Наша группа ВКОНТАКТЕ - Наш твиттер Follow antikoved on Twitter
157

Глава 6

ОБРАЗ ВРАГА

...жители Азии
— это никуда не годные свободные граждане,
но превосходные рабы.
Плутарх, Изречения царей и полководцев, 60. 1

Кого из нас они только не оскорбили?
И было ли такое время, когда они не
злоумышляли против эллинов?
И что в нашей стране не вызывает у них ненависти?
Исократ. Панегирик, 155

Оппозиция Европы и Азии (подоплека шовинизма)

В первой половине IV в. перед полисами все настойчивее вставала проблема взаимоотношений с окружающими их негреческими государствами, особенно важное значение приобрели Персия и Македония. Как отмечалось выше, вмешательство Персии в дела эллинских городов, зависимость Афин и Спарты от денежной помощи «великого царя» привели к тому, что греки вынуждены были постоянно держать Персию в поле зрения.

Ксенофонт ссылается на постановление царя об автономии полисов как на высшую инстанцию, чьи предписания неоспоримы (Xen. Hell., VI, 3, 9, 17). Исократ признает, что, несмотря на ненависть (εχόρα) эллинов к персам, и Афины и Спарта предпочли дружбу с ними дружбе с теми, кто каждому из них помогал добиться власти (Isocr. Phil., 42). Когда оратор объясняет афинянам, какой мир они должны заключить с союзниками, то в качестве образца берет Анталкидов мир (Isocr. De Pace, 16).

Он напоминает также о том, что афиняне в свое время отправили немало посольств к царю, желая убедить того отказаться от помощи Спарте, угнетающей эллинов (Isocr. De Pace, 68). В «Ареопагитике», давая оценку состоянию дел в Афинах, в числе других тревожащих его симптомов Исократ сообщает о враждебном отношении царя к городу, а в «Панегирике» с горечью отмечает, что тот руководит делами эллинов (Isocr: Areopag., 81; Paneg., 119-121).

158

Признавая богатство и силу персов важным фактором при решении межполисных дел, греки продолжали считать их варварами и существами низшего порядка. Эта оценка была конечным итогом долгого развития идеи исключительности эллинов. Первоначально их контакты с другими народами, в том числе и с персами, носили характер обычных межэтнических связей. Безусловно, существовала оппозиция «мы — они», но она не носила враждебного характера, была лишь обычным компонентом этнического самосознания. Понятие «варвар» относилось к области языка и обозначало человека, который не знает греческого [Toynbee, 1969, с. 50].

Вооруженное нападение Персии на Грецию изменило ситуацию, персы стали врагами и в этом качестве были наделены множеством негативных свойств. В общественном сознании эллинов после греко-персидских войн стал интенсивно формироваться стереотип варвара-перса, изначально во всем противоположного и враждебного греку, неполноценного в юридическом статусе, в политической организации общества, в культуре. Аристотель в «Политике» совершенно определенно выразил господствующую идею своего времени: раб и варвар по природе своей понятия тождественные (εν ôh топ βαρβαροη το ϋηλν και το δόνλον την άντην εχει τάξιν — Arist. Polit., I, 2,5,125,126).

Прочная ассоциация между варварами и рабским состоянием прослеживается в пьесах Эсхила, Аристофана, Еврипида (Велков, 1967; Соболевский, 1957, с. 297 и сл.; Belloni, 1986; Mactoux, 1980, с. 151—152]. Многие произведения Ксенофонта, особенно «Агесилай», насыщены антиперсидскими выпадами. Историк проводит параллели не только в общественной организации, но и в образе жизни, системе ценностей. Он подчеркивает благородную простоту грека, его непритязательность в быту, щедрость, верность слову и долгу, неустанное самосовершенствование. Варвар же, в описании Ксенофонта, отличается заносчивостью, кичливостью, изнеженностью, привычкой к роскоши (Xen. Ages., IX, 1-4, 26, 32).

Исократ разделяет взгляды современников и приводит в своих речах уже стандартный набор оценок персов: то, что позор для потомка Геракла, — похвала для варвара; он также постоянно сопоставляет греков и варваров в пользу первых; порицает трусость варваров, их неспособность к управлению, предрасположенность к рабству ит. п. (Isocr. Phil., 76, 90, 100—104, 125, 137; Paneg., 152). Автор не может примириться с тем, что могуществом обладает дурно воспитанный варвар (κακών τεϋραμμένον — Isocr. Phil., 139). Сравнение с персами употребляется как крайне отрицательный пример: афиняне пользуются, подобно царю, наемными войсками (Isocr. De Pace, 47). Исократ с возмущением сообщает о появлении у варваров людей, претендующих на управление Элладой (Isocr. Phil., 124).

159

Автор подробно разбирает все стороны жизни персидского государства. Прежде всего он критикует сам принцип его организации-деспотию, при которой подданные преклоняются перед смертным человеком, падают ниц, стараясь унизить себя любым способом. Эллины не привыкли терпеть единовластие, говорит он, а другие народы не могут жить без него (Uvev τψ χοιαυτψ δνναστείαϊ — Isocr. Paneg., 151; Phil., 107).

Персидское царство, по его мнению, не монолитно, оно охвачено .внутренними распрями, полно скрытых противоречий — сатрапы неверны друзьям, трусливы перед врагами. Держава переживает тяжелое положение — отпали Египет, Кипр, Финикия, Киликия, правитель Карии дружественно настроен лишь внешне, часть покоренных государств, в сущности, не оказывает поддержки царю, но зато может быть полезна его противникам. Повелителя персов преследуют постоянные военные неудачи, по общему мнению, он недостоин быть ни правителем, ни царем, ни полководцем (Isocr. Paneg., 152, 160—162; Phil., 100—103, 137)1.

Исократ стремится убедить своих читателей, что варвары плохо подготовлены к войне, лишены на ней выносливости, у них не может появиться ни хороший стратег, ни хороший воин (Isocr. Paneg., 150; Phil., 124). Поэтому воевать с ними все равно что воевать с женщинами (Isocr. Phil., 90; ср. Xen. Hell., III, 9,19). Военная слабость Персии настолько очевидна, что ее смог поколебать даже небольшой отряд эллинов, сообщает автор (Isocr. Paneg., 162; ср. Xen. Hell., VI, 1, 12) и добавляет вопреки всякой исторической правде, что только случайность помешала Клеарху овладеть персидской державой, глава которой после битвы с греками проникся презрением к своему войску (Isocr. Phill., 90—92).

Параллельно описываются богатства Азии, где благодаря плодородию почвы большая часть полей не возделывается. Эллины могли бы владеть в Персии многими землями, нынешнее же положение таково, что Азия пользуется большим благополучием (την 'Ασίαν αμεινσν πράτ~ιονσαν τψ Ενρόπητ), чем Европа, а варвары богаче (ενπορώτεροι) эллинов (Isocr. Paneg., 132—133; Phil., 132).

Исократ призывает к походу против царя, выставляя два основных мотива: отмщение за старые обиды и извлечение дохода из Азии, который прекратит ссоры греческих городов друг с другом. В речах подчеркивается, что Афины были разрушены варварами, что греки ненавидят персов, которые оскорбляли их, злоумышляли против них, предали огню жилища и храмы богов, указывается на необходимость мести (Isocr. Areopag., 6; Phil., 42; Paneg., 155,185).

В заслугу деятелям прошлого ставится их политика по отношению к варварам, которым не давали строить козни против эл

1 Ж. Матье отмечает явное противоречие в программе между надеждой на помощь персидских сатрапов и проектом порабощения варваров [Mathieu, 1925, с. 20—22).
160

линов. Персидский флот не появлялся дальше Фаселиды, а сухопутные войска не переходили реку Галис (Isocr. Areopag., 80; Paneg., 118). Автор считает Каллиев мир 449 г. наиболее правильным и справедливым делением сфер влияния. Современное ему состояние дел резко ухудшилось, афиняне, вместо того чтобы воевать с варварами за эллинов, используют наемников из Азии для борьбы со своими восставшими союзниками (Isocr. De Pace, 42). Исократ обвиняет греков в том, что они укрепляют власть персидского царя (Isocr. Paneg., 134—137; Phil., 126). Самое же удивительное, по его мнению, заключается в том, что никто из эллинов не думает стать господином (κόρον) Азии, так как многие считают могущество царя неодолимым (Isocr. Phil., 124,139). Эти заявления подкреплены ссылками на неоднократные победы греков над варварами (Isocr. Phil., III; Areopag., 75; De Pace, 43; Paneg., 37).

В мотивировке похода у Исократа, как и в решении других проблем, смешиваются две оценки — моральная и экономическая. Описав низость и неполноценность варваров и обосновав свои выводы ссылками на предков, он обращается к перечислению выгод, которые могут получить полисы от войны с персами, они представляются ему неоспоримыми. Таким путем можно уладить все недоразумения, возникшие между полисами, прекратить войны между городами. Исократ предлагает афинянам обдумать, как им следует вести себя по отношению к грекам и как к варварам, рекомендуя быть верными (πιστόν) первым, а вторым — враждебными (φοβερά — Isocr. Areopag., 51, 79). Он настоятельно советует прекратить вражду в Греции и вместе воевать с варварами (Isocr. Paneg., 119).

Автор объясняет читателям, чем выздана ожесточенная борьба полисов за гегемонию — эллинов толкает к конфликтам недостаток земли, из-за нужды в пахотной пло1цади они должны распахивать горы. Именно нужда (catopia) разрушает дружбу (εταιρία), обращает родство во вражду и вовлекает всех людей в войны и смуты (πόλεμον, στάσιν). Поэтому полисам следует получить у варваров то, что они хотят взять у эллинов (Isocr. Paneg., 17, 34,119,132, 174; Phil., 9; ср. Xen. Hell., IV, 1, 12).

Исократ напоминает, что все, кто начинали воевать с персидским царем, становились из бесславных знаменитыми (ädol-ov — λαμπρόν), из бедняков — богатыми (πενητεν — πλούσιον), из малоимущих — обладателями обширных земель и государств (Isocr. Phil., 29). Нужно быть безумными, говорит он, чтобы подвергаться опасности из-за малого и пренебрегать извлечением дохода из Азии, вместо того чтобы спокойно владеть многими землями (Isocr. Paneg., 133).

Оратор анализирует прежние походы Клеарха и Агесилая и приходит к выводу, что причина их неудач заключалась в отсутствии хорошо организованного тыла, единого не только экономически, но и политически (Isocr. Phil., 86—92, 95—127), уста

161

новление мира между полисами легко устранит это препятствие. Даже с военной стороны настоящий поход организовать легче, чем предшествующие: из скитающихся по Греции людей можно без труда набрать наемников и сформировать войско (Isocr. Phil., 96). В качестве примеров, на которые следует равняться, приведены мифические герои Геракл и Ясон, прославившиеся победами над варварами (Isocr. Phil., 111—112,119). По мнению Исократа, поэмы Гомера обрели столь великую славу из-за того, что тот прекрасно воспел тех, кто воевал против варваров (Isocr. Paneg., 159).

При такой ситуации особенно остро встает вопрос о единстве греков, причем именно военном единстве, при котором нерасторжимы согласие (<δμόνοια) и военный поход (στρατεία — Isocr. Phil., 16) в Азию. Полисы могут покорить Азию, лишь заключив мир и собрав достаточно большое войско (Isocr. Paneg., 166). Исократ даже продумал политику греков в завоеванной стране. Необходимо разрушить царство (τηνβασιλείαν ανελείν), захватить как можно больше земли (χώραν 8τι πλείοτην άφορίσασ&αι), основать на этой территории города и поселить в них тех, кто не имеет средств; завоеванные земли следует поделить. Если же эта программа не будет выполнена, то хотя бы освободить греческие города, находящиеся в Азии (Isocr. Phil., 120). Указанные мероприятия должны были стимулировать интерес полисов, они стали, в сущности, греческим планом колонизации Персии. В речах настойчиво повторяется тезис о необходимости извлечь доходы из Азии и лишить варваров благоденствия — такова задача, на которую направлен план колонизации (Isocr. Phil., 130).

Обращают на себя внимание некоторые детали. Например, отсутствует обоснование военной угрозы со стороны Персии. О ней упомянуто только один раз, да и то для доказательства морального падения греков по сравнению с их предками (Isocr. Phil., 124). Превалируют чисто практические выгоды — извлечение доходов и в меньшей степени избавление от смутьянов. Есть ссылки на прошлые обиды, но ни слова о» реальной опасности.

Для Исократа показательно, что конфликт интересов у него не переведен в конфликт идей. Правда, автор пытается немного замаскировать истинные цели похода лозунгами разрушения могущества варваров во имя свободы, об избавлении народов от варварской деспотии и перехода их под покровительство эллинов (Isocr. Phil., 140, 154). Однако положение о недопустимости того, чтобы Азия была богаче Европы, а варвары пользовались большими благами, чем эллины, звучит для него и естественнее и убедительнее (Isocr. Phil., 132).

Идея азиатского похода — попытка переключить внутренний конфликт на внешний; показателем величины, серьезности и интенсивности конфликтов греческого общества служит не только их описание и комментирование, но и глубина разработанности и обоснование необходимости внешнего конфликта. Указанные явления находятся в прямой пропорциональной зависимости — чем глубже внутренний конфликт, тем убедительнее и настойчивее аргументация внешнего. Исократ использовал идею противо

162

поставления Греции и Персии в качестве стимула для консолидации сил как внутри отдельных полисов, так и между ними.

Обращаясь к Филиппу, Исократ признает, что ему вправе задать вопрос, почему он адресуется с призывом начать войну против варваров и позаботиться об эллинах к македонскому правителю, обойдя свое государство. Он объясняет это тем, что именно Лфины он энергично призывал к свершению подобных дел, но сограждане обратили на его слова меньше внимания, чем на речи ораторов, беснующихся на трибуне. Поэтому автор вынужден был отказаться от мысли об Афинах как вожде похода, не отказавшись, однако, от своей цели.

Приведенные слова Исократа дают ключ к пониманию его взглядов на кандидатуру предводителя похода. Претенденты могли меняться, но цель оставалась прежней. Оратору было далеко не все равно, кто осуществит его мечту. Неоднократные воззвания к Афинам показывают, что он стремился осуществить свой замысел не только в рамках полисной системы, но даже в интересах определенного полиса, который должен был получить большую, по сравнению с другими, долю добычи.

После Афин Исократ обращается с подобными воззваниями к Дионисию Сиракузскому, к Тимофею, тирану Гераклеи.

«Идея восточного похода и тема властителя как бы объединяются и конкретизируются в исократовских письмах, где обращения к наиболее влиятельным фигурам эпохи ставят своей задачей убедить их лично взяться за дело» [Миллер, 1967, с.48]. В «Кипрском цикле» Исократ уже достаточно подробно рассказал о высокой миссии единовластных правителей перед народом. В своих «Письмах» и речи «Филипп» он это делает вторично, но уже связывает данный тезис с внешней политикой. И в том и в другом случае его попытки привлечь к решению полисных задач негреческих правителей продиктованы разочарованием в политике полисов, неспособных, по мнению оратора, осуществить его планы2. Однако не следует забывать и другого: кому бы ни поручал Исократ воплотить в жизнь свою программу, конечной целью всегда была выгода, получаемая греческими полисами, и он предлагал осуществить мероприятия, в которых прежде всего были заинтересованы эллинские государства.

Кто поведет эллинов на Восток?

После заключения Филократова мира Исократ обратился к Филиппу с речью, поставив целью убедить македонского царя примирить воюющие греческие государства и начать совместную греко-македонскую войну против Персии. К периоду с 351 по 338 г. (битва при Херонее) относятся страстные речи Демосфена, направленные

2 На связь между интересом Исократа к единовластному правлению и его обращением к македонскому царю уже обращалось внимание в историографии [Фролов, 1969, с. 18; Mathieu, 1925, с. 11 и сл.; Momigliano, 1934, с. 188 и сл.).
163

против Филиппа и представляющие его в совершенно ином свете, чем рисует Исократ. Нередко Исократ и Демосфен изображаются полными противоположностями, не имеющими ничего общего [Rohnilly, 1958, с. 99; Sinclair, 1951, с. 139J. Однако более верным представляется другой подход, находящий у этих ораторов точки соприкосновения в главном, но предполагающий, что они расходились в средствах [Бабст, 1851, с. 100).

Демосфен внес свою лепту в концепцию панэллинизма, разрабатывая идею о необходимости объединения греков. Подобно Исократу, он считал их разобщенность великим несчастьем. Лучшим средством покончить с междоусобицами было, по его мнению, объединение против общего врага. Но если для Исократа основным врагом стала Персия, то Демосфен считал, что опасность исходит со стороны Македонии.

Аргументация и того и другого оратора примерно однотипна. Призывая афинян не верить Филиппу, обвиняя его в нечестности и вероломстве, Демосфен использует уже устоявшийся стереотип отрицательного отношения к варварам, восклицая: «Разве он не враг, разве он не варвар?!» (Dem. III, 16). Характерно уничижительное отношение к Македонии как к типично варварской территории, этот прием должен был придать доводам оратора еще большую убедительность. Филипп называется жалким македонянином, уроженцем страны, где прежде нельзя было купить даже порядочного раба (Dem. IX, 31). Набор обвинений в речах Демосфена показывает, что нагнетание вражды к Филиппу строилось на подчеркивании его варварских свойств.

Итак, Исократ нашел в лице македонского царя силу, способную объединить полисы и выполнять ту миссию, к которой оказалось непригодно ни одно греческое государство. Почему же при создавшемся положении выбран именно Филипп? Представляется, что на решение Исократа повлияло сразу несколько факторов.

Власть Филиппа привлекает автора возможностью отправлять послов куда угодно, принимать их от кого угодно, говорить то, что кажется полезным. Остальные великие люди лишены таких благ, так как вынуждены подчиняться государству и законам (Isocr. Phil., 14—15). Доказывается, что македонский царь благодаря единовластию обладает значительными преимуществами перед греческими государствами, что дает ему право на гегемонию в походе против варваров3.

Достижения Филиппа очень внушительны, он покорил целый ряд варварских племен, имеет возможность вмешиваться в дела

3 Демосфен выдвигает совершенно иные причины возвышения Филиппа. Признавая, что тот стал великим (Dem. III, 4), он считал, что македонский царь Приобрел свое могущество благодаря беспечности афинян (Dem. IV, 11), достиг всего обманом (Dem. II, 7), сыграл на корыстолюбии некоторых людей (Dem. И, 8), и что Македония сильна лишь союзниками (Dem. И, 5). В набор излюбленных средств Филиппа, по его мнению, входят ложь, уступки, угрозы, клевета, лесть (Dem I. 3; II. 10). В то же время он признает преимущества единовластия на войне (Dem I. 4).
164

полисов, в результате он предстает более способным к принятию нужных решений, чем кто-либо другой (Isocr. Phil., 18, 20—21). Ранее уже отмечался интерес Исократа к единовластному правлению, если сравнить данную характеристику с «Кипрским циклом», «Архидамом», «Письмами», мы увидим, что такое обращение довольно стандартно для оратора. Восхваление власти Филиппа как формы управления государством в этом случае скорее общее место, ораторский прием, нежели модель для подражания.

Исократ признает военные успехи Филиппа закономерными в силу того, что власть находится в одних руках, но нигде не называет их законными. Для сопоставления с македонским царем автором отобраны те политические деятели, которые, но его мнению, достигли выдающегося положения, переступив рамки законов или общепринятых правил.

Алкивиад, находясь в изгнании, воевал со своей родиной и вверг в несчастья всю Элладу (Isocr. Phil., 60). Характерно, что хотя он и возвратился в Афины с огромной славой (μεγάλη δόξά), но не получил одобрения всех (Isocr. Phil., 61). Конон, отказавшийся вернуться домой после поражения в битве при Геллеспонте, сумел победить спартанцев и вернуть родному городу былую славу (Isocr. Phil., 62—64). Дионисий, будучи обыкновенным человеком, но безрассудно и безумно возжелав монархии, решился на все, что обеспечивало успех его замыслам, и захватил власть над Сицилией (Isocr. Phil., 65),

Признавая природные данные, наличие власти и богатства факторами, диктующими обществу свои условия (Isocr. Phil., 15, 41), Исократ предполагает элементы случайности в том, что тот, а не другой человек, обладающий необходимыми данными, добился успеха. Недаром, упоминая о Коцоне, Алкивиаде и Дионисии, автор все время употребляет глагол τυγχάνω («иметь удачу», «случаться», «приключаться»), имеющий оттенок случайности, — очевидно, подразумевается, что политические карьеры этих деятелей могли и не состояться. Поэтому выполнение именно Филиппом священной миссии по объединению Эллады и организации похода в Азию не может трактоваться как неизбежность. Просто в данный момент в нем воплотились качества, необходимые для поставленной задачи. Следует отметить то большое значение, которое имеет в речах Исократа понятие подходящего момента, счастливого случая (καιρόг). В историографии уже отмечено значение καιρό» в структуре речи (λόγο») как удачного момента, удачных обстоятельств, удачных методов для оправдания действия [Jonson, 1959, с. 34; Steidle, 1952, с. 264]. Такое понимание καιρό» вполне справедливо и для «Филиппа». Умение использовать подходящий момент, не упустить его служит решающим фактором, благодаря которому политический деятель, обладающий качествами, необходимыми для успеха, добивается осуществления своих замыслов. Филипп, например, действует при удачном стечении обстоятельств, которые одновременно мо

165

гут помочь ему примириться с греками, превзойти все известные деяния, получить немеркнущую славу и совершить удачный поход, сулящий новые земли и богатства. В «Панегирике», обращаясь к греческим государствам, Исократ тоже убеждал их, что наступил удобный момент войны с персами (Isocr. Paneg., 160, 172).

Интересно отметить, что почти в то же время подобным образом высказывается о καιρόν и Демосфен, обращаясь к афинянам и обещая им новые земли и сокровища (Dem. I, 8—9; II, 2, 23— 24; III, 5—6, 16; IV, 18), что свидетельствует о стандартности приема. Видимо, упор на удобный момент, который может сразу изменить существующее положение, исправить ошибки прошлого, обеспечить безопасность будущего, довольно характерен для эпохи. Понятие случайности, счастливого случая начинает занимать все большее место в теории как отражение современных Исократу и Демосфену политических событий, неустойчивости союзов, войн, ослабления ведущих полисов, возвышения второстепенных.

Македония и Греция: трагическое союзничество

Мы уже останавливались на характеристике, данной оратором состоянию дел в Греции, и причинах, из-за которых, по его мнению, невозможно было саморегулирование конфликтов. Признав Македонию силой, призванной совершить то, что оказалось невозможным для полисов, Исократ описывает взаимоотношения Эллады и Македонии в тот момент, когда Филипп должен выступить в роли спасителя греков. Характеристика этих взаимоотношений и обращение к личности македонского царя все время переплетаются и дополняют друг друга.

В первых же абзацах речи сказано, что ее цель — прекратить взаимное соперничество (Isocr. Phil., 4). Упоминая о фессалийцах, которых царь расположил к себе, оратор сообщает также о соседних городах, из которых одни привлечены Македонией на свою сторону благодеяниями (таГг ενεργεσιαίν), a другие Филипп покарал за сопротивление (αναστατον» πεποίεκεν— Isocr. Phil., 20). Но прямые указания на вражду редки или, по выражению Ф. Бласса, они очень тактичны [Blass, 1892, с. 319]. Исократу важнее подчеркнуть факторы, способствующие сотрудничеству. Оратор предпочитает не замалчивать некоторые события, а подавать их в нужной форме и с соответствующими комментариями. Подобная позиция позволяет ему, с одной стороны, встать в позу непредвзятого наблюдателя, а с другой —очень гибко проводить нужные мысли.

Итак, Исократ показывает взаимоотношения Греции и Македонии большей частью замаскированно. Их предыстория должна доказать, что эллинские города всегда были в дружбе с предками Филиппа (Isocr. Phil., 32—34, 77, 106). Отношения с греками в

166

настоящем прямо почти не затронуты. Зато советы на ближайшее будущее очень многочисленны и подробны. Внимательно рассмотрев их, можно воссоздать картину истинного положения и отношения к нему автора.

Прежде всего, не стоит делать различие (διάφορά) между городами. Следует остерегаться ошибок, совершенных в прошлом, и ни в коем случае не допускать их повторения в будущем (Isocr. Phil., 135). Своевременные услуги предают забвению прежние ошибки, например, если у Филиппа возникли враждебные взаимоотношения с каким-либо полисом (Isocr. Phil., 37, 80). Исократ говорит о своем плане на будущее и убеждает македонского царя, что приобрести расположение эллинов гораздо лучше, чем силой (κατά κράτος) захватывать многие греческие города, ибо подобные действия вызывают недоброжелательство, ненависть и многочисленные проклятия (εχννο», δυσμένεια, πολλαί βλαψημίαι Isocr. Phil., 68).

Существующее положение отражено Исократом еще одним своеобразным приемом: через аргументацию противников. Она такова: могущество Филиппа возрастает не в интересах Эллады, а против нее, его коварная политика направлена на разъединение греческих государств, тогда их легче покорить. Значительная часть греческих городов уже попала в подчинение Македонии. Словом, Филипп злоумышляет (επιβονλευω) против всех эллинов (Isocr. Phil., 73-75).

Исократ с негодованием отвергает эти слухи как ложные, не упуская возможности лишний раз опорочить своих противников, объявив их сочинителями выдумок (λογοποιοννго). Он спешит реабилитировать Филиппа заявлением, что за ним нет никакой вины. Тем не менее автор предупреждает, что не следует давать поводов к подобным слухам, не стоит презирать толпу и пренебрегать всеобщим уважением (Isocr. Phil., 79), т. е. косвенно признается непопулярность Филиппа в Греции и отношение к нему, как к завоевателю.

Описание действий македонского царя в Элладе от имени противников Исократа и мнимое опровержение истинности нарисованной картины — ораторский прием, благодаря которому автор не погрешил в глазах современников против действительных событий и выразил свое отношение к политике Филиппа в Греции. Мы разделяем мнение И. Бабста, что в оценке серьезности надвигающейся опасности он, надо думать, был сходного мнения со своими политическими противниками [Бабст, 1851, с. 110].

Поэтому неумеренная, порой грубая лесть, прославляющая исключительное положение Филиппа, его заслуги, дарования и могущество (Isocr. Phil., 18—19, 41, 67, 76), —лишь обманчивая внешняя оболочка. Войны царя с полисами названы ошибкой, которой впредь следует остерегаться. Правда, оценка смягчается признанием, что ошибки совершены с двух сторон и вообще лю-

167

ди более склонны ошибаться, чем поступать правильно (Isocr. Phil., 35).

Исократ видел захватнические планы Филиппа в отношении Греции, не идеализировал царя и не был введен в заблуждение его лживыми обещаниями. Оратор дает ясную и трезвую оценку происходящих событий и взвешивает их возможные последствия для Эллады. Завоевательную политику Филиппа он пытался направить в русло, выгодное для Греции4. Македонский правитель выбран главой похода в силу сложившихся обстоятельств. Исократ считает обращение к нему единственной возможностью спасти Грецию от завоевания, а общество от разложения.

Обращает внимание обилие терминов, обозначающих подчинение, там, где речь идет о взаимоотношениях Македонии с покоренными племенами, о господстве над варварами, варьируются понятия абсолютной власти (συναστεια, δεσπότηt, ρασάτενί). Там же, где упоминается о политике Македонии по отношению к Греции, автор старается избегать подобных выражений, эти дефиниции замещаются другими, применяемыми для описания внутренней политики Эллады — αρχη, δυναμά («главенство, мощь, сила»). В них отсутствуют оттенки подчинения, подчеркивается равноправное партнерство.

Постоянно встречаются ссылки на генеалогию, подчеркивающие греческое происхождение македонского царя (Isocr. Phil., 32—34) [Perlman, 1977]. Указывается, что предкам Филиппа была предоставлена царская власть (βασίλεια) и гегемония (ηγεμονία) на вечные времена (Isocr. Phil., 33). Применение двух этих терминов подчеркивает различные функции власти для македонского правителя: царская власть — для Македонии, гегемония — для Греции. Тезис подкреплен утверждением, что к эллинам надо относиться как к друзьям и союзникам, они не терпят принуждения (Isocr. Phil., 5,16, 45,68, 79—80,107). Исократ сообщает царю, что предки Филиппа никогда не стремились властвовать над эллинами, что греки не терпят монархии (Isocr. Phil., 107).

Проведено четкое размежевание функций македонского правителя: по отношению к грекам — верный (nicnot), по отношению к варварам — грозный (φοβέρα — Isocr. Phil., 80; ср. Areopag., 51). Исократ утверждает, что предок Филиппа стал в Македонии царем, но не господином, не деспотом, поэтому его царствование было отлично от остальных (Isocr. Phil., 105—108). При этом под царским образом правления подразумевается власть не персидских, а спартанских царей.

В тексте противопоставляется власть царя (βασιλικών) и власть тирана (τυραννικό»). Автор разъясняет, что монархическая форма правления связана со многими опасностями, избежать которых можно лишь при правильной политике (Isocr. Phil., 108, 154). Мысль подана замаскированно, она связана не с самим Филиппом, а с его предками.

4 К такому же выводу пришли С.Пелмен (Perlman, 1969, с. 314, 318], Ж. Матье [Mathieu, 1925, с. 24], А. Момильяно [Momigliano, 1934, с. 190].
168

Тема войны звучит и здесь. Главное в ней — определить врагов и союзников, в данном случае — персов и греков. Правильный выбор решает успех войны, ее справедливость, законность. Поэтому война македонян и греков оказывается чреватой опасностями не только для эллинов, но и для власти самого Филиппа, поскольку будет незаконной (ср. Dem. II, 9—10).

Оратор хотел, чтобы Филипп объединил Элладу в виде федерации свободных греческих городов, подчиненных царю как военному вождю. Он предложил македонскому царю в походе против общего врага роль гегемона, но не монарха и не военного диктатора. По отношению к полисам он должен был выступить в роли более сильного союзника, а не правителя5. Исократ пытался заключить двойной союз: полисов между собой и всех греков с Филиппом. Демосфен тоже придает вопросу о союзничестве большое значение, например о необходимости союзников для Афин, о значении союзников для Филиппа (Dem., 1,10; II, 13—14).

Исократ пытается интерпретировать действия царя в нужном ему свете и убедить того изменить политику по отношению к полисам, указывая на многочисленные выгоды, которые можно из этого извлечь. Например, Филиппу выгодно (λυσιτελεω), чтобы афиняне вернули себе Амфиполь, так как, передав им город на словах Çλόγψ), на деле (εργω) он будет владеть им. Тут же указывается на необходимость взаимных уступок, однако последнее слово остается за афинянами (Isocr. Phil., 2—6).

Характерно сопоставление дружбы (φιλία) и дохода (προσοδοΐ) как однозначных понятий. Дружба здесь понимается как сотрудничество, одинаково выгодное для обеих сторон, приносящее доход. По мнению автора, доходы, полученные благодаря дружеским отношениям, значительно превысят те, которые получает Филипп от завоевания греческих городов, Дружеские и союзнические отношения строятся Исократом на чисто деловой основе.

В аргументации Исократа все время идет стимулирование призывов и лозунгов экономическими и политическими выгодами. Высокие слова о долге, спасении, благодеянии неизменно подкрепляются другими понятиями; оратор исходит из положения, что государства руководствуются не ненавистью и клятвами (итр’εχΰρα» μηϋ'ορκων), а только соображениями выгоды (ώφελεια — Isocr. Phil., 45). Отсюда — выгодно примирить греческие города, примирение принесет посреднику много полезного (Isocr. Phil., 30, 36, 42). Точно так же выгодно стремиться к осуществлению таких дел, как поход на Восток (Isocr. Phil., 68).

Внешне автор стремится занять позицию наблюдателя, находящегося над спорящими сторонами, спокойно и без пристрастия анализирующего обстановку, чтобы найти наиболее правильное решение. Речь адресована двум противникам, она долж

5 Стремление Исократа видеть в Филиппе военного лидера, а не властителя греческих полисов подчеркивает Э. Д. Фролов [Фролов, 1969, с. 18], К. Брингманн [Bringmann, 1965, с. III], С. Пелмен [Perlman, 1969, с. 314], Т. Райдер [Ryder, 1965, с. 99].
169

на содержать аргументацию, способную убедить и ту и другую сторону. Отсюда — отказ высказаться в споре из-за Амфиполя в пользу Афин или Македонии, стремление выбрать из слов «самые умиротворяющие» (των λόγων ειρηνικότατοι — Phil., 3), а также часто повторяющееся признание ошибок и греческих полисов, и Филиппа, которые одинаково виноваты в сложившейся напряженной обстановке и одинаково получат выгоды, примирившись между собой. Для этого от каждой стороны потребуются уступки, которые в дальнейшем окупят себя. Позиция, занятая в речи Исократом, была лишь удобной, гибкой формой, позволявшей ему наиболее эффективно совместить в одном произведении подбор доказательств, адресованных двум враждебным сторонам, которые бы взаимоисключались без этого приема.

Исократ отдавал себе отчет в том, что препятствием его идеям служило не только широко распространенное в Элладе негативное отношение к Филиппу и не только агитация политических противников оратора. Препятствием служили и замыслы самого царя, весьма далекие от заботы о благе эллинов, от стремления к миру в Греции и дележу доходов после войны в Азии. И опять прямо об этом ничего не говорится, мысль подается опосредованно, отрицательные черты македонского царя воплотились в его советниках.

Подчеркивая свое беспристрастие, автор усиленно выказывал стремление как можно дальше отойти от замыслов как греческих ораторов (ρητόρων), так и друзей Филиппа (σών εταίρων — Phil., 2). Советники царя признаны наиболее деятельными (σπονδαιοτατοι) из македонян, знающими, что для него полезно (Isocr. Phil., 19)6. Но понятие о пользе находится в контексте, где говорится о завоевании Македонией варварских племен. Очевидно, правильные советы сподвижников царя относятся к его внутренней политике и к взаимоотношениям со всеми государствами, кроме греческих, тут же делается замечание, что они могут быть несведущи во всех других делах. Оказалось, что Филипп добился блестящего положения благодаря советам эллинов из числа тех, кого нельзя назвать незнаменитыми (άδοξουс άνδρας) или неразумными (ανοήτονί — Isocr. Phil., 19). Намечается, пока конспективно, распределение ролей в походе против варваров: греки — вдохновители, македоняне — исполнители.

В представлении Исократа оба партнера здесь солидарны в ожидании значительной выгоды от агрессии. Помощь, оказанная Филиппом, таким образом, окупается. Подчеркивая невозможность антиперсидской войны без поддержки Македонии, оратор превращает Филиппа из благодетеля в должника, выплачивающего свой долг: ведь в свое время эллины помогли предкам македонского царя. С другой стороны, правитель Македонии сам не может обойтись без союза с греками, если отправится завоевывать Азию. Эта разнообразная и гибкая аргументация лишний раз сви

6Демосфсн считает, что Филиппа окружают грабители, льстецы, люди, погрязшие в пороках (Dem. II, 19).
170

детельствует о той исключительной важности, которую придавал Исократ регулированию взаимоотношений с Македонией, и тех трудностях, которые ему необходимо было преодолеть.

Даже очень беглый обзор сложившейся ситуации показывает нам сложный конгломерат, включающий в себя анализ настоящего, задачи будущего, условия соглашения и принципы сотрудничества. Насколько реальны были задачи такого союза и верил ли сам Исократ, что он мог осуществиться на условиях, указанных им, какие цели он преследовал, обращаясь к Филиппу за помощью?

Мысль о возможном подчинении подспудно присутствует в речи, она проявляется в многократных предостережениях Филиппу не подчинять эллинов силой, не совершать действий, противных их природе, ссылках на исторические примеры и идее возмездия тем, кто правит подобно тиранам. Постоянно варьируется сочетание «победа-поражение». Многочисленные примеры должны убедить читателей в том, что здесь нет резкого разделения, одно может переходить в другое (Isocr. Phil., 5—6, 43—53, 60, 62, 64). Победители часто из-за злоупотребления своими удачами оказываются не в лучшем положении, чем побежденные, а люди и государства по истечении короткого срока не только достигают прежнего положения, но и значительно улучшают его. В конечном счете истинные победа или поражение определяются не настоящими событиями, а той пользой, которую они принесут в будущем.

Безусловно, Исократ не желал подчинения Греции Македонии, но, будучи трезвым политиком, понимал, что Филипп потребует определенных уступок. В сущности, признание status quo на сегодняшний день и есть уступка, причем немалая, поскольку в жертву приносится часть греческой территории. Очевидно, нужно говорить не о политической близорукости Исократа, а о том, насколько верно он предвидел {результаты, могли ли в принципе эти уступки окупиться ожидаемыми выгодами. Дилемма решалась им положительно, хотя и не на все уступки следовало, по его мнению, идти.

В литературе дебатируется вопрос — существовала ли связь между речью Исократа и политикой Филиппа, а если да, то какая7. Замыслы Филиппа и Исократа не совпадали, каждый пре

7 Мнения исследователей по данному вопросу резко расходятся. К.Брингманн [Bringmann, 1965, с. 96—97J считает, что Исократу не подходила македонская форма возвышения над Грецией. П. Вендланд [Wendland, 1910, с. 188] полагает, что Филипп мог воспользоваться идеями Исократа, чтобы склонить общественное мнение в свою пользу. У. Вилькен [Wilken, 1929, с. 291] приходит к выводу, что оратор —либо политический мечтатель, либо орудие македонской пропаганды. А. Момильяно [Momigliano, 1934, с. 190] также находит, что Исократ не увидел направленности политики Филиппа и помог ему своим именем. Ж. Маггье [Mathieu, 1925, с. 31 и сл.] считает этот вопрос очень спорным и полагает, что здесь нельзя сказать ничего определенного. Наша точка зрения примыкает к позиции С. Пел мена [Perlman, 1969, с. 317], что «Филипп» не может рассматриваться в ракурсе его влияния на политику Филиппа или Александра.
171

следовал свои цели. Невзирая на принципиальную несовместимость, их программы взаимодействовали и дополняли друг друга постольку, поскольку отвечали нуждам времени. Поэтому совпадают идеи Исократа и Филиппа о союзе Греции и Македонии, но не совпадают принципы этого союза и его формы. Как показало будущее, македоняне не могли обойтись в этом походе без эллинов; а полисы, даже понимая жизненную необходимость похода в Азию, сами не смогли бы его осуществить. О значении промакедонской и антиперсидской программы Исократа для реальной политики Филиппа можно говорить лишь в теоретическом аспекте.

В «Филиппе» Персия послужила регулятором не только внутренних конфликтов. Походом на Восток автор надеялся отвлечь внимание македонского царя от Греции, предложив ему другие земли и богатства, более доступные. Обоснование законности войны, доказательства политической и военной слабости варваров, обещание союзничества — все служит одному — убедить Филиппа, что воевать с Персией проще и выгоднее, чем с Грецией. Отсюда такой контраст в описании военно-политической организации Персии и ее экономики. Подчеркивается ненадежность управления, плохая организация войска, неудачная внешняя политика, но неизменно отмечается экономическое благополучие государства и его богатства.

В плане завоевания Персии легко прослеживаются два направления. Аргументация автора, как и прежде, адресована двум разным объектам —Греции и Македонии, служит для разрешения внутреннего и внешнего конфликта. Хотя выполнение колонизационного плана возложено на Филиппа, в указанных мероприятиях была заинтересована в основном Греция. Ссылки на прежнюю вражду эллинов и персов, призывы отомстить за причиненное зло, проект освобождения эллинских городов в Азии и перспектива основать там новые греческие поселения вряд ли могли вдохновить Филиппа на войну с персами.

Вторая группа аргументов подобрана так, чтобы убедить Филиппа возглавить поход, заинтересовать его предстоящей войной. Она имеет иную структуру. Отсутствуют напоминания о священной мести; разработка управления завоеванной страной. Вместо них рассмотрены факторы, обеспечивающие успешную кампанию (Isocr. Phil., 96—97, 104, 114—115, 120). Ни слова не говорится о способах получения богатства, лишь настойчиво подчеркивается, что предводитель похода сумеет извлечь из него пользу (ωφέλεια), а также получит немеркнущую славу и всеобщее уважение и почет (Isocr. Phil., 36, 113—119, 133—143,153).

Выгода здесь понимается скорее как военная добыча, чем постоянный доход от покоренной страны. Выше отмечалось конспективное распределение Исократом роли греков и македонян в предстоящем походе: исполнители и вдохновители. План завоевания Персии добавляет иной аспект к этому положению: как бу-

172

дет производиться дележ добычи, кому достанется интенсивная, а кому — экстенсивная эксплуатация захваченной территории. Различные уровни эксплуатации соответствовали, кстати, и уровню развития этих двух стран.

В программе политики полисов по отношению к Македонии и Персии панэллинизм занимает центральное место, так как направлен против варварского мира. В «Филиппе» Исократ выступает от имени всей Греции, а не каких-либо отдельных полисов. В данном случае мы не согласны с мнением Пелмена, что главным партнером Филиппа в предстоящем союзе выбраны Афины, морская мощь Греции, таким образом город сохранит свое влияние в Элладе, т. е. исследователь считает, что в данной речи Исократ выступает с афинофильских позиций [Perlman, 1969, с. 312 и сл.].

В принципе оратор стоял на афинофильских позициях, в анализе настоящего и в планах на будущее он исходил прежде всего из интересов своего родного города. В «Филиппе» автор явно выделяет Афины из числа других полисов, не давая им такой мрачной и безнадежной характеристики, как Спарте, Аргосу и Фивам, подчеркивая, что Афины — единственное крупное греческое государство, заключившее мир с Македонией.

Исократ невольно выдает свои симпатии, однако в целом он стремится быть нейтральным по отношению к ведущим полисам, обращает внимание на общие беды и общие интересы греков. Во внешней политике он абстрагируется от интересов одного полиса и оперирует обобщенным понятием Эллады как системы полисов. Хотя автор имел дело с конкретной политической ситуацией, вопросы союза с Македонией решались им на теоретическом уровне. Он брал полис как определенный тип организации государства, а не те варианты, в которых этот принцип воплощался на практике. Речь шла о сотрудничестве двух принципиально различных государственных организаций — греческого полиса и македонского царства, при котором Исократ защищал интересы эллинов.

При решении проблемы взаимоотношений с Македонией Исократ диаметрально противоположен Демосфену. Оба оратора исходят из одной и той же посылки: сохранения полисной организации, но идут разными путями. Одинаково оценивая целый ряд явлений, они из-за различия в политических и социальных программах делают противоположные выводы.

Были два пути устранения Филиппа как противника Эллады: мирный и враждебный. Первый из них — программа Исократа, который хотел путем переговоров превратить противника в союзника. Второй — программа Демосфена, война, направленная на подавление противника. Политические группировки Исократа и Демосфена, их различное понимание внутренней и внешней политики полиса —два пути сохранения полисной системы. Исократ пытался для стабилизации этой системы использовать союз с одним варварским государством для войны против друго-

173

го, заключив его от имени всех греческих государств. Мера эта временная и вынужденная, она не может рассматриваться как политический принцип, но все-таки примечательно, что подобный шаг был сделан, он знаменовал поиски новых типов связей Эллады с внешним миром. Демосфен хотел сохранить старую структуру при помощи традиционных методов, внося некоторую модернизацию в духе времени. В своих действиях он опирался лишь на внутренние силы системы и категорически исключал посторонние.

Безусловно, существенное значение имеет и реализация замыслов Исократа и Демосфена, деталь, на которую почему-то упорно не обращают внимания исследователи. Видимо, в данном случае этические представления ученых одерживают верх над объективностью. Действительно, призывы Демосфена защищать свободу и независимость полисов, его бескомпромиссность в борьбе с македонской агрессией, противопоставление народовластия деспотизму неизменно вызывали и будут вызывать симпатию и уважение к нему, поскольку здесь совпадают представления, характерные для системы ценностей и античности, и наших дней.

Вместе с тем справедливость требует признать, что позиция Исократа была более реалистична и его прогнозы имели удивительно высокую степень точности. Вскоре после написания «Филиппа» Греции пришлось подчиниться Македонии, был предпринят совместный греко-македонский поход против Персии. Его предводитель —сын Филиппа Александр Македонский доказывал необходимость завоевания Азии, прибегая к аргументации, выработанной идеологами панэллинизма, в первую очередь Исократа. Эллины действительно покорили персидскую державу, основали там новые города, получив при этом значительные экономические выгоды 8.

Разумеется, далеко не все осуществлялось согласно планам Исократа, да и трудно было бы предполагать их полную реализацию. Но заслуживает внимания тот факт, что принципиальные постулаты оратора (и то, чего он желал, и то, чего он опасался) полностью совпали с последующими историческими событиями. Исократ заплатил за свою прозорливость высокую цену. Вероятнее всего, именно его «отклоняющееся поведение», взгляды, идущие вразрез с общепринятыми представлениями, определили непопулярность оратора как политического мыслителя в античной историографии и значительно повлияли на его оценку в современных исследованиях.

8 Более подробно об идеологической подготовке эллинизма см. [Исаева, 1990].

Подготовлено по изданию:

Исаева В.И.
Античная Греция в зеркале риторики: Исократ. — М.: Наука. Издательская фирма «Восточная литература». 1994. — 255 с.: ил.
ISBN 5-02-017391-6
© В. И. Исаева, 1994



Rambler's Top100