162

Глава XI
МОНЕТЫ БОСПОРСКОГО ЦАРСТВА

Следуя вдоль побережья Крымского полуострова от Херсонеса на восток, еще не достигая Пантикапея, мы встречаем на пути Феодосию и Нимфей. Эти два города выпускали в течение известного времени свою монету. Хотя оба они входили в состав Боспорского царства, к истории монетного дела которого мы теперь приступаем, я коротко коснусь здесь этих городов, чтобы в дальнейшем не прерывать изложения обширными отступлениями.
Монеты Феодосии. Сохранившиеся до нашего времени монеты Феодосии далеко не соответствуют тому представлению, какое мы вправе составить себе на основе свидетельств литературных и эпиграфических источников о роли и значении этого города в Боспорском царство. Город с большой гаванью, вмещавшей сотню кораблей1, по пропускной способности в вывозе хлеба не уступавший Пантикапею2, в титулатуре боспорских царей неизменно упоминающийся на втором месте после Пантикапея (Боспора)3, должен, казалось бы, иметь монетное дело, идущее в какую-то параллель с пантикапейским, хотя количественно и уступающее ему. На деле мы имеем пять типов серебряных монет, чрезвычайно малочисленных, в большинстве представленных лишь одним — двумя экземплярами каждый4, и два типа медных монет (тб. XXXIX, 1—5). Естественно возникает догадка, что малочисленность монет объясняется ранней, еще в первой половине IV в., утерей самостоятельности и подчинением власти Левкона I. Однако эта догадка наталкивается на то соображение, что если большинство серебряных монет, действительно, датируется IV в., то во всяком случае наиболее часто встречающаяся группа медных монет (тб. XXXIX, 5) принадлежит времени никак не ранее второй половины III в. Тот факт, что, как явствует из титулатуры царей IV—II вв., в Феодосии наравне с Боспором (Пантикапеем) они носили звание архонтов, в противоположность азиатской части их владений, где они именовались царями, также не даст оснований думать, что у города было совершенно отнято право чеканки монеты. Малочисленность монет лишает нас уверенности в суждении о монетной системе, по которой они биты. Можно только сказать, что приведенные Бертье-Делагардом веса серебряных монет не находятся в противоречии с попыткой включить их в число чеканенных по облегченной эгинской системе. Трудно также с какой-либо уверенностью хронологически классифицировать такой скудный и часто неудовлетворительными экземплярами представленный материал. Ясно, впрочем, что серебряные монеты не все одновременны. Наиболее ранняя монета: лицевая сторона — безбородая голова вправо, оборотная сторона— голова быка, надпись ΘΕΟΔΕΟ (тб. XXXIX, 2) 5. Монета эта обнаруживает в фактуре сходство с монетами синдов и может вместе с ними принадлежать концу V в. Серия монет — триобол и ниже (тб. XXXIX, I 6, типы: голова Афины — букраний, надпись: ΘΕΟΔΕΩ), по своему четкому, аккуратному, но плоскостному стилю скорее всего могла бы принадлежать границе IV и III вв. Серебряная монета, изданная Бертье-Делагардом 7 (типы: голова Геракла — палица, надпись: ΘΕΥ), производит впечатление более поздней. Из медных монет более ранняя группа (тб. XXXIX, 3, 4) имеет типы: безбородая голова на лицевой стороне и бодающийся бык — на оборотной, надпись: ΘΕΟΔΟ(Σ) 8. Учитывая аналогии изображений бодающегося быка на монетах Херсонеса и Тиры, ее следует отнести к середине IV в. 9 Другая, наиболее многочисленная, группа (тб.

1 Strabo , VII, 4, 4.
2 De mosth., XX, 33; Ср. А. Коцевалов, Rhein. Mus., LXXXI, стр. 321.
3 IosPE, II, № 6, 10, 11, 15, 343—347.
4 Бертье-Делагард, Нум. сб., II, стр. 72.
5 Ср. Гиль, ЗРАО, V, тб. IV, 14; Бертье-Делагард, Нум. сб., II, стр. 72, № 53.
6 Бертье-Делагард, Нум. сб., II, стр. 72, № 50—52; Гиль, ЗРАО, V, тб. IV, 13.
7 Там же, № 49; 300, XXX, тбЛ, 10. Об ее подлинности, не видев ее в оригинале, не решаюсь высказываться с уверенностью.
8 Гиль, ЗРАО, V, тб. IV, 15; Μinns, тб. IX, 5, 6.
9 Медной монеты (типы: голова быка— ΘΕΟΔΕΩ между лучами 6-конечной звезды — ср. Μinns, стр. 559; 3110 РАО, т. I, в. 9, стр. 171), интересной ввиду сходства типа с Херсонесом, я, к сожалению, никогда не видал.

163

XXXIX, 5, типы: голова Афины на лицевой стороне и на обороте горит с луком и палица, надпись: ΘΕΥ) без сомнения принадлежит уже второй половине III в., поскольку тип лицевой стороны ее воспроизводит, и притом в очень схематизированном и упрощенном виде, ту стадию в развитии типа головы Афины, которая соответствует посмертным статерам Александра Македонского, чеканенным городами Причерноморья уже в III в. Из типов можно остановиться на мотиве бодающегося быка. Этот тип напоминает Херсонес и Гераклею и наводит на мысль о возможности заимствований оттуда. Миннз1 допускает возможность такого заимствования, в силу союзных отношений, очевидно, вспоминая сведения у Полиена о помощи, оказанной гераклейцами Феодосии при осаде ее Сатиром и Левконом2. Выше намеченная хронология не очень увязывается с таким предположением, поскольку после присоединения Феодосии к Боспорскому царству такой союз мало вероятен. Как видно из предшествующих описаний, воспроизведение городского имени принимает на различных монетах чрезвычайно разнообразные формы, причем варианты Θεοδεο и θεοδεω по мирятся с передаваемыми литературными и эпиграфическими источниками формами городского имени Θεοδοσίη(α), Θευδοσίη3. Редкость и малочисленность феодосийских монет, в силу которой эти чтения основываются всего на одном — двух экземплярах монет, и здесь не дает твердой почвы в вопросе о взаимоотношении этих легенд с именем города. Принятое Миннзом толкование Кене4, что указанные монетные легенды предполагают первоначальное негреческое наименование города θεοδεία, измененное Левконом в созвучное с именем его сестры или жены5, не согласуется с тем фактом, что, по крайней мере, второй из упомянутых вариантов надписи представлен монетами, более поздними, чем завоевание Феодосии Левконом.
От вышеотмеченного впечатления, что монеты Феодосии известны нам случайно и очень неполно, трудно отделаться. Может быть, это положение объясняется отсутствием систематических раскопок на территории города. Во всяком случае именно вследствие такой неполноты наших сведений о монетах Феодосии мы лишены возможности делать какие-либо заключения из отсутствия монет этого города в определенные моменты истории Боспорского царства. Между тем тот факт, что Феодосия, повидимому, не приняла участия в чеканке однотипной медной монеты городами Боспорского царства в правление Мифрадата VI, заслуживал бы внимания, как признак иного, чем к другим городам, отношения со стороны Мифрадата, Если исходить из наличного материала, то приходится констатировать прекращение собственной чеканки в Феодосии уже со II в. до н. э.
Монеты Нимфея. Гораздо меньше может нас удивить эпизодический и кратковременный характер монетной чеканки Нимфея, так как крупной, подобной Феодосии, роли он не играл. Все его известные монеты — серебряные (тб. XXXIX, 6—8) и носят одни и те же типы: головы женщины (нимфы) на лицевой стороне и виноградной лозы с надписью ΝΥΝ — на оборотной, чем удостоверяется их одновременность и принадлежность к одной серии 6. Огромиое большинство представляют среди них маленькие монетки (тб. XXXIX, 8, ср. вес 0.30 гр.), признаваемые Бертье-Делагардом за полуоболы эгинской системы. Значительно реже монеты средней величины (ср. вес 1.56 гр), называемые им диоболами. Очень редки (известны лишь в двух экземплярах, веса: 4.72 и 4.93 гр., тб. XXXIX, 6) самые крупные номиналы, которые он называет пентоболами, но которые, может быть, правильнее считать драхмами, учитывая чисто местный характер чеканки, в котором скорее допустим недовес. Преобладание мелких номиналов заслуживает внимания. Оно, с одной стороны, свидетельствует о чисто местном, рассчитанном лишь на удовлетворение нужд внутреннего городского рынка, назначении монетного выпуска, и, с другой стороны, оно помогает установить время этого выпуска. В самом Пантикапее мельчайшие номиналы серебра особенно обильно чеканятся в течение V в. Уже со второй четверти IV в. их начинают сменять медные монеты. Точнее фиксировать дату выпуска нимфейских монет позволяет небольшой клад — выброшенный морем в Эльтегено сосуд с мелким пантикапейским серебром, а также некоторым количеством монеток Нимфея. Клад описан в хранящейся в архиве ИИМК работе Ε. Е. Люценко: «Некоторые сведения о денежных кладах, найденных в последнее время на Керченском и Таманском полуостровах, а также на юге России», 1880 г. Согласно этому описанию, в кувшинчике находились пантикапейские монеты преимущественно V в. с типами головы льва на лицевой стороне и с крестообразным рисунком со звездочками и буквами на оборотной (тб. XXXIX, 21, 32), но были также и мелкие монеты с головою сатира, несомненно наиболее ранних типов (тб. XL, 2). Таким образом, захоронение клада относится, повидимому, к первой четверти IV в., и этим подтверждается и ранее дававшаяся на основе одного стиля датировка нимфейских монет второй половиной V в. Этой находки мне придется еще коснуться; она, добавлю, свидетельствует о правильности локализации

1 Minns, стр. 559.
2 Polyaeni Strategem., V, 23 и VI, 9; ср. Латышев, Ποντιχά, стр. 75.
3 Ср. IosPE, II, № 10, 11, 15, 344.
4 Mys. Коч., I, стр. 276.
5 Ср. Схолии к речи Дем. пр. Лепт., 33, Scyth. et Cauc, стр. 369.
6 Бур., тб. XVIII, 10, 11; Бертье-Делагард, Нум. сб., II, стр. 91, № 159—161.

164

античного Нимфея в Эльтегене. Указанной серией ограничиваются известные монеты Нимфея. В позднейшую эпоху город монет не выпускал.
Стоит ли факт прекращения чеканки Нимфея в связи с подпадением его, в результате измены афинянина Гилона, под власть боспорского царя в конце V века? Вопрос об этой «измене» Гилона, деда оратора Демосфена, подвергся подробной разработке в статье С. А. Жебелева1. В этой статье дана также общая оценка всех немногих литературных, эпиграфических и археологических данных, касающихся истории Нимфея, и использована относящаяся к ней литература. Отсылая к статье за подробностями, ограничусь, в ответ на поставленный вопрос, следующим замечанием. Если факт прекращения чеканки в Нимфее на границе V и IV вв. мог-бы свидетельствовать о какой-то перемене в его судьбе около этого времени, то сама кратковроменная чеканка Нимфея, тесно сближаясь в стиле, фактуре, весовой системе с современной ей пантикапейской чеканкой и нося чисто местный характер, говорит против оспариваемого Жебелевым общераспространенного представления о принадлежности Нимфея в V в. Афинам.

1. Монеты Пантикапея (VI-IV вв. до н. э.)

Как уже упоминалось, Пантикапей принадлежит к числу городов Причерноморья, наиболее рано начавших выпускать свою монету. Равняться с ним в этом отношении могут только Синопа и Аполлония. Подобно этим двум городам он приступает к чеканке монеты еще в VI в. Так же, как и там, монеты эти серебряные, и высший номинал их не превышает драхмы. Наконец, и система, положенная в основу этой серебряной чеканки в Пантикапее, та же, так называемая облегченная, эгинская драхма со средним весом немного менее 6 гр. Но есть и важное отличие пантикапейской чеканки. Оно заключается в большом количестве, моя;но даже смело сказать, в преобладании мелких номиналов (тб. XXXIX, 9 сл.). Если просмотреть сводки Бертье-Делагарда2, то бросается в глаза редкость драхм, отмечаемых не во всех хронологических группах, и, напротив, большое число гемидрахм, диоболов и более мелких номиналов вплоть до гемитетартемория. Типы всех этих монет одни и те же, и как на практике различались соседние по размеру и весу номиналы, остается неясным3. Согласно общепринятому взгляду4, эта пантикапейская чеканка начинается во второй половине VI в. до н. э. По обосновать такую дату мы никакими соображениями, кроме данных фактуры и стиля, не можем. Действительно, совершенно лишенный всякого изображения, часто неправильного контура вдавленный квадрат на оборотной стороне и очень грубо и примитивно исполненная львиная голова на лицевой стороне древнейших монет Пантикапея заставляет отодвигать их далеко вглубь VI в. Обычно считается, что монетные типы Пантикапей заимствовал из своей метрополии — Милета 5. Мотив льва действительно очень излюблен на архаических монетах, приписываемых Милету. На последних наряду с целыми фигурами львов встречаются и головы львов, напоминающие пантикапейские (тб. I, 8). Но я думаю, что Зельтман прав 6, сопоставляя самые ранние монеты Пантикапея с архаическими монетами о-ва Самоса, тем более, что среди монет этого острова можно найти параллели и к дальнейшим стадиям развития пантикапейского монетного типа. В связи с этим любопытно вспомнить две находки: во-первых, находку архаического электрового статера о-ва Самоса (по определению А. К. Маркова) в селении Вани на Кавказе 7, тип которого, если определение верно, должен представлять фасовую, без гривы, голову льва 8, очень близкую к таким же головам на ранних монетах Пантикапея; во-вторых, к сожалению, лишь мимоходом и очень суммарно упомянутый Бертье-Делагардом 9 клад серебряных монет Пантикапея, конца V — начала IV в., из чужестранных монет включавший только монеты Самоса.
Тип головы льва в фас держится на монетах Пантикапея чрезвычайно долго, вероятно, значительно больше столетия. За это время он проходит определенную стилистическую эволюцию от наивной схематизующей архаики: (тб. XXXIX, 11—15), до верно воспроизводящих природу, но в то же время не забывающих основной декоративной тенденции монетного типа, свободных композиций в духе зрелого искусства V в. (тб. XXXIX, 35 сл.). Эволюционирует и оборотная сторона монет: простой, лишенный всяких изображений, неровных очертаний, вдавленный квадрат (тб. XXXIX, 9) сменяется правильным квадратом, крестообразно разбитым на четыре квадратных же участка с точками в них; из этих точек в пределах малых квадратиков постепенно вырабатывается рисунок, напоминающий крылья ветряной мельницы (тб. XXXIX, 17), причем отдельные лопасти этого крестообразного рисунка последовательно начинают заполняться сначала звездочками, а затем начальными буквами имени города от ПА до Π[Α|Ν|ΤΙ; конечной стадией в этом развитии является замена крестообразной перегородки, разделяющей квадратное поле оборотной стороны, восьмиконечной звездой с расположением

1 ИГАИМК, вып. 104, стр. 24 сл.
2 Нум. сб., II, стр. 72 сл.
3 Ср. там же, стр. 129.
4 Е. Ваbelon, Traite, II-е partie, т. I, стр. 401.
5 Е. Babelon, Указ. соч.
6САН, plates, т. III, тб. 20, а, в.
7 ИГАИМК, в. 110, стр. 186, № 1.
8 С. В. М., Ionia, тб. III, 20.
9 Нум. сб., I, стр. 37.

165

букв Π|Α|Ν|ΤΙ в углах между четырьмя ее более длинными основными лучами (тб. XXXIX, 31).
Относительная хронология этих ранних пантикапейских монет, таким образом, представляется благодаря описанным стадиям развития более или менее ясной. Бертье-Делагард использовал эти последовательные ступени видоизменения вдавленного квадрата на оборотной стороне и разбил соответственно им ранние монеты Пантикапея на 5 групп, причем в первые три группы о, 6, с им отнесены монеты анэпиграфные, в группу d — монеты с надписями ПА, ΠΑΝ, ΠΑΝ Τ и Π ΑΝΤΙ и в группу е — монеты с надписью АПОΛ. Если не считать последней группы, о которой я скажу особо, то порядок следования групп им намечен правильно, за неопределенность же датировки отдельных групп упрекать его нельзя, так как для абсолютной хронологии этих монет у нас слишком мало данных. Но группировка его далеко не исчерпывающа; достаточно сказать, что все монеты с надписями от ПА до ΠΑΝΤΙ он сводит в одну группу, между тем как здесь, согласно вышесказанному, можно различать, по крайней мере, две резко разграниченных стадии развития quadrati incusi, не считая мелких вариантов в зависимости от длины надписи. Упрощен им ход развития с пропуском мелких промежуточных ступеней и в предшествующих группах анэпиграфных монет; датировка первых монет с надписями концом V в.— датировка, конечно, слишком поздняя. Совершенно ускользнули от» его внимания редкие монеты с восьмиконечной звездой во все поле оборотной стороны, без надписи (тб. XXXIX, 16), на первый взгляд, как будто выпадающие из вышенамеченной эволюции. Однако звезда на них очень близка к той, какая украшает отдельные квадратики на первых монетах более крупного размера с надписями (тб. XXXIX, 19). Отметить же этот мотив восьмиконечной звезды в качестве самостоятельного типа оборотной стороны стоит не только потому, что очень близкую звезду в той же роли мы встречаем на серебряных диоболах на границе VI и V вв., приписываемых метрополии Пантикапея Милету1. Помимо этой аналогии, и значительное сходство лицевой стороны с первыми монетами, носящими имя Мессаны и принявшими самосский тип2, в силу чего они датируются 490—480 гг., позволяет рассматриваемые пантикапейские монеты отнести к первой четверти V в. и вместе с тем переход от анэпиграфных монет к монетам с надписями наметить на вторую четверть V в.
Особого внимания заслуживают монеты с том же типом головы льва в фас на лицевой стороне и буквами А | Π [ О | Λ в крест-на-крест разделенном квадрате — на оборотной (тб. XXXIX, 23 сл). Есть также очень маленькие монетки — тетартемории и гемитетартемории — с теми же буквами на обороте, но на лицевой стороне имеющие изображение муравья (тб. XXXIX, 26, 27). История вопроса об этих монетах изложена А. В. Орешниковым 3. В настоящее время перед лицом факта находки этих монет в Керчи и ее окрестностях (добавлю, что эти монетки с надписью А | П | О | Λ находились в вышеупомянутом небольшом кладе из Эльтегеня) происхождение их из этих мест и принадлежность Аполлонии Таврической не могут уже вызывать споров, тем более, что Аполлония Фракийская имеет теперь свои, с большим основанием приписываемые ей монеты 4. Речь может итти лишь о том, приписывать ли вслед за Гилем 5 первоначальное наименование Аполлонии самому Пантикапею или вместе с Орешниковым признать, что такое название на первых порах носило соседнее с Пантикапеем поселение, упоминаемое у географов и авторов периплов под именем Мирмекия. Бертье-Делагард, считая все эти монеты принадлежащими Пантикапею, помещает их, как сказано, в последнюю группу ранних монет этого города и относит их вместе с монетами предшествующей группы, носящими надписи: ПА—ПΑΝΤΙ, к концу V в., вопрос о переименовании он считает бесполезным и дискутировать6. Необходимо заметить, что если эти монеты действительно принадлежат Пантикапею, то их следует помещать где-либо в самом начале ряда монет, снабженных буквами имени города, а отнюдь не в конце его. Точнее говоря, монеты с буквами Ρ и А, поскольку размещение их в углах квадрата всегда допускает наряду с чтением ПΑ(ντικαπαιτών) также и чтение ΑП(ολλωνιατων), могут еще предшествовать им, но уже монеты, носящие буквы П |А| Ν, а тем более П|Α|Ν|ΤΙ, должны непременно следовать за ними, так как в противном случае получилась бы последовательность: Παντικάπαιον-Άπολλωνία-Παντίκάπαιον, предполагающая уже с большим трудом поддающееся объяснению временное переименование города с последующим возвратом к старому имени. Таким образом, в этой части вопрос сводится к тому, насколько безболезненно вклиниваются монеты с надписью АПОΛ с точки зрения намеченной эволюции между монетами с ПА и монетами с П ΑΝΤΙ. На деле монеты с АПОΛ в огромном большинстве не имеют характерного для пантикапейских монет крестообразного рисунка наподобие крыльев ветряной мельницы, и только один вариант хранит, может быть, следы его в виде сдвинутых в самые углы квадратного поля оборотной стороны маленьких квадратиков, на которых помещены буквы, и разделяющей их друг от друга четырехконечной звезды в центре (тб. XXXIX, 28)7.

1 Regling, Die ant. Münze als Kunstwerk, тб. VI, 165.
2 Τaм же, тб. XI, 258.
3 ИРАИМК, II, стр. 127.
4 Taschelbu, Rev. Num., 1898, стр. 20 сл.
5 Kl. Beitr., стр. 20 сл.
6 Нум. сб., II, стр. 79, № 99 сл., стр. 129, прим. 17.
7 Ср. Гиль, ЗРАО, V, тб. IV. 17.

166

Поэтому, если эти монеты могут быть увязаны с выше представленной эволюцией оборотной стороны, то лишь при условии помещения их в самый конец эволюционного ряда, да и то не без некоторой натяжки. К такому же выводу приводит и анализ лицевой стороны, поскольку голова льва на этих монетах ближе подходит к головам на позднейших группах монет. Трудности, связанные со введением этих монет с АПОΛ в один ряд с другими пантикапейскими монетами, и невозможность, не входя в противоречия, подыскать подобающее им место в этом ряду, склоняют к тому, чтобы признать в них продукт, хотя и близкого к Пантикапею, но все же самостоятельного монетного двора, со своим особым ходом развития, т. е., иначе говоря, к принятию точки зрения Орешникова. Но ва этом пути становится еще одно затруднение. Как уже сказано, помимо монет с головою льва, среди монет, снабженных надписью АПОΛ, ость тотартемории и гемитетартемории, имеющие типами лицевой стороны муравья. В этом изображении Гиль и Орешников усматривали говорящую эмблему (armes parlantes) Мирмекия. Дело, однако, осложняется тем, что малые монетки с типом муравья на лицевой стороне, на оборотной имеют, помимо надписи АПОΛ, также надписи ПА и ПANT (тб. XXXIX, 22). Встречаются и анэпиграфные монетки, имеющие на оборотной стороне вдавленный квадрат с точками или без точек1. Орешников устраняет монетки с надписью ПANT указанием, что известные ему экземпляры их фальшивы и принадлежат, вероятно, к числу подделок керченского фальсификатора Сазонова. Не могу отрицать, что известные мне более крупные (в обол и полобола) монеты с изображением муравья и надписью ПANT поддельны, по утверждать это обо всех подобных монетах и меньшего размера я бы не решился. В защиту монеток с муравьем и ПANT можно было бы сослаться на вышеуиомянутый эльтегенский кладик, в описании которого они упоминаются наряду с другими монетками с типом муравья, но, к сожалению, по словам Люценки, этот клад был куплен у находчика Букзелем и тем же Сазоновым, что подрывает доверие к его составу. Решить вопрос можно было бы, лишь располагая исчерпывающим материалом для Corpus'a, тем более, что и с исключением монеток с надписью ПANT остаются еще анэпиграфные монетки с типом муравья, сопровождающие каждую из хронологических групп пантикапей-ских монет. Странным, необъяснимым и даже подозрительным обстоятельством является то, что параллельно с этими монетками с типом муравья во всех группах имеются те же мельчайшие номиналы — гемиоболы, тетартемории и гемитетартемории — с основными типами головы льва в фас. Между тем единственным побудительным мотивом к изменению типа в этих малых монетках могло, казалось бы, послужить только стремление облегчить таким путем опознание различных номиналов. Отнесение всех этих монеток с муравьем к Мирмекею разрешило бы недоуменный вопрос. Эта гипотеза в той форме, как она была предложена Гилем, имеет еще преимущество перед гипотезой Орешникова, а именно, что ограничение монет, приписываемых Мирмекею, монетами, имеющими тип муравья, делает естественным и вывод о «говорящем» характере этого типа. Сама по себе чеканка таким небольшим населенным пунктом, каким был Мирмекий, одних лишь мелких монет для нужд местного рынка вполне возможна. Присоединение же вслед за Орешниковым к монетам Мирмекия и всех других, носящих имя Аполлонии, возбуждает вопрос, почему, если оба наименования города существовали, говорящая эмблема ограничивается только мельчайшими номиналами. Как видно, pro и contra настолько уравновешивают друг друга в этом вопросе, что дать на него окончательный ответ в настоящий момент нет возможности. Поэтому я не решился выделить Мирмекий в самостоятельный монетный двор и сохранил суждение о приписываемых ему монетах в рамках описания пантикапейских монет. Разъяснить этот вопрос, помимо Corpus'a, построенного на исчерпывающем материале, помогут, надо надеяться, энергично ведущиеся на территории древнего Мирмекия раскопки.
Наиболее поздняя в пределах рассмотренных групп пантикапейских монет серия, носящая на оборотной стороне буквы ПANTI в углах вокруг восьмиконечной звезды (тб. XXXIX, 31, 32), служит переходом к следующему по времени ряду монет, отличающихся новым типом оборотной стороны — головою барана. Бертье-Делагард все пантикапейские монеты с головою барана на обороте сводит в одну группу. На самом деле, как явствует из сравнения изображений (тб. XXXIX, 33, 35), мы имеем в пределах этих монет без сомнения две разновременных группы. Монеты первой группы имеют на лицевой стороне небольшую, сравнительно с размером монетного поля, заостренную морду льва, с высоко поднятыми, как бы настороженными ушами, но обрамляемую зато пышной гривой во все поле монеты,— иначе говоря, совершенно тот же тип, какой имеют наиболее поздние монеты предшествующего ряда со звездой и ПΑΝΤΙ, что и заставляет считать обе группы непосредственно следующими друг за другом 2. На оборотной стороне этих монет помещается несколько стилизованная голова барана с надписью ПΑΝΤΙ над ней в обрамлении отчетливого вдавленного квадрата.

1 Бертье-Долагард, Нум. сб., II, № 61 сл., 70 сл., 79, 93 сл.; Giel, Kl. Beitr., тб. III, 1—3.
2 Изданная Заллет'ом, Beschr., I, стр. 9, тб. II, 13 — перечеканенная пантикапейская монета, якобы свидетельствующая о том, что монеты с ПANT во вдавленном квадрате следуют за монетами с головой барана — несомненная подделка.

167

В этой серии известны номиналы не выше диобола. Другая группа имеет голову льва гораздо более широкую, занимающую все поле, с невыделяющимися ушами, с густой, но плотно прилегающей гривой (тб. XXXIX, 35 сл.). В общих очертаниях она очень напоминает такие же львиные головы на монетах Регия1, хотя и далеко не совпадает с ними в деталях. На оборотной стороне этой группы всякие следы вдавленного квадрата исчезают, в соответствии с этим надпись ПANTI идет полукругом вверху над менее стилизованной головой барана. К основному типу оборота, бараньей голове, присоединяются в качестве добавочных символов: осетр, звезда. Первый из них следует отметить, как чисто местный мотив — один из основных предметов черноморского экспорта; с ним нам и впоследствии неоднократно придется встретиться в монетных типах Пантикапея. В этой серии встречаются наряду с меньшими номиналами и драхмы. Таким образом, несмотря на одинаковые типы, обе серии монет резко различаются по стилю и, что еще важнее, по фактуре. Интересен вопрос о времени их выпуска, о дате появления второго типа на оборотной стороне — бараньей головы. К сожалению, датировать эти серии мы можем только на основе общих соображений стиля и фактуры. Указанная аналогия относящихся к самому началу IV в. монет Регия в ложной Италии для второй из рассматриваемых групп не дает надежной отправной точки. Эта аналогия не говорит о какой-либо непосредственной связи, но, вероятно, лишь свидетельствует о самостоятельном происхождении из общего источника — самосских монетных типов. Исчезновение следов quadrati incusi в той же второй группе монет дает лишь очень неопределенную и далекую от уверенности возможность датировать эту перемену в области техники границей V и IV вв. Однако, сопоставляя эти неопределенные данные с тем соображением, что до начала золотой чеканки Пантикапея, возникающей в начале второй четверти IV в. до н. э., после рассматриваемой нами группы проходят еще две серии серебряных монет уже с новыми типами головы сатира, правильно, думаю, все же будет вторую группу монет с головой барана на обороте отнести к самому концу V и началу IV в., а связанную с ней типами, но отличающуюся по технике первую серию поместить в предпоследнее десятилетие V в. Оговариваюсь, что эти датировки даются ориентировочно и что в связи с обогащением нашего нумизматического материала вполне возможно перемещение их в пределах четвертей века.
Оглядываясь назад, мы могли бы так же ориентировочно, отправляясь от некоторых сделанных выше сопоставлений, отнести монеты с выработанным уже крестообразным рисунком в виде крыльев ветряной мельницы на обороте, со звездочками в отдельных квадратах и буквами ПА (тб. XXXIX, 19 сл.) ко второй четверти V в., а монеты с различными более полными надписями (тб. XXXIX, 30 сл.)—к третьей четверти того же века.
Возникает вопрос, можно ли увязать намеченную нами хронологическую группировку с известными фактами истории Боспора за этот период V в. К сожалению, при настоящем состоянии наших знаний придется ответить на этот вопрос отрицательно. Из V в. нам известна лишь одна дата, которой может быть приписана решающая роль в истории Боспора и Пантикапея, именно, переход власти от Археанактидов к Спартокидам в 438 г. до н. э. Но при каких обстоятельствах произошла эта смена одного правящего рода другим, источники не сообщают, и все попытки представить это событие, как того или иного рода насильственный переворот, остаются плодами домыслов 2. В то же время монетные типы Пантикапея в течение V в., как мы видели, в полном согласии с историей монетного дела в ранние периоды в других местах, развиваются так медленно и постепенно, что едва ли приходится искать в них отражения политических событий. Появление второго специального типа для оборотной стороны взамен простого вдавленного квадрата представляет нормальную ступень в развитии всякой монеты. В истории пантикапейского монетного дела этот поворотный момент даже очень запаздывает по сравнению с большинством греческих городов, усвоивших это нововведение по примеру Афин еще в первой половине V в. Единственное, что, может быть, заслуживает внимания,— это выбор в качестве сюжета для типа оборотной стороны головы барана. Сам по себе этот мотив очень распространен, в особенности в нумизматике М. Азии, по связь его с культом Аполлона, как покровителя стад, едва ли подлежит сомнению 3. Таким образом, можно констатировать, что при обновлении и пополнении монетных типов в последнюю четверть века Пантикапей обращается к исконному божеству Милета, Аполлону. Можно ли в этом видеть попытку со стороны пришлых Спартокидов, отдавая дань религиозным традициям метрополии, завоевать популярность у пантикапейцев? Оставляю вопрос открытым тем более, что он уже завел нас в область домыслов.
В этой точке развития пантикапейского монетного дела целесообразно закончить первый архаический его период, характеризующийся постепенным переходом от архаической одно-

1 Head, Guide, тб. 25, 23; Seltman, Greek coins., тб. XLIII, 8, 9.
2 Жебелев, ИГАИМК, вып. 104, стр. 13.
3 От привлечения монеты Бур., тб. XIX, 25, имеющей на лицевой стороне голову Аполлона при той же голове барана на оборотной стороне, воздерживаюсь, так как не видал ее в оригинале и не уверен в ее подлинности. Монета с головою Аполлона, изображенная у Бурачкова на тб. XIX, 24, более чем сомнительна.

168

сторонней монеты к монете, снабженной типами с обеих сторон. Исторически его можно было бы назвать периодом от начала города до прихода к власти Спартокидов. Следующий период, охватывающий время владычества Спартокидов, знаменуется не только изменением монетных типов, но и введением в обращение новых монетных металлов: меди и золота. Но прежде, чем перейти к этому второму периоду, необходимо бросить взгляд на положение монетного дела в это время на азиатской стороне Боспора, т. е. сделать небольшой экскурс о монетах синдов и Фанагории.
Монеты синдов и Фанагории. Если сравнить первую пантикапейскую серию монет с головой барана на обороте, которую я счел возможным отнести к последней четверти
V в., с серией монет синдов, имеющей на лицевой стороне голову Геракла в львиной шкуре, а на оборотной голову коня с надписью ΣΙΝΔΩΝ (тб. XXXIX, 39, 41)1, то одновременность обеих серий становится вне всяких сомнений. Помимо одинакового стиля, и тут и там мы видим тот же отчетливо выраженный вдавленный квадрат, утерявший уже свое техническое значение, обусловленный скорее декоративными тенденциями и принявший пережиточную форму простого обрамления; и тут и там надпись идет вдоль верхнего края квадрата, буквы ее одинакового характера. Наконец, что очень важно отметить, подбор номиналов в обоих случаях тот же: диоболы, гемиоболы и тетартемории2. Едва ли можно сомневаться, что пантикапейская чеканка послужила образцом для синдской, а не наоборот, поскольку первая развивается непрерывно, вторая же представляет собою, повидимому, лишь недолговременный эпизод. Но указанной серией монеты синдов не ограничиваются; помимо диоболов соответствующих ей типов, есть еще две группы диоболов. Одна при том же типе оборотной стороны отличается лишь лицевой стороной, носящей изображение сидящего грифона с зерном1 перед ним (тб. XXXIX, 40, 42)3. В другой группе типы обеих сторон иные, а именно: на аверсе присевший Геракл, пробующий стрелу, на реверсе — сова впрямь с распущенными крыльями (тб. XXXIX, 38)4. Однако, несмотря на различие типов, все эти монеты чеканены приблизительно в одно время; об этом говорит совершенно тожественная фактура их, плоская, с отчетливым, но не глубоким вдавленным квадратом и размещением надписи вдоль верхнего края его. Эти черты так тесно роднят все синдские монеты с указанной серией пантикапейских монет, что заставляют относить их все вместе к последней четверти V в. Полная серия синдских монет была, очевидно, лишь одна, разнотипные же варианты диоболов также не могут быть отделены от нес значительным временем.
К концу V или началу IV в. относит эти синдские монеты и Бертье-Дслагард и к нему примыкает Миннз 5, считающий, что они чеканены в V в. до подчинения синдов Спартокидам. Согласно намеченной мною дате, выпуск этих монет должен был бы падать на время правления Сатира в Паптикапее и его современника Гекатэя у синдов. Есть основание допустить между обоими правителями дружественные связи 6, и близкое сходство монет Пантикапея и синдов в таком случае было бы естественным, как результат заимствования последними у первого культурных достижений. Во всяком случае попытка Шкорпила7 отнести чеканку этих монет к правлению Левкона, при котором, якобы, синды некоторое время играли важную роль и выделялись перед другими частями азиатских владений, необоснована, тем более, что она исходит из далеко не бесспорного восстановления надписи. Орешников, с другой стороны8, соглашаясь с тем, что после подчинения Синдики Боспору в IV в. монеты там не чеканились, считал возможным одну из синдских монет относить еще к началу V в. К этому вопросу мы сейчас вернемся в связи с анализом типов синдских монет.
Начнем разбор типов с представленной полной серией номиналов комбинации: голова Геракла — голова коня. Изображения фигуры или головы коня на монетах Пантикапея появляются не ранее начала IV в. (ср. тб. XL, 3) и, таким образом, мотив головы коня в синдской чеканке был выбран совершенно самостоятельно. Однако такой выбор не может удивлять, если учесть, что страна в значительной мере была населена кочевыми племенами. Думаю, что объяснять появление этого мотива просто отражением местных условий правильнее, чем искать его мифологического или символического истолкования, тем более, что об обычаях и религиозных представлениях специально синдов мы ничего не знаем, а переносить на них данные, известные нам относительно Скифов, нет оснований9. Голова Геракла в львиной шкуре на лицевой стороне монет этой серии дает образец ранней, еще задолго предшествующей филипповским и александровским выпускам трактовки этого сюжета. Характерны пропорции — вытянутая вверх форма головы и резко подчеркнутая линия края львиной шкуры надо лбом и на щеке. Изображения эти отчасти напоми-

1 Ср. Гиль, ЗРАО, VII, тб. XIX, 39—42 и KI. Beitr., тб. V, 3—6.
2 Ср. Бертье-Делагард, Нум. сб., II, № 107—109 и 175—178.
3 Giel, Kl. Beitr.,Ττβ. I, 16.
4Там же,1, тб. I, 14.
5 Μinns, стр. 632.
6 Жебелев, ИГАИМК, в. 104, стр. 17.
7 ИАК, в. 63, стр. 110.
8 ИРАИМК, II, стр. 125.
9 Переданная Геродотом, IV, 8 сл., легенда о происхождении скифов от Геракла (причем некоторую роль играет здесь пропажа его кобылиц) интересна только потому, что она сообщается среди других, как версия, распространенная у черноморских греков.

169

нают головы Геракла на монетах Ауриольского клада1, но наиболее близкие аналогии находят они в типах монет Гераклеи Понтийской начала IVb. (тб. XVIII, 24).
По поводу сидящего грифона на одном из входящих в другую серию диоболов (тб. XXXIX, 40) естественно вместе с Миннзом вспомнить монетный тип Теоса, метрополии Фанагории. При территориальной близости деятельное участие в выпуске синдских монет фанагорийских греков, верных традициям родного города, вполне возможно. Наиболее близкую стилистическую аналогию этому грифону мы находим в монетах теосской колонии Абдеры2, относимых к последней четверти V в., что подтверждает нашу датировку. Возвращаемся к типам другого диобола: присевшему Гераклу и сове (тб. XXXIX, 38). Орешников, как сказано выше, находя, что фигура Геракла на этом диоболе скопирована с одного кизикина, датируемого конном VI — началом V в., а стоящая впрямь сова — с афинских декадрахм, допускал возможность относить эти монеты даже к началу V в. Он, правда, не очень настаивал на начале века, так как тут же, говоря о возможных причинах, вызвавших заимствование с афинской монеты, упоминал между другими и воздействие афинской политики в связи с понтийской экспедицией Порикла.Ранее3тот же Орешников, повидимому, сочувственно отнесся к гипотезе Сибирского, что упоминаемый одним лишь Плинием город Стратоклея в стране синдов получил свое имя от афинского архонта эпонима 425 г. Стратокла и что, может быть, воспоминанием этого участия Афин в колонизации берегов Синдики является тип совы на рассматриваемой монете. В позднейшей статье он своего отношения к этому предположению не высказывает. Должен сказать, что хотя дата монеты у Сибирского не противоречит пашей, но придавать его догадке значение большее, чем остроумной гипотезы, трудно. Что же касается соображений Орешникова, то они меня не убеждают. Фигуру Геракла нельзя назвать копией кизикина. Оба изображения отличаются не только в некоторых подробностях (например, отсутствие шлема на голове, на что указывает и сам Орешников), но, главное, и в трактовке фигуры, значительно более детальной на синдской монете, чем на кизикине. Для типа же оборотной стороны несравненно более близкую модель и по размеру, и по трактовке деталей представляют, снабженные такой же совой впрямь, тригемиоболы афинских серий начала пелопонесской войны 4.
Синдская чеканка, таким образом, представляет кратковременный эпизод, ограничивающийся последней третью или последней четвертью V в. Возможно, что прекращение чеканки стоит в связи со вхождением Синдики в состав Боспорского царства при Левконе. О месте чеканки этих монет мы ничего не можем сказать. Даже точная топография монетных находок на этот вопрос не дала бы ответа, поскольку она свидетельствовала бы лишь о сфере обращения монет. Как говорилось, с технической стороны монеты очень близки к современным пантикапейским, но заключать из этого, что они чеканились непременно в самом же Пантикапее, а не в Синдской гавани, вероятной предшественнице Горгиппии, или, может быть, даже в Фанагории, нет оснований. Однородность монетной техники в близких территориально городах слишком обычное явление, чтобы оправдать такой вывод. Выше указывалось, что самая ранняя монета Феодосии исполнена в той же технике и, очевидно, принадлежит также концу V в. Однако, если я упомянул Фанагорию, географически во всяком случае примыкавшую к стране синдов, как возможное место чеканки этих монет, то именно потому, что отсутствие в ней каких-либо монет в течение всего V в. кажется странным, а тип грифона в этом городе, как в теосской колонии, был бы уместен. Правда, Миннз5 утверждает, что монеты с типом львиной головы на лицевой стороне и вдавленным квадратом на оборотной общи Пантикапею, Аполлонии и Фанагории, и даже издает в своей таблице одну такую маленькую серебряную монету (тетартеморий?), носящую, по его словам, на обороте буквы ФА. Но помимо этого экземпляра другие монеты архаических пантикапейских типов с буквами Φ А мне неизвестны. Проверить чтение Миннза по недостаточно отчетливому изображению на таблице, к сожалению, невозможно.
Наиболее ранние достоверные монеты Фанагории принадлежат первой половине IV в., и, хотя рассматривая их в этом разделе, мы, таким образом, забегаем немного вперед, я все же предпочитаю во избежание последующих отступлений рассмотреть этот ранний изолированный эпизод фанагорийской чеканки здесь, так как известная нам с конца III в. дальнейшая чеканка Фанагории в полной мере входит в общее русло с пантикапейским монетным делом. Монеты эти представляют собою, повидимому, одну серию, состоящую из драхмы6 (?), диоболов и гемиоболов (тб. XXXIX, 43 сл.). Типом лицевой стороны на всех номиналах служит безбородая голова в остроконечной шапке, которую раньше часто идентифицировали7 как изображение основателя города Фанагории,

1 Ваbеlоn, Traite, тб. LXXXIV, 26 сл.
2 Regling, Указ. соч., тб. XXII, 493; F. Münzer—Μ. Strack, Die Münzen von Thrakien, тб. III, I, 5.
3 Тр. VI Арх. С, т. II, стр. 83 сл.
4 I. Svoronos, Lea monnaies d'Athenes, Münich, 1926, тб. 11, 35—42, тб. 12, 29—36, тб. 13, 34—38.
5 Minns, стр. 628, тб. IX, 11.
6 Известен лишь один экземпляр; Бертье-Делагард (Нум. сб., II, стр. 92, № 162 сл.) называет его пентоболом (вес 4.45 гр., Minns, тб. IX, 12); при наличности лишь одного экземпляра вопрос о номинале остается открытым.
7 Ср. Кене, Муз. Коч., I, стр. 404.

170

упомянутого у Евстафия 1. Следует заметить, что развитие культов местных городских героев-ктистов и в связи с этим широкое распространение их изображений на монетах относится уже к императорскому времени, но поскольку в нашем случае этот герой-основатель в то же время является эпонимом города, то его голова, как своего рода говорящая эмблема города, встретит аналогию в головах Лариссы, Синопы, Сегесты и других эпонимных нимф на монетах соответствующих городов в IV и даже V в.
В то же время наличность, повидимому, более редких фанагорийских монет с бородатой головой в таком же коническом пилосе, украшенном лавровым венком, вынуждает усматривать в этих монетных типах скорее изображения кабиров, культ которых был широко распространен в Причерноморье2. Мне не пришлось видеть в оригинале подобных монет, но они изображаются в ряде старых изданий3, а Fritze воспроизводит подобный экземпляр собрания Берлинского музея 4. Установление факта изображения кабиров на фанагорийских монетах было бы очень важно в связи с толкованием пары — бородатый и безбородый сатир на монетах Пантикапея (см. ниже). Типы оборотной стороны представляют: на драхме — бодающегося быка с зерном под обрезом, на двух вариантах диоболов 5— протоме или одну голову быка, также с зерном, на гемиоболе — одно зерно. Монеты уже совершенно утратили какие-либо следы вдавлевного квадрата, но все же оборотная сторона их сохраняет, хотя и в контуре круга, характерную вдавленность, что и заставляет относить их к первой половине IV в. Для более точного установления времени их чеканки слишком мало данных, но стилистические черты, особенно же сравнение фигуры быка с такой же фигурой на второй херсонесской серебряной серии, говорят, что они были выпущены во всяком случае не позже этих херсонесских монет, т.е., вероятнее всего, в конце первой четверти IV в. Неизменное присутствие хлебного зерна на этих монетах обращает внимание, во-первых, как вероятное свидетельство развивающейся торговли хлебом. В этом отношении зерно служит параллелью вскоре вслед за тем появляющемуся на пантикапейских монетах колосу. Во-вторых, невольно вспоминается, что такое же зерно сопровождает изображение грифона на монетах синдов, и вновь напрашивается мысль, не чеканены ли и эти синдские монеты в Фанагории. В самом деле, если Страбон 6 отчетливо выделяет Фанагорию и Кены, как находящиеся на «острове» и не принадлежащие к Синдике, то перипл псевдо-Скилака 7 упоминает Фанагорию среди синдских городов. Мотив бодающегося быка на монетах Фанагории не находит такого естественного объяснения, как в Тире и Херсонесе. Я уже говорил, что фигура этого быка очень близка к такой же фигуре на херсонесских монетах, в чем видно заимствование у Гераклеи. Здесь можно вспомнить, что головы Геракла на синдских монетах также напоминают гераклейские монеты. Осторожнее было бы, может быть, остановиться лишь на констатировании этих фактов, так как никаких прямых указаний на возможные связи Фанагории с Херсонесом или Гераклеей у нас нет. Не хочется только обойти молчанием одного косвенного намека в этом направлении. Согласно очень вероятной, предложенной С. А. Жебелевым 8 конъектуре к стихам 824 и 827 перипла Скимна, Херсонес Таврический был основан гераклео-тами совместно с теосцами, причем произошло это, по мнению того же автора, в первой половине V в. В таком случае мы имели бы указание на связь Гераклеи с метрополией Фанагории незадолго до начала чеканки синдских монет. С другой стороны, хотя и беглые, но неоднократные упоминания у древних авторов о военных столкновениях гераклеотов с боспорскими царями 9 создают впечатление, что борьба эта носила длительный характер 10 и захватывала, по крайней мере, два царствования: Сатира и Левкона. Если так, то не объясняется ли упорство гераклеотов в этой борьбе тем, что ими руководила не одна только политическая предусмотрительность — опасение за судьбу своей колонии в случае захвата боспорскими царями Феодосии? Не могли ли они в это время иметь и прямых реальных интересов на азиатской стороне Боспора, как раз в эти годы также все прочнее подчинявшейся боспорским царям? Не отрицаю, что это предположение очень проблематично, и зиждется само на ряде гипотез. Подтвердить его какими-либо свидетельствами прямых сношений с Гераклеей мы не можем 11. Мне хотелось только оттенить то обстоятельство, что монеты Фанагории и синдов (чеканка последних в той же Фанагории не исключена, как доказано ранее) в V и IV вв. по своим типам резко отличаются от пантикапейских и носят самостоятельный характер в противоположность тому полному слиянию и в формальном и в типологическом отношении с Пантикапеем, какое обнаруживается в нумизматике Фанагории после

1 Схолии к Дионисию Периегету, 549 — Scyth. et Cauc., стр. 198.
2 О кабирах на монетах см. Н. Fritze, Ζ. f. Ν., XXIV, 1904, стр. 105 сл.
3 Köhler, Memoire Sur quatre midailles du Bos-phore Cimmerien, SPb. 1808; Εго ж е, Serapis, II, тб. 5; Спасский, Арх.-Нум. сб., тб. I, 28; Sibirsky, Catalogue des medailles du Bosphore Cimmerien, SPb, 1859, тб. V, 141.
4 Fritze, Указ. соч., стр. 127, тб. V, 12.
5 Бур., тб. XXIII, 2, 3 и Гиль, ЗРАО, VII, тб. XIX, 53, 54.
6 Strabo, XI, II, 10.
7 Pseud. Scyl., 72 — Scyth. et Cauc, стр. 85.
8 ДАН, 1930, стр. 161.
9 Aristot., Oeconomica, II,II,8; Polyaeni Strateg., V, 23; VI, 9.
10 Μinns, стр. 556, 576.
11 Ср. разве только надгробную надпись гераклеотянки из Анапы, IosPE, IV, № 444.

171

более чем столетнего перерыва в выпуске монеты, начиная с конца III в., особенно же в период правления Мифрадата VI и Асандра.

2. Монеты Пантикапея
(2-е десятилетие IV в. — последнее десятилетие II в. до нашей эры)

Начало второго периода в развитии монетного дела на Боспоре совпадает с концом правления Сатира и началом правления Левкона I. Вступающая с этого момента уже в третье поколение династия Спартокидов укрепляется в своем положении властителей Боспора и развивает оживленную деятельность по расширению своих владений и установлению тесных экономических связей с Центральной Грецией и в частности с Афинами. Этого нельзя упускать из виду при характеристике боспорского монетного дола в рассматриваемый период. Переход Боспора к фактическому единовластию с внешней стороны никак не отражается на его монетном деле. Пантикапейские монеты как в конце первого периода, так и в начале второго, ничем не отличаются от обычных городских монет этого времени и носят имя одного только города в сокращенной форме ΠΑΝ или ΠΑΝΤΙ. Монеты с именем архонта и царя впервые появляются лишь полтора века спустя. В то же время начало второго периода отмечено рядом нововведений, заслуживающих внимания. Во-первых, то, которое и служит поворотным пунктом в намечаемой нами периодизации: изменение типов монет (ср. тб. XL, 1 сл). Представляющий несомненно ионическую традицию, державшийся более века мотив львиной головы развивается в целую фигуру или протоме того же зверя и переходит на оборотную сторону монеты. Лицевую же сторону занимает голова божества с козлиными ушами, обычно именуемого в нашей литературе «Паном» (подробнее о нем ниже). Другим нововведением является также совпадающий с самым началом периода выпуск впервые медной монеты, которая затем выпускается непрерывно до конца боспорской чеканки. Едва ли более чем на полтора — два десятилетия отстает от начала периода и первый выпуск золотых статеров. Вслед за тем в течение IV в. мы встречаем в Пантикапее ряд следующих друг за другом выпусков, включающих одновременно золотые, серебряные и медные монеты, причем принадлежность монет всех трех металлов к одновременным сериям вытекает из тожества их стиля. Такая оживленная деятельность монетного двора, развертывающаяся на широкой основе, с учетом нужд как местного, так и международного рынка, свидетельствует о значительном экономическом подъеме, какой мы и вправе предполагать в эту эпоху на Боспоре1.
Возвращаюсь к типу лицевой стороны монет этой эпохи. Наименование «Пана» за головой с козлиными ушами, то бородатой, то безбородой, установилось давно, несмотря на неоднократные указания на его неправильность 2. В большей мере содействовало такой идентификации убеждение в том, что изображение этой головы служит говорящей эмблемой ПАН-тикапея 3. Тот факт, что подобная голова украшает собой кизикскую стелу, представляющую, по всей вероятности, декрет проксении в честь пантикапейского гражданина 4, подтверждая догадку, что это изображение играло роль городского παράσημον для Пантикапея, отнюдь не имеет обязательным следствием, что это παράσημον представляет собою говорящую эмблему. Возражения, что специфические черты Пана — козлоподобное выражение и в особенности рожки на лбу — отсутствуют на головах пантикапейских монет, справедливы. С этой точки зрения эти головы правильнее было бы именовать головами сатира. Решительно высказывается против именования пантикапейского бога Паном и толкования этих изображений, как говорящих эмблем, Ростовцев 5, видящий в нем фракийское божество производительных сил природы и допускающий его родство с фракийским Дионисом. Действительно, заслуживает внимания параллелизм двух аспектов этого божества: бородатого старческого и юного безбородого — черта, с одной стороны, свойственная нашедшему широкое распространение во всем Причерноморье фракийскому культу кабиров 6, с другой стороны — не чуждая и культу диморфного бога Диониса. Во всяком случае безбородая и бородатая головы не сменяют друг друга, а сосуществуют, появляясь одновременно на различных номиналах одной и той же серии. Принадлежность этого божества к культовому кругу Диониса несомненна ввиду большого числа таких его изображений, в которых голова его украшена плющем. Однако все эти изображения позднейшие, и история пантикапейской золотой чеканки позволяет, повидимому, считать границу 40-х и 30-х годов IV в. временем появления у этого божества венка из плюща, т. е. приобщения его к дионисовскому кругу. Таким образом, истолкование этого божества как Пана отнюдь еще не доказано. Необходимо добавить, что, поскольку момент вхождения головы этого божества в типологию пантикапейских монет совпадает с концом долгого правления Сатира, приведшего Боспор к расцвету, не исключена

1 Жебелев, ИАН, 1934, стр. 600.
2 Ср. Regling, Ζ. f. Ν., XLI, стр. 29, прим. и приведенную там литературу.
3 Ср. W. Fietze, JIAN, XV, 1913; Head, Hist. Num.,2 стр. 281; Regling, Wörterbuch d. Münzkunde Schrötter'a, стр. 482.
4 Η. Lechat, BCH, XIII, тб. IX, стр. 514.
5 Зллинство и иранство на юге России, стр. 117.
6 Fritze, Kabiren auf Münzen, Ζ. f. Ν., XXIV, 1904, стр. 105 сл.

172

возможность, что вновь избранный тип явился говорящей эмблемой правителя, а не города. В пользу этого говорят несомненные случаи, когда головы сатиров и силенов служат armes parlantes к соответствующим личным именам1. Зарубежные нумизматы при описании пантикапейских монет с этим типом2 не упускают случая отметить национальные «скифские» черты, которыми резчик наделяет этот образ божества. Поскольку эти замечания большей частью делаются по поводу позднейших стадий развития этого образа, запечатленных значительной долей утрировки — глубокие морщины на лбу и на висках, шаровидный нарост на переносице, нарочито курносый нос и др.— они безусловно преувеличены и исходят из произвольного представления об уродливости скифов. Если же взять первоначальную, более реальную ступень, представленную серебряными и медными монетами первого выпуска (тб. XL, 1 сл.), то известного сходства с головами скифов на куль-обской вазе, солошском гребне, чертомлыцком и ильинецком налучьях отрицать нельзя, но следует подчеркнуть, что оно едва ли не ограничивается длинными волосами и бородами.
Почти двухсотлетнее развитие этого типа в пантикапейской нумизматике дает длинный ряд переходов от реальной трактовки образа к различным ступеням утрировки и в конце концов к грубо-условной схеме. Параллели в других отраслях искусства мы имеем: для ранних реальных стадий, помимо уже упомянутой кизикской стелы проксении, таковым является изображение во вдавленном клейме на тулове одной керченской энохои из собрания Эрмитажа3; для поздних уже схематизирующих стадий такую параллель дают резные костяные пластинки, найденные при раскопках Керченской экспедиции ГАИМК в 1934 г.4
Наиболее ранняя группа А в ряду монет с головою сатира (тб. XL, 1—4) включает серебряные монеты в диобол, обол и гемиобол и два номинала медных монет. Изображение сатира в этой группе, как сказано, еще реально и не заключает карикатурных черт. Помимо этого, за начальное положение группы в эволюционном ряду говорит и следующий ряд признаков, связывающий их с непосредственно предшествующей группой: наличие тех же номиналов серебра, та же форма надписи ΠΑΝΤΙ, тип бараньей головы, переходящий на одну из медных монет. Наконеп, в эльтегенском небольшом кладе 1870 года, о котором уже была речь и который состоял почти целиком из монет конца V в., единственные упоминаемые монетки с головою сатира имеют на оборотной стороне протоме льва и полумесяц, т. е. представляют несомненные гемиоболы этой серии (тб. XL, 2) 5. Особого внимания заслуживает то обстоятельство, что в этой группе мы уже встречаем медные монеты. Удивлять это нас не может, поскольку уже с середины века в предваряющие чеканку эллинистических царей серии Филиппа II медь входит на равных правах с драгоценными металлами. В Причерноморье медная монета могла приобрести права гражданства тем скорее, что приучить эти области к меди, как монетному металлу, должен был пример Ольвии. Важно отметить незначительную величину первых медных пантикапейских монет. С течением времени медные монеты в Пантикапее становятся все больше размером и одновременно с тем сокращается чеканка мелких номиналов серебра — обола и ниже. Вывод отсюда тот, что в ежедневных небольших сделках на городском пантикапейской рынке мельчайшие номиналы серебра в роли мелкой разменной монеты стали постепенно вытесняться медью. Мы могли бы надеяться путем сравнительного наблюдения обоих процессов — постепенного исчезновения из обращения мельчайших номиналов серебра и нарастания размера обращающейся меди — установить в долях единиц серебряной монеты ценность крупнейших номиналов меди, если бы история наших отечественных медных пятачков и гривенников, долгое время обращавшихся параллельно с теми же номиналами серебра, не призывала к осторожности в подобного рода заключениях.
Следующая по времени группа Б (тб. XL, 5, 6) включает лишь серебряные монеты. Она любопытна тем, что в пределах ее мы впервые встречаем чередование бородатой и безбородой головы сатира на разных номиналах серебряных мойет. Эта группа но времени непосредственно предшествует самым ранним золотым статерам, так как тип бородатой головы в ней лишь немного строже голов на первых статерах 6.
Переходим к вопросу о возникновении и развитии золотой чеканки Пантикапея, вопросу очень важному, так как хронологическая группировка золотых статеров предопределяет собою группировку и монет других металлов. Найденный в 1930 г. на острове Принкипо большой клад, состоявший преимущественно из кизикинов, но включавший, помимо статеров Филиппа и лампсакинов, также и значительное количество пантикапейских статеров, позволил уточнить хронологию и классификацию этих статеров. Работа К. Реглинга 7, в которой автор присоединил к описанию этого клада публикацию всех имевшихся в Берлинском минцкаби-

1 Придик. Инвентарный кат. клейм, стр. 116, № 374—380.
2 С. Т. Seltman, Greek coins, London, 1933, стр. 180.
3 Отд. античного мира, инв. Б 2745.
4 Материалы и исследования по археологии СССР, в. IV, М.—Л., 1941, стр. 113, рис. 3. Ср. аналогичную пластинку из находок в Фанагории 1937 г., Μ. М. Кобылина, ВДИ, 1938, № 2, стр. 348, рис. 8.
5 Работа Ε. Е. Люценко, л. 15, № 10.
6 Головы сатира этих монет обнаруживают наибольшую близость к клейму на вышеупомянутой энохое.
7 Der griechische Goldschatz von Prinkipo, Ζ. f. Ν., XLI, 1931.

173

нете и в других хранилищах материалов по паптикапейским статерам, представляет своего рода Corpus, по крайней мере, для позднейших серий статеров. Его выводы по части классификации и хронологии статоров заслуживают особого внимания. Он разбивает все статеры на пять групп в следующем порядке с такими приблизительно датами: 1-я группа — фасовый тип (тб. XL, 8) — незадолго до 350 г.; 2-я группа — профильный тип без венка (тб. XL, 7) — вскоре после 350 г.; 3-я группа — профильный тип в венке из плюща (тб. XL, 9) — 40-е — 30-е годы IV в.; 4-я и 5-я группы, представляющие лишь дальнейшую утрировку типа 3-й группы (тб. XL, 10, 11),— к 5-й группе принадлежит и уникальная золотая драхма Эрмитажа (тб. XL, 12),— занимают последнюю четверть IV в. Если добавить, что к намеченным Реглингом пяти группам можно было бы присоединить в качестве 6-й группы статер с очень деградированным рисунком тех же типов1, заходящий, повидимому, уже в начало III в., то с хронологической схемой Реглинга, начиная с 3-й группы, можно в полной мере согласиться. Эта переходная 3-я группа в кладе из Принкипо впервые предстает нашему взору. В кладе статеров этого типа встретилось 16 штук, в то время как раньше они были известны лишь по одиночным экземплярам в Эрмитаже и Историческом музее и могли производить впечатление случайного эпизода. Датировка этой группы статеров Реглингом, основанная на приурочении зарытия клада к 334 году, едва ли оспорима и стоит твердо. Напротив, в вопросе о начале золотой чеканки и последовательности двух первых групп напрашиваются возражения. Реглинг считает тип с фасовой головой более ранним на том основании, что экземпляр статера этого типа, находившийся в кладе из Принкипо, более стерт, чем экземпляр профильного типа. Если учесть, что обе первые группы статеров представлены в кладе лишь одним экземпляром каждая, то ясно, что указанное взаимоотношение сохранности может быть чисто случайным и этот аргумент лишается всякой убедительности. Мне, напротив, представляется, что статеры с профильной головой без венка предшествуют таковым же с фасовой головой. Я уже говорил, что в известной строгости облика они близко подходят к серебряным гемидрахмам группы Б (тб. XL, 5); так же, как и на этих последних, волосы на голове сатира лежат параллельными прядями, не развиваясь на концах, между тем как для фасовых голов сатира, так и для позднейших профильных в плющевом венке (3-я группа) характерны крючкообразные завитки отдельных прядей, обрамляющие голову. В пользу такой же хронологической последовательности, думаю, говорят и данные известного пуленцовского клада из-под города Тамани 2, если только считать, что спасенные Пуленцовым от расхищения незначительные ого остатки в какой-либо мере отражают действительное пропорциональное взаимоотношение входивших в его состав монет. По сведениям Ашика, помимо четырех кизикинов, Пуленцову удалось сохранить 17 пантикапейских статеров, в том числе 11 с головою в фас и 6 с головою в профиль. Что два из последних шести были с плющевым венком, мы знаем из достаточно точного описания Кене 3. Подобное взаимоотношение было бы совсем нормальным, если допустить, что пуленцовский клад был зарыт несколькими годами раньше клада из Принкипо, т. е. в тот момент, когда только что начали чеканиться статеры 3-й группы, и наиболее обильными в обращении должны были быть статеры непосредственно предшествовавшей им группы с фасовой головой.
Но еще решительнее требует пересмотра начальная дата чеканки золотых пантикапейских статеров. Реглинг 4, как и все другие, касавшиеся этой темы, связывает возникновение пантикапейской золотой чеканки с началом обращения золотых статеров Филиппа II, причем вопроса о происхождении веса пантикапейских статеров он не затрагивает. Все его предшественники отделывались от необходимости объяснять резкую разницу в весе между пантикапейским статером и аттической нормой филипповского статера, указывая на то, что золото на Боспоре было дешево и статеры там намеренно выпускались большего веса, чтобы дать им преимущество на рынке 5. Бертье-Делагард6 уделил много сил и внимания разрушению легенды о мнимой дешевизне золота на Боспоре. Правда, справедливо оспаривая это утверждение, он перегибает палку в другую сторону и пытается настаивать на том, что все золото, из которого чеканились пантикапейские статоры, было привозным. Геологические разведки месторождений на Кавказе покажут, может быть, что боспорские правители могли иметь более близкие реальные источники золота, чем Урал и Сибирь, о которых

1 А. Sibirsky, Catalogue des medailles du Bosphore Cimmerlen, SPb, 1859, тб. I, 20.
2 А. Б. Ашик, Боспорское царство, ч. II, стр. 17; К. Герц, «Древности», т. VI, стр. 30—35.
3 Муз. Коч., I, стр. 346, № 23. Согласно указанию Кёне, один из этих экземпляров, ныне находящийся в собрании Эрмитажа, № 337, другой — из собрания Уварова — находится в Гос. ист. музее (Кат. собр. Уварова, № 385).
4 Указ. соч, стр. 38; ср. Μinns, стр. 631. Р. Gardner, Α history of ancient coinage, Oxford, 1918, стр. 339, допускает более раннее, около 390 г., возникновение пантикапейской золотой чеканки, очевидно под влиянием афинских выпусков 394 г. Но в другом месте — стр. 327 — и он подчеркивает переход в середине IV в. в восточном Средиземноморье от чеканки мелких номиналов волота к статерам в связи с выпусками Филиппа II.
5 Head, Hist. Num.,' стр. 281; Р. Gardner, Указ. соч., стр. 263, 339; С. Т. Seltman, Greek coins, стр. 180.
6 Нум. сб. I, стр. 2 сл.

174

продолжают говорить западноевропейские нумизматы1. Гипотеза незначительного превышения веса в целях небольшой премии не выдерживает критики и по другим соображениям. Средний вес пантикапейского статера 9.09 гр выдерживается с исключительной строгостью (амплитуда колебаний 9.00—9.20 гр)2. Есть в то же время несколько статеров чисто аттического веса около 8.55 гр. Их очень немного и все они, как показал Реглинг, биты одним штемпелем лицевой стороны, представляющим позднейший 5-й тип, т. е. все принадлежат одному выпуску. Таким образом, мы имеем одну тесно замкнутую группу из числа самых поздних, в которой сознательно применена аттическая система, но никаких переходов от собственной пантикапейской нормы к аттической не наблюдается. Мало того, чтобы быть небольшим превышением в целях премии, эта разница в весе слишком значительна: в сравнении с аттическим статером она достигает 0.50 гр, в сравнении с дариком — 0.70 гр, т. е. целого обола. На мой взгляд, этот своеобразный вес пантикапейского статера стоит непреодолимым препятствием на пути признания пантикапейской чеканки дериватом филипповского золотого обращения. Бертье-Делагард3 пытается объяснить своеобразный характер пантикапейской нормы статера. По его мнению, эта норма, равная египетскому ките, представляет в то же время 9 оболов эгинской драхмы из расчета 6.06 гр на драхму. Возможность установить удобные кратные взаимоотношения с местным серебром и вынудила боспорцев остановиться на этом весе. Не говоря уже о том, что привлечение египетского веса остается непонятным, что выводимые из его же весовых таблиц нормы эгинской драхмы на Боспоре никогда не достигают даже и 6.00 гр, самое главное возражение Бертье-Делагарду заключается в следующем. Он интересуется взаимоотношением пантикапейского статера с местным серебром, но совершенно оставляет без внимания его возможный курс на внешнем рынке, на который, однако, судя по кладам пуленцовскому и из Принкипо, он преимущественно и был рассчитан. Какие цели могла преследовать на международном рынке золотая монета, выпущенная по никогда не применявшейся для золота эгинской системе, да еще в таком необычном номинале в 1 1/2 драхмы?
Далее, возводящие начало пантикапейской золотой чеканки к примеру, поданному Филиппом II, упускают из внимания то обстоятельство, что выпуск этим царем золотых статеров едва ли начался тотчас же после его воцарения. Есть, напротив, основания предположить, что чеканка началась не ранее 352, а может быть и 348 г. до н. э.4 А в таком случае, поскольку дата 3-й группы пантикапейских статеров стоит прочно, пришлось бы, учитывая несколько лет на освоение отдаленного черноморского рынка с филипповским золотом, уместить и обе первых и начало чеканки 3-й группы в пределах одного десятилетия. Наконец, и по своей внешности — фактуре статеры ранних пантикапейских групп более архаичны, чем золотые Филиппа: они имеют еще неизменно сильно углубленную оборотную сторону и более высокий рельеф обеих сторон. Все эти затруднения отпадают, если отнести начало пантикапейской золотой чеканки в первую половину IVв., еще до распространения на греческих рынках царского македонского золота. В это время, как и в V в., властителями международного рынка являются золотой персидский дарик и кизикин.
Весьма распространенное представление, что обе названные монеты признавались равноценными и принимались на рынке одна вместо другой, не имеет серьезных оснований. Напротив, резкое разграничение сфер их распространения говорит против такого отожествления. Внимательное чтение Анабасиса приводит к выводу, что Ксенофонт со своими соратниками дважды пересекал границу области обращения обеих монет 5. Все время, пока они пребывали на Ионийском побережье, внутри Μ. Азии, в Месопотамии и когда вновь возвращались в Лампсак, на обратном пути они получали вознаграждение и расплачивались в дариках. На всем пути их вдоль южного берега Черного моря и во Фракии упоминались лишь кизикины. К такому же заключению приводит и обзор находок в кладах 6. Из десяти зарегистрированных кладов кизикинов больше половины приходится на Причерноморье, что и заставляет считать этот вид монеты специфически черноморским. Напротив, клады дариков сосредоточиваются в Пелопоннесе, М. Азии, на западе и на юге античного мира 7. Находки в одном кладе дариков и кизикинов чрезвычайно редки; но, что особенно для нас важно, не известно ни одного случая совместного нахождения пантикапейских статеров с дариками, в то время как клады пуленцовский и из Принкипо — достаточно яркие свидетельства их параллельного обращения с кизикинами.
Вопрос сравнительного курса дарика и кизикина нельзя, к сожалению, считать окончательно выясненным. Все же есть серьезные данные в пользу того, что дарик в IV в. счи-

1 Regling, Указ. соч., стр. 4t.
2 Бертье-Делагард, Нум. сб., II, стр. 82.
3 Нум. сб., I, стр. 38 сл.
4 А. В. West, The early diplomacy of Philip II of Macedon illustrated by his coins, Num. Chron., 1923, стр. 177.
5 Xenoph., Anab., I, 3, 21; 7, 18; IV, 7,27; VII 6, 1, 7 и 8 (дарики); V, 6, 23; VII, 2, 36; 3, 10 (кизикины).
6 Regling, Указ. соч., стр. 24 сл.
7 S. Р. Nое, Α bibliography of Greek coin hoards, NNM, № 78, N-Y, 1937, № 255, 819 (M. Азия); 100, 104, 383, 398, 648 (собственно Греция); 108, 110 (Сицилия); 322, 420 (Египет).

175

тался равным 20 аттическим драхмам1. Что же касается курса кизикина, то, к сожалению, свидетельства обоих наших источников по этому пункту вызывают сомнения и споры. Я уже указывал выше, что ольвийская надпись из Анадолу-Кавак но может служить надежным источником для исчисления сравнительного рацио металлов в Причерноморье ввиду того, что к размеру кизикина в ней привлекается наряду с серебром и медь, что могло повлиять на курс размена. Действительно, если считать упоминаемые в надписи статеры эгинскими, то в переводе на аттические драхмы этот курс выразится при чтении ένδεκάτω в цифре около 30 драхм, при чтении δωδεκάτω — около 33 драхм. Цифры эти, очень высокие, дают курс, в полтора раза превышающий курс дарика и неоправдываемый в силу этого самим золотым содержанием кизикина. По этой же причине курс кизикина на Боспоре в 28 аттических драхм, указываемый в приписываемой Демосфену речи против Формиона2, нельзя понимать иначе, как случайный, необычно высокий, может быть, по условиям военного времени, курс. Этот часто комментировавшийся отрывок выигрывает в естественности, если понять положение так: ответчик утверждает, что должная им сумма в 2600 драхм уплачена сполна путем передачи доверенному лицу на Боспоре 120 кизикинов (т. е. из расчета по одному кизикину за 21 2/3 драхмы) согласно привычному, очевидно, для слушателей-афинян курсу; оратор ловит его на слове и пытается подорвать доверие к его показанию, апеллируя к курсу дня и места, согласно которому указанная сумма значительно превышала бы сумму долга. Этот, послуживший исходным для ответчика курс кизикина в 21 2/3 аттической драхмы очень любопытен и заслуживает серьезного внимания. Во-первых, при таком курсе, если расценивать дарик в 20 драхм, взаимоотношение между дариком и кизикином складывалось довольно просто, поскольку 12 кизикинов оказывались равными 13 дарикам. Во-вторых, этот курс, повидимому, действительно близок к тому, который можно предполагать, оценивая в серебряных драхмах металлическое содержание кизикина3. В самом деле, при взаимоотношении ценности золота и серебра, равном 1 : 10 4, электровый кизикин в 16.00 гр весом, если считать его состоящим на 52% из золота и на 48% из серебра, будет равноценен 9.09 гр чистого золота, т. е. как раз весу пантикапейского статера 5. 52%, согласно существующим анализам кизикских статеров, соответствуют максимальному содержанию в них золота, но если привлечь и кизикские гекты, исследованные в большом количестве, то это процентное содержание можно признать за среднюю цифру 6. Сравнивая вес пантикапейского статера с дариком, мы, как уже указывалось, замечаем, что он, действительно, на 0.70—0.73 гр, т. е. на вес одного золотого обола, превышает вес дарика,. а золотой обол при взаимоотношении = 1 : 10 равноценен 10 оболам серебра, или 1 2/3 драхмам.
Возникновение пантикапейской золотой чеканки рисуется мне в следующих чертах. По всей вероятности, во втором десятилетии IV в.7 начинается обильная золотая чеканка в Лампсаке. С внешней типологической стороны здесь имеет место подражание кизикинам, однако лойяльность по отношению к персидскому царю выражается в выборе чистого золота в качестве металла и в чрезвычайно близкой к дарику весовой норме (8.44 гр). Естественно поэтому, что «лампсакины» в противоположность кизикинам постоянно встречаются вместе с дариками. Пример Лампсака должен был такому энергичному правителю, каким мы в праве представлять себе Левкона I, внушить мысль о выпуске монеты из чистого золота и в его столице на Боспоре. Но выбором металла ограничилось с его стороны подражание Лампсаку, никаких оснований принимать вслед за ним стопу дарика он не имел, тем более что дарик никогда в Причерноморье не обращался. Напротив, он гораздо более был заинтересован в том, чтобы его монеты шли на рынках и в частности именно на рынке Афин, с которыми в это время у Боспора завязались уже тесные связи, наравне не с дариком, а с его соперником, кизикином. Превышение в весе над дариком на один обол (гемигектон), как мы видели, могло как раз достигнуть этой цели. Только много позже, уже на границе III в., когда на черноморских рынках заняли господствующее положение пришедшие на смену кизикинам аттические статеры Александра Македонского, и в Пантикапее был сделан один выпуск статеров с прежними типами, но аттического веса.
Обратимся теперь к типу оборотной стороны статеров (тб. XL, 7 сл.). Что хлебный колос символизирует собою окрепшую хлебную торговлю Боспора, основу его растущего могущества и международного влияния 8, споров не может быть. По образцу кизикинов, где ту же роль играет традиционный тунец (тб. IX, 1 сл.),

1 О. Viedebandt, Antike Gewichtsnormen und Münzfüsse, Berl., 1923, стр. 59.
2 Demоsth., XXXIV, 23.
3 Schmidt, Ein Gesotz der Stadt Olbia zum Schutze ihres Silbergeldes, Freiburg, 1925, исчисляет его в 22 1/3 драхмы.
4 Есть основание считать такое отношение нормальным уже с начала IV в. Ср. Fr. Heichelheim, Wirtschnaftliche Schwankungen der Zeit von Alexander bis Augustus, Jena, 1930, стр. 9.
5 Привожу это вычисление: 0.52 X 16 = 8.32 гр золота; 0.48 X 16 = 7.68 гр серебра = 0.77 гр золота; 8.32 гр + 0.77 гр = 9.09 гр золота.
6 D. Hammer, Der Feingehalt der griechischen und römischen Münzen, Ζ. f. Ν., XXVI, 1908, стр. 32.
7 Точно эта дата до сего времени не установлена, см. А. Baldwin, Lampsakus, Am. J. Ν., ЦП, стр. 38. сл.
8 Кене, Муз. Коч., I, стр. 368.

176

и может быть по образцу монет Византия и Калхедона (дельфин, колос, тб. IX, 27 сл.), этот колос горизонтально положен в нижней части поля и использован в качестве подножия для фигуры идущего фантастического грифона с львиной головой. Старые комментаторы 1 в связи с этим типом грифона неизменно вспоминают геродотовский миф об аримаспах и грифонах, стерегущих золото. Но трудно допустить, чтобы Спартокидам понадобилось для какой-либо цели возвращаться к этим далеким баснословным преданиям. Следующее обстоятельство, думается, гораздо ближе приводит к разгадке смысла этого типа. Дж. Фр. Гилл 2 со свойственным ему остроумием указал, что львиноголовый грифон, исконный противник персидского царя в единоборстве, становится эмблемой борьбы против персов и в самый острый момент похода Александра, тотчас после битвы при Иссе, сменяет на александровских статерах змею в качестве украшения на шлеме Афины. Если учесть, что, как сказано выше, самый выпуск пантикапейских золотых статеров имел целью конкуренцию с дариком, такой антиперсидский характер этого изображения представляется не лишенным вероятности. Попытка Ростовцева 3 усматривать в золотых выпусках Пантикапея результат иранских влияний, таким образом, не имеет серьезных оснований.
Моментом начала пантикапейской золотой чеканки мы можем считать время на границе первой и второй четверти IV в., учитывая известный промежуток времени на ознакомление и освоение с золотыми выпусками Лампсака. 3-я группа, как уже сказано, впервые появившись около 340 года, занимает 30-ые годы IV в.; 4-я и 5-я группы — всю последнюю четверть того же века. 1-я и 2-я группы, таким образом, падают на время между 370 и 340 гг. Возникновение второго, фасового типа в течение последнего десятилетия первой половины IV в. имело бы аналогию в такой же фасовой голове Деметры на первых драхмах Тиры (тб. XXVIII, 2) той же даты. 1-я группа статеров — профильные изображения без венка,— таким образом, относится к концу 70-х — 60-м годам IV в. Надо, впрочем, заметить, что обе группы непосредственно переходят одна в другую, резкой грани по времени между ними нет и возможно довольно длительное совместное их обращение. По крайней мере, в собрании Эрмитажа имеются экземпляры обеих групп, битые одним и тем же штемпелем оборотной стороны. Хронологическая классификация золотых статеров тем более важна для нас, что она создает основную канву для хронологии монет серебряных и медных.
К 1-й группе статеров примыкает по стилю несколько вариантов серебряных (тб. XL, 13— 16, гр. В) и целая серия медных монет (тб. XL, 18—22). Среди серебряных монет бородатые головы сатира чередуются с безбородыми. Типами оборотных сторон опять служат фигуры льва в различных положениях. Серия медных монет включает пять номиналов, из них только один, самый крупный, носит бородатую голову сатира, на всех остальных эта голова юная. Средний вес самого крупного номинала — около 7.10 гр, самого мелкого — около 0.60 гр. Типы оборотных сторон этих монет представляют весьма обычные мотивы, нередко и впоследствии повторяющиеся в нумизматике Пантикапея: цротоме грифона и пегаса, голову быка, горит, лук. Толкование этих типов в связи с какими-либо отдельными пантикапейскими культами, как, например, грифона, уже обычного птицеголового, в связи с почитанием Аполлона, едва ли много поможет нам в уяснении их. Интересен только один добавочный мотив в типе оборотной стороны самого крупного номинала меди — рыба из породы осетровых — явно, подобно хлебному колосу, один из основных объектов торговли Боспора. Голова того же осетра или стерляди фигурирует уже в качестве единственного типа на маленькой монетке, современной 3-й группе статеров (тб. XL, 28).
Только что рассмотренная группа медных монет чеканилась, повидимому, очень долго: все время обращения как 1-й, так и 2-й групп статеров. В самом деле, 2-я фасован группа статеров имеет точное себе соответствие лишь в серебряных монетах (гр. Г., тб. XL, 17) 4, которые Бертье-Делагард признает тетроболами. Более мелких серебряных монет, как и медных, которые можно было бы с уверенностью счесть современными 2-й группе статеров, нет. Что же касается указанных серебряных тетроболов, то невольно вспоминается, что эгинский тетробол почти равен аттической драхме и очень легко может быть, что этот номинал серебра был избран с целью и серебряное обращение Пантикапея увязать с афинским рынком. Отметим, что тип оборотной стороны этих тетроболов — голова быка — служит как бы говорящей эмблемой Боспора. Таким образом, весь связывающийся со 2-й группой статеров выпуск представляется специально рассчитанным на внешнее обращение, в то время как нужды внутреннего рынка, повидимому, удовлетворялись монетами, связанными с 1-й группой статеров, выпускавшимися в большом количестве и остававшимися в обращении очень долго.
Как уже сказано, около 340 года впервые выпускаются золотые статеры, на которых голова сатира украшена плющем. Ряд не вполне, правда, тожественных, но все же близких по стилю серебряных монет как с бородатыми, так и с юными головами сатира, подобным же образом увенчанными плющем, есть основание отнести к тому же времени (гр. Д, тб. XL, 23—

1 Кене, Муз. Коч., I, стр. 341.
2 Alexander the Great and the Persian lyon-gri-phon, JHSt, XLIII, 1923, стр. 156 сл.
3 Iraniana and Greeks in South Russia, стр. 229, пр. 12.
4 Нум. сб., II, стр. 84, № 128.

177

27). Важно отметить, что в этой серии мы вновь встречаем мелкие номиналы серебра вплоть до 1/4 обола и соответственно этому лишь одну медную монету, очень малого размера, уже упомянутую, с головою осетра на реверсе (тб. XL, 28). Таким образом, эта серия представляет как бы последнюю попытку вернуть мелкому серебру прежнюю роль на местном городском рынке в противовес начавшей конкурировать с ним меди. Но это движение назад было случайным и кратковременным, и процесс естественного отмирания очень мелкой серебряной монеты и замены ее медной продолжался. Следующая группа статеров — 4-я — имеет точное стилистическое соответствие лишь в очень крупных, не в пример предшествующим выпускам меди, монетах с луком и стрелой на обороте (ср. в. 13.54, тб. XL, 30). Наконец, 5-я группа статеров совершенно бесспорно складывается в одну серию как с серебряными дидрахмами и гемидрахмами (гр. Е, тб. XL, 29, 31), так и с медными монетами лишь двух наиболее крупных величин (тб. XLI, 1, 2). Чтобы сказать с уверенностью, представляют ли эти медные монеты обол и его половину, или половину и четверть, или какие-либо иные подразделения обола, у нас нет данных. Вторая возможность (максимальная величина—полуобол) представляется мне все же более близкой к истине, так как признаваемые за оболы крупные монеты мифрадатовского периода значительно превосходят в весе рассматриваемые монеты максимальной величины. Типы этих монет чего-либо решительно нового не представляют. Интересен только тип оборотной стороны меньшего номинала меди. В состав его опять входит уже упоминавшийся нами осетр. По композиции всего типа — львиная голова влево в центре с буквами Π А N в поле по сторонам и с рыбой внизу (тб. XLI, 2) — монеты эти живо напоминают оборотные стороны тетрадрахм города Кизика 1, чеканившихся там, начиная с 410 г. до н. э., вероятно до середины IV в.
Эта обширная серия представляет, повидимому, последнюю пантикапейскую серию, включающую одновременно монеты всех трех металлов. Относится она, как и входящая в ее состав 5-я группа статоров (в этом я не могу не согласиться с Реглингом), к последнему десятилетию IV в. Если я выше говорил, что один статер, изображенный на таблицах Сибирского, своим грубым и деградированным стилем производит впечатление исполненного уже в начале III в., то все же этот статер остается пока единственным и носит случайный характер. Вообще же мы можем с большой достоверностью предположить, что в Пантикапее так же, как выше было отмечено для Ольвии, с начала III в. наблюдается монетный кризис, выразившийся в отсутствии на рынке монеты из драгоценных металлов и в ограничении одной только медной монет той, которая становится чрезвычайно многочисленной и быстро надает в величине и весе.
Такое заключение, по крайней мере, напрашивается при наблюдении дальнейшей судьбы медных монет, входящих в последнюю, только что рассмотренную нами, серию конца IV в. Монеты самого крупного размера — тип оборота: голова быка (тб. XLI, 1) — редки. Напротив, весьма часто встречаются и известны в очень больших количествах монеты средней величины — тип оборота: голова льва и осетр (тб. XLI, 2). Они часто попадаются с надчеканками: двенадцатиконечной звезды во вдавленном круге на одной стороне и горита с луком — на другой (тб. XLI, 3). Наряду с ними мы имеем монеты той же величины и с тожественным типом лицевой стороны, но на оборотной стороне носящие тип лука и стрелы (тб. XLI, 4) 2. Эти., последние очень часто перечеканены наспех из только что упомянутых надчеканенных монет предшествующего выпуска, так что во всяком случае следы надчеканок — звезды и горита — отчетливо видны. Если же они бывают биты на новых кружках, то уже и в лучших образцах по весу на грамм или более уступают предшествующей группе с головой льва и осетром. В дальнейшем же их размер и вес все более уменьшаются, и на монетах этого типа можно проследить постепенный переход от среднего веса около 8 гр к норме в 1.5—2 гр. Как эти быстро деградирующие в величине и весе монеты с луком и стрелой на обороте, так и многие монеты с головою льва, обнаруживают по краям кружка следы отрубов литников, соединявших кружки друг с другом при литье. Особенно характерно присутствие двух отрубов с обеих сторон на монетках с луком и стрелой самого малого размера (тб. XLI, 5). Эта подробность позволяет безошибочно опознавать названные монетки даже тогда, когда тип их неузнаваемо стерт. Повидимому, и в Пантикапее в первой половине III в. так же, как и в Ольвии, был применен прием массовой чеканки монет целыми полосами кружков, выходящими из литейных форм, с последующей, уже после чеканки, разрубкой монет. О кризисе, необходимости быстро удовлетворять все растущую потребность городского рынка в ходячей монете, свидетельствует не только пользование надчеканками и описанный спешный характер изготовления монеты. Монеты с головою льва, снабженные надчеканками, и перечеканенные из них монеты с луком и стрелой особенно часто встречаются кладами. Помимо находяшегося в Эрмитаже клада этого рода, найденного Тизенгаузеном в Анане 3, еще пять подобных кладов зарегистрированы в уже упоминавшейся работе Ε. Е. Люценко 4. Самый факт накапливания

1 Fritze,. Die Silberprägung von Kyzikos, Nomisma, IX, тб. V, 26; ср. нашу тб. IX, 18.
2 Ср. Бур., тб. XX, 73—80, 94, 95.
3 ОАК, 1882—1888, стр. XIX.
4 Л 12; л. 17, № 12; л. 19, №, 13; л. 34, № 9.

178

и зарытия этих медных монет говорит о решительном нарушении правильного денежного обращения.
Последовательность стадий обращения рассмотренных групп ясна. За монетами с головою льва и осетром следует обращение тех же монет, но после удостоверения их курса путем наложения надчеканок, далее спешная перечеканка этих надчеканенных монет новым типом оборота — луком и стрелой и, наконец, чеканка монет этого последнего типа на новых кружках с постепенным падением их размера и веса. Заключительным моментом в истории этой группы монет является спешная и небрежная перечеканка самых малых монет рассмотренных типов новыми типами головы Аполлона на лицевой стороне и треножника на обороте (тб. XLI, 9)1. Что все стадии, начиная со второй (надчеканенные монеты) относятся уже к III в. до н. э., можно считать достоверным, но как далеко весь рассмотренный процесс распространяется в пределы этого века, трудно говорить с уверенностью, так как, чтобы судить о продолжительности каждой отдельной стадии, у нас нет твердых данных. Можно только предположительно допустить, что он заканчивается, вероятно, около середины III в., так как во второй половине века мы, с одной стороны, встречаем медную пантикапейскую монету различной величины и совсем уже новых типов, приходящую на смену рассмотренным группам. С другой стороны, к этому же времени относится оживление городской серебряной чеканки и начало обильного обращения на территории Боспорского царства лисимаховских статеров, выпускавшихся в Византии. Оба последних упомянутых факта могли содействовать урегулированию также обращения медной монеты.
Отмечаемое в первой половине III в. обильное обращение на рынке одной только медной монеты, с очевидным быстрым обесценением ее и столь же быстрым падением ее веса, делает невозможным для этого периода твердое и определенное разграничение монеты по величине, как представляющей различные номиналы. Та более или менее отчетливая картина параллельного обращения золота, различных номиналов серебра и меди в IV в., которую я пытался представить путем сведения в серии стилистически однородных монет различной величины и различных металлов, не распространяется на III в. Здесь, напротив, хотя обращение ограничивается одной медью, картина затемняется, и восстановление одновременных серий становится затруднительным. Как уже говорилось, едва ли может быть сомнение, что монеты с головой юного сатира на лицевой стороне и луком и стрелой на оборотной различной величиныне представляют разные монетные единицы, а скорее являются последовательными стадиями деградации одного и того же номинала. Вероятно, что в такой же мере продукт деградации представляют монеты с тем же типом лука и стрелы на обороте, но с головой бородатого сатира на аверсе 2. Их исходным прототипом могли бы быть крупные монеты тех же типов последней четверти IV в. (тб. XL, 30; ср. XLI, 6). В конечном счете они достигают такого же малого размера, как и монеты с головой юного сатира 3. Эти монетки малого размера с тем же типом оборота чеканятся не только в Пантикапее, но и Фанагории (тб., XLII, 13) 4. В последней, может быть, дольше, т. е. до начала II века.
В большей степени особняком стоят монеты с типом бородатого сатира на лицевой стороне и головы быка — на оборотной (тб. XLI, 7). Тип оборота этих монет постоянно встречается и в IV в., по с несравненно более строгой и монументальной трактовкой головы быка. Что группа эта относится к тому же времени, т. е. к первой половине III в., едва ли можно спорить. Однако остается открытым вопрос, представляют ли эти монеты тот же крупнейший номинал меди, который мы встретили в последней четверти IV в., но в деградированном виде, или особый новый номинал. Любопытно, что при полном стилистическом тожестве оборотной стороны лицевая сторона их — голова бородатого сатира — либо имитирует такие же головы на монетах еще середины IV в., либо дает образцы дальнейшей схематизации, аналогичные лицевым сторонам монет начала III в.
Прежде чем перейти к подробной характеристике второй половины III в. в монетном деле Пантикапея, коснусь одной, стоящей совеем особняком, группы монет. Это маленькие медные монеты (тб. XLI, 12) с типом головы быка на лицевой стороне и плуга с колосом — на обороте. Интерес этих монеток—в производственном характере их типов, напоминающих об основном источнике богатства Боспора. К сожалению, для установления точной даты их выпуска у нас слишком мало данных. Со стилистической точки зрения они не могут относиться ко времени раньше III в. В первой половине века среди быстро деградирующих в весе медных монет типа с луком и стрелой этим маленьким медным монетам также нет места. Наиболее вероятен их выпуск во второй половине III в., в период вновь устанавливающегося нормального денежного обращения. За более позднюю дату говорит и следующее обстоятельство: встречаются небольшие монеты с типом треножника на лицевой стороне и звезды на оборотной (тб. XLIII, 18), монеты, вероятнее всего относящиеся к началу мифрадатовского пе-

1 Ср. Бур., тб. XXI, 123—128.
2 Ср. Бур., XIX, 51—53.
3 Бур., XIX, 38 и XX, 80, 95. Присутствие этих монет в значительном количестве в составе мирмекийского клада 1934 г. (см. ниже) свидетельствует о том, что их обращение затянулось, по крайней мере, до середины III в.
4 Ср. Бур., тб. XXIII, 8 сл.

179

риода, которые перечеканены из монет с плугом.
Начало второй половины III в. отмечено рядом нововведений, быть может вызванных попытками изжить кризис. Прежде всего бросается в глаза значительное обогащение типологии пантикапейских монет. Служившая в течение более ста лет единственным типом лицевой стороны голова сатира теряет свое монопольное положение и принуждена уступить место другим типам. Уже в последней стадии обращения самых малых монет с т0ипом головы юного сатира и лука со стрелой, как мы видели, они подвергаются перечеканке типами головы Аполлона и треножника. Тип Аполлона не нов для Пантикапея, но в IV в. он встречается единично на редких серебряных монетах; теперь же мы видим ряд серий, как медных, так и серебряных с головою Аполлона в качестве типа лицевой стороны. Наряду с ними в ту же эпоху появляются группы монет (о них ниже), имеющие типом лицевой стороны головы Посейдона, Зевса, Афины. Голова сатира, однако, не сразу уступает место этим новым типам и продолжает фигурировать еще некоторое время и в качестве монетного типа и в виде надчеканок. Только во II в. голова Аполлона окончательно вытесняет ее. Возможно, что это изменение типов стоит в связи с попытками восстановить поколебленный твердый курс медной монеты.
Другим чрезвычайно важным и обусловившим собою возможность восстановления нормального обращения обстоятельством было возобновление чеканки серебра. К более подробному рассмотрению серебряных выпусков конца III и II в. мы сейчас перейдем, но мимоходом заметим еще, что некоторую и, вероятно, немалую роль в восстановлении нормального обращения сыграло распространение на Боспоре статеров лисимаховского типа посмертной чеканки. О них подробнее мы скажем в следующей главе.
Серии второй половины III в. многочисленны. Остановимся сначала на тех, которые еще обнаруживают признаки напряженности и неустойчивости в их обращении и тем свидетельствуют о своей принадлежности эпохе еще не изжитого кризиса.
Часто встречаются медные монеты среднего размера с головой Аполлона на лицевой стороне и орлом впрямь с распущенными крыльями на оборотной1 (тб. XLI, 10). Они очень часто носят прямоугольную надчеканку с изображением треножника (тб. XLI, 11) — мотива, который со времени воцарения в типологии пантикапейских монет Аполлона более чем естественен. Надпись на этих монетах ΠΑΝ своей краткой формой придерживается традиции IV в., стиль монет довольно небрежный, расплывчатый. Монеты эти имеют характерную фактуру — довольно толстый кружок с сильно скошенным краем и следами отрубов литников, очень напоминающую фактуру позднейших серий монет с головой юного сатира и лука со стрелой. Как уже говорилось, наиболее измельчавшие монеты этого последнего типа подверглись спешной перечеканке типом головы Аполлона на лицевой стороне и треножника на оборотной. Найденный в 1934 г. в Мирмекии небольшой клад2 заключал в своем составе эти монеты с головой Аполлона на лицевой стороне и орлом на оборотной, наряду с только что указанными перечеканками, которые по размеру могли служить к ним младшим номиналом. Это обстоятельство позволяет допустить совместное обращение обеих групп монет в самой середине III в. до н. э. Возможно, что выпуск этих монет большего веса (ср. вес 4.5—5 гр) и с измененным типом представлял собою попытку удержать медную монету от дальнейшего падения в цене— попытку, очевидно, неудавшуюся, поскольку надчеканивание их клеймом с треножником обусловлено, очевидно, обнаружившейся вскоре необходимостью подтверждения их курса.
В том же мирмекийском кладе в большем количестве, чем монеты с головой Аполлона, встретились связанные с ними аналогичной техникой (постоянные следы отрубов литников по сторонам кружка) крупные медные монеты с головой Посейдона на лицевой стороне и пророй с надписью ΠΑΝΤΙ — на оборотной (тб. XLI, 13). Их было бы естественно считать непосредственно следующей за монетами с головой Аполлона еще на протяжении той же третьей четверти III в. второй попыткой путем выпуска новой серии воспрепятствовать дальнейшему обесценению медных денег. Постоянное присутствие и на них надчеканки (головы сатира и головы Афины) свидетельствует о том, что денежный кризис еще не был изжит. Тип лицевой стороны этих монет, голова Посейдона, чрезвычайно близко во всех деталях повторяет головы македонских тетрадрахм с именем царя Антигона (тб. XIII, 7). Невольно возникает предположение, что и тип оборотной их стороны, отличающийся только отсутствием фигуры Аполлона, скопирован с этих тетрадрахм. Это сопоставление могло бы, казалось, дать более точную абсолютную дату этих монет. Связываемые со сражением при Косе эти тетрадрахмы с именем Антигона, повидимому, относятся ко времени около середины III в.3 Небольшие медные монетки с головой Афины на лицевой стороне и пророй на обороте (тб. XLI, 14), вероятно, принадлежат тому же времени и, может быть, входят в одну серию с монетами с головой Посейдона. Очень редкая монета с головой Зевса на одной стороне и головой

1 Ср. Бур., XXII, 163 сл.
2 Ср. Материалы и исследования по археологии СССР, в. 4, стр. 152 сл.
3 Seltman, Greek coins, стр. 224; ср. САН, VII, стр. 713.

180

Сатира на другой 1 по фактуре также принадлежит этому времени. Следует отметить, что кроме малых монеток с головой Афины, нередко встречающихся в раскопочных находках, крупные монеты этой серии сравнительно редки.
Ту же старую форму надписи и тот же расплывчатый стиль, какой нами отмечен на первой из рассмотренных групп медных монет, мы встречаем на серебряных монетах различных номиналов, также носящих голову Аполлона на лицевой стороне. Помимо указанных признаков, эти серебряные монеты объединяются одинаковым плохим качеством низкопробного серебра, отличающим их как от тетрадрахм с надписью ΠΑΝΤΙ, так и от драхм с надписью ΠΑΝΤΙΚΑΠΑΙΤΩΝ. Типы оборотных сторон этих серебряных монет держатся в пределах уже знакомого нам пантикапейского репертуара: голова льва с кинжалом в зубах, протоме грифона, орел, колос (тб. XLI, 16—19).
По весу все эти монеты признаются Бертье-Делагардом битыми по аттической системе. Спорить с ним в этом не приходится, а довольно значительное отставание драхм и гемидрахм от аттических норм для этого времени (второй половины III в.) нормально. Поскольку в рассмотренной группе можно наметить несколько одноименных номиналов с различными типами оборота, но стоящих на той же ступени веса и пробы металла, можно предполагать в пределах этой группы несколько последовательных серий, распространяющихся на всю вторую половину III в. Соответствующей им медью приходится считать рассмотренные выше серии с головами Аполлона и Посейдона, выпускавшиеся, повидимому, в точение продолжительного промежутка времени и затем еще продолжавшие обращаться в начеканенном виде.
По качеству металла значительно отличаются от рассмотренных серебряных монет тетрадрахмы с головою Аполлона на лицевой стороне и пасущимся конем на оборотной2. Они биты из лучшего серебра и имеют надпись ΠΑΝΤΙ (тб. XLI, 15). Приземистая лошадка с мохнатыми ногами и стоячей гривой на холке невольно напоминает степных скакунов с чертомлыцкой вазы. Выпуск этих монет естественно было бы сопоставить с выпуском тетрадрахм Херсонесом Таврическим, Византией и Калхедоном (см. выше), хотя эти пантикапейские тетрадрахмы имеют значительно более высокий вес, правильно, вероятно, признаваемый Бертье-Делагардом за аттический. Вероятная дата этих тетрадрахм в случае правильности нашего сопоставления — последняя четверть III в.
Есть еще одна небольшая медная серия, состоящая из монет двух величин (тб. ХLI, 20, 21) 3, повидимому примыкающая к рассмотренным группам. Подобно большинству серий IV в. больший поминал носит на лицевой стороне бородатую голову сатира, меньший — безбородую, но в обоих случаях голова украшена плющем. К бородатой голове стилистически близки костяные пластинки керченских раскопок 1934 г. (см. выше). Первая монета имеет на оборотной стороне шапки Диоскуров по сторонам рога изобилия, вторая — только одни шапки Диоскуров. Помимо этой однородности типа и общих стилистических черт, обе монеты объединяет также и одинаковое начертание имени города Π ΑΝΤΙ. Именно эта форма надписи, свойственная и другим группам монет, относящимся ко второй половине III в., заставляет и эту серию датировать самым концом III или началом II в., невзирая на то, что сходный тип рога изобилия с шапками Диоскуров или одними звездами по сторонам встречается на уже явно принадлежащих II в. серебряной драхме Горгиппии (тб. XLII, 14)4 и медных монетах городов Понта и Пафлагонии 5. Весьма вероятна даже ее близость по времени к носящим ту же надпись ПANTI вышеописанным тетрадрахмам. Гиль6 упоминает найденный близ Керчи клад, якобы включавший одновременно с большим числом монет с типом рога изобилия и шапок Диоскуров вышеозначенные спешные перечеканки с головой Аполлона и треножником, а также и серебряные драхмы с головой Аполлона и именем города в форме Παντιχαπαιτων. Уже в силу этой формы городского имени драхмы эти, несомненно, принадлежат II в. до н. э. Помимо того, присутствие в одном кладе медных и серебряных монет очень маловероятно. Это заставляет усомниться в принадлежности серебряных драхм к тому же кладу. Что же касается совместной находки обеих групп медных монет, то она возможна и свидетельствовала бы об их близости по времени 7. Можно только заметить, что если эти две группы монет смыкаются по времени, то перечеканки с головою Аполлона, поскольку, как говорилось выше, материалом для них служат самые маленькие, совершенно деградированные монетки с головой юного сатира и луком со стрелой, обнаруживающие те же черты спешности изготовления, являются последними свидетелями кризиса. Напротив, серия монет с шапками Диоскуров, включающая два разной величины

1 Sibirsky, Catalogue des medailles du Bosphore Cimmerien, тб. II, 65; Спасский, Арх.-Нум. 19 сб., тб. I, 19.
2 Бертье-Делагард, Нум. сб., II, стр. 87, № 141; Бур., тб. XXI, 103.
3 Бур., тб. XIX, 55, 56 и тб. XX, 81.
4 Гиль, ЗРАО, т. V, тб. V, 51.
5 Babelon—Reinach, Rccueil gen e>al des monnaies grecques d'Asie Mineure, тб. IV, 7; VII, 28 и др.
6 Гиль, ЗРАО, т. V, стр. 350.
7 Следует, впрочем, заметить, что анализ состава мирмекийского клада (Материалы и исследования по археологии СССР, вып. 4, стр. 152 сл)., где эти перечеканки с головою Аполлона встретились в ином окружении, а монет с рогом изобилия и шапками Диоскуров не оказалось вовсе, говорит против непосредственного соприкосновения обеих этих групп монет во времени их обращения.

181

номинала, каждый из которых устойчиво сохраняет свой размер и вес, свидетельствует об известном успокоении в темпе монетного производства, изжитии форсировавших его моментов кризиса. Возможно, что обстоятельством, содействовавшим известной нормализации денежного обращения, послужил новый выпуск серебряной монеты и в данном случае именно тетрадрахм с пасущимся конем.
II в. в монетном деле Пантикапея характеризуется полным торжеством типа Аполлона, который теперь уже не имеет конкурентов. На первом месте в этой группе стоят чрезвычайно многочисленные драхмы аттического веса с типом головы Аполлона на лицевой стороне и лука в горите с надписью ΠΑΝΤΙΚΑΠΑΙΤΩΝ на оборотной (тб. XLI, 22; XLII, 1—3). Эта наиболее пространная форма имени города отныне становится традиционной, и только на монетах очень малого размера допускаются прежние сокращения. Существует несколько вариантов этих монет, свидетельствующих о значительном количестве серий и выпусков их. Металл монет, в отличие от предшествующих групп, доброкачественный на всем протяжении чеканки монет этого типа. Наряду с описанными драхмами мы имеем драхмы с типом треножника и той же надписью ΠΑΝΤΙΚΑΠΑΙΤΩΝ и более мелкие номиналы с обычными типами протоме коня, лиры, колоса (тб. XLII, 4—7). Драхмы с горитом на обороте находят точное соответствие в группе крупных медных монет с тожественными типами и даже с той же монограммой (тб. XLII, 8). Что эти медные монеты непосредственно предшествуют мифрадатовской эпохе, доказывает находка нескольких экземпляров их в кладе, вытащенном землечерпалкой со дна Керченской бухты, в остальной части состоявшей сплошь из монет времени Мифрадата1. Поскольку входившие в этот клад мифрадатовские монеты были сплошь монетами второй величины, которые для соответствующей эпохи мы имеем основание считать полуоболами (тетрахалками), вероятно и в описанных монетах II в. видеть тот же номинал. Рядом с этими крупными монетами чрезвычайно часто попадаются в находках маленькие монетки с тем же типом головы Аполлона на лицевой стороне, а на оборотной — либо с типом лука в горите, либо гораздо реже, с типами венка, колоса, дельфина (тб. XLII, 9—11). Существование в течение II в. лишь одной группы крупных медных монет рядом с большим количеством серий серебра может показаться по сравнению с обилием меди в предшествующую эпоху несколько неожиданным. Но именно это сравнение, думается, и должно ослабить впечатление неожиданности. В противовес III в. чеканка меди во II в. носит спокойный и устойчивый характер: количество мелкой меди значительно превосходит количество крупной медной монеты, надчеканки и перечеканки отсутствуют. Это ограниченное количество меди наряду с довольно бойкой чеканкой серебра явилось, надо думать, естественной реакцией на злоупотребление выпуском медной монеты в III в.
В какой мере этот замедленный и успокаивающийся темп работы монетного двора стоит в связи с экономической историей Боспора в рассмотренный период, мы, к сожалению, не можем сказать, так как даже скудная канва фактической истории, которой мы обладаем для V— IV вв., прерывается с середины III в. Во всяком случае, вне сомнения, к экономическому расцвету, пережитому в IV в., Боспор вновь не возвращается и, начиная с III в., постепенно склоняется к упадку. Спартокиды уже не могут более думать о расширении своих владений и принуждены ограничиться задачей сохранения существующих границ государства, пока, наконец, невозможность, в силу роста внешних опасностей и внутренних противоречий, осуществить и эту более скромную задачу не приводит их к добровольной уступке власти более сильному понтийскому царю. Не стоит ли известная нормализация денежного обращения во II в. в связи с прекращением наступательной политики и соответственным сокращением государственного бюджета? Вопрос остается открытым. Но есть и в нумизматике Боспора в этот период факты, свидетельствующие об ослаблении центральной власти и новом росте значения городских органов. Фанагория, монетная чеканка которой совсем замирает с середины IV в. и в конце III в. выражается только в выпуске мелкой меди, во II в. по примеру Пантикапея выпускает серебряные монеты с έθ-νικόν в полном виде ΦΑΝΑΓΟΡΙΤΩΝ. Чеканится только один номинал — триоболы. На лицевой стороне они имеют профильную голову Афродиты, на оборотной — ее атрибут — гранатовый цветок (тб. XLII, 12). Это первое по времени изображение Афродиты Урании или Апатуры, головы и полные фигуры которой мы впоследствии постоянно будем встречать на царских боспорских монетах императорской эпохи. Выбор головы главного божества, имевшего прославленное святилище на азиатском берегу Боспора, по близости от Фанагории, и его атрибута в качестве мотивов монетных типов находится в полном согласии с общегреческими тенденциями монетного дела как в классическую, так и в эллинистическую эпоху. Повидимому, значительно ранее, вероятно еще во второй половине III в., Фанагория начинает чеканить медную монету небольшого размера (тб. XLII, 13, см. выше) 2. В этом случае типом лицевой стороны служит, как в Пантикапее, голова бородатого сатира, а типами оборотной стороны—лук со стрелой или виноградная кисть; имя города еще в сокращенной форме ФА.

1 Рапорт Шкорпила в Арх. Ком. от 24. V. 1910 г. Архиве ГАИМК.
2 Бур., XXIII, 10.

182

Мало того, в это же время начинает впервые чеканку своей монеты Горгиппия, если но считать чеканенными там же, но с именем народа, монеты синдов (см. выше). В Эрмитаже имеется известная, правда в одном только экземпляре, драхма с изображением головы Гелиоса на лицевой стороне и рога изобилия с двумя звездами Диоскуров по сторонам — на оборотной (тб. XLII, 14)1. Поскольку серебряные монеты Горгиппии мифрадатовской эпохи нам хорошо известны (они резко отличаются иной, толстой и плотной фактурой), принадлежность этой драхмы еще II в. и одновременность ее с рассмотренными серебряными монетами Пантикапея и Фанагории сомнению не подлежит.

3. Монеты с именами боспорских царей Спартокидов

Монеты, носящие имена боспорских царей, в эпоху до Мифрадата Евпатора чрезвычайно малочисленны. Если не считать медных монет с именем Левкона, не представляющих редкости, но все же известных в несравненно меньшем количестве, чем современные им городские монеты, то все остальные, серебряпые и золотые монеты, снабженные именами Гигиэнонта, Перисада, Спартока, исключительно редки и почти все представляют уники. Об этой редкости их приходится очень сожалеть; именно с середины III в., к которой относится начало выпуска этих царских монет, наши скудные данные по истории Боспора (приводимый Диодором перечень царей) прекращаются. Естественно поэтому стремление исследователей восполнить этот пробел данными эпиграфическими и нумизматическими. Понятен тот интерес, с которым встречалась в течение XIX в. каждая новая монета с именем Перисада или других боспорских правителей. Однако этот повышенный интерес нумизматов имел и дурные последствия — возникновение ряда подделок. О них нам придется еще говорить. По счастью, как оба экземпляра статеров Перисада в собрании Эрмитажа (тб. XLII, 22) 2, так и оба экземпляра в собрании Исторического музея3 (тб. XLII, 25) представляют строго документированные археологические находки и могут служить прекрасным материалом для проверки подлинности остальных образцов.
Начнем обзор царских монет с представляющихся наиболее ранними медных монет, носящих имя царя Левкона. Нам известны три типа этих монет: 1) крупные монеты (ср. вес ок. 13 гр, тб. XLII, 15) с типом головы юного Геракла в львиной шкуре на лицевой стороне и лука с палицей на оборотной, 2) монеты меньшего размера (ср. вес около 5.5 гр, тб. XLII, 16) с типами головы Афины в коринфском шлеме и молнии и 3) малые монеты, наиболее редкие в этой группе, с типами овального щита и кинжала (ср. вес около 4.5 гр, тб. XLII, 17). Мелкие варианты, отличающиеся различным расположением надписи, поворотом головы и т. д., нас не интересуют. Интересно отметить, что типы лицевых сторон этих монет в двух случаях не только в тематическом, по и в стилистическом отношении повторяют соответственно типы серебряных тетрадрахм и золотых статеров Александра Македонского, которые, в особенности последние, были хорошо известны на Боспоре и имели там распространение. Уже по одной этой причине монеты никак не могут датироваться временем ранее самого конца IV в., и мысль о возможности приписать их Левкону I отпадает. Таким образом, наиболее вероятна принадлежность их Левкону II, правление которого предположительно относится ко второй половине III в., может быть к самому началу ее. Следующий вопрос возникает сам собой и естественно требует разъяснения. Почему этот Левкон ограничился чеканкой со своим именем одной только меди и почему позднейшие цари вплоть до Асандра меди со своим именем не выпускали? Думается, что ответ придет естественно, если отчетливо представить себе картину денежного обращения в Пантикапее и на Боспоре в середине III в. Как мы видели, с начала III в. чеканка собственной золотой и серебряной монеты в Пантикапее прекращается; если эта монета обращалась на Боспоре, то это должна была быть монета чужая — статеры и тетрадрахмы александровского типа (они-то и повлияли, как выше сказано, на типы монет Левкона); город же сам продолжал выпускать лишь медные монеты, быстро уменьшавшиеся в размере и весе и падавшие в цене. К середине III в. городской рынок был, повидимому, предоставлен исключительно измельчавшим монеткам с головой юного сатира и луком со стрелой, или наспех перечеканенным из них же монеткам с головою Аполлона и треножником. Рядом с этими монетами монеты Левкона резко выделяются, как полновесные и аккуратно исполненные. Если, действительно, источники драгоценных металлов в этот момент были исчерпаны, то путь создания взамен этой измельчавшей и обесценившейся монеты такого средства денежного обращения, которое могло бы вновь завоевать себе доверие на рынке, лежал только через приближение медной монеты к полноценной. Эта попытка и осуществлена в монетах Левкона путем несравненного увеличения их в противовес современной им городской монете, уподобления их типов типам обращающихся на Боспоре золотых и серебряных монет Александра, и, что самое главное, путем выпуска их не от имени города, а от имени царя. Это последнее обстоятельство, небывалое на Боспоре до того времени, должно было сыграть решающую роль в завоевании кредита новой монетой,

1 ЗРАО, V, тб. V, 51.
2 ОАК, 1878-79, стр. XLVI.
3 Древности, т. IX, Протоколы, стр. 92; ср. ИАК, В. 29, стр. 26.

183

в особенности если она предназначалась для оплаты каких-либо статей специфически царского бюджета. Думается, не будет слишком смелым предположить, учитывая то значение, какое имела впоследствии, начиная с Мифрадата и Асандра и затем в императорский период, медная монета в оплате военных расходов боспорских царей, что рассмотренные выпуски Левкона являются прямыми предшественниками специально военных медных выпусков Мифрадата Евпатора и его преемников. Представляли ли эти монеты Левкона те же номиналы в обол и тетрахалк, что и выпускавшиеся архонтом Асандром,мы определенно сказать не можем. Если во II в. такие попытки не повторялись, то потому, что с возобновлением серебряной чеканки в них не было нужды. Помимо того, II в., в котором мы отметили возобновление серебряной городской чеканки, как симптом роста значения городского самоуправления, был, повидимому, мало подходящим моментом для ограничения прав городских органов в области монетного дела. Что же касается престижа самой царской власти на этом поприще, то он, как сейчас увидим, удовлетворялся другим способом.
Переходим теперь к золотым и серебряным монетам с именами боспорских правителей. Они, как сказано, чрезвычайно малочисленны и могут быть без труда все здесь перечислены. До настоящего времени мы имеем: золотой статер и две серебряных драхмы архонта Гигиэнонта (тб. XLII, 18, 19)1, ему же вероятно принадлежит медная монетка собрания Эрмитажа с буквами ΥΓΙΑ (тб. XLII, 20). Далее идут 11 экземпляров золотых статеров с именем царя Перисада2 (тб. XLII, 21—25), рассеянных по разным собраниям, дидрахма царя Спартака3 (тб. XLII, 26) и золотой статер царя Ака4. Опубликованная А. В. Орешниковым, находящаяся в Эрмитаже серебряная тетрадрахма с именем царя Перисада 6 внушает настолько серьезные сомнения в своей подлинности, что я не включил ее в каталог собрания и выделил в число подделок. Точно так же не внушает доверия появившийся лет десять назад на Тамани в качестве якобы местной находки8 золотой статер с именем царя Спартока. Особенно неприятно поражают: на лицевой стороне неестественно этажами располагающиеся в противоположных направлениях пряди волос на голове, а на оборотной стороне помещение монограммы в поле щита сидящей Афины — прием, не имеющий параллели в эллинистической нумизматике. Статеры Перисада далеко не все мне известны по подлинникам или слепкам. Учитывая выше обоснованный призыв к осторожности, должен заметить, что составителю Corpus'a боспорских монет придется вновь ребром поставить вопрос о подлинности всех этих почти сплошь уникальных монет.
Первый встающий перед нами вопрос о причинах такой исключительной редкости этих монет разрешается легко. Выпускались они не для широкого обращения на рынке, а для раздач приближенным царя, т. е. представляли такие же донативы, как златники киевского князя Владимира и многочисленные золотые копейки, алтыны и червонцы русских царей.
Наиболее ранним из этих донативов представляется статер архонта Гигиэнонта. Время правления Гигиэнонта можно теперь считать окончательно установленным — последняя четверть III в.7 Типологическую связь этого статера со статерами Лисимаха в свое время отметил Орешников. Лицевая сторона его дает явно портретную голову самого архонта, в то время как оборотная сторона в точности повторяет тип лисимаховских статеров — сидящую на троне Афину, заменяя лишь имя Лисимаха именем и титулом архонта. Характерной подробностью этого статера, которую он разделяет со всеми последующими статерами, носящими имя Перисада или Ака, является трезубец с двумя дельфинами по сторонам рукояти, помещенный под обрезом в нижней части поля. Эта деталь служит признаком всех статеров лисимаховского типа посмертной чеканки, выпускавшихся Византией (тб. XII, 14) и по его примеру другими городами Причерноморья. Это наблюдение сразу указывает нам действительный образец всех этих царских боспорских статеров и еще раз подтверждает указанную выше дату Гигиэнонта, поскольку начало чеканки Византией лисимаховских статеров в качестве торговой монеты не может восходить ко времени ранее второй половины или даже последней трети
III в. Ясно, что как бы ни сократилась в размерах торговля Боспора, он не мог с прекращением собственной золотой чеканки в III в. обходиться совершенно без золотой монеты. Место пантикапейских золотых статеров, как показывают неоднократные находки, еще с самого конца
IV в. в денежном обращении Боспора занимают статеры Александра Македонского, а несколько позже статеры Лисимаха. С конца III в. именно на Боспоре и прилегающем Кавказском побережье находят преимущественное и широкое распространение посмертные лисимаховские статеры, выпускавшиеся Византией. Такая роль этих статеров для всего северо-восточного угла Причерноморья удостоверяется как значительным числом находок их в этой области, в том числе одним обильным туапсинским кладом, так и фактом неумелого грубого подражания

1 Орешников, ТНО, II, стр. 36 сл.; В. В. Шкорпил, Сборник в честь Бобринского, СПб., 1911, стр. 37 (см. тб., рис. 1 и 2).
2 Орешников, Нум. сб., II, стр. 37 сл.
3 Koehler, Serapis, II, стр. 45 сл.
4 Орешников, Нум. сб., II, стр. 41. 5Там же, стр. 39, рис. 13.
6 СГАИМК, II, стр. 285, № 35.
7 Шкорпил, Указ. соч., стр. 43; Граков, ИГАИМК, вып. 104, стр. 207.

184

им со стороны обитателей внутренних областей Кавказа, начавшегося лишь только прекратился в I в. до н. э. приток этих золотых монет.1 На фоне этих лисимаховских статеров византийской чеканки, составлявших с конца III в. вплоть до мифрадатовской эпохи основное золотое обращение Боспорского царства, становятся понятными заимствующие у них свой тип эпизодические, предназначенные для раздач, крайне ограниченные в размере, выпуски статеров с именами царей. Лучше всего иллюстрируется это взаимоотношение обеих групп монет находками Артюховского кургана: при мужском костяке на груди самого погребенного властителя находился прекрасный экземпляр статера с именем Перисада; в том же положении при костяке погребенной с ним женщины лежал, без сомнения, современный этому перисадовскому статеру, чрезвычайно близкий к нему по стилю, обычный лисимаховский статер византийской чеканки 2.
Другой вопрос, занимавший исследователей,— каким именно царям, носившим имя Перисада, принадлежат указанные статеры. Можно также спросить, почему все же при одиннадцати статерах, снабженных именем Перисада, до нас не дошло ни одного с именами Левкона или Спартока. К сожалению, именно от III—II вв., к которым относятся эти статеры, мы не имеем полного списка царей и принуждены предположительно и с большими пробелами восстанавливать его. Помимо Перисада I (344—310), засвидетельствованного Диодором и относящегося еще к IV в., мы знаем о Перисаде II, правление которого в первой половине III в. недавно получило подтверждение в новых документальных данных. Наконец, нам известен последний самостоятельный боспорский царь этого имени, в самом конце II в. добровольно уступивший власть царю Понта Мифрадату Евпатору и убитый во время поднятого Савмаком восстания. Возможно, помимо того, поскольку история Боспора в эту эпоху известна нам очень фрагментарно, что в III и II вв. были и другие цари, носившие это имя, о которых до нас не дошло исторических свидетельств. Естественно поэтому стремление использовать для заполнения этих пробелов в наших исторических сведениях и сами указанные статеры. Покойный А. В. Орешников дважды ставил перед собой задачу3 путем анализа портретов на сохранившихся монетах с именем Перисада решить вопрос, сколько царей в рассматриваемую эпоху носило это имя. Во второй статье он различает шесть вариантов портретов (надо заметить, что один из них основан на вышеупомянутой сомнительной тетрадрахме), предполагая столько же царей помимо Перисадов I и II, но не делая попытки хотя бы приблизительно установить их абсолютные даты. Как видно, определенного и четкого вывода ему достигнуть не удалось, и причиной этому то, что иконографический анализ в античной нумизматике, являясь хорошим вспомогательным и проверочным приемом исследования, непригоден в роли основного и ведущего метода (см. выше). На мой взгляд, объективная и более четкая классификация статеров с именем Перисада может быть достигнута иным путем. Отмеченная тесная связь между лисимаховскими статерами византийской чеканки и статерами боспорских царей делает более чем вероятным полный параллелизм их развития. Между тем эти лисимаховские статеры византийской чеканки известны в несравненно большем количество, чем статеры боспорских царей, что делает возможным их более прочную классификацию и группировку. Вдобавок большинство отличающихся особыми монограммами вариантов статеров имеют точно соответствующие им варианты тетрадрахм тех же лисимаховских типов, также чеканенных в Византии. Эти тетрадрахмы, встречаясь в точно датируемых кладах (к сожалению, пока еще очень немногочисленных), могут дать основные вехи и для хронологической группировки соответствующих им статеров. Исчерпывающая в порядке Corpus'а разработка монет лисимаховских типов, чеканенных в Византии, является, таким образом, основным и необходимым условием правильной группировки боспорских царских монет, и подобное исследование составляет один из важнейших пунктов в стоящих перед советской наукой задачах в области античной нумизматики. Пока мы можем только отметить, что те три основные группы среди лисимаховских статеров византийской чеканки, которые в общих чертах намечены мною в статье о туапсинском кладе1, находят себе соответствие и в рядах статеров боспорских царей. Первая группа, самая ранняя (последняя треть III в.), характеризующаяся большим размером головы, запечатленной на лицевой стороне индивидуальными чертами, высоким сравнительно рельефом и вдавленностью оборотной стороны, находит соответствие в статере Гигиэнонта и статере Перисада, ранее находившимся в собрании Сибирского (тб. XLII, 18, 21)2. Вторая группа, отличающаяся плоской фактурой, невысоким, но четким рельефом и резко бросающейся в глаза идеализацией головы Александра, группа, особенно ярко представленная туапсинским кладом и, повидимому, относящаяся к самому началу II в., находит соответствие в обоих статерах Перисада в собрании Эрмитажа (тб. XLII, 22, один из Артюховского кургана). В эту же группу входит, повидимому, и статер Ака. Наконец, третья группа, характеризуемая более бледным металлом , несколько небрежной

1 Num. Chron., 1925, стр. 29; ср. ИГАИМК, вып. 110, стр. 180.
2 ОАК, 1878—1879, стр. XLVII.
3 Zur Münzkunde des Cimmerischen Bosporus, стр. 1 сл.; Нум. сб., II, стр. 37 сл.
4 Num. Chron., 1925, стр. 29 сл. 5 Ср. Гиль, ЗРАО, V, тб. VI, 52.

185

работой и явно портретными чертами голов лицевой стороны, как относящаяся к мифрадатовскому периоду, могла бы иметь соответствие лишь в самых последних статерах боспорских царей. К ней, действительно, близко подходят оба статера из коллекций Исторического музея (из Сиверской станицы, тб. XLII, 25) 1, которые и Орешников приписывал последнему Перисаду. Довольно многочисленная группа статеров с именем Перисада, представленная преимущественно экземплярами, хранящимися в иностранных коллекциях2 (тб. XLII, 23, 24) отличается склонным к декоративности графическим и мелочным стилем. Она также имеет близкие аналогии среди византийских статеров и, надо думать, найдет себе более точное место в пределах II в.
Но можно ли надеяться, что после точной классификации лисимаховских статеров византийской чеканки и использования ее для группировки боспорских царских статеров мы будем иметь возможность пополнить и уточнить перечень царей, носивших имя Перисада. Думаю, что эта надежда напрасна. Мы имеем достаточно примеров в нумизматике монархий эллинистического периода, когда портрет и имя, или одно только имя какого-либо особо выдающегося представителя династии неизменно повторяется на монетах его преемниками, отказывающимися от помещения своего имени. Таковы, помимо Александра Великого в Македонии и Птолемея Сотера в Египте, Филетер в Пергаме и Никомед II в Вифинии3. Подобную роль в среде Спартокидов мог сыграть один из Перисадов (II?). Косвенным показателем этого, может быть, служит глухое свидетельство Страбона4, что один из боспорских Перисадов был признан богом. Этим самым дан был бы ответ и на второй поставленный нами вопрос, чем объяснить наличность статеров только с именем Перисада. Могут, конечно, возразить, что этот культ имени Перисада нарушается все же статером Ака и дидрахмой Спартака. Дидрахма Спартака (тб. XLII, 26), принадлежащая, без сомнения, II в., о чем свидетельствует тожество ее типа оборотной стороны (лук в горите) с городскими драхмами того же времени, представляет необычный в этой группе монет номинал и этим подчеркивается ее донативный характер. Препятствием на нашем пути она едва ли может быть уже в силу иного металла. Что же касается статера Ака, который по стилю, как уже говорилось, должен относиться ко II в. и скорее к началу его, то он продолжает оставаться во многих отношениях загадочным. Мы не только не встречаем более нигде подтверждений существования на Боспоре такого царя, но и самая форма его имени вызывает некоторые недоумения 5. Если учесть, что статеры лисимаховского типа с трезубцем под обрезом по примеру Византия чеканили также Томи и другие города западного Причерноморья, можно допустить выпуск статеров по этому образцу и властителями придунайских областей. Во всяком случае безоговорочно вводить Ака в число боспорских царей да еще считать его представителем той же династии Спартокидов мы имеем слишком мало оснований.
Очерк царских монет домифрадатовского периода был бы не полон, если не упомянуть об очень редких маленьких серебряных и медных монетах с надписью ΒΑΣΙ|ΣΑΥΜ 6, принадлежащих Савмаку, вождю восстания рабов на Боспоре 7, убившему последнего Перисада и захватившему царский престол, но на лицевой стороне их изображена голова Гелиоса, на оборотной — протома быка (тб. XLII, 27—29). Эти монетки, естественно, завершают рассматриваемый период и составляют переход к следующему.

4. Время Мифрадата Евпатора и Асандра

В последнем десятилетии II в. полководец Мифрадата VI Диофант подавляет поднятое Савмаком восстание и утверждает владычество понтийского царя на Боспоре, формально уже раньше перешедшем под его власть ввиду уступки ему последним Перисадом своих прав. С этого момента судьбы городов Боспора тесно связываются с судьбами городов Понта и Пафлагонии, и история их развивается в тех же рамках. Эта одинаковость основ их политического существования в рассматриваемый период находит свое отражение и в нумизматике. В малоазийских частях мифрадатовских владений денежное обращение складывалось из следующих составных частей: золотых статеров и серебряных тетрадрахм (драхмы очень редки) с портретом царя на одной стороне (тб. XV, 4—6) и из весьма многочисленных медных городских монет различных размеров, выпускавшихся разными городами по одному общему для каждого номинала типу и отличавшихся только именем соответствующего города в родительном падеже единственного числа ΑΜΙΣΟΥ, ΣΙΝΩΠΗΣ и т. д. (тб. XVIII, 21—23). Что золотые и серебряные монеты служили для оплаты обширных и длительных военных предприятий Мифрадата, сомнению не подлежит. Но столь же вероятно, что для тех же военных издержек предназначались и городские выпуски меди. Об этом говорит, во-первых, преобладание среди них не в пример предшествующим городским выпускам крупных номиналов меди,

1 Ср. Oreschnikov, Zur Münzkunde des Cim-merischen Bosporus, тб. 4, 5.
2 Там же, тб. 3; Нум. сб., II, тб. 1, 2, 3.
3 Babelon — Reinach, стр. 228, пр. 2.
4 Strabo, VII, 4, 4.
5 Жебелев, ИГАИМК, в. 70, стр. 29, прим. 3; ср. ВДИ, 1938, № 3, стр. 66, пр. 3. [После смерти А. Н. Зографа вышли о статерах Ака статьи Л. П. Харко в ВДИ, 1948, № 2, и Д. Г. Капанадзе в ВДИ, 1948, № 1, и 1949, № 1.-Ped.)
6 Орешников, Нум. сб., III, стр. 7 сл.
7 Жебелев, Указ. соч.

186

очевидно, оболов и полуоболов (тетрахалков?); во-вторых, также не в пример предшествующим выпускам тех же городов, огромное количество этих монет, в особенности г. Амиса, в виде кладов и отдельных находок, встречающихся на территории городов северного Причерноморья1. Это беспримерное, ограничивающееся лишь пределами мифрадатовского периода, обилие находок может быть объяснено только оживленной работой агентов Мифрадата VI и передвижением его военных отрядов во время подготовки им наступления на Рим. Совершенная, строгая однотипность этих монет различных городов и то обстоятельство, что некоторые из этих типов обнаруживают явную связь с самим царем (Дионис, Персей, пегас), не оставляет сомнения в том, что и эта, городская по внешности, чеканка производилась по инициативе и под контролем царских чиновников. Помимо этого, на Понте, вероятно, в начале правления Мифрадата обращались безымянные медные монеты различного размера, начиная с крупнейшего — обола, снабженные лишь монограммами2. Самый крупный имеет на лицевой стороне изображение головы в кожаном шлеме (тб. XIV, 16), меньшие номиналы — одного только шлема. Эти монеты есть основание считать выпусками подвластных Мифрадату мелких властителей или его наместников.
Картина денежного обращения при Мифрадате на Боспоре близко напоминает только что описанную. Различие состоит лишь в том, что золото и серебро с портретом и именем паря, предназначавшееся для обращения в малоазийских частях царства, не имело здесь распространения—находки статеров и тетрадрахм Мифрадата в Крыму и на Кавказе единичны. Здесь, напротив, и при Мифрадате продолжали обращаться лисимаховские статеры византийской чеканки, причем их чеканка теперь продолжалась, очевидно, уже с разрешения самого паря. Об этом мы можем заключить из того, что, как было отмечено Пиком3, головам на этих статерах, выпускаемых в Византии, Томи и других городах, придаются черты Мифрадата или его сыновей. Нужда в серебряной монете восполнялась частью пантикапейскими драхмами, оставшимися в обращении от предшествующего периода, частью новыми городскими выпусками серебра, о которых речь впереди.
Зато среди медных монет мы наблюдаем тс же две категории, которые встретились в денежном обращении Понта и Пафлагонии. Именно: однотипные для всех чеканящих монету городов городские монеты и анонимные, снабженные лишь монограммами, выпуски, очевидно, наместников Мифрадата. Городские выпуски времени Мифрадата в городах Понта и Пафлагонии обстоятельно разработаны Имхоф-Блумером4 и разбиты им на семь последовательных групп, занимающих промежутки по 5—10 лет от 120 до 64 г. до н. э. Классификация эта достоверна, так как вехами ее служат точно датирующиеся монеты. Она очень важна для нас, ибо отмеченный параллелизм денежного обращения малоазийских и боспорских частей царства Мифрадата позволяет классифицировать городские монеты городов Боспора в эту эпоху на основе аналогии пафлагонско-понтийских монет. Правда, столь же дробной группировке, как у Имхоф-Блумера, боспорскис монеты не поддаются и среди них, исходя из аналогичных понтийским монетам признаковстиляифактуры, можно отчетливо установить лишь три группы. Совершенно естественно, что среди боспорских монет нет таких, которые соответствовали бы двум первым группам классификации Имхоф-Блумера, относящимся ко времени детства и юности Мифрадата. Наиболее ранняя группа пантикапейских монет, битых при Мифрадате, соответствует III группе классификации Имхоф-Блумера, и относится к самому концу II — началу I в. Это крупные оболы с головой Посейдона на лицевой стороне и пророй на оборотной (тб. XLIII, 1), по стилю и фактуре чрезвычайно близкие к таким же оболам городов Понта, имеющим типы головы Зевса и орла 5. Гораздо более обильны, чем эти оболы, тетрахалки, с типом головы Артемиды на лицевой стороне и лежащего оленя на оборотной (тб. XLIII, 2) 6. Наконец, в ту же серию, повидимому, входят маленькие монетки с головою Афины на лицевой стороне и трезубцем на оборотной (тб. XLIII, 4). Помимо Пантикапея, в этой чеканке принимала участие одна лишь Фанагория, но она выпускала, повидимому, только монеты средней величины (тетрахалки) с головой Артемиды и лежащим оленем (тб. XLIII, 3).
Несравненно богаче и разнообразнее вторая группа, примыкающая по более плоской фактуре и мелочному стилю к IV—V группам Имхоф-Блумера (оболы с головой Афины на лицевой стороне и Персеем, обезглавливающим Горгону, на оборотной и тетрахалки с эгидой на лицевой стороне и идущей Никой на оборотной) (тб. XVIII, 23). Она занимает, таким образом, почти всю первую четверть I в. до н. э. В этой чеканке принимают участие все три главных города Боспорского царства: Пантикапей, Фанагория и Горгиппия. Группа охватывает целую серию номиналов серебряных монет: дидрахмы (тб. XLIII, 5—7 типы: голова юного Диониса и имя города в плющевом венке), драхмы (тб. XLIII, 8, 9, 11, голова Артемиды — пасущийся или бегущий олень) и триоболы (голова Диониса — тирс; тб. XLIII, 10, 12). В группу входит также серия медных монет:

1 Ср. находки понтийских монет мифрадатовского времени в Ольвии.— Ольвия, т.1, Киев, 1940, стр. 293.
2 А. Ва1dwin, Les monnaies de bronze. Actes incertaines du Pont, Rev. Num., 1913, стр. 312. Ср. впрочем, Р. Hobb, Rev. Num., 1926, стр. 23.
3 Pick, I, стр. 92.
4 NZ, XLV, 1912, стр. 169 сл.
5 Ольвия, т. I, Киев, 1940, тб. XLIX, 2.
6 Ср. Бур., тб. XXII, 170; ХХШ, 20.

187

самый крупный поминал — обол (тб. XLIII, 13, 14; типы: голова бога Мена — стоящий Дионис с пантерой), средний номинал — тетрахалк (голова Аполлона — треножник с тирсом, тб. XLIII, 15—17)1 и два малых номинала (типы: звезда — треножник и крыло — треножник, тб. XLIII, 18, 19)2. Серебряные монеты и оба крупнейших номинала меди свою принадлежность к этой группе удостоверяют присутствием на всех них одной и той же монограммы, в которой Гиль8 пытался вычитать имя Мифрадата. Что касается малых номиналов меди (они выбивались только в Пантикапее), то они этой монограммы не имеют, и присоединить их к рассматриваемым сериям я решился, основываясь на данных анализа типов, стиля и фактуры. Следует добавить, что, как указывалось выше, они нередко перечеканены из монет предшествующих серий, даже принадлежащих еще III в. Подобно этим малым медным монетам серебряные триоболы также, повидимому, чеканились, главным образом в Пантикапее. Необходимо также отметить большую сравнительно с пантикапейскими редкость медных оболов Фанагории и Горгиппии. Серебряные монеты, в особенности дидрахмы всех трех городов, исполнены аккуратно и тщательно, но обращает на себя внимание низкопробный сплав их серебра. И в медных монетах выделка штемпелей достаточно тщательна; но едва ли не более чем на 50% эти медные монеты перечеканены из других монет, при этом настолько спешно, что прежние типы монет ясно видны. Наряду с оболами и тетрахалками предшествующей боспорской серии материалами для этих перечеканок служат и мифрадатовские монеты городов М. Азии.
Третья группа боспорской мифрадатовской чеканки захватывает последнее десятилетие правления этого паря. По стилю и фактуре она соответствует VI—VII группам Имхоф-Блумера. Она вновь ограничивается уже одной только медью и заключает лишь медные оболы (типы: голова Аполлона — орел на молнии) и тетрахалки (типы: голова Аполлона — треножник, тб. XLIII, 20, 21)4. Последние сравнительно с оболами весьма малочисленны. Преобладание медной и притом преимущественно крупной монеты естественно, надо думать, в последний период борьбы Мифрадата с Римом, когда ресурсы были исчерпаны и приходилось напрягать последние силы. Монеты эти чеканятся только одним Пантикапеем. Весьма вероятно, что эта серия продолжала обращаться и при Фарнаке, ибо монеты архонта Асандра в значительном большинстве перечеканены из подобных монет.
Помимо рассмотренных городских монет, во всем Боспорском царстве имели обращение в мифрадатовский период крупные медные монеты, также, очевидно, оболы, носящие на лицевой стороне изображение юного Диониса в плющевом венке, а на оборотной — богато украшенного горита с ремнем. В поле на оборотной стороне рядом с горитом всегда имеется какая-либо монограмма. Общее число этих монограмм, известных мне, доходит до десяти. Следует отметить, что каждая монограмма соответствует определенной стадии стилистического развития типа головы Диониса. Это развитие, наиболее характерные ступени которого представлены на таблице (XLIII, 22, 23; XLIV, 1, 2), идет следующим порядком: вначале мы встречаем юношескую голову в плющевом венке с гладко зачесанными волосами, невольно вызывающую в памяти сопоставление с головами представителей династии Птолемеев, изображающих себя в виде Диониса 5. Следующая стадия представляет обычный облик юного бога с пышно развивающимися волосами. Наконец, наиболее поздние группы, принадлежность которых последним годам правления Мифрадата вытекает из общности монограмм с позднейшими группами мифрадатовских монет городов Понта, трактуют этот привычный облик Диониса ужо в несколько схематизированном виде. При этом, во всяком случае, на одном экземпляре собрания Эрмитажа (тб. XLIV, 1) мы можем бесспорно констатировать, что этому облику придаются портретные черты самого царя. Само по себе не может вызывать сомнения, что выбор типа головы Диониса для этих монет обусловлен тем, что Мифрадат считал себя воплощением этого бога и носил его имя в качестве прозвища. Мало того, факт придания его портретных черт аверсам одной из позднейших групп рассматриваемых монет делает более чем вероятным предположение, что и лицевые стороны самых ранних серий воспроизводят несколько, может быть, идеализированный портрет юного Мифрадата 6. При таком предположении чеканка монет этого типа распространялась бы на все правление Мифрадата Евпатора, но с оговоркой, что в позднейшие годы они выпускались гораздо обильнее, чем в первые, Мысль, что монеты эти представляют собою выпуски, производившиеся по распоряжению Мифрадата его чиновниками, была высказана Имхоф-Блумером еще давно 7. В нумизматической литературе, однако, этому правильному предположению не было уделено должного внимания и по поводу этих монет продолжали делаться различные догадки. Между тем параллель существования монеты наместников рядом

1 Ср. Giel, Kl. Beitr., тб. IV, 8—14.
2 Ср. Бур., тб. XXI, 130, 131.
3 Указ. соч., стр. 38. Надо, однако, отметить, что иногда эта монограмма либо видоизменяется, либо заменяется другими и что толкование других монограмм Гилем гораздо менее убедительно.
4 Ср. Бур., XXI, 121 и 138 сл.
5 Σβορώνος, Νομίσματα τοο χράτοος των Πτολεμαίων, тб. XLIII, 22 сл., LX, 13 сл.
6 Облик Мифрадата-юноши Имхоф-Блумер видит в ряде монет городов Понта, см. NZ, XIV, тб. I, 9 сл.
7 Griecb. Münzen, стр. 44—45.

188

с городской в малоазийской части мифрадатовских владений делает вполне естественной такую же чеканку наместников и на Боспоре. То, что в этих выпусках отсутствует разменная мелочь и они ограничиваются одними оболами, также не может вызывать недоумения, поскольку целью этой наместнической чеканки должно было быть не удовлетворение потребностей городского рынка, а покрытие военных расходов — оплата воинов. Очень часто эти монеты приписывались Фанагории на том основании, что якобы они особенно часто находятся на Таманском полуострове. Проверить эту предпосылку можно будет только систематическими раскопками на Тамани. Пока что могу сказать, что раскопки в продолжение трех лет на противоположной стороне пролива, в пос. им. Аршинцева (б. Камыш-Бурун), нумизматические материалы которых мною проработаны, давали эти монеты в небольшом количестве, по две - три, но все же регулярно каждый год. Во всяком случае, если бы удалось доказать преимущественное обращение этих монет на Таманском полуострове, то в этом можно было бы найти объяснение того обстоятельства, что медные оболы с именем Фанагории и с именем Горгиппии крайне редки. Чеканка анонимных оболов едва ли могла бы производиться в каком-либо третьем месте, кроме Фанагории или Горгиппии, а наличность обращающейся уже в городе крупной наместнической монеты позволяла городу ограничивать свою чеканку более мелкими номиналами.
Чеканка наследовавшего Мифрадату его сына Фарнака (63—47 гг. до н. э.) состоит из золотых статеров и медной монеты. Золотые статеры относятся к четырехлетию 244—247 гг. боспорск. э. (54—51 гг. до н. э.) и представляют собою первые боспорские монеты, снабженные датой боспорской (понтийской) эры (тб. XLIV, 3). Количество известных экземпляров их невелико: за все четыре года было выпущено 13 штук. Все же оно достаточно, чтобы не считать их, подобно статерам боспорских Спартокидов, чистыми донативами и допустить, что они предназначались и для обращения. Поскольку Помпей ограничил власть Фарнака Боспорским царством и статеры этого царя относятся ко времени еще до начала междоусобной войны Цезаря с Помпеем, которой Фарнак воспользовался для того, чтобы завладеть Понтом, все они, надо думать, выпущены на Боспоре и, вероятнее всего, в Пантикапее. Тип оборотной стороны статеров — Аполлон с лавровой ветвью в руке, восседающий у треножника — естественно примыкает к типам последней группы медных пантикапейских монет мифрадатовского периода, которые, может быть, продолжали выпускаться и при Фарнаке. Вообще, что касается медной монеты времени Фарнака, то либо при нем она выпускалась исключительно прежних образцов, либо новых выпусков ее совсем не производилось. Это вполне возможно, тем более, что за последние годы правления Мифрадата количество выпущенной медной монеты было чрезвычайно велико. Как городские пантикапейские монеты двух величин, так и оболы с монограммами, выпущенные в последнее десятилетие правления Мифрадата, продолжали, без сомнения, в обилии обращаться и после его смерти.
Нельзя отрицать сходства головы Диониса на некоторых последних выпусках этих оболов с портретами Фарнака на его статерах(ср.тб.ХLIV, 2, 3). Наряду с ними могли продолжать свое обращение также и в огромном количестве занесенные на Боспор монеты городов Понта и Пафлагонии. В особенности это касается низших номиналов (тетрахалков). По крайней мере, из монет архонта Асандра, о которых у нас сейчас будет речь, почти сплошь представляющих перечеканки, крупные монеты — оболы оказываются перечеканенными либо из пантикапейских последней мифрадатовской серии, либо из последних выпусков наместнических оболов и лишь очень редко из городских понтийских. Низшие же номиналы — тетрахалки — почти сплошь биты на понтийских и пафлагонских монетах.
Переходим теперь к монетам Асандра. Монеты с его именем распадаются на две категории: золотые статеры, на которых мы подробнее остановимся ниже, и упомянутые медные монеты. Падающая на правление Асандра городская чеканка Пантикапея и Фанагории также ограничивается одной только медью. Это обстоятельство — полное отсутствие серебра при Фарнаке и Асандре — необходимо подчеркнуть. Мы уже не раз могли отмечать в экономической истории городов Причерноморья такие моменты, когда в результате прекращения притока серебра на рынок денежное обращение ограничивается только золотом и медью. На Боспоре, начиная с последних годов правления Мифрадата, такое положение устанавливается надолго и продолжается затем в течение всего императорского периода.
Медные монеты Асандра известны только с надписью "Αρχοντος \Ασάνδρου. Встречаются они двух номиналов (тб. XLIV, 7, 8): оболы с типом мужской портретной головы (Асандра?) на лицевой стороне и тетрахалки с типом головы Ники. Типом оборотной стороны в обоих случаях служит нос корабля. Как сказано, все они представляют собою перечеканки, выполненные очень спешно. Это благоприятное для нас обстоятельство, как указал еще Сибирский1, дает возможность, благодаря отчетливо сохранившимся следам старых типов, установить хронологическую последовательность: наместнические оболы Мифрадата (тб. XLIV, 1, 2), пантикапейские оболы последней серии времени Мифрадата (тб. XLIII, 20), оболы архонта Асандра (тб. XLIV, 7).

1 300, X, стр. 26 сл.

189

Золотые статеры Асандра все датированы, очевидно, годами его правления, и с этой точки зрения они чрезвычайно интересны как материал для хронологии его эпохи. При этом статеры трех первых годов сопровождают имя Асандра титулом архонта, а начиная с 4-го года правления он на своих статорах уже неизменно именуется царем. Тип оборотной стороны статеров (тб. XLIV, 4—6) — Ника на корабельном носу,— тематически связанный с медными его монетами, позволяет высказать догадку, что в возвышении Асандра сыграла какую-то роль морская победа, о которой, к сожалению, иных сведений мы не имеем. Типом лицевых сторон на статерах двух первых годов является портрет Августа (тб. XLIV, 4), на статере 3-го года— портрет Антония. Наконец, начиная с 4-го года, одновременно с принятием царского титула, на лицевой стороне статеров водворяется и остается вплоть до конца их чеканки безбородая голова в царской повязке, обычно принимаемая за идеализированный портрет самого царя (тб. XLIV, 5, 6). Тот факт, что эта же голова повторяется и на городских монетах Пантикапея того же времени, иногда, впрочем, с атрибутами Аполлона, не противоречил бы такому взгляду. Некоторым препятствием к принятию этого предположения скорее могло бы служить то обстоятельство, что голова на медных оболах мало похожа на этот облик и дает гораздо более зрелые и мужественные черты, но, если учесть момент идеализации, то и это различие не играет существенной роли. Во всяком случае, поскольку представляющийся на статерах облик остается неизменным в течение по меньшей мере 25 лет, нельзя и подозревать в нем попытки в какой-либо мере передать реальные черты, повидимому, уже в момент захвата им царской власти достигшего престарелого возраста Асандра.
То обстоятельство, что Асандр отступил от принятой Фарнаком системы датировки статеров годами боспорской эры и стал помечать их годами своего правления, затрудняет использование монет для уточнения хронологии его правления. Заллет1 и Орешников2 много поработали в этом направлении. Последний рисует следующую картину: статер 1-го года правления Асандра, с портретом Октавиана, выпущен во второй половине 44 г. до н. э., т. е. уже после смерти Цезаря, который не мог признать, хотя бы и архонтом, Асандра, ослушавшегося его и устранившего посланного им кандидата на боспорский престол Мифрадата Пергамского. С прибытием на восток Антония в 3-м году правления Асандра (42 г. до н. э.) портрет Антония сменяет на статерах портрет Октавиана. Наконец, в следующем, 4-м году правления Асандр при посредстве того же Антония, но, вероятно, с согласия Августа получает право именоваться царем и помещает собственный портрет на статерах. Это построение Орешникова встретило некоторые возражения со стороны Латышева 3.
Генниг 4 пытается дать столь же точную хронологию статеров Асандра в тех же пределах от 45/44 до 17/16 гг. до н. э., ссылаясь на мнение Реглинга, который на статерах двух первых годов архонта Асандра видит портрет Антония, а на статере 3-го года, как и на всех статерах с титулом царя,— портрет самого Асандра5. Как видим, вопрос точной хронологии статеров Асандра неизбежно становится в зависимость от субъективных по существу иконографических соображений. Во всяком случае поскольку, начиная с 16-го года правления Асандра, статеры его следуют почти ежегодно с небольшими перерывами, мы имеем все данные, основываясь на статере последнего 29-го года, заключить, что правление его продолжалось не менее 28 лет. Границы, внутри которых помещается его правление, очень узки. Конечным пределом служит 281-й год босп. э. (17/16 г. до н. э.), год выпуска Динамией, как единоличной правительницей Боспора, статера со своим портретом и именем. Пределом с противоположной стороны является 47-й г. до н. э., год смерти Фарнака, ибо, если и возможно, что Асандр объявил себя архонтом еще при жизни царя, все же Он едва ли мог это сделать ранее указанного года.
Если статеры Асандра первых пятнадцати лет его правления, в особенности первых годов, с титулом архонта столь же редки, как статеры царей Спартокидов, то этого нельзя сказать о статерах последующих годов. Находки их целыми кладами мне, правда, неизвестны, но отдельными экземплярами они попадаются все же не так редко, и есть все основания считать их выпуск, подобно статерам Фарнака, не ограничивающимся донативными целями, но предназначавшимся также и для обращения на рынке. О довольно широком обращении их говорит также и существование, правда, редких, варварских подражаний им 5. В самом деле, если цари III—II вв. до н. э. могли выпускать свои статеры только с донативными целями, то потому, что крупный денежный рынок удовлетворялся статерами типов Лисимаха, битыми в Византии. Эти статеры со времени Мифрадата перестали выпускаться, и Асандр должен был сам позаботиться о снабжении рынка крупной денежной единицей.
Подобно тому, как мы это видели в правление Мифрадата и при Асандре, параллельно с царской монетой выпускается медная городская монета. В этой чеканке принимают участие Пантикапей и Фанагория. Горгиппия, после недолговременного выступления во II и в начале I в. в качестве самостоятельного монетного

1 А. Sаllet, Beiträge zur Geschichte und Numismatik der Könige der Cimmerischen Bosporus und Pontus, Berlin, 1866.
2 Кат. Ув., стр. 62 сл.
3 Ποντικά, стр. 99.
4 Berl. Münzbl., 1908, стр. 85 сл.
5 Орешников, Нум. сб., III, стр. 62; ср. ИГАИМК, вып. 110, стр. 181.

190

двора, при Асандре вновь и навсегда скрывается с нумизматического горизонта.
Среди городских монет времени Асандра можно наметить две группы. К первой половине его правления, повидимому, относятся монеты, своей слегка выпуклой лицевой и плоской оборотной стороной с заостренным краем напоминающие фактуру статеров Асандра. Размер их в огромном большинстве по превышает монеты средней величины — тетрахалка (тб. XLIV, 9, 10); монеты размера обола исключительно редки1. Типом лицевой стороны в Пантикапее служит голова, обнаруживающая очень большое сходство с головами на большинстве статеров Асандра, хотя и украшенная лавровым венком, т. е. долженствующая представлять Аполлона. В Фанагории типом лицевой стороны является бюст Ники (тб. XLIV, 13), как на монетах архонта Асандра. Типы оборотных сторон — лира с лавровой ветвью, лук, один или с колчаном, пьющий пегас (отголосок мифрадатовской традиции) — обычны. Любопытны маленькие монетки с головою бородатого Геракла на лицевой стороне и палицей с львиной шкурой на оборотной2, как провозвестники той важной роли, которую это божество будет играть позже в монетной типологии боспорских царей в императорскую эпоху.
Другая группа монет сохраняет одинаковые типы для обоих городов и этим напоминает серии времени Мифрадата. Это монеты Пантикапея и Фанагории средней и малой величины с типом женской головы на лицевой стороне и корабельной проры на оборотной (тб. XLIV, 11,12) 3. По своему плотному и плоскому кружку с отчетливым точечным ободком эти монеты близко подходят к монетам Агриппии и Кесарии, о которых речь впереди, хотя типологически (нос корабля) также сохраняют связь с монетами архонта Асандра. Их можно считать принадлежащими второй половине правления Асандра.
Бросая общий взгляд на денежное обращение времени Асандра, необходимо подчеркнуть следующие его черты. Во-первых, в нем впервые, как сказано, обнаруживается столь характерное в дальнейшем для Боспора ограничение денежного обращения лишь двумя металлами: золотом и медью. Во-вторых, в нем с особенной отчетливостью выступает различие между медной монетой городской, с одной стороны, и царской — с другой. Прежде всего медные монеты Асандра, в противоположность городским, выпускаются не в течение всего его правления, а лишь в первые годы, пока он носит титул архонта. Затем они превосходят городские монеты размером и весом и включают в свои серии лишь два высших номинала. Наконец, чеканка их производится чрезвычайно небрежно и спешно из старых монет, на которых даже не пытаются предварительно изгладить прежние типы. Вывод напрашивается следующий: спешная чеканка или вернее перечеканка крупных медных монет типами с именем архонта Асандра производится им в первые годы его правления и, может быть, вне пределов Пантикапея, вероятно, в походной обстановке, чем и обусловливается небрежность работы. Предназначаются они, конечно, для оплаты войск. Невольно вспоминаются тяжелые медные монеты Левкона II и взаимоотношение их с современной им городской медью. С принятием Асандром титула царя и окончательным водворением его на боспорском престоле нужда в подобной специально военной чеканке отпадает. Асандр получает возможность, по примеру своих предшественников, предоставить чеканку меди исключительно городу, причем ослабление напряженности в государственном бюджете позволяет не форсировать чеканку крупной медной монеты и ограничиваться преимущественно выпуском монеты среднего размера. С этого же момента, также по примеру своих предшественников, но в несравненно большем количестве и далеко выходя за пределы донативных целей, Асандр чеканит золото со своим царским титулом.
Противопоставляя здесь городскую монету царской, не мешает вспомнить, что боспорская городская монета при Асандре доживает свои последние дни и в самом начале следующего периода окончательно сходит со сцены, уступая место царской. В связи с этим необходимо сделать одну общую для всей городской монеты на Боспоре оговорку. Выше я говорил, что переход Боспора к фактическому единовластию в V в. никак не отражается на монетах Пантикапея. И действительно, подчеркивая, как мы можем заключить из формулировки титулов первых Спартокидов в надписях, свое уважение к автономии Пантикапея и Феодосии, они не распространяли прерогатив своей царской власти на монетное дело городов Боспора. Даже последние Спартокиды, выпуская в редких случаях монету от своего имени со специальными целями, основное денежное обращение государства заполняют серебряной и медной монетой, носящей самый существенный признак автономной городской монеты έ&νιχον города Παντιχαπαιτων, Φαναγοριτών и т. д. Но пойти дальше и с уверенностью сказать, что эта автономная городская чеканка монеты не была только внешностью, а отражала действительные права самоуправляющейся общины, мы, к сожалению, не можем. По крайней мере, одного важного признака развитой автономной монеты классического и эллинистического периода, признака, встречаемого в Херсонесе, Керкинитиде и в Ольвии, причем в первом систематически, мы в городах Боспора не находим. Я имею в виду имена выборных монетных магистратов. На некоторых пантикапейских и

1 Бур., тб. XXI, 118.
2 Там же, тб. XXII, 181.
3 Ср. Бур., тб. XXI, 133—135; XXIII, 13.

191

фанагорийских монетах конца II в. попадаются монограммы; но эти монограммы очень редки, малочисленнее монограмм наместнических монет, и нет ничего удивительного в том, что делались попытки некоторые из них расшифровать в имя самого Мифрадата.

5. От правления Динамии до реформы Нерона

5-й период развития боспорского монетного дела — это время постепенного формирования того типа монеты и той системы денежного обращения, которые, удерживаясь затем с небольшими изменениями в течение более двух веков, характеризуют положение Боспора, как зависимого от Рима и включенного в состав империи царства, благодаря своему пограничному положению, все же сохраняющего некоторые внешние черты самостоятельности. В этом процессе естественно сталкиваются две противоположные тенденции: с одной стороны, стремление Рима наиболее полно осуществить свое верховенство на вновь присоединенной окраине, подкрепляемое верноподданническим настроением царей, так или иначе обязанных Риму своим возвышением, с другой стороны, надежда на существование Боспора как самостоятельного, в худшем случае лишь союзного с Римом, эллинистического царства, представлявшая собою отголосок мифрадатовских вожделений, сохранившихся в рядах представителей верхушки боспорского населения. Наиболее отчетливо первое течение выражается в нумизматике в выборе портретов членов римского императорского дома, в качестве монетных типов, второе — в применении местной боспорской эры и хотя бы в скрытом виде — царских имен. Наиболее ярким моментом торжества римской унифицирующей тенденции, отраженного в нумизматике, является реформа денежного обращения при Нероне. Противоположное направление сказывается особенно отчетливо в статере Динамии, чеканенном еще до полного покорения Риму, и в чеканке замышлявшего мятеж против Рима царя Мифрадата III (VIII).
В самом начале этого периода стоит уникальный, принадлежащий собранию Государственного исторического музея, статер царицы Динамии (тб. XLIV, 14)1—единственная боспорская монета с ее именем и портретом. Статер носит дату: 281 г. б. э. (=17/16 г. до н. э.) и по общепринятому мнению выпущен в момент после смерти Асандра, когда Динамия осталась единоличной властительницей Боспора и не успела еще отдать своей руки новому претенденту. На лицевой стороне изображен портрет царицы и на оборотной — усвоенная ею, очевидно, в качестве внучки Мифрадата VI, ахеменидская эмблема звезды и полумесяца. Этот ярко выраженный династический характер статера, как и исключительная редкость его, ставят его в один ряд с эпизодическими, выпускавшимися для донативных целей, статерами с именем Перисада. Ясно, что денежное обращение Боспора в короткий промежуток единоличного правления Динамии и в последовавшее за тем правление Полемона I складывалось из иных монет. Однако следует заметить, что золото в дальнейшем вплоть до 289 г. б. э. (9/8 г. до н. э.) на Боспоре не чеканилось и едва ли в это время обращалась там какая-либо чужая золотая монета. С 289 же года начинается более или менее систематический выпуск ауреусов с портретами членов римской императорской фамилии и монограммами. Вероятнее предположить, что не столь уже бойкое крупное денежное обращение этого десятилетия покрывалось статерами Асандра, выпущенными в значительном количестве в последние годы его правления. Такое заключение, по крайней мере, можно вывести из совместных находок упомянутых статеров, носящих монограммы, со статерами последних годов Асандра 2.
Начиная с 289 г. б. э. следует, как сказано, идущий с небольшими перерывами ряд статеров, носящих на обеих сторонах портреты представителей римского императорского дома и на оборотной стороне, кроме того, дату боспорской эры и монограмму (тб. XLIV, 15, 16; XLV, 15; XLVI, 1, 8). Из этих монограмм (, , , , , , ). последовательно сменяющих друг друга и не перемежающихся, только соответствующая правлению Котия I монограмма бесспорно распространяется в Βασιλέως Κοτυος. Трудность расшифровки остальных монограмм стоит до сего времени большим препятствием на пути к разъяснению при помощи нумизматических данных истории Боспора в этот темный период. Нельзя отказать в известной заманчивости попытке Ростовцева вслед за Моммзеном и Зал-летом в монограмме усмотреть имя Динамии 3. Он предполагает, что Динамия, вскоре после вступления Полемона на боспорский престол разошедшаяся с ним и оказавшая ему вместе со своим сыном Аспургом сопротивление в азиатской части Боспора, после гибели Полемона все же была по политическим соображениям признана Римом и правила на Боспоре до 304 г. боспорской эры (7/8 г. н. э.), последнего года, когда помещается на статерах монограмма Q£ . После двухгодичного правления неизвестного лица (монограмма ) престол занял сын Динамии Аспург (монограммы и ). Не вхожу в дальнейшие подробности, отсылая к указанной статье 4. Следует отметить, что

1 Ср. Кат. Ув., тб. II, 471.
2 Упомянутая выше работа Ε. Е. Люценко в Архиве ГАИМК, стр. 31, № 6.
3 Древности, т. XXV, стр. 15 сл.; JHSt, 1919.
4 Построение Ростовцева с небольшими изменениями принято Anderson'OM в САН, т. X, стр. 265 сл.

192

в этом построении вариант монограммы совсем не находит себе места, что объяснение монограммы кратковременным правлением неизвестного представителя фракийского царского дома ничем не подкрепляется и, в особенности, что немалую роль в этом построении играют иконографические сближения, всегда носящие субъективный характер. С другой стороны, если допускать принадлежность монограмм и одному лицу, то поскольку во всех позднейших монограммах крайняя справа, третья буква всегда является и начальной царского имени, догадка Бурачкова1, что Аспург носил также личное имя Рискупорида и признание его первым боспорским царем этого имени заслуживает большего внимания, чем ей уделялось до сих пор2. По крайней мере, вычитать элементы имени Аспурга в монограмме затруднительно.
За подробностями относительно статеров с монограммами отсылаю к специально посвященной этим монетам статье Бертье-Делагарда3. Там же интересующийся найдет обстоятельное освещение вопроса о том, каким представителям императорского дома принадлежат головы, изображенные на обеих сторонах статеров. Бертье-Делагард, конечно, прав, что с начала чеканки этих статеров и вплоть до 311 г. б. э. портреты изображают Августа на лицевой стороне и Агриппу на оборотной. В названиях переименованных городов Кесарии и Агриппин (о которых речь будет ниже) мы имеем параллельное свидетельство того, что административная деятельность зятя Августа оставила на Боспоре глубокий след. В дальнейшем на этих статерах сопоставляются портреты правящих императоров с портретами престолонаследников, а иногда императриц. Имя царя отсутствует или продолжает скрываться в монограмме, и из типологических элементов претенциозного статера Динамии остается только одна дата бос-порской эры. Только однажды нарушается этот твердо установившийся образец — в кратковременное правление мятежного Мифрадата III (VIII). Но он решается отступить от установленной нормы совсем не так далеко, как можно было бы ожидать. Его исключительно редкие статеры 336 и 338 гг. н. э. на лицевой стороне попрежнему носят портрет императора и только на оборотной стороне вместе с годом боспорской эры он позволяет поместить свое имя Βασιλέως Μι&ραδάτου и фигуру идущей Ники. В тине оборотной стороны следует, может быть, видеть воспоминание о типах статеров Асандра. Портреты, его собственный и матери (?) его, Гипэпирии, не выходят за пределы медных монет (см. ниже).
С метрологической стороны эти монеты представляют ауреусы, держась близко к римской норме этого номинала — 7.96 гр 4.
Если Август, ревниво оберегавший свое право золотой чеканки, решился уступить его боспорским царям, то очевидно, имея в виду специфические условия этого пограничного царства, где денежное обращение уже около столетия базировалось на золоте и меди без посредствующей роли серебра. В дальнейшем мы укажем на некоторые данные, позволяющие предполагать, что императорская власть поощряла выпуск золотых ауреусов и напротив, с недовольством смотрела на злоупотребление выпуском медной монеты. Возможно, что в даровании боспорским царям, не в пример другим окраинным областям и царствам, права золотой чеканки сыграло решающую роль намерение снабдить их обращение крупными денежными единицами в целях содержания военных сил и поддержания боевой готовности на границах империи. По крайней мере, есть сведения о том, что со стороны Рима боспорским царям предоставлялись на этот предмет определенные субсидии, с прекращением которых в III в. напор «варваров» на Боспор 5 усилился. Статеры боспорских царей не только с весовой стороны, но и по внешнему виду, в своей фактуре, в точности повторяют римские ауреусы. В особенности это становится ясным при сопоставлении боспорских статеров с ауреусами, чеканенными на восточных малоазийских монетных дворах (Пергам? Эфес? тб. XXII, 4) 6. Бросается в глаза, что в обоих случаях изображение помещено в значительно отступающем от края сплошном линейном ободке (ср. денарий, тб. XXII, 6, и кистофор, тб. XXI, 13). При сохранившейся тесной связи между Боспором и М. Азией было бы совершенно естественно, если бы для вновь открываемой на Боспоре чеканки монет по римскому образцу были приглашены мастера из ближайшего императорского монетного двора.
Но золото, как уже говорилось, лишь возглавляет собою денежное обращение в эту эпоху так же, как это было в предшествующую. Более существенную роль в удовлетворении каждодневных потребностей городского рынка играла медь. К сожалению, хронологическая классификация медных монет этого первого времени римского господства на Боспоре не может быть столь же бесспорной, как группировка статеров, ввиду отсутствия на медных монетах дат. Приписываемые Аспургу монеты с монограммой и обозначением ценности IB (12 унций = асс; тб. XLV, 16, 17), поскольку

1 Бур., стр. 237 сл.; Бертье-Делагард, 300, XXIX, стр. 162.
2 Латышев, Πονтιкά, стр. 106 и указанная там литература.
3 300, т. XXIX, стр. 117 сл.
4 Нум. сб., II, стр. 106 сл. Ср. Mattingly, Roman coins, стр. 123.
5 Жебелев, ИАН, 1934, стр. 674.
6 Эти ауреусы относятся к малоазийскому монетному двору ввиду их фактурного и стилистического сходства с кистофорами; ср. Mattingly, С. В. М., Roman Empire, I, стр. CXIX.

193

они имеют на оборотной стороне портреты либо Тиберия, либо Калигулы, могут занимать время правления этих двух императоров. Нам предстоит решить вопрос о медной монете, обращавшейся на Боспоре со времени смерти Асандра до водворения на Боспоре Аспурга и в первые годы его царствования, т. е. за вторую половину правления Августа.
Есть все основания предполагать, что именно ко времени правления Полемона, водворенного на Боспоре путем римского вмешательства, относятся последние выпуски городских монет. Вслед за тем, как сказано выше, городская чеканка окончательно умирает и мы встречаем лишь царские выпуски. Под городскими монетами этого времени я разумею монеты с надписями Καισαρέων и Άγριππέων1. В обеих группах известно лишь по одному типу монет: Кесария — женская голова в калафе и покрывале, на обороте скипетр (тб. XLV, 12, 13); Агриппия — женская голова в диадеме и покрывале, на обороте прора (тб. XLV, 14). Стиль и фактура обеих групп совершенно тожественны, что свидетельствует об их одновременности. В обоих случаях на оборотной стороне помещается буква Η — знак ценности (=8). Нет сомнения, что в женской голове лицевых сторон следует видеть разные аспекты женского божества, вероятнее всего, той же Афродиты Урании или Апатуры, которую мы часто встретим на монетах царей более позднего времени. Попытки Ростовцева2 усмотреть в этих головах портретные черты Динамии неубедительны.
Уже давно было признано на основе эпиграфических находок3, что в Агриппию-Кесарию была переименована Фанагория. Орешникову принадлежит блестящая догадка4, что ΑΓΡΙΠΠΕΩΝ ΚΑΙΟΑΡΕΩΝ — в надписи IosPE, II, № 363, представляет гаплографию вместо 'Αγριππέων χαί Καισαρέων и что после административных мероприятий Агриппы в Причерноморье Фанагория была переименована в честь Агриппы в Агриппию, а Пантикапей в честь Кесаря Августа в Кесарию. Эта догадка Орешникова чрезвычайно заманчива и легко разрешает связывающиеся с этими монетами недоумения5. Действительно, совершенно невозможно допустить, чтобы один и тот же город, носивший имя Агриппии-Кесарии, на протяжении небольшого промежутка времени именовался на монетах то одной половиной этого двойного имени, то другой. Во всяком случае пребывание Агриппы в Причерноморье и его организационно-административная деятельность в этих краях хорошо датирует факт переименования, а следовательно, и эти монеты. В силу сказанного, их обращение, вероятно, относится ко времени между 14 и 8 гг. до н. э.
Но ограничивалось ли денежное обращение Боспора этими последними представителями городской автономной чеканки или параллельно с ними курсировала царская медная монета, как мы это неоднократно наблюдали в течение I в. до н. э.? Пытаясь ответить на этот вопрос, мы подходим вплотную к одной своеобразной группе боспорских монет, вызывавшей много различных толкований и споров. Это медные боспорские монеты с монограммами, среди которых наиболее многочисленны монеты с монограммой . В своей нумизматической работе6 покойный А. В. Орешников, правильно считая фантастическими делавшиеся ранее попытки приписывать эти монеты мифическому и нереальному царю Евбиоту, предложил читать эту монограмму Βασιλέως Εϋπάτορος и отнести все монеты, носящие ее, к Мифрадату Евпатору. Он указывает в подтверждение своей мысли, что Мифрадат на ряде своих монет именуется одним лишь вторым своим именем Евпатор и что наименование в честь царя города Евпатория в Крыму свидетельствует, что такое наименование царя было принято в Причерноморье. Эти монеты под именем монет Мифрадата Евпатора вошли с тех пор в различные нумизматические труды обобщающего характера7. Тем не менее в русской литературе Бертье-Делагард8 и в иностранной Т. Рейнак9 решительно выступили против такой атрибуции, исходя преимущественно из признаков фактуры монет, не допускающей такой ранней датировки. Действительно, форма правильного плотного кружка с одинаково плоской поверхностью обеих сторон, с частым применением точечных и линейных ободков, которую мы встречаем у большинства этих монет, соответствует времени около начала нашей эры, а не мифрадатовскому периоду. Одно сопоставление самой крупной монеты из числа носящих монограмму с такой же величины монетой, принадлежащей к провинциальному малоазийскому выпуску времени Августа, отмеченному буквами CA (Commune Asiae?) не оставляет, на мой взгляд, сомнения в том, что обе группы монет выпущены одновременно (тб. XLV, 1, 2). Если вспомнить то, что я выше говорил по поводу фактуры первых боспорских ауреусов с императорскими портретами, то вполне вероятным представляется, что снабженная знаками ценности серия монет с монограммой , в которую входит означенная монета, в такой же мере,

1 Нум. сб., III, стр. 37 сл.
2 Древности, XXV; JHSt, 1919.
3 Ср. Friedländer, NZ, II, 1870, стр. 280 сл.
4 Нум. сб., III, стр. 37 сл.; ср. ИРАИМК, II, стр. 131.
5 Попытка Е. Diel'я — Berichte d. Intern. Kongresses f. Archäologie, Berlin, 1939, VI, стр. 349 — усмотреть в Кесарии переименованную Гермонассу необоснована. Пантикапей и Фанагория выступают параллельно в чеканке монеты, часто одного и того же типа, в течение всего I в. до н. э. (см. выше), со стороны же Гермонассы такое первое выступление на нумизматическом горизонте в это время было бы совершенно неожиданно.
6 Zur Münzkunde des Cimmerischen Bosporus, Μ., 1883; ср. его же, Ann. Num., 1889, стр. 56 сл.
7 Head, Hist. Num.2, стр. 502.
8 ЗОО, XXIX, стр. 122 сл.
9 Rev. Num., 1888, стр. 453.

194

как и ауреусы, исполнена при участии инструкторов с малоазийского императорского монетного двора и выпущена в то же время. Из других соображений, которые могут быть высказаны против гипотезы Орешникова, упомяну следующее. Мы уже рассматривали денежное обращение времени Мифрадата и отметили в нем две параллельных категории — городских и наместнических — медных монет. Присоединение к ним еще третьей категории — царских — со скрытым в форме монограммы (для чего при Мифрадате но было никаких оснований) царским именем создало бы слишком большое скопление серий в эту эпоху в ущерб последующим. Далее мы видели, какой беспощадной перечеканке подверглись мифрадатовские монеты при Асандре. Будь в числе их и монеты с , они не избегли бы этой участи, между тем мы ни одного перечеканенного подобным образом экземпляра этих монет не имеем. Наконец, и самый серийный характер монет с большим количеством различных номиналов — о них мы будем говорить ниже — идет в разрез с остальными сериями времени Мифрадата, в большинстве ограничивающимися лишь двумя крупными номиналами — оболом и тетрахалком — и, напротив, имеет аналогию в ольвийской серии времени около начала н. э. (тб. XXXIV, 1-5).
Тем не менее большой заслугой Орешникова в исследовании этих монет является выяснение специфически мифрадатовского характера значительного числа типов этих монет и разгадка самой монограммы, как относящейся к тому же царю. Поскольку мы не знаем около времени начала нашей эры царя, имя которого начиналось бы с буквы Е, остается предположить, что и в это время указанная монограмма читалась Βασιλ-ίως Εύπάτορος с отнесением ее к Мифрадату VI, что выигрывает в вероятности в связи с мифрадатовским характером типов. На естественный вопрос, какой же мог быть смысл помещения на монетах этой монограммы Мифрадата полвека спустя после его смерти, можно ответить предположением Ростовцева1. Динамия была внучкой Мифрадата, это сообщало ей силу и укрепляло ее положение на престоле в Боспорском царстве, где еще сильны были мифрадатовские традиции. Это делало ее руку притягательной для многочисленных претендентов, и каждый из ее супругов должен был с этим считаться. При таких условиях различные виды мифрадатовских реминисценций могли бы быть понятны.
Монеты с : ввиду их стилистического и фактурного разнообразия втиснуть в короткий промежуток времени нельзя. Они образуют по крайней мере три нижеследующие группы, расположенные в порядке их вероятной хронологической последовательности.
Как видно из таблицы на стр. 195, первая группа отличается тем, что на оборотной стороне неизменным типом всех монет этой серии, включающей три номинала, служит монограмма , занимающая все поле оборота (тб. XLIV, 17—19). Стиль и фактура этих монет еще сохраняет близость к эллинистическим образцам: лицевая сторона имеет значительную выпуклость, трактовка головы Горгоны и других мотивов пластическая, лишенная мелочного характера. Выпуск именно этих монет я счел бы возможным приписать единоличному правлению Динамии еще до воцарения Полемона и считать их, таким образом, непосредственно предшествующими по времени монетам Кесарии и Агриппии. Что эта группа является самой ранней, вытекает уже из того, что монограмма здесь служит самодовлеющим типом реверса, занимающим все поле. В дальнейших сериях она становится добавочным элементом типа, помещающимся в свободных частях поля рядом с изображением. Вторая группа по фактуре уже вполне плоскостная. Входящие в нее монеты имеют невысокий рельеф и изображения повсюду помещаются внутри линейного ободка, как на статерах с монограммами. Вся группа, повидимому, представляет собою одну серию, состоящую из монет разных номиналов, причем, важно отметить, каждый номинал имеет на лицевой стороне изображение особого божества с соответствующим ему атрибутом на оборотной стороне. Напомню, что подобное же распределение номиналов по разным божествам мы встретили в одновременной ольвийской серии. Особенного внимания заслуживают типы самого крупного номинала: на лицевой стороне голове Гелиоса явно приданы черты Мифрадата Евпатора, а тип оборотной стороны — солнце (или звезда) и полумесяц — представляют излюбленную Мифрадатом эмблему Ахеменидов (тб. XLIV, 20). Наконец, третья группа по фактуре совершенно примыкает к предыдущим, отличаясь несколько более мелочным стилем, пристрастием к обрамлению изображений в лавровые и иные венки. В эту группу входит и та монета, которую я выше сопоставил с монетой малоазийского провинциального выпуска именно в силу присутствия на обеих обрамляющих венков, включенных в двойной линейный ободок. Признаком, решительно отделяющим эту группу от остальных, является присутствие на всех входящих в нее монетах в поле оборотной стороны букв цифрового значения от А до Z. Что эти буквы являются знаками ценности, а не годами правления царя, как думали некоторые раньше, неопровержимо доказано Бертье-Делагардом, отметившим, что цифры увеличиваются соответственно росту размера и веса монет и что каждая буква неизменно сопровождает лишь монеты одного какого-нибудь типа. Судя по различным размерам одноименных номиналов, да и по стилю монет, в группу входят, по крайней мере, две разных серии. Интересно, конечно,

1 Медь Динамии и Аспурга, ИТУАК, вып.. 54, стр. 47 сл.

195

поставить вопрос о том, в каких же единицах выражают стоимость отдельных номиналов эти монеты. К сожалению, за отсутствием данных мы в этом случае дальше самых неопределенных и гадательных предположений итти не можем. В наиболее полной серии этой группы мы имеем все последовательные цифры, начиная от единицы (А) и до семи (Z), и затем самую крупную монету, на одном экземпляре которой под монограммой стоит вертикальная черта (буква I = = 10 или, по примеру римского асса, единица?). Вспомним, что на городских монетах этого периода мы встречаем букву Н, вероятно, цифру восемь. При сопоставлении этих городских монет с монетой в семь единиц рассматриваемой серии предположение, что в основу чеканки обеих монет положена одна и та же единица, представляется совершенно невероятным. Но такое же сопоставление с монетами второй серии, обозначенными тем же знаком Z, не вызывает никакого недоумения. Вывод напрашивается следующий: царские монеты чеканятся в единицах, носящих те же самые наименования, но сначала по увеличенной норме, по крайней мере, втрое превосходящей норму городской монеты, а затем в последующих выпусках по той же городской норме. Если бы мы могли иметь уверенность в том, что и на Боспоре, как в других местах Греции, в оболе насчитывалось восемь халков, то в городских монетах, снабженных цифрой восемь, мы могли бы усмотреть такие оболы, очень упавшие в весе. Отсутствие в ряду царских монет таких, которые помечены знаком восемь, можно было бы объяснить именно стремлением избежать смешения этих полноценных царских монет с обесценившимися городскими. Положение должно было напоминать то, которое мы наблюдали выше в правление Левкона II при очевидном сосуществовании двух рядов медной монеты. Самая крупная монета, может быть, и представляет собою обол, лишь обозначенный, в отличие от городских монет, римской единицей, а не буквой А. Этот номинал, поскольку он в свое время представлял единицу серебряной монеты, чеканится очень редко и тип его оборотной стороны— палица с львиной шкурой — может быть, не случайно повторяет типы мелких подразделений малоазийских кистофоров эллинистического времени. Позже, по неизвестным нам

196

причинам, и царская чеканка принуждена была перейти к той же уменьшенной норме, по которой чеканилась городская монета. Интересно отметить, что в этой облегченной серии чеканится исключительно один номинал в 7 единиц. Признав оболами монеты Агриппии и Кесарии, мы могли бы считать за тот же номинал монеты со знаком Н, выпускавшиеся Котием I 1, и за половину его — царские монеты со знаком Δ а (Мифрадат III, Котий I). Эти номиналы, в особенности первый, поскольку они не находят, если их считать выраженными в римских унциях, соответствия в современной римской чеканке3, вызывают возражения против в остальном очень последовательного и вполне приемлемого взгляда Моммзена, что единицей счета боспорских царских монет со времени Аспурга является унция и основной номинал этого времени (IB = 12 унций) представляет асс. Совмещение двух систем денежного счета— одной местной, греческой, другой римской — в правление Котия I, причем после него остается уже одна только римская система, не должно нас удивлять. Такое же совмещение и чередование в одновременных сериях обозначений в ассариях с обозначениями в частях обола мы встречаем в течение I в. н. э. в квази-автономной чеканке о-ва Хиоса4. И там также, начиная со II в., встречаются только одни ассарии. Эта аналогия тем более для нас важна, что на Хиосе стоимость номинала не обозначается цифрами, а всегда выписывается полностью όβολός, τρία άσσάρια и т. д., так что никакие споры о стоимости монеты невозможны (см. выше).
Не скрою, что в изложенных соображениях остается еще очень много неясностей и сомнений. Во-первых, они базируются на допущении, что обол насчитывал на Боспоре 8 халков; доказать действительность такого взаимоотношения для Боспора, несмотря на вероятность его, мы не можем. Во-вторых, признание за монету в 10 единиц самой крупной монеты третьей группы с так же, как и отмеченной тем же знаком I монеты раннего выпуска Мифрадата III (буквы ВАМ, тб. XLV1, 4), имеет все же серьезные основания. Если это так, то четвертное деление (обол = 8 халкам?) в эту эпоху пришлось бы считать совмещающимся не только с дуодецимальным делением римского асса, по и еще с каким-то неясным для нас десятичным делением. Наконец, нельзя пройти мимо еще одного недоразумения. Обол в переводе на римский счет обычно равен двум ассариям. Это мы можем проверить, наблюдая вышеупомянутую чеканку Хиоса, и такое же взаимоотношение вытекает из расчета провинциальной драхмы = 3/4 денария. Между тем монеты, обозначенные Η (оболы?), в чеканке Котия I значительно уступают в весе и размере монетам, обозначенным ΙΒ, т. е. представляющим собою ассы. Впрочем это несоответствие, может быть, найдет себе объяснение ниже.
О дате выпуска этих двух последних групп монет с монограммой едва ли нужно много говорить. Из приведенных выше сопоставлений, надо полагать, ясно, что начало выпуска их совпадает с началом выпуска статеров с монограммами и обращение их занимает конец I в. до н. э., первое и начало второго десятилетия I в. н. э., т. е. второе единоличное правление Динамии и первые годы правления Аспурга, если ему же принадлежат монограммы и . Почему, наконец, при одновременности этих монет с названными статерами монограмма никогда не встречается на статерах? Я думаю, здесь опять возможен только один ответ. Посмертная монограмма Мифрадата слишком тесно должна была быть связана с антиримскими настроениями, чтобы император потерпел ее присутствие на золотой монете, которая в своем обращении могла выходить за пределы Боспорского царства. Плохо верится даже и в то, что римская центральная власть позволяла снабжать этой неизбежно одиозной для нее монограммой медную монету, ограниченную в своем обращении узкими пределами Боспорского царства, и это обстоятельство остается одним из трудно одолимых препятствий на пути к разъяснению указанного темного периода в нумизматике Боспора.
Несравненно проще распределяются монеты последующих периодов. В правления Тиберия, может быть, судя по началу чеканки статеров с той же монограммой, с 14-го же года н. э., Аспург начинает чеканку монет со своим портретом и монограммой на одной стороне и с портретом императора, сопровождаемым его именем и титулом,—на другой. Монеты эти известны с портретами Тиберия и Калигулы. Все монеты одного размера и все они имеют рядом с портретом царя в поле буквы IB (тб. XLV, 16, 17), читаемые, как цифра 12. Вышеприведенное мнение Моммзена, что единицей, положенной в основу счета, начиная с этого момента, служит унция и монета в 12 унций представляет асс, безусловно заслуживает предпочтения: взгляд на весовую табличку боспорских медных монет I — II вв. н. э.5 покажет, что максимальный вес этих монет со знаком IB в первое время их чеканки, при Аспурге, Мифрадате III и в первые годы Котия I, соответствует среднему весу римского асса 6. Я говорю о максимальных, а не о средних весах боспорского асса потому, что и в других группах про-

1 Бур., тб. XXVII, 105.
2 Кат. Ув" стр. 76; Бур., тб. XXVII, 113.
3 Δ ( — 4 унции) еще мог бы быть триенсом, но Η (=8 унций) в римской чеканке соответствия вовсе но имеет.
4 I. Mavrogordato, Chronologie of Chios, Num. Chron., 1918.
5 ВДИ, 1938, № 2, стр. 304 — 305; Num. Chron., 1938, стр. 116.
6 Средний вес асса по Sydenham, Num Chron., 1919, стр. 125, равен 10.81 гр.

197

винциальных медных монет, следующих римской системе (в частности, в уже упоминавшейся квази-автономной чеканке о-ва Хиоса) наблюдается совпадение с римскими лишь максимальных норм и отставание ввиду большой амплитуды колебаний средних весов. Если признать вслед за Бертье-Делагардом в этих монетах семисы, то даже и средний вес их значительно превышал бы соответствующие римские нормы, не говоря уже о том, что в самом римском монетном деле чеканка семисов в этот период представляет редкое явление.
Встречаемое на этих монетах изображение царя уже обладает теми чертами — длинные волосы, повязанные диадемой,— которые становятся характерными и для последующих царских портретов. О том, что вычитывать в монограмме имя Аспурга трудно и скорее можно расшифровать ее в Βασιλέως Ρησκουπορίδος, признавая Аспурга первым боспорским царем этого имени, говорилось выше.
Статеры с монограммой продолжаются до 334 г. б. э. (37/38 г. н. э.). От того же 334 и следующего 335 г. мы имеем статеры с монограммой (тб.XLVI, 1). Бертье-Долагард 1 приписывает эту монограмму особому царю, а Ростовцев 2, опять на основе иконографических сближений, считает эти статеры чеканенными Гипэпирией, матерью Мифрадата III. Следует заметить, что, может быть, нет серьезных оснований отделять эту монограмму от предыдущей и приписывать ее особому правителю, поскольку варианты монограммы , выделяющие букву А, засвидетельствованы также на медных монетах, носящих портреты того же царя. Во всяком случае, с 335 г. выпуск и этих статеров прекращается, и в 39/40 г. н. э. престол, очевидно, занимает старший сын Аспурга, Мифрадат III (VIII). О его редчайших золотых статерах (тб. XLVI, 5), несравненно более претенциозного характера, чем у предшественников, хотя все же, повидимому, в приемлемых для Рима формах, мы уже говорили. На своих медных монетах (тб. XLVI, б)3, он также не ограничивается монограммой, а развертывает ее в полную надпись Βασιλέως Μιθραδάτου. Заслуживает внимания и помещение им в качестве типа оборотной стороны палицы со львиной шкурой и трезубцем,— отражение в нумизматической типологии традиции о происхождении боспорской царской династии от Геракла и Евмолпа. Впоследствии мы часто встретим напоминание о нем и в надписях и на монетах. Помимо монет с собственным портретом, Мифрадат выпускает также монеты с портретом своей матери (?), царицы Гипэпирии (тб. XLVI, 7). На обороте монет этой последней помещен бюст богини в калафе, как на монетах Кесарии. Любопытно отметить, что одна, более редкая, группа монет Кесарии, резко отличающаяся от других и совершенно плоской фактурой, и формой букв, и стилем (тб. XLV, 13), имеет бюст богини, полностью совпадающий с таким же бюстом на монетах Гипэпирии 4. Вывод тот, что Мифрадат, быть может, стремясь привлечь на свою сторону городское население Пантикапея, возобновил после почти полувекового перерыва чеканку монеты от имени города. Все царские монеты представляют собою ассы — знак ΙΒ, монеты Кесарии, как и ранее, носят знак Н. Кроме описанных монет, несомненно, к Мифрадату III должны быть отнесены редкие монеты с буквами ВАМ, которые едва ли можно читать иначе, как Βασιλέως Μιθραδάτου (тб. XLVI, 3, 4). В том, что эти монеты тоже принадлежат Мифрадату, убеждает еще и несомненное сходство изображения Гелиоса на лицевой стороне крупнейших монет этой группы с портретом Мифрадата III (тб. XLVI, 4) 5. Учитывая, что эти монеты (тип оборотной стороны — звезда и полумесяц) в точности повторяют типы крупнейшего номинала одной из серий с fj^, на лицевой стороне которого Гелиосу приданы черты Мифрадата Великого, мы имеем основание предположить, что выпуск этих монет преследовал и цели политической пропаганды. Эта монета, как уже сказано, помимо букв царского имени, носит букву I (= 10?). Другие монеты с буквами ВАМ имеют следующие типы: голова воина в шлеме (Арей?) — трофей, знак =6 (тб. XLVI, 3); голова бородатого Геракла — змея, обвивающаяся вокруг дерева, знак Δ = 4 6. О том, что монета в 4 единицы служит, вероятно, половиной номинала Η (обол?), мы уже говорили. Монета со знаком по размеру и весу вполне может быть половиной номинала в 12 единиц и представлять семис. Любопытно отметить, что есть совершенно тожественные по типам и фактуре монеты в 6 единиц, носящие монограмму (тб. XLVI, 2). Между том полного тожества фактуры во всех трех монетах различной величины, носящих буквы ВАМ, нет, так что настаивать на их принадлежности к одной и той же серии нет оснований. Исходя из наблюдения, что черты лица Мифрадата, изображенного в виде Гелиоса, более юны, чем на монетах с полным его титулом, можно предполагать, что, по крайней мере, эти монеты выпущены раньше монет с полным именем. Прием сокрытия своего имени в инициалах подобно Аспургу, в особенности же наличность однотипных монет номинала , с монограммой позволяет мне предположить, не были ли выпущены эти монеты Мифрадатом в качестве наместника какой-либо из частей царства, еще

1 300, XXIX, стр. 159.
2 Древности, XXV, стр. 21.
3 Бур ., тб. XXVI, 90, 91, 93.
4 Ср. Нум. сб., III, тб. I, 13, и Древности, XXV, тб. II, 20.
5 Ср. Древности, XXV, тб. II, 16 сл.
6 Бур., тб. XVIII, 12 (неправильно приписана Дии).

198

при жизни его отца, или, по крайней мере, немедленно по вступлении его на престол.
Миннз1 вскользь высказал догадку, что все монеты, как с буквами ВАМ, так и с монограммой выпущены Мифрадатом III. Названный автор мотивировал свое предположение тем, что такому «позеру», каким он склонен считать Мифрадата, естественно применять самые многоразличные способы и полного и сокращенного обозначения своего царского имени. Однако это предположение невероятно уже потому, что, как нами было выше указано, между различными группами монет с и в свою очередь между ними и монетами с ВАМ замечаются значительные различия в фактуре и стиле, не допускающие возможности все их втискивать в кратковременное правление Мифрадата III.
Во всяком случае, наблюдающиеся в монетах Мифрадата III отступления от совершенной лойяльности по отношению к императорской властивполноймере согласуются с независимым и в конечном счете враждебным Риму характером политики, которую он старался вести. Брат его Котий довел об этом до сведения Рима, Мифрадат был смещен и отправлен в Рим, где двадцать лет спустя был казнен императором Гальбой за участие в заговоре Нимфидия,а Котий занял его место на боспорском престоле2.
Естественно, что монетное дело Котия I носит все черты полной покорности Риму. Статеры его, как и с самого начала чеканки их в 289 г. б. э., имеют на обеих сторонах портреты членов императорского дома, имя же царя скрывается в монограмме (тб. XLVI, 8), и из местных элементов остаются только одни года боспорской эры. Мало того, тот же характер сохраняют и медные монеты, и на них фигурируют портреты Клавдия, Агриппины, Нерона, Британника, Поппеи Сабины (тб. XLVI, 9—10)3, сопровождаемые их полными титулами, в то время как царь опять-таки представлен лишь монограммой . Только на монетах малых номиналов в 8, 6 и 4 единицы (тб. XLVI, 11, 12) он решился поместить с соответствующими монограммами портреты свой и своих родителей. Монеты Котия со знаком Δ и ζ исключительно редки. Нечасто встречаются также и монеты со знаком Н. Напротив, весьма многочисленны монеты со знаком ΙΒ, т. е. ассы. Точную хронологию этих ассов трудно установить, но во всяком случае мы можем разграничить соответственно портретам Клавдия или Нерона монеты до 54 г. н. э. и после этой даты. Сравнивая средние веса этих двух групп, мы видим значительное падение веса во второй. Весьма вероятно, что и среди ассов, принадлежащих ко времени правления Клавдия, наиболее крупные и наиболее аккуратно исполненные являются наиболее ранними. Одним словом, в правление Котия I Боспорское царство переживает, уже неоднократно наблюдавшееся в нем, быстрое падение веса медной монеты, очевидно в связи с чрезмерно обильным выпуском, и, как следствие этого, обесценение ее. Этим фактом легко объясняется характер последовавшей вскоре монетной реформы Нерона. Но прежде чем перейти к этой реформе, входившей, очевидно, в состав мероприятий по обращению Боспора в римскую провинцию, я должен коснуться еще одной группы монет, обычно приписываемых Котию I. Это монеты, типы которых впоследствии повторяются у всех почти без исключения боспорских царей, вплоть до начала III в. Именно: на лицевой стороне регалии зависимого от Рима царя — курульное кресло, венок, скипетр с бюстом римского императора; вокруг надпись, гласящая τειμαι βασιλέως Κοτυος. На оборотной стороне вооружение царя,— щит, копье, меч, секира, головы воина и коня (может быть, один из Аспургиан), с надписью τοΰ Άσποόργου. Кроме того, на оборотной стороне имеются буквы ΚΔ, которые, сопоставив с ΙΒ, нельзя читать иначе, как цифру 24 (тб. XLVI, 17). Средний вес этих монет в 24 единицы не превосходит, а даже слегка уступает среднему весу монет Котия в 12 единиц (ассов), и это решительно не позволяет помещать их в одну с ними группу, так что места среди других монет этого царя для них нет. С другой стороны, они были бы вполне естественны после реформы Нерона, введшего в обращение монеты в 24 единицы, тем более, что те же типы царских регалий и царского вооружения мы встречаем на монетах Рискупорида II, достоинством в 48 единиц (знак МН). К этим монетам наши монеты с именем Котия настолько близки по стилю и фактуре, что трудно сомневаться в их принадлежности к одной серии. Надпись τειμαι βασιλέως Κότυος του Ασποΰργου ничуть не противоречит такой датировке: она легко могла бы быть помещена преемником Котия Рискупоридом II, как pendant к сопровождающей изображение его собственного вооружения на монетах крупного размера (сестерциях, тб. XLVI, 16) надписи: τειμαι βασιλέως Ρησχουπορίδος. Таким образом, эти монеты я склонен относить к следующему царствованию, и они принадлежат уже VI периоду боспорского монетного дела.
Возвращаюсь к нероновской реформе. К сожалению, мы не имеем прямых свидетельств о положении Боспора при Нероне и не можем сказать, в чем заключались конкретные мероприятия по переводу его на положение римской провинции. Был ли Котий лишен престола или оставался молчаливым свидетелем происходящего, довольствуясь одним номинальным положением царя? В области монетного дела свидетелями служат сами монеты. Последний статер с монограммой Котия носит дату 357 г. б. э. От следующего года мы не имеем статеров вовсе, а статеры 359 г. б. э. (=62 г, н. э.) носят

1 Minns, стр. 603.
2 Орешников, ИРАИМК, I, стр. 5.
3 Ср. Бур., тб. XXVII, 105 сл.

199

на лицевой стороне портрет Клавдия, а на оборотной портрет Нерона, дату б. э. и монограмму
, которая бесспорно расшифровывается в Νέρωνος Καίσαρος (тб. XLVI, 13). Очевидно, к тому же году относится выпуск серии медных монет, состоящей из двух номиналов: в 48 единиц и в 24 единицы (тб. XLVI, 14, 15). На обоих номиналах типом лицевой стороны служит голова Нерона, окруженная надписью Νέρωνος Καίσαρος, типом оборотной стороны — на большем номинале самый знак ценности МН внутри лаврового венка, на меньшом — идущая Ника с венком и пальмовой ветвью (тип римских дупондиев при Нероне), и в поле по сторонам — буквы К—Δ. Как видно, о боспорском царе никакого упоминания нет и монеты внешне мало чем отличаются от таких провинциальных монет, как чеканенные в Антиохии или в Кесарии Каппадокийской. Как долго выпускались эти медные монеты? Золотых статеров Нерона от иных годов, кроме 359-го, нам не известно. Сравнительно небольшое количество сохранившихся медных монет позволяет предположить, что и они также выпускались недолго. После 62 г. н. э. в золотой чеканке Боспора наступает значительный перерыв. Первый по времени следующий золотой статер снабжен датой 365 г. б. э.— 68 г. н. э.— и носит монограмму царя Рискупорида II, монеты которого относятся уже к следующему периоду боспорского монетного дела. Около того же времени, надо полагать, были выпущены и первые медные монеты с именем Рискупорида II, в одну серию с которыми входят, повидимому, вышеописанные монеты с τειμαί βασιλέως Κοτυος. Таким образом в течение промежуточного между этими годами шестилетнего периода, очевидно, и медной монеты на Боспоре не выпускалось.
Но в чем, помимо изменения типов, заключалась реформа Нерона? Он впервые вводит в обращение на Боспоре номиналы в 48 и 24 единицы, между тем как в предшествующее время самой крупной и в то же время самой ходовой монетой был номинал в 12 единиц (асс). Следуя Моммзену и принимая за единицу счета унцию, мы в этих монетах в 24 и 48 единиц должны соответственно видеть дупондий и сестерций. Между тем Бертье-Делагард, коснувшийся этого вопроса в связи с толкованием обозначений на медных монетах Савромата II1, не соглашается с Моммзеном, полагая, что в основе счета лежит семунция и перечисленные выше номиналы в 12, 24 и 48 единиц, следовательно, представляют соответственно семис, асс и дупондий. Если ставить вопрос о значении номиналов в 24 и 48 единиц, которые со времени Нерона вплоть до конца II в. н. э. делаются единственными номиналами медной монеты, обращавшимися на Боспоре, то ставить его нужно, конечно, в связь с рассматриваемым моментом их первого появления в обращении.
Абсолютные средние веса нероновских монет в 48 (13.37 гр) и в 24(10.43 гр) единицы говорят на первый взгляд, казалось бы, в пользу гипотезы Бертье-Делагарда, ибо действительно приближаются к весам нероновских дупондия и асса в римской чеканке 2. Но мы уже говорили, что у нас нет оснований постулировать, чтобы провинциальная медная монета в своих фактических средних весах в точности соответствовала римским нормам. Мы вправе лишь ожидать, что максимум при широкой амплитуде весовых колебаний, особенно в начальные периоды чеканки какого-либо номинала, не слишком будет отставать от римских норм одноименных монет. Если взглянуть с этой стороны, то можно отметить, что максимум номинала в 48 единиц и при Нероне значительно превосходит норму римского дупондия, а позже, при Рискупориде II он превышает 22 гр и уже значительно ближе подходит к норме римского сестерция. Как выше указывалось, еще более отчетливо это обнаруживается в отношении номиналов ΙΒ времени Аспурга, веса их в средних цифрах близки к нормам римского асса, а для семиса были бы слишком высоки. В пользу того, что нероновские монеты с Никой представляют дупондий, свидетельствует, как сказано, и тип их, соответствующий римским дупондиям времени Нерона; ассы Нерона в Риме имеют тип Ники со щитом3. Против гипотезы Бертье-Делагарда говорит и трудность обосновать такую странную единицу счета, как семунция, что ему и не удается сделать. Наконец, эти его предположения вызываются в значительной мере попыткой доказать, что Савроматом II было восстановлено обращение полноценного асса и дупондия, но с новыми обозначениями, попыткой, как увидим ниже, обреченной на неудачу.
Итак, сущность реформы Нерона заключается во введении в обращение взамен прежнего асса, бывшего крупнейшей, да повидимому, и единственной обращавшейся на Боспоре медной монетой, двух монет, вдвое и вчетверо превышающих его по номинальной стоимости — дупондия и сестерция. Мотивы такого нововведения представляются в следующем виде. Мы уже неоднократно могли отметить на Боспоре, начиная с эллинистического времени, моменты быстрого падения в весе и очевидного обесценения медной монеты. Если высказанное выше предположение, что городские монеты со знаком Η представляют оболы, верно, что подобный же момент боспорское денежное обращение переживало и на границе нашей эры и смена денежной единицы, переход от обола к ассу вскоре после начала нашей эры, может быть,

1 Нум. сб., I, стр. 305 сл.
2 Mattingly, С. В. М., Roman Empire, I, стр. IV. Дупондий: 13.47—14.55 гр; асс: 10.48—10.97 гр.
3 Там же, тб. 44, 11; 47, 8.

200

является попыткой избежать дальнейшего обесценивания, в таком случае мы получили бы возможность объяснить и вышеотмеченную, идущую в разрез с другими данными, диспропорцию в размере и весе между ассом и оболом на Боспоре как результат катастрофического обесценения обола. Таким же путем получил бы объяснение и выпуск в ряду монет с монограммой ; одноименных номиналов (Ζ), резко различающихся по весу. Возможно, что более тяжелая серия этих монет со знаками ценности, охватывающая все ступени от одной единицы до семи, представляла безуспешную попытку противодействовать этому обесценению новым выпуском полноценных монет. В правление Котия, как мы видели, этот процесс падения в весе и, очевидно, обесценения повторился уже над новой денежной единицей, ассом. Быть может, серьезную роль на этот раз играл слишком большой интервал в номинальной ценности между золотым статером (ауреусом) и крупнейшей медной монетой (ассом). По принятому в римской монетной системе расчету на ауреус должно было падать 400 ассов (25 денариев X 16 ассов). При более, чем вероятном, полном отсутствии в боспорском обращении серебра такое положение должно было вызывать на практике огромные неудобства, тем более, что уже со времени Мифрадата, как было указано, в силу недостатка, а затем отсутствия серебра приходилось прибегать к меди и в практике оплаты войска. Вводя в обращение два новых номинала, вдвое и вчетверо превышающие прежний, Нерон одновременно и поднимал покупательную силу ходячей монеты и сокращал взаимоотношение между ней и золотым ауреусом до цифры в 200 и 100 штук на один золотой. Подобное мероприятие заключало в себе известную опасность для последнего. В случае дальнейшего обесценения и этой новой монеты, простота и легкость ее обмена на денарии или провинциальное серебро могли повлечь за собой падение цены и римской серебряной монеты, если не в самом Боспоре, где, повидимому, и римского серебра обращалось мало, то в пограничных частях царства. Именно эти соображения, надо думать, понуждали римское правительство в дальнейшем зорко следить за тем, чтобы медной монеты не выпускалось слишком много по сравнению с золотом, обеспечивавшим ее обращение. Если Нерон решился на эту не лишенную риска меру, то, полагаю, что имел в виду оплату войска. Как увидим в следующей главе и впоследствии, именно войны и связанное с ними, увеличение расходов вызывали усиленные выпуски медной монеты. Как бы то ни было, мероприятия Нерона, видимо, достигли своей цели. По крайней мере, установленная им система денежного обращения внесла известное равновесие в денежное хозяйство Боспора и продержалась, правда, не без неоднократных напоминаний и призывов к осторожности со стороны Рима, в течение более
столетия, вплоть до реформы Савромата II. Но обзор монетного дела следующих правлений составит уже содержание 6-го раздела.

6. От правления Рискупорида II до правления Рискупорида III
(68 г. — 226 г. н. э.)

Намечавшийся Нероном перевод Боспора на положение римской провинции не был осуществлен, в полной мере или во всяком случае он был очень кратковременным. После смерти Нерона Боспор вновь вернулся к положению зависимого от Рима царства. Монетное дело последующих царей позволяет даже сделать заключение, что состояние полной покорности и приниженности, отраженное в монетах Котия I, сменяется более сносными и более достойными условиями существования союзного по внешности, подвластного на деле, царства. Правда, первые статеры Рискупорида II, выпускаемые с 365 г. б. э. (68 г. н. э.), ничем не отличаются от статеров Котия I. Они также носят портреты императора и наследника престола (Веспасиана и Тита), монограмму ß^j^j паря и дату боспорской эры. Зато первая же серия медных монет, о которой мы уже говорили, посвящена местным мотивам и не игнорирует царского достоинства Рискупорида II, хотя и подтверждает его зависимость от Рима. На лицевой стороне крупной его. монеты, сестерция, изображен царь, держащий скипетр с бюстом императора и восседающий на курульном кресле (тб. XLVI, 16); круговая надпись заключает его полное имя и титул, а в поле помещается монограмма из букв ТОА. Оборотная сторона представляет военные доспехи царя с надписью τειμαι βασιλέως Ρησκουπορίδος. Согласно высказанной выше догадке, малым номиналом, дупондием, к этому сестерцию служат снабженные знаком ΚΔ (24 единицы) монеты с тем же типом оборотной стороны, но с одними только царскими регалиями на лицевой стороне и с надписью τειμαι βασιλέωςΚότυος τοΰ Άσπούργου(τ6. ХLVI, 17).УжеОрешников1 сблизил эти две монетыипредлагалпо аналогии дупондиев расшифровать монограмму на сестерциях, как представляющую отчество царя (очевидно, он имел в виду τοϋ Ασπούργου). Предположение наталкивается, однако, на то препятствие, что Рискупорид II, повидимому, был сыном Котия I2. С другой стороны, высказанная Бурачковым и поддержанная Миппзом3 догадка, что эта монограмма заключает в себе датировку по боспорской эре, все же мало вероятна, несмотря на то, что дата 371 г. б. э.— 74 г. н. э.— была бы вполне приемлема для этих монет. Надо сказать, что даты в виде монограмм на античных монетах

1 Кат. Ув., стр. 91, № 564/565.
2 ИАК, вып. 37, стр. 70 сл..
3 Бур., стр. 252, № 125; Minns, стр. 600, пр. 6.

201

вообще исключительно редки1, и мы не имеем других случаев снабжения датами медных монет на Боспоре. Представляется еще одна возможность объяснения этой монограммы. Учитывая, что эти сестерции являются первыми боспорскими монетами, воспроизводящими изображение и имя царя, и что им предшествуют монеты Нерона с одним лишь портретом и именем императора, нельзя ли в буквах ТОА видеть инициалы римского императора Τίτος Ούεσπασιανός Αυτοκράτωρ. Совмещение в этой серии монет с изображением восседающего при всех знаках своего царского достоинства Рискупорида II и монет с одними только регалиями его предшественника Котия I, позволяло бы сделать вывод, что этот последний пережил властное вмешательство Нерона и получил подтверждение своего царского достоинства и прав уже от нового императора.
Еще более характерна, как выявляющая значительную долю самостоятельности Боспорского царства, вторая группа монет Рискупорида II2. На лицевой стороне эти монеты неизменно имеют изображение царя в торжественной позе победителя, попирающего коленопреклоненного пленника с трофеем около него. Оборотные стороны различны: среди них можно видеть и унаследованную от дупондиев времени Нерона Нику с венком и пальмовой ветвью, и головы царя, и женского божества (Афродиты Урании?). Но особенно заслуживает внимания внушительное изображение городской стены и ворот с конной статуей вверху (тб. XLVII, 3). В связи с военным, победоносным характером этой группы монет необходимо отметить, что она сплошь состоит из одних только сестерциев.
Наконец в последние годы царствования Рискупорида II, после вступления на римский престол Домициана, происходит новое изменение во внешнем виде боспорской монеты. С 377 г. б. э. —80 г. н. э.— золотые статеры получают на лицевой стороне портрет царя, сопровождаемый его именем и титулом; на оборотной стороне сохраняется портрет императора и дата боспорской эры (тб. XLVII, 1, 2). Такой характер боспорские золотые статеры сохраняют все время вплоть до конца их чеканки, в течение двух с половиной столетий. Установление такой формы золотых статеров представляет очень важную по своим последствиям для научного исследования черту боспорской нумизматики. Непрерывные ряды царских портретов с именами царей, снабженные датами, дают возможность прежде всего почти без перерывов, из года в год, восстановить хронологический ряд занимавших боспорский престол правителей. Последовательная смена императорских портретов на этих статерах играет также немаловажную роль в вопросах хронологии: именно наблюдение этих портретов во втором десятилетии III в. н. э., в пору частых перемен на римском императорском престоле, дало в свое время возможность Эразму Фрелиху 3 определить отправную точку боспорского летосчисления. Наконец, как увидим сейчас, огромное значение получают ряды этих датированных статеров для хронологии медных монет. Дело в том, что одновременно с золотыми статерами изменяется внешность и медных монет. Мотив царских регалий еще продолжает оставаться в качестве типа лицевой стороны, но рядом с ним преимущественным типом лицевой стороны становится портрет царя, окруженный легендой с его именем и титулом. Из монет Рискупорида II этой последней группы известны как сестерции, так и дупондии; типы оборотов на первых различны, на вторых всегда представляют бюст женского божества (тб. XLVII, 4, 5). Сравнивая царские портреты на статерах, с одной стороны, и на медных монетах — с другой, нередко можно, несмотря на разницу в размере монет, с совершенной уверенностью установить, что оба портрета исполнены одной рукой. Это дает возможность складывать медные монеты в одну серию с датированным статером, т. е. относить обе группы монет к одному выпуску. Таким образом, строится точная хронология и медных монет. При очень значительной, иногда более тридцати лет, продолжительности некоторых царствований такая точная хронологизация естественно приобретает очень большое значение и дает возможность делать весьма интересные выводы. Итак, монетное дело Рискупорида II в полной мере следует установленной Нероном системе: наряду с золотыми статерами выпускаются медные монеты двух величин и только в сериях средних годов этого царствования, очевидно, ввиду необходимости покрывать большие военные расходы, выпуск ограничивается одними только сестерциями. Надо, впрочем, сказать, что, как явствует из весовой таблички, эти сестерции выпускаются полного веса и дают среднюю цифру веса, даже превосходящую аналогичную же цифру в сестерциях первых и последних годов. Норма сестерция в правление Рискупорида II держится устойчиво по сравнению с нероновской. Напротив, норма дупондия уже в первых выпусках значительно снижается.
Следующее долголетнее (93—123 г. н. э.) царствование Савромата I дает обильный и благодарный материал для точной хронологической классификации меди вышеуказанным путем, так как огромное большинство медных монет этого царя носит на лицевой стороне портрет его, и статеры, достаточно обильные, образуют в течение почти всего царствования непрерывные ряды. Помимо медных монет с портретом царя на лицевой стороне, имеются, как и в правление его предшественника, монеты, носящие на аверсе полную фигуру царя, сидящего на

1 V. Garathаusen, Das alte Monogramm, Lpz., 1924, стр. 70.
2 Бур., тб. XXVII, 125—128.
3 Ср. I. Eckel, Doctr. Num. Vet., II, стр. 381.

202

курульном кресле, или набор его регалий. Однако такие непортретные монеты также без труда поддаются классификации, поскольку оборотные стороны у них нередко оказываются исполненными штемпелями, тожественными с портретными монетами. В типологии оборотных сторон мы встречаем уже знакомые мотивы (тб. XLVII, 9, 10, 14): знак МН в венке, царские доспехи, фигуру Ники, царя верхом на коне, расположенные друг против друга голову царя и женскую голову в цветочном венке. Последняя некоторыми авторами именуется портретом царицы, но, вероятнее, она представляет один из аспектов той же Афродиты, хотя богиня в калафе, уже встреченная нами, также фигурирует среди типов оборотных сторон. Среди монет, принадлежащих первому десятилетию правления царя, есть целая группа, объединяемая одинаковыми аверсами, которая, очевидно, представляет военную чеканку. Здесь следует отметить реверс, изображающий городскую стену с виднеющимися за ней зданиями и деревьями и с коленопреклоненным пленником, прикованным к этой стене (тб. XLVII, 8). Можно еще обратить внимание на появляющийся, правда, впервые еще при Рискупориде II, тип оборотной стороны — скачущего на коне царя (тб. XLVII, 14),— мотив, с некоторым видоизменением потом часто встречающийся в царской боспорской нумизматике. Оригинальное и в дальнейшем более не встречающееся явление представляют медные монеты, соединяющие портрет царя на аверсе с портретом императора на реверсе, т. е. типологически как бы повторяющие в области медной монеты золотые статеры1.
Впрочем эти последние монеты следует рассматривать, как отражение иного, еще более своеобразного нумизматического факта. В собрании Эрмитажа имеется медная монета (сестерций, тб. XLVII, 12), носящая на лицевой стороне портрет Траяна с его полным титулом и именем, а на оборотной фигуру Ники и лишенная всякого упоминания о царе, т. е. воспроизводящая типы дупондиев Нерона (тб. XLVI,15). Как эта монета, так и только что описанные, относятся к самым первым годам правления Траяна. Это вытекает не только из априорных соображений, но и из анализа штемпелей2. Очевидно, в начале правления Траяна была повторена попытка Нерона уподобить боспорскую монету провинциальной. Мы не имеем данных судить, была ли эта попытка лишь частью более широко задуманных реформ. Во всяком случае, следы ее и в нумизматике оказались крайне эфемерными, поскольку до нас сохранилась лишь одна монета этого рода. В золотой чеканке установившаяся с 377 г. б. э. типологическая традиция не была на рушена.
Все рассмотренные медные монеты Савромата I (количество их чрезвычайно велико) представляют собою сестерции, дупонциев мне известно только два 3, в типах точно повторяющие выше упоминавшиеся дупондий с именем Котия; из этого одного уже можно заключить о принадлежности их первым годам правления царя.
Точная хронологическая группировка медных монет Савромата I на основе сличения портретных лицевых сторон со статерами приводит к чрезвычайно интересному выводу. Обильная в течение всего царствования медная чеканка внезапно прекращается в 415 г. б. э.— 118 г. н. э.— и одновременно с тем заметно оживляется выпуск золотых статеров (тб. XLVII, 11) 4. Объяснением этого факта мы займемся ниже, а пока лишь заметим, что отмеченный год непосредственно следует за вступлением на престол императора Адриана.
Чеканка следующего царя, Котия II (123— 132 гг., тб. XLVII, 13, 16, 17), течет ровным темпом, и такого внезапного перерыва выпуска меди, который отмечен был нами в правление Савромата I, не наблюдается. Статеры всех годов находят себе соответствие в сестерциях. Типы этих сестерциев уже знакомы нам: царские регалии, царь на коне, идущая Ника, знак Μ Η в венке и др. В отличие от своего предшественника Котий II выпускает наряду с сестерциями большое количество дупондиев. Любопытно, что эти дупондиbи получают совсем новые типы и в своем общем облике возвращаются к запечатленному покорностью характеру монет Котия I. Лицевая сторона их изображает фасад Капитолийского храма, причем в правильности идентификации постройки не оставляют сомнения буквы КАПЕ по сторонам изображения; на оборотной стороне помещены знак ценности ΚΔ и монограмма царя в венке (тб. XLVII, 17). Для хронологической классификации и этих монет в пределах царствования мы, к сожалению, не имеем данных.
Царствование Римиталка (131—153 гг. н. э.) не вносит ничего нового в типологию монет: монеты — и золотые и медные — чеканятся тех же типов, что и при его предшественнике (тб. XLVII, 15, 18). Заслуживает особого внимания тот факт, что дупондиев при Римиталке, очевидно, не выпускалось вовсе, по крайней мере, они неизвестны и все его медные монеты представляют сестерции. Чрезвычайно интересно также и то обстоятельство, что, начиная с 434 г. по 438 г. б. э. (137—141 гг. н. э.) наблюдается перерыв в чеканке золотых статеров Римиталка. Едва ли можно сомневаться, что выпуск меди также прекратился в это время. По крайней мере, все портреты на медных моне-

1 Бур., тб. XXVIII, 151, 152, 154.
2 Штемпель реверса монеты тб.XLVII, 12, несомненно, относится к первому десятилетию церствования Савро-мата. Этот штемпель тожественен экземпляру Кат. V в., тб. IV, 621. Портретные штемпеля Савромата I, связывающиеся с портретами Траяна, принадлежат одной, руке со статерами 400—403 гг. б. э.
3 Гиль, ЗРАО, VII, тб. XX, 64.
4 Ср. Нум. сб., II, стр. 111, № 176 сл.

203

тах этого царя, за исключением одного единственного штемпеля, воссоединяются, как принадлежащие к одной серии, со статерами, выпущенными до перерыва. Есть все основания предположить, что чеканка меди, прекратившись одновременно с прекращением выпуска золота, после возобновления последнего (тб. XLVIII, 1) сама возобновилась лишь в ничтожном размере. Замечательно, что начало перерыва совпадает со вступлением на римский престол Антонина Пия. Очень заманчиво сопоставить этот перерыв с упоминаемым Юл. Капитолином вызовом царя Римиталка в Рим1, очевидно, для дачи каких-то объяснений.
Совершенно иную картину представляет монетное дело Евпатора (164—170 г. н. э.). В первую половину правления его серии очень напоминают серии Котия II. Выпускаются в нормальном для II в. количестве золотые статеры (тб. XLVIII, 2), а также медная монета обоих номиналов. При этом дупондии, в точности воспроизводящие типы дупондиев Котия II и отличающиеся только монограммой , решительно преобладают в числе (тб. XLVIII, 4). Напротив, сестерции (они чеканятся только одного, наиболее распространенного в предшествующие царствования типа: голова царя — знак Μ Η в венке (тб. XLVIII, 3), очень редки и все, несомненно, выпущены в самые первые годы правления. Следует отметить полный вес тех и других медных монет. Однако во вторую половину правления Евпатора характер боспорского монетного дела резко меняется. С момента вступления на престол М. Аврелия несравненно увеличивается ежегодный выпуск золотых статеров (тб. XLVIII, 5). По сводкам Бертье-Делагарда количество сохранившихся статеров с 10 штук на год сразу поднимается до 40 и больше. Правда, это увеличение выпуска золотых монет немедленно сопровождается ухудшением их качества: статеры заметно бледнеют и из золотых становятся электровыми. Обилие их выпусков в течение года вызывает теперь впервые применение отличающих каждый выпуск особых знаков — дифферентов: точек, звездочек, полумесяцев, наконечников копья и пр. Медной монеты в эту пору правления выпускается очень мало и вся она состоит из сестерциев заметно пониженного по сравнению с предшествующим временем веса. На лицевой стороне эти сестерции носят голову царя с противопоставленной ей головой богини в калафе или головой императора М. Аврелия (тб. XLVIII, 6), на оборотной — фигуру царя на коне, знак Μ Η в венке и др.
Бросая общий взгляд на боспорскую нумизматику в течение рассмотренного столетия, мы можем отметить, что всякий раз перемены на римском императорском престоле сопровождались какими-либо изменениями и в боспорском монетном деле. Нередко, как например, при приходе к власти Адриана и Антонина Пия, мы наблюдаем прекращение или резкое сокращение выпуска медной монеты. С другой стороны, также со вступлением на престол нового императора увеличивался выпуск золотых статоров. В городской нумизматике императорского времени давно уже отмечены факты перерыва чеканки монеты каким-либо городом на все время правления того или другого императора2 и эти перерывы обычно объясняются стремлением римского правительства путем строгого контроля над денежным обращением провинциальных городов предотвратить возможность перенасыщения местного рынка неполноценной медной городской монетой. Естественно, что и после возвращения Боспору права самостоятельной чеканки, сопровождавшегося даже некоторыми дальнейшими уступками в его пользу, центральная римская власть, конечно, не отказалась от строгого контроля над подчиненным ей царством и всякий раз перемены на римском императорском престоле влекли за собой одновременно с возобновлением признания царского достоинства за боспорским царем возобновление инструкций ему. Исходя из сделанных наблюдений, мы можем в следующем виде представить себе политику Рима в отношении боспорского денежного обращения. Римские императоры поощрительно относились к выпускам золотых статеров, может быть, даже настаивали на их необходимости. Последнее было бы вполне естественно, если Боспор, действительно, получал субсидию от Рима на этот предмет. В то же время императоры зорко следили за выпуском медной монеты боспорскими царями и не допускали выхода его за известные пределы. Считаясь с обнаруживавшейся неоднократно на Боспоре тенденцией к отмиранию более мелких номиналов меди и переходу на более крупные, они, повидимому, признавали систему Нерона последним пределом уступок в этом направлении. Держаться подобного образа действий их побуждала забота об устойчивости курса, как римского денария и провинциальных серебряных монет, обращавшихся в пограничных с Боспором областях, так и самого боспорского золотого статера, тем более, что медная боспорская монета, далеко отстававшая от римских норм одноименных монет, была, конечно, неполноценной и условной по своей стоимости. Взглянем, с другой стороны, как вели себя боспорские цари3: Рискупорид II, Котий II и Евпатор (последний в первой половине своего правления) соблюдали полную лойяльность, держась в рамках системы Нерона, и выпускали наряду с достаточным количеством золота и медь в обоих номиналах. Напротив, Савромат I, почти не выпускавший дупондиев, и Римиталк,

1 Script. Hist. Aug., III, 9, 8.
2 См. ИГАИМК, VI, вып. 4.
3 О количестве меди в каждом царствовании дает представление наша табличка, о количестве золотых статеров — сводка Бертье-Делагарда в Нум. сб., II.

204

вовсе не выпускавший их, могут быть заподозрены в злоупотреблении выпуском медной монеты, в попытке пойти дальше по пути, намеченному реформой Нерона. Делали они это, конечно, не по собственному капризу, а под давлением необходимости, вынуждаемые к этому развивающимся в связи с неуклонной порчей денария кризисом в самом римском денежном обращении. Основным стимулом, двигавшим их по этому пути, были требования оплаты военных расходов, содержания войска. Мы знаем, как быстро росла сумма месячного вознаграждения солдат в Риме в течение II в. Есть все основания думать, что и на Боспоре происходило то же и вынуждало к увеличению выпуска медных монет, служивших наряду с золотом для этой цели.
Насколько реально было давление этих условий, показывает монетное дело времени Евпатора. Он начинает с параллельных выпусков золота и обоих номиналов меди, причем меньшие преобладают, так что упрекнуть его в злоупотреблении медью в этот период никак нельзя. Но в дальнейшем он вынужден увеличить выпуск золотых статеров, так как, чтобы оставаться лойяльным по отношению к Риму, приходилось все свои расходы покрывать золотой монетой. Это, как сказано, при ограниченном запасе золота приводит к резкому ухудшению качества золотой монеты и все-таки не освобождает от необходимости в конце царствования значительно снизить вес высшего номинала меди.
После сказанного понятным станут и все перипетии, пережитые боспорским монетным делом при Савромате II (174—210 гг. н. э.). Можно на основе сличения его медных монет со статерами совершенно отчетливо и бесспорно наметить три периода в монетном деле этого долголетнего царствования.
I период (174—186 гг. н. э.). Выпускаются статеры уже довольно бледного золота (тб. XLVIII, 7, 10), в меньшем, чем во вторую половину правления Евпатора, количестве и медные монеты достоинством только в сестерций, также в сравнительно небольшом числе. Средний вес этих сестерциев опускается даже на один грамм ниже, чем в последние годы Евпатора. Типы сестерциев обычны: на лицевой стороне изредка портрет царя заменяют изображения царя на коне или фигуры сидящего Зевса. Общий характер чеканки спокойный и скромный (тб. XLVIII, 8, 9).
II период (186—196 гг. н. э.) в противоположность предыдущему запечатлен чрезвычайной претенциозностью, как в обилии новых монет крупного размера, так и в ряде новых типов торжественного стиля. Статеры выпускаются в несколько большем количестве, но особенно многочисленны медные монеты. Сестерции со знаком Μ Η имеются среди них в очень незначительном числе и служат теперь самой мелкой монетой. Преобладают медные монеты большего размера: самые крупные со знаками и В в поле (двойной денарий) и два средних со знаками (денарий) и РМΔ (144 унции =3 сестерциям = 3/4 денария = провинциальной драхме). Типом оборотной стороны на денарии неизменно служит фигура сидящей на троне богини (Афродиты Урании), на драхме также неизменно — орел с венком в клюве. Типом оборотной стороны сестерция большею частью является знак ценности Μ Η в венке. Что же касается типов оборотной стороны крупнейшего номинала, то они очень разнообразны: различные подвиги Геракла, царские доспехи, царь на коне, царь, стоящий во весь рост с палицей и трезубцем в руке (как потомок Геракла и Евмолпа), причем нередко его венчает Ника. Едва ли не половина всех монет трех высших номиналов снабжена надчеканками с изображением головы Септимия Севера (тб. XLVIII, 11—18).
III период (196—210 гг. н. э.). Количество выпускаемых статеров, еще более побледневших, значительно возрастает, особенно в первые годы периода. Медной монеты выпускается меньше, чем в предыдущем периоде, но все же довольно много. При этом решительно преобладает высший номинал — двойной денарий. Вес сестерция и драхмы остается почти неизменным, зато вес двух высших номиналов значительно падает. Наряду с двойными денариями новой чеканки находятся в обращении близкие по весу и приравненные к ним по цене путем наложения надчеканки с буквой В денарии предшествующего периода. Вероятно, по этой же причине, в качестве типа оборотной стороны двойного денария одинаково применяются изображения либо царя на коне, либо сидящей богини. Редкие денарии этого периода отличаются тем, что на них сидящая богиня изображается с Никой подле нее. Типы драхмы и сестерция остаются прежние. Все медные монеты этого периода отличаются тем, что они обязательно имеют в поле оборотной стороны выгравированную в самом штемпеле голову императора Септимия Севера. Общий характер чеканки опять более спокойный и сдержанный (тб. XLIX, 1—6).
Развитие монетного дела в эти три периода правления Савромата II представляется в следующем порядке. В первое десятилетие своего правления он, идя по стопам своего предшественника, скромно старается держаться в пределах прежней системы обращения, но все же выпускает из медных монет только один сестерций и притом значительно пониженного веса (тб. XLVIII, 8, 9). В 186 г. (дата реформы денежного обращения и исходный пункт II периода) он вынужден отказаться от этой скромной политики в денежном обращении и сразу сделать не шаг, а резкий скачок вперед по пути, на который в свое время вступил Нерон. Реформа заключается в том, что, хотя сестерций (тб. XLVIII, 15), сохраняющий весовую норму, до которой он упал в первые годы правления Савромата (см. таблицу весов), и остается в обра-

205

щении, по над ним надстраиваются три, также медные, номинала, втрое (драхма), вчетверо (денарий) и в восемь раз (двойной денарий) превышающие его по ценности (тб. XLVIII, 12—14). Вес этих новых монет последовательно возрастает, но отнюдь не в соответствующей их номинальной стоимости пропорции. Уже это одно свидетельствует об условном, по существу, характере этих монет, равных по ценности денежным единицам, в императорской и провинциальной римской чеканке, представленным серебряными монетами. В разрешении вопроса о том, чем было вызвано такое решительное мероприятие, нам помогают триумфальные крупные монеты — двойные денарии, на обороте которых изображен царь, венчаемый Никой. Они датируются тем же временем, что и надпись 490 г. б. э. и несомненно имеют своей задачей прославление тех же военных подвигов Савромата II, о которых повествует надпись. Но перечисленные в надписи военные мероприятия настолько серьезны и многочисленны, что подготовка к ним могла начаться более, чем за пять лет до того и вызвать для покрытия связанных с нею расходов реформу 483 года б. э. = 186 г. н. э. (ср. монеты тб. XLVIII, 10, 11). Окончательному осуществлению реформы предшествовал в качестве опыта выпуск медной монеты со знаком ценности — 96, представляющий простое удвоение прежнего сестерция (96 унций = 2 сестерциям = квинарию). Монета эта известна лишь в одном экземпляре2, тип ее оборотной стороны — орел с венком в клюве — был вскоре использован для драхмы. Опыт, очевидно, не имел успеха, потому что обесценение сестерция зашло слишком далеко и простое удвоение его не давало выхода из кризиса. Все указанные мною определения ценности монет в терминах римского денежного счета следуют схеме, предложенной Моммзеном3. Выдвигавшиеся против нее возражения, что при расшифровке цифровых обозначений на боспорских монетах, как выраженных в унциях, цифры 144 (ΡΜΔ) и 8 (Н) не находят соответствия в реальных монетах римской денежной системы, отпадают, ибо монета в 144 унции, как указано выше, соответствует провинциальной драхме, а знак Η на монетах Котия I, вероятнее всего, как говорилось, представляет остаток прежнего местного денежного счета и не связан с римским счетом. Попытка Бертье-Делагарда4, доказать, что реформа заключалась в восстановлении Савроматом II полноценных асса и дупондия, подкрепленном введением новых обозначений для монет, именно, для асса вместо прежнего ΚΔ, и для дупондия В— вместо прежнего Μ Η (не вдаюсь в подробности толкования им других обозначений), рушится прежде всего потому, что она основана на предпосылке об изъятии из обращения при реформе всех монет со знаком Μ Η. На самом деле, как мы видели, эти монеты обращались до конца царствования и, следовательно, знак Μ Η также все время сохранял свое значение. Более серьезны возражения, указывающие на невероятную диспропорцию между стоимостью монеты в денарий или в два денария и фактическим весом образующего ее кружка дешевого металла — меди, на недопустимость с точки зрения римской власти таких медных монет, конкурирующих с императорскими серебряными монетами. Сделанное выше указание на условный характер, в особенности высших номиналов, в сериях Савромата II подготовляет ответ на эти возражения. Реформа относится ко времени правления Коммода, а именно при нем римский денарий испытал первый резкий толчок в направлении обесценения, вызвавший в различных местах империи рост цен вдвое, втрое и более. Описанные нами выше операции с надчеканиванием монет в это время в Ольвии показывают, что и Причерноморье было затронуто этим кризисом, а поскольку боспорская чеканка еще со времени Нерона вступила на путь увеличения основных номиналов монет, находящихся в обращении, выход из кризиса для нее представлялся лишь в этом направлении, не считаясь с тем, что монета совершенно переставала быть полноценной. О таком условном характере этой монеты говорит вышеописанный выпуск в обращение в III периоде денариев II периода под видом двойных денариев после наложения на них надчеканки с буквой В. Что же касается до неожиданной, на первый взгляд, терпимости, с какой Рим отнесся к этим мероприятиям Савромата II, то во второй половине правления Коммода и во время последовавших после его смерти междоусобий — время, когда осуществлялась реформа,— ему было не до боспорских дел, в особенности экономических. Да и чего-либо, в корне меняющего дело, в мероприятиях боспорского царя не было, и статоры с портретом императора продолжали выпускаться. С водворением же вновь на римском престоле сильной власти в лице Септимия Севера, особенно, когда после взятия Византия в 196 г. ему удалось прочно утвердиться в восточной половине империи, и на Боспоре, как мы видели, наступают изменения, характеризующие III период. Главные отличительные признаки этого периода — новое увеличение количества статеров в обращении и обязательное помещение головы императора в поле медных монет (тб. XLIX, 1 сл.). Мы можем сделать на основании их следующий вывод об отношении Септимия Севера к боспорскому монетному делу. Не имея, повидимому, возможности предоставить Боспору реальную помощь в виде определенной суммы драгоценного металла, он, хотя и настоял, по примеру предшественников, на увеличении

1 IosPE, II, № 423.
2 Бертье-Делагард, Нум. сб., I, стр. 312.
3 Geschichte des röm. Münzwesens, стр. 701.
4 Нум. сб., I, стр. 305 сл.

206

Синоптическая таблица весов медных монет Боспорского царства в I — II вв. н. э.

выпуска статеров, но все же не смог совершенно запретить чеканку меди, сознавая, что это при ограниченном запасе золота привело бы лишь к дальнейшей быстрой порче статеров. В отношении медной монеты оп ограничился тем, что потребовал помещения головы императора в качестве обязательного элемента типов этих монет. Имелось, очевидно, в виду соответствие номинальной стоимости большинства этих монет, хотя бы только во внутреннем обращении Боспорского царства, серебряным монетам (денарию и драхме), носящим портрет императора. Еще до начала чеканки монет III периода, на которых голова Септимия Севера вошла в состав типа, в том же 196 г. или незадолго до того, все монеты, выпущенные во II периоде и остававшиеся в обращении, были снабжены надчеканками с головой Севера, чтобы санкционировать их дальнейшее обращение (тб.XLVIII, 11, 17, 18) 1.
Монетное дело Рискупорида III (210—226 гг. н э.) только подтверждает высказанное предположение о реформе Савромата II, как временной мере. Статеры, все более и более бледнеющие, но все же еще заключающие около 30% золота2, выпускаются при нем в очень больших количествах (тб. XLIX, 7—9). В области же медной монеты его чеканка в известном смысле представляет шаг назад в сравнении с царствованием Савромата II; чеканятся монеты только одного размера, все снабженные на обороте звездообразным знаком, т. е. знаком денария; ни знак В — , ни ΡΜΔ, ни Μ Η не применяются (тб. XLIX, 10—12). Таким образом, в обращении остается опять лишь один номинал меди, но не самый крупный из введенных Савроматом II. Возможно, что этот факт стоит в связи с мерами, принимавшимися Каракаллой для поднятия курса римского серебра. Типы этих медных денариев те же, что и применявшиеся в чеканке Савромата II для высшего номинала: сидящая богиня и царь на коне. Можно отметить, как изображения сугубо военного характера, царя на коне, повергающего побежденного врага, и трофей с двумя воинами по сторонам1.
В самом конце правления Рискупорида III заслуживает внимания следующее обстоятельство. Мы имеем (по сводке Бертье-Делагарда) большое количество его статеров от 522 и 525 гг. б. э., но лишь два от 523 и ни одного от 524 г. В то же время известно весьма много статеров 524 и 525 гг. с именем его преемника Котия III. Бертье-Делагард2 делал из этого вывод о начавшемся междоусобии, поделившем Боспорское царство на две части с самостоятельно чеканя-

1 Подробности см. в моих статьях: Реформа денежного обращения в Боспорском царстве при Савромате II, ВДИ, 1938, № 2, стр. 287 сл. и Sauromates II's relorrn of the currency, Num. Chron., 1938, стр. 39 сл.
2 Это самые ранние боспорские статеры; подвергшиеся анализу еще в первой половине XIX в. Кене, Муз. Коч., II, стр. 411. Анализ дал: 30% золота, 40% серебра и 30% меди. С тех пор анализов боспорских статеров не производилось; новые анализы и возможно большего числа статеров различных периодов, по крайней мере, со времени Евпатора, совершенно необходимы.
3 Бур., тб. XXXI, 277 и XXXII, 284.
4 Нум. сб., II, стр. 133, пр. 46.

207

щим монету царем в каждой из них. Мне думается, что на более верном пути стоит Гиль1, обративший внимание на то, что статеры Рискупорида III 525 г. имеют в поле буквы Θ Ε, которые он связывает с последовавшим ужо на втором году правления его преемника посмертным обожествлением Рискупорида III. Поэтому выше я указал, как конец царствования Рискупорида III и вместе с тем конечный предел VI периода, 523 г. б. э.— 226 г. н. э.

7. От правления Котия III до конца боспорской чеканки
(227 г.— 332 г. н. э.)

Последний период развития монетного дела на Боспоре представляет картину неуклонно и быстро развивающегося упадка, обусловленного обеднением и разорением страны в непрерывных войнах с наступающими с востока и северо-востока кочевыми племенами. В довольно большом количестве сохранились до нас монеты типа статеров от кратковременных правлений Котия III и Савромата III. Это — последние боспорские монеты, своим легким желтоватым оттенком, да и то не всегда, напоминающие о том, что номинально они должны представлять собою золотые «статеры» (тб. XLIX, 13, 15). В дальнейшем, начиная с Рискупорида IV, их металл теряет всякую желтизну и приобретает тусклый серый цвет плохого низкопробного серебра; с течением времени он все более и более буреет и к концу века превращается в чистую медь. Называть, однако, эти еще серые «статеры» середины III в. серебряными, что часто делается, методически неправильно не только потому, что по существу содержание в них дешевых примесей значительно превышает содержание серебра, но прежде всего потому, что это может ввести в заблуждение и повлечь к неправильному выводу, что на Боспоре в императорскую эпоху, хотя бы и в течение короткого времени, выпускалась серебряная монета. На деле, как мы видели, обращение серебра в Боспорском царстве прекратилось со времени Мифрадата VI и более никогда не возобновлялось, если не считать кратковременного опыта выпуска серебряной монеты в середине III в., о чем ниже. Низкопробный же биллон, из которого состоят «статеры» середины III в.,— только промежуточная ступень в последовательной и неуклонной порче первоначально золотых «статеров».
Статеры Котия III и Савромата III идут параллельно: с именем первого известны статеры от 524—530 гг. б. э. (227—233 гг. н. э.), с именем второго — от 526—528 гг. б. э. (229—231 гг. н. э.). Любопытно, что статеров Котия III от 527 г. сохранилось чрезвычайно мало по сравнению со всеми другими годами его правления. Напротив, у Савромата III статеры того же 527 г. несравненно и резко преобладают над статерами предшествующего и последующего годов. Такое взаимоотношение могло бы привести к выводу, что Савромат III был

1 ЗРАО, V, стр. 358, № 80.

208

узурпатором, захватившим престол около пача-ла527 г. и продержавшимся на нем немного более года, а затем опять вынужденным уступить его Котию III. Факт чеканки, хотя и в малом количестве, статеров Котия III в 527 г. заставляет предполагать, что он все же и в это время продолжал править в какой-то части царства1. Горгиппийская надпись2, упоминающая имена обоих царей, не противоречит такому предположению о соперничестве их, так как датируется она именем одного лишь Котия.
Что касается медной монеты, то необходимо отметить в самые последние годы правления Котия III возобновление выпуска монет со знаком В— (двойных денариев, тб. XLIX, 14). Типы оборотных сторон у медных монет остаются прежние: царь на коне и восседающая богиня. В качестве же типа лицевой стороны помимо портрета царя — опять-таки в конце правления Котия III — начинают применяться противопоставленные друг другу головы царя и богини в калафе. Этот последний тип для Боспора не нов. Он, как мы видели, впервые появляется при Рискупориде II, а затем во втором веко встречается временами на монетах Савромата I и Евпатора. Тем не менее, в рассматриваемый момент, может быть, его появлению содействовало обязательное помещение двух голов, императора и императрицы, или императора и Сераписа на высших номиналах (тетра- и пентассариях) медных монет в городах западного побережья Понта (ср. тб. XXVI, 8).
Правление Рискупорида IV (233—234 гг. н. э.) и Иненфимея (234—239 гг. н. э.) не вносят чего-либо существенного в боспорское монетное дело. Как уже сказано, металл их «статеров» (тб. XLIX, 16) представляет то же очень низкопробное серебро, точнее биллон. При Иненфимее чеканится довольно много меди, особенно монет высшего номинала с типом голов царя и богини на лицевой стороне. Впрочем ряд монет того же достоинства имеет на аверсе бюст одного царя, но с орлом подле него. Небольшие его монеты с головой царя на лицевой стороне и фигурой царя верхом на коне — на оборотной стороне носят в поле реверса знак ценности Д (тб. XLIX, 17). Очевидно, звездообразный знак денария перестал сознаваться как таковой и уступил место простому цифровому обозначению. Это подтверждается и тем обстоятельством, что на высших номиналах—двойных денариях — наряду с унаследованным по традиции обозначением В— (тб. XLIX, 18) можно встретить и одну лишь букву В. Помеченные буквой Д простые денарии Иненфимея, очевидно, последние монеты этого номинала, выпущенные на Боспоре. У преемников его можно будет встретить только медные монеты со знаком В— или В, да и те быстро уменьшающиеся в размере.
Следующие далее две группы статеров, одинаково носящих имя царя Рискупорида и разделенных друг от друга небольшим промежутком времени, Кёне пытался относить к одному парю, правившему в течение 28 лет. Все новые исследователи, напротив, распределяют эти статеры между двумя Рискупоридами (IV и V или V и VI, мотивируя распределение тем, что на монетах второй группы изображено совершенно другое лицо. С другой стороны, Гиль3 вслед за Бурачковым безосновательно пытается отожествить первого из этих двух Рискупоридов с тем, который правил два года до Иненфимея. Если следовать Орешникову4 и Латышеву5, речь могла бы итти о трех разных Рискупоридах: IV (233-234 гг. н. э.), V (240—257 гг. н. э.) и VI (261—267 гг. н. э.). Но должен заметить, что, считая, несомненным разграничение Рискупорида IV от Рискупорида V, я далеко не уверен в том, что этот последний не тожественен Рискупориду VI. Дело в том, что главным аргументом для разграничения этих двух одноименных групп монет служит, как сказано, различие на них изображений царя. Однако подвергать эти монеты, в особенности статеры 537—553 гг. б. э., какому-либо более или менее строгому иконографическому анализу, учитывающему индивидуальные черты лица, невозможно в силу их грубости и схематизма. Единственное, что можно надеяться уловить в этих царских портретах, это самые общие признаки возраста изображенного. И с этой точки зрения то обстоятельство, что самые ранние из первой группы статеров (537 и след. гг. б. э., тб. L, 1, 3), дают без сомнения молодое лицо, а вторая группа начинается со статеров 558 г. б. э. (тб. L, 4), изображающих человека почтенных лет с большой бородой, делало бы попытку приписать обе группы монет одному царю вполне допустимой. С другой стороны, самый четырехлетний перерыв6 с 554 до 558 г. б. э., которому предшествует десятилетие, заполненное небывало обильными выпусками «статеров», представляется естественной реакцией против злоупотребления выпуском «статеров» в предшествующие годы и не требует для своего объяснения в качестве обязательной предпосылки смены правителя. Мало того, различные реформаторские попытки (о которых подробнее ниже),

1 Впрочем следует заметить, что в исключительно полном, в особенности в отношении статоров позднейших боспорских царей, собрании Эрмитажа имеются статеры Савромата III лишь 527 и 528 гг. Бертье-Делагард отмечает только два статера этого царя от 526 г.— в Берлинском и Лондонском кабинетах. Интересно проверить чтение дат на этих статерах, так как в случае, если бы эти статеры также оказались принадлежащими 527 и 528 гг., в догадке о разделении Боспорского царства на части не было бы необходимости.
2 IosPE, IV, № 433.
3 ЗРАО, V, стр. 360.
4 Кат. Ув., стр. 113.
5 Ποντικά, стр. 118 СЛ.
6 Тиритакский клад — ср. КСИИМК, вып. VI, стр. 58 — показывает, что этот перерыв, который раньше начинали с 553 г. б. э., должен быть сокращен на один год.

209

связывающиеся с первыми же «статерами», выпущенными после перерыва, и имеющие своей целью, очевидно, упорядочение денежного обращения, может быть, даже естественнее приписать уже умудренному долголетним опытом правителю, чем только что вступившему на престол царю. Поэтому, хотя обосновать отожествление так называемых Рискупоридов V и VI какими-либо иными документальными данными нет возможности, я все же склонен обе разделенных пятилетним промежутком группы «статеров» считать принадлежащими одному царю — Рискупориду V.
Первая группа «статеров» Рискупорида V, как уже было сказано, выделяется своим исключительным, беспримерным обилием. Особенно многочисленными, если даже судить по одному собранию Эрмитажа, становятся их ежегодные выпуски в период 544—549 гг. б. э. (247— 252 гг. н. э.). Количество падающих на каждый из этих годов экземпляров названных статеров выражается во многих десятках и достигает в некоторых случаях сотни. При этом обращает на себя внимание небольшое сравнительно при таком обилии выпусков количество экземпляров, чеканенных тем же штемпелем хотя бы с одной только стороны. Даже окончательно деградировавшие и сделавшиеся чисто медными статеры последних царей (Фофорса и его преемников) чаще представляют штемпеля лицевых сторон, работающие в течение нескольких лет подряд. Короче говоря, в период 247—252 гг. н. э. число работающих одновременно на боспорской монетном дворе штемпелей чрезвычайно многочисленно, производительность монетных мастерских развита до максимальных пределов и темп их работы доведен до высочайшего напряжения. Первоначально это исключительное напряжение как будто не отражается на внешнем виде «статеров», и только к концу, в статерах 549 и 550 гг. б. э., ясно чувствуется, помимо нового резкого огрубения стиля, также и дальнейшее понижение пробы монет. Одновременно с тем выпуски «статеров» опять сокращаются, особенное 550 г. б. э., и в собрании Эрмитажа не превышают двух-трех экземпляров на каждый год. В течение 550 и 551 гг. б. э. эту скудость монет можно было бы объяснить временным воцарением Фарсанза, «статеры» которого от 550 г. б. э. (тб. L, 2) известны в несколько большем количестве1. Однако и в последующие 552 и 553 гг., когда Рискупорид V, очевидно, вновь водворился на боспорской престоле, «статеры» остаются столь же малочисленными, а качество металла в них еще более понижается, представляя почти чистую медь.
Сомневаться в том, что Фарсанз действительно был чуждым царской династии узурпатором и что с его кратковременным царствованием, может быть, можно вслед за Моммзеном2 связывать рассказ Зосима о набеге боранов и их переправе через Боспор в Азию, я не вижу оснований. Но сокращение, а вскоре вслед за тем и прекращение выпуска «статеров» едва ли следует связывать с этими переменами на боспорской престоле. Скорее оно, повторяю, является прямым результатом наводнения денежного рынка «статерами» в предшествующие годы, вызвавшего их обесценение. Еще до того, как это злоупотребление выпуском «статеров» дало почувствовать свои последствия, Рискупоридом V в первые годы его правления выпускались и медные монеты. Эти медные монеты, несмотря на малый размер, представляют один только высший номинал меди (знак В или В—и все носят одинаковые типы: на лицевой стороне — голова царя, на оборотной — фигура сидящей Афродиты Урании. Среди этих монет одна заслуживает особого внимания (тб. L, 11—13). Это та, в которой Кене3 пытался вычитать имя царя Синга. Монета эта имеется в Эрмитаже в четырех, поступивших из разных собраний, совершенно тожественных по внешнему контуру, по расположению трещинок на краю, экземпляров. Внимательный анализ их не оставляет сомнения в том, что один из них представляет чеканенный оригинал, а три других отлиты с него — печальный результат всполошившего в свое время коллекционеров «открытия» Кене. Гиль4, возражая Кене, указал, что считавшиеся последним автором за имя буквы на самом деле читаются Βασιλεύς Τησ и что монета принадлежит царю Рискупориду. О том, что Гиль совершенно прав, свидетельствует сопоставление этой монеты с экземпляром, чеканенным тем же штемпелем лицевой стороны на кружке большого размера (тб. L, 13), где в силу этого сохранилось и продолжение имени . А. В. Орешников5 пытался недавно поддержать чтение и догадку Кене другим экземпляром монеты тех же типов, на котором он читает ... Экземпляр Исторического музея, о котором говорит А. В. Орешников, я в свое время видел и убедиться в правильности толкования его Орешниковым не мог 6. Но главным возражением служит следующее обстоятельство: совершенно невероятно допустить, чтобы в сере-

1 Наличность его же «статеров» от 551 г. б. э. нуждается в проверке. Изданного в свое время Келером (Serapis, I, стр. 13, № 2), как принадлежащего Эрмитажу экземпляра с этой датой, в настоящее время, по крайней мере, в Эрмитаже нет. Но правильно ли прочтена дата? Среди «статеров» Фарсанза, хранящихся в Одесском историческом музее, судя по любезно присланным мне М. Свичаревской эстампажам, также нет «статеров» с датой 551 г. б. э.
2 Римская история, т. V, стр. 267—268, пр. 2.
3 Муз., Коч., II, стр. 353.
4 ЗРАО, V, стр. 359, № 81.
5 ИРАИМК, II, стр. 137.
6 В настоящий момент, когда мне хорошо знаком весь боспорский материал в порядке тщательного сличения штемпелей и когда я, может быть, смог бы указать, к какой группе штемпелей относится этот экземпляр, у меня, к сожалению, нет его в слепке под руками.

210

дине III в. боспорский царь, который захотел бы осуществить свое право чеканки монеты, скромно ограничился выпуском медной монеты и отказал бы себе в удовольствии отчеканить датированный «статер» со своим портретом, тем более, что такие «статеры» по условиям времени можно было бить почти что из одной меди. Поэтому я склонен признать боспорского царя Синга фантазией Кене и исключить его из списка боспорских царей.
Статеры Рискупорида V от 557—564 гг. б. э., выпущенные после пятилетнего перерыва, с точки зрения, как техники, так и качества металла, образуют самостоятельную замкнутую группу. Это обстоятельство, однако, как сказано, не должно служить решающим аргументом в пользу принадлежности их особому царю, поскольку смена моментов упадка и подъема возможна, в особенности после некоторого перерыва в чеканке, также и на протяжении одного и того же царствования. Исполнение этих статеров несравненно более тщательное в такой же мере в портретах царя и императора, как и в надписях. Металл, правда, не возвращается к электру, но все же по цвету подходит к низкопробному серебру времени Иненфимея. В этой группе монет на оборотных сторонах появляются два противопоставленных друг другу бюста (тб. L, 4) — Валериана и Галлиена — явление не новое для боспорских «статеров», поскольку на них уже таким же образом отражались соправительства М. Аврелия и Луция Вера при Евпаторе и Септимия Севера с сыном при Савромате II. Два года спустя после начала этой чеканки мы имеем уже и свидетельства дальнейших, хотя и эфемерных, но более серьезных попыток на пути к упорядочению денежного обращения. Датой 560 г. б. э. снабжена уникальная монета в собрании Эрмитажа, повторяющая типы тех же «статеров», но отчеканенная из чистого золота и весящая 2.62 гр (тб. L, 5). С датами 560 и 561 гг. известны также чрезвычайно редкие монетки хорошего серебра тех же типов и близкого веса (веса трех экземпляров в Эрмитаже: 2.12; 2.33; 2.38 гр, тб. L, 6). Вряд ли можно сомневаться в том, что золотая монетка есть не что иное, как третья часть прежнего золотого ауреуса, и выпуск ее представляет собой попытку восстановить обращение золотой монеты, хотя и на основе уменьшенной единицы. Такие золотые триенсы, как свидетельствует термин «triens saloninianus»1, как раз около этого времени входят в обиход в самом Риме 2. Труднее сказать, что должны были представлять собою серебряные монетки. Отправлялись ли они от первоначальной, еще времени республики, восстановленной впоследствии Диоклетианом, нормы денария в 4.55 гр или ориентировались на какие-либо иные нормы? В самом Риме в это время серебряная монета, неуклонно подвергавшаяся порче, перестала быть реальной единицей обращения. Во всяком случае попытка упорядочения денежного обращения на Боспоре успеха не имела: одновременно с этими редчайшими золотыми и серебряными монетками в те же 560 и 561 гг. продолжали выпускаться в большом числе биллоновые «статеры» прежнего размера и образца (тб. L, 8), а одна подробность, обнаруживающаяся на этих статерах в следующем 562 г., свидетельствует о том, что под давлением нужды в средствах денежного обращения боспорский царь пошел по пути своих предшественников, не остановившись перед перенесением операции, применявшейся ранее лишь к меди, и на самые «статеры». Дело в том, что «статеры» 562 г. известны в двух основных вариантах. Первый имеет подобно «статерам» 561 г. в поле оборотной стороны, рядом с бюстом императора, вертикальную черту (тб. L, 9), которая, конечно, представляет не палицу, а букву I. В другой группе «статеров» того же года (тб. L, 10) эту I заменяет буква К. Нет сомнения в том, что мы имеем здесь внезапное повышение номинальной ценности монеты вдвое — переход от стоимости в 10 единиц к стоимости в 20 единиц. В точение всего предшествующего развития монетного дела на Боспоре мы могли заметить постоянную тенденцию к замене находящейся в преимущественном обращении монеты монетой, вдвое или более превосходящей ее по номинальной стоимости. Иногда, как в реформе Нерона, эта замена сопровождалась фактическим повышением веса ходячей монеты, правда, не всегда соответствующим изменению ценности. В других случаях, как на первых шагах реформы Савромата II, такому удвоению стоимости подвергался монетный кружок того же веса 3. В 562 г. б. э. подобная же операция была произведена и над «статерами»: показатель того, что хозяйственный кризис на Боспоре зашел очень далеко. В вопросе о том, какие это были единицы, которых до 562 г. считали 10 штук на «статер», а с этого года стали считать по 20, мы не можем итти дальше предположений. Поскольку медные монеты с типами прежнего двойного денария и знаком В—, хотя и чрезвычайно уменьшившиеся в весе, продолжали выпускаться и в это время (тб. L, 7), как это можно бесспорно установить в силу тожества царских бюстов на них с такими же бюстами на «статерах» 557—564 гг., вполне вероятным представляется,

1 Script. Hist. Aug., Vita Claudii, 17.
2 Η. Mattingly, Roman coins, стр. 127; Μоmmsen, Geschichte d. römisch. Münzwesens, стр. 776, прим. 116. Даже Κ. Μenandier, Die Münzen und das Münzwesen bei den Scriptores Historiae Augustae, Z. f. N., XXXI, 1913, который отказывается допустить реальность золотого триенса как ходячей монеты при Галлиене, не отрицает того (указ. соч., стр. 50), что выпуск этого номинала мог начаться при нем.
3 С точки зрения античных экономических взглядов такая финансовая операция была вполне нормальной. Ср. Aristot., Oecon., II, XX о Дионисии Сиракузском.

211

что именно они были этими единицами. Исходя из исконного римского взаимоотношения между ауреусом и денарием (1 : 25), следовало бы считать, что двойных денариев на ауреус идет 12 1/2 штук. Ауреус-статер на Боспоре уже во II в. стал быстро портиться в своем качестве, а Савромат II ввел в обращение медные денарий и двойной денарий: поэтому говорить об устойчивости этого взаимоотношения не приходится и возможны всякие округления. «Статеры» со знаком К выпускаются в течение еще двух лет — 563 и 564 гг.— и затем выпуск их прекращается вплоть до 572 г. б. э., от которого имеются уже чисто медные «статеры» без всяких знаков ценности (тб. L, 16—18) с именами трех царей: Рискупорида, Савромата IV и Тейрана. Именпо ввиду наличности этих статеров 572 г. и Гиль, и Латышев, и Миннз в своих списках боспорских царей распространяют правление предпоследнего Рискупорида (нашего Рискупорида V) до 275/6 г. н. э. Но «статеры» 572 г. б. э. с именем Рискупорида заслуживают особого экскурса. В Эрмитаже имеется четыре экземпляра их, в том числе тот, который был в свое время опубликован Подшиваловым (тб. L, 15) 1. Однако при ближайшем исследовании все четыре экземпляра оказываются литыми и, сколько можно судить по тожеству контура, отлиты из одной формы. Естественно было бы, конечно, предположить, что в основе их всех лежит чеканенный оригинал, и поискать такового. Однако, я думаю, что эти поиски окажутся напрасными по следующим соображениям. Лицевая сторона упомянутых «статеров» тожественна по штемпелю двум экземплярам собрания Эрмитажа, носящим на оборотной стороне дату 561 г. б. э. (тб. L, 14). Оборотная же сторона их совершенно подобна «статерам» того же 572 г. с именами Савромата IV и Тейрана (тб. L, 16, 17), хотя тожественного штемпеля среди этих последних в собрании Эрмитажа мне не удалось найти. Совершенно невероятно допустить, чтобы один и тот же штемпель аверса мог быть вновь пущен в работу, спустя одиннадцать лет после своего первого появления. Гораздо естественнее предположение, что литые подделки в собрании Эрмитажа представляют гибриды, для которых форма лицевой стороны была снята со «статера» Рискупорида 561 г., а форма оборотной стороны с реверса какого-либо статора Савромата IV или Тейрана. В силу сказанного выпуск «статеров» Рискупорида V я считаю прекращающимся с 564 г. б. э. (267/8 г. н. э.) и вопрос о правителе в промежутке между 267 и 275 гг. н. э. оставляю за отсутствием данных открытым.
С именем Савромата IV мы имеем статеры только от 572 г. (тб. L, 17), с именем Тейрана от четырех годов — с 572 по 575 г. б. э. (тб. L, 16, 18). Те и другие статеры, как уже сказано, темного, чрезвычайно низкопробного металла и часто производят впечатление чисто медных. Естественно поэтому, что и соответствующей им медной монеты не выпускалось. Новость в области типологии «статеров» представляет появление со времени Тейрана на оборотной стороне рядом с портретом императора фигуры орла,— мотив, который затем повторяется и на монетах последнего Рискупорида. Монетное дело трех последних боспорских царей по характеру совершенно однородно. Различия между ними сводятся к подробностям типологии, о которых будет говориться ниже, состав же монетных выпусков у всех трех одинаковый: выпускаются одни только «статеры», чеканящиеся уже из чистой меди и не обнаруживающие по внешнему виду и следов драгоценных металлов 2. Исключение составляет монета Фофорса с типом орла на оборотной стороне (тб. L, 21 ) 3, представляющая, очевидно, медную монету, поскольку на ней отсутствует портрет императора и дата. Но эта монета, известная только в двух экземплярах, явно была эпизодическим, показным выпуском и не предназначалась служить ходячей монетой. Об этом с особенной ясностью свидетельствует тот факт, что для лицевой стороны ее не потрудились заказать особый штемпель, а использовали штемпель тех же «статеров» самых первых городов правления царя. Таким образом, это исключение из числа тех, которые лишь подтверждают правило. «Статеры» последних боспорских царей выпускались в больших количествах и находятся очень часто как отдельными экземплярами, так и целыми кладами 4. Специфическим отличительным признаком «статеров» Фофорса является своеобразный знак на оборотной стороне (тб. L, 19, 20), в котором обычно не без оснований видят родовой знак. Единственное, что может несколько удивлять, это присутствие этого знака не на лицевой стороне при портрете царя, а на оборотной стороне, где искони помещается императорский портрет, конечно, уже не узнаваемый. Присутствие этого родового знака совместно с необычным именем царя позволяет предположить, что Фофорс, а может быть также его преемник Радамсад, не принадлежали к исконной боспорской династии. Годы правления Фофорса различно указываются разными авторами. Думаю, что прав Гиль, начинающий если не его правление, то во всяком случае его монетную чеканку с 583 г. б. э. (286 г. н. э.). В самом деле, «статеры» 583 г, засвидетельствованы твердо, известны в достаточном количестве экземпляров, между прочим

1 Α. Podsсhiwаlow, Beschreibung der unedirten Münzen von Sarmatia Europaea etc., M., 1882, стр. 23, JVs 73.
2 Делаю оговорку относительно внешнего вида, так как точный вывод можно будет сделать только после достаточного числа химических анализов.
3 Нум. сб., II, тб. I, 12.
4 Из последних очень важен таракташский клад — ИТУАК, вып. 43, стр.99 —как позволяющий уточнить и проверить хронологию последних, царей.

212

и в собрании Эрмитажа, и вслед за ними идут почти непрерывные ежегодные ряды «статеров». Между тем «статеры» предшествующих годов указываются спорадически и лишь в очень старых изданиях1; мне не пришлось их видеть ни одного. Едва ли можно сомневаться, что года , НОФ и др. неправильно прочтены вместо и т. д., а АПФ вместо ΔΠΦ. Самое решительное подтверждение такой догадки я вижу в том, что таракташский клад, заключая в себе непрерывный ряд «статеров» Фофорса, начиная с 583 г. б. э., а также «статеры» Тейрана 573, 575 и 576 гг., не имеет в своем составе монет промежуточных годов. Напрашивается естественный вывод, что между 576 и 582 гг. б. э. «статеров» на Боспоре не выпускалось вовсе. К концу правления Фофорса после 600 г. «статеры» становятся очень редки. В таракташском кладе последние зарегистрированные «статеры» Фофорса носят 600 г. б. э. Тем не менее о наличности в собрании Эрмитажа «статера» 605 г. б. э. (308 г. н. э.) можно говорить с уверенностью и, следовательно, продолжать правление Фофорса до этого года.
«Статеры» с именем Радамсада не имеют родового знака (тб. L, 22). Исполнение их, как в портретах, так и в надписях, очень грубое, небрежное. Последнее обстоятельство особенно обидно потому, что в хронологии его правления остаются в связи с этим неясности. Гиль считает, что он правил от 606 до 615 г. б. э. (309— 318 гг. н. э.). И действительно, в собрании Эрмитажа наиболее ранний его «статер» датирован 606 г., и статеры следующих годов идут непрерывно. С другой стороны, в старых изданиях упоминаются статеры 605 г., а в таракташском кладе одинаково не оказалось ни одного экземпляра ни 605, ни 606 г. В отношении же конечного года в пользу догадки Гиля говорит то, что от 615 г. мы имеем уже в достаточном числе и «статеры» с именем Рискупорида. Однако в собрании Эрмитажа есть «статеры» Радамсада, в дате которых на месте единиц стоит знак или и, если его считать заменяющим более обычный для цифры 6 знак , то придется в течение 615 и 616 гг. допустить одновременное правление обоих царей. Издатель таракташского клада отметил значительное число «статеров» Радамсада 616 г. Что же касается 619 г., также отмеченного в таракташском кладе, то он и в кладе является оторванным, поскольку нет «статеров» 617 и 618 гг. и достоверные монеты этих двух последних годов мне неизвестны. Думаю, что в данном случае Гиль стоит на верном пути, считая дату 619 г. на одном из штемпелей ошибкой, подвергшейся исправлению. Это тем более вероятно, что, сколько могу судить по доступному мне материалу, «статеров» Радамсада с отчетливой Θ на месте единицы нет, а 619 г. приписываются «статеры» с датой IX.
Последний боспорский царь, известный нам по своим монетам, носит традиционное имя Рискупорида и является, повидимому, шестым царем с этим именем. Его «статеры», если судить по материалу Эрмитажа, образуют непрерывные ряды, начиная с 615 г. б. э. и до 627 г. «Статеров» 628 г. б. э. в Эрмитаже нет, но имеется экземпляр 629 г. б. э. «Статеры» с 616 до 623 г. (тб. L, 23—25) чрезвычайно обильны, с 624 г. они становятся малочисленны. Ту же картину дает таракташский клад, в котором «статеров» после 623 г. б. э. не было. В литературе есть упоминания о «статерах» этого царя, снабженных 631, 638, 639 гг. и др. Все они представляют неправильные чтения. На многих статерах Рискупорида VI в датах буква К воспроизводится чрезвычайно небрежно, так что нижняя наклонная гаста в этой букве доходит почти до верхнего конца вертикальной гасты, а верхняя наклонная гаста остается в виде едва заметной черточки. В таком случае смешать буквы Λ и К весьма легко.
Тип оборота—голова императора с сидящим перед ней на шаре орлом — аналогичный тому, который мы встретили на «статерах» Савромата IV и Тейрана, часто встречается на монетах Рискупорида VI. С 622 г. к нему присоединяется еще другой тип оборота, в котором орла сменяет Ника с венком (тб. L, 24). Связывать ли эти типологические черты с тем, что в лице Рискупорида VI, как можно было бы заключить из его имени, на боспорском престоле вновь водворился представитель исконной местной династии, —вопрос приходится оставить открытым. Слишком скудны наши сведения о положении Боспора в эту эпоху; мы не знаем даже, носил ли последний Рискупорид привычное для боспорских царей praenomen и nomen Тиберия Юлия2. В тридцатых годах IV в. н. э. оканчивается самостоятельная чеканка боспорских царей. Делать из этого факта вывод об одновременной с этим катастрофической гибели царства было бы необоснованным. Отмеченный выше факт постепенного уменьшения числа сохранившихся «статеров» начиная уже с 624 г. б. э. говорит против внезапного и вынужденного прекращения монетной чеканки. Скорее можно предполагать постепенное сведение новых монетных выпусков на-нет, как давно уже обесценившихся. На вопрос о том, чем же могли быть заменены эти «статеры» после прекращения их выпуска, дает ответ все тот же таракташский клад. Наряду со «статерами» последних боспорских царей в нем оказались медные монеты римских императоров начала IV в., причем особенно многочисленны были монеты Лициния и Константина.

1 Напр., Sestini, Classes generales, Florentiae, 1821, стр. 34; Сабатье, Керчь и Боспор, стр. 81.
2 Напомню, что то же имя Тиберия Юлия носит и царь, очевидно, начала византийской эпохи Диуптун — IosPE, II, № 49.

Подготовлено по изданию:

Радциг С. И.
Р 15 История древнегреческой литературы: Учебник. — 5-е изд. — М.: Высш. школа, 1982, 487 с.
© Издательство «Высшая школа», 1977.
© Издательство «Высшая школа», 1982.