189

Глава четвертая

ЗАКЛЮЧЕНИЕ. ВОПРОС О МЕТОДИКЕ ИСТОРИЧЕСКОГО ВЫВОДА НА ОСНОВЕ МАТЕРИАЛОВ РАСКОПОК

Исторический вывод — цель полевых исследований

Раскопки в нашем понимании задач полевой археологии не могут иметь своею целью только раскрытие какого-либо архитектурного комплекса или пополнение музеев теми или иными экспонатами. Цель их — прежде всего историческое исследование, установление всех тех фактов экономической, социальной, политической и культурной жизни прошлого, какие возможно извлечь в результате раскопок того или иного памятника. Объединение результатов исследования археологических памятников, осуществленного на основе такой системы, будет немало способствовать генеральной задаче истории древнего мира — выяснению процесса исторического развития античных государств на изучаемой территории.

При этом нельзя забывать, что раскопки каждого археологического памятника неизбежно влекут за собой разрушение значительной части последнего, а именно, культурного слоя городища, селища или свалки, конструкции гробницы, погребения и т. д. Разрушая эту существенную часть памятника, археолог должен всесторонне ее проанализировать, причем одним из эффективных средств для понимания природы и времени разрушаемого могут служить вещевые находки.

В процессе раскопок (т. е. частичного разрушения) памятника археолог делает неповторимые наблюдения, поэ

190

тому этой стороне следует уделить наибольшее внимание в полевой документации, а равно и в последующем отчете, заключающем выводы, которые оказалось возможным сделать в результате проведенных работ. Правильное истолкование слоя требует от археолога, пожалуй, наибольших усилий в его работе; это ведь много сложнее, чем определение большинства встречающихся архитектурных сооружений и вещевых находок ¹.

Признание исторического вывода основной целью полевых работ и особенно раскопок обязывает исследователей с большей строгостью относиться к намечаемым ими планам полевых работ ². Конечно, каждые технически грамотно проведенные раскопки приносят некоторую пользу. Однако нельзя закрывать глаза на то, что при планировании работ перед исследователями может встать следующая дилемма: чему следует отдавать предпочтение — продолжению больших раскопок на старых, иногда хорошо изведанных местах, а иной раз к тому же дающих из года в год близкие по характеру результаты, или усилению исследований «белых пятен». Таких «пятен» в условиях Северного Причерноморья немало в хоре (χώρα) каждого античного государства, а отчасти и среди городов. Нам представляется наиболее рациональным признать, что большие разведки или раскопки, сколько-нибудь значительные по объему, тогда дают наибольшие результаты, когда позволяют сделать новые существенные исторические выводы. А это обычно оказывается более возможным лишь при исследовании «белых пятен» или при удачно разработанном плане работ па ранее уже исследовавшемся памятнике. В последнем случае должен быть умело намечен ряд вопросов, не разрешенных предшествовавшими работами и вместе с тем имеющих большое значение для истории данного города или иного памятника.

Полевая документация и отчеты, подводящие итоги результатам разведок и раскопок, являются важнейшими материалами для исторических выводов, иной раз имеющих первостепенное научное значение, а иногда и выходящих далеко за пределы истории исследуемого памятника. Эти выводы могут быть результатом непосредственных наблюдений над фактами, которые выступают с достаточной отчетливостью для археолога в ходе его работ в поле. Так, не требуется особых усилий, чтобы на основе стратиграфии, выявленной в результате первых раскопок на том

191

или ином населенном пункте, установить время его возникновения, наиболее интенсивной жизни, прекращения существования. Так же можно выяснить историю отдельных частей населенного пункта, а ведя наблюдение над строительными остатками, установить их характер, наметив жилые кварталы, общественные здания, святилища, производственные сооружения. Наблюдения над производственными сооружениями и различными отходами производства (шлаки, бракованные изделия и т. д.), находимыми на городище и загородных свалках, приводят к выявлению местного производства. Далее, не представляет особых затруднений выяснение границ городов (особенно небольших), истории некрополей и урочищ за пределами города. Вещевые находки, особенно после камеральных исследований, дают картину экономической и культурной жизни населенного пункта. Все сказанное, конечно, совершенно необходимо и обычно находит место во всяком обстоятельном отчете, публикуемом в печати.

Активные методы исследования

Однако этим не ограничиваются те возможности, которые открываются перед полевым археологом, особенно если он стремится посредством активизации приемов исследования изыскивать новые пути, которые могут привести к построениям исторических выводов на основе археологических материалов. Приведем примеры. Мощность культурных напластований и обилие их в течение какого-то отрезка времени нередко считаются достаточно надежным доказательством интенсивной жизни, а иной раз даже большого подъема. Расмотрим это положение. Напомним, что анализ истории образования культурных напластований античных городов показал, что они обычно не являются результатом постепенных отложений, образующихся в течение длительного периода. Напротив, эти напластования обычно возникают в сравнительно короткий срок, когда разрушаются постройки, и в немногим больший промежуток времени, когда на этом месте появляются новые сооружения.

Таким образом, анализируя культурные напластования в качестве источника, отражающего уровень экономического развития общества, не нужно забывать, что нельзя ограничиваться одними количественными показателями (число напластований, их толщина), не обращая внимания на их природу, а именно: возникли ли эти слои в процессе

192

Рис. 88. Схема мощности различных по происхождению слоев Пантикапея

разрушения построек (вследствие их обветшания, пожара, возможно иных причин) и остались ненарушенными до обнаружения их археологом или же, напротив, это результаты не гибели сооружений, а активной творческой деятельности, например устройства обширных, всегда находившихся ниже дневной поверхности монументальных субструкций и мощных насыпей террас, сооружение которых требовало немалых усилий. Разумеется, такие грандиозные работы возможны только во времена большого экономического подъема, между тем как значительная толщина напластований, возникших в результате процес-

193

са разрушения построек, еще не является показателем большого благополучия.

Дело в том, что интенсивность формирования слоев нередко бывает результатом довольно быстрого обветшания и разрушения небрежно сооруженных скромных³ жилых построек, что приводит к более быстрой смене культурных напластований, чем это наблюдается в условиях более солидного строительства. Если быстрая смена слоев наблюдается на больших раскопанных площадях, то это можно считать характерным для жизни всего города или поселения и позволяет сделать существенные исторические выводы. В качестве примера приведем стратиграфию Пантикапея, которая по данным раскопок 1957 г. состояла из девятнадцати слоев ⁴.

Из этих слоев три приходилось на VI в. до н. э.; также три — на V — начало IV в. до н. э.; шесть — на время примерно со второй четверти IV в. до н. э. до последней четверти II в. н. э. и семь — на промежуток времени с конца II в. н. э. до разрушения Пантикапея в 70-х годах IV в. и. э. Таким образом, в первых двух случаях на столетие приходится по три слоя (следовательно 30— 40 лет на слой), в следующем — примерно, на 550 лет — шесть слоев (следовательно, около 90 лет на слой), наконец, в последнем — примерно на 180—190 лет также семь слоев, т. е. в среднем 26—28 лет на

Риг. 89. Схема продолжительности существования слоев Пантикапея

194

слой. Таким образом, позднеантичный период, судя по всем данным отнюдь не бывший временем процветания Пантикапея, отличается обилием культурных слоев, кстати сказать, обладающих значительной толщиной. В противоположность этому совершенно иная картина наблюдается в периоды наибольших подъемов города в IV в. до н. э. и I в. н. э., а равно и во времена сравнительного благополучия.

Если расчеты количества слоев, относящихся к тому или иному большому периоду, не вызывают особых затруднений, го несколько сложнее сопоставление толщи этих напластований. Однако и здесь можно наблюдать некоторую закономерность, которая может быть выявлена, если учитывать качественную природу слоя, а именно: является ли он слоем, возникшим при разрушении или же в условиях создания новых сооружений.

Наблюдения над первыми (т. е. «слоями разрушения») показали, что примерно в первые два века (VI — начало IV в. до н. э.) существования Пантикапея отложились напластования 2 1/2 м толщиной, в последующие шесть веков (IV в. до н. э. — II в. н. э.) общая мощность слоев составила 2 3/4 м, и, наконец, менее чем за два века (III— IV вв. н. э.) —около 2 м. Таким образом, за четыре века в начале и конце существования Пантикапея мощность напластований оказалась значительно большей, чем за остальные шесть веков; причем в течение столетия в VI— V вв. до н. э. и III—IV вв. н. э. толща напластований достигала 1,5 м, между тем как с IV в. до н. э. до II в. н. э. не наблюдается даже третьей части этого количества.

Если так обстоит дело со «слоями разрушения», то совершенно иную картину дают «слои созидания». Не играя сколько-нибудь существенной роли в периоды двух первых и двух последних веков существования города, они в виде мощных насыпей террас, сооружавшихся в IV в. до н. э. — II в. н. э., в целом превосходят 6 м.

Выясненный в результате изложенных нами наблюдений характер нижних напластований города может свидетельствовать о бедности основателей апойкии, а в случае, если это явление наблюдается на значительных площадях, то и слабой экономической дифференциации. Если над такими напластованиями лежат слои, относящиеся к большому промежутку времени, заключающие остатки грандиозных общественных зданий или больших сооружений

195

градостроительного порядка, то такой результат раскопок позволяет прийти к выводу о значительном экономическом подъеме данного города или даже государства. Сказанное, однако, не распространяется на случаи, когда в подобном слое обнаружены монументальные развалины, принадлежавшие жилым домам; в последних можно видеть надежное указание на наличие сильного экономического неравенства, а отнюдь не доказательство общего экономического подъема и расцвета полиса. Сосуществование богатых жилых домов в Ольвии III в. до н. э. и плачевного состояния полисной казны, красочно обрисованной в декрете в честь Протогена, является наглядным тому доказательством.

Наконец, если над длительно существовавшими средними напластованиями лежат быстро сменявшие друг друга слои, это является показателем сильного огрубения технических приемов строительства, вероятно, связанных со значительной экономической депрессией, иногда даже «увяданием» данного населенного пункта. Подобная особенность стратиграфии селища позволяет предполагать сильную эксплуатацию его обитателей.

Не нужно забывать, что сказанное нами относится только к жилым кварталам рядовых городов или поселков и никак не может быть перенесено на другие объекты, например на общественные или культовые центры крупнейших столиц Средиземноморья, где строительство многочисленных новых зданий, переделки их, различные пристройки отнюдь не являются показателями упадка.

Возвращаясь к вопросу о слоеобразовании, нужно отметить еще одно важное обстоятельство, игнорирование которого может привести к неправильным представлениям. Дело в том, что в зависимости от преобладания того или иного строительного материала создаются различные условия формирования слоев. Равным образом неодинаковые трудности испытывает археолог, поставивший своей задачей выяснить роль основных строительных материалов в тот или иной период на основе анализа культурного слоя того времени. В качестве примеров приведем наблюдения над античными напластованиями Пантикапея, содержащими остатки разрушенных построек из сырцового кирпича или камня, и средневековыми слоями Фанагории, видимо, изобиловавшими зданиями, сооруженными из самана (блоками из черноземной земли часто с примесью навоза).

196

Легче всего поддаются выявлению остатки сырцовых стен; этому способствуют два обстоятельства: пласт глины, в который превращаются эти развалины (частично смешанный с землей), малопригоден для последующего использования, к тому же этот пласт обычно довольно резко отделяется от остальной насыпи культурных напластований городища ⁵. Значительно сложнее картина, когда камень является доминирующим строительным материалом. Пришедшие в негодность постройки из камня, даже из грубо обработанного, не говоря уже о хорошо отесанных квадрах, нередко выбираются почти начисто, что в частности способствует уменьшению толщины напластований периодов экономического подъема. Еще сложнее обстоит дело при разрушении саманных стен. Состоящие из черноземных блоков, они, разрушаясь, становятся такой же землей, из которой они были сформованы, совершенно смешиваясь с остальной насыпью слоя.

Как говорилось выше, культурные напластования формировались в различные по продолжительности периоды. Так, в Пантикапее они охватывают промежутки времени примерно от столетия до немногим более чем четверть века. Однако в том же Пантикапее нам известны случаи, когда образование слоев происходит значительно скорее, а именно: на весьма ограниченном участке жалкие, быстро приходящие в негодность строения сменяют друг друга с такой быстротой, что на время существования каждого на круг приходится лет восемь⁶. Разумеется, это цифра средняя и в действительности были отклонения в ту и другую сторону, однако вряд ли очень большие.

Подобные микрослои могут лежать в том же горизонте с одним-двумя слоями, образовавшимися от разрушения солидных построек, которые простояли в течение всего того времени, когда находившиеся по соседству жалкие постройки сменяли друг друга, а иной раз и значительно дольше. Не приходится сомневаться в том, что эти остатки связаны с деятельностью крайне бедного населения. В случае, если остатки лачуг и монументальных зданий принадлежали жилым домам, это позволяет сделать вывод о большой экономической дифференциации.

Выше уже было упомянуто о возможности очень интенсивной выборки камня из культурного напластования, которая может привести к полному уничтожению остатков архитектурных сооружений и придать перерыто

197

му слою аморфный характер взамен обычного более или менее правильного чередования земляных пластов.

Уничтожение слоев и построек в древности

Однако бывают случаи, когда в стратиграфии центральной части города наблюдается следующая картина: над нижними слоями архаического времени непосредственно залегают верхние слои римского периода, причем совершенно отсутствуют какие-либо следы длительного запустения данного участка, равно как и письменные источники не дают оснований для такого предположения. Описанное явление может найти только одно объяснение, а именно: в периоды очень интенсивной градостроительной деятельности при перепланировках значительных районов города могут быть срыты на значительную глубину (а иной раз даже до материка) многовековые культурные напластования и перемещены на другие участки или же на свалки за пределы города.

Датировка этих обширных перепланировок не вызывает затруднений, ибо они преследуют цель создать новые террасы, которые послужат строительными площадками для возводимых на них зданий, т. е. большие земляные выемки синхронны стоящим на них архитектурным остаткам.

В тех случаях, когда выемки напластований не были доведены до материка, нетрудно установить общую дату срытых слоев; что же касается числа их, то оно может быть намечено лишь по аналогии с лучше сохранившимися соседними районами, т. е. без достаточной уверенности.

Описанный частичный или полный снос культурных напластований обычно сопровождается сооружением на других участках того же города больших насыпей террас, поддерживаемых монументальными подпорными стенами. Такие стены обычно испытывают судьбу других солидных построек, что же касается насыпей, то они нередко доходят в хорошем состоянии. В отличие от перерытых аморфных слоев насыпи террас имеют отчетливо выраженную структуру постепенных сбросов и нередко содержат немало отдельных камней, а иногда и архитектурных фрагментов ⁷ (но, конечно, не кладок). Особенно же характерно для подобных насыпей, что позволяет безошибочно их определить,— это наличие очень большого числа разновременных находок, предшествующих времени сооружения террас, при небольшом числе фрагментов немного более позднего времени. Основная масса находок происходит из пе-

198

ремещенных ранних слоев, немногие более поздние попали в насыпь при ее сооружении и тем самым дают достаточно надежную дату.

Обширные перепланировочные работы, с которыми связаны обширные выемки и сооружения террас, являются многосторонним историческим источником. Во-первых, такие работы даже в довольно больших городах могут производиться лишь в случаях грандиозных разрушений⁸, вызванных стихийными катастрофами или разорениями, причиненными неприятелем⁹. Во-вторых, сооружение обширнейшей системы городских террас требует очень больших средств и возможно только в период значительного экономического подъема города или даже всего государства. Даже поддержание в порядке системы террас, требующих постоянных ремонтов, сооружение контрфорсов возможно лишь во времена сравнительного благополучия. Напротив, период, когда террасное строительство почти или даже полностью прекращается и вся система городской планировки приходит в упадок, является временем сильной экономической депрессии.

Не приходится сомневаться в том, что такое обширное строительство требует большого числа рабочих рук, очевидно, рабов или зависимого населения, что позволяет сделать вывод о сильной экономической и социальной дифференциации общества.

В результате всех сделанных нами наблюдений можно думать, что периоды подъема античного города, когда в распоряжении правящей группы оказываются наиболее значительные средства, позволяющие развернуть самое интенсивное городское строительство, вместе с тем были периодами, когда могли особенно активно вестись различные земляные работы (а в археологическом смысле это означало уничтожение слоев). Напротив, во времена не столь благоприятные строительные работы были гораздо скромнее, что оказалось значительно менее разрушительным для нижних напластований.

Этот вывод, как нам представляется, в известной мере полезен и для решения вопроса об определении причины прекращения существования населенного пункта: оставление его жителями в мирных условиях, разрушение при нашествии неприятеля, стихийная катастрофа.

Нередко приходится встречаться с убеждением, что если поселение разрушено до тла и от него остались архео-

199

логам жалкие остатки выбранных стен и обломки керамики, то такой разгром может быть результатом вторжения неприятелей. Конечно, древняя история знает примеры сознательного стремления подвергнуть разрушению вражеский город в качестве самой сильной кары. Однако подобные меры ¹⁰ все же не были частым явлением. Кроме того, и при таком разрушении немало строительных остатков и многочисленных ставших негодными к употреблению предметов останутся на месте и при раскопках станут добычей археолога. К тому же, захват населенного пункта неприятелем обычно сопровождается пожарами, а следы последних прослеживаются без труда. Таким образом, культурный слой, образовавшийся в результате военного разгрома, с археологической точки зрения никак нельзя считать бедным: он хранит остатки всего малоценного или поврежденного при захвате имущества, которое оставил без внимания завоеватель, а всякое пожарище ^п, если оно не подверглось дальнейшим повреждениям, может сохранить в обуглившемся виде различные деревянные и другие легко сгнивающие предметы, а также иногда позволяет выяснить устройство перекрытия; наконец, именно при таких обстоятельствах в сгоревшем доме могут быть обнаружены спрятанные в тайнике клады монет или других ценностей.

Если же в противоположность описанному археологическому богатству на поселении оказываются только жалкие остатки фундаментов или цоколей, небольшие развалы щебня, отдельные обломки посуды,— все это рисует совершенно иную картину прекращения жизни на данном месте. Несомненно, такой поселок был покинут жителями в силу каких-то причин в спокойных мирных условиях; ведь они могли взять с собой не только самое ценное, но даже такой трудно транспортируемый громоздкий груз, как камни и черепицы, из которых были сооружены жилища ¹².

Наконец, следует упомянуть стихийные катастрофы, с которыми иной раз приходится встречаться археологу. Тут нужно разграничить два случая. Первый, когда после катастрофы жизнь на данном пункте совершенно прекращается; при таких обстоятельствах «археологическая» насыщенность памятника может быть большей, чем в условиях военного захвата, ибо тогда либо ничего, либо лишь немногое может быть унесено жителями.

200

Другой случай, которого мы уже касались, когда после катастрофы, например землетрясения, жизнь на этом месте возобновляется (Пантикапей, Аполлония Иллирийская). Возрождение разрушенного города требует больших восстановительных работ, иногда починки полуразрушенных зданий (Аполлония Иллирийская), а случается, и капитальной реконструкции (Пантикапей). Восстановление, по-видимому, постоянно сопровождается широким применением хищнических кладок, сооружаемых подчас из разнородного камня, выбранного из разновременных построек и их развалов.

Вещевые находки

Вернемся к уже затрагивавшемуся нами вопросу о том, какие выводы возможны об уровне экономического развития города на основе раскопок. Мы уже отмечали, что иной раз приводимое доказательство экономического благосостояния города — наличие богатых жилых домов — далеко не всегда является неоспоримым критерием, но зато надежно свидетельствует о сильной экономической дифференциации населения. Равным образом наличие привоза значительного числа керамических изделий¹³ в III—II вв. до н. э. из метрополии в Северное Причерноморье, ввиду их крайней дешевизны, не может служить показателем уровня благосостояния города. Ведь такие изделия не были дорогими ¹⁴ и в период классики, а в дальнейшем, во времена широкого применения полумеханических приемов производства, они стали еще более доступными. То же в значительной мере относится и к привозному вину. Дело в том, что каждое конкретное наблюдение, сделанное археологом при раскопках, должно истолковываться обязательно с учетом всех иных исторических источников. Например, обилие привозных недорогих предметов в Ольвии в III в. до н. э. должно быть сопоставлено с данными эпиграфики ¹⁵ и нумизматики ¹⁶, рисующими тяжелое положение полиса. Однако еще важнее то обстоятельство, что для периода эллинизма наличие значительного числа привозных вещей еще не является гарантией благосостояния полиса. Ведь очень широкий размах внешней торговли, в том числе недорогими товарами, был характерной чертой экономики этого времени. Равным образом уменьшение ввоза иноземной продукции в III—IV вв. н. э. в один из боспорских городов, например Пантикапей, отнюдь не является фактором, определяющим экономическое положение Боспора.

201

Характерной особенностью позднеантичного Пантикапея является обилие зерновых ям, не наблюдаемых в предшествующие столетия (с V в. до н. э. до I в. н. э.). Эти ямы свидетельствуют о появлении зерновых хозяйств в городской черте, постепенной рустификации города и натурализации его хозяйства. Именно эти большие сдвиги, параллельные коренным изменениям социально-экономической структуры во всем античном обществе этого времени, сыграли решающую роль в затухании заморской торговли, а не какие-либо внешнеполитические события, как бы разрушительны они ни были.

Подводя итоги этому небольшому экскурсу, мы хотим подчеркнуть, что доступные нам археологические данные об античной торговле являются источником, на основе которого можно делать исторические выводы лишь с величайшей осторожностью, никогда не забывая, что предметы, обнаруживаемые при раскопках городищ, были довольно дешевы, несмотря на привоз их издалека.

Иногда встречающиеся обломки столовой посуды со следами починки посредством свинцовых скреп не опровергают нашего положения; ведь ремонт различных мелких предметов — явление не столь редкое в любом обществе. Другое дело та картина, которая довольно часто наблюдается в боспорской хоре. В этих поселках, где, скажем в IV—III вв. до н. э. даже фрагменты чернолаковой посуды встречаются нечасто, можно наблюдать применение ремонтированной простой посуды. Нужно думать, это объясняется не трудностями сообщения с ближайшими городами, до которых было 5, 10, 20, много 30 км, а бедностью этого населения, для которого и предмет стоимостью в половину обола был ценностью. К тому же при земледельческом укладе жизни может случиться, что и зажиточные обитатели сел стремятся возможно меньше покупать городские предметы бытового обихода.

Каждое исследование находок, особенно массовых материалов, естественно требует подсчетов хотя бы в округленных числах. Они не вызывают особых трудностей в тех сравнительно редких случаях, когда раскапывается недолго существовавшее однослойное поселение, все находки которого, даже плохо изученные, получают надежную дату. Значительно сложнее обстоит дело при исследовании многослойных городищ, где в большинстве слоев находится много предметов более раннего времени, в том

202

числе таких массовых, как ооломки стенок остродонных амфор, толстостенной посуды, соленов, которые сами по себе далеко не всегда можно точно датировать, не говоря уже о кусках сырца или глиняной обмазке, костях животных и раковинах моллюсков. К тому же, часть предметов, в том числе плохо датированных, может оказаться перемещенной из слоя, к которому они принадлежали, в более поздние напластования. Разумеется, главной причиной этого явления бывает рытье ям для погребов и зернохранилищ, а отчасти и фундаментов. При таких обстоятельствах оказывается, что чем позднее культурный слой, тем больше хронологический диапазон содержащихся в нем находок и вместе с тем менее надежны данные статистических подсчетов маловыразительного массового материала. Сказанное следует иметь в виду не только при изучении истории слоеобразования того или иного городища, но также при исследовании отдельных отраслей местного производства и статей импорта.

Реконструкции построек

До сего времени мы останавливались преимущественно на вопросах, связанных с изучением экономической и политической истории. Коснемся теперь тех возможностей, которыми располагает археолог при исследовании строительных остатков. Как нам кажется, археологи, производящие раскопки в Северном Причерноморье, в меньшей мере, чем это возможно, прибегают к архитектурным реконструкциям. Между тем всякая архитектурная реконструкция побуждает исследователя отточить свою мысль. Чаще всего, разумеется, возможно восстанавливать план недостаточно сохранившегося здания. Реже оказывается осуществимой реконструкция объемных форм здания. Она допускает два главных приема: один для восстановления простых стен, другой — при реконструкции ордерных зданий.

Имеется возможность рассчитать первоначальную высоту каменной стены, если нижняя часть ее стоит in situ и весь завал ее остался нетронутым в последующее время. Эту задачу можно решить графическим путем: произведя сечение, перпендикулярное фасу стены, через самую стену и развал, нетрудно рассчитать, каким был первоначальный разрез всей стены. Следует только учитывать, что завал несколько менее плотен, чем кладка, а равно и прослойки земли, если они имеются в завале.

203

Рис. 90. Опыт восстановления стены Харакса. Раскопки 1935 г.

Описанным приемом удобнее всего пользоваться при изучении монументальных сооружений, особенно оборонительных стен. Так, высчитали первоначальную высоту оборонительной стены Харакса, раскопанной в 1935 г.¹⁷

Значительно сложнее обстоит дело, когда приходится вычислять кубатуру расплывшихся сырцовых стен; ведь образовавшийся при этом глиняный пласт нередко имеет неравномерную толщину и неровные очертания в плане. При определении объема этой массы следует сопоставить планы «пятна» глины, составленные на различных горизонтах, с вертикальными разрезами. Пласты чистой рушеной глины при раскопках античных городищ Причерноморья, да и Средиземноморья встречаются не так уж часто, и они всегда в той или иной форме связаны со строительной деятельностью; поэтому их никогда не следует торопиться срывать, нужно обязательно зачищать¹⁸ и, если это необходимо, то и удалять, но обязательно только по частям и с возможно более тщательной и всесторонней фиксацией.

Реконструкция ордера, если находится in situ хотя бы часть колонн и уцелели части антаблемента, не вызывает особых трудностей. Однако и найденные в перемещенном состоянии отдельные ордерные обломки, особенно когда

204

Рис. 91. Коньковая черепица из Ольвии. Раскопки 1902—1903 гг.

представлены различные элементы, позволяют хотя бы в общих чертах восстановить облик ордера и его размеры. Для таких реконструкций очень большое значение имеют капители: они позволяют с довольно большой точностью установить дату, что облегчает расчет пропорций ордера и выяснение размеров здания. Конечно, в таких восстановлениях может быть много гипотетического, но они во всяком случае более отчетливо фиксируют мысли их авторов, чем любое описание.

Наконец, следует отметить, что находки коньковой черепицы ¹⁹ в развалинах какого-либо здания не только свидетельствуют о наличии двускатной кровли, но позволяют точно установить угол наклона крыши.

Все сказанное, особенно о приемах исторического вывода,— это только одни из возможных примеров, построенных преимущественно на основе работ в Пантикапее и Фанагории. На другие памятники эти приемы, конечно, нельзя переносить механически, однако каждый памятник может быть подвергнут активным приемам исследования, позволяющим существенным образом пополнить его историю. При этом результаты исследования любого объекта станут особенно плодотворными, если план работ будет достаточно гибким, если не окажутся упущенными открыв

205

шиеся в ходе работ возможности разрешения более широких задач, чем те, которые первоначально были поставлены. Выяснение вопроса о размерах и очертаниях обширного здания важнее, чем уточнение какого-либо сооружения внутри его, гораздо полезнее выяснить характер и расположение главной магистрали, чем доследовать небольшой тупик и т. д. Во всех подобных случаях крайне важно, чтобы археолог проявил инициативу, направив усилия на решение тех задач, которые позволят ему в дальнейшем создать широкую историческую картину прошлого исследуемого им памятника.

В заключение вернемся к вопросам, которые рассматривались в начале этой главы, и еще раз подчеркнем следующее. Обычный археологический памятник, надлежащим образом раскопанный, зафиксированный и описанный в дневнике, в значительной мере дает своего рода «негатив» жизни прошлого. Задача исследователя — на основе всестороннего изучения «негатива» воссоздать «позитив», т. е. реальную картину далекого прошлого, возможно более полнокровную историю изучаемого памятника.

¹ Почему, в частности, не следует торопиться разбирать те или иные оставленные на «попах» постройки и раскапывать хорошо сохранившиеся напластования под ними, прежде чем по будут всесторонне изучены находившиеся на том же горизонте уже вынутые пласты культурного слоя.

² Конечно, за исключением случаев охранных раскопок памятников, которым угрожает разрушение силами природы или которые могут быть повреждены при больших новых стройках. Такие памятники следует раскапывать в первую очередь вне зависимости от каких бы то ни было обстоятельств.

³ Близкая картина наблюдалась при раскопках М. М. Кобыли-ной на юго-западной окраине Фанагории в 1962 г. Там обнаружен мощный культурный слой, возникший в результате разрушения бедных построек с сырцовыми стенами без каменных цоколей, относящихся к IV в. н. э.

⁴ В. Д. Б л а в а т с к и й. Раскопки Пантикапея в 1953 г. КСИИМК, 63, 1956, стр. 123; Он же. Раскопки Пантикапея в 1954—1958 гг. СА, 1960, № 2, стр. 171, прим. 2.

⁵ Таков, например, пласт глины в 0,38 м толщиной, лежавший под остатками архаического дома, раскопанного в 1949—1952 гг. в Пантикапее (В. Д. Блаватский. Строительное дело Пантикапея по данным раскопок 1945—1949 и 1952—1S53 гг. МИА, № 56, 1957, стр. 13 и сл.).

⁶ При раскопках Пантикапея в 1957 г. было обнаружено на небольшой площади восемь микрослоев, которые все вместе относятся к промежутку времени от середины VI до начала V в.

206

до н. э. (В. Д. Блаватский. Раскопки Пантикапея в 1954— 1958 гг., стр. 173).

⁷ Среди этих фрагментов может быть достаточный подбор деталей, необходимых для восстановления в общих чертах облика какого-либо ордерного здания.

⁸ Разумеется, такой вывод нельзя распространять на крупнейшие центры античного мира, особенно на Рим.

⁹ Ярким примером может служить неоднократно упоминавшееся разрушение Пантикапея в результате бурных военных событий конца II — первой половины I в. до н. э. и грандиозного землетрясения 63 г. до н. э. (В. Д. Блаватский. Новые данные о строительстве Пантикапея. СА, XVII, 1952, стр. 171). Следы этих разрушений и последующей восстановительной деятельности многократно наблюдались при раскопках пантикапейского городища, начиная с 1945 г. (В. Д. Блаватский. Раскопки Пантикапея в 1945 г. КСИИМК, XVII, 1947, стр. 110). Несколько позднее аналогичные наблюдения о разорении в то же время города (или во всяком случае его центральной части) были сделаны и в Мирми-кии (В. Ф. Гайдукевич. Раскопки Илурата, Тиритаки и Мир-микия. КСИИМК, XLV, 1952, стр. ИЗ).

¹⁰ Примером их может служить разрушение римлянами Карфагена в 146 г. до н. э. (Appia п., Pun., 135; С i с., De leg. agr., II, 19, 51).

¹¹ Примерами могут служить: здание, открытое в поселении Ново-Отрадное (на Азовском побережье Керченского полуострова), погибшее от пожара в 60-х годах III в. н. э. во время нападения готов (И. Т. Кругликова. Позднеантичные поселения Боспора на берегу Азовского моря. СА, XXV, 1956, стр. 238 и сл., 244 и сл.), дом рыбопромышленника, раскопанный в Дие-Тиритаке, сгоревший во времена гуннского нашествия (В. Гайдукевич. Некоторые итоги раскопок Тиритаки и Мирмикия. ВДИ, 1:947, № 3, стр. 199 и сл.), древняя крепость около хутора Батарейка I (на Фанталовском полуострове), сожженная в IV в. н. э., вероятно, в результате нашествия гуннов (Н. И. Сокольский. Крепость на городище у хутора Батарейка I. СА, 1963, № 1, стр. 184 и сл., 188 и сл.).

¹² Более позднюю выборку камня от древней можно отличить по характеру поздних ям.

¹³ См. хотя бы: Н. В. Шафранокая. К вопросу о кризисе в Ольвии в III в. ВДИ, 1951, № 3, стр. И—13.

¹⁴ R. Hack! Merkantile Inschriften auf attischen Vasen. «Münchener archäologische Studien dem Andenken A. Furtwängler gewidmet». München, 1909, S. 98.

¹⁵ IOSPE, P, № 32.

¹⁶ A. H. Зогpаф. Античные монеты. М.— Л., 1951, стр. 129— 131 и сл.

¹⁷ В. Д. Блаватский. Харакс. МИА, № 19, 1951, стр. 278.

¹⁸ Это ведь может быть верхняя поверхность сырцовой стены, глинобитный пол, слоевая субструкция или иной «неприкосновенный» объект.

¹⁹ Б. В. Фармаковский. Раскопки в Ольвии в 1902— 1903 гг. ИАК, 13, 1906, стр. 65.

Подготовлено по изданию:

Блаватский В.Д.
Античная полевая археология. М. : Наука, 1967. - 208 с.