Наша группа ВКОНТАКТЕ - Наш твиттер Follow antikoved on Twitter

195

VIII
Борьба за гегемонию
1. Пелопоннесская война *
ИСТОЧНИКИ

67. Главным источником для истории войны вплоть до 411 г. служит история Фукидида. Относительно авторитетности этого источника, считавшегося прежде почти неоспоримым, в последнее время были высказаны большие сомнения. Müller-Strübing в своих «Thukydideische Forschungen» (1881) и в различных статьях (Jbb. f. kl. Phil., т. 127, 1883, т. 131, 1885, т. 133, 1886) пытался доказать, что субъективность писателя, личные симпатии и антипатии, партийные взгляды, известная дидактическая тенденция, а также и требования художественной композиции невыгодно отразились на выборе, группировке и изложении материала и затемнили историческую правду. Он находит у Фукидида не только умышленное замалчивание фактов, но также и сознательный вымысел (последнее, например, при описании битвы при Платеях и ужасных сцен на Керкире). По его мнению, Фукидид в качестве историка был



* Всю Пелопоннесскую войну принято делить на два периода: первый период — Архидамова война (431-421 гг. до н. э.), названная таким образом по имени спартанского царя Архидама II, который командовал войсками Пелопоннесского союза в начале вооруженного конфликта, и второй период — Сицилийская экспедиция и Декелейская (или Ионийская) война (415-404 гг. ДО н. э.), закончившаяся крушением афинского могущества.

196
в то же время и поэтом, а его произведение — «военно-дидактической эпопеей»; высказывается также мнение, что текст его не только подвергся значительным искажениям, но в то же время интерполяторы будто бы вставили туда даже целые сюжеты, исходя из политических и других мотивов, например, из ненависти к афинскому демосу (история убийства 1000 митиленцев и т. п.).
Как бы эта критика ни была справедлива в приложении к отдельным случаям, она все-таки слишком далеко заходит в реакции против прежней веры в Фукидида, что, в числе прочих, доказывает Holzapfel (Rh. Mus., т. 37, 448 и сл.); Lange (Zur Frage der Glaubwürdigkeit des Thukydides, Jbb. f. kl. Phil., т. 135, 1887, 721 и сл.); Α. Bauer (Thukydides und Müller-Strübing, 1887); H. Wagner (Die Belagerung von Ptatää, Doberan, 1892 и 1893 Progr. Bernh.); Schmidt (Korkyräische Studien, 1890). Фукидид и сам, резко выставляя на вид недостоверность других, самым решительным образом подчеркивал истинность своих данных, засвидетельствование их очевидцами и т. д., а также свои собственные методические исследования, имеющие целью возможно более объективное познание действительного хода исторических событий (I, 22; V, 26; см.: Swoboda. Thukydideische Quellenstudien, 1881), так блестяще доказал на деле свою способность к этому, что у нас, действительно, должны быть очень уважительные причины, чтобы принимать до такой степени, как Müller-Strübing, диаметрально обратное тому, что имел в виду историк.
Верно тут только одно, что Фукидид, стоявший в качестве политика и полководца в центре жизни того времени, бывший не только соучастником, но и пострадавшим от хода событий, и написавший свое сочинение под впечатлением (двадцатилетнего!) изгнания, никоим образом не стоял в такой степени выше предвзятых мнений и субъективных впечатлений, как это предполагали апологеты Фукидида («Thukydidestheologen»). Уже одни речи, приводимые им, несмотря на общепризнанную невозможность их дословной передачи (ср.: Blass. Attische Beredsamkeit, I2, 203 и сл.; С. Jebb. Die Reden des Thukydides, немецкий перевод Imelmann'a, 1883; Swoboda. Ук. соч., стр. 27; Bruns. Das liter. Porträt der Griechen, 1892, стр. 24 и сл.; Ε. Meyer. Forschungen..., II, стр. 379 и сл.), а также и вольное изложение содержания документов (ср.: Steup. Thukydideische Forschungen..., I, 1881 и Kirchhoff. Ueber die von Thukydides benützten Urkunden. Monatsberichte der Berl. Akad., 1880, стр. 834 и сл.; Sitz, ber., 1.882, стр. 909 и сл., 1883, стр. 829 и сл., 1884, стр. 399 и сл., переиздана в книге "Thukydides und sein Urkundenmaterial", 1895; Kiel. Der Waffenstillstand des Jahres 423, Jbb. f. kl. Phil., т. 123, стр. 311 и сл; Herbst в Hermes, т. 25, стр. 374 и сл.; Büdinger. Poesie u. Urkunde bei Thukydides, отчасти очень произвольная по выводам работа — в Wiener Akad. Denkschr., 1891, т. 39), короче говоря, стилизация речей, источников и характеров свидетельствует, что в такой истории действительность, как таковая, еще не занима-
197
ет столь первенствующего положения, при котором художественные и другие требования отступают на задний план, как это имеет место в современной исторической науке (ср.: Rhül, в его прекрасном очерке «Hermann Müller-Strübing als Gelehrter» помещенном в книге, изданной в 1894 г. у А. Siegle в Лондоне под заглавием «Dr. Η. Müller-Strübing»).
Сочинение Фукидида является, по меткому замечанию Nissen'a (Der Ausbruch des peloponnesischen Krieges, Hist. Ztschr., 1889, т. 63, стр. 385 и сл.), апологией политики Перикла против господствовавших тогда воззрений. Своим описанием только что оконченной исполинской борьбы он имел в виду воодушевить сограждан, подготовить к новому возвышению Афин. В этом мнении справедливо то, что сочинение Фукидида, действительно, решительным образом выступает на защиту военной политики Перикла, подвергавшейся стольким нападкам, и возможно, что эта апологетическая тенденция была уже в самом начале труда налицо, но главным решающим дело мотивом все же был интерес историка к величию задачи (έλπίσπς μέγαν τε εσεσθαι και ύξιολογώτιχτον τωνπρογεγενημένων [«в ожидании, что эта война станет великой и наиболее замечательной из всех когда-либо бывших»] (I, 1, 1)). Что Фукидид, считая основной причиной падения Афин ошибки, сделанные после смерти Перикла, главным образом же поход на Сиракузы, — намеренно затемнил участие Перикла в осложнениях на Западе, конечным результатом чего и был роковой поход, а также связь этих осложнений с внутренними распрями в метрополии, как думает Ниссен, — стоит под вопросом, хотя известная вероятность в этом мнении есть (Busolt. GG., III, 661). Но умолчание о столь важной для исторического понимания событий борьбе партий до объявления войны и в начале ее, например, о нападках на Фидия, Анаксагора, Аспасию, на управление финансами, тот факт, что, за исключением изложения событий 425 г. и поводов к миру 421 г., «внутренняя история Афин после падения Перикла представляет у него полнейшую пустоту вплоть до событий, выдвинувших в лице Алкивиада опять сильную личность», — все это объясняется не указанной патриотической тенденцией, а в гораздо большей мере общим планом труда и историческими воззрениями автора, его оценкой демократии и демагогов (см.: Е. Meyer. Forschungen..., II, стр. 362 и сл.), причем, конечно, не надо отрицать, что эти воззрения и стремления к возможно большему единству и законченности изложения приводили при случае к игнорированию таких фактов, упоминание которых было бы для нас очень важно. В каком объеме допускал это игнорирование Фукидид — неизвестно, и мнения об этом всегда будут расходиться. (Во всяком случае, надо остерегаться общих заключений и применения ко всему труду той понятной сдержанности и пропусков в изложении событий при Амфиполе, участником которых был сам автор).
Во всяком случае, многое остается здесь сомнительным. Даже по основному вопросу о состоянии самого текста — соглашение
198
достигнуто только до известной степени. Неудовлетворительность текста во многих местах уже достаточно доказана современной критикой. Однако мнения ученых о характере и степени этих недостатков все еще сильно расходятся. Также обстоит дело и с вопросом о композициии и времени написания, равно как и о хронологии Фукидида и его собственной биографии (ср. литературу: Bursian-Müllers. Jahresbericht, т. 58, стр. 1 и сл.; т. 60, стр. 20 и сл.; т. 79, стр. 134 и сл.; т. 88, стр. 126 и сл.; и в Philol., 1890, стр. 135 и 338 и сл.; 1897, стр. 658 и сл.; 1898, стр. 436 и сл. Относительно биографии Фукидида см.: Wilamowitz. Die Thukydideslegende, Hermes, т. 12, 1877, стр. 326 и сл.; возражения: R.Schöll. ZurThukydides-biographie, Hermes, т. 13, 1878, стр. 432 и сл.; Hirzel. Die Thukydideslegende, Hermes, 1878, стр. 46; Classen, издание Фукидида, I1, введение Steupp'a, 1897). Что касается истории возникновения труда, то до сих пор держались того взгляда, что первая часть, где речь идет об Архидамовой войне (431-421 гг.), была первоначально задумана как самостоятельное сочинение (Ullrich. Beiträge zur Erklärung des Thukydides, I, 1845; II, 1846), во всяком случае, как таковое, была закончена вскоре после Никиева мира (Kirchhoff. Ук. соч.; Cwiklinsky. Die Entstehung des 2 Theils des Thuk. Geschichtswerks, Hermes, 1877, стр. 23 и сл.) и что поэтому места, в которых выступает позднейшая точка зрения автора, являются позднейшими вставками. Вторая часть (с V, 25 по VII, 109) была написана, по мнению Кирхгофа, лишь после 404 г. и оставлена «в совершенно необработанном виде»; Виламовиц, напротив, думает, что составление этой части завершилось до 404 г. и что позднее дело сводилось к переработке первоначально самостоятельной части для включения ее в цельный своим единством труд, но переработка не была доведена до конца (Aristoteles u. Athen, I, 106 и сл.) Совершенно противоположного взгляда держится Э. Мейер (Forschungen... II, стр. 269 и сл.). Он объявляет этот изолированный разбор отдельных мест ошибочным и стремится убедительно доказать, что весь труд в его теперешнем виде был написан, естественно, на основании более ранних записей и очерков, с самого начала при том убеждении, что война за весь период своего продолжения (с 431 по 404 гг.) представляет собой нечто единое. Сомнения в этом, высказанные, например, Holzapfel'eM. Doppelte Relationen im 8 Buche des Thuk., Hermes, т. 28, 1893 г., стр. 435 и сл.; Wilamowitz'eM. Ук. соч., т. I, стр. 99 и сл.; т. II, стр. 113 и сл.; Köhler'ом в статье: Die athen. Oligarchie des Jahres 411, в Berl. Sitz, ber., 1895, стр. 451 и сл. и другими относительно восьмой книги (указывали на отсутствие речей, незнание подлинных документов, приводимых Аристотелем в его «Афинской политии», стилистические недостатки, неточности и противоречия и т. и.), были признаны Э. Мейером сильно преувеличенными. У него сложилось совершенно определенное впечатление, что «восьмая книга представляет собой такую же законченную часть сочинения, как любая другая» (стр. 406 и сл.). (Ср., впрочем, для критики восьмой
199
книги: Wilamowitz. Thukydides, VIII, Hermes, 1908, стр. 578 и сл.). Но Фукидид умер до окончания своего труда после 399 г. (смерть Архелая (Thuc, II 100)) и до 396 г. (извержение Везувия (Diod., XIV, 59)). Фукидиду едва ли было известно (см. об извержении 425 г. (Thuc, III, 116)), и другому лицу пришлось издавать его; о деятельности этого издателя судят тоже неверно, приписывая ему вставки и изменения текста, как то делали позднейшие интерполяторы (кроме Müller-Strübing'a, (см. выше), этого взгляда держатся, например: Wilamowitz. Thukydideische Daten, Hermes, 1885, стр. 487 и сл.; Ε. Schwartz. Rh. Mus., 1886, стр. 303 и сл.); но вставки и изменения этого издателя совершенно нельзя выделить и доказать (см.: А. Bauer. Der Herausgeber des Thul., Philol., 1888, стр. 466 и сл.; G. Meyer. Der gegenwärtige Stand der Thukydideischen Frage, Ilfeld. Progr., 1889, а также ук. выше Jahresberichte).
Для миросозерцания Фукидида является определяющим его эмансипация от сверхъестественного прагматизма, которого еще держался Геродот, Фукидид уже не верит больше в божественные предзнаменования, в оракулы и прорицателей и объясняет исторические явления, насколько они объяснимы, исключительно человеческими и естественными мотивами. Тем самым он является истинным основателем критической историографии (ср.: Н. Meuss. Thukydides u. d. religiöse Aufklärung, Jbb. f. kl. Philol., 1892, стр. 225 и сл. и остальную литературу у Busolt'a. GG., III, стр. 663 и сл.). Для политической (умеренно-демократической) точки зрения Фукидида являются определяющими его слова: кш ούχ ήκιστα δή τον πρώτον χρόνον έπί γ' εμού "Αθηναίοι φαίνονται εύ πολιτεύσαντες· μετρία γαρ ή τε ές τούς ολίγους кш ές τούς πολλούς ξύγκρασις έγένετο [Не подлежит сомнению, что афиняне первое время после этого имели наилучшее управление, по крайней мере на моей памяти. Действительно, это было умеренное соединение олигархии и демократии] (VIII, 97, 2). См.: Lange. Thuk. u. d. Parteien, Philol., 1894, стр. 617 и сл.
О военной осведомленности Фукидида см.: А. Bauer. Ansichten des Thuk. über Kriegsführung, Philol., 1892, стр. 401 и сл.; относительно запутанных вопросов хронологии у Фукидида, взявшего в основу для своих выкладок не гражданский должностной год, а естественный, ср.: Busolt. Ук. соч., т. III, стр. 675 и сл. и приведенную там литературу. Для оценки историографического метода Фукидида до сих пор весьма поучительно, впрочем, несколько устаревшее сочинение W. Roscher'a (Leben, Werk und Zeitalter des Thukydides, 1842). Затем новые работы: Wachsmuth. Einleitung..., стр. 517 и сл.; Büdinger. Universalhistorie im Altertum, 1895; Poesie u. Urkunde bei Thukydides, Denkschriften der Wiener Akad., т. 39, стр. 19 и сл.; Gomperz. Griechische Denker, т. I, 1896, стр. 400 и сл.; I. Bruns. Das literarische Porträt der Griechen im V und IV Jahrhundert, 1896; к этому еще: A.Bauer. Die Forschungen..., стр. 186 и сл.; Ε. Meyer. Forschungen..., II, стр. 269 и сл.; Busolt. Ук. соч., т. III, стр. 632; F. Cauer. Thukydides und seine Vorgänger, Hist. Ztschr., т. 83. 1899, стр. 385 и сл.
200
68. К сочинению Фукидида непосредственно примыкает «Греческая история» Ксенофонта, начинающаяся с 411 г. (литературу о композиции, состоянии текста, времени написания см. у Wachsmuth'a. Einleitung..., 529 и сл. и у Busolt'a. GG., III, 633). Как и Фукидид, Ксенофонт описывает главным образом внешнюю историю, в первую очередь военную. Как и Фукидид, он многое пережил лично или узнал из первых уст. Его живой рассказ о борьбе Тридцати тиранов с демократами в Пирее делает в высшей степени вероятным предположение, что он служил при них всадником. Его краткое изложение последних лет войны — ясно, дельно и свободно от риторических прикрас, хотя и не лишено некоторой тенденциозной окраски. Он, правда, не скрывает своей партийной точки зрения аристократа, но она не ведет его к сознательному искажению исторической истины. Насколько ценно все то, что в смысле материала дает нам это зачастую летописно-бесстрастное изложение, выступает вполне ясно при сравнении замечаний Ксенофонта о постигшей Афины катастрофе и о деятелях того времени (например, о Ферамене) с параллельным описанием тех же событий с демократической точки зрения другим современником Лисием; речи последнего против Эратосфена и Агората являются, применимо к данному случаю сплетением вымыслов и риторических ухищрений (Lys., XII, 62-78; XIII, 5-35). См.: Schwartz (который, пожалуй, слишком благоприятного мнения о Ксенофонте), Quellenuntersuchungen zur griechischen Geschichte, N. Rh. Mus., т. 44, 1889, стр. 104 и 161. Менее благосклонен Gutschmid. Kleine Schriften, IV, 328 и сл. Ср. также: А. Bauer. Forsch., 160 и сл. и введение Breitenbach'a к его изданию «Hellenica» (1884).
Некоторое дополнение к вышеупомянутым сочинениям дает использованный Диодором (в XII и XIII книгах) рассказ Эфора, который хотя и положил в основу своего изложения Фукидида, но постарался, по большей части неудачно, внести в него поправки на основании других источников, как, например, из «Истории Сицилии» Филиста Сиракузского. Но как раз этот (подчас голословный) рассказ Эфора—Диодора своими многочисленными недостатками и доказывает незаменимую ценность повествования Фукидида (ср., например, согласную с аристофановой мотивировку решения Перикла вовлечь Афины в великую войну (чтобы избежать нападок противников!), полное риторики описание Сиракуз и др.) (см.: Holm. G. Siciliens..., 1874; а вообще: Volquardsen'a. Ueber die Quellen Diodors и т. д., а также W. Stern. Zu den Quellen der sizil. Expedition, Philol., 1883, стр. 438 и сл.; Beiträge ζ. d. Quellen d. siz. Gesch., Pforzh. Progr., 1886; Busolt. Diodors Verh. z. Stoicismus, Jbb. f. kl. Philol., 1889, стр. 302 и сл.).
Гораздо ценнее в историческом отношение написанные Плутархом биографии Перикла, Никия и Алкивиада, потому что дают возможность несколько глубже заглянуть во внутреннее состояние государств, в первую очередь Афин. В основу двух последних из названных биографий — о биографиях Кимона и Перикла см. пред-
201
шествующую главу — положены, помимо прочих работ, сочинения Фукидида, Ксенофонта, Эфора, Феопомпа, Филиста, Тимея, — правда, большей частью не прямо, а через посредство ученых компиляций биографического характера (ср.: Fricke. Untersuchungen über die Quellen Plutarchs im Nikias und Alkibiades, 1869, где, впрочем, слишком уж механически отдельные части биографий приурочены каждая к одному определенному автору. См., между тем: Holm. Ук. соч., т. II, стр. 343; Holzapfel. Untersuchungen über die Darstellung der griech. Gesch. von 489-413, 1879, стр. 75 и сл., 119 и сл.; Sienion. Quomodo Plutarchus Thucydidem legerit, Berl. Diss, 1881; W. Stern, в названной выше статье об источниках истории сицилийского похода и в Beiträge zu den Quellen der sizil. Gesch., Pforz. Progr., 1886; Busolt. Plutarchs Nikias und Philistos, Hermes, 1899, стр. 280; Ε. Meyer. Die Biographie Kimons, Forschungen..., II, стр. 1 и сл.). Для последних годов войны следует обратить внимание на написанную Плутархом биографию Лисандра, обработанную в том же роде, как и биография Никия, т. е. представляющую из себя главным образом компиляцию из трудов Ксенофонта, Феопомпа и Эфора (см.: Busolt. GG., III, стр. 745 и сл.). Очень мало вместе с тем можно почерпнуть из жизнеописаний Непота (Алкивиад, Лисандр), Помпея Трога (в извлечениях Юстина) и «Военных хитростей» Полиэна (об этих авторах см.: Busolt. GG., III, стр. 750 и сл.).
Изображение политической борьбы 411-403 гг. дает Аристотель в своей «Афинской политии» (34, 3-40) на основании подлинных актов, взятых несомненно из Аттид. Попытка его дать на основании этих первоисточников картину событий, совершенно отличную от той, какую рисует Фукидид, совершенно не удалась (см.: Е. Meyer. Forschungen..., И, стр. 441 и сл., против Wilamowitz'a. Aristoteles u. Athen, т. I, стр. 99 и сл., т. II, стр. 113 и сл. и 356 и сл. и Köhler'a. Die athenische Oligarchie des Jahres 411, Berl. Sitz, ber., 1895 (ср. его же, там же за 1903 г.)). Его известия позволяют только делать частичные поправки к Фукидиду (см.: Busolt. GG., III, стр. 1476 и сл.; Judeich. Untersuchungen zur athenischen Verfassungsgeschichte, I, Der Staatsstreich der Vierhundert, Rh. Mus., 1907, стр. 300 и сл.; Volquardsen. Der Differenzen der Berichte des Thukydides und Aristoteles über den Verfassungsumsturz des Jahres 411 in Athen, Verhandl. der Hamburg. Philol. vers., 1906). Точно также и факты внутренней борьбы, особенно история Тридцати тиранов, изложены у Аристотеля в совершенно определенном освещении. Его неприязненное отношение к демократии выказывается так ясно, что Виламовиц, например, прямо считает основой изложения Аристотеля именно тенденциозную олигархическую литературу конца Vb., особенно политическое сочинение Ферамена, датированное 404 г. (см.: Wilamowitz. Ук. соч., т. I, стр. 161 и сл.; Busolt. Aristoteles oder Xenophon? Hermes, 1898, стр. 71 и сл.; Ε. Meyer. GdA., т. V, стр. 17 и сл. и 23 и сл.). Феопомп для своего рассказа об афинских демагогах, несомненно, пользовался этим же партийным сочинением
202
и наряду с ним, быть может, еще написанном в антидемократическом духе диалогом Антисфена (ср.: Hirzel. Rh. Mus., 1892, стр. 377). Несомненно, Аристотель пользовался и Аттидами (см.: Wilamowitz. Ук. соч., т.1, стр. 123), возможно, из них той именно, которой пользовался и Эфор (Андротиона) (ср.: Dümmler. N. Rh. Mus., т. 42, стр. 179 и сл.; Е. Меуег, там же, стр. 81 и сл.; А. Bauer. Literarische und politische Forschungen, стр. 155; Seeck. Quellenstudien zu des Aristoteles Verfassungsgeschichte Athens, Klio, 1904, стр. 164 и сл., 270 и сл.)
69. Непосредственно в дух и жизнь того времени переносит нас драматическая поэзия, в особенности политическая комедия и политические памфлеты, писавшиеся с определенной политической целью, а также речи. Здесь на первом месте стоит Эврипид, «философ сцены» (σκηνικόςφιλόσοφος) (см.: Nestle. Euripides der Dichter der griechischen Aufklärung, 1901), драмы которого (особенно «Гераклиды», «Андромаха», «Геракл», «Просительницы», «Ион») содержат многочисленные намеки на современные ему обстоятельства и обсуждение злободневных вопросов (ср.: Schenkl. Ztschr. f. östr. Gymn., 1862, стр. 357 и сл. и 485 и сл.; Bartels. Beziehungen zu Athen und seiner Geschichte in den Dramen des Euripides, 1889; Giles. Political allusions in the Supplices of Euripides. Class. Rev., 1890, стр. 95 и сл.; Dümmler. Prolegomena zu Piatons Staat, 1891, Kl. Sehr., I, 1901, стр. 150 и сл.; Oeri. Euripides unter dem Eindruck des sizilischen und dekeleischen Krieges, Basel, 1905; Wilamowitz. Euripides' Herakles, I2, 1895). Далее следует Кратин,* в отрывках его комедий «Дионис-Александр» и «Немесида» (G. Thieme. Quaestionum comicarum ad Periclem pertinentium cap. tria, Leipz. Diss., 1908, стр. 7 и сл.), Эвполид** в отрывках его «Демов» (Thieme. Ук. соч., стр. 48 и сл.), а также Аристофан со своими комедиями: «Ахарняне» (425 г.), «Всадники» (424 г.) (ср.: Thieme. Ук. соч., стр. 31 и сл.), «Облака» (423 г.) (ср.: Wüst. Aristophanesstudien, Gymnas. progr. München, 1908), «Осы» (422 г.), «Мир» (421 г.), «Птицы» (414 г.), «Лисистрата» и, вероятно, также «Женщины

* Кратин (ум. после 423 г. до н. э.) — известный афинский комедиограф. До нас дошли во фрагментах 28 его комедий, из которых 9 принесли ему победу на состязаниях комических поэтов. Для комедий Кратина характерна острая политическая направленность (сатира на Перикла и Аспасию) и пародия на мифы. В преклонном возрасте Кратин написал комедию «Бутылка» и на состязаниях в 423 г. до н. э. победил с ней своего молодого соперника Аристофана, выставившего тогда комедию «Облака».
** Эвполид (446-412 гг. до н. э.) — афинский автор комедий, друг, а позднее соперник Аристофана. Сохранившиеся фрагменты его произведений характеризуют Эвполида как остроумного шутника с полетом фантазии. В его комедиях (ставились между 429 и 412 гг. до н. э.) нашла отражение актуальная политическая тематика. Особенно известна его комедия «Демы», в которой автор выводит из подземного царства Аида выдающихся афинских политических деятелей (Солона, Мильтиада, Аристида, Перикла), чтобы дать советы для улучшения политических отношений в Афинах.
203
на празднике Фесмофорий» (411 г.), «Лягушки» (405 г.); наконец, нельзя не отметить приписываемый Ксенофонту тенденциозный трактат анонимного олигарха об афинском государстве,* так называемую «Афинскую политию» (см.: Kirchhoff. Abh. der Berl. Ak., 1874 и 78; Müller-Strübing. Die attische Schrift v. Staat der Athener, Philol., 4-й дополн. т., 1880, стр. 1 и сл.; первый относит это сочинение приблизительно к 424 г., последний — к 417-414 гг. Ср. также: Rettig. Ueber die Schrift ν. Staat d. Ath., Ztschr. f. östr. Gymn., 1877, стр. 241 и сл., 401 и сл. Отд. под загл. «Die Planmässigkeit der 'АО. π.», 1877; Kalinka. Prolegomena zur pseudoxenophontischen 'Ab. π., Wiener Studien, 1896, стр. 27 и сл.; Wilamowitz. Ук. соч., T.I, стр. 171; G. Hofmann. Beiträge zur Kritik und Erklärung der pseudoxenophontischen 'Ab. π., Gymnas. progr. München, 1907). Из речей имеют значение речи Андокида, известного своим доносом во время процесса гермокопидов, но лишь постольку, поскольку они подлинны: «О своем возвращении» (около 407 г.) и «О мистериях» (399 г.) (ср. обвинительную речь Лисия среди его речей, а для общего суждения об этом человеке отрывок Филохора у Дидима. Ср.: Blass. Attische Beredsamkeit, I2, стр. 280 и сл.) и, наконец, различные речи Лисия (рядом с подложной «В защиту Полистрата», 410 г.), особенно произнесенные при процессе Эратосфена по поводу отчета в 403/402 г. (см.: Wilamowitz. Ук. соч., т. II, стр. 218 и сл.) и против Агората (после 403 г.) Относительно характеристики Лисия см.: E.Schwartz. Quellenuntersuchungen zur gr. G., Rh. Mus., 1889 г., стр. 104 и сл.; I. Bruns. Das literarische Porträt der Griechen, 1896, стр. 427 и сл.; Wilamowitz. Ук. соч., т. II, стр. 374.
В значительной части этой литературы чрезвычайно живо отражаются военные неудачи и партийная ненависть и особенно озлобление против лиц, затеявших войну или защищавших ее. Поэтому необходима величайшая осторожность при пользовании подобными сочинениями, особенно комедиями, для исторических целей, как это очень ярко (впрочем, с некоторым преувеличением) доказал Müller-Strübing (Aristophanes u. die histor. Kritik, 1873). Ср. также: W. Vischer. Ueber die Benützung der alten Komödie als geschichtliche Quelle, 1840, Kl. Sehr., I, 459 и сл.; Th. Kock. Aristophanes als Dichter und Politiker, Rh. Mus., 1884, стр. 118 и сл.; Ε. Lange. Athen im Spiegel der aristophanischen Komödie, 1894. Тем не менее очень печально, что утрачено так много из источников такого рода, например, комедии Кратина и Эвполида и политический памфлет уже упомянутого фасосского литератора Стесимброта, митинговая речь Андокида «К товарищам», произнесенная незадолго до 415 г.; речь

* «Афинская полития», сохранившаяся среди сочинений Ксенофонта, до сих пор остается одним из самых загадочных творений античной литературы. Многолетние споры по поводу авторства этого произведения так и не привели к однозначным результатам: во всяком случае, подлинность его не может считаться окончательно доказанной. См.: Fontana Μ. J. L'Athenaion politeia del V secolo a. C. Palermo, 1968.
204
«О государственном перевороте» несчастного оратора Антифонта, известного в качестве одного из учредителей Совета 400 и в качестве олигарха, его защитительная речь в возбужденном против него процессе по обвинению в государственной измене (411 г.), от которой сохранилось несколько отрывков на папирусе (см.: J. Nicole. L'apologie d'Antiphon... d'apres des fragments inedits sur papyrus d'Egypte, 1907),* а также и прочих памфлетов того времени и среди них то олигархически-партийное сочинение, по-видимому Ферамена, которым пользовались Аристотель в его «Афинской политии», Феопомп и, может быть, даже Исократ (см. выше, § 68), и «Афинская полития» Крития, а также его же политии лакедемонян и фессалийцев (см.: Dümmler. Kl. Sehr. т. II, стр. 417 и сл.; противоположное мнение у Wilamowitz'а. Ук. соч., I, стр. 175 и сл.)
Надписи собраны в CIA, т. I и IV, и в Ditt. Syll2, I, регесты у Larfeld'a. Hdb. der gr. Epigraphik, 1898, τ. Η 1, стр. 7 и сл. Материал их составляют государственные договоры и декреты народного собрания (полностью или их фрагменты (ср.: von Scala. Die Staatsverträge des Altertums, т. I, 1898)), отчеты и инвентаря (во фрагментах) казначеев богини Афины и других богов, элевсинских эпистатов и эпистатов по постройке Эрехтейона, полетов (о распродаже с аукциона имущества осужденных в 415/414 гг. за повреждение герм и оскорбление мистерий), наконец, почетные и посвятительные надписи (см. у Busolt'a. GG., III, стр. 591 и сл.).
Очень жаль, что утеряно так называемое ψηφισμάτων συναγωγή — собрание постановлений аттического народного собрания и дополняющих их документов современника Феофраста—Кратера, которым так много пользовались позднейшие авторы (см.: Bruno Keil. Der Perieget Heliodoros von Athen, Hermes, т. 30, стр. 199 и сл., 214 и сл.).
Важные выводы в области аттической истории (как этой, так и других эпох) получаются также путем изучения личных имен. См.: Prosopographia attica, изд. Kirchner'oM, т. I—II, 1902.
70. Мировой характер афинской политики выступает с особенной отчетливостью в связях Афин с Западом. Уже с конца VI в. в сферу деятельности афинской торговли и политики был вовлечен и Запад, и афиняне стали принимать деятельное участие в обмене продуктов греческой промышленности на естественные богатства Италии.1 Фемистокл, проложивший дорогу морскому могуществу Афин, назвал своих дочерей «Италия» и «Сибарис»! А в эпоху Перикла афиняне завязали отношения и с Сицилией, где около 450 г. Эгеста и другие общины заключили договор с Афинами. Велико-
1 Н. Droysen. Athen und der Westen vor der sizilischen Expedition, 1882 (который, впрочем, основываясь на распространении солоновой монеты, приходит к слишком смелым заключениям); Pettier. Le commerce des vases peints attiques au VI siecle. Rev. arch., 1904, стр. 45 и сл.

* Эта речь не достигла цели: имущество Антифонта было конфисковано, дом срыт до основания, а сам об был казнен без права погребения в границах Аттики.
205
державные замыслы Сиракуз, сильно угрожавшие в тридцатых годах самостоятельности других греческих городов Сицилии, принудили не только соплеменные Афинам ионийские общины, как Регий и Леонтины, но и другие города и острова искать опоры у величайшей морской державы того времени — Афин (433/432 гг.).
Правда, Афины как раз в это время потерпели и тут чувствительное поражение от дорийского элемента. Основанный Периклом в Италии город Фурии отделился от Афин и вступил в соглашение со спартанской колонией Тарентом из-за области Сириса, на которую заявляли притязание афиняне; в 433 г. тут был основан город, получивший явно в связи с политическими устремлениями тенденциозное название Гераклеи — в честь национального дорийского героя Геракла.
Взамен этого, правда, открылась в то же время перспектива чрезвычайного усиления афинского могущества в другом направлении. На Коринфе, как и на других приморских дорийских городах, неблагоприятно отзывалась покровительственная торговая политика Афин, и самостоятельное соперничество с афинянами в Эгейском море становилось все труднее и труднее. Поэтому Коринф естественным образом стал стремиться к расширению своей торговли и своего могущества на Западе. Как раз в описываемое время к этому представился случай в виде вмешательства Коринфа в междоусобную войну, вспыхнувшую в коринфско-керкирской колонии Эпидамне, — вмешательства, о котором просило само население этого города. В Эпидамне был поставлен коринфский гарнизон (435 г.). Но дальнейший ход событий оказался неблагоприятным для Коринфа. Изгнанным из Эпидамна олигархам удалось склонить на свою сторону могущественную на море Керкиру. Город был подвергнут энергичной осаде со стороны керкирского флота. Попытка Коринфа в союзе с многочисленными соседними и дружественными ему городами помериться с керкирянами на море окончилась полной неудачей. У мыса Левкимна керкиряне одержали решительную победу; точно также не мог противостоять им и Эиидамн (434 г.). Но Керкира, конечно, не могла устоять долгое время против величайшей морской державы Пелопоннесского союза, тем более что Коринф вместе со своими союзниками напрягал все усилия для восстановления своего влияния на Ионийском море. В результате сам ход событий привел к присоединению Керкиры к Первому Афинскому морскому союзу (433 г.).
71. Не могло подлежать сомнению, что Афины, принимая в свою симмахию Керкиру, тем самым навлекли на себя опасность великой войны;1 те группы населения, которым вообще были далеки

1 Впоследствии в Афинах прямо держались того мнения, что коринфско-керкирская усобица определяла уже начало войны (см.: Aristoph., Pax, 990). Иначе думает Фукидид, считая ее еще не настоящей войной, а лишь — αιτία» кш διάφορα! πρό του πολέμου, σπονδών ξύγχυσις [жалобы и распри перед войной, нарушение договоров1; война, по его мнению, началась лишь с прекращением международных сообщений (I, 146; И, 1). См.: Strack. Hist. Ztschr., 1900, стр. 470 и сл.
206
интересы морской торговли и перспективы участия в мировой политике, т. е. землевладельцы и земледельцы, стали горячо протестовать против этого присоединения. Но как могли Афины отказаться от Керкиры, не нанеся существеннейшего вреда своим связям с Италией и Сицилией, большого ущерба всему своему торговому и политическому положению на Западе? Как могли они допустить усиление враждебной коалиции значительными морскими силами Керкиры? Поэтому они хотя отклонили (из внимания к пелопоннесцам) наступательно-оборонительный союз, но заключили союз оборонительный (эпимахию) и тотчас же отправили на Керкиру эскадру в 10 триер.
Весной 432 г. между коринфянами и керкирянами произошла битва при Сиботских островах, и первые, благодаря своему численному превосходству (150 военных кораблей против 110), уже почти одержали победу, когда в битву вмешалась усиленная до 30 кораблей афинская эскадра, принудившая коринфян прекратить сражение и вернуться на родину, ничего не добившись.
Но разве могли примириться с этим коринфяне? Они жаждали реванша и действительно добились его там, где аттическое государство было всего более уязвимо. Таким местом оказался фракийский берег, города которого всегда были ненадежными союзниками Афин; тем более, что коринфская колония Потидея, являвшаяся также главным опорным пунктом коринфской торговли с Македонией, всегда сохраняла тесные связи со своей метрополией и даже ежегодно получала оттуда свое высшее должностное лицо, эпидемиурга. Такое двойственное отношение тем более не могло быть сохранено после битвы при Сиботах, что Потидея своим поведением уже раньше навлекла на себя недовольство Афин и увеличение дани с 6 до 15 талантов (436 или 435 г.). Недоверие Афин открыто проявилось в посланном в Потидею приказе срыть все укрепления со стороны моря и не принимать более коринфского эиидемиурга. Найдя поддержку во враждебно настроенном к афинянам македонском царе* и заручившись затем у Спарты обещанием помощи, Потидея заявила о своем выходе из Союза вместе с общинами боттиеев и халкидян (432 г.). Коринфянам удалось даже послать в Потидею вспомогательный отряд в 1600 пелопоннесских гоплитов и 400 легковооруженных; в результате между афинянами и пелопоннесцами неминуемо должно было произойти столкновение. Сильное афинское войско приступило к обложению города, которое было закончено весной следующего 431 г.
72. В эти-то тяжелые времена противники политики Перикла еще раз попытались повернуть дело в пользу мира. Это могло уда-

* В это время у власти в Македонии находился Пердикка II, сын Александра I Филэллина. Подробно об участии Македонии в Пелопоннесской войне см.: Hammond N.G. L., Griffith G. Т. A History of Macedonia. Vol.11. Oxford, 1979. P. 115-141.
207
сться только в случае падения Перикла. А в его деятельности были, конечно, кое-какие стороны, которые вызывали неудовольствие и недоверие даже в демократически настроенных массах, и нападки на которые могли до известной степени рассчитывать на успех. Строительная деятельность Перикла, беспощадно уничтожавшая все старое и не пощадившая даже наиболее чтимых святынь при перестройке акрополя, не могла не затрагивать за больное благочестивых чувств. Очень предосудительным казалось далее общение стоявшего у кормила правления государственного человека с такими людьми тогдашнего просвещения, как Анаксагор, Протагор и др., а также его отношения с принадлежавшей к этому же кругу Аспасией, в которой недоброжелатели видели только гетеру.1 С другой стороны, может быть и тогда уже существовала оппозиция, которой правление Перикла казалось далеко недостаточно демократическим, и которая в союзе с оппозицией высших кругов могла иметь известное влияние. В то время как демократия, на которую опирался Перикл, была ослаблена тем, что недовольные воинственной политикой Перикла земледельцы частью подкрепили ряды сторонников олигархии,2 приобретала все более и более твердую почву радикальная партия, вожди которой и ораторы, люди из среды ремесленников, как Клеон и др., неизмеримо ближе стояли к духовному уровню массы, чем аристократ Перикл; в союзе с комедией они один перед другим старались возбудить недоверие массы к управлению государством, которое так во многом, казалось, напоминало монархию Писистратидов и тем самым слишком легко могло быть выставлено как опасность для народовластия. Было бы непонятно, если бы в такое время, когда так много было поставлено на карту, лица, заинтересованные в мире, не воспользовались этим положением, чтобы нанести возможно больше вреда представителю политики войны. Весьма вероятно поэтому, что знаменитые тенденциозные процессы против Фидия, технического руководителя строительными работами, против Анаксагора, главного представителя естественно-научного просвещения, и против Аспасии происходили в последние годы перед началом великой войны. И хотя утверждение Аристофана 3 и Эфора,4 что Перикл вызвал войну только для того, чтобы сделать эту оппозицию безвредной, и является совершенно произвольным и исторически недоказанным, но, с другой

1 Вопрос о том, была ли Аспасия первоначально гетерой, не может быть решен так бесповоротно утвердительно, как его решает Виламовиц (Aristoteles u. Athen, И, 99). Ср.: Judeich. Aspasia у Pauly-Wissowa.
2 О настроении обоих этих классов Аристофан еще в 392 г. говорил: Ναΰς δει καθέλκειν τω πένητι μεν δοκκΐ. τοις πλουοίοις δέ και γεωργοΐς ού δυκεί [нужно спускать корабли в море — бедняк решает, а богачи и земледельцы не решают] (Eccl., 197-198).
3 Aristoph. Pax, 602-603.
4 См.: Diod., XII, 40, 6; Plut. Per., XXXII. Ср.: Schöll. Der Prozess des Phidias, Sitz. ber. der bayer. Akad., Phil. hist. Kl., 1881, 1, стр. 13 и сл.
208
стороны, нет достаточных оснований предполагать, что эти обвинения были впервые отнесены Эфором непосредственно к началу войны ради доказательства его тезиса. Только обвинение против самого Перикла несомненно относится к другому времени.1 Лично на Перикла тогда никто еще не осмеливался нападать.
Что же касается того, какой успех имели остальные обвинения, то исход процесса против Фидия (по ложному обвинению в утайке золота, при создании им статуи богини-покровительницы города) совершенно затемнен в предании.2 Относительно Анаксагора противники (несмотря на защиту Перикла), пользуясь невежеством толпы, добились по крайней мере того, что он был признан виновным в преступлении против религии и приговорен, как кажется, к крупному штрафу, и, чтобы избежать худшего, должен был навсегда оставить Афины.3 Религиозный фанатик Диопиф, прорицатель и жрец тайных культов, слишком хорошо подготовил тут почву, опираясь на пресловутое принятое народом решение, по которому употреблявшаяся только в случае тяжких государственных преступлений форма обвинения — исангелия, была определена и против тех, кто отрицал существование богов (та θεία) или распространял теории о небесных явлениях (τΰ μετάρσια)! Такая квалификация обвинения против Анаксагора делала оправдательный исход процесса в данном случае невозможным. Она обрушивалась не только на его определение солнца, как раскаленной массы железа, но и вообще на всю его метеорологическую систему, также не вязавшуюся с народным верованием в поражающую силу молний Зевса, как учение его сотоварища по судьбе Галилея не вязалось со всем средневековым мировоззрением и неминуемо создавало критическое отношение к предметам народного верования.4 Процесс же против Аспасии, обвиненной в безбожии

1 Это доказали: Beloch. Die attische Politik seit Perikles, стр. 25, 230 и сл.; Duncker. Gesch. d. Α., IX, 463 и сл.; Swoboda. Ueber den Prozess des Perikles, Hermes, т. 28, 1893, стр. 536 и сл.
2 Ср. анализ предания у Schöll'a. Ук. соч., стр. 13 и сл.; также ср.: Lbschcke. Phidias Tod und die Chronologie des olympischen Zeus, Hist. Unters. A. Schäfer gewidmet, Bonn, 1882; Müller-Strübing. Die Legenden vom Tode des Phidias, Jbb. f. Philol., 1882, стр. 314 и сл.
Schöll относит процесс к седьмому году до Пелопоннесской войны, ссылаясь на Филохора (стр. 20 и сл.); но это место вовсе не подтверждает его мнения. См. противоположное мнение Furtwängler'a в его Meisterwerke der griech. Plastik, 1893, стр. 58 и сл.
3 Что последовал смертный приговор, как полагает, например, Е. Meyer. GdA., IV, 277, то это предположение исключается тем, что Анаксагор еще долгие годы жил, весьма почитаемый всеми, в одном из союзных с Афинами городов.
4 См.: Geffcken. Die ασέβεια des Anaxagoras, Hermes, 1907, стр. 130 и сл. Но, конечно, даже Диопиф не может равняться с каким-нибудь Лигуори, у которого смута нравственных понятий заходит настолько далеко, что он в случаях наличности «ереси» требует доносов от родителей на детей, а от детей — на родителей!
209
(ασέβεια) и сводничестве (προαγωγεία), кончился оправданием, благодаря личному вмешательству ее супруга.1
73. Также и на ход внешней политики нападки противников Перикла не оказали никакого влияния. Когда Фукидид утверждает, что во время предшествовавших войне переговоров Перикл был руководителем афинской политики, облеченным полным доверием громадного большинства граждан, которые во всех важных вопросах исполняли его предложения,2 то это утверждение вполне соответствует действительности. Доказательством могут служить энергичные действия против Мегар, которые, со времени своего отпадения в 446 г. и участия в коринфском нападении на Керкиру, возбуждали к себе в афинянах глубокую ненависть и в последнее время разжигали ее еще разными выходками. Уже в 432 г. Перикл провел в народном собрании постановление, по которому были закрыты для Мегариды рынок Афин и все союзные гавани. Вследствие географического положения этой маленькой страны такое прекращение связей и торговли грозило ей полным экономическим разорением, а кроме того противоречило, если не формально, то фактически, договорам с Пелопоннесским союзом.3
Так, казалось, рассчитались афиняне за нарушение договора со стороны Коринфа, пославшего войско в Потидею; и Коринф, которому, ввиду энергичных действий афинян против Потидеи, угрожала верная гибель колонии и запертых там сограждан, тоже не упустил случая воспользоваться благоприятным моментом. Вместе с мегарцами и др. он принес в Спарту жалобу на Афины, и ему удалось

1 Я считаю браком отношения уроженки Милета Аспасии и Перикла, хотя по аттическому праву это был конкубинат, так как милетцы не имели эпигамии (права вступать в брак) с афинянами; поэтому сын их Перикл был νόθος (незаконнорожденный). Впрочем, по постановлению народа, он был занесен во фратрию и в списки граждан. См. литературу по этому вопросу y Busolt'a. GG., т. III 1, стр. 505 и сл.
2 Thuc., I, 127: ών γάρ δυνατώτατος των κα&' εαυτόν κα'ι αγων τήν πολιτείαν ήναντιοΰτο πάντα τοις- Λακεδαιμονίοις και ουκ εϊα ύπείκειν, άλλ' ές τόν πόλεμον ώρμα τούς Αθηναίους [будучи самым влиятельным из своих современников и руководя государством, он всячески противодействовал лакедемонянам и не допускал до уступок, а возбуждал афинян к войне].
3 Klett. Das megarische Psephisma, Korrespondenzbl. f. d. Gel.-u. Realschulen Württemb., 38, 1891, стр. 375 и сл., 473 и сл., отличает от этой псефисмы, относящейся к 432 г. (Thuc, I, 67), более древнее запрещение (на которое будто бы есть указание у Фукидида (I, 42)) ввоза на аттический рынок мегарских товаров, которое он относит ко времени еще до осложнений на Керкире. Об упоминаемой Плутархом псефисме Харина, которую следует отличать от запретительной торговой меры Перикла, ср. также: Kerschow. Das megarische Psephisma, Comment, phil. Monac, 1891, стр. 22. Псефисма Харина была проведена уже после начала войны, после убийства афинского вестника, за что афиняне сделали мегарцев ответственными.
210
склонить большинство народного собрания κ неблагоприятному Афинам постановлению, несмотря на противодействие царя Архидама, выступившего решительным сторонником мира. Правда, спартанское народное собрание постановило только то, что Афины виновны в нарушении договора. Но в союзном совете пелопоннесцев, собравшемся осенью 432 г. в Спарте, огромное большинство высказалось прямо за войну. Даже национальное божество в Дельфах обещало свое содействие.1
Такой решимости, казалось, соответствовали и предъявленные афинянам требования. Они должны были отменить принятые против Мегар меры, снять осаду с Потидеи и возвратить свободу эгинцам. Было потребовано даже изгнание Перикла, так как над ним тяготело древнее кровавое преступление дома Алкмеонидов! Требование это, конечно, было рассчитано только на то, чтобы путем систематического науськивания суеверной толпы на просвещенного государственного человека дать пищу и без того существовавшему подозрению в безбожии и повысить смуту в умах! Если заявление спартанской экклесии о нарушении Афинами договора не вело еще к неминуемой войне, то такие требования неминуемо должны были вести к ней, тем более что Спарта после отклонения их2 выставила ультимативное требование, чтобы Афины «освободили» своих подданных и отказались от своих державных нрав. Требование это, конечно, не было выставлено всерьез, а рассчитано только на то, чтобы ввиду решенной войны приобрести сторонников среди союзников Афин и вообще создать в Элладе благоприятное для себя настроение. «Война должна быть борьбой с тиранией Афин и носить печать войны за освобождение»,3 что было тем легче в силу господствовавшего как среди союзников Афин, так и в самих Афинах взгляда, по которому сюзеренное господство давно уже и привычно рассматривалось как тирания. Ώς τυραννίδα γαρ ήδη έχετε αυτήν, ήν λαβείν μέν ίίδικον δοκεΐ είναι, άφεΐναι δέ έπικίνδυνον [«ваша власть уже является тиранией, а насколько несправедливо домогаться таковой, настолько же опасно ее оставлять»], — говорит Фукидид (II, 63, 1). Еще решительнее выражается Клеон (Thuc, III, 37, 40)! Более действенного призыва на борьбу против Афин трудно было найти.4

1 Thuc., I, 118, 3; 123, 1; II, 54, 3.
2 Выпад против Перикла был парирован требованием, чтобы спартанцы сначала сами себя очистили от кощунства, которое они нанесли Посейдону Тенарскому и Афине Меднодомной, когда избивали моливших о защите илотов, а также вспомнили о своем образе действия по отношению к Павсанию, победителю при Платеях.
3 Busolt. GG., т. III, стр. 848.
4 Следует припомнить также выступление против Перикла вождя олигархической партии, вступившегося за подвергнутого, по его мнению, насилию союзника, а также комедию Аристофана «Вавилоняне» (426 г.), в которой хор состоял из союзников, выступавших в качестве рабов-варваров рабочими на мельнице господина-демоса.
211
74. Существовало мнение, что Афины могли бы избежать войны путем уступок, главным образом в мегарском вопросе, и что неуступчивость их объясняется не соображениями реального характера, но чисто личной политикой Перикла, который систематически вел к разрыву с пелопоннесцами, чтобы посредством войны избежать осложнений внутренней политики. Как некогда он «способствовал воспламенению классовой борьбы в Афинах», так теперь он будто бы вызвал эллинскую междоусобную войну, чтобы путем крупных внешних предприятий отвлечь народное недовольство, вызванное его «монархической системой» управления.1
Никаких доказательств в пользу этого мнения привести нельзя. Напротив, не может быть никакого сомнения в том, что война между двумя главными государствами Эллады, между демократией и олигархией, в конце концов была неминуема.2 Классовая борьба между имущим меньшинством и большинством народной массы, все более и более заполнявшая содержание внутренней жизни в эллинских государствах, всюду имела тенденцию выйти за пределы отдельных государств, так как олигархические элементы городов афинского государства естественно тянули к Спарте, а демократы Пелопоннеса к Афинам. Создавалось таким образом положение, которое являлось постоянной угрозой, с одной стороны, суверенной власти Афин, с другой — гегемонии Спарты. И разве в Спарте могли спокойно созерцать, как в связи с систематическим расширением и материальным усилением афинского государства не только все печальнее становились надежды на будущность защищаемого ею принципа вне пределов Пелопоннеса, но и создавалась непреоборимая поддержка для все усиливавшейся демократии внутри самого Пелопоннеса? Это чрезвычайно напряженное положение стало совершенно невыносимым, когда вследствие керкирских событий грозила осуществиться перестановка взаимного соотношения сил.3
Эта перестановка взаимного соотношения сил означала в то же время значительное усиление хозяйственного превосходства господствовавших на море Афин, что при исключительно хозяйственной политике Афин было вдвойне опасно. После того, как Афины сделали себя, за счет своих подданных, хозяйственной метрополией для всей союзной области и стали регулировать обмен в пределах союза лишь в интересах собственного городского хозяйства, естественно,

1 Так полагает, по примеру Аристофана, Андокида и др., особенно в последнее время Beloch (Attische Politik seit Perikles, стр. 22 и сл.; GG., I, стр. 517 и сл.) — Об отношении Эфора к данному вопросу ср.: Vogel. Ephoros und Diodor über den Ausbruch des peloponnesischen Krieges, N. Rh. Mus., т. 44, 1889, стр. 532 и сл.
2 Это признает также и Beloch. GG., I, стр.518 и сл.
3 Ср.: Е. Meyer. Die Ausbruch des peloponnesischen Krieges, Forschungen..., II, стр. 296 и сл. Утверждение Виламовица, в упомянутой выше «Festrede», что будто афиняне «были вовлечены в войну ради единства и чести нации» — громкая фраза без содержания.
212
не заставило себя ждать то, что это положение Афин, как монополиста, чем дальше, тем больше превращалось в экономическое господство над всем эллинским миром. Автор памфлета против афинской демократии прямо говорит, что экономическая политика Афин систематически была направляема на то, чтобы по возможности оттеснить соперников и противников от моря.1 Что это значило, легко выясняется: стоит только наглядно представить себе общее положение эллинской экономической жизни. Как мы видели, разделение производительности по отдельным местностям, связывавшее отдельные производственные области друг с другом и создававшее обоюдное сотрудничество их, благодаря чему образовывалась прочная связь их экономических интересов, могло развиваться в системе городов-государств лишь далеко не удовлетворительно, в то время как, с другой стороны, хозяйственные области, расположенные на периферии эллинского мира — Понт, Египет, Италия — приобретали все больше и больше значения для эллинских государств. Они доставляли эллинам большую часть важнейшего для них ввозного продукта — хлеба и, с другой стороны, были важнейшими потребителями продуктов эллинской добывающей и обрабатывающей промышленности. Такое положение, естественно, вызывало ревностное соперничество в укреплении этих важных в смысле вывоза и ввоза областей2 и, тем самым, создавало постоянную опасность для мира, особенно в описываемое время, когда экономическое соперничество с господствовавшими на море Афинами делалось все труднее. И без того напряженное состояние должно было обостряться еще более потому, что насильственное его разряжение не могло быть откладываемо в долгий ящик. И действительно, уже Фукидид ясно сознавал, что противоречие интересов имелось не столько между Афинами и Спартой, сколько, в гораздо большей степени, между Афинами и дорийскими морскими государствами, противоречие непримиримое, потому что оно вытекало из столкновения жизненных экономических интересов.
75. Если же вспышка великой войны была неизбежна, то обратное овладение Мегарами имело для Афин огромную важность. Владея легко заграждаемыми Геранийскими перевалами, так близко пододвинувшееся к Пелопоннесу афинское государство, сухопутные силы которого далеко уступали пелопоннесским, сделалось бы почти неприступным, а Аттике и аттическому крестьянству перестала бы угрожать постоянная опасность вторжения превосходящего их силами неприятеля. Обладание Пагами, мегарским портовым городом, устранило бы для афинской торговли с Западом кружной

1 Ps-Xen. Athen. Pol., II, 12: πρόςδέ τούτοις ('ίλλοσε αγειν ουκ έάσουσιν οϊτινες αντίπαλοι ήμϊν είσιν ή ού χρήοονται τ\] Ώαλάττη [сверх того не позволять вывозить в другое место тем, кто является нашими противниками или кто не будет пользоваться морем].
2 Хорошо обосновано у Riezler'n. Ук. соч., стр. 79 и сл.
213
путь вокруг Малейского мыса, в силу чего она могла бы более успешно бороться с коммерческим соперничеством Коринфа. Наконец, греческие союзники пелопоннесцев в Средней Греции оказались бы изолированными и осужденными на бессилие против Афин. Отступление же в мегарском вопросе было бы для афинян равносильно отказу на неопределенное время от решения всех этих вопросов. Конечно, Афины должны были пойти на уступки, если бы вообще можно было избежать войны, или если бы отступление было возможно без потери престижа у союзников, без уменьшения доверия граждан к решительности своих вождей и, в связи с этим, без ослабления вообще положения Афин в несомненно предстоявшей им войне. Но была ли действительно дана эта conditio sine qua поп? Разве все не указывает на то, что противная сторона твердо решила начать борьбу как раз в это время, когда у Афин возникли осложнения во Фракии? Обещание, данное спартанским правительством Потидее до ее отпадения, — ответит на нападение Афин на Потидею вторжением в Аттику (Thuc, I, 58), а также безусловная уверенность в победе, с которой пелопоннесцы начали войну (Thuc, V, 14), — все это дает право уже заранее признать, что мир мог быть куплен только ценой унижения Афин. Еще вероятнее то, что подчинение воле Спарты приводило бы за собой только все новые и новые требования, пока война все равно не разразилась бы.1 Могли ли Афины при таких обстоятельствах сделать что-нибудь другое, кроме как предложить третейский суд на условиях равноправности сторон;2 и разве противная сторона сама не признала впоследствии, что Спарта поступила неправильно, отказавшись от третейского суда — вопреки существовавшему договору? (Thuc, VII, 18).
76. После всего сказанного, ничто, по-видимому, не дает права приписывать Периклу — как это делается даже одним из симпатизирующих ему авторов — ту scelleratezza, которая так восхищала Макиавелли в современных ему государствах.3 Что в нем действительно нужно подчеркнуть, так это ум и осторожность государственного мужа, соединенные со смелой решительностью. Точно также и поведение великого государственного деятеля не дает никакого основания усомниться в честности его убеждений, когда он поступал именно так, а не иначе. Он действовал в интересах государства, не думая о своем личном положении, хотя, конечно, знал, что война скорее поколеблет его, чем укрепит (Thuc, II, 59). Имея в виду

1 По словам Фукидида (I, 140), этот аргумент приводил сам Перикл. Beloch (GG., I, 516), конечно, и в этом видит только «фразы». Ср., напротив: А. Bauer. Phil., т. 46, 1888, стр.466; Holm. GG., II, 363 и 373, которые очень удачно отмечают влияние Коринфа на решение спартанцев.
2 По мнению Beloch'a (там же), это предложение являлось лишь насмешливым вызовом противников. Ибо «где можно было найти третейского судью, раз вся Эллада разделилась на два лагеря».
3 Nissen. Ук. соч., стр. 422.
214
значительный перевес сухопутной армии пелопоннесцев и союзников из Средней Греции (беотийцев, фокидцев, локров),1 Перикл наметил следующий план войны: избегая всякого крупного сражения на суше, блокировать и опустошать с помощью флота пелопоннесские берега, одним словом — план, который можно определить как «стратегию утомления»; такой план исключал возможность быстрых и блестящих успехов, а с другой стороны, требовал от всего аттического сельского населения огромной жертвы: оно должно было покинуть дома и земли, бежать в город и оставаться безучастным зрителем разрушения своего благосостояния, которое должно было наступить вследствие ежегодно повторяющегося опустошительного вторжения неприятеля, а это, при садовой культуре земли, обрабатываемой под виноградники, масличные и фиговые плантации, грозило земледельцам полным разорением.2 Подобное требование подвергало доверие граждан жестокому испытанию и могло быть тем опаснее для виновника всего этого бедствия, что как раз среди сельского и земледельческого населения его политика насчитывала осо-

1 Pflugk-Harttung. Perikles als Feldherr, 1884, отрицает, опираясь на совершенно недостаточные основания, неравенство сухопутных сил Афин и Спарты, по нашему мнению, достаточно засвидетельствованное Фукидидом. Ср.: Pöhlmann. Hist. Ztschr., 1885; Beloch. Philol. Anz., 1886, стр. 322. Beloch (Ук. соч., стр. 23), правда, соглашается с высказанным здесь осуждением плана Перикла и видит в нем лишь плохую копию стратегии Фемистокла. Ср. также: Egelhaaf. Analekten ζ. griech. Gesch., 1886, стр. 1 и сл. («die kriegerischen Leistungen des Perikles»); также: Pflugk-Harttung. Ztschr. f. östr. Gymnas., 1888, стр. 421 и сл. («Perikles u. Thukydides»); Busolt. Festschr. f. Friedländer, 1895, стр. 538 и сл. Меткую критику новейших неблагоприятных суждений о стратегии Перикла дают: Н. Delbrück. Die Strategie des Perikles erläutert durch die Strategie Friedrichs des Grossen, 1890; A. Bauer, в I. ν. Müllers Jahresber., т. 60, 1890, стр. 123 и сл. Опасность блокады для народного хозяйства в Пелопоннесе очень хорошо обрисовывает Busolt (GG., т. III, стр. 899 и сл.). Впрочем, Бузольт полагает, что «глубоко правильные военные планы» Перикла представляли из себя все-таки «нечто одностороннее и доктринерское» и для их осуществления не хватило бы энергии и предприимчивости.
Для оценки финансовых и военных сил воюющих сторон, особенно Афин, см.: Beloch. Zur Finanzgesch. Athens, Rh. Mus., т. 40, 1885; Der φόρος der athenischen Bündner, Philol., т. 40, 1882, стр.652 и сл.; Die Bevölkerung der griech.-röm. Welt, 1886, стр.60 и сл.; Griechische Aufgebote, Klio, 1905, стр.341 и сл., 1906, стр.34 и сл.; E.Meyer. Forschungen..., II, стр. 149 и сл.; Busolt. GG., III, стр. 858 и сл.
2 Относительно уничтожения виноградных лоз см.: Aristoph. Ach., 182, 232, 512; фиговых деревьев: Aristoph. Pax, 628. Кроме того: V.Hehn. Kulturpflanzen u. Haustiere, 1894, стр. 95; Neumann и Partach. Physik. Geogr. Griechenlands, стр. 419. Относительно местностей Аттики, усаженных масличными деревьями, которые стали «голыми» после вражеского опустошения, см.: Lys., VII. О психологическом воздействии на земледельческое население вынужденной отдачи страны, см.: Busolt. GG., III, стр. 925.
215
бенно много противников. Тот факт, что Перикл, несмотря на все это, признал неизбежное и бесповоротно пошел ему навстречу, указывает на удивительную дальновидность его взглядов и объективность его решений.'
77. Первые неприязненные действия* исходили из Средней Греции, где беотийцы, фокидцы и восточные локры почти что прямо присоединились к Пелопоннесскому союзу.2 Фиванцы первые неожиданно напали на Платеи, расположенные всего в 12 1/2 километрах от Фив на дороге к Истму и в Аттику; обладание этим пунктом должно было обеспечить в предстоящей войне важное для Фив соединение с пелопоннесцами (начало 431 г.). Нападение не удалось, и платейцы жестоко отомстили нападавшим, которые попались им в руки. Афины, в свою очередь, усилили принятые уже раньше меры против Мегар; в ответ на это Спарта опустошительным вторжением в Аттику (в мае 431 г.) открыла общую войну.3 Афиняне ответили на это разорением пелопоннесских берегов, изгнали эгинцев с их острова4 и, после ухода неприятеля из Аттики, опустошили Мегары; в ответ на это последовало весной 430 г. под предводительством Архидама второе вторжение пелопоннесцев, от которого сильно пострадала вся Аттика вплоть до Лавриона. Ни одна сторона, однако, не достигла при этом решительных успехов. Присоединение κ Афинскому союзу острова Кефаллении произошло без борьбы, но нападение на мессенский прибрежный город Мефону (431 г.), а также предпринятое Периклом со значительными военными силами нападение на Эпидавр и все попытки взять Потидею (430 г.) потерпели крушение.

1 Так же думает и Delbrück. Ук. соч., стр. 99.
2 Кроме того, присоединились к антиафинской коалиции колонии Коринфа: Амбракия, Анакторий и Левкада.
3 Против общепринятой, ведущей свое начало от Фукидида, датировки войны с нападения фиванцев на Платеи (431 г.) ср. из последних работ: Müller-Strübing. Das erste Jahr des peloponnesischen Krieges, N. Jahrb. f. Philol., 1884, стр. 576 и сл. и 657 и сл. (много ошибок); А. Dammann. Der Anfang des pelop. Krieges, Piniol., 1899, стр. 132 и сл.; L. Herbst. Там же, 1888, стр.115. Противоположного мнения справедливо держится Busolt. GG., т. III, стр. 903 и сл.
4 На основании обвинения в тайных связях со Спартой. Последняя поселила их в Фиреатиде, а Эгина была заселена аттическими клерухами.
* Относительно предыстории и начала Пелопоннесской войны см.: KaganD. l)The Outbreak of the Peloponnesian War. Ithaca-London, 1965; 2) The Archidamian War. Ithaca-London, 1971; Ste. Croix G. E. M. de. The Origins of the Peloponnesian War. London, 1972. В отечественной историографии вообще о Пелопоннесской войне см.: Ленцман Я.А. Пелопоннесская война. — Древняя Греция. М., 1956. С. 267-348. Для общей оценки ср. также.: Исаева В. И. Принципы межполисных отношений в Греции конца V-середины IV в. до н. э. — Античная Греция. М., 1983. Т. II. С. 73 и сл.
216
Мы не вправе возлагать ответственность за незначительные успехи или даже неудачи этих первых лет войны на мнимое неумение ведения войны афинянами. Во всяком случае огромное значение в этом отношении имело постигшее Афины, во время второго вторжения Архидама, бедствие, предвидеть которое ни один человек не мог — в переполненном городе1 и во флоте страшно свирепствовала чума,2 которая, по словам Фукидида (III, 87), похитила в течение 430, 429, 427, 426 гг. больше четверти всех способных носить оружие.3 Под впечатлением всех этих несчастий — разрушения народного благосостояния, эпидемии, военных неудач — противникам Перикла удалось даже склонить обескураженный и раздраженный народ к мирным переговорам со Спартой и, начав против Перикла судебное дело, добиться отрешения его от должности стратега (посредством апохиротонии)* и обвинения в растрате4 (октябрь? 430 г.).
После того, как еще за год до этого народ восхвалял Перикла как человека, которому афиняне верят, поручив ему сказать надгробное слово (λόγος επιτάφιος) в честь павших воинов во время торжественного публичного их погребения (эта была та речь, которая дала Фукидиду повод еще раз перед началом своего политического падения сказать устами великого государственного мужа об идеальном величии свободной афинской общины);5 после того, как даже в этом несчастном году Периклу удалось силой своего могучего красноречия

1 Люди жили в бараках, в башнях городской стены, всюду, где можно было найти хоть какой-нибудь кров. Ср.: Aristoph. Equ., 792-793, где сказано, что народ живет «в бочках, вороньих гнездах и башнях».
2 Ср. знаменитое описание у очевидца Фукидида (II, 47). О поведении аттического населения по сравнению с другими см.: Holm. GG., И, 395, который указывает на описание миланской чумы, сделанное Манцони. Эпидемия эта не была то, что называют чумой, т. е. восточной бубонной чумой. Ср.: W. Ebstein. Die Pest des Thukydides, 1899; Nochmals die Pest des Thukydides, Deutsche medizinische Wochenschr., 1889, № 36. По мнению этого автора, дело идет о «тяжелой заразительной болезни, принявшей широкий эпидемический характер». Риторическую обработку текста Фукидида дает Лукреций (VI, 1136-1137). Ср.: Schröder. Lukrez und Thukydides, 1898.
3 См.: Beloch. Die Bevölkerung der griech.-röm. Welt, стр. 60 и сл.
4 Против распространенного предположения о том, что Перикл не был снова избран весной 430 г., а также о ходе процесса, ср.: Swoboda. Der Prozess des Perikles, Hermes, т. 28, 1893, стр. 536 и сл. Возбудил обвинение Совет по инициативе фанатичного врага Перикла, Драконтида. Назначенный гелиастами штраф составлял, вероятно, — как и для Мильтиада и Демосфена — неимоверную сумму в 50 талантов. См. также: Löschcke. Hist. Unters., f. Α. Schäfer, стр. 33.
5 Thuc, II, 35-46. Ср.: Ε. Lange. Ук. соч., стр. 617 и сл. и литературу у Busolt'a. GG., т. III, стр. 674, который на стр. 949 говорит против мнения Е. Meyer'a (Forschungen..., II, стр. 394 и сл.) и справедливо утверждает, что эта речь сохранила зерно исторической достоверности.
* Апохиротония — отвержение, отменение чего-либо (закона, договора) или смещение кого-либо (должностного лица) через поднятие рук в народном собрании.
217
побудить павший духом народ с новыми силами вести войну дальше, — эта катастрофа является еще более трагичной. В то же время это было моральное банкротство радикальной демократии!
78. Так как Спарта предъявила неприемлемые требования, то приходилось во что бы то ни стало продолжать политику и стратегию Перикла; а так как, несмотря на завоевание Потидеи зимой 430/429 гг., война и в дальнейшем не приобрела более благоприятного оборота, то над враждебными чувствованиями снова восторжествовало убеждение, что без Перикла не обойтись. «Как это свойственно толпе, — говорит Фукидид, — они выбрали его вскоре после этого в стратеги и возложили на него все государственные дела; они стали менее чувствительны к тем домашним невзгодам, которые каждому пришлось перенести за это время; а в отношении забот о нуждах всего государства они считали наиболее его к тому способным» (II, 65, 4).1 Впрочем, это обстоятельство уже не имело влияния на ход политических и военных событий, так как Перикл, перенесший такие жестокие удары судьбы и удрученный к тому же семейным несчастьем (смертью обоих законных сыновей), в том же году заболел и после продолжительной болезни скончался (429 г.).
79. Утрата Перикла была для Афин невосполнима. После него никогда уже более не было у них человека, который со знанием стратега соединял бы неоспоримый авторитет на Пниксе. Никий,2 также долгое время исполнявший должность стратега, не мог при своих ограниченных дарованиях в деле государственного правления и при своих умеренно-демократических взглядах долго выдерживать натиск популярного радикализма, в лице таких народных вождей, как Клеон и др. Так было положено начало разделению стратегии и демагогии, командованию войском и руководству народом, — разделению, которое постепенно привело к известному антагонизму между гражданскими и военными вождями.3 Вредное влияние этого антагонизма на государственное управление должно было все более и более усиливаться по мере того, как возрастающее могущество демагогов ставило исполнительную власть во все более и более расслабляющую зависимость от Пникса. Такое направление становилось вдвойне опасным при расширении театра военных действий; уже в первые годы в войну были вовлечены такие области, как Эпир, Этолия, Акарнания,4 Македония,

1 Переизбрание последовало, вероятно, при выборах стратегов весной 429 г. См.: Gilbert. Beiträge zur inneren Geschichte Athens im Zeitalter des pelop. Krieges, 1877; Beloch. Attische Politik, стр. 26 и сл.; Swoboda. Ук. соч., стр. 587 (против предположения об экстраординарном переизбрании).
2 О Никии см.: Gilbert. Beiträge, стр. 146; Holm. GG., II, стр. 443; Beloch. GG., II, 49 и сл.; Busolt. GG., III, 998 и сл.
3 См.: Gilbert. Ук. соч. (Strategen und Demagogen); а также: Volquardsen. Bursians Jahresber., т. 19, стр. 51.
4 Победа акарнанян над союзными эпиротами и пелопоннесцами при Стратосе. Двойная победа при Навпакте (429 г.), одержанная под начальством Формиона афинским флотом, предназначенным для блокады Крисейского залива и пресечения коринфской торговли. Позднее (426 г.) на этом театре войны (Средняя Греция) действовал с переменным успехом Демосфен.
218
Фракия, которые до тех пор принимали едва заметное участие в общей жизни греческих государств; позднее — вследствие конфликтов между дорийскими и ионийскими городами Сицилии — война захватила также и западных греков (427 г.)1.
К тому же, общее политическое положение в значительной степени усложнялось еще тем, что в то время, с одной стороны, в Афинах демократический принцип получил свое наиболее резкое выражение, в виде радикальной демагогии, с другой стороны — вновь выступили на сцену и аристократические элементы. Вызванное господствующей олигархией отпадение Митилены и кровавая расправа над ней афинян2 (427 г.), попытка олигархов Керкиры склонить остров к отъединению от Афин и последовавшая за этим ужасная междоусобица (427 г.) придали войне еще и другой характер. До сих пор она велась главным образом против гегемонии Афин, теперь же все больше и больше превращалась в смертельную борьбу между олигархией и демократией, благодаря чему война между государствами была перенесена в недра общин и стала войной гражданской. Так как демократический принцип постоянно искал опоры в Афинах, а олигархия — в Спарте, то происходило такое переплетение внутренней смуты с внешней войной, которое вследствие тайных связей враждующих партий с неприятелем, налагает на политическую борьбу отпечаток самого дикого насилия, издевающегося над всеми правовыми и нравственными нормами (ср. образцовый анализ симптомов этой политической болезни у Фукидида (III, 82)).
Достаточно вспомнить такие факты, как принятие афинским народным собранием предложения Клеона — казнить всех взрослых мужчин Митилены и продать в рабство женщин и детей, и последовавшее на другой день, после отмены этого ужасного предложения, «более мягкое» решение, — если только тут не произошло порчи текста Фукидида, — но которое все же стоило жизни более

1 С помощью афинян (под начальством Лахета) союзные с ними сицилийские города успешно отстояли свою независимость против сиракузских стремлений к гегемонии (427 г.). См.: Dieckmann. Die Bedeutung des westlichen Kriegsschauplatzes im archidamischen Kriege, 1873.
2 Против попытки Müller-Strübing'ά (Thukydideische Forschungen, 1881, стр. 49 и сл.) совершенно вычеркнуть из истории избиение 1000 митиленцев, как изобретение «кровожадного интерполятора» и врага афинской демократии, ср.: A.Bauer в Philologus, т. 43, 1884, стр. 362. К тому же: Schütz. Ztschr. f. d. Gymnasialw., 1881, стр. 455, который думает, что такое большое число есть следствие описки и возникло из гораздо меньшего. Так же думает Busolt (GG., т. III, 1030). Об остальных действиях Афин против Митилены и о клерухах на острове ср.: Holzapfel в N. Rh. Museum, т. 37, стр. 448 и сл., т. 38, стр. 631 и сл.; Stahl. Ueber rine angebl. Lücke im Text des Thukydides, там же, стр. 143 и сл. О предполагаемой амнистии афинян: там же, т. 39, стр. 458 и сл.; Swoboda. Zur Gesch. d. att. Kleruchen, Serta Harteliana, стр. 28 и сл.
219
чем тысяче митиленских аристократов и постановило раздел большей части острова Лесбоса между афинскими клерухами (2700!); или же кровавый олигархический государственный переворот в Керкире и последовавшее за свержением олигархов избиение их, длившееся семь дней; или случившееся позднее страшное избиение многих сотен пленников демократами, поддерживаемыми афинянами; или ужасную расправу с Платеями, взятыми в 427 г. пелопоннесцами и беотийцами,1 когда был казнен весь оставшийся в живых гарнизон (200 платейцев и 25 афинян), а сам город разрушен (территория его досталась Фивам). Всё это — события, имевшие место в течение одного года!
80. Только крупные решающие события могли привести к настоящему окончанию эту борьбу, несмотря на широкораспространенное тяготение к миру, уже в 425 г. живо отмеченное, например, в комедии Аристофана «Ахарняне»; и только в силу внутренней логики исторических событий партия войны, руководимая кожевником-фабрикантом Клеоном,2 имела постоянный перевес над мирными стремлениями Никия и его сторонников.
Делом этой партии была отправка Демосфена с эскадрой в Сицилию, захват и укрепление весной 425 г. Пилоса (Наварин); защищенный лежащим перед ним островом Сфактерия от бурь, порт этого города является лучшей естественной гаванью Пелопоннеса;

1 Против критики рассказа Фукидида о событиях на Керкире и в Платеях, сделанной Müller-Strübing'om (Jbb. f. Phil., т. 131, стр. 289 и сл. и т. 133, стр. 185 и сл.), ср. меткие замечания Holm'n. Ук. соч., II, стр. 445 и сл.; Н. Wagner. Die Belagerung von Platää, I и II, 1892/1893; Schmidt. Korkyräische Studien, 1890.
О даровании прав гражданства оставшимся в живых платейцам в Афинах см.: Szanto. Platää und Athen в Wiener Studien, VI, 1884, стр. 159 и сл.; Griechisches Bürgerrecht, 1892.
2 Для оценки Клеона ср. богатую литературу, собранную у Busolt'а. GG., III, 988 и сл. Новейшая критика устранила карикатуру, внесенную в историю политической и личной ненавистью к этому homo novus, особенно комедиями Аристофана (см.: Bruns. Das literar. Porträt, 167 и сл.), но при этом, конечно, иногда впадают в другую крайность — слишком благосклонную оценку Клеона.
Апологетами являются: Droysen. Aristophanes, II, стр. 288 и сл.; Grote в своей «Греческой истории» (против него см.: Campe. Jbb. f. kl. Phil., т. 65, стр. 289 и сл.); Müller-Strübing. Aristophanes..., стр. 49 (возражения Gelzer'a в Bursians Jahresber., 1873, стр. 1005 и сл.) и др. Недоброжелательно относятся: Leutsch. Piniol., I, 468; Roscher в Thukydides...; Curtius, GG., II, стр. 30; Schwarcz. Die Demokratie, I, 268 и сл.; Delbrück. Die Strategie des Perikles, в приложении: Zwei kriegsgesch. Unters, betr. Thukydides u. Kleon.
Относительно объективности Фукидидовой оценки см.: Büdinger. Kleon bei Thukydides, Sitz. ber. der Wien. Akad., hist.-phil. Kl., т. 96, 1880, стр.367 и сл.; Ε. Lange. Ук. соч., стр. 617; E.Meyer. Forschungen..., II, стр. 333 и сл.
220
афиняне надеялись отсюда поднять против Спарты мессенских илотов. Это событие произвело в Спарте такое впечатление, что немедленно были отозваны из Аттики пелопоннесская экспедиционная армия и посланный было против Керкиры союзный флот, а Пилос был блокирован с суши и моря. Занят был также и остров Сфактерия (400 гоплитами). Эти контрмероприятия были, впрочем, бесполезными! Афинский флот, в свою очередь возвращенный из экспедиции в Сицилию, разбил пелопоннесский и совершенно отрезал от материка остров Сфактерию. Опасность потерять довольно значительную часть сограждан и отборных войск заставила теперь Спарту, со своей стороны, — в первый раз в настоящую войну — обратиться в Афины с мирными предложениями. На время переговоров предполагалось заключить перемирие, и даже стоявшие у Пилоса спартанские суда должны были быть выданы афинянам, взамен чего последние разрешили снабдить провиантом осажденных на острове.
Спарта, по-видимому, была готова на жертвы. Предполагают даже, основываясь на данных Фукидида, что на основе предложенного Спартой сохранения status quo было возможно установление продолжительного мира!1 Но Клеон и партия войны в Афинах настояли на том, чтобы ранее сдачи гарнизона на Сфактерии всякие переговоры о мире были отклонены; таким образом, война возгорелась снова.2
Одолеть спартанских гоплитов на Сфактерии было, правда, трудным делом: по этому поводу возник в Афинах горячий спор между руководителем коллегии стратегов Никием, не решавшимся на быстрый и решительный натиск, и Клеоном, упрекавшим стратегов в слабости и неисполнении своих обязанностей. В конце концов Клеон был вынужден — вследствие язвительного предложения Никия — взять на себя главное начальство, хотя до сих пор ему ни разу еще не приходилось стоять во главе войска, и противники его рассчитывали поэтому на неудачу. Но он был настолько разумен, что предоставил руководство своему коллеге Демосфену, которому, при помощи приведенных Клеоном подкреплений, удалось очень скоро принудить спартанцев (их было еще 292 гоплита) к сдаче (425 г.)
81. Клеон достиг теперь зенита своего значения и могущества. Ему было предоставлено право на пожизненное продовольствие в притании и даровано почетное место в театре (проедрия). Жестокие нападки на него в комедиях, особенно со стороны Аристофана (в феврале 424 г.), который во «Всадниках» вывел ненавистного демагога

1 Е. Meyer. Forschungen..., II, стр. 342 и сл., полагает, что Перикл заключил бы в 425 г. мир. Это вполне вероятно, и, во всяком случае, Перикл не стал бы, как Клеон, требовать, кроме сдачи мегарских гаваней, еще и возвращения таких неудобных позиций, как Ахайя и Трезена.
2 При взаимных обвинениях: со стороны Спарты, что Афины не хотели вернуть выданный им пелопоннесский флот; со стороны Афин — что Спарта первая нарушила перемирие своим нападением на Пилос.
221
в роли плутоватого раба-пафлагонца, постыдно злоупотребляющего доверием своего простого и слабовольного господина «Демоса», пока его не сменяет еще более бессовестный «колбасник», — вызывали смех в театре, но в политическом отношении далеко не произвели того уничтожающего действия, которым Аристофан похваляется в своих «Облаках» (549). Доверие к народному вождю и возбужденное им стремление к предприятиям и уверенность в победе остались непоко-лебленными.1 И он не замедлил использовать свое положение. Ему, без сомнения, принадлежит реорганизация финансов, которая должна была обеспечить более энергичное ведение войны, чем это возможно было до тех пор, ввиду истощения казны. Взносы союзников были увеличены больше чем вдвое.2 Такое повышение доходов (приблизительно на 1000 талантов) дало вместе с тем возможность укрепить демократический режим путем увеличения вознаграждения присяжным с двух оболов до трех.3 Его же влиянию в значительной степени нужно, конечно, приписать энергичное ведение войны афинянами в это время, когда Клеон — вместе с Демосфеном — принадлежал даже к коллегии стратегов,4 хотя он лично и ограничивался одними административными делами. Так был занят полуостров Мефана около Трезены, и даже остров Кифера (Никием), были взяты Анакторий и мегарский портовый город Нисея (424 г.); обладание последним могло дать большие выгоды.5
Но рядом с Клеоном начинают появляться новые личности, которые превосходят даже его отчаянной смелостью своих планов. Таков был, например, фабрикант ламп Гипербол, который бросил в толпу идею экспедиции против Карфагена, о чем еще фантазировали во времена Перикла, и возбудил стремления, которые в ближайшее десятилетие вывели Афины далеко за пределы, предначертанные Периклом.6
82. Однако, как только Спарта получила настоящего полководца в лице Брасида,7 дела приняли такой оборот, что все успехи афинян пошатнулись. Брасид своим энергичным вмешательством

1 Thuc, IV, 55, 2; 65, 4.
2 См.: CIA., I, 37; Köhler. Urkunden u. Unters, zur Geschichte des delisch-attischen Bundes, Abh. der Berl. Akad., 1869, стр. 150 и сл.; Pedroli. I tributi degli alleati d'Atene в Studi di Storia antica Beloch'a, выпуск I, 1891.
3 Это мероприятие Müller-Strübing (Aristophanes, стр. 149 и сл.) оправдывает вызванной войной дороговизной; но все-таки оно также в значительной степени содействовало, да и должно было содействовать укреплению власти и популярности демагога (о ежедневных издержках гелиаста см.: Aristoph. Vesp., 300-301).
4 Kirchner. Kleons Strategie im J. 424/423, N. Rh. Mus., т. 44, 1889, стр. 154 и сл.
5 О значении Киферы см.: Leonhard. Die Insel Kythera, Petermanns Mitt. Erg. Heft. № 128, 1899.
6 Plut. Per., 20; Aristoph. Equ., 1303, 174.
7 О Брасиде см.: Niese. Brasidas у Pauly-Wissowa.
222
воспрепятствовал утвердившимся в Нисее афинянам подчинить своей власти и Мегары; ему же принадлежит правильное решение — поразить Афины в самом центре их могущества, перенеся военные действия на территорию Афинского союза, и в частности именно во Фракию,1 как единственно доступное в то время для спартанцев место. Он явился туда только с 1700 гоплитами, 700 отпущенными на свободу илотами и 1000 пелопоннесских наемников, но его выдающаяся и вызывающая симпатии личность не могла не оказать влияния на города, уже давно тяготившиеся афинским господством. Аканф и Стагира без колебаний перешли на сторону Спарты. Да и Амфиполь, главный город афинской Фракии, проявлял мало склонности к решительной обороне, а так как афинский стратег Фукидид, сын Олора, не мог своевременно прийти на помощь,2 то и Амфиполь сдался. Только один Эйон, на Стримоне, был спасен Фукидидом для Афин.
В Сицилии, куда афиняне явились с сильным флотом, они также терпели одни только неудачи. Здесь им послужила во вред как раз энергия принятых ими мер, так как она вызвала недоверие у сицилийских союзников и побудила их заключить мир с неприятелем. Провозглашенный выдающимся сиракузским государствен-

1 От возобновления нападений на Аттику спартанцы вынуждены были отказаться, так как афиняне пригрозили, что на всякое нарушение аттической границы они ответят казнью взятых в плен при Сфактерии спартанцев.
2 Относительно вопроса — был ли виновен Фукидид в утрате Амфиполя и справедливо ли было наказание, которому он подвергся,* см. литературу у Classen'a, в прибавлении к 4-му тому его издания Фукидида; также: Delbrück. Ук. соч., стр. 176. Дельбрюк удачно доказывает, что положение, в котором находился Фукидид, с военной точки было исключительным по своей трудности. Он с незначительными силами, назначенными только для оборонительных действий, должен был одновременно защищать большое число далеко друг от друга расположенных местностей, тогда как, с другой стороны, местная оборона, особенно в Амфиполе, была ненадежна. Во всяком случае, в фактах, в том виде, как они дошли до нас, нет ни малейшего следа виновности Фукидида.
Поведение афинян относительно Фукидида защищают, между прочим: Grote. GG., IV, 321; Oncken. Athen u. Hellas, II, 323. Осуждал же его уже Niebuhr. Vorlesungen, II, 97.
Что Фукидид обладал необыкновенной проницательностью в военных делах, показывает его «История». Ср.: А. Bauer. Ansichten des Thukydides über Kriegsführung, Philol., т. 50, 1891, стр. 401 и сл. Тем не менее Busolt в своей GG., т. III, стр. 1154 держится того взгляда, что «едва ли возможно снять с историка обвинение в нерадивой беззаботности».
* В Афинах Фукидид по предложению Клеона был осужден за измену и приговорен к пожизненному изгнанию (Marc. Vita Thuc, 46). Даже амнистия 403 г. до н. э. не коснулась Фукидида и только стараниями некоего Энобия афинский историк ок. 400 г. до н. э. получил разрешение вернуться на родину (Paus., I, 23, 9) после двадцатилетнего изгнания (Thuc, V, 26, 5).
223
ным деятелем и полководцем Гермократом принцип: «Сицилия для сицилийцев» имел полный успех на мирном конгрессе в Геле (424 г.), и это отняло у Афин всякую возможность для дальнейшего вмешательства. Но хуже всего был удар, нанесенный Афинам в том же году в самой Элладе. Комбинированное нападение на Беотию двумя отрядами, силы которых значительно превышали войско Афин, даже в случае удачи едва ли могло бы повести к прочным результатам, совершенно не удалось и окончилось тяжелым поражением при Делии. Эпилог всех этих неудач 424 г. — процесс и осуждение несчастных полководцев — еще более усилил впечатление политических и военных поражений и подорвал доверие к стратегам. Теперь, по-видимому, оказались правыми сторонники мира — Никий и его партия. И со сцены посыпались теперь насмешки на Клеона и политику войны, против которой комедия давно уже ратовала в пользу мира. И действительно, другу Никия Лахету удалось в 423 г. добиться, по крайней мере, перемирия на один год.1
Но и теперь еще дело не дошло до мира. Вследствие поведения спартанского полководца, который отказывался возвратить Афинам отпавшую от них уже после заключения перемирия Скиону на Паллене, Клеону удалось воспротивиться заключению мира, а в 422 г. он даже выставил свою кандидатуру при выборах в стратеги, чтобы лично довести дело на фракийском театре войны до конца. Сначала счастье благоприятствовало ему. Он взял штурмом Торону, но у Амфиполя счастье отвернулось от него. Его военная неспособность резко проявилась в борьбе с таким полководцем, как Брасид. При возвращении с одной рекогносцировки, предпринятой у стен Амфиполя, он был внезапно атакован Брасидом. Войско его потерпело страшное поражение, а сам он был убит.
83. Такой конец Клеона как стратега, должен иметь решающее значение при оценке его и как человека. Память о нем, правда, быть может, пострадала в значительной степени оттого, что самые существенные сведения о нем исходят от двух людей, которых он своими судебными преследованиями обратил в ожесточенных личных врагов, а также оттого, что один из этих свидетелей был величайшим драматургом, другой — величайшим историком античного мира. Можно также сомневаться, действительно ли Клеон противодействовал миру только потому, что — говоря словами Фукидида — «после восстановления спокойствия всплыли бы на свет его мошенничества, а наветы находили бы меньше веры» (V, 16), или — по мнению

1 Kirchhoff. Ueber die von Thukydides benützten Urkunden, Monatsberichte der Berl. Akad., 1880. стр. 834 и сл.; Steup. Thukydideische Forschungen, I, 1881, стр. 1 и сл.; ср.: II, стр. 81 и сл.; von Scala. Die Staatsverträge des Altertums, I, 58; E.Meyer. Forschungen..., II, 285 и сл. (с удачным замечанием относительно методов исследования Кирхгофа); Busolt. GG., III, стр. 1163 и сл. Характерно для политики Афин, что они — во всяком случае вслед за Спартой — ищут союза даже с персами. См.: Köhler. Herakleides der Klazomenier, Hermes, т. 27, 1892, стр. 68 и сл.
224
Аристофана — для того, чтобы «народ в пылу и в смятении войны не заметил его плутовства» (Equ., 803). Это, конечно, могло быть злостным преувеличением, объясняющимся из настроения имущих и образованных кругов против грубого насильника. Однако рассказ Фукидида о событиях при Амфиполе: недовольство войска таким полководцем,1 склонность демагога прислушиваться к толкам в лагере и солдатская критика бездействия вождя, вследствие чего Клеон отказывается от первоначального намерения подождать подкрепления и слепо идет со всем войском на гибель — все это ни в коем случае не может быть вымыслом. А если это не вымысел, то, в таком случае, стратег Клеон был скорее легкомысленным игроком, чем полководцем, ясно представляющим себе свои цели и средства и сознающим свою ответственность. Поэтому молено только согласиться с мнением Фукидида, который называет «безумным» (μανιώδης) прежнее поведение Клеона относительно Сфактерии, его обещание в течение 20 дней (!) доставить в Афины спартанцев живыми или мертвыми. То обстоятельство, что завоевание острова оказалось возможным, ничего не меняет в суждении о хвастовстве (κουφολογία!) демагога. «Предприимчивость» этого человека коренится в обоих случаях в дерзости наглеца, который не остановится ни перед чем, чтобы выпутаться из затруднительного положения, в поведении игрока, ожидающего, чтобы случайность, которыми так богата именно война, помогла ему или же вместе с ним погубила все государство.2 Хвалили ту энергию, с которой он увеличивал средства для ведения войны, путем беззастенчивой эксплуатации способных платить налоги (εισφορά).* Вполне справедливо! Но так как конечным результатом его способа ведения войны было тяжелое поражение Афин, благодаря его же неспособности как стратега, то и эта заслуга имеет свою печальную оборотную сторону. Стремительность и необузданность его характера (βιαιότατος των πολιτών! (Thuc, III, 36)) привели его самого к слишком преувеличенной оценке того, что могло бы быть достиг-

1 Ср. характерное замечание Ксенофонта об отсутствии всякой дисциплины у афинских гоплитов и всадников, происходившей оттого, что οι ήκισια επισταμένοι άρχουσιν αυτών [ими начальствовали люди, очень мало знающие свое дело]. Люди, руководящие матросами, хоревтами, атлетами, должны знать свое дело, των δέ στρατηγών οι πλείστοι αύτοσχεδιάζουσιν [а из стратегов большинство лишь импровизируют] (Mem., III, 5, 19). Ср.: Lehmann. Die Feldherrnkunst im Altertum, N. Jbb. f. kl. Α., 1905, стр. 197 и сл.
2 По справедливому замечанию Delbrück'& (Ук. соч., стр. 198), с которым я в данном случае согласен, первоначальный отказ Клеона принять предложенное ему Никием командование был вызван сознанием им своей военной неспособности и вполне правильной боязнью скомпрометировать себя, а вовсе не скромностью, как это непонятным образом принимает Грот! Иначе судит о поведении Клеона относительно Сфактерии Е. Meyer в своих Forschungen..., т. II, стр. 333 и сл.
* Эйсфора — чрезвычайный военный налог, взыскиваемый с афинских граждан и метеков.
225
нуто Афинами даже и при величайшем напряжении всех имевшихся у них средств, — все равно, стремился ли он действительно к гегемонии Афин над всей Элладой или к какой-нибудь другой, менее фантастической цели.
84. От удара, нанесенного в лице Клеона всей его партии, последняя уже не могла оправиться; тем более, что заменивший «кожевника» демагог ламповщик Гипербол1 далеко не был в состоянии выступить против Никия с таким же успехом, как его предшественник. Да и в Спарте также ощущалась потребность в мире. Блокада южного Пелопоннеса от Киферы до Пилоса была небезопасна при существовавшем тогда брожении среди плотского населения. С другой стороны, в следующем, 421 году кончался срок «тридцатилетнего мира» с Аргосом, который, усилившись весьма экономически за время долгого мира и благодаря своему нейтралитету,2 уже теперь требовал в качестве премии себе за возобновление мира выдачи Кинурии.3 В Аргосе мечтали даже, воспользовавшись стесненным положением Спарты, восстановить древний блеск и гегемонию Аргоса в Пелопоннесе! Талантливого полководца тоже не было у Спарты, так как Брасид пал в битве с Клеоном при Амфиполе; равным образом все еще ощущалась самым болезненным образом потеря взятых в плен на Сфактерии. К этому присоединились конфликты внутри самих пелопоннесских государств, результатом чего явилось опасное недовольство Спартой, проявившееся у демократических общин Элиды и Мантинеи; словом, Спарта сама стремилась теперь к миру, который и был заключен уже весной 421 г. в главных чертах на основании status quo ante bellum; это был так называемый Никиев мир.
По этому миру, явно в интересах Афин, вновь должны были стать беспрепятственными сношения с общими для всех святилищами в Дельфах, Олимпии, на Истме, находившимися в областях союзных со Спартой государств. Афины зато в свою очередь лишали фокидцев поддержки в их притязаниях на Дельфы и признавали автономию храма Аполлона и дельфийской общины. Из числа занятых во время войны местностей Афины должны были очистить Пилос, Мефону, Киферу, Аталанту, Птелий (в Беотии?), но зато удержали мегарскую гавань Нисею, взамен перешедшей к фиванцам территории разрушенных Платей; точно также не были возвращены отнятые Афинами у коринфян и отданные ими союзным акарнанцам города Соллий и Анакторий. Противная сторона должна была отказаться

1 О Гиперболе см. особенно: Müller-Strübing. Aristophanes, стр. 20 и сл.; Gilbert. Beiträge, стр.209 и сл.; Beloch. Attische Politik, стр.49 и сл.; Oncken. Ук. соч., II, 58 и сл. Большая часть имеющихся у нас сведений основана, правда, на насмешках комедий.
2 Вследствие афинской блокады, парализовавшей особенно торговлю Коринфа, нейтральный Аргос перехватил большую часть всей отпускной торговли и весь ввоз в Пелопоннес (Thuc, V, 28, 2; ср.: Diod., XII, 75, 6). Кроме того, у Holm'a в его GG., т. II, стр. 154.
3 Пограничная область между Арголидой и Лаконикой.
226
от занятого фиванцами пограничного укрепления Панакта, а также от завоеваний во Фракии, в особенности от Амфиполя. Наконец, отпавшие от Афин союзные города фракийского округа, хотя и сохранили полную автономию, но все же впредь должны были снова платить Афинам дань (по низкой оценке Аристида).1
85. Но этот мир так мало соответствовал интересам союзных Спарте государств, что они — Коринф, Фивы, Мегары, Элида — отказались принять его, и Спарте пришлось, для проведения мира, вступить в формальный союз с Афинами (на 50 лет).2 В результате получилось распадение Пелопоннесской симмахии. К этой руководимой Коринфом оппозиции государств средней руки против мирной политики Спарты присоединилось еще другое оппозиционное движение не столько против мира, сколько против главенствующего положения самой Спарты. Общее недовольство гегемонией Спарты было вызвано не только большими осложнениями хозяйственного характера в земледельческом Пелопоннесе, явившимися следствием продолжительной войны, но также и тем, что в целом ряде союзных городов проявилось сильное демократическое течение, которое — в противоположность лаконофильству олигархических партий — выступило прямо или косвенно также против Спарты и ее олигархической гегемонии (особенно в Мантинее и Элиде, угрожаемых со стороны Спарты с точки зрения их частных территориальных интересов) и нашло поддержку в стоящем вне союза и демократически настроенном Аргосе. Таким образом, политика Коринфа, имевшая целью создание коалиции оппозиционных Спарте элементов, привела к союзу Коринфа, Аргоса, Мантинеи и Элиды; к ним примкнули халкидские города, также противившиеся Ники-еву миру.
Впрочем, вследствие неисполнимости мира, постановления которого не вполне были выполнены даже обоими главными государствами,3 те из государств, которые отпали от Спарты из-за ее мирной политики (Беотия и Коринф в 420 г.), очень скоро возобновили союз с ней; тем не менее новая пелопоннесская коалиция приобрела еще большее значение, так как в Афинах, вследствие неудач мирного договора, опять получила перевес партия войны с новым вы-

1 Steupp. Ук. соч., т. I, стр.29 и сл.; Kirchhoff. Thuk. u. s. Urkundenmaterial, стр.31 и сл.; ср.: von Scala. Staatsverträge..., №83; E.Meyer. Forschungen..., т. II, стр. 290 и сл.
2 Kirchhoff. Ук. соч., стр. 72 и сл.; Steupp. Ук. соч., т. I, стр. 72 и сл.; von Scala. У к. соч., № 84.
3 Спартанский комендант Амфиполя отказался под ничтожным предлогом исполнить приказание — о передаче города Афинам. С другой стороны, Коринф в своем отрицательном отношении к миру ссылался на данную пелопоннесцами клятву — не покидать в беде своих фракийских союзников. Афиняне в свою очередь не вернули Пилоса на том основании, что Амфиполь и фракийские города отказались признать мир.
227
дающимся вождем Алкивиадом1 во главе, которой и удалось провести дипломатический разрыв со Спартой и присоединение Афин к этой пелопоннесской коалиции (420 г.). Этот союз, объединявший пелопоннесскую демократию с афинской, покоившийся на вполне одинаковом основании и имевший в своем распоряжении как самые значительные морские силы эллинов, так и сильное тяжеловооруженное войско, мог бы, конечно, сделаться удобным средством для осуществления идеи своего творца Алкивиада — идеи, далеко выходившей за пределы планов Перикла — нанести на пелопоннесской территории решительный удар в самое сердце спартанского могущества.
86. То обстоятельство, что союз четырех государств не достиг этой цели, зависело по существу от постоянных колебаний партийных отношений в Афинах, препятствовавших всякой последовательной и твердой политике. Против воинственных стремлений демоса, которому война была выгодна, выступала большая масса имущих, особенно из среды мелких земледельцев-собственников, которые одни должны были выносить ее тяготы. Надо только представить себе ту огромную жажду мира, которую рисуют нам Аристофан в «Мире» (421г.) и Эврипид в «Просительницах», поставленных на сцене, вероятно, в это самое время (422 или 421 г.)2 Алкивиад не был в состоянии парализовать надолго партию Никия, выступавшую с самого начала против политики антиспартанской коалиции. Не удалась также и попытка Гипербола устранить при помощи остракизма антагонизм между этими двумя государственными деятелями; она рушилась вследствие злоупотребления этим институтом. Потому ли, что оба государственных деятеля, которым угрожала опасность, соединились, чтобы свергнуть демагога, или потому, что Алкивиад вошел в соглашение с одним из вождей олигархов Феаком,

1 Алкивиад — родственник Перикла, в доме которого он и воспитывался — примкнул с самого начала к демократии, как ни мало был призван стать народным вождем этот знатный и богатый молодой человек, задающий тон и избалованный любимец золотой молодежи. Ср.: Hertzberg. Alkidiades als Staatsmann und Feldherr, 1853; Deimling. Alkibiades, M. Schweiz. Museum, III, 1868, стр. 307 и сл.; Müller-Strübing. Ук. соч., стр. 244 и сл.; Beloch. Ук. соч., стр. 50 и сл.; Philippi. Socrates u. Isocrates, Rh. Mus., 1886, стр. 13 и сл.; Einige Züge aus dem Leben des Alkibiades, Hist. Ztschr., 1887, стр. 398 и сл.; Töpffer. Alkibiades у Pauly-Wissowa; I. Bruns. Das lit. Porträt, стр. 13 и сл., 26 и сл., 333 и сл., 509 и сл. (особенно о «культе Алкивиада»).*
2 Wilamowitz. Euripides Herakles, т. Ρ, стр. 134; Gr. Tragödien, т. Ρ, 1901, стр. 200 и сл.
* Из более новой литературы см.: Babelon J. Alcibiade, 450-404 avant J.-С, Paris, 1935; Hatzfeld J. Alcibiade. Etude sur l'histoire d'Athenes ä la fin du V siecle. 2eme ed. Paris, 1951; Luria S. (Лурье С. Я.). Alcibiades. — Meander. Rok. XV, 1960. N 4. C. 217-225, N 5-6. C. 275-285; Фролов Э.Д. Греческие тираны (IV в. до н. э.). Л., 1972. С. 12-35 (в связи с проблемой тирании).
228
но большинство голосов оказалось против самого Гипербола, и он был изгнан (417 г.?). Такой результат заставил отказаться на будущее время прибегать к остракизму. Этот «предохранительный клапан оказался негоден, личность восторжествовала над государственной идеей».1 Дальнейшим следствием было то, что в ближайшие годы Никий и Алкивиад вместе заседали в коллегии стратегов (где, естественно, первый имел преобладающее влияние) и что во внешних делах остановились на политике полумер. Поэтому Афины, несмотря на свое участие в войне, вспыхнувшей между коалицией и Спартой, не могли оказать первой энергичной помощи. А так как к тому же и сама коалиция была в решительный момент ослаблена близорукой эгоистичной политикой одного из входивших в ее состав государств (Элиды), то Спарта одержала при Мантинее (418 г.) полную победу, следствием чего было распадение коалиции и всеобщая олигархическая реакция в Пелопоннесе (даже в Ахайе). Реакция была настолько сильна, что успехам ее не могла воспрепятствовать далее демократическая контрреволюция в Аргосе (417 г.), и в круг воздействия этой реакции в конце концов была втянута вся Эллада. Даже в Афинах, где интриговали гетерии,* все решительнее и решительнее выступала чисто олигархическая партия, которая в противоположность консервативной партии Никия, остававшейся верной конституции, прямо добивалась низвержения демократического строя.2 Наступил поворотный момент решающего значения для всего политического развития народа!
87. И это реакционное движение было в значительной степени ускорено самой афинской демократией! Вместо того, чтобы энергичными действиями в восставших фракийско-халкидских колониях снова утвердить поколебленное господство Афин, они усилили ненависть к нему кровавым насильственным присоединением Мелоса,3

1 Е. Meyer. GdA., т. IV, стр. 439. О различных взглядах на этот остракизм и его ход ср.: Gilbert. Ук. соч., 228 и сл. Также: Beloch. Ук. соч., экскурс 4.; Zurborg. Der letzte Ostrakismos, Hermes, XII, стр. 198 и сл.; ср.: XIII, стр. 141 и сл.; Seeliger. Der Ostrakismos des Hyperbolos, N. Jahrbb. f. Piniol., т. 115, стр. 739; ср.: Zurborg. там же, стр. 834; Philippi. Hist. Ztschr., т. 57, 1887, стр. 413 и сл.
2 Büttner. Geschichte der politischen Hetärien in Athen, 1840; Vischer. Die oligarchische Partei und die Hetärien in Athen von Kleisthenes bis ans Ende des peloponnesischen Krieges, Kl. Schriften, I, 153 и сл.; Müller-Strübing. "Α&ηναίων πολιτεία, die attische Schrift vom Staate Athener, Philologus, 4-й дополнительный том.
3 Мелос был единственным островом из всех Киклад, не вступившим в Афинский союз; он и теперь отказывался присоединиться к нему, хотя не имел возможности защищаться против Афин. После занятия Мелоса мужчины были убиты, женщины и дети проданы в рабство, а земля острова была разделена между 500 афинскими клерухами. О грубом, впрочем, характерном для того времени вообще, культе силы у афинян см. интересные рассуждения у Фукидида (V, 89-90). По мнению Плутарха, виновником избиения мелосцев был Алкивиад (Alc, 16).
* Гетерии (товарищества) — тайные общества политического характера в Афинах рассматриваемого времени. Особенно многочисленными были олигархические гетерии, имевшие антидемократическую направленность.
229
которое но своей жестокости могло соперничать с расправой над платейцами, учиненной Спартой в 427 г., а затем вызвали новую общую войну походом в Сицилию (415 г.), против которого напрасно восставали более благоразумные, в особенности Никий,1 и который вряд ли (в той форме, как он был задуман) соответствовал «необходимому направлению афинской политики» (Виламовиц).
Здесь дело шло не только о том, чтобы отвратить опасность, угрожавшую недорийской Сицилии и господству Афин, вследствие все возраставшего преобладания дорийских Сиракуз. Городской демос рассчитывал на постоянное господство над островом,2 естественные богатства которого пригодились бы для улучшения системы жалованья и раздач, поколебленной вследствие финансового ослабления государства. А для автора проекта, Алкивиада, главнейшим побуждением к этому явилось, без сомнения, личное честолюбие, для проявления которого не было никакого простора после победы Спарты над коалицией в Пелопоннесе. Им руководила идея — если даже не принимать во внимание приписываемых ему же планов относительно Италии и Карфагена — уничтожить дорийско-сиракузское могущество и усилить Афины за счет Сицилии для того, чтобы таким путем достигнуть конечной цели — совершенного преодоления могущества пелопоннесцев и создания для Афин гегемонии над всей Элладой (Thuc, VI, 15-18). Достижение этой цели, при невозможности управлять таким государством с Пникса, сулило удовлетворить его личные наклонности к полновластию.3

1 Например, также и Эврипид, строго осудивший в «Троянках» завоевательные войны. Ср.: Stiegler. Warum schrieb Euripides seine Troerinnen? Philol., 1900, стр. 362 и сл.
2 О жаждавшем подвигов настроении афинян, когда не только молодежь, но и старцы, засиживаясь вместе, болтали о Сицилии и чертили -карты острова, см.: Plut. Nic, XII; Alc, XVII. Ср.: Fremann - Lupus. Ук. соч., III, стр. 573 и сл. Сомневавшиеся молчали, чтобы не показаться дурными патриотами (Thuc, VI, 24). Среди предвидевших неудачу называют Сократа и Метона (Plut. Nic, XIII; Alc, XVII). Плутарх рассказывает также, по Тимею, о многих знамениях и предсказаниях, предвещавших несчастье.
3 Это правильно подчеркивает Hertzberg. Ук. соч., стр. 167. Наоборот, возражения, сделанные Fokke (Rettungen des Alkibiades (I. Die sizilische Expedition), 1883) основываются, как и все сочинение, на идеализации этого человека и его политики.
Holm (GG., II, 457) называет Алкивиада Александром, попавшим на несоответствующее место, а Ranke (WG., I, 335) указывает на то, что Наполеон I оправдывал свои войны как раз теми же доводами, которые выставил и Алкивиад в защиту сицилийского предприятия (Thuc, VI, 183).
230
Но как молено было серьезно думать о том, чтобы обратить Сицилию в постоянное владение Афин? Предприятие указывает, правда, на удивительную эластичность военной организации Афин,1 но зато совершенно отсутствовало другое условие успеха: единство руководящих взглядов. Бескомпромиссное соперничество враждующих внутри государства партий и теперь сделало невозможной всякую попытку не только положить начало твердой политике, но и последовательно ее проводить.
88. Многочисленные противники Алкивиада, как олигархического, так и демократического направления, особенно же остававшиеся благодаря ему в тени демагоги, воспользовались первым удобным случаем, чтобы выступить против него, несмотря на то, что ему главным образом было поручено руководство этим огромным предприятием, а его товарищи-полководцы, Никий и Ламах, едва ли могли заменить его. Такой случай представился непосредственно перед самым уходом флота — в это время произошло загадочное разрушение и осквернение значительного числа стоявших перед храмами и частными домами герм. Мотивы и виновники этого преступления так и остались навсегда невыясненными;2 но население

1 Флот состоял из 134 триер с 25 500 человек экипажа, 5100 гоплитов, 1300 легко вооруженных, 130 ластовых судов и судов с провиантом и др. грузом и т. д.
2 Thuc, VI, 60: τό δέ σαφές ουδείς ούτε τότε οϋτε ύστερον έχει ειπείν περί των δρϋσάντων τό έργον [ни тогда, ни позднее никто не мог сказать чего-либо достоверного насчет тех, кто совершил это дело]. Мало правдоподобны слова Андокида в речи «О мистериях» (67). (Ср., например, странную мотивировку этого факта тем, что герма, стоявшая у дома Андокида, осталась нетронутой!). Замешанный сам в этот процесс, Андокид обеспечил себе безнаказанность, оговорив других, которые и были казнены. Возможно, что, как он сам утверждал в речи, произнесенной 15 лет спустя, дело это было совершено олигархической гетерией, члены которой думали путем сообща совершенного преступления образовать тесную связь друг с другом (Busolt. GG., III, 1290). Ср., например: Thuc, III, 82. Возможно, что тут было намерение, напугав, удержать народ от предприятия. Так думает Hertzberg. Ук. соч., 167. Во всяком случае потом это дело использовалось в политических целях (см.:£. Meyer. GdA., т. IV, стр. 504) одними демагогами, по Курциусу — коалицией из олигархов. К истории процесса ср. также: Kirchhoff. N. Jbb. f. Phil., 1860, 81, стр. 238 и сл.; Philippi. Ueber einige Züge aus der Geschichte des Alkibiades, Hist. Zeitschrift, 1887, стр. 398 и сл.; он же в Jahrbb. f. kl. Phil., т. 119, 1879, стр. 685 и сл.; Fellner. Zur Chronologie u. Pragmatik des Hermokopidenprozesses, Wiener Studien, т. I, стр. 169 и сл.; B.Keil. Hermes, 1894, стр. 45 и сл., 325 и сл. Дальнейший обзор литературы и положения вопроса см. у Busolt'a. GG., III, стр. 1287 и сл.*
* О происшествии с гермами и последующем процессе над «святотатцами» см. также: Фролов Э.Д. Из истории политической борьбы в Афинах в конце V века до н. э. — Андокид. Речи, или история святотатцев. СПб., 1996 (матер, и докум.); кроме того; Meritt В. D. The Departure of Alcibiades for Sicily — American Journal of Archaeology, vol. 34, 1930. №'2. P. 125-152; Prilchett W. K., Amyx D. The Attic Stelai. — Hesperia., vol. XXII, 1953. № 4. P. 225-299; vol. XXV, 1956, № 3. P. 178-328; vol. XXVII, 1958, № 3. P. 163-254, №4. P. 255-310.
231
города было страшно возбуждено этим кощунством: в тот роковой момент, накануне большой морской экспедиции, повреждение этих знаков покровительства богов всякому предприятию должно было показаться дурной приметой, а таинственный мрак, окружавший преступление, преувеличенный страх перед великими неведомыми опасностями (например, боязнь олигархического и тиранического заговора) еще более содействовали возбуждению народа. Стоявший во главе следственной комиссии Лисандр, тогда еще радикальный демократ,1 позднее, впрочем, перешедший на сторону олигархии,2 воспользовался предоставленной ему дискреционной властью, чтобы распространить следствие и на другие преступления против религии. И, как это можно было предвидеть при общеизвестном легкомыслии Алкивиада, скоро и против него поступил соответствующий донос, будто бы он издевался на людях над элевсинскими мистериями, передразнивая их. Это обвинение становилось тем более опасным для Алкивиада, что обвинители присоединили сюда еще обвинение в изменнических намерениях, как это было и при обвинении олигархов в ниспровержении герм. Однако к немедленному разбору дела, которого требовал и сам Алкивиад, тогда не приступили, так как не желали задерживать экспедицию, а кроме того противники боялись его оправдания в этот момент. Но едва только отплытие флота развязало им руки, как тотчас был начат процесс против отсутствовавшего полководца по обвинению его в том, что он «согрешил против богинь и вместе с другими в своем доме разыгрывал мистерии, согрешил против священного права, против постановлений эвмолпидов, кериков* и жрецов Элевсина».3 Затем последовало отрешение его народным собранием от должности и требование явиться на суд!
89. Тот способ и образ действия, каким Алкивиад ответил на все это, прекрасно обрисовывает этого человека и его характер. Он подтверждает мнение Фриниха, что решающим для Алкивиада был только личный интерес. Ведь теперь выяснилось, что по сравнению
Sicily — American Journal of Archaeology, vol. 34, 1930. №'2. P. 125-152; Prilchett W. K., Amyx D. The Attic Stelai. — Hesperia., vol. XXII, 1953. № 4. P. 225-299; vol. XXV, 1956, № 3. P. 178-328; vol. XXVII, 1958, № 3. P. 163-254, №4. P. 255-310.

1 На это указывают направленные против него нападки комедий. См.: Beloch. Attische Politik, стр. 60.
2 О том, насколько часты были случаи подобного перехода из одной партии в другую, см.: Thuc, VIII, 66; Lys., XXV, 7 (с интересным рассуждением относительно олигархии и демократии). Ср.: Philippi. Ук. соч., стр. 404.
3 Плутарх (Alc, XXII) передает обвинение явно словами Кратера.
* Эвмолпиды и керики — древние жреческие роды в Аттике, игравшие главную роль в Элевсинских мистериях. По преданию, одни вели свое происхождение от Эвмолпа, сына Посейдона, другие — от Керика, сына Гермеса.
232
с этим интересом для него не только, как думал Фриних, была совершенно безразлична всякая форма правления, как олигархическая, так и демократическая,1 но даже гораздо большее — само государство. Он сделался изменником против своего родного города. Когда государственный корабль «Саламиния» явился за ним в Сицилию, столь важная для Афин Мессана была уже готова перейти на их сторону. Алкивиад выдал намерение расположенной к Афинам партии в Мессане ее противникам, чем и воспрепятствовал переходу города.2 Следуя затем за «Саламинией» до Фурий, он бежал оттуда и через Элиду отправился в Спарту, в распоряжение которой предоставил все свои силы для борьбы с Афинами. Этим он сам произнес себе приговор и не имел никакого основания жаловаться, что в Афинах его присудили к смерти и к лишению имущества,3 и что согласно постановлению народа эвмолпиды и керики произнесли над ним проклятие.
Неблагоприятный отзыв Фукидида в данном случае надо считать правильным. Напротив, в высшей степени тенденциозным является изложение дела, в благоприятном для Алкивиада освещении, Исократом в защитительной речи за сына Алкивиада ((XVI, 9) вскоре после 400 г.). Алкивиад будто бы решительно не имел намерения сделать что-нибудь дурное своему отечеству. Он жаждал одного только покоя и отправился поэтому сначала в Аргос. Но враги, в безумном ослеплении преследовавшие его по всей Элладе, путем дипломатического давления выгнали его из Аргоса, так что ему не оставалось другого выхода, как искать прибежища именно в Спарте. Фукидид ничего не знает об этом блуждании по «всей Элладе», а также и о пребывании в Аргосе;4 очень метко было замечено: кто поступает подобно Алкивиаду, тот не является в Спарту против своей воли и как затравленный беглец.*

1 Thuc, VIII, 48: ...о τε Αλκιβιάδης όπερ καΐ ήν, ουδέν μάλλον ολιγαρχίας ή δημοκρατίας δεΐσ&αι έδόκει αύτω κτλ. [...Алкивиад, как было и на самом деле, столь же мало заботился об олигархии, как и о демократии].
2 Thuc, VI, 74.
3 Приговор решено было вырезать на мраморной колонне! Нельзя, впрочем, упрекать Алкивиада за то, что он не явился на суд народа. Приговор этого суда зависел не столько от виновности или невиновности, сколько, главным образом, от того, располагали ли его противники большинством. И, как справедливо замечает Beloch (Attische Politic, стр. 62), его осуждение было бы одновременно партийной победой, местью крайней демократии за остракизм Гипербола.
* А. Bauer (I. ν. Müllers Jahresber., стр. 135) справедливо указывает на то, что прототипом мнимого пребывания в Аргосе могло служить бегство Фемистокла, который во времена Исократа и Эфора не считался уже изменником, каким он казался своим современникам и ближайшему поколению. Плутарх (Alc, XXIII) основывался на Эфоре, а этот, разумеется, на Исократе; Исократу же принадлежит и та версия, будто бы Алкивиад был жертвой олигархии.
5 Philippi. Ук. соч., стр. 399.
233
Для Алкивиада всякая политика была просто вопросом власти. Справедливо называет его Нибур φύσις τυραννική [тираническая натура]. Для него, который еще юношей осмелился выступить против великого Перикла1 со своими заимствованными из тогдашней философии просвещения софизмами о сущности закона и права, не существовало никаких объективных преград, раз дело шло о смысле и цели его жизни, об обладании и наслаждении властью. Безграничный субъективизм, принцип πάντων χρημάτων μέτρον άνθρωπος [человек — мерило всех вещей] — в том смысле, что человек, как отдельная единица, любая личность, служит мерилом вещей, является для этого рокового человека господствующей нормой как в частной жизни, так и в государственных делах. В речи, в которой Фукидид заставляет Алкивиада мотивировать перед спартанцами свое поведение, превосходно охарактеризована эта точка зрения, для которой отношения личности к государству обусловливаются исключительно ее индивидуальными целями.2
90. Конечно, при исторической оценке этого человека нельзя упускать из виду, что в нем только с особенной резкостью проявилось то, что вместе с Гельвецием можно было бы назвать «известной всем тайной». Эгоизм, как движущее начало в социальной и политической жизни, сам по себе так же стар, как и сама история человечества. Нового здесь только то, что он, так сказать, приведен в систему, поднят на уровень теории. В связи с этим освобождением личности от унаследованных нравственных понятий — вытекавшим из софистического просвещения того времени — развилось крайне индивидуалистическое воззрение на мир и на жизнь, которое доходило нередко до полного отрицания права и государства и объявляло выгоду абсолютным мерилом всякого действия и поведения. Это была эпоха индивидуалистического естественного права, которое при удовлетворении эгоизма не знает никакого другого предела, кроме размеров собственной силы. Как в борьбе за существование в животном царстве сильный всегда берет верх над слабым, так и по этой догматике эгоизма право всегда на стороне того, у кого в руках власть; право тождественно с правом сильного. Правительства с полным правом узаконивают то, что для них выгодно. Так называемая справедливость есть ничто иное, как выгода власть имущих. Поэтому только глупцам и слабым «право» может помешать преследовать постоянно лишь свои выгоды.3
Нет, без сомнения, никакого преувеличения в утверждении Платона (De rep., II, 358 с), что это воззрение разделяли тысячи людей,

1 Xen. Mem., I, 2, 40-41.
2 Thuc, VI, 92: τό τε φιλόπολι ούκ έν φ αδικούμαι έχω. άλλ έν φ ασφαλώς επολιτευοην [любви к своему государству я не чувствую теперь, когда терплю неправду; я чувствовал ее в то время, когда безопасно жил в государстве].
3 См.: Plat., Gorg., 438d; Prot., 337d; De rep., I, 338c. Ср.: Pöhlmann. G. des antiken Kom. und Soz. I, 146 и сл. (гл.2: Die individualistische Zersetzung der Gesellschaft и т. д.)
234
которые «думали точно также, хотя и не хотели этого высказывать».1 По мнению одного из современников Алкивиада, во всяком случае руководящей точкой зрения в борьбе социальных групп и политических партий является сама односторонняя выгода, «воля к власти», которая служит средством для удовлетворения классового и индивидуального эгоизма.2 Недаром ведь и само государство обратилось в представителя наиболее грубого культа силы!
Еще до начала великой войны Фукидид3 вкладывает в уста афинских послов в Спарте следующую теорию в оправдание афинского господства над союзниками: всегда существовал такой порядок, что сильный брал верх над слабым; никогда еще никто из уважения к праву не отказывался хотя бы даже от насильственного увеличения своего имущества и власти, если только представлялся благоприятный случай!4 Тот же Фукидид приписывает Периклу признание, что господство Афин было господством силы (тиранией), которое, по всеобщему мнению, могло быть приобретено только посредством нарушения права.5 И в объяснение постыдного насилия над мелосцами с циничной откровенностью было выставлено это же право сильного, как коренящееся в непреодолимом природном побуждении, и то соображение, что всякий другой, обладай он достаточной силой, поступил бы точно так же! 6

1 Plat. De rep., II, 358с: ακούω και μυρίων άλλων; ср.: Plat. Gorg., 492d: σαφώς γάρ σύ νΰν λέγεις, ά οι άλλοι διανοούνται μέν. λέγειν δέ ούκ έδέλουσιν [ты определенно высказываешь теперь то, что остальные думают, да говорить не желают]. Также: Pöhlmann. Ук. соч., стр. 151.
2 PsXen. Athen. Pol., I, 16; II, 20.
3 Если даже официальные заявления афинян и не соответствовали дословно изложению Фукидида, то, без сомнения, великий историк правильно охарактеризовал принципы, которыми руководствовалась афинская политика.
4 Thuc, I, 76: Ov (т. е. τόν δίκαιον λόγον) ουδείς πω παρατυχόν ίσχύϊ τι κτήσασδαι προδε'ις τοΰ μή πλέον έχειν άπετράπετο [никто еще не ставил справедливости выше стяжания силой; если представлялся к тому случай, ради справедливости никто еще не отвращался от своих выгод].
5 Thuc, II, 63: ώς τυραννίδα γάρ ήδη έχετε αυτήν, ήν λαβείν μέν άδικον δοκεΐ είναι, άφεΐναι δ' έπικίνδυνον [ваше господство уже имеет характер тирании, захватить которую признается несправедливым, а потерять — опасным].
6 Thuc, V, 105: ήγούμεδα γάρ τό τε δεϊον δόξη. τό άνΟρώπειον δέ σαφώς διά παντός ύπό φύσεως αναγκαίας ου άν κρατή δρχειν. και ήμεΐς ούτε δέντες τόν νόμον ούτε κειμένω πρώτοι χρησάμενοι, όντα δέ παραλαβόντες κα'ι έσόμενον ές άεί καταλείψοντες χρώμεδα αύτω, είδότες κα'ι υμάς άν και άλλους έν τή αύτη δυνάμει ήμΐν γενομένους δρώντας άν αυτό [относительно божества мы догадываемся, относительно человека знаем наверняка, что везде, где люди имеют силу, они властвуют по непререкаемому велению своей природы. Не мы первые установили право сильнейшего, и не мы первые применили его; мы получили его уже готовым и оставим потомкам, так как оно будет существовать вечно; согласно с ним и мы поступаем с уверенностью, что и вы, и другие, достигнув одинакового с нами могущества, действовали бы точно также].
235
91. По своеобразной иронии этот принцип скоро был обращен против самих же афинян, и они сами «вскормили льва», который насытил это непреодолимое природное побуждение их собственной плотью и кровью.1
Намеком на Алкивиада звучат и следующие слова Платона, которые он вложил в уста одного из представителей индивидуалистической этики того времени: «Мы подчиняем более сильные натуры с ранней молодости, покуда их нрав еще мягок, точно молодых львят воспитанию, и стараемся обмануть их всякого рода призраками и воспитать их так, чтобы они признавали равноправие всех остальных с ними. Если же человек, обладающий достаточно сильной натурой, станет взрослым, тогда он стряхивает все это с себя, прорывает магический круг идей, в который его искусственно поставили, а также и все противные природе законы, чтобы выступить владыкой и господином над массой и дать блестящее проявление тому, что является правом природы».2
Действительно, если доктрина, в которой черпала свою силу афинская политика, была правильна, то тогда сама демократия была явлением противоестественным, принуждением, налагаемым большинством, состоящим из слабых и неспособных, на сильных и способных, для которых оно никоим образом не было обязательно. Поэтому вполне последователен был Алкивиад, когда, исходя из воззрения, что превосходство сильной натуры сообщает ей известные естественные права, называл демократию «признанной глупостью» (όμολογουμένη άνοια).3 Он только сделал логический вывод из этических взглядов, которых придерживались все граждане, когда выступил против этой, осиливавшей его «невежественной и бессильной толпы валяльщиков, сапожников, плотников, кузнецов, земледельцев, торговцев и лавочников»,4 бросив ей в лицо вопрос о власти, причем свою выдающуюся гениальность объявил высшим правом на эту власть помимо всяких других соображений.
Так сама история привела к абсурду чисто маккиавеллистическую теорию власти того времени. Какое значение имели обусловленные ей кратковременные удачи при Мелосе и других местах по сравнению с теми ударами, которые наносил теперь своему отечеству, с целью «доказать ему, что он еще жив», гениальный человек силы, принужденный перейти в лагерь неприятеля?
92. С тех пор как Алкивиад перешел на сторону врага, и Спарта могла воспользоваться неистощимыми силами этого изобретательного ума, а также и его точными знаниями афинских отношений,

1 Ср.: Aristoph. Ran., 1431: ού χρή λέοντος σκύμνον έν πόλει τρέφειν ήν δ' έκτραφή τις, τοις τρόποις ύπηρετείν [не следует воспитывать молодого львенка в городе; если же его воспитали, надо подчиняться его нраву].
2 Plat. Gorg., 484а.
3 Thuc, VI, 89.
4 Сократ у Ксенофонта (Mem., III, 9, 15).
236
спартанская политика и стратегия перешла в энергичное и хорошо обдуманное наступление. По совету Алкивиада, вместо прежних, довольно бесцельных вторжений в Аттику, теперь был помещен постоянный гарнизон в одном из укрепленных мест страны, в Деке-лее, на южном склоне горы Парнета. Устроенный здесь пелопоннессцами укрепленный лагерь заграждал проход, через который шла кратчайшая дорога, соединявшая Афины с Оропом, а следовательно и Танагрой; это укрепление господствовало также и над восточным перевалом с дорогой через Афидну.
Вместе с тем оно служило наблюдательным постом и операционной базой против области верхнего Кефиса и всей равнины вплоть до самого моря.1 Отсюда можно было опустошать набегами и разорять всю Аттику, беспрестанно беспокоить Афины и затруднять им пользование теми средствами, которые они могли извлечь из расположенных внутри страны местностей, а также пресечь сухопутное сообщение с Эвбеей (весна 413 г.).2 В то же самое время Спарта, и опять-таки по настоянию Алкивиада, решилась послать на помощь сиракузцам одного из храбрейших своих полководцев, Гилиппа (еще в 414 г.), благодаря которому события в Сиракузах очень скоро приняли явно неблагоприятный для Афин оборот.
Между тем афиняне еще в 414 г. были преисполнены великих надежд. Как раз тогда Аристофан в фантастическом изображении идеального государства, в заоблачном городе птиц, изображенном в самой гениальной из его комедий («Птицы»), дал своим согражданам бесподобную сатиру на их авантюристические воздушные замки и показал им воочию всю неумеренность их фантазий относительно будущего.3
Мыслям, открывавшим такие широкие горизонты, никоим образом не соответствовали, однако, действия против Сиракуз. Правда, обложение города было почти окончено, благодаря счастливому занятию и укреплению Эпипол (в западной части города).4 Но после

1 Busolt. GG., III, стр. 1359.
2 В результате погиб весь скот, земля стала дикой и около 20 000 рабов бежало к врагу. Правильная обработка земли стала возможной лишь в окрестностях самих Афин.
3 См.: Bursian. Ueber die Tendenz der Vögel des Aristophanes, Sitz. ber. der Münchener Akad., hist.-phil. Kl., 1875, стр. 375 и сл.; Behaghel. Geschichte d. Auffassung der Aristophanischen Vögel, Heidelb., 1878 и 1879. Для суждения надо принять в расчет, что тогда, как и в 440/439 гг., господствовавшие демагоги провели постановление народа об ограничении ненавистной для них свободы осмеивания в комедии. Ср.: Gilbert. Beitr., стр. 260 и сл.
4 О топографии местности и о сицилийском предприятии вообще ср.: Holm. G. Siziliens..., т. II, гл. 2-9; С. Lupus. Die Stadt Syrakus im Altertum, 1887 (немецкая обработка Topographia archeologica di Siracusa Holm'a и S. и С. Cavallari, 1883). Эти новейшие работы подтверждают образцовую точность и верность изложения Фукидида (в VI и VII книгах) в топографическом отношении.
237
того, как энергичный полководец Ламах пал во время одной из стычек с сиракузянами, Никий продолжал обложение города уже не с прежней энергией и осмотрительностью,1 так что высадившийся в Гимере Гилипп смог пробраться через перерывы в афинской линии, и тогда обескураженные было сиракузяне перешли в успешное наступление. Им удалось отбить часть Эпипол (еще в 414 г.), а также и занятый афинянами полуостров Племмирий (413 г.); последний вместе с лежащим против него островом Ортигией господствовал над входом в большую гавань Сиракуз. После неудачных стычек афинский флот должен был отступить перед сиракузским внутрь гавани. Даже значительное подкрепление, полученное теперь афинянами с родины (73 триеры, 5000 гоплитов и большое число легковооруженных под начальством Демосфена), не могло изменить положения, так как сиракузяне, в свою очередь, получили сильную поддержку от большей части греческих городов Сицилии и из метрополии.2 Новое тяжелое поражение (при ночной атаке Эпипол) не оставило уже никакого сомнения в полной безнадежности предприятия.
Демосфен, действительно, был готов немедленно последовать неизбежному выводу из факта поражения и снять осаду. Но Никий не хотел признать всей необходимости такого шага, хотя, только сделав его, молено было еще сохранить армию и флот; правда, этот шаг был чрезвычайно опасен для самих полководцев, так как они могли быть вполне уверены в том, что в Афинах им не миновать клеветнических обвинений демагогов, а возможно, и позорного осуждения! Тогда Никий и решил лучше пасть в честном бою с врагом! В этой нерешительности прошли двадцать дней, не принесших никаких новых событий, но Гилипп смог за это время стянуть к себе настолько значительные подкрепления, что получил полную возможность начать наступательные действия как на море, так и на суше.
93. Только быстрое отступление могло еще спасти обескураженное войско, в котором, к довершению всех несчастий, свирепствовали болезни. Однако афиняне не сразу вступили на этот единственный

1 Что оспаривает, и вряд ли справедливо, Е. Meyer. GdA., IV, 530. Иначе думает Busolt. Ук. соч., III, 1341 и сл.
2 Ср. у Фукидида (VII, 57-59) обзор военных сил обеих сторон, собранных из самых разнообразных частей эллинского мира. По мнению Грота, вторая экспедиция афинян и продолжение предприятия было «роковой ошибкой афинян», «почти непостижимая тупость» (IV, 221). Также: Freemann-Lupus. Ук. соч., III, 244; противоположного мнения держится Э. Мейер, который говорит, что отказ от предприятия был бы «банкротством Афин» и «поощрением для всех врагов к нападению на обессиленный город» (Ук. соч., IV, 532). Но разве бы не обозначало следование такой политике приключений, что афиняне шли на риск, пуская в ход большую часть резервов, необходимых для поддержки престижа морской державы? Поэтому-то Бузольт (Ук. соч., III, 1357) правильно высказывается в том же смысле, как и Грот.
238
путь спасения, и эта роковая проволочка привела к страшной катастрофе. Причина этого коренилась опять-таки в одном из тех противоречий афинской духовной жизни, пример которых мы уже видели при обсуждении личности Алкивиада. На этот раз это было суеверие, которому слепо подчинились как полководец Никий, так и неспособная к критической мысли масса войска; это являлось резкой противоположностью поведению афинян в других отношениях, хотя бы, например, если принять во внимание их грубую политику силы и выгоды, применяя которую они очень легко относились ко всяким религиозным мелочам.1 Тогда как, вообще, они доводили до крайности свой культ силы, не принимая в расчет никаких объективных сил, как будто бы для слабых никогда не было защиты божества, здесь они вдруг проявили преданность древнему суеверию, противоречащую всякому здравому смыслу. 27 августа 413 г. произошло лунное затмение, которое повергло в такой ужас Никия и его войско, что было решено — по указанию гадателей — отложить отступление на трижды девять дней, т. е. выждать нового полнолуния.
Это замедление решило судьбу всего похода, так как дало сиракузянам возможность загородить выход из гавани и уничтожить афинский флот, который не мог применить своей превосходной тактики на этом ограниченном пространстве. И для армии также были преграждены все пути по морскому берегу (к Катане). Несчастное войско было вынуждено отступать в горы, внутрь Сицилии. Это ужасное отступление,2 беспрестанно тревожимое неприятелем, кончилось после тяжелых потерь тем, что совершенно изнуренное войско сложило оружие. Над пленными был совершен ужасный суд. Полководцы Никий и Демосфен были казнены, войско — по словам Фукидида (VII, 87), по меньшей мере еще 7000 чел. — было отвезено в сиракузские каменоломни, где оставалось в продолжение долгих месяцев, после чего пережившие все муки этого заточения были проданы в рабство.
94. Вызванное сицилийской катастрофой огромное военное, моральное и экономическое3 ослабление Афин привело очень скоро ив самой Элладе к решительному повороту в положении вещей. Это событие оказалось решающим для самого существования со-

1 Фукидид (V, 105), конечно, не без основания вкладывает в уста афинян софистический отказ от обращения к богам.
2 Об этом отступлении см. сообщение Holm'a на съезде филологов в Карлсруэ в 1882 г. (Verhdl., стр.262 и сл.). Затем: Lupus. Ук. соч., стр. 146; Freeman-Lupus. Ук. соч., III, стр. 647.
3 Симптомом его является решительный отказ от прежней финансовой системы, замена дани 5% пошлиной на товары морской торговли (Thuc., VII, 28). О политическом значении этого изменения системы, мнения о чем, впрочем, расходятся, см.: Beloch. Attische Politik, стр. 67; Rh. Mus., 1885, стр. 44, который во введении пошлины видит шаг на пути объединения членов союзной державы. Иного мнения держится Holm. G. Siziliens..., т. II, 579.
239
юзного государства с Афинами во главе. Теперь Афинам пришлось на себе испытать последствия того, что господство их в союзе было основано на применении чистого принципа силы. Правда, в это самое время среди афинян дебатировался вопрос о том, что необходимо оставить эгоистическую политику города-государства и сделать афинских подданных равноправными гражданами, если только важно заинтересовать их в существовании союзной державы (ср.: Aristoph. Lys., 571-570). Но теперь, когда афинской мощи всюду угрожала опасность быть выбитой из колеи, было уже поздно приступать к такому коренному преобразованию. Немедленно началось неудержимое отпадение союзников — прежде всего ионийских; скоро оно распространилось далеко и на север, и на юг. Сама Спарта, поддерживаемая сицилийскими греками,* вмешалась с флотом во вспыхнувшую в 412 г. «ионийскую войну»; одновременно с этим выступают снова против эллинской национальности оттесненные раньше варвары: в Сицилии — Карфаген (завоевание Селинунта и Гимеры в 409 г., Акраганта — в 406 г.), а на Востоке — персы, у которых Спарта купила денежную поддержку в борьбе с Афинами за прямой отказ от независимости азиатской Эллады.1
Олигархические партии повсюду подняли голову и привлекали афинские союзные города, один за другим, на сторону Спарты (особенно Хиос, Милет, Родос, Византии). Это расширение сферы влияния афинских врагов не обошлось также и без участия Алкивиада. Он сам отправился в Малую Азию, и соглашение Спарты с Тиссаферном, наместником Сард, так же, как и отпадение Милета, было в значительной степени делом его рук.
С другой стороны, результатом всего этого явилось новое столкновение интересов, которое отсрочило по крайней мере еще на несколько лет полное крушение афинского могущества. Алкивиад, никогда не отказывавшийся от мысли вернуться на родину, не мог никоим образом желать полной гибели Афин; притом же теперь он должен был почувствовать, что становится для Спарты лишним,

1 В первом договоре между спартанцами и персами (Thuc., VIII, 18) значится: όπόσην χώραν καΐ πόλεις βασιλεύς έχει κα'ι οί πατέρες ol βασιλέως είχον, βασιλέως έστω [земли и города, коими владеет царь и владели предки царя, пусть принадлежит царю]; в третьем (411/410 гг.): χώραν τήν βασιλέως, όση τής Ασίας έστί, βασιλέως είναι κα'ι περί τής χώρας τής εαυτού βουλευέτω βασιλεύς όπως βούλεται [вся земля царя, находящаяся в Азии, должна принадлежать царю, и пусть царь постановит о своей земле, как ему будет угодно]. (Thuc, VIII, 58). См.: von Scala. Staatsverträge..., I, № 92, стр. 85.
* Вскоре после разгрома афинского войска в Сицилии сиракузяне для того, чтобы содействовать крушению могущества афинян, отправили в Эгеиду на помощь своим пелопоннесским союзникам двадцать кораблей. Командование ими осуществляла коллегия из трех стратегов, среди которых наибольшим авторитетом пользовался Гермократ, сын Гериона. В составе сицилийской эскадры находились и два селинунтских корабля (Thuc, VIII, 26, 1; Xen. Hell., I, 1, 27 sqq; ср.: Diod., XIII, 34, 4; 39, 4; 63, 1).
240
даже обременительным.1 Теперь наступил момент, когда он мог подготовить почву для своего возвращения, когда он мог показать Афинам, чем он может быть для них другом. Он покинул пелопоннесцев и отправился к Тиссаферну, склонить которого на свою сторону было Алкивиаду тем легче, что персидские интересы тесно соприкасались с его собственными. Персия также не хотела допустить полного триумфа Спарты и ее союзников. Ее интересам более всего соответствовало постоянное соперничество между Спартой и Афинами, известное равновесие, которое парализовало бы силы обоих и предоставило бы Персии полную свободу действий в Малой Азии:2 έβούλέτο έπκνισοΰν τούς "Ελληνας προς αλλήλους [он хотел уравновесить взаимное положение греков] — говорит Фукидид о Тиссаферне (VIII, 57). Поэтому Тиссаферн пошел теперь рука об руку с Алкивиадом, хотя на первый раз ограничился только уменьшением субсидий пелопоннесцам.
После того как благоприятные для Афин результаты этой политики проявились в виде заметного ослабления военных действий пелопоннесцев, Алкивиад решил, что пришло время попытаться вернуться на родину, и из Магнесии вступил в переговоры с влиятельными лицами сосредоточенного у Самоса афинского флота. Основой для переговоров послужили олигархические планы этих людей, планы, отвечавшие стремлению высших слоев афинского общества, все более и более усиливавшемуся со времени сицилийской катастрофы; эти планы были по душе также и тяготившимся своим положением триерархам, а также гоплитам, составлявшим десант флота. Условием перехода на сторону Афин Алкивиада и Тиссаферна было поставлено введение олигархического правления.
И теперь Алкивиад, разумеется, только продолжал вести свою преступную игру. Он не мог серьезно рассчитывать утвердиться надолго в Афинах во главе олигархической клики, состоявшей к тому же отчасти из его личных врагов. Он добивался олигархической реакции лишь для того, чтобы затем явиться спасителем или восстановителем демократии и тем вернее достигнуть таким путем своей цели. И, конечно, среди олигархов не было недостатка в людях, которые распознали эту двойную игру. Так, афинский стратег Фриних, смертельный враг Алкивиада, старался во что бы то ни стало воспрепятствовать названной сделке. Но это ему не удалось, и в Афины, в качестве доверенных лиц олигархов, были посланы Лисандр и другие единомышленники, которые путем возможно более мрач-

1 К этому присоединилось и соперничество с царем Агисом, жену которого он соблазнил, и который теперь успешно интриговал против Алкивиада.
2 Вряд ли Тиссаферн нуждался для этого в указаниях Алкивиада, деятельность которого в этом случае, несомненно, переоценивается традицией. Однако, сам Алкивиад мог перед афинянами приписывать себе этот оборот персидской политики.
241
ного описания положения дел добились от потерявшего мужество народа отозвания Фриниха и полномочий на ведение переговоров с Алкивиадом и Тиссаферном.
Правда, во время этих переговоров скоро выяснилось, что обещания Алкивиада были ложными, так как Тиссаферн был далек от мысли о содействии полному повороту дел в пользу Афин, и Алкивиад, чтобы снять с себя ответственность за неудачный исход переговоров, побудил сатрапа предъявить такие требования, которые были совершенно неприемлемы. Афинам ставилось условием не только уступить царю Ионию и прилегающие острова, — относительно этого еще, пожалуй, можно было бы договориться, — но и открыть персидскому флоту доступ в Эгейское море, что означало отказ Афин и от владычества на море. На это афинские уполномоченные не могли согласиться. Они прервали переговоры и вернулись обратно на Самос, где олигархи решили отказаться от услуг Алкивиада и действовать на свой страх и риск.
95. Надо признать, что события в Афинах складывались чрезвычайно благоприятно для их намерений! Не только плутократам, но и более широким кругам зажиточных и образованных людей, — стоит припомнить критику Сократа и его теорию преимущественного господства высшего образования,1 — было очень на руку, чтобы хоть радикальная демократия стала считаться «общепризнанной глупостью». Всем им на себе самих и на своем имуществе пришлось горько испытать, к чему психологически неизбежно приводит господство неимущей и невежественной толпы, «взбаламученной массы» (ρυάχετος, — как ее метко называет Аристофан в своей комедии «.Писистрата» (170; ср.: 511, 518, 650-651)). Государству угрожал теперь не только политический, но и финансовый развал, если бы оно не решилось порвать со всей господствовавшей до того системой, которая, благодаря своим раздачам, пособиям и другим издержкам такого же характера, превращала государство в источник наживы для массы и тем самым налагала невыносимый гнет на зажиточное меньшинство. Все громче раздавался крик: назад, к πάτριος πολιτεία!2 [отеческому государственному строю]. В устах умеренных этот лозунг означал, самое меньшее, призыв к возвращению государственного устройства Клисфена; для крайних же в нем звучал коренной разрыв с демократией вообще и возвращение к чистому аристократически-плутократическому строю, каким он был в досолоновские времена, при Драконте.3 Такое государственное устройство, как тогда полагали, было бы более способно привести к миру, нежели

1 См.: Pöhlmann. Sokrates und sein Volk, стр. 77 и сл.
2 Ср., например, памфлет Фрасимаха (в форме речи к народу) о πάτριος πολιτεία, начало которого сохранилось у Дионисия (Demosth., 3). См.: Blass. Attische Beredsamkeit, т. I2, стр. 254 и сл.; Е. Schwartz. De Thrasymacho, Rostock Progr., 1892.
3 См. выше, § 36.
242
демократия, которая своей политикой завоеваний и пропаганды была постоянным источником заботы и недоверия со стороны прочих эллинских государств и особенно Спарты.
Перед напором этого мощного враждебного ей движения дезорганизованная, потерявшая веру в себя демократия утратила вместе с тем всю свою внутреннюю и внешнюю устойчивость! После таких страшных ударов судьбы она не имела уже доверия к своим собственным вождям; потеряв сочувствие наиболее образованных элементов гражданства, подвергаясь как открытым, так и тайным нападкам, к тому же количественно ослабленная, вследствие потерь на войне и постоянного отсутствия большого числа служивших во флоте граждан, она не могла долго противостоять проискам и терроризму все увеличивавшегося количества своих противников. Еще раньше, чем стали понимать, что значит отсутствие какого бы то ни было настоящего правительства, народ сам согласился на учреждение особого рода правления, десяти так называемых пробулов (они были избраны на неопределенный срок по одному от каждой филы из граждан старше сорока лет; в число их попал и поэт Софокл), которым представлялось право предварительного обсуждения всех возникавших под давлением общего положения мероприятий. Это был «удар, поражавший центральный орган государственного тела демократии» — Совет, который, «вследствие того, что состав его образовали избранные путем жеребьевки члены, находился в зависимости от настроений дня и влияния радикалов, и потому не обладал ни авторитетом, ни способностью направлять крепкой рукой кормило потерпевшего крушение государственного корабля».1 А за этим первым шагом не замедлил последовать и второй! Благодаря проискам олигархических гетерий и их вождей — Лисандра, Антифонта, Ферамена, Фриниха, их запугиваниям и обманам,2 удалось весной 411 г. провести в экклесии учреждение комиссии Тридцати,3 которая должна была представлять прямо народу, без посредства Совета, проекты законов для проведения тех исключительных мер, которые показались бы ей необходимыми. Напуганное народное собрание, созванное за городом в Колоне (не на Пниксе!), приняло и эти проекты, сводившиеся к ограничению на время войны числа суверенных граждан до 5000 4 и отмене вознаграждения должностным лицам;5 после

1 Busolt. GG., III, стр. 1410. Ср. также: Büttner. Gesch. der pol. Hetärien in Athen, 1840; W. Viecher. Die oligarchische Partei und die Hetärien in Athen, Kl. Sehr., I, стр. 153 и сл.
2 Большую роль при этом играло указание на то, что спасения можно ожидать единственно лишь от Великого царя, доверие которого может быть приобретено только путем введения более умеренной конституции.
3 Эта коллегия συγγραφείς состояла из упомянутой комиссии десяти и других двадцати человек, выбранных из среды граждан старше 40 лет.
4 Сто избранных филами (десять мужей старше сорока лет от каждой) избирателей (καταλογεΐς) должны были составить список этих граждан.
5 За исключением архонтов и пританов (3 обола в день).
243
чего комиссия из 100 членов приступила прямо к пересмотру государственного устройства.1
Комиссия представила (по Аристотелю) два проекта государственного устройства: один «предварительный» — олигархический (с постановлениями переходного характера), другой окончательный — более демократичный. Оба были приняты, и первый был в главных чертах осуществлен.2 Соответственно этому было учреждено в июне 411 г. временное правительство. Совет четырехсот (κατά τά πάτρια, — согласно старым порядкам, — (Arist. Athen. Pol., XXXI)), который занял место прежнего Совета, с правом назначения должностных лиц, правом по произволу созывать или не созывать собрание «пяти тысяч», правом решения всех государственных дел, за исключением намеченной новой конституции.3 Таким образом получилось нечто вроде Комитета общественного спасения, положение которого Фукидид определяет как άρχειν ощ άν άριστα γιγνώσκωσιν αυτοκράτορας4 [управление государством неограниченное, но своему усмотрению] (VIII, 67).
96. Характерным для напряженности положения было то, что крайние олигархи, сознавая, — несомненно, под влиянием известного противодействия умеренных, — что полное осуществление их планов неисполнимо при наличии этого противодействия, решили не ждать истечения законного срока деятельности прежнего Совета, а произвели, при помощи широко поставленной агитации среди менее решительных элементов населения, насильственный государственный

1 Эта комиссия, очевидно, идентична с избранными мужами, назв. в прим.4 на стр.242. Ср. в общем: Judiech. Untersuchungen zur athenischen Verfassungsgesch. I. Der Staatsstreich der Vierhundert, Rh. Mus., 1907, стр. 300 и сл., который отрицает известие Аристотеля в «Афинской политии» (XXX-XXXI) о Комиссии ста и ее проектах государственного устройства и видит в последних «предполагавшиеся группой олигархов, может быть, даже внесенные, но не проведенные законопроекты». Иначе представляет дело Kuberka. Kritisches über die Verfassungsentwürfe der athenischen Oligarchen im Jahre 411, Klio, 1908, стр. 208.
2 К критике окончательного, но никогда не осуществившегося проекта государственного устройства (Arist. Athen. Pol., XXX); ср.: Köhler. Ber. d. Berl. Akad., 1895, стр. 455 и сл.; Wilamowitz. Aristoteles u. Athen, II, 116 прямо заявляет, что проект этот был просто не жизнеспособен, «несмотря на разумный учет неблагоприятных обстоятельств». Е. Meyer. Forschungen..., II, стр. 433; GdA., IV, 589, считает его утопией!
3 Детали, впрочем, во всяком случае не ясны, так как текст Аристотеля (XXXI, 1) испорчен. См.: Kaibel. Stil u. Text der Aft. πολ., стр. 190; Köhler. Die athenische Oligarchie des Jahres 411 v. Chr., Berl. Sitz, ber., 1895, стр. 458; May. Die Oligarchie der Vierhundert in Athen, Halle Diss., 1907.
4 Относительно способа составления совета Четырехсот, т. е. получился ли он путем кооптации со стороны ста или комбинированным путем предложения и жеребьевки в филах, см.: Kuberka. Beitrage zum Problem des oligarchischen Staatsstreiches von 411, Klio, 1907, стр. 350 и сл.; Judeich. Ук. соч., стр. 302.
244
переворот; в результате его Совет четырехсот уже через несколько дней после собрания в Колоне (если только не в сам день) захватил в свои руки абсолютную власть. Члены Совета четырехсот ворвались во время смены караула на стенах крепости, вооруженные, в здание Совета и принудили прежний Совет подать в отставку. Благодаря этому перевороту, легитимно конституировавшееся правительство Четырехсот получило чисто революционный характер. Тем самым установилась безответственная власть вождей олигархии.* Своей властью они злоупотребляли для уничтожения и изгнания противников, а о созвании 5000 и введении окончательного государственного устройства они и не думали. В глазах крайних, которые решительно господствовали над положением, Совет четырехсот был окончательной и предельной уступкой, и только из уважения к умеренным элементам еще несколько это замаскировывалось. Были начаты даже мирные переговоры со Спартой, во время которых придерживавшееся крайних взглядов большинство не остановилось даже перед изменническими уступками. Наиболее решительные, особенно Антифонт и Фриних, выступали в Спарте лично в пользу союза Спарты с олигархией.
Все это вызвало, правда, оппозицию умеренных элементов, одним из вождей которых являлся Ферамен;1 в то же время во флоте, стоявшем у Самоса, вспыхнуло восстание. Фрасибул и Фрасил, а также другие вожди, выбранные войском на место немедленно смещенных стратегов и подозрительных триерархов, устроили большую демократическую демонстрацию войска и заставили солдат дать торжественную клятву в том, что они будут верны демократии. В конце концов изгнанный Алкивиад был даже призван и поставлен в качестве стратега во главе флота; теперь он опять объявил себя приверженцем демократии и вместе с тем вновь сумел использовать преувеличенное представление земляков о своем влиянии на персидскую политику. В самих же Афинах на площади, среди дня, был убит один из главарей олигархии, вернувшийся из Спарты Фриних, причем убийца остался неизвестным. В то же время

1 Для характеристики этого столь различно оцениваемого деятеля см. статью (отчасти, правда, слишком благосклонную) Pöhlig'a. Der Athener Theramenes, N. Jahrbb. f. Philol., 9 дополн. т., 1877, стр. 227 и сл.; а также: Meyer Ε. GdA., т. IV, стр. 595; Perrin. The rehabilitation of Theramenes. Am. Hist. Rev. 1904, стр. 649 и сл. Это сочинение представляет собой справедливое возражение тенденциозному суждению о Ферамене Лисия («Против Эратосфена») и в комедиях, но оно судит слишком пристрастно, в духе Эфора и Аристотеля. Следует вспомнить суждение Фукидида!
* О правлении Четырехсот см.: Lenschau Th. Der Staatsstreich der Vierhundert. — Rheinisches Museum für Philologie. Bd. LXVIII, 1913. S. 202-216; Cary M. Notes on the Revolution of the Four Hundred at Athens. — Journal of Hellenic Studies. Vol. LXXII, 1952. P. 56-61; LangM. Revolution of 400: Chronology and Constitutions. — American Journal of Philology. Vol. LXXXVIII, 1967. № 2. P. 176-187; Flach D. Der oligarchische Staatsstreich in Athen vom J. 411. — Chiron, Bd. VII, 1977. S. 9-33.
245
собранные для укрепления господствующей над входом в гавань косы Эетионии (на западной стороне Пирея)1 гоплиты возымели подозрение, что это укрепление предназначается для того, чтобы облегчить вход в гавань пелопоннесскому флоту, а потому открыто восстали против своего собственного стратега, взяли его под стражу и снова разрушили укрепление.
Сильно поколебленный всем этим авторитет Четырехсот рухнул окончательно, когда пришли известия о новых внешних неудачах: о поражении афинской эскадры при Эретрии и отпадении Эвбеи. Сдержать народное недовольство теперь стало невозможным. Народ сам по себе собрался по исконному обычаю на Пниксе и постановил свергнуть правительство Четырехсот. Многие из них, и в числе их Писандр, бежали в спартанский лагерь у Декелей, другие, как, например, Антифонт, были обвинены в измене и казнены.
Олигархическое правительство было тем самым устранено, и вновь возник (вероятно, путем избрания) Совет пятисот. Но так как решающее влияние все еще принадлежало таким людям, как Ферамен, а собственно демократическая масса, «корабельная чернь», находилась вне города (во флоте), сразу восстановить чистую демократию не удалось. Уничтоженное олигархией вознаграждение за несение общественных должностей не было восстановлено, а право активного гражданства осталось привилегией имущих ценз гоплитов (οπόσοι όπλα παρέχονται (Thuc, VIII, 97)). Таким образом, и теперь еще демос в собственном смысле был отстранен от участия в государственной жизни, и политическое могущество было сосредоточено в руках среднего класса.
97. Этот умеренный режим с его смесью демократических и олигархических начал, который Фукидид и Аристотель называют превосходным, не мог, правда, продержаться долго, хотя новое правительство немедленно занялось флотом, и Алкивиад (а также осужденные вместе с ним) по предложению Крития и стараниями Ферамена был возвращен из изгнания. Успехи, достигнутые демосом, служившим во флоте под начальством Фрасибула и Алкивиада, в борьбе за восстановление афинского господства на Геллеспонте и во Фракии (победа над пелопоннесским флотом при Абидосе (411), Кизике (410), взятие Византия (408)) привели, по всей видимости, уже в ближайшие годы к восстановлению полной демократии,2 что могло только

1 Так как здесь были расположены хлебные магазины, куда торговцы складывали хлеб и выгружали заходившие суда, то обладание этой позицией означало в то же время господство над снабжением города хлебом.
2 Против много раз высказывавшегося мнения, что умеренный режим продержался дольше, говорит существовавшее в позднейшее время всеобщее право голоса (например, во время Аргинусского процесса), теорикон и вознаграждение чиновникам и судьям. Ср.: Vischer. Untersuchungen über die Verfassung von Athen in den letzten Jahren des peloponnesischen Krieges, Kl. Sehr., I, стр. 203 и сл.
246
ускорить гибель государства; к тому же необразованные демагоги, как, например, фабрикант музыкальных инструментов (лир) Клеофонт, «настоящий якобинец»,1 стали опять произносить пустозвонные речи, а демагогические сикофанты принялись ревностно за травлю олигархов (причем их нападкам подвергались не только виновные, но и невинные), — все это только создало новых многочисленных противников демократии. Ко всему этому наступало неудержимое уже государственное банкротство, которое в значительной мере было ускорено благодаря восстановлению суточных вознаграждений магистратам и судьям, раздаче пособий теснившимся в городе обедневшим гражданам (диоболия, с 410 г.)2 и, наконец, расходам на выдачу заработной платы за предпринятые во время всеобщего бедственного положения общественные постройки.3 Могло ли тут чему-нибудь помочь то, когда фактической или законом объявленной отменой периклова закона о гражданских правах пытались хоть численно усилить ослабленное гражданство?
98. Ничто не может быть знаменательнее для внутренней непрочности восстановленной демократии, как ее образ действия при встрече во время празднества Плинтерий в 408 г. возвращавшегося триумфатором в Афины Алкивиада. Воспоминания о его измене отечеству казались среди всеобщего ликования толпы как бы изгладившимися! Клятвы эвмолпидов и кериков были торжественно взяты назад, столбы с приговором брошены в море, и взамен конфискованного имущества Алкивиад получил почетные дары. Затем ему была предоставлена неограниченная военная власть на суше и на море, а также широкие полномочия для ведения общей политики; полномочия эти были таковы, что Ксенофонт (Hell., I, 4, 20) называет его απάντων ήγεμών αυτοκράτωρ [всеполномочным предводителем]! Казалось, снова возродилась демократическая монархия Перикла! И если прав Эфор (Diod., ХШ, 68), что «бедные взирали на него, как на лучшего своего соратника, который вместе с ними создаст смуту в городе и тем поможет их бедности», то, кажется, от него ожидали установления своего рода социал-демократической тирании, которая и действительно с тех пор становится все более и более частым явлением в Элладе.4 Все громче раздавались голоса, чтобы Алкивиад, назло всем завистникам, пренебрег всеми народными постановлениями, законами, всей этой гибельной для

1 Busolt. GG., III, 1536, особенно относительно угрозы, которую влагает ему, после битвы при Эгоспотамах, в уста Эсхин (II, 76), что он перережет горло всякому, кто заговорит о мире!
2 «Очевидно, каждая капля, которая попадала в казну, тотчас же вычерпывалась». См.: Wilamowitz. Aristoteles u. Athen, II, 212.
3 Ср. счета эпистатов за постройкой Эрехтейона 409/408 гг. и 408/407 гг. (CIA, I, № 321-24; IV, стр. 75 и 149). Kolbe. Mitt, des arch. Inst., 1901, стр. 223 и сл.
4 Pöhlmann. G. des antiken Kom. und Soz., т. II, стр. 354 и сл.
247
государства шутовской комедией и действовал в интересах государства на свой собственный страх и риск.1
99. Но, как бы то там ни было, верно несомненно одно: Алкивиад уже не был более в состоянии оправдать те напряженные ожидания, которые возлагались на него, как на спасителя государства! То обстоятельство, что процессия в Элевсине, совпавшая со временем его пребывания в Афинах, отправилась не морем, как это были вынуждены делать афиняне с тех пор, как была занята Декелея, а сухим путем, хотя и иод защитой войск — было поистине очень скромным успехом. В качестве стратега он ничего не мог достичь при помощи флота, так как именно во время его афинских триумфов общее положение изменилось решительно не в пользу Афин.
Озабоченная успехами афинян, Персия в том же 408 г. порвала с неустойчивой политикой Тиссаферна и решилась сильной рукой поддержать Спарту, что оживило новой энергией ее воинскую предприимчивость. В то лее время навархия в Ионии перешла в руки человека, который не только был равен Алкивиаду, как стратегу и дипломату, но своей железной последовательностью и даром холодного самообладания превосходил его: это был Лисандр!2 Под его ударами скоро исчез нимб непобедимости Алкивиада. Поражение, которое потерпел у Нотия от Лисандра один из подчиненных Алкивиаду военачальников, и, как кажется, вследствие легкомыслия и преувеличенной оценки собственных сил (407 г.), возбудило недовольство в войске; и в Афинах, где опять многочисленные враги стали травить Алкивиада, общее настроение изменилось тем резче, чем больше были возлагавшиеся на него и явно не осуществленные им надежды. Народ отстранил его от должности,3 уничтожил саму должность верховного стратега и снова выбрал десять стратегов с одинаковой компетенцией (среди других и Конона); но и они, при все увеличивавшейся деморализации флота (благодаря массовому дезертирству экипажей гребцов, так как Лисандр, имея в распоряжении персидские субсидии, назначил гребцам более высокое вознаграждение: четыре обола вместо трех), — тоже очень мало могли способствовать успешному ведению войны. С другой стороны, Лисандр проявлял неутомимую деятельность, стремясь все более и более политически изолировать Афины, работая, насколько только хватало его влияния, над систематическим собиранием и организацией олигархических элементов и усилением их гетерий.

1 Plut. Alc, 34.
2 Viecher. Alkibiades und Lysander, Kl. Sehr., т. I, стр. 137 и сл.
3 Алкивиад удалился в добровольное изгнание в свои укрепленные замки на Херсонесе Фракийском. Все его попытки снова вмешаться в ход событий, например, перед битвой при Эгоспотамах, когда он еще раз предложил афинянам свои услуги, не имели успеха. После падения Афин — Во время господства Тридцати — он был снова приговорен к изгнанию. Тогда он, опасаясь Спарты, бежал к Фарнабазу (см. Judeich. Kleinasiatische Studien, стр. 32 и сл.), который по настоянию Лисандра приказал его убить.
248
Из Ионии олигархическое движение распространялось все дальше и дальше, и нити его большей частью сосредоточивались в руках Лисандра; в дальнейшем развитии это движение сделалось главной основой его политики чисто личной силы.
100. Правда, еще раз наступил поворот событий, потому что Лисандр в самой Спарте должен был бороться с враждебным ему течением, особенно с царями, одно время отстранившими его даже от командования, с другой же стороны, Афины еще раз (406 г.) сумели подняться до отчаянного напряжения всех своих сил. Последний большой афинский флот, снаряжение которого сделалось возможным только благодаря тому, что были расплавлены золотые и серебряные посвященные богам дары и храмовая утварь Парфенона, одержал большую победу при Аргинусских островах. Но потом все неудержимо стало клониться к упадку! Победа стоила тяжелых жертв, и, справедливо или нет, стратегов обвиняли в том, что этих жертв можно было бы в значительной мере избежать, если бы были приняты все нужные меры для спасения с разбитых судов тонувших афинян. Эти толки вызвали страстное возбуждение, и жертвой народной ярости, вопреки праву и закону, несмотря на сопротивление пританов, особенно Сократа, пали невинные жертвы. Противозаконным и мятежным образом шесть участвовавших в битве стратегов были приговорены экклесией к смертной казни,1 и Афины таким образом потеряли своих способнейших вождей. Это событие, после неизбежно последовавшей перемены настроения и без того разделившегося гражданства, внесло еще больше смуты и парализовало последние силы сопротивления (настроение это ярко выражено в гневных выпадах представленной в 405 г. комедии Аристофана «Лягушки» (686-687), направленной против гибельной для государства шайки демагогов и обманщиков народа вроде Клеофонта).
Снова ставший у кормила правления Лисандр оказался в чрезвычайно благоприятном положении. Он энергично повел наступление в области проливов, соединявших Эгейское море с Черным, и тем самым лишил Афины последних вспомогательных ресурсов (судоходной пошлины и подвоза хлеба);2 и здесь дело окончательно решилось в пользу Спарты. Легко доставшаяся победа, которую Лисандр одержал благодаря удачному нападению на афинский флот, стоявший на якоре у Эгоспотам, «разрушила силу Кекропидов», как гласила надпись на постаменте статуи Лисандра в Дельфах.3

1 К истории процесса см. особенно: Herbst. Die Schlacht bei den Arginusen, 1858; также: Philippi. Die Arginusenschlacht und das Psephisma des Kannonos, N. Rh. Mus., 35, 1880, стр. 607 и сл.
2 Государственное банкротство вскрывается в факте начеканенной тогда малоценной медной монеты. Hultsch. Griechische u. römische Metrologie (2), стр. 228 и сл.
3 Относительно 37 воздвигнутых Лисандром из добычи медных статуй см.: Pomtow. Jbb. d. arch. Inst., 1902, стр. 15 и сл.
249
После пятимесячной осады Афины согласились на мир (заключению которого особенно содействовал Ферамен), условия которого вычеркивали их из ряда самостоятельных держав (апрель 404 г.).
Стены Пирея и Длинные стены были срыты, остаток военного флота (кроме 12 судов) был выдан, Афины отказывались от всех своих заморских владений и принуждены были вступить в спартанскую симмахию.
101. Один из параграфов мирного договора гласил, что афиняне впредь должны жить по «конституции отцов» (Arist. Athen. Pol., XXXIV). Такое в высшей степени двусмысленное выражение1 было роковым для дальнейшего существования демократии. Умеренные, душой которых был посредник мира Ферамен, разумели под πάτριος πολιτεία (конституция отцов) конституционный строй Солона. Демократы, со своей стороны, надеялись при помощи этого параграфа удержать демократию, а олигархические клубы и возвращенные, вследствие заключения мира, эмигранты подготовляли радикальную олигархию. Для достижения этой цели хорошо организованные клубы выбрали даже исполнительный комитет, пять «эфоров», среди которых выделялся особенно Критий, принадлежавший к древнему аристократическому роду Медонтидов и известный в качестве ученика Горгия и Сократа, а также как поэт, публицист и оратор.2 Так как демократы со стратегами, таксиархами и триерархами во главе проявляли намерение силой воспротивиться этим стремлениям, то олигархи призвали Лисандра, который явился в августе 404 г. с флотом в Пирей и решил дело в их пользу.3
Повторилась старая игра. Созванный в Колоне народ согласился на введение комиссии из тридцати, συγγραφείς, которые должны были выработать конституцию на будущее время; пока же они составили

1 Busolt. GG., III, 1636, указывает на формулу «κατ' τά πάτρια» в договорах между Спартой и ее союзниками (Thuc, V, 79; ср.: 77); Е. Meyer. GdA., т. V, стр. 3, — на относящуюся, может быть, к этому времени (около 400 г.) речь к гражданам Ларисы (Герода) «О государственном устройстве» (VI), по которой политика, лежащая в основе действий Спарты, исключала каждого: οτω μήτε όπλα μήτε άλλη δύναμίς έστι τά κοινά πράττειν [у кого нет оружия, ни другой возможности действия в государстве]. Ср. также: Drerup [Ήρόδου] περί πολιτείας, Studien zur Geschichte und Kultur des Altertums, II, 1, стр. 92 и сл., стр. 115 и сл.
2 О Критии см.: Nestle. Jbb. f. d. kl. Alt., 1903, стр. 81 и сл. и 178 и сл.
3 Scheibe. Die oligarchische Umwälzung zu Athen am Ende des peloponnesischen Krieges und das Archontat des Eukleides, 1843; Rauchenstein. Ueber die Vorgänge in Athen nach der Schlacht bei Aegospotami bis zur Einführung der oligarchischen Verfassung, N. Schweizer. Mus., VI, 1886, стр. 267.*
* О «тирании Тридцати» в Афинах также см.: Жебелев С. А. О «тирании Тридцати» в Афинах. — ВДИ. № 1, 1940. С. 27-33; Salmon Р. L'etablissement des Trente ä Athenes. — L'Antiquite classique. Т. XXXVIII, 1969. fasc. 2. P. 497-500; Kreutz P. The Thirty at Athens. Ithaca-London, 1982.
250
временное правительство и получили решающее слово при замещении мест в Совете и назначении должностных лиц. Угрозы Лисандра заставили замолчать проявившуюся было в собрании оппозицию. Десять членов нового, чисто олигархического правительства были назначены Фераменом, десять — вышеупомянутым исполнительным комитетом олигархических клубов, а десять были выбраны экклесией. Но едва только Тридцать получили в свои руки бразды правления, как они тотчас же значительно расширили свою власть, поставив и суд в полную от себя зависимость. Палладиум демократии, народный суд, был уничтожен, а вся юрисдикция перешла к назначенному Тридцатью и совершенно ими затерроризированному Совету.1 Триста «палочников», μαστιγοφόροι (собственно «биченосцы»), нанятые ими на службу, ясно показывали, чего нужно было ждать от этого правительства, несмотря на принятую им сперва личину умеренности, — правительства, которое, в конце концов, вследствие своих позорных дел,2 было вынуждено просить у Спарты войска для своей защиты! Спартанский гармост в Афинах и чужеземный гарнизон в акрополе, призванные одной частью самого гражданства для того, чтобы заставить огромное большинство подчиниться тираническому исключительному режиму, — таков был конечный результат ожесточенной, почти тридцатилетней борьбы. За «трагедиями» последовала, как водится, и «драма сатиров»: по приказанию Тридцати были проданы на слом опустошенные корабельные верфи Афин, символ их морского могущества и основанного на нем «господства черни».3


1 Председательство принадлежало Тридцати, и голосование было открытое!
2 См. об этом в следующей главе.
3 Е. Meyer. GdA., т. V, стр. 20.

Подготовлено по изданию:

Пёльман Р. фон
Очерк греческой истории и источниковедения / Пер. с нем. А. С. Князькова, под ред. С.А. Жебелева. — СПб.: Алетейя, 1999.

ISBN 5-89329-032-1

© Издательство «Алетейя» (Санкт-Петербург) — 1999 г.
© Μ. М. Холод, С. М. Жестоканов — комментарии, приложения, научная редакция текста, 1999 г.



Rambler's Top100