропейским населением Средиземноморья, италийской частью которого были лигуро-сикулы.

Если принять во внимание все сказанное, этрусская принадлежность имени Нумы становится более чем сомнительной. Главным аргументом В. Шульце для определения этнической характеристики носителей того или иного имени была его распространенность в той или иной области Италии, которая к середине I тыс. до н.. э. получила название по господствующему в ней населению. Однако этническая история италийских областей уходит далеко в глубь веков и более или менее удовлетворительно прослеживается вплоть до III тыс. до н. э. В связи с этим даже занятую этрусками с VIII в. до н. э. Этрурию нельзя представлять себе населенной только ими, равно как и считать этрусков «чистым» гомогенным этносом, даже полагая, что они действительно переселились в «готовом», так сказать, виде в Италию. И тем более трудно представить себе, что переселившийся откуда-то и захвативший чужую территорию народ не включил в свою среду, хотя бы частично, своих предшественников, чью землю он занял.

За аналогиями в античном мире далеко ходить не приходится. Вспомним дорическую Спарту, принявшую в свою общину группу ахейцев. Подобным же образом обстояло дело в Аттике с пеласгами, а в италийских Велейе, а также Пизанском округе, как будет показано ниже, — с лигурами. Допуская же возможность складывания этрусского этноса на почве Италии, тоже необходимо считаться с наличием там лигуро-сикульского субстрата, который мог внести свой вклад в список имен в Этрурии. И поскольку имена того же корня, что и имя Нумы, а также производные от него зафиксированы источниками в разных местах Апеннинского полуострова, в том числе и не принадлежавших этрускам, но когда-то заселенных лигурами, можно полагать, что Нума не является доказательством раннего сколько-нибудь заметного присутствия и влияния этрусков в Риме, а, скорее, напоминает о более древнем пласте племен, о доиндоевропейских лигуро-сикулах, ставших со временем частью как этрусков, так и римлян. Все это не исключает, разумеется, возможности проникновения отдельных лиц или семей в Рим VIII в. до н. э. из Этрурии. В традиции, как мы видим, упоминается о принятии Ромулом в гражданство пожелавших того вейентов (Dionys., II, 55). Однако относительно большой группы в городе Ромула с явным преобладанием италийского, т. е. сабинского и особенно латинского, элемента они составлять не могли.

Незначительное вкрапление этрусков в римское общество рассматриваемой эпохи не препятствует тем не менее признанию их ономастического вклада в римский обиход. Следует подчеркнуть, что наименования трех триб были крупицами того мощного культурного влияния этрусков на Рим, которое неопровержимо доказано для более позднего времени, по меньшей мере с конца VII в. Можно высказать предположение, что этруски не назвали, а лишь этрускизировали существовавшие до них названия триб, которые затерялись в глубинах веков. Вспомним, что античная история знает примеры не только наименований, но и переименований в политических целях аналогичных рим-

 
113

 

ским трибам социальных организмов. Как известно, Клисфен Сикионский (начало VI в. до н. э.), утверждая в борьбе с родовой знатью начала государственности, переименовал 3 дорийские филы в «ослятников», «свинятников» и «поросятников». Столь непрезентабильные названия объективно способствовали падению значимости родовых фил и служили орудием в политической кампании, проводимой Клисфеном. Этрусские же цари в Риме, налагая этрусские имена на исконные римские трибы, тоже могли с помощью этого приема достигать своих политических целей, утверждать таким путем свое господство. Это было тем более необходимо, что этруски никогда не составляли в Риме многочисленного населения. Этрусские же названия триб должны были создавать иллюзию многочисленности и исконности этрусских поселенцев в римском полисе.

Весь изученный материал подводит нас к выводу о том, что троичная схема римского общества в полном ее объеме — 3 трибы, 30 курий и 300 родов — сложилась довольно поздно, вероятно, к концу царской эпохи. В начале же этой эпохи было 3 трибы и 30 курий. Новые же роды включались в уже имевшиеся трибы и курии. Хочется отметить, что вне связи с вопросом о численности римского населения к аналогичному выводу приходит Ж. Нюма Ламберт [42]. Используя аналогию раннего Рима с Ирландией средних веков, он делает важные замечания о так сказать «военной направленности» ромулова общества. Она выражалась, в частности, в том, что римляне завоевывали земли и делили их между солдатами-победителями, а также и в том, что «политически объединенный народ идентифицировался с народом, организованным в военном отношении». Иначе говоря, новые этнографические параллели подкрепили представление об обществе VIII в. до н. э. в Риме как об обществе с чертами военной демократии. А в таком обществе военные потребности оказывают воздействие на все стороны жизни, в том числе и на саму его структуру.

Что касается чисел, кратных трем, то зависимость между 3 и 30 может быть и обратной тому, что предложил Р. Пальмер. Вполне допустимо и даже более вероятно первоначальное существование трех триб, т. е. племен, в основе которых лежали gentes, в неизвестном нам числе. В соответствии с этим реальным числом триб и было ограничено при Ромуле, т. е. в период римско-сабинского синойкизма, число курий, поскольку пехота комплектовалась по куриям, а кавалерия — по трибам в точном для всей римской древности соотношении 10:1.

Источники содержат немало данных, характеризующих военные потребности Ромулова Рима, в связи с которыми и стоит система социальных единиц, а также их соотношение. Достоверность сведений античных авторов о войске Ромула может удостоверить и традицию о 3 трибах и 30 куриях. Обильный материал на этот счет можно найти у Дионисия Галикарнасского, который называет курию лохом (II, 7), т. е. воинским подразделением. Дионисий же (II, 13; 29) сообщает

---------------------

[42] Lambert J. N. Op. cit., p. 342.

 

114

 

о создании Ромулом лейб-гвардии целеров из 300 знатных юношей. Целеры — это мобильный отряд, действовавший в зависимости от обстоятельств то в пешем, то в конном строю (II, 13). Целеры упоминаются еще раз (II, 64) в связи с распределением Нумой священнодействий между курионами, фламинами и предводителями целеров до того, как он упразднил этот институт.

В другом месте Дионисий (II, 16) говорит о первом населении и первом войске Ромула как о 3000 пеших и о 300 лучших всадниках. Варрон (11, V, 91) сообщает о комплектовании кавалерии от 3 триб. Ливий (I, 13, 8, 43, 9) рассказывает о создании Ромулом 3 центурий всадников, связанных с тремя трибами. Почти дословный пересказ Ливия находится у Аврелия Виктора (vir. ill. I, 11). В другом же месте Ливий (I, 15, 8) упоминает о создании отряда из 300 телохранителей — целеров. Овидий в «Фастах» (III, 130) говорит о разделенной на десятки коннице Ромула, а Флор (I, 1, 15) — о юношестве, разделенном на трибы, обязанном конно и оружно быть в боевой готовности на случай войны. Плутарх (R., 20) приводит сведения о 6000 пехотинцев и 600 всадниках в Риме, составляющих легион, в силу удвоения населения при объединении римлян с сабинами. В биографии Нумы у Плутарха (N., VII) сказано, что второй царь распустил отряд из 300 целеров, телохранителей Ромула. Ко времени Ромула относит целеров и Фест, на нем основывает свои пояснения Павел Диакон: «Целерами древние называли тех, кого ныне мы называем всадниками, по Целеру, убийце Рема, который вначале был предпочтен среди них Ромулом, и которые первоначально выбирались по 10 от каждой курии, так что всего их было 300».

Из приведенного здесь материала вытекает следующее: 1) в отношении с тремя трибами стоят 3000, а затем 6000 пехотинцев, т. е. вначале по 1000, а потом по 2000 от трибы, а также 3, а потом 6 центурий всадников; 2) в зависимости от 3 триб или от 30 курий — 300 всадников, т. е. по 10 от каждой курии, которых ввел Ромул в качестве целеров; 3) целеры — либо вообще всадники эпохи Ромула, либо его гвардия из всадников, в целом — 300 человек.

Предпримем в первую очередь попытку выяснить, могло ли в то время римское войско состоять из пехоты и конницы. Материалы раскопок свидетельствуют о наличии домашней лошади в Центральной Италии уже с конца бронзового века [43]. Военная история множества древних народов показывает, что использованию кавалерии предшествовало использование боевых колесниц. Но в начале I тыс. до н. э. в Евразии появляется вооруженный всадник, а отряды колесниц сменяются конницей [44]. Распространяется ли это положение на Рим?

В традиции войны начала царской эпохи ведутся пехотой. Но есть указания и на действия конницы как со стороны римлян, так и их противников. Об этом свидетельствует знаменитый эпизод с Меттием Кур-

---------------------

[43] Azzагоli A. Su alcuni resti di cavalli protostorici dell'Italia centrale. — SE, 1979, v. 47, p. 231 — 236.

[44] См.: Ковалевская В.Б. Конь и всадник. М., 1977, с. 61.

 

115

 

цием, ринувшимся вперед на своем коне, не замечая лежащего впереди болота (Liv, I, 12, 7; 9; 13, 15; Plut., R., 18), а также борьба Ромула против фиденатов (Liv, 14, 7; 9) и антемнатов (Dionys., II, 33). О значении конницы говорят и Консуалии, согласно Дионисию (II, 31) и Страбону (V, 3, 2) введенные, а по Ливию (I, 9, 7) подготовленные Ромулом, во время которых совершается бег запряженных и незапряженных коней. Эти состязания объясняются тем, что Конс идентифицировался с Нептуном-Посейдоном-Конником (Liv, I, 9, 7; Dionys., II, 31; Plut., R., 14). Именно в день Консуалий и произошло, согласно легенде, похищение сабинянок. Все же основной боевой и численно доминирующей силой была пехота. Преобладание пехоты в римском войске, как известно, оставалось и на всем протяжении Республики и Империи.

Для решения поставленного нами вопроса необходимо учесть выводы, к которым пришли ученые, специально занимавшиеся войском раннего Рима. Э. Гьёрстад [45] сделал ряд существенных наблюдений. Отвергая возможность существования при Ромуле кавалерии, на что указывали в свое время Э. Мейер и Г. Дельбрюк, он утверждает, что в I фазе догородской эпохи, которую он датирует 800 — 700 гг. до н. э., войско в Риме было пешим, кавалерии не было. Появилась же она в VI в. до н. э., к которому А. Альфельди относит усиление этрусского влияния, а Гьёрстад — основание города, т. е. начало царского времени. Что касается боевых колесниц, то и они появляются не ранее границы I и II догородских фаз, т. е. 700 г. до н. э. Важнейшими аргументами Гьёрстада явились эсквилинское погребение с колесницей, датируемое им, как упоминалось, II догородской фазой (700 — 625 гг. до н. э.), в котором он видит этрусское влияние на Рим; празднества Октябрьского коня и Эквирии, а также организация воинственных жрецов — салиев, возникшие опять-таки, по его мнению, в догородскую эпоху.

Попытаемся проанализировать эти факты. Конечно, погребение Эсквилина принадлежит вождю, богатому человеку, а именно богатые люди в первую очередь втягиваются в сферу культурных заимствований, как это убедительно показано в статье Д\Агостино Бруно в отношении греко-этрусской общности конца VIII — середины VII вв. до н.э. на Тирренском побережье от Ветулонии до Понтеканьяно [46]. Поэтому мысль Гьёрстада об этрусском влиянии на Рим, а также его замечание о том, что вейентский фриз храма VI в. до н. э., на котором изображены боевые колесницы, всадники и пехотинцы, сопоставленный с указанным погребением, отражают не только этрусскую, но и римскую реальность, тоже заслуживает внимания. Однако остается проблема хронологии. Принадлежали ли эти воинские подразделения интересующей нас эпохе?

В празднествах Октябрьского коня, как известно, участвуют биги, т. е. колесницы, запряженные двумя конями. Что же касается других

---------------------

[45] Gjerstad Е. Ор. cit, p. 152, 159.

[46] D'Agostino В. Grecs et indigenes sur la cote tyrrhenienne au VII siecle: La transmission des ideologies entre elites sociales. — Annales, 1977, N 1, p. 17.

 

 
116

 

состязаний — Эквирий, то и они, по крайней мере частично, могут подтвердить последнее высказанное Гьёрстадом положение. В самом деле, в «Фастах» Овидия упомянуты февральские и мартовские празднества. 28 февраля («месяц проходит второй, от него лишь две ночи осталось») вызывает у поэта образ скачущего на колеснице, погоняющего коней Марса, откуда получил название праздник (Ov., Fast., II, 857 — 859). Мартовские же скачки выглядят у Овидия (Fast., Ill, 520 — 523) менее определенно. В них фигурируют только кони, без упоминания о колеснице. Столь же неопределенно, т. е. как какие-то конные ристания, определяются Эквирии Варроном (11, VI, 63). Заметим, кстати, что в обоих случаях скачки связаны с Марсом. Они или «возглавляются» богом, или происходят в посвященном ему месяце либо месте — на Марсовом поле или на Целии, в той его части, которая называется Martialis campus. В последнем случае, когда Марсово поле залито разливом Тибра (Paul., Martialis campus). Все это окрашивает Эквирии в цвет воинственности, делает скачки военно-спортивными состязаниями, отражающими структуру римского войска. Из приведенных данных традиции, таким образом, можно выявить использование в раннем Риме как колесниц, так и коней без упряжи в военных целях.

Связь Эквирий с Марсом относит их к числу военно-ритуальных игр, к кругу магических представлений, восходящих к первобытности. К тому же само имя Марса, объявленного в глубочайшей древности отцом близнецов, содержит намек на то, что Эквирии не моложе начала царского времени, Ромула. Что же касается празднества Октябрьского коня, то его хронологическое значение особенно велико. На его датировку проливает свет обычай, описанный Фестом (October equus). Правая лошадь биги победителя приносилась в жертву Марсу. При этом голову коня отрубали, и за нее происходила борьба между «командами», участвовавшими в ристаниях. Любопытно, что состязание происходило между Sacravienses и Suburanenses, т. е. между жителями Священной дороги и Субуры. Священная дорога, как известно, проходит по Форуму. Относительно Субуры более подробно будет речь впереди. Это могла быть низина под Эсквилинским холмом, но под субуранцами можно понимать и поселенцев Целия. В данном случае это не существенно, однако важно то, что соревнующиеся представляют собой разные общины. Значит, празднество несомненно восходит ко времени до Ромулова синойкизма, и его происхождение следует отнести как минимум к VIII в. до н. э.

Нужно согласиться с тем, что организация и экипировка салиев указывают на значение пехоты в войске догородского периода, особенно в его начале. Характеризуя воинскую структуру Рима VIII — VII вв. до н. э. как состоящую из примитивной пехоты, Гьёрстад вместе с тем принимает традицию об истории города при первом царе, не возражает против наличия в Риме конницы наряду с пехотой и колесницами. Это противоречие обусловлено всей концепцией Гьёрстада, который «основанием» города считает мощение Форума и строительство зданий на каменном фундаменте. Понимая эти строительные новшества VI в. до н. э. как начало царской эпохи, Гьёрстад тем самым

 
117

 

помещает и Ромула в начало VI в. до н. э. и практически приписывает ему деяния царей этрусской династии. Если же «переместить» Ромула в его хронологические рамки, а не в предложенные Гьёрстадом, т. е. в VIII в. до н. э., то рассматриваемый здесь материал античной традиции, которым оперирует ученый, помогает представить римское войско как в основе своей пешее, с наличием колесниц и конницы, при том, что колесницей пользовался, вероятно, царь. Именно такой образ римской армии возникает при чтении пассажа Дионисия (II, 33), повествующего о взятии Ромулом города Антемны. Царь-победитель въехал в него на квадриге, а за ним следовало остальное римское войско из пеших и конных.

На основе археологического материала восстанавливается ученым вооружение догородской эпохи: это — hasta (копье) и scutum (щит), а также, по-видимому, островерхий шлем. Ко II догородской фазе (700 — 625 гг. до н. э.) Гьёрстад относит усовершенствование воинской экипировки за счет мечей и кинжалов, а также панциря в виде рубахи с металлическими нагрудными пластинками, что подтверждается археологическим материалом. В колеснице царя, круглом щите и шлеме отражается, по его мнению, этрусское влияние. Последнему утверждению можно противопоставить соображения Э. Перуцци [47]. Мобилизуя лингвистические данные, он доказывает греческие истоки римского вооружения ромулова времени. Он исходит из традиции, показывающей Габии городом, находящимся в сфере греческого культурного влияния. Близнецы Ромул и Рем, обучаясь в Габиях, восприняли там греческую грамоту и элементы греческого военного дела, в том числе защитную экипировку — круглый щит, называвшийся аргосским, и панцирь. Само слово scutum происходит от skuton, как lorica от ионического qwrhx в аккузативе. Круглый аргосского типа щит был в ходу в Риме до объединения с сабинами, которые принесли с собой продолговатый щит. Впоследствии в Риме при этрусках вновь использовался круглый щит clipeus, который был введен вместе с гоплитской тактикой. Представляется особенно существенным замечание Перуцци о том, что греческое вооружение ромуловой эпохи оказалось достопамятным, потому что оно было новым. Исследование Перуцци уточняет, детализирует картину, рисующую состояние военного дела в царском Риме. Если в римском войске дважды появляются круглые щиты, то все встает на свои места: Argolikh aspiV и clupeus/clipeus отражают разные эпохи в истории защитного вооружения: первый щит — время до середины VIII в. до н. э. включительно, второй — этрусское время не позднее Сервия Туллия. Это может быть правление Тарквиния Приска или непосредственно предшествующий ему, но уже открытый этрусским влияниям период. В это время вполне укладывается эсквилинское погребение № 94 с колесницей, которое Гьёрстад как раз и датирует II фазой догородской эпохи (700 — 625 гг. до н. э.).

Необходимо упомянуть еще об одной современной работе, которой пользовался Гьёрстад. Она имеет принципиальное значение для изу-

---------------------

[47] Peruzzi E. Origini di Roma, p. 12 — 15, 66 — 70; Idem. Mycenaeans..., p. XII.

 

118

 

чения интересующего нас вопроса, хотя, по справедливому замечанию Л. Ельницкого [48], в ней уделено предыстории Римской общины минимальное внимание. Это — I том «Истории римской конституции» Ф. Де Мартино. Ученый в самой общей форме высказывает мнение о том, что римское войско на протяжении «гентильной монархии» было выражением единства рода, полисное же войско базировалось на тяжело вооруженной пехоте, гоплитах. Вслед за Гельбигом и Ф. Альтхеймом [49] Де Мартино считает, что между этими системами лежала промежуточная эпоха тяжеловооруженных всадников. Они были распространены по всему Лацию и Южной Этрурии. В Риме их тип представлен целерами, конными гоплитами, сражавшимися и в пешем строю. Целеры комплектуются по трибам, откуда явствует их связь с гентильной средой. Отметим акцент Де Мартино на том, что целеры — это не всадники раннего Рима, а особый гоплитско-конный отряд. Их комплектование связано не с куриями, а с гентильными трибами. Это, по мысли Де Мартино, относит их к героической эпохе, т. е. аттестует их древность. Заметим, однако, что понятие «древности» достаточно неопределенно. Оно вполне включает в себя всю царскую эпоху. И нет никаких оснований отрицать, что целеры существовали не беспрерывно на всем ее протяжении. Ведь Нуме приписывается их роспуск. Но можно предполагать, что они были и в начале эпохи царей,. и в период этрусской династии. Надо, конечно, учитывать, что во втором случае характер этого института мог с течением времени измениться. При этрусках целеры выступали как тяжеловооруженная кавалерия. С точки зрения вооружения при Ромуле они, вероятно, не отличались от прочих пеших воинов и всадников, т. е. не были еще конными гоплитами, потому что полного гоплитского вооружения в то время вообще в Риме не существовало, о чем свидетельствует отсутствие гоплитских доспехов в ранних погребениях. Но по своему назначению они выделялись из всаднической массы как личная охрана Ромула. Они, видимо, не входили в число сначала 300, а затем 600 всадников, потому что упразднение отряда целеров, предпринятое Нумой, не отразилось на соотношении между пехотой и всадниками, равном 10 : 1.

Учитывая весь приведенный материал источников, а также их интерпретацию в работах, специально касающихся начала царского периода, следует признать, что римское войско второй половины VIII в. до н. э. могло иметь на вооружении колесницы, но состояло преимущественно из пехоты и конницы. В смысле вооружения оно представляло собой шаг вперед по сравнению с предыдущим временем, не столько в части tela, т. е. наступательного оружия, каким было прежде всего копье, сколько в части появившихся arma, т. е. оборонительного оружия. Однако ромулово войско не было еще тяжеловооруженным. Его усовершенствование происходило под влиянием греческой культуры, иррадировавшей в VIII в. до н. э., преимущественно через Кам-

---------------------

[48] См.: Ельницкий Л.А. Новый фундаментальный труд по истории древнеримских государственных учреждений. — ВДИ, 1963, № 3, с. 164.

[49] Altheim F. Epochen der römischen Geschichte, Bd. I. Frankfurt am Main, 1934, S. 142; De Martino F. Op cit, p. 99 — 101.

 

 
119

 

панию, что убедительно доказано Перуцци [50]. Во всяком случае, нельзя отбросить тот факт, что в Лакко Амено был найден осколок греческой вазы с изображением воинов с круглыми щитами, датируемый второй половиной VIII в. до н. э. Эта находка позволяет Перуцци доверять традиции в том, что уже при первом царе римляне могли перенять у греков их вооружение. В этом же плане могут быть истолкованы и археологические данные, добытые раскопками Гьёрстада, в первую очередь находка остатков панциря в виде матерчатой или кожаной рубахи с нагрудными металлическими пластинками и круглого щита. Вспомним, что он считает эту находку этрускизмом и датирует II фазой догородской эпохи, т. е. 700 — 625 гг. до н. э., или самое раннее рубежом VIII в. до н. э. Однако надо иметь в виду два обстоятельства. Во-первых, наличие упомянутой выше греко-этрусской койнэ, т. е. культурной общности, охватывавшей тирренское побережье от южной Кампании до южной Этрурии, которое вносит корректив в построение шведского ученого. Эсквилинское погребение № 94 можно истолковать как свидетельство не столько этрусских, сколько греко-этрусских влияний, если даже полностью довериться датировке Гьёрстада. Во-вторых, напомним уже высказывавшееся мнение о том, что вообще датирующий материал Гьёрстада, а именно протокоринфская и геометрическая, как привозная, так и местная керамика, а также буккеро, не дают абсолютно точных хронологических указаний, почему Л. А. Ельницкий [51] справедливо относит древнейшие погребения Форума и склонов Эсквилина либо к VIII, либо даже к концу IX в. до н. э. Принимая это во внимание, позволительно думать, что эсквилинская могила с колесницей может отражать реальность не только VII, а и конца VIII в. до н. э., т. е. ромулово время.

Итак, по-видимому, Ромул ввел в войско новое, более совершенное вооружение по греческому образцу. Но новации в военном деле на этом, вероятно, не кончились. Помимо пехоты и конницы он создал новое подразделение — целеров, игравшее роль его гвардии, и упорядочил комплектование воинских частей, введя определенное соотношение между пехотой и кавалерией. Поскольку войско набиралось от гентильных триб и связанных с родовой организацией курий, Ромул должен был, создавая воинские единицы, учитывать количественный состав социальных единиц, иными словами, соблюдать их определенное соответствие, их кратность. Войско Ромула строилось по принципу кратности трем. Это еще раз подтверждает наши соображения о том, что трибы и курии достигли чисел 3 и 30 именно в эпоху легендарного Ромула.

---------------------

[50] Peruzzi E. Origini di Roma, tab. 16.

[51] См.: Ельницкий Л.А. У истоков древнеримской культуры и государственности — ВДИ, 1958, № 3, с. 144, прим. 5.

 

 

 

 



Rambler's Top100