ГЛАВА XIV
Пелопоннесская война значительно изменила политическую обстановку в греческих городах и соотношение борющихся сил. Последующий период характеризуется ростом имущественного неравенства и обострением социальной борьбы, которая в некоторых городах перерастала иногда в ожесточенную гражданскую войну.
В IV в. до н. э. все греческие государства — и победители и побежденные — вступили в полосу политического и социального кризиса. Причиной, ускорившей этот кризис, были тяжелые последствия Пелопоннесской войны. По словам Фукидида, «эта война затянулась надолго, и за время ее Эллада испытала столько бедствий, сколько не испытывала раньше никогда в равный промежуток времени»1.
Полностью оправиться от последствий войны греческие полисы так и не смогли: кризис IV в. был кризисом полиса как формы государственного объединения.
Город-государство (полис) возник в период разложения родового строя и формирования рабовладельческого общества. С переходом рабовладельческого общества на более высокую ступень развития полис — замкнутый коллектив граждан — стал препятствовать дальнейшему росту частной собственности, тормозить развитие производства и торговли. Появилась необходимость в ином, более крупном политическом и экономическом объединении, в иной форме государства.
Для IV в. характерно появление крупной собственности как в сельском хозяйстве, так и в ремесленном производстве. Концентрации собственности в сельском хозяйстве способствовала Пелопоннесская война. Территории, ставшие ареной военных действий, опустошались, деревни разорялись, поля оставались незасеянными, оливковые рощи и виноградники уничтожались. Больше всего пострадали землевладельцы и земледельцы Аттики, жестоко опустошенной спартанцами.
Многие крестьяне, не имея средств для восстановления хозяйства, покидали свои участки. Земли поступали в продажу и скупались нередко за бесценок, как это видно из рассказа Ксенофонта о некоем Исхомахе, одном из главных действующих лиц его сочинения «Экономика». В том же сочинении Исхомах дает советы, как обрабатывать почву, как производить посев, убирать хлеб и очищать зерно. Рациональное ведение сельского хозяйства, по Ксенофонту, повышает его доходность и увеличивает его цену. «Нет ничего более способного к улучшению,— говорит в „Экономике" Исхомах,— как земля, которая из запущенной становится в высшей степени плодородной». «Благодаря нашим стараниям,— продолжает Исхомах,— стоимость многих участков земли стала во много раз больше первоначальной» 1. Таким образом, состоятельные люди, скупавшие землю, располагали реальными возможностями поднять ее доходность. Вряд ли это могли сделать собственники-крестьяне, продолжавшие продавать свои разоренные войной участки.
Расслоение сельского населения и обнищание крестьян ускорялись также развитием денежных отношений в деревне. Разорялись прежде всего владельцы мелких земельных участков. Надписи этого времени на закладных камнях, так называемые horoi, и записи полетов, регистрировавших куплю-продажу земельных участков, свидетельствуют о широком распространении заклада и продажи земли.
Однако концентрация собственности в сельском хозяйстве не была повсеместным явлением. Эти процессы особенно интенсивно протекали на территории ведущих греческих государств, наиболее пострадавших от войны. В Беотии и Фессалии, позже вступивших в полосу кризиса, где земледелие было и оставалось основой хозяйства, к началу IV в. зажиточные крестьяне составляли еще значительную часть населения.
Об организации промышленности IV в. у нас сравнительно мало сведений. Мы не знаем, возросло ли в это время абсолютное число рабов, но, хотя число полноправных граждан в связи с войнами и разорением мелких производителей уменьшалось, приток рабов не иссяк. Если до Пелопоннесской войны рабы, как правило, были негреческого (варварского) происхождения, то во время войны стали обращать в рабство и захваченных в плен греков. Так, были проданы афиняне, потерпевшие поражение при Сиракузах. Превращали в рабов и жителей покоренных городов Платей, Делоса, Потидеи.
В IV в. рабский труд стал еще шире применяться в ремесленном производстве, особенно в таких торгово-ремесленных центрах, как Афины, Мегары, Коринф. Значительно увеличилось число рабов в отдельных эргастериях.
Из речей Лисия мы узнаем о существовании в Афинах мастерской, в которой работало 120 рабов. Показательно, что это была мастерская щитов. По-видимому, предприятия, которые изготовляли оружие, расширялись во время войны, и число рабочих-рабов в них возрастало. Так, в двух эргастериях отца оратора Демосфена работало 65 рабов.
Несмотря на распространение рабства и укрупнение ремесленных мастерских, господствующим оставалось мелкое производство, и мастерская, где работало 20 или 30 человек, считалась большим предприятием.
Хозяева крупных эргастерий богатели, эксплуатируя рабов. Масса же свободных мелких ремесленников разорялась, не выдерживая конкуренции дешевого рабского труда.
Во время войны резко упала покупательная способность населения и сократилась внешняя торговля, так как передвижение вдоль вражеских берегов было опасным. Это также способствовало разорению мелких ремесленников. После войны торговые связи возобновились, но не в прежних размерах.
В Причерноморье и в Италии, откуда греки в обмен на ремесленные изделия вывозили сырье и продукты питания, возникло самостоятельное производство, и спрос на предметы греческого ремесла сократился.
Кроме того, изменилось направление важнейших торговых путей. В V в. афиняне, господствуя на Эгейском море, контролировали морскую торговлю: все товары, особенно хлеб, сначала привозили в Пирей, а оттуда, по усмотрению афинян, их могли продавать в другие города Греции. После Пелопоннесской войны Афинам не удалось восстановить свое морское господство. Ведущую роль в торговле греческого мира в этот период стали играть малоазийские города. Торговые суда все чаще направлялись к Родосу, минуя Балканский полуостров.
Разоренные мелкие собственники скоплялись в городах в поисках работы и пропитания. Многие из них превращались в городскую чернь — охлос — античный люмпен-пролетариат. В таких городах, как Афины, Коринф, Мегары, охлос составлял значительную часть населения. В Афинах число люмпен-пролетариев пополнилось за счет клерухов, изгнанных спартанцами с их наделов. Многие свободные вынуждены были продавать свою рабочую силу. По свидетельству Демосфена, «вследствие несчастья, постигшего тогда наше государство, многие гражданки стали кормилицами, поденщицами и помощницами при сборе винограда» 1. Но найти работу было нелегко, так как рабов было много и рабский труд дешев. Широкое распространение рабского труда ухудшало положение свободных наемных работников. Труд считался недостойным свободного человека.
В одной из речей Демосфена истец, мать которого вынуждена была продавать изготовленные ею ленты, говорит: «Бедность заставляет и свободных выполнять много рабских и недостойных обязанностей, за что справедливо пожалеть их, афиняне, а не наказывать» 1.
«Рабство — там, где оно является господствующей формой производства,— превращает труд в рабскую деятельность, т. е. в занятие, бесчестящее свободных людей» 2.
Наряду с обнищанием широких слоев свободного населения в руках немногих после Пелопоннесской войны сосредоточились огромные богатства.
Значительные прибыли принесла война владельцам оружейных мастерских, а также различным поставщикам и подрядчикам. Полководцы, главным образом спартанские, разбогатели за счет военной добычи. Немалые состояния приобретали ростовщики-трапедзиты. Они ссужали деньги купцам, принимали на хранение вклады, производили безналичные расчеты. Состояние одного из таких афинских трапедзитов, Пасиона, достигало 60 талантов.
Многие дельцы наживали деньги всевозможными спекуляциями. Спекулировали землей, скупая за бесценок опустошенные войной участки. Нам известны крупные земельные собственники. Аристофан, сын Никофея, приобрел участок в 30 гектаров. Имение некоего Фениппа, упомянутого у Демосфена, составляло около 360 гектаров.
Особенно выгодны были спекуляции хлебом. Они издавна привлекали афинских купцов, но в период войны и после нее, когда в снабжении населения привозным хлебом бывали перебои, эти спекуляции обрели невиданный размах. О размерах хлебных спекуляций можно судить на основании частых судебных процессов, известных нам из речей афинских адвокатов IV в. Характер хлебных махинаций и психология спекулянтов превосходно переданы в «Речи против хлебных торговцев» афинского адвоката Лисия (первая половина IV в.). «Эти люди,— говорит Лисий,— извлекают больше всего прибыли в то время, когда приходят вести о несчастиях, постигающих наше государство, и тогда они продают хлеб по дорогой цене. Они радостно глядят на наши страдания и стараются раньше других получить известие о постигающих наше государство бедствиях, а иногда и сами распускают ложные слухи: будто наши корабли погибли на Понте, или спартанцы захватили транспорт, отправленный в Афины, или заперли гавани, как будто перемирию угрожает разрыв. Они дошли до такой дерзости, что злоумышляют против нас, как враги, и, когда мы особенно нуждаемся в хлебе, они
захватывают его в свои руки и не хотят продавать, чтобы не спорили из-за цены, а соглашались платить, сколько бы они ни потребовали. Вот почему иногда во время мира мы переживаем по их вине осадное положение»1.
В «Экономике» Ксенофонта один из собеседников иронически замечает: «И купцы по своей чрезвычайной любви к хлебу, как прослышат, что где-нибудь его очень много, так и едут туда за ним, переплывают и Эгейское, и Евксинское, и Сицилийское моря. Потом наберут его как можно больше и везут по морю, да еще на том судне, на котором сами едут. Когда им понадобятся деньги, они не выбрасывают хлеб зря, по дешевым ценам, куда попало, а, напротив, где, по слухам, (цены на хлеб всего выше и где больше всего им дорожат, к тем и везут его на продажу»2.
Предприимчивые дельцы спекулировали не только хлебом, но и многим другим, например железом. В «Политике» Аристотеля упоминается один сицилийский гражданин, скупивший все железо, добытое в рудниках, продававший его купцам по дорогой цене и таким образом наживший колоссальное состояние в 50 талантов.
Приобретенные в результате спекуляции деньги отчасти пускались в оборот — на них приобретались земли, рабы, корабли и т. д., отчасти же растрачивались на предметы роскоши. Богачи строили роскошные дома-дворцы, украшенные фресками, мозаикой и колоннадами. Внутренняя отделка изумляла изяществом и великолепием. Стены украшались картинами и статуями первоклассных художников. Богачи содержали дорогих поваров, большой штат домашней прислуги из рабов.
Мы располагаем разнообразными свидетельствами все возраставшего влияния богатства и роста имущественного неравенства в Греции IV в. Богачи новой формации обычно не были связаны с какой-либо определенной страной или родом. Эти люди считали своим отечеством всякую страну, в которой они находили экономические выгоды.
Новые богачи (плутократы) стали составлять теперь верхний слой общества и затмили старую аристократию. Это было время, когда общественное положение человека зависело исключительно от его богатства.
Философ Платон изображает современное ему Афинское государство расколовшимся на две неравные части: бедных и богатых. Эти два слоя хотя и живут в одном и том же месте, но постоянно злоумышляют друг против друга и готовы пожрать один другого.
Рост имущественного неравенства во всех греческих городах приводил к обострению социальной борьбы, что нашло отражение во многих литературных произведениях.
С настроениями афинской свободной бедноты нас знакомят уже известные нам комедии Аристофана. Сюжет одной из них — «Женщины в народном собрании»—имеет много общего с сюжетом «Лисистраты». И здесь женщины, утратившие веру в политические способности своих мужей, решили взять управление государством в свои руки. В ранний утренний час, когда их мужья еще спали, они созвали народное собрание, на кото-ром выступила главная героиня этой комедии Праксагора. В своей речи она выдвигает радикальную программу.
«Я полагаю,— говорит Праксагора,— отныне все должно стать общим. Прочь порядок, при котором один владеет обширными поместьями и деньгами, а у другого нет даже места для могилы. У одних целая армия рабов, а у других нет и одной прислуги» 1.
Из рассуждений Праксагоры видно, что стремления малообеспеченных граждан античного полиса не шли далее перемещения имущества из одних рук в другие.
Комедия Аристофана — карикатура на современные ему социальные утопии. Аристотель упоминает об утопической «Политии» Фалея Калхедонского, по мнению которого государство призвано осуществить справедливое перераспределение имуществ и организовать систему общественного воспитания детей.
Одновременно с проповедью уравнительного передела всех имуществ в Греции IV в. наблюдается стремление к идеализации старины, отцовских или дедовских порядков. Дедовские порядки представлялись «золотым веком», когда не существовало ни имущественного, ни социального неравенства, ни классовой вражды и жизнь текла мирно и спокойно.
В связи с резким ухудшением жизненного уровня беднейшие граждане требовали помощи от государства. В речах Исократа говорится о том, как выросло после войны число неимущих, стремящихся жить за счет государства. «В старину не было нищих и никто не позорил государство, выпрашивая подаяние. А теперь число нуждающихся превосходит число лиц, имеющих какой-нибудь достаток. Они только и думают, как бы раздобыть себе дневное пропитание: толпятся перед судами, в надежде вынуть жребий, нанимаются в театральные статисты, готовы идти на самые темные дела»2.
В эпоху могущества Афин государство выплачивало значительные суммы бедным свободным гражданам за отправление различных общественных обязанностей. Между тем афинские граждане требовали от государства выдачи им пособия на бедность вне зависимости от выполнения ими общественных
обязанностей. При таких условиях сумма выплачиваемых государством пособий должна была значительно увеличиться по сравнению с той, которая выплачивалась при Перикле. Однако афинская казна не могла выделить такую сумму, так как она лишилась взносов союзников, а поступления от торговых пошлин значительно уменьшились в связи с сокращением торгового оборота. Поэтому вполне понятно, почему в Афинах
IV в. вокруг вопроса о выдаче пособий шла острая борьба. Не менее ожесточенная борьба развернулась и по вопросу о литургиях.
Состоятельные граждане стремились к тому, чтобы те или иные повинности раскладывались на возможно большее число лиц. Прибегали они также к утаиванию размеров состояний. Для предупреждения этих злоупотреблений демократические деятели добились проведения закона об обмене имуществом, так называемом антидосисе. По этому закону всякий, кто был внесен в число лиц, выполнявших ту или иную литургию, мог предложить любому гражданину, не состоявшему в списках, но имевшему большее состояние, или взять на себя выполнение литургии или обменяться с ним имуществом. Появилось много лиц, которые выискивали поводы для привлечения состоятельных людей к суду по делам, связанным с конфискацией имущества. Так как доносчик, сикофант, получал определенную часть имущества осужденного, то для некоторых людей в Афинах доносы превратились в источник дохода.
Ксенофонт в произведении «Пир» вывел некоего Хармида, ученика Сократа, лишившегося большого состояния. Хармид рассказывает о себе: «Когда я был богат в Афинах, я боялся, чтобы кто-нибудь не подкопал стены в моем доме и не забрал деньги, а мне самому не сделал какого-нибудь вреда; кроме того, я ухаживал за сикофантами, так как знал, что скорее я могу через них впасть в беду, чем они через меня. Наконец, я всегда получал известные требования сделать то или иное для города, а выехать из Афин мне не позволяли. Но теперь, когда у меня отняты поместья вне Афин, когда от здешних я ничего не получаю, а домашнее имущество все распродано, теперь я сплю» спокойно растянувшись, пользуясь доверием города, и никто мне более не угрожает; напротив, я угрожаю другим. Я свободен, я могу выехать и возвратиться, богатые встают передо мной со своих мест и уступают дорогу на улице. Теперь я настоящий царь, а прежде был рабом, тогда я платил налоги в пользу города, а теперь город платит мне жалованье и содержит меня»1. Это парадоксальное утверждение в известной мере отражало действительное положение вещей. Полисная система не могла уже гарантировать полную безопасность имуществу богатых граждан.
По словам Исократа, в современном ему греческом мире врага боятся меньше, чем собственных сограждан. Богатые скорее готовы бросить свое имущество, чем отдать его бедным, а для бедных нет ничего более желанного, чем ограбить богатых.
Во всех греческих городах IV в. борьба бедных и богатых в сфере политической облекалась в форму ожесточенных столкновений олигархических и демократических группировок. Если к власти приходили демократы, конфисковалось имущество богатых. Побеждали олигархи — сокращались раздачи беднейшему населению, преследовали демократов. В тех городах, где помощь беднейшим гражданам была особенно скудной, классовая борьба нередко выливалась в жестокие расправы на улицах. В 392 г. в Коринфе вспыхнуло восстание бедняков, сопровождавшееся резней богачей. В 370 г. в Аргосе произошло событие, известное под названием аргосского скитализма (скитале по-гречески означает «палка»). В течение нескольких дней около 1500 богачей было перебито палками.
Острая классовая борьба вынуждала многих покидать родные города. К политическим эмигрантам присоединялись и те, кто не мог найти у себя на родине средств к существованию. Много греческих переселенцев направлялось в колонии — Италию, Сицилию, Причерноморье. Те, кто не желал уезжать так далеко, становились наемниками. Наемничество — очень характерное явление для Греции IV в. Оно связано прежде всего с обнищанием большого числа свободных граждан. Раньше войска полисов формировались на основе имущественного ценза. Феты служили в легковооруженных войсках и составляли экипажи военных кораблей. Гоплиты, которые должны были вооружаться за свой счет, вербовались из зажиточных слоев. С обнищанием мелких собственников число гоплитов уменьшалось. Обедневшие граждане не могли снаряжаться за собственный счет. Греческие города-государства постепенно переходили к использованию наемных войск, которые преимущественно формировались из людей, свободных от всяких занятий.
Наемничество — переломный момент в истории военной организации античного мира. Наемная армия у греков была первой армией, в которой были созданы условия для совершенствования военной техники, введения строгой дисциплины и проведения далеких походов. Переход к наемной армии совпал с переходом к новому военному строю — от тяжеловооруженной фаланги гоплитов к легковооруженным пелтастам. Тяжелый металлический панцирь был заменен холщовым и тяжелый щит, обитый медью, кожаным (пелта), но зато меч и копье стали длиннее. Это во много раз удешевляло экипировку войска и делало его более подвижным, способным к маневриро
ванию и далеким походам. Введение пелтастов приписывали афинскому стратегу Ификрату.
Наемничество обусловило совершенно иные взаимоотношения между войском и полководцем. Связь между рядовыми воинами и вождем становилась более тесной и непосредственной. Войско знало только своего начальника, от которого оно получало плату и по приказу которого совершало многочисленные походы.
Появился ряд талантливых полководцев, готовых служить кому угодно за хорошую плату. Такие афинские полководцы, как Хабрий, Ификрат, Харес, Тимофей, набрав большие отряды наемников, вмешивались в политические дела других государств. Стратег Хабрий без разрешения афинского народного собрания поддержал фараона Таха, восставшего против персидского царя. Иногда предводители наемнических дружин свергали законные правительства и провозглашали себя верховными правителями. Из наемничества выросла диктатура наемнических вождей — позднегреческая тирания. Тиранов поддерживали и люмпен-пролетарии, приветствовавшие всякую власть, которая выступала против богатых и знатных. Однако тирания, опиравшаяся на деклассированные элементы, как правило, существовала недолго.
Все изложенное выше свидетельствует о глубоком кризисе полиса как социально-политической организации, сложившейся в иных исторических условиях и не отвечавшей требованиям времени. Для IV в. характерно равнодушие граждан к судьбам государства — политическая апатия. Беднейшим гражданам полис не мог обеспечить прожиточный минимум. Богатые все больше тяготились государством, плохо защищавшим их имущественные интересы. Неустойчивость и непрочность полиса внушали страх еще и потому, что только сильное и здоровое государство, как об этом пишет Платон, могло защитить рабовладельца, имевшего много рабов. Борьба с рабами причиняла рабовладельцам немалое беспокойство и держала их в постоянном напряжении. Принимались самые различные меры для предупреждения восстаний. Платон советует в «Законах» по возможности не иметь рабов одной и той же национальности, а покупать рабов, говорящих на разных языках, чтобы они не могли сговориться между собой и поднять восстанете. Но ничто не могло задержать развития классовой борьбы, постоянных выступлений рабов, ненавидевших угнетателей и готовых, как говорит Ксенофонт в отношении илотов, «с радостью пожрать спартиатов даже живыми», если бы только для этого представился случай.
Страх перед восстаниями рабов, ненависть к беднякам заставляли богатых стремиться к установлению сильной и прочной власти, способной оградить их от любых случайностей.
История Греции после Пелопоннесской войны на протяжении первой половины IV в. представляет собой бесконечную цепь войн, столкновений и мирных договоров между отдельными полисами и коалициями полисов. Не успевала закончиться одна война, как начиналась другая, третья и т% д. Гегемония над греческим миром перешла к Спарте, которая в военном отношении была в то время самым сильным из всех греческих государств.
Положение в самой Спарте к этому времени резко изменилось. Община равных уже давно разложилась. Социально-экономическое развитие Спарты протекало в том же направлении, что и в других полисах, но более медленными темпами. В натуральное хозяйство Спарты проникали торговые и ростовщические отношения. В Спарте все большую роль начинает играть частная собственность. Концентрация собственности и дифференциация в среде господствующего класса равноправных спартиатов особенно усилились после закона эфора Эпитадея (начало IV в.). Закон Эпитадея разрешил передачу имущества, в том числе и земли, по свободному выбору в виде подарка или по завещанию.
Таким образом, неотчуждаемость клеров была уничтожена. Это неизбежно приводило к уменьшению числа граждан-землевладельцев и к сосредоточению земли в руках немногих. О быстром расслоении в среде спартиатов убедительно свидетельствует сокращение числа владельцев клеров. В VI в. в Спарте было более девяти тысяч граждан, имевших полные клеры, а в 371 г. Спарта могла выставить только 2500 гоплитов.
Во время Пелопоннесской войны началось обогащение правящей верхушки спартанского общества. Одним из важных источников обогащения были субсидии, предоставленные персами лакедемонским полководцам.
Все греческие города повиновались приказаниям любого лакедемонянина. Спартанцы, безраздельно хозяйничая в греческих полисах, могли взыскивать с населения любые суммы. Особенно обогатились спартанские военачальники. Первым богачом Спарты был наварх, начальник морских сил, Лисандр. За время верховного командования состояние Лисандра достигло внушительных размеров. Когда он возвращался в Спарту, за ним следовал обоз с золотыми венками, поднесенными ему бывшими союзниками Афин «в благодарность за освобождение». Платон утверждает, что во всей Греции нельзя было найти столько серебра, сколько его стало теперь в одном Лакедемоне.
В то же время среди спартанцев появилось много неиму
щих. Значительная часть граждан оказалась не в состоянии приобретать тяжелое вооружение и участвовать в фидитиях. Это означало потерю политических прав. Таким образом, число полноправных спартанцев непрерывно сокращалось.
Обедневшие граждане (гипомейоны), лишенные политических прав периэки, вольноотпущенники (неодамоды) и илоты выступали против существующих порядков. В 399 г. спартанский гражданин Кинадон призвал всех недовольных к восстанию и низвержению существующего строя. Восстание, однако, не удалось. Заговор был раскрыт, и все заговорщики казнены.
После разгрома Афинской архе Спарта превратилась в самый влиятельный полис Греции, распространивший свою власть не только на материковую Грецию, но и на побережье Малой Азии. Уже в первые годы спартанского господства союзные города убедились, что спартанская гегемония во многих отношениях хуже афинской. Спартанцы, уничтожая демократические порядки во всех подвластных им городах, насаждали так называемые декархии, т. е. комитеты десяти (олигархов), действовавшие под руководством спартанских уполномоченных-гармостов, облеченных чрезвычайной властью. Гармосты и декархии не пользовались поддержкой населения. Они вели себя крайне беззастенчиво, грабили население подвластных им городов, и потому, естественно, против них росло озлобление. Любое противодействие жестоко подавлялось.
Спарта оказала помощь брату персидского царя Киру, претендовавшему на персидский престол. После гибели Кира войска, навербованные из местных жителей, перешли на сторону его противника царя Артаксеркса II. Предводители греческого отряда были приглашены для переговоров в лагерь Артаксеркса и здесь перебиты. Однако оставшиеся в живых 10 тысяч греческих наемников Кира не растерялись. Они выбрали новых предводителей и совершили беспримерный и связанный с огромными трудностями поход через всю неприятельскую страну. Пройдя Малую Азию, они вышли на побережье Черного моря, достигли Византия и отсюда разошлись по домам. История этого похода подробно описана в «Анабасисе» Ксенофонта — активного участника этой экспедиции, который был одним из предводителей греческих наемников после убийства стратегов.
Поддержка, оказанная Спартой Киру, вызвала недовольство Артаксеркса II. По указанию Артаксеркса его наместник Тиссаферн потребовал от Спарты санкционировать возврат Персии греческих городов на побережье Малой Азии. Если бы Спарта согласилась, это полностью уронило бы ее авторитет в глазах всего греческого мира. При таких условиях Спарте оставался единственный выход: пойти на риск войны с Персией. Война началась в 399 г. Спартанские войска под командованием царя Агесилая, талантливого полководца, перепра-
вились в Малую Азию. Здесь Агесилай нанес тяжелое поражение персам при Сардах, но закрепить этот успех он не смог. На персидские деньги в самой Греции была создана сильная антиспартанская коалиция. Началась так называемая Коринфская война (395—387 гг.). В связи с началом этой войны спартанское правительство оказалось вынужденным спешно отозвать Агесилая с его войском. Достигнутые в Малой Азии успехи были сведены на нет. В самой Греции военные действия начались на территории Беотии. Посланный в Беотию спартанский полководец Лисандр пал в бою. Спарте приходилось бороться и с Персией и с коалицией греческих государств — сначала Афинами, затем Коринфом, Мегарами, Аргосом и другими городами Средней и Южной Греции. В 394 г. персидский флот под командой бывшего афинского стратега Конона, состоявшего в тот период на службе у персидского царя, одержал победу при Книде, на юго-западе Малой Азии. Спартанские военные силы на море были уничтожены. Поражение при Книде обесценило и успехи спартанцев на греческом театре войны. В 390 г. афинскому стратегу Ификрату, который использовал в бою пелтастов, удалось одержать победу над спартанским отрядом недалеко от Коринфа.
Однако в решительный момент персы, напуганные успехами антиспартанской коалиции, снова изменили тактику и сблизились со Спартой. В 387 г. под давлением Персии в столице персидского царя Сузах был заключен Анталкидов, или так называемый царский, мир. Анталкид был спартанским уполномоченным, участвовавшим в переговорах. По Анталкидову миру греческие города на побережье Малой Азии переходили под власть персидского царя. Все остальные греческие города объявлялись свободными и независимыми, и все греческие союзы (кроме Пелопоннесского) распускались. С согласия персидского царя гегемония сохранялась лишь за Спартой, которая теперь была покорна его воле. Весьма показательно, что договор о прекращении войны между греческими городами был заключен не в Греции, а в резиденции персидского царя. Не менее показателен и текст договора, составленный от имени персидского царя и заканчивающийся словами: «Той из воюющих сторон, которая не примет этих (т. е. перечисленных выше.— Ред.) условий, я, вместе с принявшими мир, объявлю войну на суше и на море и воюющим с ним окажу поддержку кораблями и деньгами» 1.
Провозглашение персидским царем свободы и независимости греческих городов означало полное запрещение союзов и объединений между ними. Персы получили возможность беспрепятственно вмешиваться в греческие дела. Никогда рань
ше греческий мир не был таким раздробленным и разобщенным перед лицом персидской державы.
Наблюдение за выполнением условий Анталкидова мира было возложено персидским царем на Спарту, которая не замедлила воспользоваться своим привилегированным положением. Она распустила даже такое небольшое объединение, как союз халкидских городов под главенством города Олинфа. Спартанские гармосты повсеместно насаждали олигархии. В Беотии также взяла верх олигархическая партия, опиравшаяся на поддержку спартанского гарнизона, коварно захватившего фиванскую крепость Кадмею. Результатом такой политики было еще большее ослабление Эллады.
Но влияние Персии на греческие дела продолжалось недолго. Внутреннее ее положение все более ухудшалось. Великая держава Ахеменидов разваливалась. Войны между сатрапиями не прекращались. Каждая сатрапия стремилась превратиться в самостоятельное государство, независимое от великого царя. В то же время и положение Спарты как гегемона Греции становилось все более непрочным.
Объединительные тенденции в Греции неизбежно должны были привести к попыткам создания новых союзов. В этой связи наибольшее значение приобрели события 379 г. в Фивах. В этом городе у власти находились олигархи, которые пользовались поддержкой полуторатысячного спартанского гарнизона, оставленного в фиванской крепости Кадмее. Многие фиванские демократы эмигрировали в Афины; другие остались в Фивах и ушли в подполье. Все они ждали удобного случая для выступления против фиванской олигархии и восстановления демократии.
Такой случай представился в 379 г. В Фивы тайно вернулись переодетые крестьянами семь эмигрантов во главе с Пелопидом. Они соединились со своими фиванскими единомышленниками. По преданию, в ночь, намеченную демократами для выступления, вожди олигархов находились на пиру, устроенном одним из тайных приверженцев демократов. Заговорщики, закутанные в плащи танцовщиц, проникли в дом, где пировали олигархи, и перебили их.
Восстание было поддержано населением города, олигархические порядки были отменены, спартанцы изгнаны из Фив и всей Беотии. После этого был восстановлен Беотийский союз, верховная власть передана народному собранию, состоявшему из всех беотян, возглавленному советом семи беотархов, предводителей беотийского ополчения.
Греция в эпоху преобладания Фив (IV в. до н. э.)
Вождями фиванской демократии были Пелопид и Эпаминонд. Эпаминонд — одна из самых замечательных и ярких личностей греческой истории. По происхождению Эпаминонд принадлежал к фиванской знати, но по политическим убеждениям был горячим сторонником демократии.
Непосредственного участия в подготовке заговора Эпаминонд не принимал, хотя в годы господства олигархов проживал в Фивах. Сразу же после переворота он примкнул к демократам. С Пелопидом Эпаминонд с ранней юности находился в дружеских отношениях.
Демократический переворот в Фивах и изгнание спартанского гарнизона из Кадмеи не могли не вызвать ответных действий со стороны Спарты. Спартанское правительство направило в Беотию отряд, чтобы расправиться с фиванскими демократами. По пути в Беотию командующий спартанским отрядом Сфодрий предпринял неудачную попытку захватить афинский порт Пирей. Афиняне, возмущенные нападением спартанцев без объявления войны, начали военные действия против Спарты, оказав тем самым поддержку фиванцам.
В дальнейшем Афины воспользовались благоприятно сложившейся обстановкой и в 378 г. создали Второй Афинский морской союз. Этот союз был значительно меньше и слабее первого и организован на других началах—принципе федеративности и автономии. В состав союза вошло до 70 городов и островов. Греческие города на малоазийском побережье, уже перешедшем под власть Персии, не могли в нем участвовать. Акт об основании Второго Афинского морского союза гласил: «Если кто-либо из эллинов или из варваров, проживающих на материке, или из жителей островов, поскольку они не находятся под властью персидского царя, пожелает быть союзником афинян и их союзников, то дозволяется тому вступить в союз при сохранении им свободы и автономии, пользуясь тем государственным строем, каким он пожелает, не принимая к себе ни (афинского) гарнизона, ни (афинского) правителя, не платя дани. Заключившим союз с афинянами и их союзниками (афинский) народ предоставляет пользоваться теми владениями афинян, частными или общественными, которые окажутся на территории заключивших союз, и им афиняне должны дать в этом ручательство... Не дозволяется никому из афинян ни для себя лично, ни для государства приобретать владений на территории союзников, ни иметь ни дома, ни земельного участка путем покупки или аренды, или как-либо иначе. Если же кто-либо купит или приобретет, или возьмет в аренду каким бы то ни было образом, желающий из союзников может заявить об этом на общественном собрании, а члены его, продав имущество, половину его отдадут сделавшему заявление, а другая половина пусть составит общее владение союзников. Если кто-либо пойдет войной, на суше или на море, на вступивших в союз, афиняне и союзники должны оказать помощь подвергшимся агрес* сии изо всех сил по мере возможности. Если кто-либо — будь это должностное лицо или частный человек — внесет предложение или поставит на голосование что-либо против издаваемого акта, как, например, нарушит какой-либо из пунктов его, то лишается гражданских прав, имущество его конфискуется. И суд над ним произойдет в Афинах и в союзных городах, как над человеком, расторгающим союз. Согласно решению афинян и союзников, такой человек может быть приговорен к смерти или изгнанию. Если он будет приговорен к смерти, труп его не должен быть погребаем ни в Аттике, ни на территории союзников... На той плите, на которой вырезан этот акт, написать имена союзных городов и имена тех городов, которые позднее присоединятся к союзу» 1. Второй морской союз просуществовал 23 года (378—355 гг.).
В первый период существования Афинского союза между
ним и демократическими Фивами установились дружественные отношения. Спарте пришлось отказаться от очередного вторжения в Беотию и перенести войну на море. Однако спартанский флот потерпел ряд поражений в борьбе с Афинским союзом. В связи с этим спартанское правительство решило начать мирные переговоры. При посредничестве персидского царя летом 371 г. в Спарте собрались представители греческих государств. На этом конгрессе в ответ на требование спартанцев распустить Беотийский союз Эпаминонд заявил, что Фивы откажутся от гегемонии над беотийскими городами лишь в том случае, если спартанцы откажутся от гегемонии над пелопоннесскими городами. Война между Спартой и Фивами возобновилась. Остальные государства заключили со Спартой договор на условиях, подтверждающих Анталкидов мир. Конгрессом были признаны и Пелопоннесский и Афинский морской союзы.
Кроме Фив, договор со Спартой не заключила также Фессалия— одно из сильнейших греческих государств этого периода. С конца V в. в Фессалии быстрыми темпами стали развиваться ремесла и торговля. Усилившиеся в связи с этим демократические элементы начали борьбу против родовой землевладельческой аристократии. Особенно активно участвовало в этой борьбе зависимое сельское население—пенесты. В фессалийском городе Ферах во главе недовольных встал некий Ликофрон. Ему удалось свергнуть господство аристократов и стать тираном. Однако Ликофрон не смог сломить сопротивление враждебных ему фессалийских городов и объединить Фессалию. Замыслы Ликофрона осуществил его преемник, ферский тиран Ясон, объединивший под своей властью всю Фессалию, Эпир и некоторые племена Этолии. Он был главой фессалийского ополчения. Ясон готовился к завоеванию Македонии, Греции и даже к походу на Персию. Для осуществления своих планов он создал одну из лучших в то время наемных армий, конницу и флот. Установив союзные отношения с Афинами и Беотией, Ясон выступил против Спарты.
Между тем в 371 г. в Беотии, в долине около города Левктры, произошла ожесточенная битва между спартанцами и фиванцами, окончившаяся поражением спартанцев. Ясон не поддержал фиванцев и даже воспрепятствовал преследованию остатков спартанского войска, опасаясь излишнего усиления Беотии. Битва при Левктрах была выиграна благодаря тому, что Эпаминонд применил новый военный строй, так называемый косой клин. До того времени главное внимание обращалось на правое крыло и центр фаланги, Эпаминонд же, наоборот, уплотнил левое крыло в глубину на 50 щитов, соответственно ослабив правое и центр. Кроме того, фиванские воины были лучше вооружены. В результате спартанцы были разбиты наголову.
План битвы при Левктрах
Фиванская военная организация послужила основой знаменитой македонской фаланги. Будущий македонский царь Филипп II, находившийся тогда в Фивах, заимствовал фиванские нововведения и потом использовал их в Македонии.
Поражение при Левктрах доказало военную отсталость и внутреннюю неустойчивость Спарты. Вся Греция пришла в движение. Союзные со Спартой города отпадали от нее, и в них устанавливались демократические порядки. Многие города Средней Греции примкнули к Беотийскому союзу.
Пелопоннесский союз начал распадаться. По всему Пелопоннесу прокатились восстания илотов, периэков, свободной бедноты, наемников и т. д. Каждый город, каждое государство разделились на две партии — демократов и олигархов, готовых стереть друг друга с лица земли. Именно на эти годы и приходится скитализм в Аргосе, когда аргосский демос перебил дубинами 1500 олигархов.
Аркадские города также объявили себя автономными и образовали союз. Аркадяне отстроили разрушенную спартанцами Мантинею. По совету Эпаминонда они приступили к постройке новой столицы — Мегалополя («Великого города»). Когда Спарта, не желая мириться с потерей своего влияния в Пелопоннесе, выступила против Аркадского союза, аркадяне обратились за помощью к Афинам. Однако афиняне, опасаясь
усиления Аркадского союза и Фив, не поддержали аркадян. Тревожили афинян и действия Ясона, завладевшего проходами в Среднюю Грецию. Ясон явно готовился к захвату Дельф с их сокровищами. Планам Ясона не суждено было осуществиться. Во время подготовки похода на Дельфы он был убит заговорщиками-аристократами. После смерти Ясона в Фессалии началась борьба между его преемниками и аристократией, ослабившая фессалийское государство.
В то время как афиняне отказались помочь аркадским городам, Беотийский союз в 370 г. направил на помощь Аркадии большое войско под командованием Пелопида и Эпаминонда. Спартанцы с большим трудом предотвратили вторжение на свою территорию объединенных сил Беотийского союза и аркадян. Воспользовавшись тяжелым положением Спарты, от нее отделилась Мессения. Политическим ее центром стал древний город Мессения, возле горы Итомы. Тогда же было завершено демократическое переустройство Аркадии. Верховным учреждением Аркадского союза стал союзный совет и народное собрание.
Опасаясь полного разгрома, спартанцы были вынуждены просить помощи у Афин. Афиняне очень боялись усиления своего ближайшего соседа — Фив, что побудило их перейти на сторону спартанцев. Это предрешило исход войны и дальнейшую судьбу Фиванского союза. Эпаминонд несколько раз совершал победоносные походы в Пелопоннес, чтобы поддержать возникшие там демократические государства, но он был не в состоянии ни уладить внутренние раздоры союзных с Фивами пелопоннесских городов, ни предупредить образование антифиванской коалиции. Аркадские города, объединившиеся вокруг Мантинеи, присоединились к союзу Спарты и Афин. При таких обстоятельствах Эпаминонд двинулся с большим войском в Пелопоннес. В 362 г. при Мантинее произошло генеральное сражение между обеими коалициями. Победа осталась за Фивами, но она была куплена очень дорогой ценой. Множество фиванцев, в том числе и сам Эпаминонд, пали на поле сражения. «Умирая, я оставляю двух бессмертных дочерей — Левктры и Мантинею»,— были последние слова Эпаминонда. После смерти Эпаминонда фиванская демократия лишилась вождя (Пелопид незадолго до этого погиб в одном из походов в Фессалию). После битвы при Мантинее Фивы постепенно утрачивают свое влияние.
Таким образом, в короткий срок два сильнейших греческих государства — Спарта и Фивы — перестали играть ведущую роль на арене борьбы за гегемонию. Этим немедленно воспользовались Афины, предпринявшие попытку возродить Афинскую морскую державу. С этой целью они развили энергичную деятельность на полуострове Халкидике. Однако здесь афинянам
пришлось столкнуться с решительным противодействием хал-кидских городов, дороживших своей независимостью. Великодержавная политика афинян и ущемление ими прав союзников (выведение клерухий, повышение взносов, ограничение прав союзного совета) привели к тому, что в 357 г. против Афин восстала большая часть союзных городов. Началась так называемая Союзническая война (357—355 гг.), которая привела к распаду Второго морского союза.
С распадением Пелопоннесского, Беотийского и Афинского морского союзов Греция снова оказалась полностью раздробленной. По свидетельству Ксенофонта, после битвы при Мантинее в Греции не осталось ни одного государства, способного подчинить своей гегемонии другие. Ни одному греческому государству было не по силам осуществить общегреческое объединение. Тем временем на севере усилилось новое государство — Македония.
Обстановка, сложившаяся в Балканской Греции в IV в., в общем и целом была сходна с тем, что в это время происходило на греческом западе — в Сицилии и Южной Италии. Разница состояла только в том, что на западе диктатура полководцев, опиравшихся на наемные войска (тирания), была значительно прочнее.
В Великой Греции в больших масштабах, чем где-либо, в пастбищном и зерновом хозяйстве применялся рабский труд. Разорение крестьянства сопровождалось обострением классовой борьбы. Перевороты под лозунгом передела земли и освобождения от долговых обязательств постоянно происходили в городах греческого запада.
В V в. сицилийские полисы вели долголетнюю упорную войну с Карфагенской республикой — гегемоном западной части Средиземноморья, претендовавшей на территорию Сицилии. Сицилия подвергалась постоянным нашествиям карфагенян, опустошению и разорению. Главную роль в это время играли Сиракузы. После смерти Гиерона (467 г.) там была уничтожена тирания и восстановлена демократия. Как и в городах Греции, в Сиракузах кипела борьба между демократией и олигархией. Во время неудачной войны с Карфагеном большое значение приобрели полководцы. Разорившиеся крестьяне, ремесленники и бежавшие от своих господ рабы составляли тот резерв, из которого они формировали свои отряды. Помимо выплаты регулярного жалованья, полководцы в случае успеха гарантировали своим воинам часть военной добычи, освобождение от долгов и земельные наделы.
В конце V в. одному из популярных сицилийских предводителей наемнических отрядов, Дионисию, удалось захватить власть в Сиракузах. Народное собрание приняло предложение Дионисия об аресте олигархов и конфискации их имущества.
В 405 г. Дионисий был провозглашен единоличным правителем,
«стратегом-автократором». Конфискованные земли были розданы в качестве пожизненных наделов наемникам или расхватаны приближенными тирана. Старая аристократия была истреблена или ушла в изгнание.
Социальной опорой Дионисия, как и вообще всех позднегреческих тиранов, были наемные войска и новая чиновная знать, щедро одаряемая землями и рабами. Дионисия поддерживали также торгово-ремес-ленные слои. Автономия полисов, вошедших в Сицилийский союз, была существенно урезана. Управление перешло в руки государственных чиновников. При этом особое внимание было обращено на финансовое ведомство, игравшее первостепенную роль в военном государстве с наемнической армией. В основу финансового управления была положена заимствованная на Востоке и у Карфагена откупная система, упрощавшая и облегчавшая сбор податей. Большое внимание уделялось также военному делу, постройке крепостей, усовершенствованию боевой техники, оружия и транспорта.
Дионисий I (406—367 гг.) проводил смелую и успешную военную политику. Вступив в войну с Карфагеном за обладание Сицилией, Дионисий не смог полностью вытеснить карфагенян с этого острова, но большая часть их прежних владений перешла к нему. Около двух третей территории Сицилии оказалось под его властью. Сицилийское государство Дионисия превратилось в сильную морскую державу. Нанеся большой урон Карфагену, Дионисий приступил к завоеванию некоторых городов Южной Италии. Сиракузы установили свое господство в Адриатическом море и превратились в порт мирового значения,
через который шла вся торговля Западного Средиземноморья.
Образование Сицилийской державы вызвало усиленный поток переселенцев из восточных частей Греции. Масса греческих колонистов осела на вновь завоеванных землях и эллинизировала местное население. Благодаря приобретению плодородных земель, притоку колонистов, оживлению торговли и ремесел, богатой военной добыче государство Дионисия в первой половине IV в. достигло значительного благосостояния, превратившись в крупную внешнеполитическую силу. Кроме большей части острова, в состав Сицилийской державы входила часть территории греческих городов Южной Италии, колонии, основанные на обоих берегах Адриатического моря, владения на Корсике и некоторых других островах.
Чтобы придать внешний блеск своей власти, Дионисий завел роскошный двор, приглашал наиболее знаменитых поэтов, художников, писателей, философов и ученых. При Дионисии возводились многочисленные постройки, украшавшие его столицу. Представители Сиракуз участвовали во всех спортивных состязаниях— конных, музыкальных и драматических.
Однако экономический расцвет и внутреннее спокойствие Сицилийской державы были непрочными. Социальные слои, на которые опиралась тирания,— наемники, чиновничий аппарат— еще не успели достаточно окрепнуть и оформиться. Крупные землевладельцы-олигархи, деклассированные элементы, не получившие земли и не служившие в армии, и колонисты, обремененные налогами, — все были настроены против Дионисия.
Диодор Сицилийский в XIV книге приводит любопытные факты, свидетельствующие о недовольстве властью Дионисия. Часть греков уходила от Дионисия к карфагенянам, забирая свое имущество. На народном собрании Дионисия обвиняли в незаконных конфискациях, грабеже храмов, разрушении и разграблении городов. Власть Дионисия многими воспринималась
как жестокая диктатура, направленная прежде всего против народных движений. Хотя в демагогических целях Дионисий разделил между бедняками часть конфискованного у его политических врагов имущества и наделял правами гражданства даже поддерживавших его рабов, Платон не случайно поехал в Сиракузы, надеясь создать здесь с помощью Дионисия идеальное аристократическое государство. Несмотря на то что Дионисий формально сохранил старое демократическое устройство, народное собрание утратило при нем всякое значение. Он боялся народа, жестоко расправлялся с его вождями и отгородил свою резиденцию, остров Ортигию, высокой стеной от города.
После смерти Дионисия I (367 г.) претенденты на верховную власть начали междоусобную войну. Этим воспользовались карфагеняне и возобновили нападения на сицилийские города. На помощь сицилийцам пришли коринфяне. Во главе Коринфа стоял тогда Тимолеонт, сторонник демократии по убеждениям и опытный полководец. Под его давлением Дионисий II был вынужден отказаться от власти, после чего Тимолеонт провозгласил демократическую конституцию. Карфагеняне были отброшены. Но демократическая конституция просуществовала недолго. Социальная ее опора был очень шаткой. Чтобы удерживать в подчинении рабов и народные массы, было недостаточно уже старого полисного органа управления. Стал необходим более сильный и централизованный аппарат власти.
В результате колонизации в Северном Причерноморье сложились три главных эллинских центра: Ольвия, Херсонес и боспорские города. История Ольвии, основанной в середине или даже первой половине VI в. до н. э. выходцами из ионийского Милета, известна нам лишь в самых общих чертах. Основываясь на всех имеющихся данных, можно утверждать, что в
V в. Ольвия была уже большим городом. Часть ее жителей занималась земледелием на прилегающей к городу территории, но особенного развития достигла ольвийская торговля. Керамика Ольвии раскрывает постоянные и прочные ее связи с греческими причерноморскими городами и центрами средиземно-морской Греции. Среди предметов ольвийского импорта V— IV вв. встречаются превосходные изделия греческих мастеров. Значительная часть ввозившихся в Ольвию товаров перепродавалась местному населению или выменивалась на зерно и другие продукты. Изделия собственного ремесленного производства также предназначались на вывоз. Но главным предметом ольвийского экспорта был скупаемый у местных племен
хлеб, местное сырье и, надо думать, рабы. Ольвийская нумизматика запечатлела эту энергичную деятельность города. Ольвия приступает к регулярным выпускам своих денежных знаков со второй половины VI в., т. е. раньше многих других греческих городов-колоний. Свидетельством развития денежного обращения в Ольвии в первой половине IV в. служит относящийся к этому времени декрет, целью которого было установить определенные правила обмена монет других греческих городов на ольвийские деньги и обеспечить ольвийской валюте привилегированное положение.
Постоянная потребность Ольвии в зерне и местном сырье для сбыта создала экономические предпосылки для широкого и мирного общения населения Ольвии с окружающими ее местными племенами. На этой почве получает развитие процесс ассимиляции греческих колонистов с местным населением. Геродот, побывавший в Ольвии, называет ближайшее к городу племя каллипидов «эллиноскифами». Позднейшая эпиграфика, дает, по-видимому, той же группе населения еще более характерное название «миксэллинов», «смешанных эллинов». При раскопках Ольвийского некрополя VI и V вв. на его территории наряду с типичными погребениями греков было обнаружено значительное число местных погребений или могил с греческими и местными вещами в погребальном инвентаре. Яркий образ эллинизировавшегося «варвара» из среды племенной знати мы находим в рассказе Геродота о скифском царе Скиле, который женился на гречанке, усвоил греческие обычаи и религию и помногу месяцев проживал в Ольвии в своем доме, выстроенном на греческий лад. За эту приверженность ко всему греческому он поплатился жизнью.
Ольвия была типичным греческим полисом: в ней существовало народное собрание, совет и выборные должностные лица. Как и во всех рабовладельческих полисах, полноправные граждане составляли в Ольвии привилегированное меньшинство, так как ни проживавшие в Ольвии иностранцы — выходцы из других греческих городов, ни миксэллины политическими правами не обладали. Исключение составляли лишь граждане ольвийской метрополии Милета, которые на основании особого
договора пользовались полным равноправием с ольвиополитами.
О событиях внутренней и внешней истории Ольвии до второй половины IV в. в источниках отсутствуют какие бы то ни было сведения. Только писатели римского времени сообщают, что во второй половине IV в., по-видимому, в последние годы жизни Александра Македонского, Ольвия была осаждена его полководцем Зопирионом. Очевидно, поход Зопириона был предпринят с целью включить в империю Александра все западное и часть северного побережья Черного моря. Осажденный город оказался в очень тяжелом положении. Ольвийское правительство было вынуждено пойти на крайние меры: была освобождена некоторая часть рабов, которые пополнили ряды защитников города, предоставлены гражданские права иностранцам и аннулированы долги. Только такой ценой город смог отстоять свою независимость и принудить Зопириона снять осаду.
По несколько иному пути пошло развитие Херсонеса — единственной в Северном Причерноморье дорийской колонии. Территория вокруг города отличалась плодородием, но ближайшими соседями херсонесцев были полудикие и воинственные тавры, беспокоившие их своими набегами; завязать с ними мирные торговые связи было невозможно. Поэтому даже в лучшие времена херсонесская торговля значительно уступала торговле Ольвии и боспорских городов.
Основу херсонесской экономики составляло сельское хозяйство. Владения херсонесцев на Гераклейском полуострове до сих пор сохранили следы их энергичной хозяйственной деятельности. Система укреплений защищала эту территорию от таврских набегов. Многие укрепления имели одновременно хозяйственное и жилое назначение, представляли собой своеобразный тип усадеб-крепостей. Под их прикрытием херсонесцы обрабатывали с помощью рабов свои поля и виноградники.
В состав владений Херсонеса вошла также и часть западного побережья Крыма в районе современной Евпатории, где находились подвластные херсонесцам Керкинитида и Прекрасная гавань. Земля являлась собственностью либо отдельных граждан, либо государства; в этом случае она сдавалась в аренду или на откуп отдельным предпринимателям. Земельные угодья использовались под хлебные посевы, но главным образом под виноградники. Подсобную роль играло животноводство, а в прибрежной полосе также рыболовство и соляной промысел. Вся эта хозяйственная деятельность в известной мере носила характер товарного производства, поскольку часть своей продукции Херсонес экспортировал. Предметами херсонес-
ского вывоза были прежде всего вино, рыба, соль и, может быть, частично хлеб. Ввозились в Херсо-нес преимущественно предметы роскоши: украшения, оружие, художественная посуда, ткани и т. д. Представление о торговых связях херсо-несских купцов дают многочисленные находки при раскопках Херсонеса импортной, в том числе афинской, керамики, керамической тары и черепиц с клеймами Синопы, Гераклеи, Родоса, Фасоса и других греческих городов. Среди херсонесских надписей встречаются почетные декреты в честь граждан-иноземцев, связанных с городом торговлей.
Наряду с сельским хозяйством в Херсонесе получило известное развитие и ремесло. Раскопками установлено существование на территории города керамической, металлообрабатывающей и других отраслей ремесленного производства. Многочисленные находки прясел для веретена, грузил для ткацких станков, бронзовых и костяных иголок и даже остатков полотна свидетельствуют о том, что в городе было развито прядильноткацкое дело.
О политической структуре Херсонеса мы узнаем из ряда надписей. Херсонес представлял собой античную рабовладельческую республику с обычными органами управления: народным собранием, советом, выборными должностными лицами — демиургами, архонтами и др. К сожалению, история этой республики V—III вв. почти не нашла никакого отражения в античной литературной традиции, хотя нам известно, что в городе проживал местный историк Сириск, в трудах которого отразились взаимоотношения Херсонеса с Боспором.
Мощные оборонительные стены самого города и укрепления на Гераклейском полуострове красноречиво говорят о постоянной военной опасности, угрожавшей городу, по-видимому, не только со стороны тавров, но и со стороны воинственных скифских племен степного Крыма. Взаимоотношения Херсонеса с
местным населением, судя по всему, носили здесь иной характер, чем, например, в Ольвии V и IV вв. Между тем на боеспособности Херсонеса не меньше, чем других греческих полисов, отражалась борьба между бедными и богатыми, полноправными и неполноправными, рабами и рабовладельцами. Об этом с исключительной яркостью говорит дошедший до нас текст присяги херсонесцев, датируемый самым концом IV или началом III в. Может считаться доказанным, что это не обычная присяга, которую давали юноши во всех греческих городах при вступлении в ряды граждан, а чрезвычайная клятва, вызванная какими-то особыми обстоятельствами, очень опасными для Херсонеса и существовавшего в нем государственного строя. Произносивший эту присягу клялся в том, что он не предаст Херсонес и другие его владения «ни эллину, ни варвару», не замыслит ниспровержения демократического строя, не примет
участия в заговоре и т. д. Перечень всех этих негативных обязательств настолько конкретен, что, несомненно, почерпнут из реальной жизни, полной тревог и внутренних и внешних опасностей. Это был канун того еще более бурного периода северочерноморской истории, который связан с ростом враждебной греческим городам активности местных племен и образованием в Крыму скифского государства, когда не только Херсонес, но и другие греческие города теряют большую часть своих прежних владений и фактически утрачивают независимость.
В отличие от Ольвии и Херсонеса, от начала и до конца своей исторической жизни сохранявших структуру полисов, города-колонии, расположенные по обоим берегам Керченского пролива— древнего Боспора Киммерийского, в 80-х годах V в. до н. э. объединились под властью общего правительства, возглавленного Археанактидами. Тем самым было положено начало Боспорскому государству, которое по своим размерам значительно превысило владения даже самых крупных греческих полисов. В период расцвета — в IV и первой половине III в.— Боспорское государство владело всей территорией Керченского полуострова до Феодосии включительно и всем Таманским полуостровом с прилегающей к нему береговой полосой вплоть до нынешнего Новороссийска. На северо-востоке сфера боспорского государственного влияния распространялась до устья Дона, где находился подвластный Боспору Танаис. Таким образом, в состав Боспорского государства вошли не только греческие города-колонии с окружающими их землями, но и территории, населенные местными племенами, которые вынуждены были признать власть центрального боспорского правительства.
Скудость источников препятствует выяснению конкретных причин, побудивших боспорские полисы поступиться своей независимостью в пользу общего правительства. Мы не знаем также, какие именно из боспорских городов, помимо двух самых крупных из них — Пантикапеи и Фанагории,— с самого начала вошли в состав нового государственного объединения и какие присоединились к нему впоследствии. Следует думать, что в образовании этого объединения сыграл свою роль ряд факторов. Объединение, несомненно, открывало перед его участниками значительные экономические выгоды. Страна была плодородной, а воды Азовского моря и Керченского пролива изобиловали рыбой. Господство над обоими берегами пролива облегчало освоение природных богатств этого края и обеспечи
вало широкие возможности для развития экспорта зерна, рыбы и местных рабов в центральные районы Греции. Данные археологических исследований боспорских городов свидетельствуют о том, что они с раннего времени начали сочетать сельскохозяйственную деятельность на принадлежавших им землях с посреднической торговлей. В этом отношении весьма показательно, что Пантикапей, как и Ольвия, с середины или второй половины VI в. до н. э. начинает регулярно выпускать свою монету. Объединение боспорских городов должно было отвечать и интересам военно-стратегического характера: если с одними из многочисленных меотийских и скифских племен у греческих колонистов установились мирные отношения, основанные на обоюдных выгодах экономического общения, то с другими, напротив, происходили военные столкновения.
По-видимому, первоначально территория Археанактидовского Боспора была невелика. Расширение ее начинается в IV в., после перехода власти к новой династии Спартокидов. Не располагая сведениями о конкретных обстоятельствах, сопутствовавших этой политической перемене на Боспоре, мы, однако, знаем, что родоначальник новой династии Спарток не был греком, он был связан своим происхождением, судя по его имени, с Фракией. Переход власти к негреческой, хотя и в значительной степени эллинизировавшейся, династии Спартокидов показывает, что к этому времени процессы ассимиляции пришлого населения с местным достигли на Боспоре значительного развития. Это наложило отпечаток на все стороны исторической жизни Боспора и, в частности, на его культуру. В состав господствующего на Боспоре класса теперь наряду с верхним слоем населения городов вошли и представители местной племенной знати. Их объединили интересы совместной эксплуатации более широких слоев и греческого и местного населения и интересы все расширявшейся экспортной торговли. В результате Боспор стал представлять собой уже не греческое государство,, а государство, смешанное по своему этническому составу, что наложило отпечаток на его экономическую, социальную и культурную жизнь. Поэтому Боспор имеет много общего с государствами, сформировавшимися в древнем мире уже в эллинистическую эпоху.
Территориальная экспансия Боспора стимулировалась стремлением крупных греческих и негреческих рабовладельцев расширить базу для экспорта боспорского хлеба и сырья. По-видимому, эта экспансия развивалась постепенно и первых заметных результатов достигла только в годы правления боспорского правителя из дома Спартокидов Сатира (407—388 гг.), когда было начато завоевание оставшейся еще независимой Феодосии. Военные действия, открытые Боспорским царством против этого города, осложнились вмешательством метрополии
Херсонеса — Гераклеи Понтийской. Опасаясь, что чрезмерное усиление Боспора будет угрожать Херсонесу, Гераклея оказала военную помощь осажденной Феодосии. В результате военные действия затянулись. Феодосия капитулировала и вошла в состав Боспорского государства, признав верховную власть боспорских правителей, уже после смерти Сатира, при его сыне и преемнике Левконе. После присоединения к Боспору Феодосия становится одним из важнейших центров боспорского хлебного экспорта.
В годы правления Левкона I (389—349 гг.) Боспору удалось подчинить местные меотийские племена на таманской стороне пролива. Располагая значительными военными силами, в состав которых входили и наемники, Левкон I мог достигнуть этого силой оружия, но не исключена возможность, что некоторые из племен, например синды, вовлеченные в боспорскую хлебную торговлю, могли присоединиться к Боспору без особого военного нажима. Судя по надписям с титулатурой Спартокидов, в которых перечислялись племена, признавшие их верховную власть, границы боспорских владений на Таманском полуострове не отличались устойчивостью. Отдельные племена то присоединялись к Боспору, то отпадали от него, но в целом боспорская территориальная экспансия, безусловно, имела экономические причины. Объединив значительную территорию, Боспорское государство в правление Левкона I и его преемника Перисада (349—309 гг.) завязало оживленные торговые сношения со всем эллинским миром и прежде всего с Афинами. Ежегодный экспорт боспорского хлеба в Афины в середине
IV в. достиг 400 тысяч медимнов (около миллиона пудов). В свою очередь из Афин, Коринфа, Родоса, Фасоса, Хиоса, Коса и других районов на Боспор импортировались ткани, вино, оливковое масло, металлические и ювелирные изделия и т. д.
Одновременно с развитием торговли росло и собственное боспорское хозяйство, основу которого составляло земледелие. Наряду с земледелием на Боспоре существовало скотоводство и рыбный промысел, а в городах ремесленная промышленность. Монументальные боспорские погребения, поражающие нас роскошью погребального инвентаря, дают наглядное представление о богатствах, сосредоточенных в руках господствующего на Боспоре класса. Спартокиды, которые возглавляли этот класс, сами были крупнейшими землевладельцами, рабовладельцами и экспортерами боспорского хлеба и сырья. Можно с уверенностью считать, что на территории Боспора формировались крупные землевладельческие хозяйства, основанные на эксплуатации рабов. Рабы также широко применялись и в ремесленном производстве, например в производстве кровельной черепицы, которое принадлежало самим Спартокидам. Однако на территориях, населенных местными племенами, безусловно,
продолжало жить много мелких свободных производителей, продававших боспорским экспортерам излишки своего хлеба.
По своей форме власть Спартокидов, располагавших наемными войсками и управлявших отдельными частями своего государства при посредстве наместников, носила монархический характер. Но спартокидовский Боспор не представлял собой централизованного государства в позднейшем смысле этого слова. Центральная власть — хотела она того или не хотела — не могла лишить население подвластной ей территории относительной автономии. Боспорской центральной власти приходилось считаться в одинаковой мере и с греческими и с местными племенными традициями, что наложило на государство Спартокидов своеобразный отпечаток политической двойственности. Спартокиды в официальной своей титулатуре именовались архонтами по отношению к боспорским городам и царями по отношению к племенам, признававшим их власть. Это своеобразие государственной структуры Боспора особенно отчетливо проявилось в междоусобной борьбе, охватившей большую часть боспорской территории в 309 г., после смерти Перисада. История этой борьбы известна из единственного, дошедшего до нашего времени через Диодора, отрывка связного исторического повествования о Боспоре. В борьбу сыновей Перисада за власть, помимо граждан боспорских городов и наемных войск, были втянуты местные племена как зависимые, так и независимые от Боспора. И все-таки попытку связать эти разнородные по своим этническим и социальным признакам силы в рамках единого большого государства в IV и первой половине III в. следует считать удавшейся. В годы правления Евмела (310—304 гг.), вышедшего победителем из междоусобной войны, Боспор был мощным рабовладельческим государством, претендовавшим на объединение всего Северного и даже части Западного Причерноморья.