Главная страница > Библиотека > В. Иванов. Дионис и прадионисийство : Предыдущая глава < - > Следующая глава
Наша группа ВКОНТАКТЕ - Наш твиттер Follow antikoved on Twitter

162

IX.
Дионис орфический

Едва ли есть проблема большей важности для истории духовной культуры — не одного только эллинского мира, но и всего человечества, — нежели вопрос о происхождении того пессимистического (в его взгляде на земную жизнь), аскетического, мистического направления, с которым должны были считаться уже древнейшие мыслители Ионии, как Анаксимандр, и которое по имени секты, решительнее других ему приверженной, называют орфическим.
Hermann Diels (Gomperz-Festschrift, 1902, S. 1).

1. Орфическая реформа Анфестерий

В одной из своих речей 1 Демосфен приводит следующий старинный оракул, данный афинянам:
Вещий завет Эрехтидам, жильцам Пандионова града, Правящим праздничный чин по отеческим древним уставам: Вакхово имя святите и, Бромия чтя всенародно, Пиром на стогнах широких весеннюю радость восславьте; Дымом овейте престолы богов; увенчайтесь венками.
Священный глагол напоминает гражданам, что владыка Анфестерий, древнейшего общеионийского праздника цветочных первин и навьих гостин, справляемого в конце февраля, — есть бог цветов и душ бесплотных, Дионис (он же и Вакх, и Бромий), и что слава этого первого весеннего Дионисова торжества не должна меркнуть. Итак, верховные иерархи эллинства, провозглашая божественную волю «ex cathedra», хотят, прежде всего, защитить самостоятельное значение Анфестерий от опасности поглощения их вторым по календарю весенним празднеством Вакха - блистательными Великими Дионисиями. Приписывать оракулу смысл прямо учредительного постановления 2 нет достаточных оснований: он сам ссылается на


1 Demosth. in Midiam. p. 53 1.
2 Dieterich, Nekyia S. 74, A. 1.

 
163
отеческое предание. Но, с другой стороны, явственно отпечатлелся на нем замысел некоей культовой реформы. По-видимому, он подкрепляет какие-то религиозно-политические мероприятия, клонившиеся к возвеличению Анфестерий во имя Диониса, и Дионисова имени в связи с обрядами Анфестерий. Дельфы и Додона были единодушны в стремлении прочно обосновать и углубить Дионисово богопочитание.
Упоминание об отеческих уставах и, в частности, о мифическом царе Пандионе, чье имя приводило на память аттические дионисийские легенды, выдвигает национальное для афинян значение древнеионийского культа, к которому принадлежали Анфестерии, в отличие от Великих Дионисий, связанных с почитанием беотийского Диониса-Элевтерея. Из чего вовсе не следует, что Дельфы вообще оказывали предпочтение началу ионийскому: правый национализм для древней мудрости есть, прежде всего, если не исключительно, верность родовым и племенным святыням. Но то же упоминание служит и другой, особенной цели: Анфестерий с их навьим днем (chytroi) были праздником предков, гостей и выходцев из мира загробного. Об этом свидетельствуют и «омовения мертвых» очистительной водой, возливаемой на могилы, катартические гидрофории (lutra) в 19-ый день месяца Анфестериона 1. Тенденция оракула — укрепить сознание связи между весенним обликом цветоносного Вакха и его запредельной сущностью, роднящей его с подземным Гермием навьего дня. Кто же в VI веке до P. X. был органом живого мифотворчества и религиозно-общественного строительства, поставившим своей задачей ввести в состав народных верований, как ясное представление, этот мистический синтез, уже давно намеченный в обряде и мифе, но лишь смутно осознанный, — синтез представлений об уходе душ на тот свет и о возврате их с того света, — и ознаменовать его именем умирающего и воскресающего Диониса? Это были члены орфического братства, стоявшие в ту пору у кормила общественной власти в Аттике и поддерживаемые дельфийским жречеством.
Искони прилив весенних жизненных сил рассматривался в народном веровании как наплыв душ, встающих из темных недр, — тех «Кер», которых, чтобы не надолго загащивались они у земных родичей и, уйдя, не возвращались более до новой весны, живые к концу праздника отсылали назад в их невидимые обители, сокровенные в лоне земли, заклинательными словами («вон, Керы! миновали Анфестерий!») и магическими приемами (например, вымазыванием дверей смолой). Об их присутствии на весенних гостинах народ знал раньше, чем был определен божественный принцип,

1 С. I. Α. III, 77; Prott, leges sacrae, 3, cum adnot.
 
164
подымающий их на свет земного солнца. Когда же этот принцип был найден в представлении о боге воскресающем, праздновать весну стало значить: вызывать на землю из глубин (anakalein) начальника душ. Вот почему оракул заповедует святить на празднике вешних цветов Вакхово имя.
Изучаемый оракул отнюдь не вводит впервые почитание Диониса на Анфестериях, издавна данное как факт религиозной жизни; он только собирает в фокус одной идеи рассеянные лучи верования в этого бога как начальника душ, и предначертывает догмат о нем как о виновнике их возврата, всеобщем и единственном вожде их в «пути наверх», в обитель живых, — и уже как о боге «пакирождения», или «палингенесии». Анфестерий — вызывание, выкликание (anaklesis) из недр земных Диониса, а с ним и всего сонма его бесплотных спутников 1; и не напрасно Фанодем говорит о справляющих праздник первых цветов, что, «насладившись смешанным с водою вином, они славят гимнами Диониса, водя хороводы и вызывая на лицо земли Цветоносца и Дифирамба, бога вдохновенных восторгов и оргийных кликов — Бромия» 2, — ибо таков был исконный смысл и обряд весеннего празднования. Вот почему орфикам было так важно возвеличение Анфестерий: на почве этого древнейшего и притом национального предания им уже легко было строить из материалов народной религии мистическую систему нового религиозного сознания, долженствовавшую воспитать эллинство духовным учением о пути душ, об их ответственности, просветлении, возрождении, об условиях их отрыва от божества и чаемого с ним воссоединения.
В I в. по P. X. Аполлоний Тианский, по Филострату, обличает афинян на празднестве Анфестерий в изнеженности и забвении мужественного предания отцов, видя начавшиеся, по сигналу флейтистов, пляски юношей в женских шафранового, пурпурового, гранатового цвета одеждах, изображавшие хороводы Ор, нимф и менад, в промежутке между чтением орфических рапсодий. Эти пантомимы-интермедии были, по-видимому, орфико-вакхические священные действа, (drömena) 3.

1 Срв. Dieterich 1. 1. Сатиры на вазах, пляшущие вокруг весеннего Диониса или возвращающейся из подземного царства Персефоны, по мнению названного ученого, — души умерших. См. его же «Entstehung der Tragödie», Archiv für Religionswissenschaft, 1908 (Kl. Schriften, S. 438).
2 Phanodem. ap. Athen XI, p. 465 A: hösthentes un tei krasei en öidais emelpon ton Dionyson, choreuontes kai anakaluntes Euanthe kai Dithyrambon kai Bakcheutan kai Bromion.
3 Philostr. v. Apoll. IV, 21 — Что содержание этих пантомим составляли мифы о Девкалионе и потопе, о растерзании Иакха-Диониса титанами, об успении Семелы, о рождестве обоих Дионисов — довременного сына Персефоны и исторического сына Семелина, — Лобек (Alaophamus. р. 467) заключает из сопоставления Филостратова свидетельства с Лукиановым описанием священных балетов (de salt 38).
 
165
Но по многим и явным доказательствам, Анфестерии испытали глубокое влияние орфической общины уже в VI веке. Об этом свидетельствует введенный в чин Анфестерий ритуал священного брака между женой архонта-царя и Дионисом, — «неизреченные таинства» (arrheta) оного, связь с «Иобакхеями», участие в обряде элевсинского «иерокерикса», то есть священно-глашатая (возможное лишь со времени орфико-элевсинского союза), число «герэр» — матрон города, приносящих жертвы воскресшему жениху Дионису на четырнадцати отдельных алтарях (что прямо выдает зависимость ритуала от орфического учения о числе частей, на которые был разорван титанами предвечный младенец Дионис), — наконец, возжжение мистических светочей (дадухия), сопровождаемое пением стиха: «Славься, жених, свете новый!» 1. Все эти мистико-символические черты изобличают литургическую разработку в закрытой общине посвященных.
Заметим при этом, что брак супруги «царя» с богом был актом государственных афинских мистерий, «arcana rei publicae». У Демосфена 2 находим формулу присяги герэр — матрон, призванных к участию в обряде: «Блюду себя святой и непорочной, и чистой от общения с непосвященными и от супружеского общения с мужем; Феойнии же и Иобакхеи Дионису соблюдаю и правлю по отеческому уставу в положенные сроки». Эта формула, очевидно, изображает условия, коим должны были удовлетворять руководительницы Дионисовых оргий: в афинском обряде герэры священнодействуют по чину менад, супруга царя является в сане первосвященствующей. В той же речи, обвиняя Неэру, Демосфен восклицает (р. 1369 sqq.): «И такая-то женщина приносила жертвы неизреченные за наш город и видела, чего не должно было ей видеть, как чужеземке, и входила туда, куда никто из самих афинян не входит, кроме супруги царя, и приводила к присяге герэр-священнослужительниц, и была выдана замуж за Диониса, и священнодействовала во имя отечества, по обряду отеческому, многие святые и неизреченные совершая таинства» 3.
Средоточием Анфестерий служил Ленеон, древний священный участок и храм Диониса в Лимнах — «низинах». Надпись II века по P. X., найденная в Лимнах (если топографическое определение Дерпфельда, кажущееся нам убедительным, но многими оспариваемое4,
1 Firm, de err. 20: nymphie, chaire, neon phös.
2 Demosth. in Neaeram, pp. 1369—1371.
3 Надпись острова Феры также именует «герэру Диониса, что перед городом, светлейшего из богов»: С. I. G. I. UI, 420. Gruppe, Mythol. S. 1423 Α. 3. Срв. Foucart, Inscr. du Peloponnese, 326a.
4 Срв. Judeich, Topographie v. Athen, S. 233; Ilickenhaus, I>enäen-Vasen, 72. Winckelm. Programm. Berlin, 1912; E. Petersen, Lenäen oder Anthesterien, Rh. Mus. 1913.
 
166
безошибочно), показывает, что впоследствии там собиралась религиозная община иобакхов, устав которой, составляющий содержание надписи, дает любопытное изображение устройства одного из поздних орфико-вакхических «фиатов» 1. В связи вышеизложенного, местоположение орфической молельни представляется совершенно понятным: культ Иобакха упоминается и в только что приведенной присяге. Но обряд священного брака был поделен между двумя раздельно лежащими святилищами; кумир Диониса, при этом употребляемый, переносился, и мистическую ночь с богом «царица» проводила в Буколии, древней резиденции царя, согласно сообщению Аристотеля в книге «О государстве афинском» (II, 26): «царь занимал Буколий, как он зовется ныне, что близ Пританея; и вот тому доказательство: еще и ныне правится там брачная ночь жены царя с Дионисом». Этот важный факт проливает новый свет на историю Анфестерий и на древнейшие судьбы всего Дионисова культа в Аттике; в этом свете еще более значительным представляется религиозно-общественное дело орфиков, использовавших прадионисийское предание ранних «буколов» в целях устроения единой дионисийской мистической религии. Как это оказалось возможным, мы видели из исследования «о Буколах»; теперь же обратимся к оценке общей роли орфического союза в выработке Дионисова богопочитания.
1 Athen. Mittheil. 1894, S. 260; Maass, Orpheus, Anhang.
 

 

 

Главная страница > Библиотека > В. Иванов. Дионис и прадионисийство : Предыдущая глава < - > Следующая глава



Rambler's Top100