Наша группа ВКОНТАКТЕ - Наш твиттер Follow antikoved on Twitter
175

5
Индивидуальная эпическая характеристика

Помимо эпического объективизма, мифологизма, фетишизма эпический принцип качественного единообразия при количественном неравенстве качеств, это единообразие составляющих, лежит в основе ряда других художественных явлений эпоса, в том числе строения индивидуальной характеристики, характеристики эпического «каждого» внутри эпического «все» 40.
Герои. Согласно «Илиаде»41, каждый эпический «хороший», «лучший» — одновременно воин и советник. Как воин, он сведущ во всех воинских навыках и обладает ими, как советник — подает благие советы.
Свойствами воина и советного мужа наделены все эпические герои, но наделены ими не в равной степени. И хотя, по словам Девка-лиона, все ахейские герои «умеют и готовы сражаться» (Ил., XIII, 223), эпос устами Аяксов вынужден признать: «не все мужи равны в сражениях» (Ил., XII, 270).

Други ахейцы, и тот, кто передний, и тот, кто середний,
Так и последний из воинов,— ибо не все равносильны
Мужи в сражениях,— ныне для всех нас труд уготовлен,—
(Ил., XII, 269-271)

побуждают к бою Аяксы ахейские дружины.
Количественный перевес некоего качества в характере героя эпос возводит в принцип:

Гектор, жестокий ты муж, чтоб других убеждения слушать!
Бог перед всеми тебя одарил на военное дело;
Ты ж и советов мудростью всех перевысить желаешь!

176

Нет, совокупно всего не стяжать одному человеку.
Бог одного одаряет способностью к брани, другому
Зевс, промыслитель превыспренний, в перси разум влагает
Светлый: плодами его племена благоденствуют смертных;
Оным и грады стоят; но стяжавший сугубо им счастлив,—
(Ил., XIII, 726—734)

укоряет и наставляет Гектора Полидамас.
В эпосе нет героя, который не превосходил бы в чем-то, в каком-то качестве своих друзей и врагов, как нет героя, который превосходил бы разом их всех и во всем.
Даже Ахилл, величайший из ахейских героев, говорит о себе как о воителе, «...которому равного между героев ахейских нет во брани, хотя на советах и многие лучше» (Ил., XVIII, 105—106).
Ахилл выше всех своих сотоварищей силой, доблестью, ниже их мудростью; древний Нестор выше и Ахилла, и прочих ахейцев мудростью, но его оставила сила; Идоменей силен и мудр, но с годами ушла резвость ног, легкость бега: Идоменей неповоротлив.
Обязательное в гомеровской эпической характеристике количественное превосходство некоего качества ведет к эпической гармонии как гармонии взаимозамещающего равенства качеств: нет «обделенного» героя; герой, уступающий другому в каком-то одном качестве, свойстве, берет над ним верх в качестве, в свойстве ином.
Количественный перевес качества образует индивидуальное свойство героя, которое выделяет его из среды ему подобных и вместе с тем не отделяет от нее вовсе, окончательно 42. Иначе говоря, каждое общее свойство героя, присущее всем героям, может при соответствующем количественном изменении превратиться в свойство индивидуальное и, напротив, индивидуальное свойство — в свойство общее. Между общим и индивидуальным нет преград. И эпос не знает случая, когда бы индивидуальное свойство одного героя не являлось в το же время общим свойством эпического «лучшего» и не присутствовало, возможно, в несколько меньших размерах в характеристике прочих эпических героев.
Действительно, все воины, сражающиеся под Троей,— немного птицегадатели; все они знают о приметах, связанных с полетами птиц, с их криком и т. д. Благая примета — птица по правой руке — успокаивает Диомеда и Одиссея, отправляющихся в разведку (Ил., X, 274—282), бодрит Приама (Ил., XXIV, 290—321). Полет орла, птицы Зевса, как знамение толкует Полидамас (Ил., XII, 200—229).
Однако слава птицегадателей в ахейском и троянском стане остается за Калхасом и Геленом, воином ахейским и воином троянским, потому что это свойство у них затмило, приглушило все остальные и количественно превзошло те же свойства прочих героев.

177

И Гелен, и Калхас, по словам эпоса,— «чрезвычайно выдающийся в птицегадании» (Ил., I, 69; IV, 76). То же об искусстве врачевания.
Полидарий и Махаон, дети бога-врача Асклепия,— и воины, и врачи (Ил., II, 729—733; XI, 506, 833—836; XIV, 3 и др.), но больше врачи, чем воины (Ил., XI, 509—515). В свою очередь, каждый воин немного, больше или меньше, врач, каждый знает, как вынуть из бедра пику, из руки — копье, как отжать кровь (Ил., XIII, 598—600 и др.). Знания Полидария и Махаона лишь обширнее, значительнее по количеству знаний их соратников.
И еще. Среди мужей «советных» и мужей «страшных в битве» (Ил., I, 144, 146) в ахейском стане эпос постоянно выделяет Агамемнона, Менелая, обоих Аяксов, Диомеда, Идоменея, Одиссея, Ахилла, Патрокла, в троянском — Гектора, Полидамаса и виновника всех бед Париса. Эти герои — ядро ахейского и троянского воинства, лучшие из лучших. Это они несут на себе тяжесть войны: первыми идут в бой (Ил., VIII, 261—267; XII, 89—100 и др.), на поединок (Ил., VII, 162—169), в разведку (Ил., X, 227—232), в любое трудное, ответственное и опасное предприятие (Ил., I, 144—147; XIV, 424—426), на ночной (Ил., X, 109—112) и дневной (Ил., II, 404—409) совет, в народное собрание (Ил., XIX, 40—51, 243—250; XVIII, 243—250). Каждый из них обладает всей совокупностью свойств, присущих эпическому герою, и не имеет ни одного свойства, герою «необязательного», и вместе с тем каждый из них отличен от другого и ни одного не спутаешь с другим.
Державны, облечены властью все ахейские герои-вожди, но Агамемнон среди них выделяется особо: он «широкодержавен» (Ил., I, 102, 355; VII, 107; XI, 107; XIII, 112; XXIII, 887) и многовластителен (ρασιλεύ -.α-.ος — превосходная степень от ανήρ βασιλεύς — Ил., IX, 69); в этом его отличие, его особенность как «мужа хорошего», «лучшего», его индивидуальность. С Агамемноном, «владыкой народов», под Трою пришла наибольшая по числу и по мощи дружина на ста кораблях (Ил., II, 576—580).
Два героя-соперника, троянец Парис и ахеец Менелай, оба и доблестные и сильные, сходны между собой и отличны от прочих героев тем, что в них отсутствует в должной мере качество, столь естественное и обычное для эпического богатыря: стремление быть во всем, и в частности в военном деле, первым, превзойти других, отличиться (вспомним наставление Пелея Ахиллу —Ил., XI, 783—784). Этого качества у них меньше, чем у остальных, и явно недостаточно: отсюда относительная безынициативность, пассивность Менелая и Париса, в которой их постоянно упрекают и которая становится их индивидуальной чертой (ср. Менелай — Ил., X, 121; Парис — Ил., VI, 523).

178

Часто медлителен он и как будто к трудам нсохотон,—
Но не от праздности низкой или от незнания дела:
Смотрит всегда на меня, моего начинания ждущий,—
(Ил., X, 121 — 123)

оправдывает Менелая Агамемнон.

Друг! Ни один человек, душой справедливый, не может
Ратных деяний твоих опорочивать: воин ты храбрый,
Часто лишь медлен, к трудам неохотен,—
(Ил., VI. 521-523)

говорит Парису Гектор.
11 еще один герои обрел индивидуальность в количественной недостаточности качества— в медленности бега, в неповоротливости. Речь идет об Идоменее Девкалионе (Ил., XIII, 512—515; XVII, 612—616), которого утомляет пеший бой, которого «медленно несут ноги», которого лишь быстрые кони спасают от преследования.
Старец Нестор, в прошлом великий воин («конник» — его постоянный эпитет) теперь — незаменимый и бессменный муж совета, «сладостью речей» (Ил., I, 248), широтой ума, охватом знаний, «благомыслием» (Ил., П., 78) далеко оставляющий за собой всех прочих героев. Нестор — вершина спокойной, ровной мудрости и ораторского искусства.
А рядом — другой блестящий оратор и не меньший мудрец Одиссей, только мудрость его иного рода: не мудрость сведений, знаний, но мудрость выдумки, сметки, хитрости, упорного лукавства, дальновидного расчета.
Среди ахейских кораблей, причаливших к троянскому берегу, корабль Одиссея занимает наиболее удобное и практически безопасное место — в центре.
«Изобретательный» и «тароватый на выдумки» (Ил., II, 173; IV, 358), «многоумный» (Ил., I, 311; XXIII, 755), «многотерпеливый» (Ил., VIII, 97; IX, 676), Одиссей, возможно, и уступает в силе, воинской сноровке и доблести Ахиллу, Диомеду, Аяксу, Гектору (вспомним его слова Ахиллу.— Ил., XIX, 217—218: «Ты знаменитей меня, а не меньше того и сильнее в битве копьем...»), но в житейской мудрости, практической сметке не уступит никому («...но тебя, о герой, превзойду я далеко знанием...» — тому же Ахиллу.— Ил., XIX, 218—219). Недаром он «умно-лукавый», «изукрашенный хитростью» (Ил., IV, 339) и, возможно, потомок Сизифа, этого «наикорыстнейшего» из людей (Ил., VI, 153).
По сравнению с изворотливой ловкостью ума Одиссея хитрость прочих эпических героев: и Агамемнона (Ил., X, 233—239), и Долона (Ил., X, 339—453), и всех остальных — выглядит грубой, наивной и «малой» (Ил., X, 242—247).

179

У Диомеда и особенно обоих Аяксов «разум на выдумки» не так-то обилен, и мудростью они не столь уж богаты, зато как воины превышают многих.
Постоянные эпитеты Диомеда — «сильный» и «знаменитый кличем» (κρατερός, βοήν αγαθός.—Ил., V, 320, 347; VII, 399 и др.; Ил., IV, 401, 411; V, 151 и др.); повторенные бесконечное множество раз, несравненно больше, чем с именами других героев, они становятся выражением индивидуальных свойств Диомеда, как героя с необычайно развитой силой (κράτος), силой поступательной и наступательной, силой выносливости, победы и действия, выявление которой сопровождается боевым кличем (см., например, сцену ранения Диомедом Афродиты.— Ил., V, 330—351).
Два одноименных ахейских героя — Аякс Теламонид и Аякс Оилеев — по своим богатырским возможностям равны. «Имеющими одинаковый дух» называют они себя (Ил., XVII, 720). Это не мешает, однако, Аяксу Оилееву превосходить и своего тезку, и прочих ахейских героев подвижностью, проворством, особой быстротой погони. Аякс Оилеев «проворный», «быстрый» и, по словам эпоса:

С ним из вождей не равнялся никто быстротой по погоне
Воев бегущих, которых ужасом Зевс поражает.
(Ил., XIV. 521 — 522)

Аякс Теламонид, напротив, медлительно основателен и в быстроте бега, тем более погони, наиболее уязвим. Если не это, Аякс Теламонид был бы равен во всем Ахиллу, первому воину ахейского ополчения. А сейчас ему приходится довольствоваться вторым местом, уступая приоритет сыну Пелея (Ил., XIII, 321—325).
В причалившей армаде корабли Аякса и Ахилла в противовес кораблю Одиссея занимают места по краям: Аякс и Ахилл как никто сильны, готовы к бою, им некого и нечего бояться.

Стала вражда на огромнейший черный корабль Одиссея,
Бывший в средине, да крики ее обоюдно услышат
В стане далеком Аякса и в стане царя Ахиллеса,
Кои на самых концах с многовеслыми их кораблями
Стали, надежные оба на силу их рук и на храбрость,—
(Ил.. XI. 5-9)

излагает и комментирует этот факт «Илиада».
Аякс — почти как Ахилл, Ахилл же — эталон эпического воина, воплощенный идеал бойца, и в этом его индивидуальность, его отличие от остальных ахейских героев.
Ахилл постоянно в глазах друзей и врагов — «много лучший» среди всех ахейцев (Ил., XVI, 271—272; XVII, 164—165), но «много лучший» он лишь в роли воителя. Ахилл, муж совета, далек

180

от эпического первенства: ему не хватает ни выдержки, ни прозорливости, ни знаний, ни даже в достаточной мере ума (Ил., XIX, 215—220).
И если идеал «мужа лучшего» складывается из двух равновеликих по своему значению частей: неистовый воин и разумный советник, то требованиям первого Ахилл удовлетворяет с избытком, второго— удовлетворяет не вполне. Недостающее восполняется, но путем чисто внешним: с Ахиллом неразлучен Патрокл.
Патрокл — ахейский герой, друг (ό φίλος), дружинник (δ εταίρος) и слуга (ό θεράπων) Ахилла. Подобно всем эпическим героям, Патрокл доблестен (Ил., XVI, 665; XVIII, 12 и др.), «силен» (Ил., XVII, 204), подобно многим,— искусный ристатель и конник (Ил., XVII, 477; XVI, 126 и др.), умелый копьеборец (Ил., XVI, 193—195), но нет ему равного в кротости и ласке; кроткий, ласковый (ένηής.— Ил., XVII, 204, 670; XXI, 96) и сладкий, приятный, милостивый (μείλτ/ος.— Ил., XVII, 671; XIX, 300) — постоянные эпитеты Патрокла и одновременно его индивидуальная характеристика.
Может возникнуть впечатление, что и кротость и ласка — личные свойства Патрокла, не имеющие никакого отношения к общему идеалу"«мужа хорошего» и не находящие'параллелей в характеристике других героев. Это не так. Эпический герой должен быть и кроток и милостив: Идоменей в перебранке с Аяксом Оилеевым ставит тому в вину «некроткий», «неласковый» образ мыслей (Ил., XXIII, 484; άπ — ηνής — противоположное ένηής).
Другое дело, что кротким и милостивым герою надлежит быть в мирных беседах, советах вождей и народных собраний, но отнюдь не на войне, где эти качества в противовес эпической ярости, гневу оказались бы признаками слабости. Поэтому-то, по гордым словам Андромахи, Гектор не был «кротким» на «погибельных сечах» (Ил., XXIV, 739), и напротив — Аякс Оилеев заслуживает порицания от Идоменея именно за «некротость» в дружеской беседе. Кротость и милость — свойства героя, советного мужа по преимуществу, и именно такова роль Патрокла при Ахилле.
Патрокл кроток и милостив настолько, насколько Ахилл неистов и яростен, разумен настолько, насколько тот силен. Их роли в пределах эпического идеала резко разграничены, определены и противопоставлены: Ахилл в основном—воин, Патрокл — советник, такими они вместе отправляются под Трою. Соответственны наставления их отцов. Наказ Пелея Ахиллу — наказ воителю:

Тщиться других превзойти, непрестанно пылать отличиться.
(Ил., XI. 784)

181

Наказ Менелая Патроклу — наказ советнику:

Сын мой! Пелид Ахиллес тебя знаменитее родом,
Летами старее ты, у него превосходнее сила;
Но руководствуй его убеждением, умным советом;
Дружески правь им; всегда он на доброе будет послушен.
(Ил., XI, 786 — 789)

Не сражаться, не соревноваться в доблести и силе основная задача Патрокла, но «говорить разумные речи», «убеждать», «дружески направлять». Недаром наиболее яркое воспоминание о совместном общении у Патрокла и Ахилла то, как они, сидя вдали от дружины, «советовали советы» (Ил., XXIII, 78).
Ахилл и Патрокл, герой-воин и герой-советник по преимуществу, дополняют друг друга на пути к равномерно-полному воплощению идеала «мужа хорошего», «лучшего», идеала воина и советника разом, и совокупность их качеств в целом составляет этот идеал.
Ахилл и Патрокл — «половинки» единого эпического целого, эпические двойники. Их эпический монизм дает о себе знать в «Илиаде» рядом обстоятельств: и Ахилл, и Патрокл вместе выросли в доме Пелея (Ил., XXIII, 82—92), Патрокл обучен тому же, что и Ахилл, в частности врачеванию (Ил., XI, 828—832); оба неразлучны и любят друг друга как никто, их последнее желание — быть похороненными вместе (Ил., XXIII, 83—92, 243—248).
Ахилл горюет о Патрокле больше, чем брат о единоутробном брате и отец о сыне (Ил., XXIV, 46—48); печаль его беспредельна: равной ему уже не испытать (Ил., XXIII, 46—47). Последнее понятно: в Патрокле Ахилл, по сути дела, оплакивает самого себя:

...его из друзей всех больше любил я;
Им, как моею главой, дорожил; и его потерял я!—
(Ил., XVIII, 81-82)

жалуется Ахилл Фетиде.
В «Илиаде» есть и прямое уподобление Патрокла Ахиллу.
Когда в доспехах Ахилла Патрокл предводительствует ратью мирмидонян, трояне принимают его за Ахилла (Ил., XVI, 278— 283), а сам он совершает деяния: умерщвляет сильнейших троянских героев, едва не берет приступом Илион, и т. д.,— какие были бы под стать «яростному» Ахиллу, но не ему, постоянно «кроткому» и «милостивому» (Ил., XIX, 300).
Двойничество — древнейшая ступень эпической индивидуальной характеристики, которая строится здесь не на количественном неравенстве единых эпических качеств, как это будет впоследствии, но на количественном равенстве противоположных качеств, в совокупности составляющих единое целое. Советные качества Патрокла

182

равны по количеству воинским качествам Ахилла, но противоположны им по сути. Советник Патрокл и воин Ахилл — две стороны, два разных проявления единого эпического человека, единого эпического идеала.
От этой начальной ступени на новой стадии эпической характеристики, свойственной гомеровскому эпосу,— при утрате непосредственной, преемственной связи двойников, при обращении и Ахилла и Патрокла из «части» целого в самостоятельное целое и взаимообогащение каждого из них качествами другого, перешедшими теперь во всеобщие эпические качества,— остается лишь количественный перевес качеств, некогда исключительно данному герою принадлежащих (у Ахилла — воинских, у Патрокла — советных), и известная количественная взаимодополняемость этих качеств. Отсюда советник Патрокл «кроток» и «милостив» в той же мере, в какой воин Ахилл — «гневен», «вспыльчив» (δεινός.— Пл., XI, 654).
Ахилл и Патрокл в «Илиаде» не единственные двойники. Аналогичная им пара — троянские герои Гектор и Полидамас.
Гектор — величайший воитель Трои; храбростью, доблестью, умением сражаться он превышает всех своих соотечественников (Ил., VI, 460—461). Из ахейских героев по силе и по мощи Гектору равен только Аякс Теламонид (Ил., VII, 280—281), а несколько превосходит лишь Ахилл (Ил., XXII, 38—40, 331—336; XX, 436—437). При этом не надо забывать, что тот же Ахилл до момента наивысшего напряжения сил — воинской мести за Патрокла — ужасался встречаться с Гектором в битвах (Ил., VII, 109—114).
Как и всякий эпический герой, Гектор — не только воин, но и советный муж, «лучший» во всех своих геройских проявлениях, «сражаться ли нужно иль мыслить» (Ил., VI, 77—79). В эпической лексике он, подобно хитроумному Одиссею,— «разумом равен Зевсу» (ср. Ил., II, 169; XI, 200 и др.). Это не мешает, однако, тому, что в военном деле Гектор гораздо искуснее и удачливее, чем в советах, последний из которых, кстати сказать, стоил ему самому жизни, а троянам — войска. Гектор — по преимуществу воин, первый и лучший среди героев Илиона; в этом его особенность, его индивидуальность.
Функции советного мужа при Гекторе выполняет Полидамас. Полидамас — друг Гектора, который (характерная деталь эпического монизма) родился с ним в одну ночь (Ил., XVIII, 251), с которым он неразлучен и сражается в первых рядах (Ил., XV, 328—351, 415—521; XVI, 530—536; XII, 88—90 и др.), которого временами спасает, укрывая от ран и гибели (Ил., XIV, 424—431).
Полидамас — воин, но не это в нем главное; главное же то, что он «благомыслен» (Ил., XVIII, 253), знает минувшее и грядущее

183

(Ил., XVIII, 250), разумен, дальновиден (Ил., XII, 60—79, 210— 229 и др.) и превосходит всех троянских героев мудростью речей настолько же, насколько Гектор превосходит их копьем (Ил., XVIII, 252).
Индивидуальность Полидамаса — в степени его качеств советника и в его советном дополнении к Гектору, с которым по совокупности качеств он составляет единое равнонаполненное целое эпического идеала.
Перечень эпических двойников «Илиады» можно при желании продолжить, и тогда в их числе, видимо, окажется почти скрытая за позднейшим эпическим «напластованием» пара: Агамемнон — Менелай, братья Атриды, один — руководитель, другой — знамя похода, а изначально — воин и его советник 43.
Итак, в характеристике героев «Илиады» присутствуют индивидуальные черты, как присутствует в эпосе сама индивидуальность, но индивидуальность эта особенная, героико-эпическая, со всеми вытекающими отсюда последствиями, о коих ни в коем случае не следует забывать 44.
Как показывают лексико-статистические исследования текста поэм 45, принципы строения индивидуальной и одновременно общей эпической характеристики находят подтверждение в специфике гомеровского героического эпитета и в распределении этого эпитета.
В самом деле, все гомеровские эпитеты истинны, и вместе с тем все они постоянны. Постоянны в том смысле, что качество, каждым эпитетом обозначенное, в разной мере, но необходимо присуще всем эпическим героям без исключения. Разница состоит лишь в количестве данного качества, которым наделен герой. Будучи незначительным или количественно равным, или не вполне, не окончательно превосходящим, качество это организует общий «эпитетный» фон эпоса и отмечается лишь в описании или обобщении, в то время как сам эпитет подчеркивает преимущество данного качества у некоего героя и тем выделяет и несколько обособляет героя в среде ему подобных.
Действительно, сражаясь под Троей, все «предводители» ахеян, все герои свои дружины в бой «строят» (Ил., II, 476—477), но наиболее в этом деле искусны герои Нестор иМенесфей. О редком умении Менесфея «строить» войска на битвы эпос говорит так:

Сих предводил Петеид Менесфей, в ратоборстве искусный.
С ним от мужей земнородных никто не равнялся в искусстве
Строить на битвы и быстрых коней, и мужей щитоносцев.
Нестор один то оспаривал, древле родившийся старец.
(Ил., И, 552 — 555)

Однако среди вождей ахейского ополчения эпитет «устроителя войск» эпос прилагает лишь к Агамемнону и Менелаю, братьям Ат-

184

ридам, обоим вместе и разом (Ил., I, 16, 375). Это им, как признанным предводителям воинства, приходится наибольшее число раз «устроять» воинские ряды, и эпитет закрепляет имеющий место факт.
Дальнейшее выделение и обособление героя или, иначе, дальнейшая индивидуализация его на фоне общей героической характеристики, присущей эпосу, достигается за счет частотности употребления соответствующего эпитета, преимущественного закрепления его за героем. И хотя все эпические герои быстры в беге, хотя эпитетом «быстроногий» обозначен и лазутчик Долон (Ил., X, 316), и возницы на состязаниях при могиле Патрокла (Ил., XXIII, 262), преимущество в этом свойстве остается, по эпосу, за Ахиллом, упомянутым с таковым эпитетом двадцать четыре раза (Ил., II, 860, 872; XVI, 134, 165, 865; XVII, 388, 486; XXIII, 28; Од., XI, 471, 538; Ил., VIII, 474; XIII, 113; XVI, 281; XVIII, 261, 267; XX, 27, 45; XXII, 193; XXIII, 35, 793, 249; XXIV, 458; XVIII, 234; XX, 89).
И, напротив, бег погони, проворство бега, «проворный» — приоритет Аякса Оилеева, который в сочетании с этим эпитетом поименно упомянут в «Илиаде» наибольшее число раз — одиннадцать (Ил., II, 527; X, 110, 175; XIII, 66, 701; XIV, 442, 520; XVII.256; XXIII, 473, 488, 754), в то время как Ахилл — всего пять (Ил., XIII, 348; XVIII, 69; XVII, 709; XVIII, 354 , 358), Антилох — три (Ил., XVIII, 2; Од., III, 112; IV, 202), Эней (Ил., XIII, 482), Мерной (Ил., XIII, 249) и Евдор (Ил., XVI, 196) — по одному разу.
Примеров подобных числовых «выдвижений», подобного числового «взрыва» достаточно. При этом сама частотность любого эпитета как выражение индивидуальной эпической характеристики, не являясь произвольной, совпадает с индивидуальной описательной характеристикой героя, построенной по тому же принципу качественного единообразия при количественном неравенстве качеств, это единообразие составляющих, но на ином «описательном» лексико-грамматическом материале.
Так, «маленький» (Ил., II, 527—529), верткий, «проворный» Аякс Оилеев обходит, до вмешательства Афины, всех соревнующихся в беге у Патроклова могильного кургана (Ил., XXIII, 754—783); и это от его копья при неприятельском отступлении падает всего более врагов; ведь

С ним из вождей не равнялся никто быстротой на погоне
Воев бегущих, которых ужасом Зевс поражает.
(Ил., XIV. 521 — 522)

В свою очередь, «быстроногий» Ахилл в силах неустанно преследовать Аполлона, вплоть до грозного окрика разгневанного божества:

Но отступи; не убьешь ты меня, не причастен я смерти.
(Ил., XXII. 13)

185

Близость развернутых «описательных» характеристик героев к статистике частотности употребления героических эпитетов (см. табл. 5—6) имеет место не только по отдельным моментам этой характеристики, по отдельным эпитетам, но охватывает в совокупности все свойства и качества героя. И тридцать пять эпитетов «Илиады» («Одиссея» лишь частично воспроизводит эпитеты первой поэмы, не прибавляя к ним новых), определяющие Ахилла, не придают ему глубокой мудрости советного мужа. Но в соотнесении частотности по горизонтали (в пределах данной частотной характеристики) и по вертикали (в сопоставлении частотности тех же качеств у других героев) Ахилл; оказывается по преимуществу «достойным удивления», воином с «душою льва», «погибельным», «расторгающим ряды», «сокрушающим города», «ненасытным», «быстрым», «быстроногим», «стремительным», «проворным на ноги», «на ноги надежным», «склонным к войне» (сюда же три эпитета богоборца: «нечестивым», «дерзким», с «душою великой»), а также «непорочным», «сходным с богами», «божественным», «любезным Зевсу», «начальником мужей».
Иными словами, характеристика Ахилла, взятая по абсолютной частотности употребления эпитетов, совпадает с устоявшейся, на другом материале выявленной традиционной эпической характеристикой Ахилла-воина, советным двойником которому служит Патрокл.
То же — о Гекторе, воинском двойнике советного Полидамаса. Гектора определяют шестнадцать эпитетов, из них абсолютное числовое преобладание остается за шестью, в соответствии с которыми Гектор — «мужеубийца», «блистающий», «огромный», «отважный», «меднобронный», «шлемоблещущий».
Каждый из перечисленных эпитетов связан единственно с воинской сферой деятельности героя и имеет свой «эпитетный» фон, утверждающий «всеобщность», «всеобязательность» эпитета. В частности, наиболее удаленные от нас по смыслу и потому вызывающие наибольшие сомнения в толковании эпитеты «блистающий» и «шлемоблещущий» оказываются лексически и семантически сопоставимыми с соответствующими текстами «Илиады» (ср. Ил., XIX, 395— 398; а также Ил., XXII, 132; XX, 38; XIII, 805; XV, 608; XX, 162; XXII, 314), что позволяет усматривать и в первом и во втором выражение эпической ярости облаченного в доспехи героя.
Эпическая индивидуализация героев гомеровских поэм охватывает не только их внутренние достоинства, но протекает и в плане чисто внешнем.
Известно, что каждый эпический герой обладает надлежащей герою внешностью, «красивым видом» (το εΐδο; καλόν). Несоответствие внешности героя его внутреннему героическому потенциалу, иначе — несоответствие единичного и всеобщего в сфере эпического

186

Таблица 5
Индивидуальные и общие характеристики героев по эпитетам
(частотность и «общий фон»)

187

Таблица 6
Индивидуальные и общие характеристики героев по эпитетам
(частотность и «общий фон»)

Примечание. По вертикали в таблице расположены имена героев, упомянутых в поэме наиболее часто и с наибольшие количеством эпитетов. По горизонтали — героические эпитеты, встречающиеся с именами героев, и среди них практически все-эпитеты, встречающиеся с именами Ахилла и Гектора. Цифры таблиц означают число употребления в «Илиаде» определенного эпитета с именем данного героя.
188

мышления,— случай из ряда вон выходящий и требующий оговорки.


Слышишь, смеются ряды кудреглавых данаев, считавших
Храбрым тебя первоборцем, судя по красивому виду.
Вид твой красен, но ни силы в душе, ни отважности в сердце!—
(Ил., 111, 43—45)

упрекает Париса Гектор.
«Красивый вид» предполагает в эпическом человеке героя, «храброго первоборца», с обычной для героя жизненной силой и «доблестью», «отвагой».
Та же мысль, но «от обратного», выражена эпосом при характеристике троянского лазутчика Долона. Согласно эпосу, выбор Гектора пал на Долона потому, что он был:

Видом своим человек непригожий, но быстрый ногами.
(Ил., X, 316)

Эпическое «но» в этой фразе знаменательно: сказителю странно, что «быстротой ног», добродетелью героев, наделен человек, внешне идеалу не соответствующий, человек по «виду» своему — «дурной». Подобное несоответствие — исключение, редкость, отсюда — эпическое «но».
Понятие «красивой внешности», «красивого вида», удовлетворяющее идеалу, в поэмах Гомера не определяется, не раскрывается в признаках, хотя отдельные эстетические категории, образующие это понятие, известны; среди них «телосложение», «осанка», а равно и манера держать себя, «величина», иногда даже волосы.
Каждая из этих категорий в соотнесении с понятием «внешний вид» служит своего рода индивидуальной характеристикой героя, указывая на преобладание в его внешности каких-то одних черт над другими. Так, во «внешнем виде», общем для всех героев, у Париса особо примечательны волосы (Ил., III, 54—55), у Гектора — осанка (Ил., XXII, 369—371), у Гермеса в образе юного дружинника Ахилла — телосложение (Ил., XXIV, 374—377), у Нестора — осанка и величина (Ил., II, 56—58).
Все перечисленные категории, образующие понятие «красивая внешность», не имеют других определяющих признаков, кроме двух, служащих общим критерием их соответствия нормам эпического идеала, именно «красивый» (καλός; вариант — ήύς) и «огромный» (πελώριος; варианты: μέγας — «большой», «высокий», εύρος — «широкий»). Эпический герой велик, и потому широк в плечах, спине, груди, как Менелай, Одиссей, Гектор (Ил., III, 194, 210; XVI, 360), высок ростом, как Агамемнон и Аякс (Ил., III, 193; II, 527—529). У него красивые волосы: эпос постоянно упоминает о волосах ахейцев, Ахилла, Париса (Ил., I, 197; III, 43, 55 и др.).

189

И напротив, антипод эпического идеала, Именно «негоднейший», каким предстает в «Илиаде» Терсит (Ил., II, 248—249), «безобразнейший» и одновременно «позорнейший» из ахейцев, пришедших под Илион, сутул: у него узкая спина, грудь и плечи, он почти лыс (Ил., II, 211—219).
Гомер не расшифровывает эпические понятия красоты и величины, не дает их смыслоразличительных и ограничительных признаков; мера идеальной величины, «огромности» неизвестна, в чем состоит красота — тоже.
Вместе с тем в ряде случаев о сущности красоты можно, казалось бы, исходя из контекста, строить предположения, которые как будто идут вразрез с эпическим представлением о слиянии рода и вида, о невыделенности признаков понятия. Так, с красотой волос эпос, видимо, ставит в связь их густоту, с красотой осанки — представительность, внушительность. В первой испытывает недостаток Терсит (Ил., 11, 210), вторая преобладает у Одиссея и Агамемнона (Ил., III, 203—224, 169—170).
Однако при ближайшем рассмотрении становится ясно, что эти видовые признаки красоты мнимы, что густота волос, иначе говоря, множество волос, их значительное количество является в эпосе определением величины (μέγας — «большой», «великий»). В свою очередь, представительность (γεραρός — «представительный») Одиссея и Агамемнона связана с количественными, величинными особенностями их телосложения и опять-таки приводит к эпическому «большой». Так, например, Одиссей, сидя «представительнее», «почтеннее» Менелая, когда же он встает, это преимущество пропадает (Ил., III, 223—224). В свою очередь, эпическое «большой», по сути дела, не раскрывает содержания красивой внешности, но служит лишь количественным ограничителем основного и единственного определения внешности, выраженного словом «красивый», καλός. Круг замыкается, признаком красивой внешности оказывается красота при условии изобилия того «материала», к которому она «прилагается». Волосы могут быть красивы при условии, что их много, телосложение красиво, если все члены тела на месте и каждый из них велик, объемен: плечи, спина, грудь широки, их «много». Тем самым «большой» — всего лишь предпосылка «красивого вида», но не признак его.
Нет развернутого определения красоты, эстетического идеала красивой наружности, но есть представление о том, как и в чем эта красота выражается внешне, именно — в большом количестве, в обилии всего того, что ею охвачено 46.
В пределах сложившегося норматива, общего для всех эпических героев, возможна и индивидуальная характеристика, основанная опять-таки на количественном неравенстве тех свойств и качеств, на

190

которые распространяется представление о красоте внешнего вида. Так, иные герои, ростом на голову выше, «больше» Агамемнона, но уступают ему в мере общей красоты (хαλός) и представительности (Ил., III, 166—170); Одиссей «шире» Агамемнона в плечах и груди, но «ниже» на голову (Ил., III, 192—194); Менелай шире Одиссея, но, сидя с ним рядом, менее «представителен» (Ил., III, 209—211). Аякс Теламонид красивый и большой (ήΰς -.ε μέγας τε), выше ростом и шире плечами всех ахеян, кроме Ахилла (Ил., III, 225—227): «большой», «огромный» — едва ли не постоянные его эпитеты (Ил., III, 226, 229; V, 610 и др.). АяксОилеев «много меньше» своего тезки, он в эпосе — «маленький», «небольшой» (ολίγος — Ил.,
II, 526—529).
И наконец, при традиционном эпическом соответствии внешнего и внутреннего Ахилл, первый из ахейских героев,— во всех отношениях самый красивый из них (κάλλιστος άνήρ.— Ил., II, 673).
Божества. Принципы эпической индивидуальной характеристики распространяются в гомеровском эпосе не только на идеал человека, но могут быть прослежены и в отношении всех прочих лиц и предметов, иначе — в отношении всех эпических «каждых» в пределах каждого эпического «все».
Так, не вдаваясь в тонкости «теологической» символики эпоса, отметим, что все богини «Илиады» «прекрасноволосы» (Афина — VI, 273, 303; Гера — X, 5; Фетида — IV, 513; XVI, 860 и др.), но самая прекрасноволосая из них, очевидно, Лето: это ее постоянно повторяемый эпитет (I, 36; XIX, 413 и др.). Эпитетом «золотой» отмечены все божества эпоса. Среди «золотых» божеств эпоса: «златострелой» (Ил., XVI, 183; XX, 70) Артемиды, «златокрылой» (Ил., VIII, 398) Ириды, «златомечного» (Ил., XV, 256) Аполлона, «златоколесничной» Геры (Ил-.V, 729—731), Ареса с его «златосбруйными» конями (Ил., V, 358, 363),— видимо, самая «золотая»все-таки Афродита: она «просто» золотая, вся золотая, золотая в целом (Ил.,
III, 64; XXII, 470; XXIV, 699). Недаром она «улыбчивая» (Ил., V, 375; XIV, 211; XX, 40) и занята «делами приятными сладостных браков» (Ил., V, 428—430).
С мраком, чернотой, темнотой связаны, очевидно, представления о Зевсе и Ксанфе, как «чернотучном» — Зевс (Ил., I, 397; II, 412; VI, 267 и др.) и «черноглавом» — Ксанф (Ил., XXI, 249), о Зевсе, Борее и Посейдоне, как «чернокудром» — Борей и Посейдон (Ил., XIII, 563, XX, 224), «...с черными бровями» — Зевс (Ил., I, 528; XVII, 209); однако о Зевсе — в большой мере, чем об остальных.
- И Артемида и Гера сидят на престолах («златопрестольные».— Ил., I, 611; IX, 533; XIV, 153; XV, 5), но престол Зевса выше прочих, Зевс — «превысший» (ύψίζογος — Ил., VII, 69; XI, 544, от

191

ύψ — вверху и ζυγόν — скамья для гребцов, т. е. высшее, верхнее место).
Боги эпоса — «владыки» (άναξ; Аполлон — Ил., XV, 253; XVI, 804; XX, 103; Посейдон — Ил., XV, 57; XX, 67 и др.), но Зевс — наибольший владыка, «владыка всех смертных и богов» (Ил., XII, 242).
Все боги «проворные на ногу»: и Аполлон (Ил., XXII, 8—13), и Арей (Ил., V, 885), но самая «проворная» Ирида (Ил., VIII, 399), чьи ноги «быстры, как буря» (Ил., VIII, 409; XXIV, 77, 159). А потому она — «вестница богов» (Ил., XV, 144).
«Разумом» одарены все небожители, но у Крона это разум выдумки, хитрости, Крон — «хитроумный», «лукавый» (Ил., IV, 75; XVI, 431). У Гефеста разума просто «много», Гефест — «многоумный» (Ил., XXI, 355); у Зевса разум мудреца, мыслителя, советника, Зевс — «мудрый» (Ил., I, 508; VI, 18 и др.).
Каждый из гомеровских богов участвует в битвах (Ил., XIII, 8—9; XXI), способен «убивать, губить»; недаром Гермес обычно — «аргоубийца» (Ил., XVI, 181; XXI, 497; XXIV, 24 и др.), Арей — «мужеубийца» (Ил., VII, 166); и Афина, и Арей, и Аполлон, каждый,— «движущий народами», «ведущий народы к борьбе» (Ил., XIII, 128; XVII, 398; XX, 79), Артемида — стреловержица, «сыплющая, мечущая стрелы» (Ил., V, 447; IX, 538; XX, 39; XXIV, 606), Афина — «несокрушимая», «неодолимая» (Ил., V, 714; XXI, 420 и др.). Но у Арея эта «способность» развита более всего, он — «ненасытный войною» (Ил., V, 863; VI, 203), «запятнанный убийствами или кровью» (Ил., V, 31), «губящий люден» (Ил., V, 31, 909; XII, 130), «сокрушитель стен» (Ил., V, 31 и др.); и в противовес ему Афина — в основном «заступница, защитница» (Ил., IV, 8), «несокрушимая, неодолимая» (Ил., V, 714; X, 284; XXI, 420 и др.), «защитница городов» (Ил., VI, 305).
Зевс «Илиады» мыслится обычно обладателем перуна или ставится с ним в связь; ведь Зевс—«наслаждающийся молнией, радующийся молнии» (Ил., I, 419; II, 478, 781 и др.), «молннесобиратель» (Ил., XVI, 298), «кидающий светлую молнию» (Ил., XX, 16; XXII, 178), «тучесобиратель» (Ил., I, 511, 517; V, 736, 764; X, 552 и др.), «высокогремящий» '(Ил., I, 354 и др.), «громкогремящий» (Ил., V, 672; XII, 235), «широкогремящий» (Ил., VIII, 442; XIV, 203; XV, 152 и др.), «молниевержец» (Ил., I, 580, 609; VII, 443 и др.). Однако в битве с троянами «перун» в виде меча оказывается и в руках у Посейдона:
Так, ополчившися пышносияющей медью, данаи Двинулись; их предводил Посейдаон, колеблющий землю, Мечь долголезвенный, страшный неся во всемощной деснице,

192

Равный молнии пламенной: с ним невозможно встречаться В сече погибельной,— смертного ужасом он поражает.
(Ил., XIV, 383 — 387)
Так что Зевс лишь в значительной мере больше стреловержец, чем Посейдон.
Последнее, кстати сказать, идет вразрез с общим представлением о «чести» Зевса и Посейдона, как эту «честь» полагает эпос:

Натрое все делено, и досталося каждому царство...
(Ил., XV, 189 и далее)

Зевс, по преимуществу, занят небом, он, в частности, «держащий эгиду», иначе, щит, от сотрясения которого происходят буря, гром, молния и мрак (Ил., II, 157, 375, 491; V, 115—396—714, 733, 742, 815; VII, 60 и др.); Посейдон в основном занят морем, он «объемлющий землю» (Ил., XIII, 83, 125 и др.), «землеколебатель» (Ил., VII, 445; XIV, 384 и др.). Но Посейдон)при случае может потрясти и перуном, а Зевс в состоянии поколебать землю (вспомним угрозу поднять на цепи землю и море — Ил., VIII, 19—27).
В «Илиаде» Афродита — признанная устроительница «сладостных браков», но браки, помимо Афродиты, «устрояет» и Гера (ср. роль Афродиты в третьей песни, ст. 390—394, с ролью Геры в песни четырнадцатой, ст. 197—210). Однако Афродита не только заключает браки, пробуждает любовь, но и участвует в битвах. И все же первое у нее получается лучше, т. е. чаще, больше, чем у Геры, и наоборот.
И Гера, и Гефест, и Посейдон, построивший городские стены Лаомедонту (Ил., XXI, 446—447), наделены «искусством», «мастерством», «умением», но Гера более «искусна», «умела» в «дурном», «злом» («злотворная» — Ил., XV, 14), а Гефест — «славен умением», «славен искусством» (Ил., I, 571; XVIII, 143); разное приложение сил — разные результаты.
У Афины и Геры эпос отмечает очертание и выражение глаз (<!>ψ — взгляд, вид, лик): Афина более походит на сову — «совоокая», «соволикая» (Ил., II, 172, 279; V, 719; 825 и др.), а Гера — «волоокая», со «взглядом коровы» (Ил., I, 551, 568; VIII, 471; XIV, 159, 222, 263 и др.).
Как и Артемида, Гера — «госпожа», но Артемида — «госпожа зверей» (Ил., XXI, 470), а Гера — как будто всех и вся (Ил., VIII, 198; XIII, 826 и др.), и перевес ее внутренних свойств, внутренних качеств приходится, по-видимому, на «жизненную силу», силу рождения:

Словно как мать при родах раздирают жестокие стрелы,
Острые, кои вонзают Илифии, Герины дщери,

193

Женам родящим присущие, мук их владычицы горьких,—
Столько же острые боли вступили в Атридову душу.
(Ил., XI, 269 — 272)

Родопомощные Илифии — дочери Геры, «госпожи».
Все бессмертные — великие советники; «советник, равный бессмертным»,— говорит в поощрение эпос (Ил., VII, 366), но в советах не все бессмертные равны: первый и признанный судья, советник — Зевс, который всегда «рассудит так, как следует, как надлежит» (Ил., VIII, 431), затем—«многосоветная» Афина (Ил., V, 260), родившаяся из головы Зевса и потому в большей мере, чем другие, «дитя Зевса» (Ил., VIII, 427; X, 284 и др.), а затем уж как будто все прочие.
Помимо выявления внутренних индивидуальных свойств, качеств, можно, очевидно, вести речь и о намеках на внешнюю индивидуальную характеристику в пределах эпического идеала божества.
Так, эпос, рисуя внешность Агамемнона, уподобляет его «главой и очами» Зевсу, «станом» — Арею, «персями» — Посейдону (Ил., II, 477—479).
Очевидно, именно в этих внешних очертаниях у каждого из трех богов есть нечто особенное, свое. Причем, по-видимому, в этом своем, особенном, определенную роль играет количество, величина, иначе эпос не вымерял бы с точностью рост Арея (семь десятин — Ил., XXI, 407) и не подчеркивал бы крутизну, «обилие» его бедер: бедра «крепкие, сильные, цветущие, обильные» (Ил., XV, 113; ср. лексически и по смыслу: «краси&ые и большие бедра» эпического героя — Од., XVIII, 67—68).
Об индивидуальных же свойствах прочих объектов эпического повествования: коней, ворот, камня, оружия и т. п.— говорилось ранее.

Подготовлено по изданию:

Шталь И.В.
Художественный мир гомеровского эпоса.— М.; Наука, 1983.
© Издательство «Наука», 1983 г.



Rambler's Top100