 |
| 156 |
to plhqoV — Plut., R., XIII).
Далее Плутарх говорит об установлении патроната, который
он называет patrwneia и поясняет
как prostaeia произведя этот
институт от имени некоего Патрона, спутника Эвандра, тем
самым как бы намекая на заимствование от эллинов. Находящих-
ся под покровительством Плутарх определил как клиентов,
или пелатов (eteroiV de touV dunatouV
apo twn pollwn dihrei patrwnaV onomazwn, oper esti prostataV
ekeinouV klientaV, oper esti pelataV), употребив
даже соответствующий латинский термин. Плутарх упоминает
еще раз клиентов в Ромуловом Риме в связи с похищением сабинянок,
рассказывая о том, что красивую девушку для Таласия похитили
его клиенты (Quaest. Rom., 31).
Одна из этимологий термина клиент, на которую особое внимание
обратил Н. Рулан, подчеркивает почитание клиентами своих
патронов,
их положение наподобие почтительных к отцам детей. В комментариях
к Энеиде (VI, 609) Сервий говорит: «Ведь если клиенты —
как бы
почитающие, патроны — как бы отцы, и обмануть клиента, все
равно,
что сына». Исидор (Or., X, 53) сообщает, что «клиенты раньше
назывались коленты от почитания патронов», и сообщает также,
что «клиентами называются ученики, как бы чтящие учителя
... клиенты называются так, потому что являются почитающими
патронов». Эта мысль
о сходстве клиентов с детьми нашли отражение у Феста (Patronus),.
у Сервия (Аеn, VI, 609; clientem...) и в Дигестах (XLIX,
15, 7, § I): «Мы считаем наших клиентов детьми».
Согласно Дионисию (II, 10), клиенты занимались производительным
трудом, т. е. земледелием, были пастухами и ремесленниками.
И род их занятий и положение в отношении патрона позволяют
видеть
клиентов в некоторых пассажах античных авторов, где они
и не названы, но которые проясняют клиентский статус. Так,
у Нония Марцелла
(viritim) значится, что Сервий Туллий распределил полюдно
за городом
земли между клиентами (liberis) в 26 (число, очевидно, ошибочное!)
сельских трибах. Можно думать, что это было продолжением
старой
практики.
Та же древняя практика зафиксирована, видимо, Фестом в
его
определениях patres и patrocinia. Первыми, по его мнению,
назывались сенаторы, которых учредил еще Ромул, потому что
они давали
участки земли незнатным (или более бедным tenuioribus) как
собственным детям. Второе получило название, потому что
плебс (plebs)
был распределен между patres, чтобы он с их помощью был
в безопасности. Поскольку Фест, а за ним и Павел Диакон
говорят: «Plebs...
distributa inter patres ut eorum opibus tuta esset», под
безопасностью
следует понимать защиту в социальном, а не военном плане,
потому
что и в плебсе, распределенном среди отцов, надо видеть
клиентов.
Отказ Н. Рулана от такого толкования кажется нам совершенно
неправомерным. Как первое, так и второе определение по своей
сути
связывают клиентов с получением от патронов какого-то важного
имущества, в первую очередь земли, т. е. основного средства
производства.
Приведенный здесь материал из сочинений античных авторов
дает
|
|
| |
| 157 |
возможность утверждать, что в начале эпохи царей в Риме
уже существовали отношения патроната — клиентелы. Форма
этих отношений
закрепилась в Риме надолго, как показывают законы XII таблиц
и античная традиция. Несомненно, от принятия клиентов в
род идут установления, зафиксированные в V таблице законов.
Правда, там речь
идет о вольноотпущенниках (liberti), но существо дела это
не меняет.
В одном законе (V, 8а) предусмотрено наследование патроном
имущества бездетного либерта, а в другом (V, 86) — переход
имущества
либерта в семью патрона. Это вполне согласуется с сообщениями
Дионисия (II, 10) об установлении «родственных и кровных
связей пелатов с простатами», которые предполагали в том
числе участие первых
в тратах, относящихся к роду. Свидетельством древности клиентелы,
подтверждающим правильность сообщений о ней античных авторов,
подчеркивавших ее сакральный характер (Dionys., II, 10 и
Serv. Aen.,
VI, 609), может служить закон (VIII, 21), предписывающий
священное
проклятие патрону, повредившему своему клиенту. Особенно
существенно то, что проклятие и даже посвящение отступника
подземным
богам приписано Ромулу.
Наличие клиентов в Риме вызывает к жизни вопрос о происхождении
этого института. Дионисий (II, 8) дает основание полагать,
что
по крайней мере частично клиенты комплектовались из чужаков,
не
связанных ни с каким родом. Однако, как мы видели, любые
пришельцы в Рим принимались в «гражданство», т. е. в формирующуюся
общину, в составляющие ее курии. Это мог быть род или часть
рода,
но нельзя, конечно, исключить и отдельных индивидов. Поэтому
при
первых царях такой путь образования клиентелы, т. е. из
пришлых
в Рим, был исключением и имел минимальное значение. Гораздо
больше оснований считать, что возникновение клиентелы тогда
было результатом расслоения внутри gentes, а так же между
gentes. Рассмотренный выше материал наших источников позволяет
говорить о заметной уже при Ромуле разнице между влиятельными
и толпой, знатными и безвестными, низкими, неудачливыми,
которые нуждались
в патронате. Иными словами, клиентами становились люди из
состава
populus. Вряд ли можно думать, что этому противоречит текст
Авла
Геллия (V, 13, 4), в котором говорится, что в защиту клиента
свидетельствуют против когнатов, в то время как против клиента
никто не
даст показаний. Здесь речь идет о клиентах-чужаках. Это
могут быть
либо плебеи, что относится к более позднему времени, чем
начало царского периода, либо члены «лишних» для данного
рода семей, либо
члены других, опустившихся римских родов, искавшие защиты
у более
удачливых римлян, т. е. люди, принадлежавшие совокупности
римского народа, что могло иметь место в рассматриваемое
время.
Кроме упомянутых сообщений древних авторов о существовании
такой категории людей, т. е. о происходящей социальной дифференциации,
можно назвать конкретные показатели этого явления. Среди
предписаний Ромула значится обязанность клиентов помогать
своими средствами патронам выдавать замуж их дочерей в том
случае, если отцы
нуждались в этом, т. е. если они находились в затруднительном
поло-
|
|
| |
| 158 |
жении (ei spanizoien oi patereV crhmatwn
— Dionys., II, 10). На обязанности клиентов лежал
выкуп (to lutron) патронов и
их сыновей, если они оказывались заложниками, а также другие
траты (Дионисий, там же). Об обязанности клиентов помогать
бедным патронам выдавать замуж их дочерей и расплачиваться
с их кредиторами упоминает и Плутарх (R., XIII), добавляя,
что впоследствии принимать материальную помощь (crhmata)
от людей более низкого положения (para
twn tapeinoterwn) стало считаться позорным. Отсюда
можно вывести заключение, что и патроны, т. е. родовая знать,
могли оказаться в стеснительных обстоятельствах, могли обеднеть,
потерять в войне своего главу, опуститься в своем положении.
Среди народов, не дошедших еще до стадии классообразования,
известны не только клиентские отношения, но и пути их формирования.
В частности, Ламберт [61] описал появление клиентских связей
у ирландцев раннего средневековья в результате разрастания
большесемейной патриархальной общины fine. Родственники,
вышедшие за рамки 4-й степени родства по прямой линии, становились
клиентами, если не образовывали самостоятельной fine, обеспеченной
земельным участком. Аналогичное положение могло сложиться
и внутри римского рода. На наличие многих семей внутри рода
указывают Фест (Aelia gens) и Павел Диакон (Aemilia gens)
на примере родов Элиев и Эмилиев.
О неустойчивости привилегированного положения целых родов
может свидетельствовать то, что их было сначала 100, а потом
200, в то время как в качестве знатных и влиятельных в источниках
фигурирует не более 20. Любопытно, что среди них не только
те, которые занимали почетное положение в эпоху Республики,
как Фабии, Клавдии, Юлии или Эмилии, почему они могли особенно
запомниться римским писателям, но и те, которые в число
прославившихся ни в фасты, ни в анналы не попали, как Клелии
и Мамилии, или упоминаются в них очень редко, как Горации,
Квинкции и Квинтилии. Последнее обстоятельство особенно
убедительно говорит в пользу достоверности сообщений о знатности
поименованных родов в раннем Риме и о потере ими значения
впоследствии. Очень красноречива и судьба Потициев и Пинариев,
уже в древнейшую пору различавшихся по степени знатности.
Об этом говорит тот известный факт, что Пoтиции, отправлявшие
культ Геркулеса вместе с Пинариями, получали лучшую часть
жертвенного мяса, пока род Потициев не вымер (Liv., I, 7,
12—14; Cic., de div., II, 21, 46; Macr., Sat., I, 21; III,
6). Когда же перестали существовать и Пинарии, отправление
культа перешло к общественным рабам.
На социальную дифференциацию в начале царской эпохи указывает
не только существование клиентов. Кроме них рядом с родовладыками
упоминаются в традиции «друзья и сотоварищи», а также простолюдины.
Последние обозначаются обычно, как «плебс» или «на-
|
|
| ---------------------
[61] Lambert J. N. Les origines de Rome a la lumiere du droit compare,
p. 347.
|
| 159 |
род» у латинских авторов, как to plhtoV
и dhmotikoi — у греческих
в том случае, когда под этими терминами не кроются клиенты,
от которых они отличаются. Правда, Цицерон (r.р., II, 9,
16) дает повод к их отождествлению, поскольку говорит, что
Ромул распределил плебс на клиентелы. Однако из контекста
Цицерона все же не следует, что все «плебеи» становились
клиентами; то же относится и к тексту Ливия. В доказательство
приведем эпизод с похищением сабинянок, когда римская молодежь
бросилась похищать девушек, кому какая придется, и только
некоторых красавиц простолюдины (ex plebe homines) приносили
в дома знати (primoribus patrum—Liv., I, 9, 11). Здесь «плебеи»
действуют и выглядят как равноправные члены общины. В изображении
этого же эпизода у Плутарха (Quaest. Rom., 31) уже определенно
различаются «плебеи» и «клиенты». Таким образом, нам кажется
правомерным выделить среди populus не только верхушку, знать
(патрициев, или, точнее, patres), но и основную массу людей,
входивших в гентильную организацию Рима, не нуждавшихся
в патронате, как клиенты. Эта рядовая мacca populus, которую
античные авторы модернистски именуют плебеями, участвует
в народном собрании и фактически совпадает с патрициями.
По словам Дионисия (II, 8), патрициев, т. е. patres, родовладык,
цари обычно созывали с помощью глашатая, который называл
каждого по имени. А демотиков, поскольку их было много и
они были не столь уважаемы, призывали на собрание по сигналу
трубача. Значит, эти «плебеи», вопреки заявлению Дионисия
(II, 9), говорящего, что только «патриции» осуществляли
управление, т. е. суд и жреческие обязанности, тоже принимали
участие в общественных делах. Они же участвовали и в общественном
производстве, в земледелии, скотоводстве и ремесле (Dionys.,
ibidem).
Вероятно, от этих рядовых, простых римлян, или собственно
патрициев, несколько отличались те, кого греческие авторы
обозначали как гетайров и друзей. Поскольку etairoV
обозначает сотоварища, спутника, приверженца [62], гетайров
можно перевести и как клиентов. Однако у Дионисия (II, 46)
в рассказе о том, что сабинский царь Таций решил остаться
в Риме, говорится, что с ним осталось трое славных мужей
вместе с их гетайрами, родственниками и пелатами. Таким
образом, в этом тексте оказываются и пелаты, и гетайры как
разные категории людей, причем перечисление идет в определенном
порядке: сначала гетайры, потом родственники, потом пелаты,
т. е. по нисходящей линии. В другом месте тот же Дионисий
(II, 51), сообщая о конфликте Тация с лавинатами, опять
упоминает рядом с этим царем гетайров, которые вели разбойничий
отряд. Так в данном эпизоде выявилась особая близость гетайров
к своему царю. Это напоминает сообщение Плутарха (Popl.,
V) о множестве друзей и пелатов у П. Валерия. Filoi
Валерия — также весьма доверенные его люди, отличающиеся
от пелатов. На них он опирается в своих предприятиях.
|
|
| ---------------------
[62] Греческо-русский словарь по Бензлеру. Киев, 1881, с. 303;
Древнегреческо-русский словарь. Сост. И. X. Дворецкий. Под ред.
С. И. Соболевского. М., 1968, с. 676.
|
|
| 160 |
В связи со сказанным можно выдвигать разные предположения.
Либо гетайры — его приближенная, особо доверенная часть
клиентов, и поэтому они отделены от родственников, родичей,
либо это именно царские клиенты. Но последнему противоречит
наличие аналогично выделенных друзей среди окружения Валерия.
Однако в том же тексте Плутарха (Popl., V) есть фраза, в
которой значатся не друзья и пелаты, а etaireia
и «сила друзей» и родственников Аппия Клавдия. Тут гетайры
и друзья как бы отделены друг от друга. Я в связи с тем,
что в текстах других авторов говорится, что с Аппием Клавдием
в Рим пришла толпа клиентов, можно допустить, что в разбираемом
случае у Плутарха под etaireia
подразумеваются особо доверенные клиенты.
Все же складывается впечатление, что гетайры — это те из
доверенного окружения родовладык или царей, которые участвуют
прежде всего в их военных предприятиях, нечто вроде дружинников,
возможно и из числа клиентов. Нечто подобное встречается
и в других обществах. Аналогию гетайрам, как нам представляется,
составляют тиуны Древней Руси.
Итак, в раннем римском обществе были клиенты, среди которых
выделялись особо близкие к патронам люди. Патроны же в противовес
клиентам и массе populus, очевидно, принадлежали к родовой
верхушке. Они, видимо, и были patres, входившими в сенат.
Но есть основания полагать, что круг родовой знати ими не
ограничивался. В этой связи следует обратить внимание на
замечание Е.М. Штаерман [63] о том, что данные источников,
касающиеся древних культов, выявляют интересную закономерность.
Обожествление всадника и коня обычно связано с появлением
знати, сражающейся на конях. А между тем учреждение культа
Нептуна, Посейдона Гиппия в передаче Дионисия (I, 33) и
Плутарха (R., XIV) относится к самому началу царской эпохи.
В этом, по мысли исследовательницы, просматривается высокое
положение всадников. Вспомним при этом, что Ромул учредил
корпус целеров, пользовавшихся в битвах конями. Учитывая
все это, можно сказать, что и всадники входили в состав
римской родовой знати.
Отмечая наличие социальной дифференциации в римском обществе
при первых царях, необходимо поставить вопрос, совпадает
ли это явление с имущественной дифференциацией. Мы уже видели,
что и патроны, т. е. родовая верхушка, могли нуждаться.
Характеризуя знать, Дионисий говорит не только о ее богатстве,
но о лучшей доле вообще, о знатности рода, об опытности
в общественных делах, противопоставляя ее в этом простолюдинам
(Dionys., II, 19). Немалое значение, видимо, имела военная
слава, на что намекает пример прославления Ромула за его
воинские подвиги, а также римлянина Таласия, отмеченного
Плутархом (Quaest. Rom., 31) в качестве славного военными
делами.
|
|
| ---------------------
[63] См.: Штаерман Е. М. Древний Рим. Проблемы экономического развития,
с. 58.
|
| 161 |
И все же клиенты комплектовались в первую очередь из состава
простых членов родов, т. е. из патрициев, а не из состава
patres. На это косвенным образом указывает род занятий обеих
социальных категорий.
Наши источники донесли сведения об имущественных различиях
в среде древнейших римлян, помимо упомянутых свидетельств
Дионисия о делении их на «патрициев» и «плебс» с учетом
их материальной состоятельности. В рассказе Дионисия (II,
61; 62) о начале правления Нумы содержится указание на необходимость
сразу после смерти Ромула успокоить людей, находящихся в
трудном положении, поделив между ними часть общественной
земли. Об этих событиях повествует и Плутарх в биографии
Нумы (Plut., N., XVI). В этих повторениях сообщения Дионисия
Плутархом, разумеется, следует видеть либо заимствование
второго у первого, либо использование какого-то общего источника.
Но в любом случае повторение свидетельствует о доверии этих
авторов к приводимой ими версии, так как эпизод с неимущими
не прибавляет блеска легендарной истории Рима, не говорит
о величии его прошлого. Он, вероятно, сохранился в народной
памяти и поэтому был зафиксирован в литературе. Аналогичный
случай произошел и в правление Тулла Гостилня (Dionys.,
Ill, 1), когда пришлось дать землю бесклерным римлянам.
О безземельных, волновавшихся при Нуме, существует ремарка
Дионисия (II, 62). Это были люди из недавно принятых в «гражданство»,
т. е. в родовую организацию. И можно думать, что они были
из числа сабинян. Спешность принятых Нумой мер, как вытекает
из рассказа Дионисия, была обусловлена враждебностью неимущих
к «сильным» и их готовностью к переворотам. Можно думать,
что именно принадлежавшие к этой категории обездоленных
людей и должны были искать заступничества, становиться клиентами.
Если обратиться к данным раскопок, то они показывают разницу
в богатстве одновременного погребального инвентаря, наиболее
ощутимую в захоронениях разного типа. Но этот факт интерпретируется
по-разному [64]. Поэтому особенно показательно различие
заупокойных приношений в однотипных могилах. Наличие имущественной
дифференциации в Риме может быть подтверждено аналогичным
синхронным материалом из Лация. В некрополе VIII — начала
VII вв. до н. э. в Кастель ди Дечима погребения, находящиеся
рядом друг с другом, принадлежащие, видимо, к одной гентильной
группе, заметно разнятся между собой по богатству [65].
Как мы упоминали выше, Н. Рулан отмечал, что отношение
между патроном и клиентом не может быть отождествлено с
отношением богатство — бедность. В этом утверждении есть
доля истины. Ведь клиенты были обязаны материально поддерживать
своего патрона. Однако следует все же заметить, что материальную
помощь патрону
|
|
| ---------------------
[64] См : Ельницкий Л.А. Указ. соч., с. 66—63
[65] Zevi F., Bedini A. La necropoli arcaica di Castel di Decima.—
SE, 1973, v. 41, p. 35—36.
|
| 162 |
оказывает не один, отдельный какой-нибудь клиент, а все
клиенты, так что их поддержка может быть охарактеризована
пословицей «с миру по нитке, голому рубашка», а не свидетельствовать
об их богатстве. Данная оговорка тем не менее не исключает
допущения того, что и среди клиентов существовала имущественная
дифференциация.
В условиях первобытности, как известно, человек находится
в большой зависимости от разного рода случайностей — природных
явлений,. изменившейся демографической ситуации или военных
столкновений. Уже они способствуют усилению одних и ослаблению
других родов или племен. Диалектика развития производительных
сил состоит в том, что, с одной стороны, увеличивает возможности
человека, человеческого коллектива перед лицом указанных
трудностей, а с другой — создает новые социальные условия,
ослабляющие сам факт единства и монолитности человеческих
коллективов. Это новое явление — возникающая эксплуатация.
Самым ранним документальным памятником, зафиксировавшим
рабство в римском обществе, являются законы XII таблиц.
Их обнародование отделено от времени Ромула и Нумы промежутком
в 250 — 300 лет, включающим в себя такой этап развития,
как этрусское господство, во время которого произошли события
огромного значения в жизни Рима. И все же обращение к этому
памятнику далеко не бесполезно. В законах 16 раз упоминается
так или иначе рабская зависимость, но термины, обозначающие
рабов, всего 6 раз.
Так в III таблице, почти целиком (6 статей из 7) посвященной
рабству-должничеству, раб ни разу не назван. В IV таблице,
статья 2 повествует об освобождении сына от власти отца
после троекратной продажи его отцом. В таблице VI, в статье
1 фигурирует сделка самозаклада (nexum). В таблице VII,
в статье 12 говорится об отпуске на волю за выкуп (liber
esse, ad libertatem pervenient ...). В таблице VIII,. в
статьях 3 и 14 названы рабы (servi). В таблице X, в статье
6а, запрещающей рабам умащение и питье круговой чаши, встречается
термин «servilis», в статье 7а, возможно, подразумевается
раб. В таблице XII, в статьях 2а и 2в говорится о краже,
совершенной рабами (servi). Таким образом, термины зависимости
и рабского состояния в законах называются разные: 1 раз
— nexum, 4 раза — servi, 1 — liberti.
Само по себе число упоминаний того или иного явления в
источнике, особенно если он сохранился, как в данном случае,
не полностью, не может служить абсолютным показателем значения
и распространенности этого института. Но все-таки некоторое
указание, хотя бы на его существование, получить возможно.
Поэтому применительно к середине V в. до н. э. можно на
основе законов XII таблиц говорить. о развитии отношений
рабской зависимости при безусловном преобладании рабства-должничества,
проистекающего из самозаклада и продажи членов семьи ее
главой. Архаичность законодательства позволяет проецировать
указанные отношения в прошлом при сопоставлении их с данными
традиции. Это дает возможность с известной степенью достоверности
представить себе наличие института рабства в начале-
|
|
| |
| 163 |
царской эпохи, памятуя о том, что в устах поздних авторов
его значение и масштабы могут быть преувеличены.
В первую очередь обращает на себя внимание тот факт, что
упоминаний о рабстве в интересующий нас период в трудах
античных писателей чрезвычайно мало. Дионисий (I, 85) говорит
о том, что Нумитор, собирая внуков на основание нового города,
дает им с собой хлеб, оружие, тягловый скот и рабов (andrapoda).
Ливий (I, 5, 6) в сцене узнавания дедом Нумитором внуков
сообщает, что Рем не похож на раба (minime servilem indolem).
Плутарх (R., VII; IX), говоря об окружении близнецов, с
которым им приходилось основывать город, называет их спутников
рабами, пользуясь словом douloV.
Рассказывая о недовольстве народа затянувшимся междуцарствием,
Ливий (I, 17, 7) называет это затянувшимся рабством (servitus).
Впрочем, последнее скорее характеризует язык Ливия, рисующего
обстановку беспокойства. Слово vernae Фест возводит ко времени
Нумы. А между тем у того же Феста в изложении Павла (vernae)
значится, что «вернами» называются рожденные от служанок
римских граждан весной, потому что это время наибольшего
плодородия. «Служанки» обозначены словом ancillae, которое
Павлом объясняется по-разному. Оно произошло либо от имени
Анка Марция, потому что он захватил во время войны много
женщин, либо от слова anculare, которое в древности было
равнозначно ministrare. Оба толкования, как нам представляется,
указывают на подчиненность, на положение прислуживания,
зависимости.
Ливий, не раз упоминая о том, что Ромул принимал в общину
без
разбора людей из соседних народов, говорит, что это касалось
и рабов — servos (I, 8, 6; II, 1,4).
Интересны и некоторые установления, которые приписываются
первому царю. Во-первых, предназначение ремесленных и прочих
работ рабам douloi. Во-вторых,
раздел поровну добычи, отнятой у врагов,—земли, имущества,
рабов (andrapoda— Dionys., II,
48). В-третьих, запрещение мужу продавать жену, под страхом
принесения его в жертву подземным богам (Plut, R., XXII).
В ряду тех же мероприятий стоит приписываемый Нуме закон,
воспрещающий продавать женатых сыновей, чтобы свободная
не стала женой раба doulw — Plut.,
N, XVII). С именем Нумы связывает Плутарх (N., XXIII) и
обычай сажать рабов за господский стол во время Сатурналий
в виде воспоминаний о прошлом равенстве. Трудно относить
с определенностью все эти факты к Ромулу или к Нуме. Но
древность их несомненна. В частности, запрет на продажу
женатого сына выглядит очень правдоподобно, если вспомнить
закон XII таблиц об освобождении сына, трижды продававшегося
отцом. Из всех данных античных авторов можно выявить только
факт появления рабской зависимости в древнейшем Риме. Рабами
становятся частично военнопленные, частично люди из состава
populus, оказавшиеся в тяжелых материальных условиях. Судя
по разрозненности и по малочисленности указаний древних
авторов о рабах, можно думать, что институт рабства большого
места в те времена в римском обществе еще не занимал. Но
его появление
|
|
| |
| 164 |
воздействовало на общество, способствуя развитию в нем
имущественной и социальной дифференциации.
Рабство появляется лишь на определенном уровне развития
производительных сил, когда человек в состоянии выработать
больше, чем нужно, для его потребления, т. е. когда стал
возможным прибавочный труд [66]. «Первое крупное разделение
труда вместе с увеличением производительности труда, а следовательно
и богатства, и расширением поля производительной деятельности...
с необходимостью влекло за собой рабство», — писал Ф. Энгельс
[67]. До достижения такого уровня рабство не имело смысла,
освобождались даже от «лишних» людей, малолетних и стариков.
Однако такая стадия развития Римом была уже пройдена. Но
воспоминания о ней [68] сохранились во многих установлениях
римлян и в более позднее время, сохранилась память и об
их упразднении. Учет этого обстоятельства, как нам представляется,
должен снять сомнения, высказанные Р. Гюнтером [69] относительно
сведений о рабах в древнейшем Риме, переданных анналистикой.
Интересно сообщение Варрона (11, VI, 24), относящееся к
празднованию Ларенталий, учрежденных, согласно традиции,
в честь Акки Ларенции: на ее могиле на Велабре приносили
в жертву богам Манам рабов. У Макробия (Sat., I, 7) говорится,
что долгое время богам Диту и Сатурну по оракулу посвящались
люди. Однако Геркулес заменил человеческие жертвоприношения
в честь Дита приношением человеческих изображений, а в честь
Сатурна, истолковав в изречении оракула слово fwia
как lumina, — зажжением восковых свечей. О принесении детей
в жертву богине Мании, матери Ларов, сообщает тот же Макробий
(Sat.. I, 7). Ссылаясь на Альбина Цецину, он говорит, что
это было запрещено, но восстановлено Таркинием Древним.
Обычаем убивать «лишних» девочек справедливо объясняет Э.
Перуцци [70] ограничение женских имен в форме числительных
порядковым Quatra. Ромулу приписывается, как уже отмечалось
выше, установление воспитывать детей, достигших трех лет,
за исключением явных калек, что должно быть удостоверено
свидетельством пяти соседей (Dionys., II, 15; Cic. leg.
Ill, 8, 19; XII tab.. IV, 1).
В позднем Риме исполнялись аргейские обряды. Перечисление
24 мест аргейских святилищ дано Варроном (11, V, 45—54).
Он же описал эти обряды, относя их происхождение к аргивянам,
т. е. к ахейским грекам, прибывшим в Италию с Геркулесом.
Состояли они в том, что ежегодно 24 или 27 человекоподобных
чучел, изготовленных из соломы, сбрасывались со свайного
моста жрецами (11, V, 45; VII, 44). Об обычае бросать в
Тибр соломенные изображения людей весталками сообщает Павел
Диакон (Argeos). Обряд сбрасывания чело-
|
|
| ---------------------
[66] Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 89.
[67] Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 16.
[68] Sen., de ira, I, 15, 2.
[69] См.: Гюнтер Р. К развитию социальной дифференциации в древнейшем
Риме.— ВДИ, 1959, № 1, с 66
[70] Peruzzi E. Origini di Roma, v. I, p. 128.
|
| 165 |
веческих изображений в реку связывает с Геркулесом и Макробий
(Sat., I, 11). Одно из объяснений состоит у него в том,
что это было воспоминанием об умерших спутниках героя, чьи
души вслед за куклами как бы устремлялись по воде на родину,
до которой они не дошли. Второе говорит о замене человеческих
жертвоприношений богу Диту. Эти многочисленные упоминания
и объяснения совершенно, как нам кажется, исключают толкование
Аргеев, предложенное Пальмером [71], согласно которому ежегодно
сбрасывались в реку прошлогодние соломенные палатки, служившие
местом совершения аргейских священнодействий по куриям.
Очень трудно разглядеть в словах «simulacra» и «effigies»,
которые употребляются Варроном и Макробнем, палатки или
шалаши. Интерпретация Пальмера тем более не убедительна,
что античные авторы дают дополнительный материал в пользу
существовавших у римлян человеческих жертвоприношений, отказ
от которых связан с Аргеями. Макробий задает своему воображаемому
собеседнику риторический вопрос: «Что же, лишать права голосования
столь ученых мужей, подобно тому, как сбросить с моста шестидесятилетних?»
Эта загадочная фраза стала в Риме поговоркой, которую пытался
объяснить Фест. Под словом «depontani» у него стоит: так
назывались шестидесятилетние, которых сбрасывали «с моста».
Под словом «sexagenarii» у него идет лакунированный текст,
в котором говорится, что поговорка происходит от древнего
аргивского обычая приносить ежегодно в жертву Отцу Диту
шестидесятилетнего человека в память о прибытии Геркулеса,
но это было запрещено, и весталки стали бросать в Тибр соломенных
кукол. Некоторые же, как передает Фест, говорят, что обычай
пошел от того времени, когда после освобождения от галлов
во время голода стали избавляться от шестидесятилетних,
бросая их в Тибр. Третье объяснение Феста, почерпнутое им
у Сенния Капитона, сводится к тому, что молодые люди во
время избирательных комиций кричали, что стариков надо сбрасывать
с мостков, потому что они не исполняют общественных должностей,
что вопрос об избрании должен решаться ими, молодыми.
Как кажется, последнее объяснение является стыдливым прикрытием
существовавшего в древности обычая, шокировавшего просвещенный
Рим с его традиционным почтением к древности и старости.
Это подтверждается другими римскими празднествами. Об одном
из них рассказывает Фест. Поясняя название Piscatori ludi,
т. е. праздник рыбаков, он говорит, что богу Вулкану приносят
в жертву живых рыбок вместо человеческих душ. О другом празднестве
сохранились сведения в сокращении фестова словаря у Павла
Диакона под словом Pilae. Там сказано, что во время Компиталий
на перекрестках подвешиваются чучела и куклы мужского и
женского облика, потому что этот день считается посвященным
подземным богам, которых зовут Ларами. И чучел надо столько,
сколько рабских голов, т. е. рабов, а кукол — сколько детей,
чтобы боги щадили живых и довольствовались этими чучелами
и человеческими изображениями. Это известие
|
|
| ---------------------
[71] Palmer R. The archaic Community of the Romans Cambridge, 1970,
p. 90.
|
| 166 |
Павла Диакона по смыслу и значению совпадает с упомянутым
выше сообщением Макробия о жертвах детьми в пользу матери
Ларов и свидительством Варрона о жертвоприношении рабов
на могиле Акки Ларенции.
Итак, действительно, в Риме, как и в других обществах [72],
некогда существовали человеческие жертвоприношения, связанные
с недостатком средств к существованию. Относительно замены
их бескровной жертвой, имитирующей человека во время Аргейских
процессий, есть сведения, возводящие их к Геркулесу, т.
е. связывающие их с греческим влиянием. Однако у Варрона
(11, VII, 43) и у Ливия (I, 21, 5) введение Аргейских священнодействий
относится к Нуме. Здесь можно высказать предположение, что
ахейские греки познакомили предков римлян со своей практикой.
Но утвердилась она позднее, в начале царской эпохи, и, вероятно,
была зафиксирована Нумой в числе других сакральных установлений.
Подводя итог, можно заметить, что именно при Ромуле и Нуме
происходят запреты на человеческие жертвоприношения. Разумеется,
отказы от таких жертвоприношений имели место и раньше. Ведь
судьба близнецов и основание ими Рима — не что иное, как
проявление обыкновения избавляться от лишнего, ненужного
потомства, с одной стороны, и как воплощение ver sacrum
— с другой. Ver sacrum определяется Павлом Диаконом в связи
с необходимостью для италиков, живших некогда в тяжелых
условиях, подверженных опасностям и приносивших поэтому
в жертву живые существа. Ver sacrum, согласно его пояснению,
заменило убийство невинных детей обычаем высылать их, повзрослевших,
за пределы обитания общины для основания колонии. Отказ
от кровавых и жестоких истреблений людей нельзя объяснить,
вслед за античными авторами, просто смягчением нравов. Это
смягчение было обусловлено глубинными экономическими причинами,
подъемом уровня производства. В том же ряду стоит и появление
института рабства в Риме, в свою очередь, способствовавшее
дальнейшему прогрессу производительных сил. Таким образом,
известиям античных авторов о существовании рабов в начале
царской эпохи можно доверять. Но, повторяем, преувеличивать
численность и значение рабов на заре римской истории не
приходится. Рабство только зарождалось; рабы не сформировались
еще в класс, образование сословия рабов едва наметилось.
|
|
| ---------------------
[72] См.: Козинцев А. Г. Переход к земледелию и экология человека.—
В кн.: Ранние земледельцы. Л., I980, с. 6—33.
|
|
 |
