Советские историки древности всегда уделяли большое внимание античному полису. На протяжении ряда лет исследовались различные стороны проблемы: социально-экономическая природа полиса, его классовая структура, многообразие форм полиса (например различие понятий πόλις и civitas) и т. п. В настоящее время представляется возможным прийти к некоторым обобщениям и выводам, подчеркнув тем самым принципиальное значение проблемы в целом.
Проблема полиса имеет, безусловно, решающее значение для правильного понимания основных закономерностей развития античного рабовладельческого общества. Подобное утверждение возможно потому, что полис был специфической и вместе с тем универсальной формой экономического, политического и идеологического бытия античного общества на определенной ступени его развития. Как без изучения специфики сельской (соседской) общины нельзя полностью понять истории большинства древневосточных государств, так без понимания природы городской (гражданской) общины, т. е. полиса, невозможно осмыслить историю античности.
Полис — не только государственная или политическая форма, исчерпываемая выяснением специфики термина «город-государство», но гораздо более глубокое понятие, включающее в себя определение элементов экономического базиса античного рабовладельческого общества. Чрезвычайно важно отметить, что именно так понимал при
роду античного полиса К. Маркс. В своей весьма интересной и ценной работе «Формы, предшествующие капиталистическому производству» 1 К. Маркс придает исключительное значение роли города (полиса) в античном обществе. «История классической древности,— пишет он,— это история городов, но городов, основанных на земельной собственности и на земледелии» 2. Характеризуя античную форму собственности, он снова возвращается к вопросу
о полисе: «Эта вторая форма (собственности,— С. У.) предполагает в качестве своего базиса (курсив наш.— С. У.) не земельную площадь как таковую, а город, как уже созданное место поселения (центр) земледельцев (земельных собственников) » 3. Наконец, К. Маркс подчеркивает, что «в античном мире город с принадлежащими ему землями является экономическим целым» (курсив наш.— С. У.), тогда как, например, у германцев (у Маркса это дано в качестве противопоставления) экономическим целым является отдельное жилище \
С точки зрения советских историков, античный город прежде всего — «экономическое целое», базис античной формы собственности. Но, как известно, это — собственность на основное и главное средство производства того времени, т. е. на землю. Специфика же античной собственности состоит в том, что она выступает перед нами в противоречивой двойной форме: как собственность общинная (государственная) и как собственность частная, но всегда так, что последняя опосредована первой. Суть этого противоречия вскрывается следующим образом: в античном обществе необходимым условием собственности на землю (во всяком случае, в принципе) была принадлежность к гражданской общине (т. е. к полису, civitas).
Но если это так, то отсюда вытекает, что экономической основой полиса следует считать производство свободных земельных собственников (и ремесленников), а отнюдь еще не рабов. Именно «мелкое крестьянское хозяйство... и независимое ремесленное производство» были экономической основой «классического общества в наиболее цветущую пору его существования», когда общинные
формы собственности уже разложились, «а рабство еще не успело овладеть производством в сколько-нибудь значительной степени» 5. Таким образом, полис, хоть он и является гражданской общиной землевладельцев и рабовладельцев, покоящейся на античной форме собственности, все же живет еще в основном за счет труда свободного мелкого производителя. Расширение эксплуатации рабского труда, внедрение его в важнейшие сферы производства, превращение раба в основного производителя материальных благ общества (и неизбежно связанный с этим процесс пауперизации свободного крестьянства) несовместимы с природой полиса.
Поэтому развитие рабовладельческого способа производства закономерно и неизбежно приводит к кризису полиса.
Представляется необходимым, хотя бы в самых общих чертах, коснуться вопроса о классовой структуре полиса. Процесс формирования общественных классов следует рассматривать в его развитии, причем целесообразно обратить внимание на некоторые специфические стороны этого процесса как в греческом, так и в римском обществе.
Первые более или менее достоверные исторические данные рисуют нам эти общества на стадии разложения родовых отношений. Именно в этот период, как известно, возникают противоречия антагонистического характера и начинают складываться общественные классы. Предпосылками образования общественных классов являются прежде всего рост производительности труда, создающий самую возможность отчуждения и накопления производимого продукта, а затем возникновение частной собственности, обусловливающей развитие имущественного неравенства.
Первое из указанных обстоятельств сделало возможным превращение пленника в раба с целью использования его рабочей силы. С того момента, как общины, захватывая пленных, стали превращать их в рабов, с этого момента, строго говоря, и начинается процесс разделения общества на классы — рабов и рабовладельцев. Второе из указанных обстоятельств привело к тому, что внутри самой общины отдельные лица (главы выделившихся своим имуществом семей), очевидно, в силу наследственного за
нятия ими общественных должностей, получили возможность захватывать в частную собственность рабов, а затем (значительно позже) и землю. Но это обстоятельство означает, что наряду с членением общества на рабов и рабовладельцев начинает складываться и другое классовое деление: крупные землевладельцы — рабовладельцы и мелкие производители (т. е. богатеющая родовая знать и разоряющийся «простой народ»).
Эти процессы шли параллельно, но, по-видимому, несколько различными путями в Греции и Риме.
Для Греции они засвидетельствованы достаточно рано. С одной стороны, об эксплуатации рабского труда известно уже из Гомера 6, о применении рабского труда в хозяйстве мелкого землевладельца свидетельствует Гесиод7. С другой стороны, для ранних Афин известно указание, которое считается восходящим к Аристотелю 8, о так называемой конституции Тесея, т. е. разделении всего населения Аттики на эвпатридов, геоморов и демиургов. Его можно рассматривать как косвенное свидетельство образования привилегированного класса эвпатридов и класса мелких производителей.
Однако все эти факты еще не дают основания считать, что в тот период уже сложилось классовое общество с его основными институтами. Вместе с тем это был, несомненно, период становления новой формации, становления, происходившего в обстановке весьма сложной борьбы: борьбы рабского способа производства с мелким свободным производителем, борьбы «богатых промышленников и купцов» с родовой знатью, наконец, борьбы разоряющегося крестьянства за землю. Только в итоге этой борьбы и уничтожения органов родового строя или превращения их в органы государственные определяется ведущий способ производства и складывается рабовладельческое общество с его четко оформившимися классами, с определенной расстановкой классовых сил, при которой рабы и рабовладельцы уже выступают как основные классы-антагонисты, наконец, с его государственным аппаратом. В Афинах это качественное изменение происходит в период политических революций Солона и Клисфена.
Все сказанное дает достаточное представление о сложности классовой структуры афинского полиса. Это представление может быть уточнено и детализовано, если, например, обратиться к анализу понятия «демос».
Афинский демос эпохи расцвета Афин (до Пелопоннесской войны включительно), как известно, не представлял собой единообразной, однородной социальной категории. В афинский демос входили, с одной стороны, мелкие и средние землевладельцы (аттическое крестьянство), с другой — чрезвычайно разнородные городские элементы: купцы, ремесленники, владельцы мастерских, гребцы и низший командный персонал флота 9, городской люмпен-пролетариат. Из столь разнородного состава демоса вытекала сложность и напряженность социальной борьбы в Афинском государстве, поскольку понятие «демос» объединяло разнообразные группировки и прослойки, движимые часто совершенно различными, а иногда и прямо противоположными интересами, не говоря уже о противоречивости интересов демоса и метеков или, тем более, интересов эвпатридов и демоса.
Чрезвычайно существенным было то обстоятельство, что в Афинах в состав демоса входили торгово-промышленные элементы, которые и занимали здесь ведущее положение. Экономическая мощь и политическая активность этого слоя населения немало содействовали укреплению позиций демоса в целом.
Если перейти к Риму, то следует отметить, что общая схема развития классовых противоречий и формирования рабовладельческого общества остается здесь той же самой, и это вполне естественно, так как отмеченные выше предпосылки образования классов были одинаковыми. Но, конечно, складывающееся рабовладельческое общество Рима имело специфические черты. Древнейшая римская община делилась, как известно, на патрициев и клиентов, однако даже вопрос о том, кто такие патриции и клиенты, нельзя считать решенным вполне определенно. Неизвестно также, было ли это деление в пределах общины универсальным, т. е. весь ли древнейший populus Romanus распадался на эти две категории 10, или существовала не
кая часть населения, входившая в populus, но не принадлежавшая ни к патрициям, ни к клиентам. Картина усложняется появлением плебеев. Не вдаваясь сейчас в сложный и все еще не решенный вопрос о происхождении плебеев, укажем лишь, что борьба между патрициями и плебеями, которую, вероятно, в ее начальной стадии следует рассматривать как борьбу двух общин 11. затем перерастает — по мере усиления имущественного неравенства и экономической дифференциации — в социальную борьбу, борьбу против господства патрицианской родовой знати 12. Доказательством того, что социальные противоречия уже достаточно рано начинают играть весьма важную роль в борьбе патрициев и плебеев, является так называемая конституция Сервия Туллия, которая по существу рассматривает весь римский народ как единую гражданскую общину и не знает ни патрициев, ни плебеев 13, но зато представляет собой наглядное свидетельство достаточно далеко зашедшего имущественного расслоения общества 14. Реформа Сервия Туллия, которая была одним из переломных моментов в борьбе патрициев и плебеев, знаменовала собой крах старого родового строя, в результате чего в Риме установилось классовое рабовладельческое общество. Однако борьба патрициев и плебеев на этом не завершается. Она продолжается и дальше, и притом не только как борьба социальная, но в известной мере
клиентов... до образования патрицианско-плебейской общины», но это положение едва ли может быть доказано.
и как борьба двух общин. Окончательное слияние обеих общин, выразившееся, в частности, в слиянии патрицианской и плебейской верхушки, происходит во второй половине IV в., с «растворением... патрицианской знати в новом классе крупных землевладельцев и денежных магнатов» 15.
Таков не менее сложный процесс становления классового общества в Риме. Необходимо подчеркнуть некоторые специфические черты, отличающие это общество.
Прежде всего следует отметить, что дифференциация свободного населения в Риме в силу того, что раннее римское общество было аграрным, шла иным, более замедленным путем. С другой стороны, если в Афинах консолидация экономически мощных и политически активных слоев демоса (формирование в составе демоса торговоремесленных элементов) произошла на той стадии развития афинского общества, когда еще шла напряженная борьба за ликвидацию пережитков родового строя, борьба с господством родовой знати, то в Риме подобные процессы происходят в несколько иной социальной обстановке. Здесь они совершаются на том этапе развития римской civitas, когда родовая знать в основном уже была лишена своего экономического и политического господства (т. е. примерно на рубеже IV и III вв. до н. э,— цензура Аппия Клавдия, начало чеканки серебряной монеты в 268 г. до н. э. и т. д.).
Возможно, что именно эти причины приводят к принципиально иной расстановке и иному соотношению классовых сил в римском рабовладельческом государстве в период наиболее острых социальных конфликов, т. е. во II—I вв. до н. э. В противовес тому, что наблюдается в Афинах в V и первой половине IV в. до н. э., верхи торгово-ремесленного слоя в Риме (крупные торговцы — negotiators, ростовщики, владельцы ремесленных мастерских) не только фактически, но и юридически выделяются из состава демоса. Ко времени Гракхов этот слой оформляется в особо привилегированное сословие (всадничество), достаточно четко отграничивающее себя от позднейшего плебса. Основная масса мелких ремесленников и торговцев, которая по-прежнему входила в состав плебса, наоборот, постепенно разоряется и превращается в люм
пен-пролетариев. Таким образом, строго говоря, уже во II в. до н. э. в Риме не существовало демоса в том понимании и значении этого слова, которое имеется в виду, когда речь идет об афинском обществе эпохи расцвета. Более того, именно с этого момента явственно обнаруживается деградация римского плебса: далеко шагнувшая пауперизация крестьянства, рост люмпен-пролетарских слоев городского населения. Конечный результат этих сложных и мучительных процессов внутри римского общества совпадает с агонией республики; обескровленный гражданскими войнами (поскольку его представители со времен Мария составляли основной контингент легионариев), потерявший самостоятельное политическое значение, римский плебс в конечном счете превращается в «голосующий скот», подкармливаемый олигархической верхушкой и используемый ею в качестве своего послушного орудия.
Еще более существенным является тот факт, что непосредственные противоречия между основными классами-антагонистами рабовладельческого общества, т. е. между рабами и рабовладельцами, достигли своего наиболее полного, острого и по своим масштабам наиболее широкого выражения только в условиях развития римского рабовладельческого государства. Можно утверждать, что в истории Греции наиболее яркие образцы и примеры классовой борьбы относятся к борьбе между классом крупных землевладельцев, купцов и промышлеников и классом мелких свободных производителей, тогда как выступления рабов имели спорадический характер (например бегство рабов во время Декелейской войны). Но уже в Риме, особенно в период его превращения из италийской civitas в средиземноморскую державу, восстания рабов достигают таких масштабов (сицилийские восстания, Спартак), что ставят под угрозу самое существование господствующих классов. Коренное противоречие между основными классами-антагонистами рабовладельческого общества впервые выявляется непосредственно с таким размахом и такой остротой только в эпоху господства Рима над средиземно-морским миром.
Вместе с тем неизвестное по своим масштабам Греции и эллинистическому миру применение рабского труда влечет за собой грандиозное разорение мелких производителей. В результате этого наряду с борьбой между основ
ными классами-антагонистами обостряется и борьба между классом мелких производителей и рабовладельцами.
Об этом свидетельствуют бурные события последних десятилетий Римской республики, вплоть до гражданских войн после смерти Цезаря.
Следствием всех этих причин является та специфическая тенденция, которая в конечном счете порождает своеобразные политические формы. Рабовладельческий класс Рима стремится консолидировать свои силы против эксплуатируемых масс населения. И действительно, в истории позднереспубликанского Рима можно наблюдать эту постепенно складывающуюся тенденцию консолидации господствующего класса вплоть до установления режима военной диктатуры и примирения различных социальных групп под «надклассовой» эгидой Августа.
Таково изложенное в форме некоторых общих выводов распространенное в советской историографии древности представление о социально-экономической природе и классовой структуре полиса. Оно достаточно резко отличается от тех существующих в науке точек зрения на полис, которые рассматривают его только как юридическую, в лучшем случае как государственноправовую форму. Думается, что изложенное понимание природы полиса может оказаться более плодотворным при изучении некоторых общих закономерностей развития античного рабовладельческого общества.
Само собой разумеется, что наше понимание полиса отлично от воззрений, господствовавших в древности. Однако следует подчеркнуть, что для самих древних понятие «полис», «civitas», всегда было понятием более сложным, более глубоким, чем формальная и сухая правовая категория, хотя бы уже потому, что оно у них непосредственно связывалось с представлением об отчизне (πατρίς, patria), т. е. той общности (societas), которая объединяет граждан в единое целое, и с понятием о той сумме не только духовных, но и материальных ценностей, которые эту общность и создают. Вот как это определял Цицерон: много есть степеней общности людей. Например, людей объединяет общность языка и происхождения, но еще более тесной связью следует считать принадлежность к одной и той же гражданской общине (civitas). Ибо многое является здесь именно общим достоянием граждан: форум, святилища, портики, дороги, законы, права, судьи,
право голосования, кроме того, привычные обычаи и дружеские связи, а также всякие взаимные дела и расчеты 16. Все это создает ту общность, которую следует признать наиболее близкой и дорогой (omnium societatum nulla est gravior, nulla carior quam ea, quae cum republica est unicuique nostrum), которая есть не что иное, как государство, как родина, и которая одна только вмещает в себя общие привязанности (sed omnes omnium caritates patria una complexe est) "17.
Проблема полиса всегда занимала исключительное место в сфере античной идеологии, в сфере политического мышления древних. Сами термины «политический», «политика», как известно, являются производными от слова и понятия «полис». Полис — единственно возможное и единственно мыслимое средоточие государственной жизни, гражданских прав и привилегий. Только тот, кто приобщен к полису — как правило, в силу своего рождения, а также недвижимой собственности,— только тот и есть полноправный гражданин (πολίτης), и как таковой только он и может принимать участие в государственной жизни (πολιτεία).
Характерно, что политическое мышление древних греков, во всяком случае, в «классический период», не вышло за рамки полиса. Любая конструкция базировалась на представлении о государстве как полисе. Поэтому даже в своем наивысшем развитии, т. е. у Платона и Аристотеля, политическая мысль древности вращается в тех же пределах: идеальное государство Платона — не что иное, как идеализированный полис, к тому же спартанского образца.
Существенное значение во всех умозрительных конструкциях, связанных с проблемой полиса, имел принцип автаркии. Идеализированный полис Платона выступает перед нами как образец самодовлеющей и замкнутой (в политическом и экономическом отношении) общины 18. Самодовлеющее существование государства было для Аристотеля главным признаком и основным условием государственного бытия вообще 19. Таким образом, в сфере
идеологии полис отражен как некий идеал «совершенной автаркии».
Как уже сказано выше, развитие рабовладельческого способа производства неминуемо влекло за собой кризис полиса. В Греции этот кризис начинается в IV в. до н. э., в Риме — во II—I вв. до н. э. В сфере экономики кризис полиса характеризуется эволюцией античной формы собственности в сторону частнорабовладельческой, т. е. все более независимым положением частнособственнических элементов во всей системе рабовладельческого хозяйства. Эта эволюция как в Греции, так и в Риме сопровождается аналогичными явлениями: концентрацией земель, пауперизацией свободного мелкого производителя, т. е. всем тем, что и создает условия для того, чтобы рабский труд овладел производством, что дает простор развитию рабовладельческого способа производства. В сфере политической это приводит к замене самостоятельного (и самодовлеющего) полиса системой союзов, федераций, централизованных держав (военно-административные объединения), в которых самодовлеющее значение полисов постепенно сводится на нет. С этой точки зрения мы допускаем определенную ошибку, когда, изучая историю Греции в так называемую эллинистическую эпоху, часто продолжаем рассматривать ее как историю самостоятельных полисов, в то время как есть все основания рассматривать эти полисы уже не изолированно, но в системе македонской державы. Соответственно история Рима уже с III в. до н. э. должна изучаться как история италийской федерации, находящейся под римским господством. И наконец, в сфере идеологии кризис полиса выражается прежде всего в крушении полисно-автаркистского идеала и в распространении своеобразных индивидуалистических и космополитических воззрений.