Наша группа ВКОНТАКТЕ - Наш твиттер Follow antikoved on Twitter
183

Глава седьмая
НАСЕЛЕНИЕ СКИФИИ В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ ЭЛЛИНСКИХ ХУДОЖНИКОВ

Греческие художники, обращаясь к сюжетам о Скифии, уделяли внимание и соотечественникам в городах Северного Причерноморья, и их соседям — варварам. Среди последних в искусстве, как и в литературе, особый интерес вызывали скифы.
Помимо высокой эстетической ценности произведения греческой живописи, скульптуры и ювелирного искусства несут огромный объем информации, отсутствующей в литературе. Изобразительное искусство дает нам возможность увидеть различные этнические типы населения Восточной Европы в античную эпоху, узнать об их идеале красоты, костюме, прическах и некоторых обычаях. Если греческая литература — древнейшее хранилище отечественной письменной истории, то эллинское искусство впервые реалистически запечатлело образы тех, кто творил эту историю. Благодаря мастерству античных художников, мы гораздо яснее представляем себе внешний вид людей, живших в восточноевропейских степях и в Крыму более двух тысяч лет назад, чем облик множества обитавших здесь племен на закате и после крушения античности, так как в их искусстве отсутствовало реалистическое изображение людей. Поэтому внешность греков и скифов известна нам лучше, чем вид наших непосредственных предков — древних славян и их современников.

Северопричерноморские греки

На основании знаний о Великой греческой колонизации и о непрерывных связях колоний с метрополией можно думать, что эллины, поселившиеся в Скифии, внешне мало чем отличались от остальных греков. Именно такими мы видим их в изображении античных мастеров.
Предметы художественного ремесла и искусства, производившиеся в городах Северного Причерноморья, не достигали уровня высших образцов того времени. Однако в Скифии жило немало

184

ценителей искусства как среди греков, так и среди варваров, желавших иметь предметы самого высокого качества.
Скифов особенно привлекали произведения прикладного искусства, поэтому в их богатых погребениях сохранились первоклассные керамические вазы и металлические сосуды с рельефами, тончайшие украшения из драгоценных металлов и парадное оружие с превосходной чеканкой. Все это использовалось также в быту состоятельных греков Северного Причерноморья. Для примеров напомним широко известные по многочисленным публикациям аттический краснофигурный лебет (сосуд для украшений) IV в., подаренный на свадьбу в Пантикапее, золотые серьги IV в. — чудо искусства микротехники — найденные в Феодосии, халцедоновую печать какого-то боспорянина, которую сделал один из лучших резчиков V в. — Дексамен, уроженец острова Хиоса (рис. 19).
Греки стремились украсить города своей новой родины статуями и рельефами, выполненными на уровне лучших образцов того времени. Об этом можно судить по многочисленным фрагментам, найденным при раскопках. Некоторые из них искусствоведы считают творениями мастеров школы прославленных скульпторов V в. Фидия и Праксителя (голова бога из Ольвии, статуя Диониса из Пантикапея) и даже оригиналами великого Скопаса (голова Геракла из Пантикапея, голова бородатого бога из Ольвии).1 По надписям на базах несохранившихся статуй известно, что Ольвию украшали произведения знаменитых афинских скульпторов Праксителя и Стратонида, а в Херсонесе стоял алтарь, исполненный афинянином Поликратом.2 Состоятельные горожане заказывали надгробные памятники скульпторам из метрополии. Некоторые из них выполняли выдающиеся афинские мастера. Изображения на рельефах надгробий лучше всего показывают, как представляли себе греки жителей городов Северного Причерноморья.
Прежде чем рассмотреть эти рельефы, скажем несколько слов о греческих надгробиях с изображениями умерших. В V—IV вв. на могилах ставили каменные стелы, имеющие контур фасада храма; бока рельефа обрамляли пилястрами строгого рисунка, а верх увенчивали фронтоном, на карнизе которого вырезали надпись с именем погребенного и сведениями о времени его жизни. На рельефе изображали либо одного умершего, либо вместе с кем-то из близких. Это не портреты, а образы идеально прекрасных людей, проникнутых сдержанной грустью.
Классический пример такой стелы — памятник афинянки Гегесо (рис. 14), выполненный мастером школы Фидия в конце V в. Молодая женщина в длинном тонком хитоне и накинутом на плечи небольшом плаще сидит на стуле. Стоящая перед ней юная рабыня (а может быть, дочь?) протягивает шкатулку с украшениями, и Гегесо вынимает из нее ожерелье (оно теперь стерлось, так как было нарисовано красками).

185

Рис. 14. Стела Гегесо. Мастер школы Фидия, конец V в. Национальный музей. Афины

Рис. 14. Стела Гегесо. Мастер школы Фидия, конец V в. Национальный музей. Афины

186

Несколько таких памятников найдено при раскопках Ольвии и Боспора. Греческие мастера изваяли на них своих соотечественников, живших в Скифии. Конечно, скульпторы не знали их при жизни, так что о портретном сходстве на этих стелах не может быть и речи. При заказе сообщали имя и даты жизни и выражали пожелание сделать по какому-то известному образцу.
Существовало несколько традиционных композиций надгробного памятника. Однако из-под резца художника всегда выходило оригинальное, не похожее на другие, произведение. Родственники, приходя на могилу, видели своих близких, изображенных прекрасными, гармоничными людьми; на их лицах отражались спокойствие и светлая грусть. Все это было для греков важнее реального сходства с погребенным; недостатки, физические и моральные, уходили со смертью, и оставалось светлое воспоминание.
Большинство стел, стоявших на некрополях Северного Причерноморья, найдены в обломках. Их прежний вид реконструируется по аналогиям с мало пострадавшими памятниками из Греции. Таковы, например, фрагменты двух мраморных женских надгробий из Ольвии. Несмотря на то что у них отсутствуют головы и руки и недостает многих других деталей, ученые различили работу выдающихся аттических скульпторов.
Композиция ольвийского рельефа V в. такая же, как на стеле Гегесо, и автор этого памятника также принадлежал к кругу Фидия. На другой стеле IV в. стоящая женщина помещена за креслом сидящей. Здесь сохранились тщательно исполненные второстепенные детали: крылатый грифон, поддерживающий подлокотник кресла, на котором сидит та, в чью память поставлено надгробие. Длинный тонкий хитон с плавным подбором складок на груди облегает фигуру женщины в расцвете красоты, а край небольшого плаща, свисающего с руки, образует живописную драпировку.
Древнейшая более или менее хорошо сохранившаяся в Северном Причерноморье аттическая стела сделана в середине V в. в память о молодом человеке из Пантикапея. На уцелевшем фрагменте высечен печально склонивший голову юноша с короткими кудрявыми волосами.3
В античности, как, впрочем, и теперь, надгробные памятники давно умерших людей уносили с некрополя для использования в других целях. На гладкой стороне упомянутой ольвийской стелы IV в. в римское время высекли посвятительную надпись Аполлону. Одно боспорское надгробие классического периода, положенное рельефом вниз, стало ступенью или камнем вымостки двора на усадьбе римского времени, находившейся на Таманском полуострове. Находка памятника в 1985 г. произвела подлинную сенсацию, так как в Северном Причерноморье еще не находили столь хорошо сохранившего произведения аттического скульптора.4 Этот рельеф

187

стал одним из лучших образцов античной скульптуры в Музее изобразительных искусств имени Пушкина.
Надгробие представляет крупный мраморный блок высотой около двух метров и весом более шестисот килограммов. Стела утеряла лишь заключавшую его раму из пилястр и фронтона, поэтому утрачена надпись с именем погребенного.
На рельефе представлены два воина в коринфских шлемах (рис. 15). Безбородый юноша внимает старшему, изображенному в полном вооружении гоплита (тяжеловооруженного воина): в руках у него копье и щит, на голове шлем, голени защищены поножами. У младшего — только шлем и копье. Оба одеты в подпоясанные на талии короткие хитоны, доходящие до колен, через плечи перекинуты плащи. Скульптор явно работал с натуры и передал редко встречающиеся детали. Из-под шлема старшего воина виден край войлочного колпака, предохранявшего голову от трения металла. А младший воин, чтобы не заботиться о соскальзывающем с плеч плаще, подпоясал его поясом от хитона. Обычно же плащ изображали накинутыми на плечи, как на старшем воине, а войлочный колпак не выглядывал из-под шлема, как на младшем воине. Эти мелкие бытовые детали придают особую живость рельефу, изображающему спокойную беседу двух людей.
В 347—346 гг. афиняне распорядились высечь на мраморе декрет в честь Спартока, Перисада и Аполлония — сыновей царя Левкона, и увенчали стелу скульптурным портретом знатных бос-порян. К сожалению, лица их утрачены, но фигуры сохранились хорошо.5 Двое старших братьев-соправителей сидят, а младший стоит рядом. Все они в греческих гиматиях, надетых на голое тело. Жаль, что время не пощадило их лица; ведь художник видел сыновей Левкона, когда «за благорасположение к афинскому народу», как сказано в декрете, их наградили золотыми венками во время празднования Великих Панафиней.
Декрет найден в афинской гавани Пирее, где все граждане могли прочесть, что боспорские правители обязуются «заботиться о высылке хлеба, как заботился их отец». Глядя на рельеф, афиняне видели, что правители государства на северном краю ойкумены внешне такие же греки, как и они. В настоящее время этот рельеф хранится в Национальном музее в Афинах.
Итак, для афинского художника облик грека представлялся одинаковым, жил ли он в Аттике или в Скифии. Насколько это отвечало действительности, можно заключить при сравнении упомянутых рельефов с произведениями местных мастеров. Для этого мы привлечем наиболее яркий, на наш взгляд, памятник эпохи эллинизма в Северном Причерноморье. Ольвийская коллегия си-тонов посвятила небольшой мраморный рельеф божеству, которое названо Благосклонно внемлющим Героем. Ситонов избирали во время острой нехватки хлеба для обеспечения граждан зерном.

188

Рис. 15. Надгробная стела IV в. с Таманского полуострова. Музей Изобразительных искусств им. Пушкина. Москва

Рис. 15. Надгробная стела IV в. с Таманского полуострова. Музей Изобразительных искусств им. Пушкина. Москва

189

Успешно справившись с этим поручением на рубеже III—II вв., пять ольвиополитов заказали для посвящения божеству мраморный рельеф с надписью о своей деятельности: «Исполнив обязанность ситонов, Феокл, сын Фрасидама, Деметрий, сын Фокрита, Афиней, сын Конона, Навтим, сын Героксена, вместе с секретарем Афинодором, сыном Демагора, посвятили рельеф Благосклонно внемлющему Герою».8
Ситоны занимают левую часть рельефа (рис. 16). Справа на ложе возлежит бог, которому посвящен рельеф, а на краю ложа сидит богиня, его супруга. На круглом столике перед богами разложены яства, рядом стоит мальчик, слуга-виночерпий, а на передней стенке алтаря, около которого расположились ситоны, изображен человек, приносящий в жертву барана.
Все ситоны по греческому обычаю с усами и небольшой подстриженной бородой, на всех надет длинный плащ — гиматий, в котором надлежало появляться в общественных местах. Гиматии по-разному драпированы, но длина у всех одинаковая: плащ закрывает ноги до ступней, причем нога, у которой свисает край плаща, открыта несколько больше, чем другая. Такой же длины гиматий представлен на фрагменте ольвийской надгробной стелы III в. Тлесикла и Кониска и на найденном близ Ольвии рельефе того же времени со сценой жертвоприношения.7 Мода в древности менялась медленно, и длина гиматия оставалась неизменной до римского периода. По высказываниям древнегреческих авторов можно заключить, что плащ именно такой длины считался приличным для гражданина, начиная с V в. Плутарх описывает, как осмеивали Алкивиада за то, что его плащ волочился по полу, напоминая женскую одежду.8 За это же Демосфен порицал своего противника Эсхина.9 Слишком короткий плащ афиняне считали приметой деревенского человека.10 Наверное, и в практике ольвиополитов не все носили гиматий одинаковой длины, но на парадных изображениях, каковыми являются посвятительные и надгробные стелы, длина гиматиев соответствует требованиям общепризнанной греческой нормы.
В классический период плащ в парадной одежде полностью окутывал левую согнутую в локте руку, оставляя свободной правую (рис. 8); лишь в IV в. из этого правила стали делать исключения. Эсхин писал, что он первый публично выступил перед народом, держа левую руку не под плащом.11 Однако ревнители строгих правил, каким слыл его современник Фокион, не позволяли себе в городе «выпрастывать руки из-под плаща».12
В Северном Причерноморье мода носить гиматий, оставляя свободными обе руки, не вытеснила предыдущую не только в эллинистический, но и в римский период, о чем свидетельствуют многочисленные изображения на херсонесских и боспорских надгробных стелах.

190

Если судить по стеле ситонов, парадный костюм ольвиополитов в эллинистический период допускал два вида ношения гиматиев. У троих ситонов плащ драпирован по классическому образцу, закрывая все туловище и оставляя свободной лишь одну руку, а у двоих накинут так, что не закрывает рук. Здесь отразились два главных принципа драпировки гиматия. Первый заключался в следующем: плащ, представлявший собой прямоугольный кусок шерстяной ткани, сначала перебрасывался через левое плечо, затем остальную часть оборачивали от левой стороны к правой вокруг спины, правой руки и груди, а конец перебрасывали назад через левое плечо. Это называлось «одеваться направо». Именно так задрапирован гиматий на классических греческих статуях, например на Софокле (рис. 8). В исследованиях об одежде древних греков упоминают правостороннюю драпировку плащей.13 Однако в Северном Причерноморье гиматий драпировали и в противоположную сторону (стела ситонов, боспорская статуя так называемого поэта, херсонесское надгробие).14 На изображениях видно, что гиматии, вероятно, в зависимости от температуры воздуха, надевали поверх хитона или на голое тело (рис. 12, 16).
Кроме длинных гиматиев, мужчины носили более короткие плащи в сочетании с хитонами до колен. Их надевали во время войны, охоты и в путешествиях. Такие плащи и хитоны мы видим на упомянутой выше надгробной стеле, найденной на Тамани, и на вазе, расписанной ольвийским художником в III в. Ее некогда яркие чистые краски потускнели и стерлись от времени, и теперь лишь на прорисовке современного художника можно разобрать сюжет изображения (рис. 17). На одной стороне этой погребальной амфоры нарисована мать, прощающаяся с дочерью, и стоящая в стороне служанка, на другой — Гермес, ведущий девочку в сопровождении служанки в потустороннее царство. Перевозчик Харон подплывает на остроносой ладье, чтобы перевести девочку через реку Стикс, отделяющую мир живых от обители мертвых. Гермес в типичном дорожном костюме: на голове у него широкополая шляпа петаса, он одет в короткий, подпоясанный на талии хитон, на ногах высокие сапоги. На Хароне — иная разновидность подобного костюма: небольшая шапка и короткий плащ, скрепленный на плече.
Во время работы греки использовали разновидность короткого хитона — эксомиду, скрепленную на левом плече и оставляющую свободной всю правую половину туловища. Эксомиды делали из грубой шерстяной материи или кожи. В этой одежде представлен человек на алтаре стелы ситонов (рис. 16). Но легкая эксомида не могла стать универсальной рабочей одеждой в холодном по сравнению с Грецией климате Северного Причерноморья.
Для того чтобы составить представление о рабочей одежде, привлечем еще один вид скульптуры — терракоты — небольшие фигурки и рельефы, выполненные из обожженной глины. Они

191

Рис. 16. Стела ситонов из Ольвии. Рубеж III-II вв. Музей археологии АН Украины. Киев

192

Рис. 17. Проводы умершей девочки к лодке Харона. Ольвийская расписная амфора III в. Одесский археологический музей

Рис. 17. Проводы умершей девочки к лодке Харона. Ольвийская расписная амфора III в. Одесский археологический музей

193

изображали богов и людей, зверей и птиц. Ярко раскрашенные терракоты стояли и в частных домах, и в храмах. В основном это были изделия массового производства, доступные почти всем.
Ольвийский мастер вылепил сельского жителя с грубым бородатым лицом; одетый в длинные штаны и рубашку, доходящую до половины бедра, он ведет огромного быка.15 Здесь видно, как греки, приспосабливаясь к холодному климату Северного Причерноморья, заимствовали у местных племен шаровары для своего рабочего костюма.
Женская одежда, как и мужская, состояла из комбинации хитона и плаща. Но в отличие от мужского женский хитон всегда был длинным и завязывался поясом чаще всего под грудью. В редких случаях на хитонах отсутствовал пояс, например, у служанки на упомянутой ольвийской вазе. В зависимости от погоды гречанки выбирали хитоны, оставлявшие руки открытыми или с длинными рукавами. Дома мужчины, женщины и дети ходили только в хитоне, а на улицу надевали плащ. Иногда женщины поверх длинного хитона надевали другой, более короткий, до начала бедра. В такой хитон одета женщина, стоящая за креслом на надгробном аттическом рельефе из ольвийского некрополя. Хитоны чаще всего изображались безрукавными, на плечах они скреплялись большими пуговицами или брошами, которые хорошо видны на терракотовой полуфигуре Коры-Персефоны, сделанной ольвийским мастером в III в. (рис. 18). Хитон богини с глубоким треугольным вырезом застегнут на плечах круглыми брошами. Здесь вырез выкроен, но в других случаях он образовался свободной драпировкой и напуском складок верхней части материи хитона. Этот фасон встречается и на привозных, и на местных изображениях женщин. Верхний край материи хитона располагали на груди не только треугольником, но и ровной или слегка изогнутой линией; в хитон такого фасона одета служанка на упомянутой ольвийской вазе и женщина на аттической стеле, найденной в Ольвии.
Вообще в античности драпировка с помощью застежек и поясов играла значительно большую роль, чем крой и шитье одежды. Верхняя ее часть — плащ — и вовсе представлял кусок ткани определенной длины и ширины. Женщины носили плащи, либо спадавшие до земли, но чаще более короткие, как гиматий богини на стеле ситонов. Кроме того гречанки набрасывали на хитоны покрывала, спускавшиеся ниже талии. Женские плащи драпировались по тому же принципу, что и мужские, то есть или полностью закрывали все тело вместе с руками или оставляли открытыми одну руку и плечо. Отличие от мужского гиматия состояло в более разнообразном расположении складок плаща, в возможности варьировать его длину, вероятно, в качестве ткани, а также в том, что женщины накидывали плащ не только на тело, но и на голову. Это хорошо видно на стеле ситонов.

194

Рис. 18. Терракотовая полуфигура Коры-Персефоны из Ольвии. Первая половина III в. Музей археологии АН Украины. Киев

Рис. 18. Терракотовая полуфигура Коры-Персефоны из Ольвии. Первая половина III в. Музей археологии АН Украины. Киев

195

Остатки краски на терракотовых статуэтках дают некоторое представление о цвете женской одежды. Излюбленным сочетанием были голубой и розовый цвета или их более яркие варианты — красный и синий. К голубому хитону надевали розовый или красный гиматий, или наоборот. Приведем несколько примеров раскраски ольвийских терракот. На полуфигуре Коры-Персефоны хитон окрашен в голубой цвет, на одной статуэтке Кибелы — в красный, на другой — в розовый, а плащ Деметры — в синий. Иногда красный и голубой цвета сочетались в одном виде одежды. Гиматий Афродиты на одной терракоте расписан красными и голубыми полосами. Сочетание названных красок одежды характерно не только для местных терракот, но и для подобных изделий из разных греческих полисов.
Женская одежда не всегда бывала однотонной. Гречанки особенно любили выделять края одежды иным цветом. Например, по краю гиматия терракоты Кибелы идут черная и красная полосы, голубая и пурпурная кайма изображены на женском плаще на эллинистической терракоте местной работы.
Росписи аттических и италийских ваз свидетельствуют о широком распространении такого рода украшений костюма. На рисунках со сценами из мифа об Ифигении жрица Артемиды предстает в нарядном хитоне с продольной полосой в центре и затейливым узором на подоле, край ее плаща украшен широкой полосой контрастного цвета (рис. 22).
К сожалению, изобразительное искусство не дает полного представления обо всех видах одежды, не говоря уже о ее деталях.
Кое-какие дополнительные сведения получены при археологических раскопках. По остаткам золотых нитей можно заключить, что их вплетали в дорогие ткани парадного костюма. Россыпи бисера, золотых и бронзовых бляшек, которые встречаются у рук и ног погребенных, показывают, какими орнаментами расшивали края одежды. Греки любили всевозможные украшения. Серьги, бусы и браслеты носили только женщины, а венки, ленты, повязки, кольца и перстни надевали также и мужчины. Наряду с декоративной функцией вторая категория украшений играла также утилитарную роль. Повязки и ленты удерживали волосы мужчин во время резких движений при работе и гимнастических упражнениях, а женщины часто делали прически, закручивая волосы за ленту. Вырезанные на перстнях изображения служили печатями их владельцам: ими запечатывали сундуки, кладовые, сосуды с вином и разным продовольствием, двери комнат, куда не хотели кого-либо допускать без разрешения. Оттиск печати удостоверял волю владельца при передаче писем и товаров, а также ставился на личных вещах — сосудах, стригилях, грузилах.
Ленты и повязки можно представить лишь по их изображениям, так как они изготовлялись из тканей и кожи, которые истлевают

196

в земле. На вазах, расписанных ольвийскими мастерами, часто нарисованы узкие ленты, завязанные бантами с длинными концами. Именно так завязана красная лента в волосах Коры-Персефоны на упомянутой выше терракоте. Лента, за которую женщины закручивали волосы, хорошо видна на ольвийских монетах IV в. с профилем Деметры.
Греки широко использовали венки из живых цветов, листьев и ветвей растений. Без венков не мыслились празднования свадьбы, рождения и просто дружеские застолья. Провожая человека в последний путь, греки венчали его голову венком. В эллинистический период погребальные венки стали делать не только из живых цветов и листьев растений, но также из бронзы, дерева и драгоценных металлов. Их остатки нередко встречаются в погребениях Северного Причерноморья. Они имитируют листья разнообразных растений, а стеклянные или глиняные ягодки — плоды лавра и оливы. О венках в северопричерноморских полисах известно также по изображениям на монетах и упоминаниям о них в почетных декретах.
Аналоги с другими греческими полисами в погребальном обряде, а также в поводах и обстановке награждения венками позволяют считать, что греческие колонисты надевали венки в тех же случаях, когда это было принято в Греции. Однако набор растений для венков из-за более сурового климата пришлось изменить. Здесь не росли такие излюбленные греками растения, как лавр и мирт. До сих пор сохранилась в спорте традиция венчать победителя именно лавровым венком и живет поговорка «почить на лаврах». Феофраст писал, что на Боспоре греки тщетно пытались акклиматизировать эти растения;18 и сейчас в Крыму они растут только на южном берегу, где не было греческих колоний. Все же большинство других любимых в Греции цветов и кустарников росли в условиях Северного Причерноморья, например, постоянно упоминаемые в античной поэзии розы и фиалки.
Остальные виды украшений хорошо известны по находкам. Некоторые из них представляют шедевры античного искусства. Таковы уже упомянутые феодосийские серьги и печать Дексамена (рис. 19). Многие недорогие украшения делали на месте: медные кольца, серьги и браслеты, разноцветные стеклянные и костяные бусы.
Итак, жители греческих городов в Скифии внешне были такими же, как прочие эллины. Следует, однако, отметить, что произведения античного искусства отражают парадную и официальную сторону жизни, а не домашнюю и рабочую повседневность. В тщательно задрапированном гиматий мужчины и женщины почти ничего не могли делать руками и должны были держаться так, чтобы складки не теряли формы, поэтому гиматий не надевали во время работы. Характер изображений позволяет определить, в

197

Рис. 19. Халцедоновая печать работы мастера Дексамена. V в. из Пантикапея. Эрмитаж. Санкт-Петербург

Рис. 19. Халцедоновая печать работы мастера Дексамена. V в. из Пантикапея. Эрмитаж. Санкт-Петербург

каких случаях использовался парадный костюм. Стела ситонов показывает, что в гиматии облачались при исполнении государственных обязанностей, а стелы со сценами жертвоприношений свидетельствуют, что парадную одежду надевали во время отправления торжественных религиозных церемоний. По аналогии с другими греческими городами добавим, что в хитоне и гиматии граждане посещали агору и театр, ораторы выступали перед народом.
На надгробных рельефах и статуях мастер создавал идеализированный образ умершего в парадном одеянии. Набор украшений в погребениях также соответствует парадному костюму. Немногочисленные терракотовые статуэтки женщин, которые изображали не богинь, а реальных людей, также представляют празднично одетых гречанок. Нам удалось выделить единственное отличие от

198

принятого в Греции ношения костюма: мужчины часто драпировали гиматии налево, что на греческих изображениях встречается крайне редко и считается аномалией. Это подтверждается репликой из комедии Аристофана «Птицы». Бог Посейдон упрекает варварского бога Трибалла: «Ты что ж на левое плечо накинул плащ? На правое направь его по правилам! Беда с тобой! Урод в послы богами избирается!»17
Однако в городах Северного Причерноморья в эллинистический и римский периоды драпировка плаща в определенную сторону не считалась обязательной. Известно, что довольно значительное число людей рождается левшами. Поэтому можно предположить, что драпировку налево или направо выбирали в зависимости от того, какую руку важнее было оставить свободной. Но в целом, судя по изображениям, здесь, как и в Греции, свободный гражданин отличался умением красиво носить плащ. Недаром Платон в диалоге «Теэт» утверждал, что свободный человек знает, как подобает перебросить плащ через плечо.18
Таким образом, парадная одежда выполняла роль показателя принадлежности ее обладателя к эллинской общности. В то же время у греков, в отличие от римлян, не было установленного различия в одежде различных социальных слоев общества. Эллином считался не только грек по национальности, но и всякий свободный человек, хорошо говорящий по-гречески и усвоивший греческую культуру. Для граждан греческих городов Северного Причерноморья, живших в окружении местных племен, одежда служила одним из важнейших зримых символов принадлежности к эллинскому миру. Этим объясняется, почему в официальной и праздничной обстановке они носили исключительно греческую одежду, хотя по крови не все были чистокровными греками. Об этом свидетельствуют некоторые имена местного происхождения, а надгробные портретные полуфигуры, исполненные боспорскими мастерами, не оставляют сомнений, что греки вступали в родственные узы с местным населением, и его отдельные представители вливались в число граждан.19
Вероятно, в домашней обстановке и во время работы в холодное время года греки с самого начала своей жизни на берегах Понта использовали частично костюм соседних племен, одежда которых была более приспособлена к местным условиям. Такое отношение к рабочей одежде не противоречило обычаям метрополии. Ведь в Греции одежда бедных ремесленников не отличалась от той, которую носили рабы, выходцы из разных стран, так что повседневную одежду не считали обязательной для определенного народа или социального положения.
Изобразительное искусство дает достаточно полные сведения лишь о праздничном и официальном облике эллинов Северного Причерноморья, но даже о нем известно далеко не все. Например,

199

всегда различается цветовая гамма мужской и женской одежды, но остатки краски сохранились в большинстве случаев лишь на женских изображениях. Окраска одежды играет не только эстетическую роль, она имеет знаковые цвета, соответствующие радостным и печальным событиям жизни, но об этом у нас нет надежных сведений. Очень мало можно сказать и о тканях. Как у прочих греков, они были главным образом шерстяными. Множество костей овец и коз во всех слоях античных городищ Северного Причерноморья свидетельствует об изобилии сырья для выделки тканей. Вероятно, изготовление их достигло здесь высокого уровня; ведь Милет славился экспортом высококачественной шерсти и тканей, и поэтому есть основания полагать, что милетские колонисты привезли на новую родину искусство ткачества из своей метрополии.

Подготовлено по изданию:

Скржинская М. В.
Скифия глазами эллинов. — СПб.: Алетейя, 2001. — 304 с. — (Античная библиотека. Исследования).
ISBN 5-89329-108-5
© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2001 г.
© М. В. Скржинская, 1998 г.



Rambler's Top100