Греческий полис — политическое сообщество свободных граждан — уже в древности стал предметом размышлений многих историков и в особенности философов. Наиболее отчетливое выражение это нашло в «Политике» Аристотеля, именно в тот период, когда особенно остро встал вопрос о причинах, приведших к вырождению полиса — этой высшей, с точки зрения Аристотеля, формы политического объединения людей.
Для того чтобы судить о причинах тех или иных поворотов исторического пути, необходимо обратиться к истокам интересующего нас явления. Поэтому едва ли следует удивляться тому, что проблема становления греческого полиса в течение многих веков является^ одной из самых актуальных. В ее решении, может быть, особенно отчетливо выявляется весь комплекс методических и методологических аспектов, получающих перевес в тот или иной период развития исторической науки.
За два последних столетия, когда античность изучалась уже как определенная историческая эпоха, был накоплен огромный материал. Во второй половине нашего века труды по античной истории умножаются уже в геометрической прогрессии. Многие из опубликованных за последние годы исследований весьма существенно пополняют наши знания о неясных прежде сторонах жизни греческого полиса. Но это изобилие имеет и свою оборотную сторону. Появляется много трудов, авторы которых, стремясь доказать, что античный полис — это явление уникальное, развивающееся своим, сугубо отличным от всех иных политических форм путем, приходят в конечном итоге к выводу, что законы развития античного общества по существу непознаваемы. При этом всячески умаляется роль социально-экономических факторов в становлении полиса и рево-
люционный характер процессов, протекавших в Греции VII—VI вв. до н. э. Широкое демократическое движение подменяется борьбой за власть аристократических семейств, и тем самым затушевывается острота социального кризиса в архаической Греции. Особенно явно эта тенденция проступает в трудах исследователей, принадлежащих к новейшему, «антимодернизаторскому» направлению, получившему наиболее последовательное развитие в работах некоторых ученых немецкой и англо-американской школ. Взгляды этих ученых, отвергающих не только исторические реконструкции, созданные трудами классической, главным образом немецкой историографии, но и античную традицию,, положенную в основу этих реконструкций, были подвергнуты основательной критике Э. Д. Фроловым в его книге «Рождение греческого полиса» (Л., 1988, с. 5— 51). Автор, подтверждая свой постоянный и плодотворный интерес к историографии античности, дает серьезный критический обзор различных концепций истории античного полиса, позволяющий читателю свободна ориентироваться в безбрежном море современной отечественной и зарубежной историографии. Характеризуя «антимодернизаторское» направление, Э. Д. Фролов подчеркивает опасность разрушительного скепсиса в отношении древнейшего пласта античной традиции, нашедшего наиболее последовательное выражение в трудах Ч. Старра и М. И. Финли,1 отмечая, что труды этих авторов оказали существенное воздействие не только на развитие современной западной историографии. Увлечение этой модной теорией ощущается и в нашей литературе.2
Исследование самого Э. Д. Фролова написано, как представляется, в безусловно верном для современного этапа развития науки об античности ключе. Автор прежде всего стремится изложить определенную и достаточно четкую систему взглядов, положенную им в основу исторической интерпретации периода архаики. В этом исследовании наряду с разделами, критически обобщающими материал, накопленный предшественниками автора, читатель найдет также и специальные экскурсы, восполняющие ряд существенных лакун в изучении архаики. Разумеется, очень полезная книга Э. Д. Фролова, без обращения к которой едва ли возможно обойтись при изучении и оценке многих явлений
греческой архаики, не исчерпывает всего многообразия сюжетов этой поистине безграничной темы. Так, в задачу автора по существу не входило исследование рабовладельческих отношений этого периода. Впрочем, и в этом книга Э. Д. Фролова, в которой мы находим интересные наблюдения по поводу отдельных категорий зависимого населения,3 выгодно отличается от тех посвященных архаике работ, где античное рабовладение появляется как deus ex machina.4
Начало специальному изучению античного рабства было положено хорошо известной книгой А. Валлона,5 в которой был собран огромный материал источников, характеризующих роль и положение рабов в античном мире. Этот труд отличает морализирующая оценка рабства, которая иногда встречается и в современных работах.6
Как подчеркнул еще Я. А. Ленцман, вплоть до середины XX в. в литературе господствовала тенденция к умалению значения античного рабства.7 В наши дни относительное безразличие к этому сюжету сменилось самым интенсивным интересом, к которому в западной литературе нередко примешивается стремление опровергнуть основные положения марксизма, связанные с оценкой роли и места античного рабства в историческом процессе.8 Поток литературы по самым различным аспектам этой проблемы неиссякаем.9 Однако изучение античной истории и изучение античного рабства чаще всего идут как бы параллельным курсом, пересекаясь лишь от случая к случаю. Исключение представляет лишь история Афин, где четко прослеживается связь между реформами Солона, предусматривавшими, в частности, запрещение эндогенного рабства, и увеличением числа частновладельческих, привозных рабов, а также история Спарты, где, как обычно подчеркивается, «Ликкургово» законодательство имело целью максимальную консолидацию граждан, что вполне очевидно было связано с необходимостью держать в подчинении огромную массу илотов, численно превосходивших общину равных. Для Греции в целом лишь в самых общих чертах устанавливается связь между демократизацией политических форм и развитием античного рабства.10 Сколько-нибудь подробно механика этого процесса, его этапы обычно не рассматриваются.
К числу главных задач, поставленных нами, отно
сится установление определенных связей между изменениями различных форм эксплуатации и социально-экономическим и политическим развитием отдельных греческих общин на разных его этапах. Основное внимание при этом предполагается уделить роли архаической революции, и главным образом раннегреческому законодательству. Мы считаем необходимым рассмотреть комплекс реформ, которые в развитых полисах способствовали утверждению античного классического рабства, а в отсталых — сохранению архаических форм зависимости. Предполагается также выявить самый механизм становления новой формы рабства в отсталых областях Греции в более поздний период. Будут использованы, в частности, данные о статусе ряда групп связанного с земледелием зависимого населения типа илотов, и прежде всего данные о статусе фессалийских пенестов, позволяющие, как кажется, судить об изменениях в положении этой категории населения на протяжении архаического и классического периодов. Ставится также задача уточнить время исчезновения пенестии, долее других аналогичных форм сохранявшей те черты, которые были им свойственны в древнейший период греческой истории. Сравнительный анализ отдельных видов зависимости этого типа (прежде всего фессалийской пенестии и спартанской илотии), отражающих определенные этапы ее развития, позволит, как мы думаем, выявить процессы, которые могли происходить еще в архаический период в различных греческих общинах (прежде всего в тех, что подверглись дорийскому завоеванию), способствуя возникновению там различных вариантов классического рабства.
1 К трудам этих исследователей, и особенно М. И. Финли, нам предстоит неоднократно обращаться на страницах этой работы, дополняя в некоторых случаях ту бесспорно верную оценку, которая дана им в очерке Э. Д. Фролова. Небесполезно в этой связи обратиться к одной из рецензий на последний труд М. И. Финли (Konstan D. Рец. на кн.: Finley М. I. Ancient history: evidence and models. N. Y., 1986 // History and Theory : Studies in the philosophy of history. 1988. Vol. XXVII. № 2. P. 178 ff.), посвященной главным образом благотворному, с точки зрения автора, влиянию Финли на изучение античной истории. Это влияние, пишет рецензент, сказывается прежде всего в том, что при изучении античного общества исключаются категории, используемые при анализе современного капитализма. Вместе с тем Д. Констан признает, что Финли нигде не дает систематического описания тех моделей, которые он считает ос-
новополагающнми при определении характера античного общества.
2 Примерами такого увлечения могут служить работы К. К. Зельина и В. П. Яйленко. См. об этом: Фролов Э. Д. Рождение греческого полиса. С. 35. Особенно много возражений вызывает очерк В. П. Яйленко «Архаическая Греция», опубликованный в коллективном труде «Античная Греция» (М., 1983. Т. 1. С. 128—193). Полностью разделяя общую, в целом негативную оценку этого весьма спорного очерка, приведенную в книге Э. Д. Фролова (там же, с. 112—114), оставляем за собой права также отмечать отдельные его просчеты, связанные в значительной степени с увлечением В. П. Яйленко модным течением в исторической науке. Отметим также, что ряд положений был несколько смягчен в его последней работе: Яйленко В. П. Архаическая Греция и Ближний Восток. М., 1990.
3 Так, в разделах, посвященных становлению полиса в зоне колонизации (см.: Фролов Э. Д. Рождение греческого полиса. С. 167—224), в анализ социально-политического развития Сиракуз и Гераклеи Понтийской вполне органично вписывается материал, посвященный таким категориям зависимого населения г как киллирии и мариандины. Выводы, к которым приходит Э. Д. Фролов, интересны сами по себе и безусловно полезны для нашего исследования.
4 Ср., например: Перевалов С. М. Рец. на кн.: Murray О-Early Greece. Brighton. 1980 11 ВДИ. 1983. № 2. С. 183. Отмечено, что О. Мюррей признает рабовладельческий характер греческой цивилизации, но влияние рабства ограничивает лишь сферой экономики. О. Мюррей, как подчеркивает С. М. Перевалов, «не видит структурообразующей роли рабства и рабскога труда для всего греческого общества». Это, как нам представляется, весьма верное и четкое замечание может быть отнесено ка многим современным работам по греческой архаике.
5 Wallon H. Histoire de l’esclavage dans l’antiquité. Paris,. 1847. T. I—III. На русском языке труд Валлона был опубликован в переводе С. П. Кондратьева: Валлон А. История рабства в античном мире. М., 1936.
6 См., например: Vogt J. 1) Sklaverei und Humanität im klassischen Griechentum // Historia. Einzelnschr. 1965. Ht 8; 2) Sklaverei und Humanität: Studien zum antiken Sklaverei und ihrer Erforschung. Ergänz, zur 2. erweit. Aufl. // Historia. Einzelnschr. 1983. Ht 44. Острую критику трудов, авторы которых рассматривают античное рабство с позиций морали, см. у М. И. Финли (Finley М. /. Ancient slavery and modern ideology. L., 1980. P. 12'if.).
7 См.: Ленцман Я. А. Рабство в микенской и гомеровской Греции. М., 1963. С. 38 слл. Автор, в частности, отмечает, что эта тенденция в значительной мере была связана с позицией У. Уэстерманна (Westermann W. L. The slave systems of Greek and Roman antiquity. Philadelphia, 1955), взгляды которого долгое время определяли точку зрения многих западных исследователей. Прекрасный историографический очерк А. Я. Ленцмана, предварявший его монографию — первую в десятитомной серии исследований по истории рабства, предпринятых Институтом истории (впоследствии — Институтом всеобщей истории) АН СССР, избавляет от необходимости давать оценку общим тру
дам по истории рабства, опубликованным в XIX и первой половине XX в. Исследования, посвященные конкретным проблемам, поставленным в нашей работе, рассматриваются ad hoc.
8 Именно с этой целью был изначально основан семинар западногерманских ученых из Академии в Майнце. Наряду с исследованиями аналитического характера в этом семинаре проф. И. Фогта выходили и выходят труды, имеющие основной целью полемику с марксистской историографией. Таковы, например, работы Ф. Фиттингоффа и В. Бакхауза. Явную тенденциозность этих авторов отмечает М. И. Финли (Finley М. I. Ancient slavery. . . P. 60), считая, что подобная дискуссия по поводу марксистской теории рабства не способствует разъяснению ни марксизма, ни рабства. Протесты против лобовых атак на марксизм и марксистские работы еще не означают, что сам Финли полностью согласен с марксистским учением. Хотя, как это отмечалось в нашей литературе (см.: Ленцман Я. А. Рабство. С. 81 — 85; Историография античной истории / Под ред. проф. В. И. Кузищина. М., 1980. С. 252, 256), марксизм оказал известное воздействие на оформление взглядов Финли, его книга «Античное рабство и современная идеология» пронизана тонкой, но достаточно едкой и далеко не всегда серьезно обоснованной критикой марксистских положений об античном рабстве. Так, Финли ставит своей задачей доказать, что ни К. Маркс, ни тем более Ф. Энгельс, которого он бездоказательно упрекает в упрощении исторической схемы Маркса, никогда серьезно не занимались ни античной экономикой, ни античным рабством и что наследие Маркса, позволяющее судить о его позиции в отношении античного рабства, исчерпывается разбросанными замечаниями, насчитывающими в общей сложности лишь несколько страниц (см.: Finley М. /. Ancient slavery. . . P. 40). Едва ли следует доказывать, что иногда небольшая заметка может быть содержательнее объемистого труда.
9 Так, систематическая библиография по античному рабству 1971 г. (Bibliographie zur antiken Sklaverei / Hrsg. von J. Vogt. Bearb. N. Brockmeyer. Bochum, 1971) насчитывает 1707 номеров, а 1983 r. (Bibliographie zur antiken Sklaverei / Hrsg. von J. Vogt u. H. Bellen. Neu bearb. von E. Herrmann. Bochum, 1983) — уже более 5000 номеров.
10 См.: Finley М. 1. 1) Was Greek civilization based on slave labour? // Historia. 1959. Bd VIII. S. 145 ff.; 2) Ancient slavery. . . P. 86 ff.