111

VI

ВОПРОСЫ ФИЛОСОФИИ, ЛИТЕРАТУРЫ И ОБЩЕСТВЕННОГО ВОСПИТАНИЯ В КОМЕДИЯХ АРИСТОФАНА

«ОБЛАКА»

В 423 г. на великих Дионисиях Аристофан ставит комедию «Облака». В ней он осмеивает новую софистическую философию.
Нападая на философию софистов, Аристофан выступает в «Облаках» противником новой системы воспитания и обучения юношества. Быть может, некоторая сложность пьесы, являющейся настоящей комедией идей, и оказалась причиной того, что она не была по достоинству оценена афинянами. Зато в последующее время эта комедия получила полное признание и считается одной из лучших пьес Аристофана. Комедия получила название «Облака» потому, что хор в ней состоял из 24 женщин-облаков 1.

1 Греческое слово nefele (облако) — женского рода.

112

Проскений изображает фасады двух домов, находящихся рядом. Один дом принадлежит зажиточному афинянину Стрепсиаду, второй — философу Сократу. Рассвет. Стрепсиад и его сын Филиппид лежат на крыльце. Сын спит спокойно, отцу же, наоборот, не спится. Его тревожат мотовство и долги сына, увлекающегося конным спортом. Он вспоминает свою счастливую деревенскую жизнь, в полном достатке, среди пчел, овец и олив и шлет проклятие свахе, устроившей ему брак с родовитой, хотя и небогатой афинянкой-горожанкой. В конце концов Стрепсиад придумывает средство избавиться от долгов. Он будит сына и требует, чтобы тот пошел учиться к Сократу, который в своей «мыслильне» 1 учит выигрывать правые и неправые дела. Если сын научится этой неправой науке, отцу не надо будет платить долгов. Но Филиппид наотрез отказывается идти в «мыслильню», к босоногим и бледнолицым шарлатанам. Тогда старик после некоторых колебаний сам решает поступить в обучение к Сократу.
Спустившись с крыльца, Стрепсиад стучится в дверь «мыслильни». Из-за двери слышится голос ученика. Он вступает в разговор со Стрепсиадом. Из слов этого ученика зрители узнавали, какими «научными» вопросами занимались в школе ученики Сократа. Один из них разрешал вопрос о том, во сколько раз блоха прыгнет дальше своих ступней; другой ученик спрашивал, оказывается, у Сократа, чем, по его мнению, жужжат комары — хоботком или задом. Путем «сложных» рассуждений Сократ доказал ему, что комары трубят задом. Восхищенный сократовской наукой, Стрепсиад умоляет ученика открыть ему дверь. Дверь, наконец, раскрывается, и старик видит внутри помещения учеников философа, бледных и изнуренных.
Стрепсиад расспрашивает о назначении ряда предметов, находящихся в «мыслильне», и отпускает по поводу них разные замечания. Когда ученик показывает ему на карте Афины, старик не может поверить, что это Афины, так как не видит судей на заседании. Лакедемон (Спарта) пугает его своей близостью, и он просит подумать о том, как бы отдалить его от Афин. Через раскрытую дверь «мыслильни» виден и сам Сократ, висящий в воздухе в плетеной

1 Аристофан употребляет образованное им самим слово, обозначающее «помещение, где мыслят».

113

корзинке. На вопрос Стрепсиада, что он там делает, Сократ важно отвечает, что он ходит по воздуху, созерцая солнце; если бы он не подвесил свой разум в воздухе, он никогда не смог бы правильно исследовать все возвышенное.
Спустившись на землю, Сократ спрашивает Стрепсиада, зачем тот пришел к нему. Старик излагает свою просьбу и клянется богами, что хорошо заплатит за учение. Получив от старика заверение, что тот действительно желает познать божественные дела и беседовать с Облаками, богинями над всем, Сократ соглашается взять его в науку. Он сажает Стрепсиада на священное ложе, надевает на него венок и сыплет ему на голову муку. Это — церемония посвящения в науку. Сократ молится при этом светлому эфиру, окружающему со всех сторон землю, и богиням Облакам, которые разят громом и молнией.
После призыва Сократа среди ударов грома из-за сцены слышится пение хора. Пока Облака еще невидимы, Сократ рассказывает Стрепсиаду об их божественности. Они — великие богини для праздных людей, дающие им знание, искусство спора, разум, обманчивую и многословную речь, искусство поражать и схватывать. На это Стрепсиад бросает реплику, что вот почему его душа, услышав их голос, воспрянула духом и стремится тонко говорить и болтать о дыме и отрицать одно мнение другим, более сильным, и противопоставлять одно доказательство другому. Но вот, наконец, Стрепсиад видит Облака, которые медленно вступают на орхестру.
Сократ требует от Стрепсиада, чтобы он не признавал других богов, кроме Вихря, Облаков и Языка. Таким образом, Сократ выставлен здесь безбожником, отвергающим богов государственной религии 1. Стрепсиад молит Облака дать ему умение превратно толковать закон и ускользать от кредиторов. Облака обещают исполнить его просьбу.
Если старик постигнет всю науку, его слава вознесется до небес. Толпа людей непрестанно будет осаждать дверь его дома, чтобы вести переговоры и советоваться с ним по крупным судебным делам. Сократ готов приступить к обу-

1 Следует отметить, что во время процесса над Сократом в 399 г., наряду с другими доказательствами его виновности, ссылались и на то, что факт преступного отрицания Сократом богов засвидетельствован Аристофаном.

114

чению Степсиада, но предварительно задает ему несколько вопросов. Старик бойко на них отвечает. Но у Сократа закрадывается сомнение, сможет ли новый ученик постичь высокую науку. Учитель думает все время о высоких материях, мысль же ученика слишком привязана к земле. «Теперь вопрос из области возвышенной тебе поставлю,— говорит Сократ. — На лету хватай его». — «Как же это? — спрашивает Стрепсиад.— Мне питаться мудростью по-собачьи?» Перед тем, как ввести в дом нового ученика, Сократ предлагает ему снять плащ, так как, согласно правилам, в «мыслильню» надо входить, сняв одежду. Стрепсиад же с испугом спрашивает, в чем он провинился, за что его будут бить.
Пока за сценой происходит обучение, хор выступает с парабазой.
Обращаясь к зрителям, корифей от имени хора упрекает их за то, что они не оценили комедии которую сам поэт признает лучшей из всех своих пьес. Но теперь он желает, чтобы зрители снова посмотрели его комедию, стоившую ему так много труда. Она отличается от грубоватых пьес, которые пишут соперники поэта. Действующие лица комедии не появляются с фаллом, в ней не смеются над исполнителями кордакса2, в ней нет старика, который, декламируя стихи, бьет палкой того, кто находится близ него, чтобы вызвать грубые шутки. Комедия вышла на сцену, полагаясь сама на себя и на свои стихи. Поэт не рассчитывает на свои длинные волосы 3 и не стремится обмануть зрителей, представляя по два и по три раза те же самые сюжеты, он приносит зрителям новые, придуманные с большим искусством и ни в чем не похожие друг на друга пьесы.
Корифей указывает, что поэт напал на Клеона, когда тот был всемогущим и нанес ему удар, но он не стал нападать на него, когда тот лежал на земле. Иначе поступают его соперники, которые с тех пор, как один раз Гипербол4

1 Имеется в виду провал «Облаков» при постановке 423 г. Совершенно очевидно, что эта парабаза (или, по крайней мере, часть ее) была составлена Аристофаном в расчете на новое представление.
2 Род комического непристойного танца.
3 В подлиннике: «не отращиваю (длинных) волос». Носить длинные волосы считалось в Афинах признаком кичливости.
4 В своих нападках на Гипербола комические поэты выставляли на осмеяние и его мать, обвиняя ее в склонности к пьянству.

115

помог их успеху, не перестают в своих комедиях осмеивать его и его мать. Поэт устами корифея высказывает пожелание, чтобы его пьесы не понравились тому, кто привык смеяться на представлениях пьес его противников.
Части парабазы, следующие за одой и антодой, носят уже шутливый характер. Облака жалуются, что они единственные из божеств, которым афиняне не приносят жертв и не совершают возлияний, между тем как они бодрствуют над городом. Если необдуманно предпринимается какой-либо поход, Облака тотчас же производят гром или падают на землю в виде дождя. Так было, например, тогда, когда афиняне готовились выбирать Клеона в стратеги. Даже луна отклонилась от своего привычного пути, и солнце, сжав свой светильник, отказалось светить афинянам, не желая, чтобы Клеон был избран стратегом. Но все же он был избран 1, так как, согласно людской молве, принимать дурные решения свойственно этому городу. Впрочем, все ошибки, допускаемые городом, боги обращают к его собственной выгоде.
Любопытно отметить, что в оде и антоде содержится обращение к богам—Зевсу, Аполлону, Афине, Дионису и др. В то время как Сократ учил в пьесе, что никакого Зевса не существует, Облака называют Зевса царем и призывают его в свой хор.
Пока хор исполнял парабазу, в доме Сократа (за сценой) шло обучение Стрепсиада. Результаты его неутешительны. По словам Сократа, вышедшего из своего дома, он никогда не видел более неотесанного и неспособного человека. Обучение продолжается затем и на глазах у публики. Но старик оказывается совершенно неспособным к сократовскому лжеучению: он сразу же забывает все, чему его учат, и Сократ прогоняет Стрепсиада. Тогда, по совету Облаков, Стрепсиад посылает учиться к Сократу своего сына Филиппида. Он просит Сократа научить сына правой и неправой науке.
Затем начинается обычный агон. Из «мыслильни» Сократа появляются готовые к драке Справедливый и Несправедливый (точнее говоря, Справедливое и Несправедливое слово) 2. Они вступают в перебранку друг с другом и

1 Клеон был избран в стратеги в 424 г. после победы при Пилосе.
2 По-гречески logos («слово») — мужского рода.

116

стараются перетянуть молодого человека на Свою сторону. Хор предлагает им прекратить ругань. Пусть лучше Справедливый расскажет о том, как воспитывали молодых людей раньше, а Несправедливый о том, каково новое учение.
Справедливый рассказывает о том, каким было прежнее воспитание, когда он, «справедливости страж процветал, когда скромность царила». Прежде считалось неприличным, чтобы дети повышали голос. Чинно шли мальчики к учителю музыки, легко одетые, хотя бы и валил снег. Они пели старинные песни, завещанные еще от предков. Такое суровое воспитание дало воинов Марафона. Справедливый зовет Филиппида к себе. Он обещает ему научить его ненавидеть площади, краснеть от бесчестных дел, вставать перед старшими, быть скромным и уважать своих родителей, «цветущим, блистающим жизнь проводить ты в гимнасии 1 будешь».
Возражая Справедливому, Несправедливый говорит, что никогда еще и нигде нравственная чистота не приносила пользы. Пусть Фидиппид подумает о невыгодах скромности; она лишает нас всех удовольствий: женщин, игр, праздников, вина и веселья. Положим, молодой человек вступил в связь с чужой женой и затем попался; он погиб, если не сумеет защитить себя. Другое дело, если он будет следовать наставлениям его, Несправедливого: он будет уверять мужа, что он нисколько не виноват; он свалит вину на Зевса, скажет, что ведь и Зевс поддается любви к женщинам, а может ли смертный быть сильнее бога?2 В конце концов победителем в агоне выходит Несправедливый.
Филиппид обучился у Сократа всем тонкостям его науки. Стрепсиад счастлив. Он готов теперь кричать во все горло: горе вам, ростовщики, вы погибли вместе с капиталом и процентами на проценты, Фидиппид будет его защитой, он выиграет теперь все процессы. Действительно, благодаря науке сына, Стрепсиад легко отделывается от двух своих кредиторов. Они удаляются, угрожая судом. Хор поет песню, в которой нравоучительно замечает: вот что значит стремиться к дурным делам. Старик, одержимый этой страстью,

1 Помещения, где занимались физическими упражнениями.
2 Здесь пародируется то место из трагедии Еврипида «Ипполит», где кормилица говорит Федре, влюбившейся в своего пасынка, что потока Афродиты остановить нельзя, что любят люди и боги и что неужели Федра желает быть нравственнее самих богов?

117

желает лишить кредиторов их денег, но за свое мошенничество сам получит неожиданный удар. Правда, у него есть ловкий сын, способный защищать мнения, противные справедливости, и даже, благодаря своим мерзким речам, одерживать верх над теми, кто будет иметь с ним дело, но, быть может, выйдет так, что старик пожелает, чтобы его сын стал немым. Действительно, почти в тот же момент обнаруживается, что сократовская наука обрушилась на самого Стрепсиада.

Зевс на любовном свидании. Аттическая ваза.

118

Стрепсиад выбегает из дома, призывая к себе на помощь соседей, родственников и всех граждан. Оказывается, за обедом Филиппид побил отца, поспорив с ним о достоинстве старой и новой поэзии. Отец стоял за Симонида 1 и Эсхила, сын — за Еврипида. Отец возмущается поведением сына, но Филиппид доказывает отцу, что он имел полное право побить его. Если отец бил его в детстве, желая ему добра, то почему же сын не может также бить отца, желая ему добра? Если дети плачут, то отчего же не плакать и отцам? Может быть, отец скажет, что закон допускает бить детей? Но ведь старик — вдвойне ребенок. Стало быть, гораздо справедливее наказывать стариков, чем молодых. На замечание отца, что нет такого закона, который допускал бы бить отца, сын отвечает, что ведь закон устанавливают люди; почему же он не может сочинить новый закон, который разрешал бы бить отцов? Стрепсиад приводит еще один довод: «Я имею право наказывать тебя, ты — своего сына, если он у тебя будет». — «А если его у меня не будет?—возражает Филиппид. — Я, стало быть, плакал даром, и ты умрешь, посмеиваясь надо мной?».
Побежденный «логикой» сына, Стрепсиад обращается к хору и винит его в своих бедах, так как именно на него положился во всех своих делах. Возражая Стрепсиаду, предводительница хора говорит, что он сам виноват во всем, что с ним случилось, так как обратился к дурным делам. Когда же Стрепсиад с горечью спрашивает: «Почему же вы не сказали мне всего этого раньше, вместо того чтобы прельщать [простого] земледельца и старика?», корифейка отвечает: «Мы делаем так всякий раз, когда видим, что кто-нибудь стремится к дурным делам; мы бросаем его в беду, чтобы он научился бояться богов».
Стрепсиад сознает, что он поступил дурно, отправив сына учиться к Сократу. Теперь он желает отомстить всем софистам. Он кричит слуге, чтобы тот принес лестницу, взял топор и рубил крышу «мыслильни», а сам схватывает факел и поджигает «мыслильню». На вопрос перепуганного сократовского ученика, что он делает на крыше дома, Стрепсиад отвечает, что рассуждает о тонких материях с бревнами дома. На такой же вопрос Сократа Стрепсиад отвечает, вос-

1 Симонид — выдающийся представитель хоровой лирики древней Греции (ок. 556—469 гг. до н. э.).

119

производя дословно слова философа, сказанные при их первой встрече: «Хожу по воздуху, созерцая солнце». Комизм такого ответа усиливается еще сходством ситуации: вначале Стрепсиад спрашивал Сократа, стоя внизу, а теперь внизу находились Сократ и его ученики.
Аристофан ополчается в своей пьесе против философии софистов и говорит об ее развращающем влиянии на нравы общества и в особенности на юношество.
Поэт обвиняет софистов прежде всего в том, что они безбожники, отвергающие богов. Но сказать только это было бы недостаточно. Надо было осмеять их за это отступление от традиционной религии, показав, во что же собственно верят софисты. Так, в качестве новых богов появляются Хаос, Облака, Вихрь и Язык. Совершенно очевидно, что вся сложность религиозных воззрений софистов этим не исчерпана, но для поэта, желающего показать, к чему приводит отступление от традиционной религии, этого было достаточно. Облака — это символ неясности и расплывчатости мысли представителей новой философии. В качестве нового бога указан и Язык, так как уменье выступать в народном собрании, действительно, приобрело в это время большое значение и стало одним из средств сделать политическую карьеру.
Нападкам Аристофана подвергается также доведенное некоторыми софистами до абсурда положение Протагора, что человек есть мера всех вещей. Некоторые представители софистической философии стали толковать это положение так, что каждый отдельный человек определяет для себя, что является для него истинным или ложным, нравственным или безнравственным. То, что кажется истинным одному, может казаться ложным другому. Так же. по их мнению, обстоит дело и с моральными вопросами. Отсюда был один шаг до признания аморальности и беспринципности в политике.
При помощи искусно подобранных аргументов некоторые софисты брались доказывать в одно и то же время прямо противоречащие друг другу положения.
В значительной степени начинала вырождаться в это время и риторика, которая служила раньше целям воспитания политического оратора. Все это показано Аристофаном в преувеличенно гротесковом виде в сценах обучения Стрепсиада у Сократа, в агоне Справедливого и Несправедливого

120

и в столкновении отца с сыном в конце пьесы. Осмеиваются напыщенные пустые речи новых учителей, их безапелляционный тон и уверенность, что только они владеют истиной. Эта претенциозность находит и определенное внешнее проявление: софисты ведут уединенный образ жизни, общаясь только со своими учениками, боятся свежего воздуха, не моются, в моменты высоких размышлений и научных изысканий принимают самые странные позы. Есть среди них и искренние, хотя и помешанные, приверженцы науки, но большинство все же плуты и мошенники, взимающие плату за свою науку. И таким прежде всего показан в пьесе Сократ.
Занятия Сократа и учеников уже сами по себе смешны. Смешны самые «научные» задачи, и средства, которые применяются для их разрешения. Ничтожность новой науки, ее лжемудрствование особенно ярко выступают в ответах и репликах Стрепсиада, олицетворяющего крестьянский здравый смысл. В комедии он играет роль шута-бомо-лоха, но этот шут много умнее тех, в глазах кого он является дураком. Все высокие положения сократовской науки Стрепсиад приспособляет к своим личным целям, обнаруживая в этом немалую изобретательность, к которой после пребывания в школе Сократа прибавилась и известная доля наглости. Он очень ловко задает философский вопрос кредитору Аминию, явившемуся за получением долга:

Скажи мне, друг,
Как думаешь, для ливней воду свежую
Зевс достает иль силой солнца старая
Вода обратно на небо взбирается?

И когда Аминий не может, да и не желает отвечать на этот вопрос, Стрепсиад высказывает мысль, что человек, ничего не знающий о небесных предметах, никак не может требовать возвращения долга. Когда кредитор просит уплатить хотя бы проценты, Стрепсиад притворяется, что не знает, что это такое. Аминий объясняет ему это.

Аминий.
Да то, что с каждым месяцем и с каждым днем
Все больше возрастает и растет, растет,
Пока проходит время.
Стрепсиад. Верно сказано.
Скажи, а море, что оно, по-твоему.
Растет или все то же?

121

Аминий. То же думаю.
Ему расти не подобает.
Стрепсиад. Бедненький!
Да если море, с столькими притоками,
Не возрастает, как же ты надеешься,
Ступай, катись! подальше от дверей моих.
Чтобы твои нежданно деньги выросли!

И Стрепсиад просит дать ему стрекало, чтобы прогнать кредитора. Старик умнее своего сына, типичного представителя «золотой молодежи» и прожигателя жизни того времени, и если он терпит поражение в словесном поединке со своим сыном в конце пьесы, то только потому, что это находится в полном соответствии с ее основной идейной задачей— показать, насколько вредны новая философия софистов и новые методы воспитания.
Не подлежит никакому сомнению, что Аристофан в своей комедии дал неверное изображение исторического Сократа. Он представлен софистом, губительно влияющим на нравы общества, безбожником и шарлатаном в науке. В то же время в комедии нет пародийно-сатирического изображения самой сущности философских воззрений Сократа и его общественно-политических взглядов (Сократ резко отрицательно относился к афинской демократии). Неверно показаны отдельные обстоятельства жизни Сократа. Так, у него не было особого постоянного помещения, где бы он учил своих учеников. Известно также, что он беседовал с первыми встречными, почему-либо возбудившими его интерес, прямо на улицах и площадях. Он был беден, но никогда никакой платы за свои беседы не брал. Точными науками он, повидимому, интересовался меньше, чем общественными. Его внимание было направлено на исследование таких понятий, как добродетель, справедливость, законы, красота, дружба и т. п. Сократ почитал богов государства и проповедовал подчинение законам отечества. Как известно, приговоренный много позже, в 399 г., к смертной казни, он отклонил предложение бежать из Афин, так как полагал, что это было бы нарушением законов государства.
Почему же Аристофан выбрал именно Сократа в качестве представителя софистики и разрушительных теорий? Любопытно отметить, что так поступали и другие комедиографы— Кратин, Эвполид, Дифил. Очевидно, в учении и высказываниях Сократа было многое, что сближало его с со-

122

фистами и с чем не мог примириться Аристофан. Он не мог принять рационализма Сократа, который, как и софисты, полагал, что всякое положение должно подвергать проверке доводами разума; поэтому он считал необходимым подчинить контролю разума все традиции, все принципы, все идеи, которые принимались до сих пор людьми на веру. На этих началах, по его мнению, надо перестроить и воспитание юношества, так как прежние принципы воспитания устарели. Однако, считая разум основой человеческого познания, Сократ имел в виду только явления общественной жизни (вопросы государства, права, нравственности и т. п.). Познание же природы, по мнению Сократа, человеку недоступно. Этот философский скептицизм соединялся у Сократа с верой в бога (иногда речь идет о богах) и в мировой разум. Многое в самом методе изложения Сократом своего учения могло напоминать Аристофану о софистах. Сократ великолепно владел методом сопоставления противоположных взглядов с целью отыскания истины, и эристикой, т. е. искусством спора.
Интересно отметить, что даже софистам учение Сократа казалось иногда чересчур утонченным. Понятно, что народ должен был считать Сократа также софистом, и притом очень искусным. Из него сделали атеиста и опасного мыслителя. Обвинение Сократа в занятиях физическими науками, чрезмерно преувеличенное и поданное в «Облаках» в сатирически заостренной форме, также имеет под собой известное основание. Хотя не эти науки составляли главный предмет исследований Сократа, но Ксенофонт сообщает, что философ и сам занимался геометрией и астрономией и исследовал их со своими друзьями, «но лишь в таком объеме, в каком они могут быть полезны на практике»Между тем в народе считали, что исследующий небесные явления мог навлечь гнев богов не только на себя, но и на всю общину, так как стремился проникнуть в то, что боги не пожелали открыть человеку. К тому же проникновение в тайны богов могло повести, по мнению народа, к неверию. Неверие же могло подорвать в обществе всякое понятие о справедливости и нравственности.
Так смотрели в народе на Сократа, и это представление о нем Аристофан взял за основу, давая образ Сократа

1 Ксенофонт. Воспоминания, IV, 7, 2 и след.

123

в «Облаках». Ряд исследователей подчеркивает, что вовсе не личная неприязнь толкнула Аристофана на изображение Сократа в виде софиста, губительно влияющего на нравы общества. Он был искренно убежден в том, что новые течения и в философии, и в области общественного воспитания, и в литературе несут величайшее зло Афинам, и ко всем представителям таких новшеств относился с нескрываемой враждебностью.
Возможно, что и внешний облик Сократа и его манеры сыграли свою роль при выборе Аристофаном основного персонажа для его комедии. Сократ был плохо одет, ходил босиком. Случалось, что, идя по улице, он вдруг останавливался и стоял подолгу в застывшей позе, размышляя над каким-либо вопросом. Он должен был казаться чудаком или маньяком. Аристофан довел до гротеска все черты внешнего облика Сократа, как это обычно делала древняя комедия.
Следует отметить две особенности этой комедии, касающиеся агона и роли хора. В агоне «Облаков» принимают участие персонажи, введенные только именно в эту часть пьесы. О моральных принципах Несправедливый говорит в сущности то же, что и Сократ. Но при сходстве есть и разница. В комедии Сократ говорит о высоких философских материях или о «тонкостях» диалектики (в античном смысле этого слова) и эристики. Высказываемые же Несправедливым мысли и его моральные принципы являются приложением философии Сократа к жизненной практике, и в том числе к воспитанию юношества. Введение в пьесу Справедливого вызывалось необходимостью противопоставить ложному принципу воспитания определенный положительный идеал. По самому характеру сюжета никто из действующих лиц не мог быть носителем такого положительного идеала. Поэтому и понадобилось введение еще одного действующего лица, принимающего участие только в агон; и являющегося носителем истинных моральных устоев.
Противоречивую роль играет в этой комедии хор. По словам Сократа, Облака являются новыми богами, которым надо поклоняться вместо Зевса и других богов. Облака, следовательно, ложные боги. И как бы оправдывая такую характеристику, они поощряют Стрепсиада в его рвении усвоить ложную науку, обещая ему в будущем громкую славу. Но в конце пьесы оказывается, что Облака сознательно толкали в беду сошедшего с правильного пути человека, что-

124

бы он научился бояться богов. Если взять конец пролога и начало народа, то есть определенное несоответствие между тем, что ожидает зритель услышать от Облаков, и тем, что он слышит потом в пароде. Зритель ожидает, что перед ним, появятся ложные божества, которые выступят с ложным словом. Между тем вступительная песнь хора поражает своей красотой и силой. Она может дать представление о серьезных лирических партиях, встречающихся в комедиях Аристофана. Вот ее прозаический перевод: «Вечные Облака, выходящие из груди нашего отца Океана, мы поднимаемся легкими и прозрачными туманами на лесистые вершины высоких гор, чтобы созерцать оттуда холмистый горизонт, священную землю, обильную плодами, течение рек и тяжко ревущее море. Вечное око небес уже сияет лучезарным светом! Рассеем туманные сумерки, окружающие нас, и явимся во всеоружии бессмертной красоты».
Таким образом, хор в этой пьесе не получил такой четкой характеристики, как в других комедиях Аристофана, и его роль оказывается несколько двусмысленной.

«ЖЕНЩИНЫ НА ПРАЗДНИКЕ ФЕСМОФОРИЙ»

Комедия «Женщины на празднике Фесмофорий», как и «Лисистрата», принадлежит к числу так называемых «женских» комедий драматурга. Пьеса получила такое название потому, что хор состоит из женщин, празднующих Фесмофории. Это был большой аттический праздник, справлявшийся только свободнорожденными женщинами в честь Фесмофор, т. е. законодательниц—богини земледелия Деметры и ее дочери Персефоны. Праздник, справлявшийся в конце октября, продолжался четыре дня, и доступ на него мужчинам был строго воспрещен.
Комедия «Женщины на празднике Фесмофорий» была поставлена в 411 г. (через два месяца после «Лисистраты») на празднике великих Дионисий. В ней осмеивается Еврипид, а также его младший современник Агафон. Острых политических выпадов, которые имелись в предыдущих пьесах Аристофана, здесь нет. Комедия в целом представляет собою литературную пародию на трагедии Еврипида «Елена» и «Андромеда».
Действие пьесы происходит в Афинах. Один из параскениев изображал дом Агафона, а проскений — храм

125

Фесмофор, к которому вели несколько ступеней. Из правого парода появляются старый Еврипид и его тесть Мнесилох, старик, едва волочащий ноги и задыхающийся. Оба идут к дому Агафона. По пути Еврипид «просвещает» своего родственника в философии, доказывая ему, что «не видеть» различно по природе от «не слышать».
Из дома Агафона выходит слуга. Делая приготовления к жертвоприношению, он призывает к молчанию весь народ, так как целый сонм муз пребывает теперь в доме его хозяина, начинающего писать новую трагедию. Пародируя трагедии Еврипида, а быть может, и самого Агафона, слуга молится о том, чтобы эфир обуздал дыханье ветров, в синем море не шумела волна, чтобы улеглись крылатые стаи птиц и дикий зверь не блуждал в лесах. Слуга изображает и процесс творчества Агафона:

Готов создать трагедии основу он,
Выводит своды стройные из новых слов,
Обтачивает стих, скрепляет звенья песни,
Кует сентенции, чеканит антитезы,
Расплавив мысль, как воск, то лепит, округлив,
То в форму льет он.

Таким образом, творчество Агафона характеризуется здесь как претенциозное по своей внешней форме. Еврипид, наконец, объясняет своему родственнику, зачем он привел его к дому прославленного трагика. Оказывается, сегодня на празднике Фесмофорий женщины будут решать вопрос о том, как бы погубить Еврипида, постоянно злословящего о них в своих трагедиях. Поэтому-то Еврипид хочет просить юного и женоподобного Агафона, чтобы тот, переодевшись в женское платье, пробрался на праздник и сказал речь в его защиту.
Наконец, на эккиклеме появляется и сам Агафон. Он одет в женское платье.
Мнесилох спрашивает, почему у юноши такое смешение в наряде: вместе с лирой, барбитом 1, сосудом2, мечом — женское платье, пояс, сетка для волос, зеркало. Агафон отвечает на это, что поэту приходится применяться к тем

1 Барбит — род лиры.
2 Сосуд с маслом для натирания тела при гимнастических упражнениях.

126

созданиям, о которых он пишет. Выслушав просьбу Еврипида, Агафон отвечает на нее отказом.
Еврипид в отчаянии от этого отказа, и тогда на помощь ему приходит Мнесилох, заявляющий, что он готов пойти на женский праздник.
Получив от Агафона бритву, Еврипид сбривает бороду своему родственнику и одевает его в женское платье, которое ему дает из своих запасов Агафон. На голову Мнеси-лоху надевают сетку и повязку, на ноги — женские башмаки. Взяв с Еврипида клятву, что тот придет к нему на помощь в трудную минуту, родственник направляется к храму Фесмофор.
Далее следует парод хора1.
После вступления хора на орхестру и песни в честь богов женщина-глашатай с комической торжественностью объявляет об открытии женского собрания, которое должно решить вопрос о том, как наказать Еврипида. Начинаются выступления женщин, представляющие собой пародию на выступления ораторов в народном собрании. Первая женщина, Микка, начинает с заявления, что ее побуждает говорить не честолюбие, а желание помочь общему женскому делу. Отродие торговки овощами, Еврипид, стал в своих трагедиях клеветать на женщин, называя их развратницами, изменницами, пьяницами, лгуньями и великим бедствием мужчин. Все это вызвало крайнюю подозрительность мужей. Они не спускают глаз с жен, держат их взаперти на женской половине и на страх любовникам заводят молосских псов 2. Но особенно непереносимо то, что женщины перестали быть хозяйками в своих кладовых. Раньше можно было потихоньку взять муки, масла, вина, теперь все это под замком, ключи же с секретом мужья носят при себе, но, кроме того, еще и запечатывают, по наущению того же Еврипида, кладовые. По мнению Микки, против него нужно использовать яд или какое-либо иное средство, способное его погубить.
Вторая женщина выдвигает другое обвинение против Еврипида. После смерти мужа она осталась вдовой с пятью детьми. С трудом она кормила свою семью, продавая венки

1 Пролог составляет в этой пьесе почти четвертую часть ее.
2 Охотничьи молосские псы (Молоссида — область в Эпире, в Северной Греции) славились своей силой и злостью.

127

на цветочном рынке. Но теперь Еврипид своими трагедиями внушил людям мысль о том, что богов нет, и ее товар не продается уже и в половину прежнего.
После выступления двух женщин и одобрения их слов хором Мнесилох не выдерживает и просит слова. Он начинает с того, что прекрасно понимает, почему женщины полны гнева против Еврипида. Но в своей среде можно говорить откровенно, сору из избы никто не вынесет. Стоит ли так винить Еврипида? Ведь он расславил только два или три женских грешка, в то время как женщины творят их тысячи. Тут и обман мужей сразу же после свадьбы, и связи с рабами и погонщиками, мнимые роды, перед которыми предварительно покупается за деньги будущий наследник дома, и т. д.

Плачущая женщина. Терракотовая статуэтка.

Все присутствующие возмущены этим выступлением никому не известной женщины. Завязывается перебранка, переходящая потом в драку. Микка набрасывается на Мнесилоха, но в это время в собрание прибегает женоподобный Клисфен и сообщает известие, только что услышанное им на рынке: на женском празднике присутствует будто бы в качестве соглядатая переодетый женщиной родственник Еврипида.
Начинаются поиски соглядатая и проверка присутствующих. Мнесилох пытается укрыться, но это ему не Удается. Его разоблачают уже при допросе, так как мни-

128

мая женщина не может дать ответа на вопрос, за кем она замужем и с кем помещается в палатке на празднике 1. Вслед за допросом Мнесилоха раздевают и окончательно разоблачают.
Однако Мнесилох предпринимает отчаянную попытку спастись. Он выхватывает неожиданно у Микки ее ребенка и бежит к алтарю. Теперь Мнесилох угрожает убить ребенка, если только женщины не отпустят его. Микка в отчаянии. Пародируя трагедию, хор поет о кощунственном поступке Мнесилоха и, обращаясь с мольбой к грозным Мойрам2, выражает надежду, что преступник понесет наказание. Хор решает извести преступника огнем; вокруг жертвенника раскладывается хворост. Мнесилох между тем, сдернув плащ с малютки, убеждается, что это не девочка, а мех, наполненный вином. Тогда он приводит в исполнение свою угрозу— «убивает» девочку (т. е. прокалывает ножом мех) и выпивает вино. Возмущенная тем, что ее вино выпито, Микка отправляется донести обо всем пританам.
Мнесилох принимается обдумывать средства к спасению. Он решает воспользоваться приемом из трагедии Еврипида «Паламед»3. Но так как весел у него нет, он берет дощечки с алтаря и, вырезав на них ножом известие о своем несчастье, разбрасывает их кругом.
После этого идет парабаза хора.
В ней в шутливой форме корифейка отводит вначале от женщин обвинение в том, что будто от них проистекает все зло в мире. Если это так, то почему же мужчины женятся, заботливо берегут своих жен, ревнуют, запрещают уходить со двора? Если хорошенькая женщина покажется у окна, все мужчины стремятся насмотреться на «зло»; если, застыдившись, она отойдет от окна, они желают, чтобы «зло» еще раз показалось в окне. Путем сопоставления мужчин и женщин хор доказывает, что женщины выше мужчин.
И в самых своих недостатках женщины все же лучше мужчин: если женщина украдет у мужа мерку пшеницы, она в тот же день старается возвратить украденное. Мужчина

1 Женщины, участвовавшие в празднике, жили в палатках при храме.
2 Мойры — богини судьбы.
3 В этой трагедии Еврипида, не дошедшей до нас, Паламед сообщал о своем бедственном положении, написав все на веслах и бросив их в море.

129

же, присвоив из казны пять талантов, разъезжает по городу на паре коней. Женщины сохраняют дома свое имущество. Мужчины же с испуга теряют в бою копья и щиты. Но всего обидней для женщин то, что никто не отличает какой-нибудь наградой женщину, давшую родине хорошего гражданина. Никто не дает таким женщинам почетного места на женских праздниках. Женщина, которая родила государству труса или негодяя, должна была бы, срезав косы, как рабыня, сидеть сзади матери героя. Между тем теперь мать Гипербола, известная ростовщица, в белом платье и с косами сидит близ матери Ламаха.
Мнесилох в отчаянии, так как Еврипид все еще не показывается. Думая о том, какой же драмой можно было бы привлечь внимание Еврипида, он решает разыграть новую «Елену» 1 и, как и в трагедии Еврипида, называет место действия и рассказывает о своем происхождении и судьбе. Приближается Еврипид, одетый в разорванную одежду и играющий роль потерпевшего кораблекрушение Менелая; начинается пародия на сцену встречи Менелая и Елены. Однако Еврипиду — Менелаю не удается увести свою «жену», так как приходит притан и вместе с ним скиф полицейский2, получающий приказ посадить Мнесилоха, одетого в женское платье, в колодки.
Актеры уходят за сцену; следуют песня и пляска хора.
В конце, когда шло прославление Диониса, пляска принимала, повидимому, бурный характер. Скиф, говорящий на ломаном греческом языке, приводит Мнесилоха с колодкой на шее, затем уходит за сцену, чтобы принести себе подстилку.
В это время на эореме появляется Еврипид, одетый Персеем, и дает родственнику знать, что тот должен сыграть

1 Т. е. трагедию Еврипида «Елена». Еврипид обработал в ней значительно менее известный вариант мифа об Елене. Согласно этому варианту, Елена не бежала с Парисом в Трою, но невидимо для всех была перенесена богами в Египет. Парис же увез с собою в Трою только созданный богами призрак Елены. Сама же Елена во все годы троянской войны жила в Египте, страстно желая возвращения на родину и страдая при мысли о той дурной славе, которая распространилась о ней по всему свету. В начале трагедии Еврипида «Елена» героиня изображается нашедшей прибежище у алтаря, где она спасается от царя, принуждающего ее вступить с ним в брак.
2 Стражники, наблюдающие за порядком в городе, набирались в Афинах из скифов.

130

роль Андромеды 1. Обращаясь к хору, Еврипид спрашивает, как бы ему пройти к заключенной в пещере деве, чтобы его не увидел скиф. Мнесилох начинает жалобную песнь Андромеды, в конце которой говорит о себе уже в мужском роде и жалуется на своего родственника, заставившего его обриться и отправиться на женский праздник.
Дальше пародируется сценка из трагедии «Андромеда». Жалостному плачу героини вторит за сценой нимфа Эхо2. Мнесилоху повторение его последних слов надоедает, и он посылает Эхо к свиньям. Эхо начинает повторять и слова вернувшегося из-за сцены с подстилкой скифа, который, рассердившись, бежит на голос негодяйки, но сразу же возвращается обратно. В это время снова появляется на эореме Еврипид в виде Персея и умоляет скифа, чтобы тот разрешил ему снять оковы с девы и отдал ему ее, так он пылает к ней любовью. Скиф отвечает отказом, и Еврипид удаляется, решив придумать новую уловку.
После этого идет песня хора, обращающегося с мольбой к деве Палладе, которой противны тираны, явиться на женский праздник и привести с собой сладостный мир. Хор призывает также и богинь Фесмофор.
В эксоде появляется на орхестре одетый старухой Еврипид в сопровождении юной танцовщицы и мальчика с флейтой. Еврипид предлагает женщинам заключить с ним перемирие, освободив Мнесилоха. Со своей стороны он дает обещание не нападать на них больше в своих пьесах. А если женщины откажут ему в его просьбе, Еврипид угрожает

1 По мифу, Андромеда была дочерью царя эфиопов Кефея и его жены Кассиопеи. Когда последняя похвалилась однажды, что ее дочь превосходит красотою нереид, разгневанные нимфы стали умолять Посейдона наказать Кассиопею. Посейдон послал морское чудовище, грозившее гибелью стране. Оракул объявил, что гнев божества укротится тогда, когда Кефей принесет в жертву чудовищу свою дочь. Подданные царя принудили его согласиться на эту жертву. Прикованная к скале Андромеда была отдана во власть чудовища. Ее освободил от чудовища влюбившийся в нее аргосский царевич Персей. Он владел отрубленной им головой страшной Медузы, крылатого существа со взором, превращающим все живое в камень. С помощью этой головы Персей победил чудовище, обратив его в камень. Миф о Персее и Андромеде был обработан Еврипидом в не дошедшей до нас трагедии «Андромеда».
2 Не исключена возможность, что эту роль вел за сценой актер, игравший перед тем Еврипида; в тексте равеннской рукописи в списке действующих лиц указывается: «Еврипид как Эхо».

131

донести об их проделках мужьям, когда те вернутся с войны. Женщины соглашаются освободить Мнесилоха, но Еврипид сам должен найти способ обмануть скифа. Мальчик начинает играть персидский танец, девушка танцует. Проснувшийся скиф в восторге от ее красоты. Девушка прекращает на время танец, потом снова начинает танцевать более стремительно.
Получив разрешение мнимой старухи, обезумевший от страсти скиф уводит с собой танцовщицу за сцену, оставив в заклад колчан со стрелами и совершенно забыв об арестованном. Воспользовавшись этим моментом, Еврипид и Мнесилох, которого Еврипид освобождает от колодок, скрываются. Вернувшийся с девушкой скиф убеждается в том, что «старуха» увела его пленника. Прогнав девушку, он и сам потом спасается бегством. Хор обращается с мольбой к Фесмофорам воздать за игру благосклонностью.
В качестве средства литературной критики Еврипида Аристофан избрал в этой комедии пародирование его трагедий. Лишь очень кратко в начале пьесы говорится о приверженности Еврипида к новой философии софистов. Просвещая своего тестя, Еврипид говорит о рождении живых существ из эфира. На Фесмофориях женщина, выступавшая после Микки, обвиняет Еврипида в безбожии. И это, в сущности, все об идейной направленности творчества Еврипида. Правда, Аристофан как будто хочет отметить еще одну сторону в творчестве драматурга: желая изображать людей такими, какими они бывают в жизни, Еврипид дает образы порочных женщин. Но, если верить Мнесилоху, Еврипид в своих трагедиях изобразил только часть женских пороков. Однако позже выведенный в «Лягушках» Эсхил по этому же самому поводу упрекает Еврипида и говорит, что порочное не должно показываться на сцене. В рассматриваемой комедии прямо об этом не говорится.
Таким образом, критика творчества Еврипида касается в основном лишь применяемых им драматургических приемов и его изысканного и вычурного, как кажется Аристофану, языка. Особенным нападкам подвергаются монодии Еврипида, т. е. арии актеров, дававшие возможность ярче и сильнее раскрыть переживания действующих лиц. Монодии усиливали эмоциональное воздействие трагедии на зрителей. Они употреблялись уже и до Еврипида, но особенно широкое применение нашли в его пьесах. Монодии нрави-

132

лись зрителям (известно, что в эллинистическую эпоху постоянно исполнялись отдельные монодии из трагедий Еврипида). Но Аристофан, не принимавший вообще творчества Еврипида за ярко выраженные в нем реалистические тенденции и за стремление дать изображение и теневых сторон жизни, и низких страстей, и характеров, не мог принять и те средства театральной выразительности, которые применялись Еврипидом.
Пародируемая Аристофаном сцена из «Андромеды» пользовалась в древности большой популярностью. На это указывает существование многочисленных изображений на вазах, стенной живописи и барельефах. Чем достигает смешного Аристофан? Вместо прекрасной молодой девушки он подставляет одетого в женское платье старика, вместо героя Персея на освобождение «Андромеды» спешит сам Еврипид, тоже старый, и одетый, очевидно, в пародийно-трагический костюм. Трагическая речь перемежается с комической, иногда Мнесилох забывает играть свою роль и начинает жаловаться на свое бедственное положение.
Так же обстоит дело и с пародией на «Елену». Пародии сделаны остроумно и, надо думать, доставляли немало удовольствия зрителям. Чрезвычайно удачно использован мотив спасения у алтаря: Мнесилох не только спасается здесь сам от женщин, но, в дальнейшем, изображает и Елену, нашедшую прибежище у алтаря. Применение эоремы, на которой появляется Еврипид в виде Персея, тоже должно было напоминать зрителям о его трагедиях. Известно, что Еврипид нередко прибегал к эореме, особенно в развязках своих трагедий. В пародийных целях применяется и эккиклема, на которой показывается Агафон с множеством разных вещей, составляющих в значительной степени принадлежности женского туалета.
Что касается Агафона, то пародируется не только его драматургия, но драматург дает и пародию на него самого. Повидимому, Агафон был одним из наиболее талантливых трагиков второй половины V в. до н. э. Аристотель упоминает о нем в своей «Поэтике». С его именем связывались два нововведения. Он написал какую-то драму «Цветок», в которой все было вымышленным, — и персонажи, и сюжет. Это весьма любопытное свидетельство, если принять во внимание, что трагедии писались в Греции исключительно на мифологические сюжеты. Произведения Агафона до нас

133

не дошли, и ближе определить, что представлял собой его «Цветок», невозможно; он мог быть и фантастической пьесой, а мог быть и драмой из жизни.
Второе нововведение Агафона заключалось в том, что он превратил в трагедиях хоровые партии в простые интермедии, совсем не связанные с развитием действия. Согласно свидетельствам древности, трагедии Агафона отличались изысканностью и даже вычурностью своей литературной формы. Аристофану творчество Агафона представлялось манерным, и он подвергает его осмеянию. Красивая внешность Агафона, сочетавшаяся с его изнеженностью и склонностью к щегольству, тоже дает Аристофану материал для его пародии. Чрезвычайно удачно показан Агафон на эккиклеме (быть может, он даже полулежал на кушетке) в женском платье и со всеми принадлежностями женского туалета.
Удачно применен в пьесе и такой комедийный прием, как переодевание действующих лиц, происходящее в ходе действия несколько раз: переодевается женщиной Мнесилох, Еврипид появляется переодетый Персеем, Менелаем и в конце пьесы старухой. Остроумен и восходящий еще к старинным народным сценкам прием показа в пьесе недалекого иноземца, потешавшего публику ломаным греческим языком.
Стремительно и весело развертывается сюжет комедии, особенно после парода хора. Одна комическая ситуация сменяет другую, некоторые из них полны неожиданностей: разоблачение Мнесилоха, спасение его у алтаря, эпизод с похищением «ребенка» у Микки, неоднократные попытки Еврипида освободить своего родственника и т. д. Самый же узел хорошо построенной интриги распутывается только в конце пьесы.

«ЛЯГУШКИ»

Комедия «Лягушки» была поставлена в 405 г. на Ленеях. Пьеса не только получила первую награду, но, как уже упоминалось раньше, так горячо была встречена зрителями, что состоялось второе ее представление.
С 411 г., когда были поставлены «Женщины на празднике Фесмофорий», и до 405 г., года создания «Лягушек», Афины пережили ряд серьезных политических событий. Олигархическое правительство «четырехсот», державшееся

134

на терроре, было свергнуто после четырех с половиной месяцев господства правительством «пяти тысяч». Это правительство сохранило гражданские права только за 5 тысячами граждан, которые могли экипироваться за свой счет для несения военной службы. Было уничтожено вместе с тем вознаграждение всех должностных лиц. Однако его непопулярность среди широких народных масс и военные неудачи привели через несколько месяцев к свержению и этого правительства, и с 410 г. в Афинах были восстановлены прежние демократические порядки.
На фронте дела афинян несколько улучшились, когда во главе флота стал Алкивиад, порвавший к этому времени со спартанцами. Его победа в морском сражении при Кизике в 410 г. и последующие успехи в Халкидике и Византии обеспечили ему возвращение в Афины. Он был торжественно встречен и назначен стратегом с неограниченными полномочиями. Однако почти сразу же после этого один из подчиненных ему командиров потерпел неудачу. За это Алкивиад был изгнан из Афин и в 407 г. уехал в свои владения во Фракии. После его отъезда военные дела снова ухудшились.
Афиняне сделали последнюю попытку снарядить новый флот. Они призвали в него метеков и даже рабов, обещая им права гражданства. Этот флот под командованием 10 стратегов нанес в 406 г. поражение спартанскому флоту при Аргинузских островах 1. Спартанцы после этого обратились с мирными предложениями к афинянам, но эти предложения были отвергнуты. Победа при Аргинузских островах была омрачена процессом стратегов, обвиненных в пренебрежении погребения павших в сражении. Шестеро из стратегов были казнены. В эти же годы от Афин отошли некоторые из их союзников, видевшие, что силы афинян все больше и больше слабеют.
В такой бурной политической обстановке Аристофан поставил свою комедию «Лягушки». Она посвящена критике как идейных основ драматургии Еврипида, так и чисто сценических приемов, употреблявшихся этим драматургом. В ней имеется также ряд высказываний по вопросам внутренней и внешней политики Афин.

1 Аргинузские острова — три небольших острова против Лесбоса в весьма близком расстоянии от берега Малой Азии.

135

В 406 г. умерли Еврипид и Софокл. Их смерть и послужила, вероятно, толчком к написанию пьесы, основным содержанием которой являются вопросы литературной и театральной критики.
Часть проскения около одного из пародов изображала вход в дом Геракла. Кроме того, в дальнейшем развитии действия проскений должен был представлять собою и фасад дворца Плутона в Аиде. Можно думать, что именно центральная дверь проскения, как всегда бывало в таких случаях, и была входом во дворец Плутона 1.
Дионис в сопровождении своего слуги Ксанфия собирается отправиться в подземное царство, чтобы вывести оттуда Еврипида, так как на земле не осталось больше хороших поэтов. Ксанфий едет верхом на осле, на одном плече у него палка, к которой привязана поклажа его хозяина. На Дионисе поверх плаща шафранного цвета надета шкура льва, кроме того, он запасся дубиной, чтобы совсем походить на Геракла. На ногах у Диониса трагические котурны; повидимому, у него был бутафорский живот, так как дальше Харон, перевозчик в царство мертвых, называет его брюханом.

Геракл. Терракотовая статуэтка.

Дионис стучится в дом к Гераклу, чтобы расспросить у него о дороге в Аид. Вышедший на стук настоящий Геракл сначала разражается громким смехом при виде

1 Возможно, что дом Геракла обозначался одним из параскениев.

136

своего комического подобия, потом спрашивает пришельца, какая нужда привела его к нему. Дионис отвечает, что он охвачен желанием вывести на землю Еврипида, так как ему необходим искусный трагический поэт. Зрители могли только смеяться при этих словах, так как они хорошо знали отношение самого Аристофана к Еврипиду. Литературная и театральная критика начинается уже в прологе.
Геракл выражает удивление, зачем нужен Еврипид, если жив Иофонт? 1 А если уж выводить кого-нибудь из Аида, то во всяком случае Софокла, который выше Еврипида. На это следует любопытный ответ Диониса. Он не сделает этого, пока не поговорит один на один с Иофонтом, чтобы определить, что он может сочинить без отца. Сверх того, плут Еврипид все равно попытается ускользнуть с ним на землю 2. Софокл же тих и здесь и там. Геракл спрашивает и об Агафоне, который к этому времени тоже уже умер, и Дионис в отличие от той характеристики, какая дана была Агафону в «Женщинах на празднике Фесмофорий», называет его «хорошим поэтом» и говорит, что о нем жалеют его друзья. Молодые же трагики получают общую, и притом нелестную характеристику: все они кропатели трагедий, их поэзия чистая болтовня и щебетанье ласточек, это — маратели в искусстве, которые тотчас исчезают без следа, как только получат один раз хор.
Дионис просит Геракла, который узнал дорогу в Аид, когда спускался за адским псом Кербером3, назвать ему своих знакомых в Аиде, а также пристани, булочные, публичные дома, дома для ночлега, перекрестки, источники, дороги, города, трактиры и харчевни, где поменьше клопов. Геракл дает советы Дионису, как можно попасть в Аид: надо взять веревку и удавиться, или принять яд, или «спустить себя» с верхней башни Керамика 4. Все эти советы не нравятся Дионису. Но Геракл в конце концов исполняет его просьбу и указывает ему дорогу в Аид. Он говорит, что

1 Иофонт — сын Софокла, тоже трагический поэт. Было известно, что в составлении трагедий ему помогал его отец.
2 Очевидно, когда он будет брать на землю Софокла.
3 Один из мифов о подвигах Геракла рассказывал о том, что герой спустился в Аид и увел оттуда Кербера (Цербера), сторожившего вход в Аид.
4 Гончарный квартал в Афинах, откуда начинался праздничный бег с факелами.

137

на пути встретится бездонное озеро со страшными чудовищами и змеями, болотной грязью и вечным смрадом, в озере находятся грешники. Описав бездонное озеро, Геракл продолжает:

Потом тебя дыханье флейт обвеет
Увидишь свет прекрасный, как земной.
Там рощи мирт, мужчин и женщин хоры
И радостных рукоплесканий звук

Это собрание посвященных в мистерии, которые живут при воротах Плутона.
Дионис встречает на своем пути покойника и просит его снести поклажу в Аид, так как Ксанфий все время жалуется, что он совсем выбился из сил. Но покойник запрашивает дорого — две драхмы, и они не сходятся в цене. Покойник снова укладывается на свое погребальное ложе и предлагает сопровождающим нести его дальше.
Дионис и Ксанфий подходят к озеру, через которое перевозит Харон. Но везти раба он отказывается, и Ксанфий бежит кругом озера. Дионис же садится в лодку, и начинается переправа через озеро. Когда Дионис говорит Харону, что он неопытен в гребле, последний заявляет, что как только тот наляжет на весло, он услышит прекрасное пение болотных лебедей — лягушек, которое облегчит ему греблю1. Действительно, скоро из-за сцены слышится лягушачье пение. Пение лягушек раздражает уставшего от гребли Диониса, и он требует, чтобы лягушки замолчали. Происходит забавный дуэт между Дионисом и хором лягушек.
Но вот, наконец, переправа окончена. Когда Дионис выходит из лодки, его встречает уже Ксанфий. Можно предполагать, что при «переправе» тянули лодку через орхестру к переднему ряду зрителей, где находилось кресло жреца Диониса. Это следует из того, что испуганный словами Ксанфия, будто бы он, Ксанфий, видит Эмпусу 2, трусливый Дионис бросается к своему жрецу с просьбой защитить его от чудовища.

1 На больших кораблях существовал в то время особый человек, который для облегчения гребли подавал такт, и, кроме того, был специальный флейтист, игравший по данному такту мелодию. На хор лягушек и падает обязанность такого флейтиста.
2 Эмпуса — мифическое существо с ослиными ногами, напоминающее вампира.

138

После переправы Дионис и Ксанфий продолжают путь дальше, т. е. пересекают орхестру и подходят к дворцу Плутона, возле которого слышится пение посвященных в мистерии, живущих уже при входе в Аид. Мисты и составляют хор комедии.
Следует парод хора. Сначала издали слышатся призывы к Иакху 1 прийти на луг и, ударяя ногой землю, руководить необузданной, веселой и полной прелести пляской блаженных мистов. Когда же хор виден уже для зрителей, он поет о том, что пришел, потрясая огненным факелом, Иакх — светило ночного праздника. Яркими красками изображает хор ночную пляску мистов. Луг залит светом, старцы быстро передвигают ногами и забывают о печальной старости и о долгих тяжелых годах прежней жизни. Хор обращается с призывом прославить гимном Деметру. Предводитель первого полухория, одетый гиерофантом2, очевидно, пародируя настоящие мистерии, обращается с предложением уступить место «нашим хорам» к тем, кто не слышал подобных речей, кто не чист сердцем и не праздновал плясками мистерий благородных муз.
Дальше пародирование обращения к непосвященным принимает чисто политический характер. Не должен принимать участие в священных таинствах тот, кто раздувает огонь вражды среди граждан из-за личной корысти, кто, имея власть, берет взятки в то время, как город утопает в несчастиях, кто передает врагу укрепление или корабли или, как подлый сборщик Торикион3, вывозит из Эгины в Эпидавр запрещенные товары—кожу, канаты и смолу, кто советует давать неприятелю деньги на постройку флота 4.
В конце парода увлеченные буйной пляской хора Дионис и Ксанфий сами пускаются в пляс. Узнав от хора, что перед ним дворец Плутона, Дионис стучится в ворота Аида. К нему выходит раб Плутона — Эак 5. Увидя перед собой

1 Иакх — божество, олицетворяющее шествие Диониса.
2 Гиерофант — первосвященник, руководивший мистериями.
3 Торикион известен только из «Лягушек» Аристофана. Дело идет о контрабандной перевозке недозволенных товаров морем с острова Эгины в расположенный против нее Эпидавр на восточном берегу Пелопоннеса.
4 Здесь имеется в виду Алкивиад, советовавший персидскому сатрапу Киру дать Спарте деньги для указанной цели.
5 По мифу, Эак при жизни был царем острова Эгины, после смерти боги сделали его одним из трех судей в подземном царстве.

139

Диониса, одетого в шкуру льва, Эак сначала принимает его за Геракла и начинает его ругать за то, что он украл Кербера. Эак решает созвать всех подземных чудовищ для того, чтобы они расправились с Гераклом. Однако Дионис, желая избежать наказания, быстро обменивается костюмом с Ксанфием. Но в это время приходит рабыня Персефоны и от имени своей госпожи приветливо приглашает Геракла войти во дворец и принять там угощение. Ксанфий уже собирается войти во дворец, но Дионис его удерживает и заставляет снова надеть платье раба. Эти переодевания повторяются три раза. Пришедший Эак перестает, наконец, понимать, кто же господин и кто раб, — и решает выпороть обоих путников, хотя мнимый Геракл и заявляет, что он бессмертный сын Зевса — Дионис. Выпоров обоих, Эак ведет их к Плутону: пусть сам господин разберется, кто из двух — бог.
Дионис, Ксанфий и Эак покидают орхестру, начинается парабаза.
В оде содержится призыв к Музе приблизиться к священным хорам, чтобы придать очарование их пению и взглянуть на великие толпы народа, который мудр и жаждет достойной его славы. Затем следует выпад против вождя радикальной демократии Клеофонта — сторонника войны до победы и, следовательно, врага Аристофана. Аристофан называет его болтуном и упрекает его за происхождение по матери из Фракии.
В эпирреме корифей говорит, что так как справедливо, чтобы священный хор был полезен своими советами и наставлениями, то хор и дает совет восстановить равенство, помочь встать тем, кто попал в хитрые сети Фриниха2 и поскользнулся.
Таким образом, комедия призывает к политической амнистии, но следует отметить, что здесь нет никакого сочувствия сторонникам олигархии. Драматург говорит, что надо дать случай гражданам загладить их вину. Ведь даже рабы, которые только один раз сражались в бою, получили право гражданства, то как же исключить из граждан тех,

1 Фриних был одним из главарей олигархического правительства «четырехсот».
2 Речь идет о рабах, принимавших участие в сражении при Аргинузских островах. Интересно отметить, что Аристофан с одобрением относится к этому мероприятию.

140

кто и сам не один раз воевал и чьи отцы тоже бились за город.
В дальнейшем Эак рассказывает Ксанфию последние новости Аида. Оказывается, раньше трагический трон занимал Эсхил, как «великан в искусстве». Когда же он умер, Еврипид предоставил сцену жуликам, отцеубийцам, ворам-взломщикам. Услышав «словоизвитья», они нарекли Еврипида мудрейшим из людей, и он стал требовать, чтобы трагический трон передали ему. Предстоит суд, причем судьей будет сам Дионис. Эак рассказывает и о Софокле, который довольствуется вторым местом; но если Еврипид победит в состязании Эсхила, тогда Софокл сам будет состязаться с Еврипидом. Входят Дионис, Эсхил и Еврипид1. Начинается состязание поэтов. Оно составляет центральную часть всей пьесы.
Трагики появляются на орхестре, как бы продолжая ссору, начатую еще за сценой. Дионис старается успокоить их; к Еврипиду он обращается с призывом не говорить так надменно, к Эсхилу — не горячить своего сердца гневом, но спокойно опровергать своего противника. Однако Эсхил не хотел бы состязаться здесь, так как считает спор неравным: его поэзия жива, поэзия же Еврипида умерла вместе с ним, и поэтому у него будет, что читать 2. Перед тем как приступить к состязанию, противники возносят моления богам: Эсхил — Деметре, Еврипид, заявляющий, что у него свои боги, — питающему его эфиру, поворотливому языку, тонкому чутью.
Еврипид порицает искусство Эсхила: он сажал на сцене героя или героиню, покрыв их плащом, и те сидели в молчании3, а «хор валил неутомимо четыре груды без конца стихов». Когда же драма доходила до середины, то «дюжину пускал он слов бычачьих, нахмуренных, с султанами, чудовищ грозных с виду, неведомых и зрителю». Таким образом, Еврипид указывает на недостаточное развитие дей-

1 Последние два только что выступали в ролях Ксанфия и Эака которые вели между собой разговор и после него удалились со сцены.
2 Мысль здесь такая: Еврипид взял свои трагедии с собой в гроб они у него под рукой, и ему легко взять для чтения стихи, какие ему понадобятся.
3 Намек на не дошедшую до нас трагедию Эсхила «Выкуп Гектора», где Ахилл молча сидел на сцене, тоскуя по убитом друге Патрокле.

141

ствия в трагедиях Эсхила и на его якобы высокопарный язык.
Искусство Эсхила, говорит далее Еврипид, «надуто брехней и тяжкими словами». Он ничего не говорил понятного, а только про Скамандры 1, осадные рвы, про орлов-грифонов, выкованных из бронзы на щитах, про коней-петухов 2.
Получив в таком виде трагедию от Эсхила, Еврипид прежде всего заставил ее похудеть и сделал менее тяжелой посредством стишков, отступлений 3, давая ей отвар из пустяков, заимствованных из старых книг. Потом он укрепил се монодиями, примешав к ней песни Кефисофонта 4.
Себя Еврипид хвалит за четкую композицию драмы, проявляющуюся уже в самом начале ее, в прологах. Уже первый персонаж, выходя на сцену, объяснял род драмы5, а затем в пьесе «от первых слов никто не оставался праздным», говорили в драме все: и женщина, и раб, и господин, и девушка, и старуха. На восклицание Эсхила, не заслужил ли Еврипид за это смерти, последний отвечает: «Клянусь богами, демократически я действовал». Он прибавляет, что в своих драмах он касался домашней жизни, и зритель тем легче мог судить об его искусстве. Еврипид называет нескольких неудачных последователей Эсхила и противопоставляет им своих учеников — Клитофонта и Ферамена 6.
Характеризуя свои драмы, Еврипид указывает, что в них он учил людей житейским делам; что он научил своих сограждан «смекать, глядеть и разуметь, — обманывать, влюбляться, подозревать, предупреждать повсюду».
Несмотря на преувеличения ради полемических целей, Аристофан правильно вскрывает стремление Еврипида

1 Скамандр — река под Троей.
2 Такое изображение вырезали на кораблях.
3 Намек на философские рассуждения, часто встречающиеся в трагедиях Еврипида.
4 Кефисофонт — повидимому, друг Еврипида, писавший музыку для его трагедий.
5 В ряде трагедий Еврипида герой или героиня в прологе подробно рассказывали о своей генеалогии и о тех обстоятельствах, в которых они оказывались к моменту начала действия пьесы.
6 Упоминание этих двух лиц весьма интересно. Клитофонт — молодой аристократ, был учеником софиста Фрасимаха. Ферамен — сторонник олигархов, спустя два года после постановки «Лягушек»—один из тридцати тиранов. Из этого места пьесы ясно видно отрицательное отношение Аристофана к тому и другому, и конечно, не в связи с их литературными вкусами, а в связи с их политической позицией.

142

к реалистическому изображению жизни и характеров. Но это-то как раз и не нравится Аристофану. Устами Эсхила он изобличает Еврипида в том, что тот испортил людскую природу: теперь везде базарные зеваки, плуты, коварные злодеи.

Трагический актер. Терракотовая статуэтка.

О себе же Эсхил говорит, что он создал драму, полную духа войны, — «Семь против Фив». Это он поставил «Персов», чтобы его сограждане всегда горели желанием побеж-

143

дать врагов. Поэт должен учить своих сограждан доброму. Так, Гомер учил их боевому строю, доблести; Гесиод — обработке земли и срокам созревания и сбора плодов. Эсхил хвалит себя за то, что он не создавал блудниц — Федр — и никогда не выводил на сцену влюбленной женщины. На замечание Еврипида, что не сам же он выдумал сказание о Федре, Эсхил отвечает:

Видит Зевс, это верно, но надо скрывать все позорные
вещи поэтам...
Как учитель детей наставляет на ум, так людей уже
взрослых — поэты
Лишь полезное должен поэт прославлять.

Эсхил обвиняет далее Еврипида в том, что он снизил значение трагедии: он царей одел в лохмотья, чтобы «жалкими с виду на глазах у людей появлялись они». Еврипид научил людей празднословию, и от этого опустели палестры. Он стал показывать на сцене своден, дев, рожающих в храмах 1. Вот поэтому город и наполнился писаками, шутами, развлекающими народ обезьяньими шутками и не перестающими надувать его. И в то же время, так как гимнасии забыты, нет никого, кто мог бы нести факел на состязаниях 2.
Дальше спор трагиков переходит уже на вопросы стиля, стихосложения и музыкальной композиции. Еврипид, который и раньше насмехался над туманным, с его точки зрения, и высокопарным слогом Эсхила, первый переходит к нападению. Он высмеивает прологи Эсхила, упрекая его за неумение ясно и четко выражать свои мысли, а также и за употребление лишних слов. Отражая нападение противника, Эсхил, в свою очередь, высмеивает Еврипида за введение в трагедию выражений, принадлежащих к обыденной речи, и за пристрастие к уменьшительным словам (например, «шкурка», «кувшинчик», «мешочек»). Прологи, которые ему читает сам Еврипид, Эсхилу не нравятся, и он все время прерывает его насмешливыми словами: «кувшинчик потерял».
Затем идут споры о достоинстве музыки того и другого поэта. Еврипид издевается над Эсхилом за постоянное повторение одного и того же припева, бессмысленно вставляе-

1 В не дошедшей до нас трагедии Еврипида «Авга» жрица Авга, забеременев от Геракла, родила сына Телефа в храме Афины; с точки зрения древних, это было святотатством.
2 Имеется в виду состязание в беге с факелами.

144

мого им в текст совершенно различных пьес. Кроме того, в хоровых партиях Эсхила Еврипид находит звукоподражания аккордам на кифаре, которые также соединяются с совершенно бессмысленным текстом. Эсхил, в свою очередь, ставит в вину Еврипиду, что он свои песни заимствует у развратных женщин, применяет карийские лады (т. е. лады, заимствованные у варваров1), заплачки, плясовые песенки. Для песен Еврипида требуется не лира, а ударный инструмент, производящий большой шум. В этот момент появляется на орхестре женщина, исполняющая на ударном инструменте какую-то мелодию. Она аккомпанирует Эсхилу, пародирующему хоровые партии Еврипида. Эсхил нападает и на манерность музыки Еврипида, который не только вводит новые лады, но и постоянно применяет в своих трагедиях монодии. Необходимо заметить, что мы можем уловить лишь некоторый общий смысл этого музыкального спора. Многое в нем остается для нас неясным, так как мы обладаем крайне скудными сведениями по древнегреческой музыке, а также и потому, что до нас дошла лишь незначительная часть произведений того и другого поэта.
Состязание кончается «взвешиванием» стихов обоих поэтов. На орхестру вносят большие весы, и Дионис предлагает противникам бросать на чаши весов стихи из их трагедий. Стихи Эсхила перевешивают, и он оказывается победителем. После некоторых, уже последних, колебаний, Дионис произносит свой приговор: он вернет на землю Эсхила.
Тщетно взывает Еврипид к Дионису помнить о богах — не нарушать данной ему клятвы и взять его с собой на землю. Дионис насмешливо отвечает Еврипиду его собственными стихами из «Ипполита»: «Поклялся лишь язык, а ум не связан клятвой».
В эксоде Плутон, давая напутствие Эсхилу, поручает ему спасать Афины силой благих мыслей и перевоспитывать неразумных людей, которых там много. Уходя, Эсхил просит Плутона передать на время его отсутствия трагический трон Софоклу, считая его вторым по мудрости.
В «Лягушках» Аристофан дает наиболее полную и последовательную критику творчества Еврипида.
Он собрал и систематизировал все, что говорил раньше, и добавил много нового. Если в предыдущих комедиях бра-

1 Варварами греки называли всех, кто не говорил по-гречески.

145

лись отдельные стороны творчества драматурга, встречавшие осуждение Аристофана (например, введение в трагедии монодий с повышенной эмоциональной окраской, снижение героического образа в трагедии и показ героев в жалком виде), то теперь он ставит вопрос шире и хочет показать роль Еврипида в развитии греческой трагедии и театра.
Для этого Аристофан обратился к творчеству и других драматургов и воспользовался методом сравнения. Можно было бы ожидать, что сопоставление коснется творчества всех трех великих трагиков V в. до н. э. — Эсхила, Софокла и Еврипида. Однако этого не произошло. Софокл в сущности остается в стороне, о нем сказано лишь несколько одобрительных слов, но никакого разбора его творчества не дается. Понятно, почему это происходит. Для того тезиса, который защищает Аристофан (трагедия пала, выродилась, благодаря деятельности Еврипида), Софокл не нужен. К тому же Аристофан, вероятно, прекрасно понимал, что пристальное рассмотрение трагедий Софокла могло бы привести к обнаружению в них, несмотря на все различие характера творчества обоих трагиков, и некоторых еврипидовских черт, а это совсем не входило в его расчет.
Ему важно было раскрыть героический дух трагедий Эсхила, показать полное созвучие трагедий с породившей их эпохой, а затем и полное, с его точки зрения, искажение сущности трагедии в творчестве Еврипида.
Эсхил воспитывал своей поэзией бойцов Марафона и Саламина, Еврипид — испортил людей. Всюду теперь мелкие люди, нездоровые страсти. Воздействие, оказываемое еврипидовской трагедией на нравственные устои общества, губительно. Можно было бы ожидать, что в комедии «Лягушки» сразу же будет отмечено скептическое отношение Еврипида к официальной религии и традиционным мифам. О «безбожии» Еврипида, конечно, упомянуто и здесь, но главное не это. Эсхил, а его устами и Аристофан, обвиняет Еврипида в том, что в его пьесах нашла отражение современная ему жизнь. Короче говоря, Аристофан осуждает трагедию Еврипида за ярко проявляющиеся в ней реалистические тенденции.
В этом споре мы не можем быть на стороне Аристофана. Если рассмотреть в самых общих чертах ход развития греческой трагедии от Эсхила до Еврипида, то он характеризуется нарастанием в ней реалистических тенденций. Давно

146

уже было высказано мнение, что Софокл заставил греческую трагедию спуститься с неба на землю и сделал ее более человеческой. У Софокла на первом плане стоит интерес к человеку, к его душевным переживаниям, его мыслям, страстям, чувствам, возникающим у него в той борьбе, которую он ведет за осуществление поставленных целей. По свидетельству Аристотеля, Софокл сам говорил, что он изображает людей такими, какими они должны быть, а Еврипид такими, какими они являются в жизни.
В соответствии со взглядами на задачи своей поэзии Софокл давал возвышенные героические характеры. Еврипид же пошел еще дальше и в обобщенных образах своих трагедий показывал современных ему людей с их мыслями, чувствами, стремлениями, иногда противоречивыми в одном и том же человеке, с их тончайшими душевными переживаниями. Миф становился для Еврипида только материалом или основой, дающей возможность высказаться его современникам. Эта способность Еврипида дать углубленную психологическую характеристику своих современников, действующих в исторической среде, во многих отношениях представляющей для нас живой интерес, делает его более доходчивым и понятным для современного читателя.
Близость героев Еврипида к жизни возмущала некоторых защитников старой трагедии, что можно видеть и по критике Аристофана в «Лягушках». Верный своему стремлению к правдивому отображению жизни, Еврипид не боялся вводить в свои трагедии и отрицательных героев, действующих только из личных эгоистических побуждений. Таков, например, Лик в трагедии «Геракл» или Эврисфей в трагедии «Гераклиды», жестоко преследующий после смерти Геракла его детей, Менелай, выведенный человеком низким в трагедии «Орест», и др. Однако в ряде трагедий Еврипида даются подлинно героические характеры, поражающие благородством своих мыслей и чувств. Такова, например, Ифигения («Ифигения в Авлиде»), жертвующая своей жизнью ради славы отчизны.
Новый характер драмы Еврипида часто требовал и новых средств театральной выразительности, которые раньше или не применялись вовсе, или применялись значительно реже, чем у него. Прежде всего Еврипид стал применять в театральной музыке лады, не употреблявшиеся прежде, как,

147

например, «смешанный лидийский». Лидийский лад вообще воспринимался, как жалобный, скорбный и интимный. К сожалению мы не можем из-за недостаточного знания древнегреческой музыки вообще оценить по достоинству музыкальную сторону трагедий Еврипида. Он применял, повидимому, новые и более соответствующие духу его пьес средства музыкальной выразительности. В эллинистическую эпоху сольные арии и дуэты солистов и хора из трагедий Еврипида исполнялись даже отдельно.
Реалистические тенденции трагедий Еврипида требовали особого слога. Действительно, этот слог в диалогических частях и рассказах вестников очень приближается к тогдашней разговорной речи. Аристотель в «Риторике» хвалит Еврипида за то, что он составляет свои речи из выражений, взятых из обыденной жизни. Эта естественность речей особенно и убеждала зрителя. Аристофан же в «Лягушках» порицает Еврипида за это снижение трагического слога.
Своими реалистическими тенденциями трагедии Еврипида оказали большое влияние на бытовую комедию, пришедшую в Грецию в IV и III вв. до н. э. на смену древней аттической комедии. Новая же бытовая комедия сыграла, в свою очередь, громадную роль в формировании европейской драмы.
Мы не можем принять критики театра Еврипида Аристофаном, но мы должны объяснить ее. Объясняется же его резкое отношение к Еврипиду тем, что его драматургия была для Аристофана одним из ярких проявлений современной ему духовной жизни. Так как в системе религиозных, нравственных, научных воззрений ясно обнаруживались противоречия, нарушавшие прежнее политическое и моральное единство полиса, Аристофан не принимает ни новой философии софистов, ни новой поэзии, ни других течений общественной мысли своего времени. В этом сказывается ограниченность воззрений человека, отражающего в своем творчестве взгляды и чаяния аттического крестьянства.
Хотя в «Лягушках» и дается критика некоторых недостатков трагедии Эсхила, в целом именно поэзия Эсхила благодаря своему высокоидейному содержанию и героическому духу необходима, по мнению Аристофана, для восстановления прежней славы Афин.

Подготовлено по изданию:

Головня В.В.
Аристофан. Москва, Издательство Академии Наук СССР, 1955.