ГЛАВА IV.
VIII в. до н. э. в Греции был периодом экономического и политического господства родовой знати, власть которой была основана на примитивных формах землевладения и рабовладения.
В результате завоевания хозяевами земель и покоренного ими земледельческого населения оказались родоплеменные общины завоевателей-греков. Земля была разделена между родами, так как частной собственности на нее еще не существовало и она возникла только в результате последующего длительного развития.
Население, обрабатывавшее эту землю, перешло в собственность отдельных родов, т. е. было превращено в рабов рода. Каждый род, в свою очередь, .передавал участки земли внутри отведенного ему клера в наследственное владение отдельным семьям данного рода. Аристотель указывал, что в Фессалии каждый род должен был в случае необходимости поставлять со своей земли военное подразделение, состоявшее из 40 всадников или 80 пехотинцев. Однако вряд ли возможно представлять себе раздел земли между рабовладельцами как организованное мероприятие. По-видимому, каждый род захватывал землю по своей инициативе, и захваченная земля становилась его собственностью. Долгое время могли происходить и действительно происходили войны между отдельными родами за спорные участки земельных владений.
Каждый род распадался на большесемейные общины, состоявшие иногда из четырех-пяти поколений одной и той же семьи: дедов, отцов, сыновей, внуков и правнуков. При разрастании такого семейного объединения внуки или правнуки могли разделиться, образуя новые большесемейные общины, причем такой раздел обычно сопровождался и
разделом семейного клера. Эти разраставшиеся общины образовывали новые объединения «родственников», связанных друг с другом общими экономическими, религиозными и кровными интересами. Объединение родов во фратрии, а фратрий в филы (племя) в этот период играло исключительно важную роль.
Родовые институты завоевателей подверглись существенным изменениям. Если раньше родовые институты, естественно1 развившиеся на основе родового строя, обеспечивали равноправие всем членам родовой общины, теперь они стали органами господства над завоеванным населением. Они должны были обслуживать интересы только господствовавшей общины посредством эксплуатации подвластного населения, которое иногда во много раз превосходило по своей численности общину завоевателей.
Племя (фила) в этот период играло важную роль для объединения всех родов и фратрий в единую общину. Об этом ясно свидетельствуют законы наследования имущества: если в какой-либо семье вымирали ее мужские представители, старшая дочь родоначальника выдавалась за одного из членов рода с передачей ему во временное пользование и земельного надела семьи. Старший сын от этого брака становился продолжателем семьи деда по материнской линии, получал его имя и к нему переходила собственность этой семьи. Если девушка не могла быть по каким-либо причинам выдана замуж внутри рода, ее должны были выдать замуж внутри фратрии, а если и это не удавалось, то внутри филы. Фила предоставляла возможность организации всех родов в единый коллектив, и наиболее важные решения, затрагивавшие интересы всей общины завоевателей, принимались филой.
Кроме того, фила объединяла всех мужчин в общую мужскую организацию, в «мужские дома», унаследованные от родового строя. Мужское население представляло основную военную силу общины, и поэтому его организации придавалось особенно большое значение. Юноши племени получали общее военное воспитание и, как правило, должны были ночевать в общих домах для ночлега и совместно проходить систему военного воспитания. В каждом поселении существовали такие мужские дома, которые служили одновременно и помещением для совещаний членов филы, и местом сбора мужчин, и местом ночлега для юношей данного поселения. Во многих греческих общинах того времени существовало и совместное питание мужчин, к которому кое-где допускались женщины и дети. Большое значение имели мужские объединения для приема новых членов в род, фратрию, а следовательно, и в филу. Отец обычно представлял своих сыновей, достигших возраста военной службы, членам своего рода и фратрии. Прием во фратрию, а через фратрию в гражданский коллектив общины, сопровождался физическими испытаниями для юношей, а затем совместным пиром, в котором принимала участие принятая в гражданский коллектив молодежь вместе со старшими членами рода и фратрии.
Члены этой государственно-племенной общины должны были обязательно входить в ее родовые организации. Свободный человек, не входивший ни в род, ни во фратрию, тем самым оказывался «вне закона», вне коллектива, обеспечивавшего ему защиту.
Вскоре после дорийского завоевания процесс социального расслоения дал себя чувствовать сначала в неравенстве отдельных родов (богатые и бедные роды), затем и среди членов одного и того же рода (богатые и бедные семьи).
Только богатые представители знати могли управлять и данным родом, и фратрией, и филой. Каждый знатный род имел свою родословную, восходившую к богам и героям, свои особые культы, свои жертвенники и алтари, свои гробницы, в которых в течение поколений хоронились члены данного рода. Таким образом, знатный род фактически представлял только верхушку каждого большого родового объединения, в то время как низы рода постепенно оказывались в экономической зависимости от своих богатых сородичей. Источником все новых обогащений знати были пустующие земли общины и скотоводство. Захват резервной земли общин в целях развития скотоводческого хозяйства и увеличения своих земельных владений был возможен на основе родовой собственности.
Часто обогащение знати внутри рода и за счет родовых земель приводило к порабощению и продаже в рабство разорившихся членов своего рода. Обогащали знать и пиратские походы, возглавляемые знатными предводителями, которые получали львиную долю захваченной добычи, в том числе и рабов.
Представители знатных родов были жрецами во фратриях и филах. К участию в культе привлекались обедневшие члены родов и свободное население, жившее на территории данного рода. Таким образом обеспечивался религиозный контроль родовой знати над всем населением общины.
Религиозные культы защищали любой произвол знати: захват земли у обедневших сородичей, продажу их в рабство за долги, судебную и религиозную расправу над непокорными людьми. Поскольку семейные общины представляли собой отдельные хозяйственные единицы, связанные к тому же и кровным родством, в силу вступал закон родовой ответственности, по которому за проступок, совершенный одним из членов рода, отвечали все члены родовой общины. Этот закон в руках господствующей родовой знати становился политическим средством изгнания из общины отдельных семей и целых родов или расправы с ними.
Родовые органы становились орудием насилия со стороны знати не только над покоренным населением, но и над членами своей общины.
По мере роста экономических и политических насилий знати, росла задолженность рядовых земледельцев и усиливалась ненависть народа к родовой правящей верхушке. Наряду со смешением населения, независимо от границ родовых фил и фратрий, приток новых поселенцев ускорял рост отношений, не связан
ных с родовыми организациями. Разделение труда, рост ремесла и торговли объединяли население по труду, а не по принадлежности к родам. Родовые институты не оказывали никакой помощи народу, так как они были уже обращены против народа и обслуживали только интересы господствующей верхушки нескольких знатных семей. Таким образом, хотя в дальнейшем мы будем говорить о родовых институтах и пережитках родового строя, нельзя упускать из виду, что это уже классовые общества.
Процесс возрастающего недовольства против родовой знати освещен в замечательном произведении Гесиода.
На рубеже VIII и VII вв. до н. э. беотийский землевладелец Гесиод создал эпическую поэму «Работы и дни», которая является главным источником при изучении социально-экономического строя общин, основанных на землевладении, и в первую очередь Беотии.
Основным поводом к написанию поэмы явилась распря Гесиода с братом из-за отцовского наследства. Брат Гесиода Перс, растратив свою часть наследства, начал тяжбу о неправильном разделе имущества и, выиграв ее, захватил значительную часть доли брата.
Поэма состоит из двух частей: в первой Гесиод, рассматривая свою тяжбу с братом как обычное для Беотии явление, хочет научить на примере личного несчастья беотийских земледельцев как следует жить, чтобы не впасть в бедность. Вторая часть поэмы представляет сельскохозяйственный календарь, содержащий сборник полезных для земледельцев советов по сельскому хозяйству и мореходству в применении к различным временам и дням года.
Эта поэма свидетельствует о далеко зашедшем процессе социального расслоения в земледельческих общинах Беотии.
Испытав на себе все последствия несправедливых приговоров знати, поэт резко выступает против судей от имени угнетаемых знатью земледельцев.
Басню теперь расскажу я царям, как они ни разумны.
Вот что однажды сказал соловью пестрогласному ястреб,
Когти вонзивши в него и неся его в тучах высоких.
Жалко пищал соловей, пронзенный кривыми когтями,
Тот же властительно с речью такою к нему обратился:
«Что ты несчастный, пищишь? Ведь на много тебя я сильнее!
Как ты ни пой, а тебя унесу я, куда мне угодно.
И пообедать могу я тобой, и пустить на свободу.
Разума тот не имеет, кто меряться хочет с сильнейшим:
Не победит он его,— к униженью лишь горе прибавит!»
Вот что стремительный ястреб сказал, длиннокрылая птица.
(Гесиод, Работы и дни, стихи 202—212).
Ярко показывая бесправие земледельцев перед судом знати, поэт изобличает продажность и взяточничество царей. «Вершащих суд» басилевсов Гесиод называет «пожирателями даров», «неправедными
судьями», забывшими о справедливости, той Справедливости, которая вместе с Зевсом должна управлять миром. От имени этой богини и выступал поэт, отстаивая интересы трудящихся земледельцев, неутомимое трудолюбие и честность которых он воспевает в своей поэме. В этом огромное прогрессивное значение его творчества и неумирающая слава его поэмы.
В поучениях, обращенных к земледельцам, поэт проповедовал умеренность, трудолюбие и воздержание как основные средства более или менее обеспеченного существования. Для предотвращения дальнейшего дробления земельных наделов Гесиод рекомендовал земледельцам иметь не более одного сына, которому и следует оставить весь участок. Ограниченность классового сознания Гесиода, зажиточного землевладельца Беотии, сказывалась в том, что у него не было призыва к борьбе со знатью. Психология собственника призывала его к смирению, и предлагаемые им решения исходили, по существу, из признания необходимости законности и незыблемости создавшегося экономического положения у крестьян.
Хотя внимание поэта целиком сосредоточено на описании сельскохозяйственной жизни беотийских общин, однако он говорил о наличии ремесленников и даже о существующей между ними конкуренции:
Зависть питает гончар к гончару и к плотнику плотник,. . .
(Там же, стих 25).
Следовательно, на рубеже VIII—VII вв. до н. э. продолжалось отделение ремесла от земледелия, и оседлые ремесленники постепенно скоплялись в поселениях городского типа; сбыт изделий ремесла уже вызывал между ними все более оживленную конкуренцию и борьбу за покупателя.
И крестьяне должны были думать о сбыте части своих продуктов в. обмен на недостающие им предметы первой необходимости, и в первую очередь на орудия труда. Необходимость сбыта части своих продуктов вынуждала земледельцев обращаться к мореплаванию. Плавание по морю представлялось в то время еще опасным предприятием, и только крайняя нужда заставляла их обращаться к морским перевозкам.
Сам Гесиод был состоятельным землевладельцем. В поэме он говорил о хозяйстве, в котором крестьянин имеет пару волов, несколько ослов и мулов, два плуга и даже годовой запас хлеба и фуража. У этого хозяина есть и лодка для перевозки своих товаров в целях продажи их за пределами общины. В хозяйстве есть и подсобная рабочая сила: купленная рабыня, наемный работник, используемый на пахоте, мальчик-раб для посевных работ и батрачка, временно нанятая для уборки урожая. Поэтому, хотя разорение крестьян показано в поэме с достаточной яркостью, сам поэт объясняет причины разорения как результат склонности земледельцев к безделью и сутяжничеству.
И все же поэт должен признать, что крестьяне весной уже не могут «наесться досыта», т. е. что запасов урожая крестьянам к весне уже не хватает и они вынуждены скудно питаться.
Рабство еще мало развито. Гесиоду чужда психология рабовладельца более позднего времени. Труд является еще почетным делом свободного человека, позором является не труд, а праздность.
Боги .. люди по праву на тех негодуют, кто праздно
Жизнь проживает, подобно безжальному трутню, который
Сам не трудяся, работой питается пчел хлопотливых.
Труд человеку стада добывает и всякий достаток.
Если трудиться ты любишь, то будешь гораздо милее
Вечным богам, как и людям: бездельники всякому мерзки.
Нет никакого позора в работе: позорно безделье.
(Там же, стихи 303—305, 308—311).
В этих замечательных стихах Гесиод не только оправдывает труд и творческую силу труда, но и бросает вызов родовой знати, которая питается работой других, как праздные трутни, живущие за счет «хлопотливых пчел».
Поэма Гесиода, отчетливо показывая экономическое и политическое усиление родовой знати, не дает, однако, полной картины жизни всей Беотии. Район, примыкающий к горам Геликона, во времена Гесиода действительно был занят мелкими крестьянскими хозяйствами. Но одновременно в плодородных равнинах, примыкающих к беотийским Фивам, некогда покоренное население было порабощено, а их земли разделены между знатными родами.
Под властью родовой знати во многих районах оказались также и племена, оттесненные в горы. Сохраняя личную свободу, они находились в разных степенях зависимости от родовой знати.
Уже во второй половине VIII в. до н. э. общая картина социальных отношений в Греции представляется чрезвычайно пестрой. В зависимости от экономических, социальных, а также и географических условий для Греции с самого начала был характерен процесс неравномерного развития греческих общин, ставший отчетливым, начиная с VIII и особенно в VII в. до н. э.
Важнейшими явлениями в жизни передовых греческих общин VIII—VII в. до н. э. были: дальнейшее отделение ремесла от земледелия, рост городов и городской жизни и рост, преимущественно в городах, привозного, т. е. покупного рабства.
Распространение железных орудий труда и разнообразие их форм повлекло за собой не только расширение и улучшение производства, но и коренные изменения в самой организации производственного процесса. Это сказалось не только в ремесле, но и в сельском хозяйстве.
Земледельцы стали применять в более широких размерах плуги, снабженные железным лемехом, железные кирки, мотыги, серпы, заступы и лопаты, что улучшало качество обработки земли и повышало ее плодородие; в оливководстве и виноградарстве, кроме того, нашли применение и садовые ножницы и ножницы для подрезания лоз.
В кузнечном деле стали широко применяться молоты, железные наковальни, щипцы, сверла, зубья и кузнечные меха; у плотников появились разнообразные пилы, топоры, стамески; у сапожников, кроме обычных ножей и ножниц,— ножи специальной полукруглой формы для более быстрого раскроя сандалий, а также вместо костяных железные иглы для шитья.
При помощи железных орудий труда стало возможным проводить дороги в горах, строить мосты, верфи, водопроводы и корабли большего тоннажа и более совершенной формы. Развитие железных орудий улучшило обработку твердых пород камня. Из твердого камня ныне воздвигались стены городов, сложенные из ровных, одинаковых по форме и размеру плит. Усовершенствование плавильных печей, а также мастерства фасонного литья способствовало дальнейшему развитию металлургии и бронзовой скульптуры.
Производство железного вооружения (мечей, кинжалов, наконечников копий и стрел, железных панцирей и шлемов) постепенно произвело переворот в военной технике. В VII и особенно в VI вв. до н. э. решающей силой на поле боя стала пехота, состоявшая из гоплитов (тяжеловооруженных воинов), а единоборство знатных героев и сражения на колесницах к тому времени утратили прежнее значение и отошли в прошлое.
Большое развитие получило и производство предметов домашнего обихода — изготовление замков, задвижек, железных фибул (булавок для скрепления одежды), колец, зеркал, металлической посуды и т. д.
Растущая потребность в железных изделиях, особенно в орудиях труда и в вооружении, с одной стороны, имела результатом дальнейшее развитие обмена, а с другой — выделение специалистов ремесленников.
Значение ремесленного труда все возрастало. Этот труд требовал специальных навыков и опыта в работе, оседлости и постоянного, хотя еще и примитивного оборудования. Еще раньше наметившееся разделение труда между сельским хозяйством и ремеслом совершается теперь на основе развития железной техники. Отделение ремесла от земледелия означало переход к более широкому обмену, к производству на рынок.
В VII и особенно в VI вв. до н. э. впервые по достоинству было оценено богатство Греции полезными ископаемыми. Наличие железных орудий труда позволило увеличить общую массу изготовляемых товаров и вывозить излишки за пределы своей страны в целях обмена на недостающие товары. Изготовление товаров для продажи нуждалось в новой системе организации всего производства. Для
этого прежде всего требовалось достаточное количество людей, отделенных от земледелия, людей занимающихся ремеслом уже как основным средством существования.
Домашнее ремесло развивалось в пределах общины, когда свободное крестьянство было вынуждено сочетать занятие сельским хозяйством с изготовлением на дому несложных ремесленных изделий. Захват общинных земель знатными родами, процесс закабаления крестьян за долги приводил к тому, что часть крестьян, лишенная средств производства, переселялась в города, находя основные средства существования в занятии ремеслами. Одновременно в городах начинало развиваться и привозное рабство. Таким образом, постепенно развивалось новое городское рабовладение. В городах рабовладельцы были представлены купцами и ремесленниками, которым удалось по мере развития торговых сношений расширить производство ремесленных изделий путем организации мастерских, работающих на вывоз, используя труд привозных рабов негреческого происхождения и ремесленников-кустарей. Появление купцов и владельцев мастерских, первоначально небольших по своим размерам, приводило к возникновению группы лиц, уже не участвовавших в трудовом процессе, а лишь извлекавших из него нетрудовые доходы.
Особенностью развития городской жизни в Греции являлось то, что и знатные землевладельцы и новый слой рабовладельцев, связанный непосредственно с производством товаров на рынок, жили в одном и том же городе. Различие между ними заключалось в том, что одни из них эксплуатировали преимущественно труд сельского земледельческого населения, тогда как другие эксплуатировали трудовое население города.
Противоречие между городом и деревней в тот период выступало в виде различия характера собственности на основные средства производства и на раба. Представители возникающего товарного производства вступали в конфликт с землевладельческой верхушкой полиса, защищавшей интересы землевладельцев и их право на политическую власть в стране. Основное богатство нового слоя рабовладельцев состояло в накоплении движимых ценностей. Основой городского хозяйства являлось дальнейшее развитие привозного рабства и частной собственности на средства производства. Одновременно в городах скапливалась свободная беднота, частично находившая применение в занятиях ремеслами. Закупка по дешевой цене их изделий и продажа им сырья, орудий труда и продуктов питания становились новым источником обогащения купцов на внутреннем рынке.
Основное средство производства, земля, по-прежнему была сосредоточена в руках родовой знати так же, как и политическая власть в стране. Основой экономического могущества знати являлась семейно-родовая собственность на землю и на порабощенных или закабаленных земледельцев. Таким образом, противоречие
между городским и сельским хозяйством в тот период было закреплено различными формами рабовладения: покупные рабы, в одном случае, земледельцы, порабощенные на основе завоевания или долговой кабалы — в другом. Привозное рабство в городском хозяйстве еще только начинало развиваться, поэтому свободное ремесло и инициатива свободных ремесленников играли очень большую роль. Рабский труд в городах еще не являлся тогда серьезным конкурентом свободного труда. Одновременно превращение свободных крестьян в рабов-должников и наличие семейно-родовых форм рабовладения в земледелии подрывало жизненные силы страны.
Развивавшийся в передовых греческих общинах конфликт между родовой знатью и новым слоем рабовладельцев, связанных с торговлей и ремеслом, в то время проявлялся в различии экономических и политических интересов обеих групп. Рабовладельцы, связанные с развитием городского ремесла, были заинтересованы в дальнейшем развитии ремесла, торговли и денежного хозяйства. Они были поэтому заинтересованы и в дальнейшем подвозе рабов-негреков, в подвозе хлеба, других продуктов питания и сырья. Политическая власть, при которой все военные, судебные, законодательные и религиозные полномочия были сосредоточены в руках родовой знати, не могла больше удовлетворить новые запросы. Новые слои рабовладельцев требовали допуска их к политической власти и более демократических форм правления, которые могли бы обеспечить им наиболее благоприятные условия их дальнейшего экономического процветания.
Родовая знать отстаивала свое право на полноту политической власти и была врагом каких-либо реформ. Сохранение старых, уже отживавших свой век делений страны по родовым филам, фратриям и родам было условием сохранения политической власти знати и основой ее военного и религиозного руководства. Этот конфликт между, двумя рабовладельческими группировками, хотя и был острым, не носил непримиримого характера. По существу, рабовладельцы нового типа добивались включения их в рабовладельческий коллектив знати, чтобы вместе с нею встать у власти. Однако они могли этого добиться лишь путем отмены существующих родовых институтов, тормозящих дальнейшее развитие торговли и ремесла, путем признания права частной собственности на землю и свободной купли-продажи земли, т. е. путем освобождения общества от тяготевших над ним родовых запретов и традиций.
Дальнейшим шагом развития торговли и ремесла было появление общегреческих рынков, первоначально на территории храмов, а затем и в городах.
В VII в. до н. э. возникли деньги в виде небольших слитков металла с твердо установленным весом и эмблемой государства. Высшей весовой и счетной единицей греческого чекана серебряной монеты был талант, вес которого в эгинской монетной системе рав-
нялся 37 кг, а в евбейской — 26 кг1. Однако и талант, и более мелкая весовая и счетная единица — мина — не были монетами. Основными серебряными монетами греков были драхма и статер, превосходивший драхму и по весу и по номиналу в два раза.
С развитием денег и денежного обмена большое значение приобретал вопрос о добыче благородного металла, т. е. о серебряных рудниках, эксплуатация труда в которых принимала особенно грубые и жестокие формы. Развитие товарного производства Энгельс характеризует четырьмя основными чертами:
1) Введением металлических денег, а вместе с тем и денежного капитала, процента и ростовщичества; 2) появлением купцов как посреднического класса между производителями; 3) возникновением частной собственности на землю и ипотеки и 4) применением рабского труда как господствующей формы производства2.
Обостряющиеся противоречия в обществе и рост новых классов проявлялись в ожесточенной классовой борьбе. Основной движущей силой борьбы было крестьянство, которое не могло далее мириться с насилиями родовой знати. Борьбу крестьян возглавила новая рабовладельческая знать, «новые богачи», как называли их древние авторы. Кроме того, и городская беднота, потерявшая средства производства, добивалась возвращения отнятых евпатридами земельных участков и активно помогала крестьянству в его борьбе.
В этой борьбе родовая знать представляла реакционные силы страны. Она оказывала сильнейшее сопротивление всем попыткам хоть сколько-нибудь ограничить ее экономическое могущество и политическую власть. Развитие классовой борьбы теснейшим образом было связано с процессом формирования рабовладельческого полиса и с колонизацией греков на острова и побережья Средиземного и Эгейского, а несколько позже и Черного моря.
На этом этапе экономического развития для городов стало жизненно важным установление регулярных торговых связей и снабжение населения городов сырьем и недостающими продуктами питания. В то же время возрастала нужда в рабах, а в городах скапливались обезземеленные, лишенные средств производства люди, не находившие себе применения. Вывод колоний стал экономической необходимостью.
Для греческого полиса основными торговыми путями были морские, как наиболее доступные и наиболее дешевые средства связи с другими странами. Все полисы того времени, кроме Спарты, были расположены в прибрежной полосе у гавани, недалеко от основных морских путей. Таким образом, развитие полисной торговли было неизбежно связано с внешней экспансией, с установлением морских связей, с кораблестроением и дальними морскими перевозками. Укреплению рабовладельческого полиса содействовала все более обостряющаяся классовая борьба, тесно связанная с развитием колонизации. Рост имущественного и социального неравенства, обезземеливание земледельцев сопровождались в то же время увеличением в городах количества привозных рабов. Расширение рабства в ремесле ограничивало свободной бедноте возможность заниматься ремеслом. Внешняя торговля и колонизационная экспансия городов в значительной степени компенсировала слабое развитие производительных сил и медленное развитие техники.
К экономическим причинам присоединились и политические. Во многих случаях родину покидали люди, потерпевшие поражение в классовой борьбе. Иногда это были представители родовой знати, иногда — рабовладельческая верхушка городов.
Сначала случайные, а затем более регулярные поездки в торговых целях дали возможность грекам еще до колонизации расширить свои географические познания и уяснить выгоды от основания колоний в местах наиболее оживленного обмена товарами, где и возникли первые торговые фактории греков. К тому же, в VIII в. до н. э. в международных отношениях произошли важные события, которые создали благоприятную обстановку для развития греческой колонизационной экспансии.
В IX — начале VIII вв. до н. э. финикийские города развивали успешную торговлю в районе Эгейского и Средиземного морей.
Одним из главнейших международных явлений того времени была военная экспансия Ассирии на запад. В конце VIII в. до н. э. Кипр был захвачен ассирийцами. Таким образом, финикийцы потеряли один из опорных пунктов торговли с Эгейским миром. В это время греки овладели основными морскими торговыми путями, ведущими к Италии и Сицилии.
Выгодное географическое положение ионийских городов содействовало их раннему экономическому развитию.
В VIII в. до н. э. передовыми экономическими центрами Греции были города острова Евбеи — Халкида и Эретрия. Этому способствовали и природные богатства острова (плодородие, наличие медных руд и хорошего мрамора) и его географическое положение. Пролив Еврип (Евбейский пролив), отделяющий остров от греческого материка, был в то время основным судоходным путем для мореплавателей. В том месте, где западная береговая линия острова ближе всего подходит к Беотии, был расположен город Халкида. В руках халкидян находилась пе-
реправа на материк и укрепленное поселение Канеф, расположенное на материке по соседству с беотийской Авлидой. Знать, стоявшая во главе евбейских городов, руководила торговлей. Пышные объединения знати на празднествах были в то время в известной степени показателями развития общественной жизни. В городах Евбеи существовали поэты, составители хоровых песен. Из Евбеи хоровая лирика распространилась и в западные колонии. Халкидский алфавит был перенесен в Италию и позже лег в основу латинского алфавита. Первые греческие колонии были выведены Халкидой и Эретрией, так что эти города положили начало греческой колонизации.
Коринф и Мегары, начиная с конца VIII в. до н. э., выросли в значительные торговые центры. Мегары в то время начали борьбу с Афинами за о. Саламин. Коринфяне проникали на запад.
В этой обстановке необходимость закрепить свои внешние торговые связи путем создания постоянных колоний, а следовательно, и рынков, была особенно острой.
Греческая колонизация осуществлялась по трем основным направлениям: на запад, на северо-восток, на юго-восток. Около 750 г. до н. э. Халкида основала первую колонию — г. Кумы. Но особенно широкий размах приобрела колонизация в VII в., когда и в южной Италии и в восточной части о. Сицилии возник ряд греческих колоний. Сюда, кроме городов Евбеи, выводили колонии Коринф и Мегары. Начиная с конца VIII в., возникли колонии и на фракийском побережье Эгейского моря. На полуострове Халкидике, кроме евбейских поселений, возникли колонии и других греческих городов, в частности колония Коринфа — город Потидея. Мегары проявили большую активность в основании колоний на берегах Геллеспонта и Боспорского пролива. Одной из процветающих колоний Мегар стал Византий, расположенный на берегу Боспорского пролива, недалеко от входа в Черное море.
В конце VII в. в дельте Нила возникла греческая колония Навкратис, основанная двенадцатью греческими городами на месте бывшей милетской фактории.
Со второй половины VII в. начинается проникновение греков на берега Черного моря.
В конце VII в. в районе Буго-Днепровского лимана (на соврем, острове Березань) возникло первое в северном Причерноморье поселение греков, выходцев из Милета и родосских городов. На рубеже VII—VI вв. до н. э. Мегары основали на южном побережье Черного моря колонию Гераклею Понтийскую, а фокейцы — Амис.
Особенно активную роль в колонизации побережья Черного моря играли ионийские греки, и прежде всего Милет. В конце VII — начале VI вв. до н. э. Милет вывел ряд колоний на западное и северное побережья Черного моря. На западном побережье, в местах, заселенных фракийцами, возникли его колонии — Истрия, Аполлония, Одесс и Томы; на северном побережье — Ольвия на правом берегу р. Буга (теперь дер. Парутино), Тира (на берегу Днестров-
ского лимана), Феодосия в Крыму, Пантикапей на Керченском полуострове (на месте нынешней Керчи).
Милету греки приписывали основание 75 колоний на побережье Черного моря. Возможно, как предполагает проф. М. И. Максимова, что после разрушения персами малоазийского города Фокеи часть фокейских колоний была перехвачена милетянами.
Милетские колонии были также и на западном, и на южном побережье Черного моря; на Кавказском побережье особенно известны две милетские колонии — Диоскуриада (в районе нынешнего Сухуми) и Фасис (ныне Поти).
Одновременно колонизационная экспансия греков, особенно фо-кийцев, достигла западного побережья Средиземного моря. Около 600 г. до н. э. Фокея основала колонию Массалию (нынешний Марсель) на южном побережье современной Франции. В VI в. дон. э.несколько фокейских колоний возникло даже на испанском побережье.
Колонии греков, особенно в первое время, носили большей частью аграрно-торговый характер. Обычно основание колонии сопровождалось порабощением местного населения, не покинувшего захваченные колонистами земли. Таким образом, для основания колонии требовалось наличие достаточно сильной вооруженной дружины. Кроме того, связь колонистов с земледельческим хозяйством была гарантией прочности и жизнеспособности основанной колонии. К этому же побуждали греков и условия жизни в самих метрополиях, где происходила острая классовая борьба терявших землю земледельцев с крупными землевладельцами. Эти обезземеленные и разорившиеся слои полисов представляли теперь основную военную силу колонии, получая в новых местах наделы плодородной земли. Тем самым колонизация служила средством ослабления классовой борьбы в метрополиях, поскольку в колонии выводили бедноту, настроенную наиболее демократически.
Для вывода колонии требовался предварительный выбор местности, которая должна была удовлетворять трем основным условиям: быть а) хорошо укрепленной по своим природным условиям и удобной для защиты от нападения внешнего врага; б) удобной для жизни, т. е. иметь плодородную равнину, хороший источник пресной воды, необходимой и для питья и для орошения полей. Кроме того, местность, по возможности, должна быть богата полезными ископаемыми или, по крайней мере, находиться по соседству с такими районами; в) расположенной в районе, удобном для обмена товарами, т. е. у морской гавани и при выходе к морю торговых сухопутных дорог, облегчающих связь с местным населением. Обычно это были районы, в которых до колонизации уже бывали греческие купцы, завязавшие первые связи с местным населением. В большинстве случаев греческие колонии удовлетворяли всем этим основным требованиям.
Привлечение к колонизации малоземельного и безземельного
Населения греческих полисов было одним из основных условий вывода первых колоний. Естественно поэтому, что вывод колоний осуществлялся первоначально только теми городами, у которых, кроме городского поселения, были и обширные земельные владения. Например, такой торговый город, как Эгина (на острове того же имени), не смог вывести ни одной колонии, так как был расположен на небольшом и малоплодородном острове. Здесь обезземеленное крестьянство, при общей незначительности земель, годных для удобрения, не могло составить необходимый для вывода колонии численно большой коллектив. Поэтому у эгинетян был другой выход — присоединиться к колонистам других городов. Это было возможно, так как метрополия перед выводом колонии рассылала гонцов по многим греческим городам, привлекая к колонизации, кроме своих земледельцев, и земледельцев других городов обещанием предоставить им участки плодородной земли.
Таким образом, колонизация обычно начиналась в городах, обладавших хорошей гаванью, достаточно обширными земельными владениями и, кроме того, развитой торговлей и ремеслом.
Состав колонистов не был однородным. Рабовладельческая верхушка состояла иногда из представителей родовой знати, но позже обычно из купцов и крупных ремесленников; основную же массу колонистов составляла сельская и городская беднота. Существовал обычай перевозить в колонию и жрецов, связанных с культами полисных богов метрополии; перевозился также и священный огонь, взятый у очага города. Между метрополией и колонией существовала тесная связь. Колонисты по-прежнему принимали участие в религиозных праздниках метрополии, направляя туда своих послов. Колония не должна была воевать с метрополией. Это было важно для обеспечения прочных торговых связей метрополии с колонией, хотя иногда бывали случаи и обострения отношений между ними (например, Коринф и Керкира).
Перенесение в колонию религиозных культов метрополии было политически важным актом. Религиозное единство колонии и метрополии предоставляло возможность колонистам вернуться на родину с восстановлением их прежнего гражданства. Кроме того, таким путем укреплялась связь между двумя городами, ибо в колонии устанавливался сходный с метрополией политический строй, учреждались те же филы, которые были в метрополии, те же законы, те же культы богов, и тот же огонь горел на очаге общины.
Такая форма связи в то время была единственно возможной. Колонии, иногда удаленные от метрополии на очень значительные расстояния, не могли поддерживать друг с другом непрерывную связь. В зимние месяцы с прекращением морских сношений прерывалась и связь колоний с метрополиями. Кроме того, греческие полисы не ставили своей задачей захват новой территории, так как у них не было возможности ее освоения. Основная цель, поставленная городами,— закрепление торговых связей и избавление городов
от лишнего населения — таким путем была уже достигнута. Поэтому, как правило, колонии, возникавшие за пределами Греции, становились независимыми полисами, ведущими самостоятельную внутреннюю и внешнюю политику.
Жизнь колонистов в различных районах Средиземноморского и Черноморского бассейнов складывалась по-разному, в зависимости от международной обстановки того времени и взаимоотношений греческих колонистов с местным населением. Одной из первых задач каждой вновь основанной колонии было установление торговли или обмена товарами с вождями и знатью соседних племен. Иногда бывали случаи, когда местная племенная знать, сама заинтересованная в обмене, даже предоставляла грекам место для основания колонии.
Начиная со второй половины VIII в., и особенно в VII—VI вв. греки овладели основными торговыми путями в восточной части Средиземноморья.
В VII—VI вв. многие греческие колонии достигли высокого экономического расцвета: в Сицилии — Сиракузы, основанные Коринфом около 700 г. до н. э., в южной Италии — Тарент, в Египте — Навкратис, на Боспоре — Византий; на южном побережье Черного моря — Синопа, Гераклея Понтийская и Амис; на западном — Одесс и Истрия; на северном побережье — Пантикапей, Фанагория, Ольвия (на р. Буге), Феодосия в Крыму, Фасис — на Кавказском побережье (в Колхиде).
Результаты греческой колонизации сказались прежде всего в расширении греческих торговых связей далеко за пределами собственно греческого мира. Греческая торговля по тем масштабам уже в VI в. до н. э. приобрела международный характер, а изделия греческого ремесла находили широкий сбыт и на западных, и на восточных рынках. Одновременно в Грецию поступал привозной хлеб, необходимые сырьевые ресурсы, продукты питания и предметы роскоши и, что особенно важно подчеркнуть, развивалась работорговля. Греческие полисы становились основными потребителями «живого товара».
Вместе с тем и в городах произошли большие изменения: движимое богатство становилось не менее почетным, чем богатство в недвижимости. Поступление на городские рынки недорогого хлеба побуждало мелких землевладельцев переходить на культуры оливок и винограда, как более выгодные и по почвенным условиям горных районов, и для продажи на рынках оливкового масла и вина. Разделение труда, бывшее в VIII в. еще не очень развитым, теперь сильно специализируется не только внутри каждого вида ремесла по типу изготовляемых предметов, но и между отдельными городами. Развитие рабства в городах вызывало усиление рабовладельцев, связанных с ремеслом и торговлей, в то время как позиции родовой знати слабели, а экономическая основа ее могущества — родовая собственность на землю — была подорвана победным шествием торгового капитала и развитием частнособственнических отношений.
Особенно острый характер классовая борьба приняла в передовых экономических центрах в VII—VI вв. до н. э., в период расцвета колонизационного движения. Типичной формой проявления этой борьбы была раннегреческая тирания.
Тиранами греки называли вождей, установивших единоличную власть путем свержения силой оружия прежней политической власти, а тиранией — форму единоличного правления, установленную тиранами при помощи насильственного переворота и узурпации власти в полисе.
В раннегреческих формах тирании можно отчетливо различить две основные формы: тиранию, установленную в результате борьбы народных масс с родовой знатью, и тиранию греческих ставленников в Персии, в городских и островных греческих общинах Малой Азии после подчинения их Персии. Тираны независимых греческих городов, которые здесь только и имеются в виду, обычно опирались на движение бедноты, но также пользовались поддержкой торговцев и ремесленников. Особенно характерна тирания в Сикионе и Коринфе.
В начале VI в. до н. э. тираном Сикиона (Пелопоннес) стал Клисфен, при котором была проведена реформа фил. Старые родовые филы, установленные дорийцами при захвате власти в области Ахайе, были переименованы в «ослятников», «свинятников» и «поросятников», чем было нанесено явное оскорбление входившей в филы дорийской знати. Недорийское население Сикиона, не входившее в родовые институты дорийцев, образовало четвертую филу, получившую название «Архелаи», т. е. фила «древнего народа». Таким образом, уже эта реформа говорит о том, что в Сикионе велась ожесточенная борьба покоренного (ионийского и ахейского) населения против дорийской знати, кончившаяся ее поражением.
Особенно значительное развитие тирания получила в Коринфе в VII—VI вв. до н. э., где власть тиранов продолжалась более 70 лет (традиционная дата около 657—580 гг. до н. э.).
Наибольшего развития экономическая и политическая экспансия Коринфа достигла при тиране Периандре (627—585 гг. до н. э.). Колонизационная экспансия Коринфа преследовала две основные цели: 1) добиться преобладания Коринфа в торговле с западными районами путем создания военных постов на морском пути из Греции в южную Италию и Сицилию; 2) обеспечить постоянные сношения с Иллирией, откуда в Коринф поступало серебро, из которого чеканились коринфские монеты. Из Потидеи в Коринф, кроме хлеба, доставлялся кораблестроительный лес, необходимый для развития мореплавания и торговли.
Как показывают остатки крепостных стен Коринфа периода тирании, это был уже крупный город; окружность городской терри-
тории Коринфа составляла в то время 10 км.1. Американскими раскопками в Коринфе был обнаружен примерно в 1 км. к югу от центра города гончарный район (керамик), расположенный у ручья, рядом с которым были залежи хорошей глины. Здесь же были раскопаны гончарные мастерские, печи и гончарные круги. Наряду с керамикой, предназначенной для вывоза, было много бракованных экземпляров уже готовых сосудов. Все это вместе с сотнями тысяч черепков и отдельных частей сосудов дает яркое представление о значительном развитии гончарного ремесла в Коринфе.
В период тирании Коринф становится крупным центром не только производства керамики, но и металлообработки (панцири, шлемы, бронзовые рельефы для храмов, металлическая посуда и др.), кораблестроения и текстильного ремесла. Коринфу приписывается изобретение триеры, нового типа военного корабля с запасными парусами, на случай благоприятного ветра, и с экипажем около 200 человек. В то время это был самый быстроходный военный корабль (18 км. в час); тоннаж его достигал 50—60 тонн. В VII в. до н. э., по преданию, в Коринфе был изобретен якорь.
В узком месте Коринфского перешейка при Периандре была построена деревянная дорога для перевала товаров из восточной гавани в западную.
Наряду с усилением единоличной власти тирана, в Коринфе и его колониях были проведены законодательные меры в целях ослабления влияния родовой знати. Суды знати были заменены местными судами по территориальным округам, издан закон против праздности; родовые филы были упразднены и вместо них образованы территориальные, число которых было доведено до восьми. Одновременно проводились работы по благоустройству города: город был снабжен водопроводом и специальным помещением для продажи и выставки товаров.
Чтобы избежать скопления большого количества обезземеленных земледельцев, им было запрещено переселяться в город. Не вполне ясно, какие цели преследовало запрещение иметь много рабов; некоторые объясняют этот закон как закон против роскоши; другие предполагают, что закон имел в виду предоставление работы сельскому и городскому населению, которой оно было бы лишено при быстром развитии рабства.
Периандру приписывается уничтожение общественных трапез, которые в этот период были, по-видимому, совместным общественным питанием знати.
По преданию, древняя система общественного воспитания, преследовавшая цель воспитания только воинов, была уничтожена.
При Периандре же Коринф начал чеканку собственной монеты; за право провоза товаров через гавани Коринфа и за перевал товаров из одной гавани в другую впервые стала взиматься пошлина.
Тираны предпочитали жить в районе акрополя, укрепляя свои жилища. Они окружали себя отрядами наемных телохранителей. Тираны имели пышный двор; кроме многочисленных прислужников, некоторые тираны имели своих врачей и золотых дел мастеров. Они привлекали к своему двору знаменитых поэтов, придававших еще больший блеск их окружению. Они устраивали народу пышные празднества, сопровождавшиеся песнями хоров с элементами театрального представления. Но это было только «даром тиранов», так как народ присутствовал на празднествах лишь в качестве гостя. Тираны боялись покушений на свою жизнь, и, например, в Коринфе людям было запрещено собираться группами и останавливаться на улицах.
Единоличная власть тиранов должна была сильно чувствоваться в полисах. У родовой знати она вызывала ненависть; у демоса, пока он не окреп и нуждался в защите от произвола родовой знати, тираны возбуждали симпатию. Но это было лишь временным явлением. Падение родовой знати не сопровождалось переделом земель и выделением новых крестьянских наделов. Рост частной собственности на землю повлек за собой развитие земельной ипотеки, а причины, вызывавшие разорение крестьян, не могли быть устранены. Новые слои имущественной знати были благодарны тиранам за их заботы о развитии ремесла и торговли, но они сами добивались политической власти. Тирания была им нужна как средство свержения власти правящих родов, не более, а она тем временем грозила превратиться в наследственную монархию с передачей власти от отца к сыну.
Таким образом, тирания представляла форму рабовладельческой диктатуры, направленной в первый период ее возникновения на охрану общеполисных интересов. Ее основное назначение состояло в подавлении сопротивления родовой знати путем насильственного свержения власти знатных родов и преобразования экономического и политического строя в интересах городского рабовладения, основанного в дальнейшем на привозном рабстве, ремесле и товарном хозяйстве. Когда задача, поставленная перед тиранами, была выполнена, тирания прекратила свое существование. Позже и сами греки поняли обреченность тирании на кратковременное существование. По преданию, когда Кипсел, родоначальник коринфской тирании, обратился к дельфийскому оракулу с вопросом о долговечности правления его рода в Коринфе, оракул ответил: «Будешь править ты и твои дети, но не дети твоих детей».
Падение тирании происходило в разных местах в силу различных причин. Но везде тирания была сильна только до тех пор, пока ее поддерживали различные социальные группы и беднейшее крестьянство. Интересы полисного коллектива вскоре разошлись с личными интересами тиранов, претендовавших на установление единоличной и наследственной власти. Лишенная своей социальной опоры тирания должна была пасть.
Основной движущей силой в борьбе с родовой знатью были малоземельные и обезземеленные крестьяне. Ненависть их к родовой знати была настолько велика, что беднота не останавливалась перед кровавой расправой со своими угнетателями, хотя земледельцы в этой борьбе еще не осознавали и не могли осознать до конца своих классовых интересов.
В этой борьбе гибла надстройка старого общества, родовые институты которого уже потеряли свою экономическую опору. Все, что происходило вокруг, в глазах родовой знати, с ненавистью относившейся ко всему новому, представлялось концом «добрых, старых порядков». Гибли старинные нравы, старинная родовая доблесть знатных родов и самое представление об исконном «благородстве» знати, предоставлявшее ей права на власть и произвол. Те, кто вчера были у власти, сегодня удалялись в изгнание. Кто вчера был еще принижен и мал, захватывал власть в свои руки. Этот процесс ярко отражен в стихах мегарского поэта Феогнида, яркого выразителя интересов родовой знати и бессильной ненависти знатных эмигрантов к новым порядкам в полисах:
Тот, кто не ведал вчера нрава, законов, судов,
Тот, кто в козлиные шкуры закутав косматые плечи,
В поле скитался, как зверь, стен трепеща городских,—
Добрым он нынче слывет. . ., а древняя доблесть
Нынче в презрении...
(Феогнид. Элегия VII).
Изгнания родовой знати сопровождались перераспределением имущества. Бессильная злоба переполняла сердце поэта при воспоминании о потерянной для него родине.
Голос услышал я, Кирн мой, кричащей пронзительно птицы,
Вестницы милой весны, вестницы сельских работ.
Слышал — и черное сердце во злобной груди содрогнулось.
Горе! Владеет другой пышною пашней моей.
И не мои уж мулы идут перед плугом тяжелым,
Я на корабль беглеца пышный мой дом променял.
(Элегия XXVI).
Каковы бы ни были установленные после падения тирании формы власти, общим было везде одно и то же: во всех этих полисах родовая знать перестала пользоваться своими привилегиями как родовая знать. Перестало играть роль и хозяйственное объединение отдельных знатных семей в пределах общего рода, так как пала родовая собственность на землю и перестало существовать родовое рабство. Семьи выделились из рода окончательно и бесповоротно. Знатные семьи могли претендовать на власть только в том случае, если они были достаточно богаты для этого. У власти стала рабовладельческая знать, основой господства которой было как движимое, так и недвижимое имущество. К концу этого периода окончательно оформилось и новое классовое содержание общества: рабство стало господствующим способом производства, а рабы и рабо-
владельцы двумя антагонистическими классами. Переход к более развитым формам рабовладения привел к формированию нового политического строя, к созданию рабовладельческого полиса.
Обычно слово «полис» переводят как «город-государство». Это определение, в целом правильное, все же недостаточно точно передает то представление, которое у греков было связано с полисом.
Не всякий город древних мог быть назван полисом, как и не всякий полис представлял собой город, в собственном значении этого слова. Так, например, город Спарта, состоявший из одноэтажных деревянных домов, не был обнесен крепостными стенами. По типу поселения город Спарта скорее всего напоминал бы нам деревню. В то же время Пирей в Аттике, напоминавший город правильной планировкой улиц и домами в два и три этажа, не был, однако, полисом.
Полис был средоточием всей политической, экономической и религиозной жизни страны, объединяя всех граждан данного государства. Поэтому полис состоял не только из самого городского поселения, но и из территории всех земледельческих поселений, вокруг которых тянулись пахотные земли, т. е. из всей совокупности территории данного государства. Территория государства — полиса — иногда была довольно значительной, иногда — совсем небольшой.
Все граждане данного государства, живущие как в самом полисе, так и в отдельных поместьях или поселках на его сельской территории, считались жителями полиса и назывались по имени полиса— афинянами, коринфянами, мегарянами, милетянами и т. д. Термином «полис» сами греки прежде всего обозначали объединение граждан в правящий коллектив в каждом государстве. Граждане полиса, по представлению греков, обязательно происходили от общего предка, т. е. были связаны между собой в отдаленных поколениях кровным родством. Эти родственные связи выражались тем, что граждане принадлежали к одним и тем же филам, фратриям и родам и участвовали в одних и тех же религиозных празднествах и культах. Поэтому, с течением времени, среди людей, живших в одном и том же городе, оказалось много пришельцев, стоявших вне родовых институтов данной общины, т. е. чужеземцев, называемых метеками («вместе живущими») или периеками («живущими около») и не имеющих доступа к гражданским правам.
Независимо от того, была ли конституция полиса олигархической или демократической, рабовладельческая сущность его не менялась: и олигархический и демократический полис были полисами рабовладельческими. Сходны были и основные государственные институты полиса: филы и фратрии, народное собрание (экклесия, или апелла) и совет (буле, или герусия), ХОТЯ оба последние
института играли разную роль в олигархических и демократических полисах.
Экономической основой полиса было право собственности рабовладельцев-граждан на средства производства и на рабов, труд которых был трудом принудительным. Именно принудительный характер труда рабов вызвал к жизни необходимость объединения рабовладельцев в единый гражданский коллектив. Но любое объединение рабовладельцев, количество которых в каждом полисе не могло быть очень большим, не дало бы возможности создать в полисе количественно необходимое преобладание для того, чтобы держать рабов в непрерывном подчинении. И постепенно, по мере укрепления полисного строя и возрастания численности рабов, коллектив рабовладельческого полиса расширился включением в него мелких свободных производителей, крестьян как основной военной силы полиса. Как правило это происходило путем борьбы и победы над родовой знатью. В некоторых более демократических полисах к крестьянам присоединялись и ремесленники, получая это право в результате долгой и ожесточенной борьбы. Включение мелких свободных производителей в состав полиса произошло путем предоставления им гражданских прав.
После возникновения и окончательного оформления полисного коллектива основной классовый антагонизм в полисах наблюдается уже не между обезземеленными земледельцами и родовой знатью, а между рабовладельцами и рабами.
Включая свободных производителей в гражданство полиса, рабовладельческая верхушка полиса создала надежную военную силу, годную и для защиты своих государств от нападения врага, и для агрессивной политики самого полиса. Наличие рабского труда позволило всю тяжесть грубого физического труда возложить на плечи рабов. Поэтому мелкие свободные производители находились в положении гораздо более привилегированном, чем рабы. Время, освободившееся у них, вследствие наличия рабского труда, Маркс рассматривал как «прибавочное время». Это прибавочное время в периоды войн расходовалось на войну: мелкие производители составляли ополчение полиса — тяжеловооруженных (гоплитов) и легковооруженных воинов, вооружающихся и питающихся за собственный счет.
Мелкие свободные производители занимали промежуточное положение между двумя антагонистическими классами полиса. Это обусловливало неустойчивость их экономического и политического положения.
Экономическая неустойчивость мелких свободных производителей вызывалась двумя основными причинами: 1. Развитием рабства, постепенно все более вытеснявшего свободный труд. Свободный производитель не мог выдержать конкуренции с более дешевым трудом рабов и с рабскими мастерскими, работавшими на вывоз. 2. Постепенным обезземеливанием крестьян в связи с ростом ростовщичества (особенно земельной ипотеки), в связи с дроблением зе-
мельных наделов и вытекающим из этого уменьшением плодородия земли. Постоянные войны между греческими полисами ускоряли разорение крестьянских хозяйств.
Мелкое земледелие, как и мелкое ремесло, не давало возможности накопления каких-нибудь значительных излишков. Поэтому разорение могло происходить очень быстрыми темпами.
Однако до тех пор, пока полисный строй соответствовал интересам развивающихся рабовладельческих хозяйств, рабовладельцы были заинтересованы в целостности полиса и в наличии народного ополчения свободных граждан для защиты их интересов. Поэтому на полисную организацию была возложена обязанность заботиться об экономическом обеспечении всех членов гражданского коллектива, и в первую очередь об обеспечении крестьян земельным наделом. Именно поэтому Маркс в работе «Формы, предшествующие капиталистическому производству», называл полис не только политической, но и экономической организацией древнего общества. Внутренняя экономическая политика состояла в том, чтобы не дать развиваться резким социально-имущественным противоречиям внутри гражданского коллектива.
Для любого античного полиса характерно наличие двойственной формы собственности: наличие частной собственности рабовладельцев как на недвижимое, так и на движимое имущество; наличие общеполисной формы собственности как верховной собственности всего гражданского коллектива, объединенного в полис, т. е. государства. Двойственная форма собственности была выражением двойственного социального состава полиса, т. е. класса рабовладельцев, владевших землей, деньгами, движимым имуществом, средствами и орудиями производства, рабами, и мелких свободных производителей, живущих личным трудом. Последние владели средствами производства и несложными орудиями труда, но должны были работать сами, чтобы просуществовать и прокормить членов семьи. Их интересы и обеспечивала общинногосударственная собственность, ставя преграды беспредельному развитию частной собственности.
В каждом полисе гражданин имел право на владение земельным участком. Каждый землевладелец имел право купли-продажи земли, но только в пределах полиса, т. е. обращение земельных участков совершалось только среди граждан.
Богатые рабовладельцы должны были исполнять общественные повинности (так называемые литургии) в пользу полисной общины. На них лежала организация общеполисных празднеств, состязаний, оборудование военных кораблей и т. д. Иногда эти расходы достигали очень значительных сумм.
Государство ставило предел накоплению частных богатств, устанавливая максимальную норму земельных владений, которую нельзя было переступать, не нарушая закона. Иногда это заменялось запретами другого рода, как например в Спарте, где было запрещено гражданам владеть золотом или серебром, а также копить деньги,
Этими мерами государство стремилось не допустить ослабления сплоченного гражданского коллектива и тем самым сохранить слой свободных производителей как собственников средств производства и орудий труда. Как уже отмечалось, эта политика вызывалась прежде всего принудительным характером рабского труда, а также, при сравнительно слабом развитии производительных сил, развитием экономики полиса не за счет внутренних ресурсов, а за счет внешних захватов, т. е. политики экспансии.
Греческие полисы были очень разнообразны по своим местным особенностям. Мы остановимся здесь лишь на двух формах полисной организации, наиболее ярко выражающих характер демократического и олигархического полиса (Спарта и Афины). И тот и другой являются рабовладельческими полисами. Кроме того, в обоих полисах налицо довольно большое количество негражданского населения, стоящего в различных степенях зависимости от полисного коллектива граждан. Основным отличием между этими двумя полисными формами является отличие системы эксплуатации рабов.
В олигархическом полисе (типа Спарты) основной земледельческий труд был возложен на рабов, потомков местного земледельческого населения, покоренного дорийцами. Эти земледельческие рабы могли принадлежать либо всему полису в целом, либо отдельным знатным семьям, либо, в более отсталых общинах, и знатным родам. Во всех случаях граждане полиса были владельцами земельных участков, обрабатываемых рабами, принадлежавшими к одному племени, к исконным обитателям данного района.
В демократическом полисе (Афины) земледельческий труд, в результате победы демократических слоев населения в борьбе с родовой знатью, стал привилегией свободных граждан. Рабы эксплуатировались преимущественно в ремесле и торговле. Эта система рабства основывалась на покупных рабах, доставляемых из различных районов древнего мира.
В олигархическом государстве разорение мелкого землевладельца и потеря им земельного участка, обрабатываемого рабами, была связана с потерей гражданских прав.
В демократическом полисе мелкое землевладение крестьян и мелкое ремесло кустарей-ремесленников составляло основу демократического строя. Мелкие свободные производители получали часть прибавочного продукта от труда рабов. Форма литургий и являлась конкретной формой выделения части прибавочного продукта гражданами-богачами гражданам-беднякам. Кроме того, положение мелких свободных производителей, ремесленников и крестьян, было облегчено тем, что они были избавлены от тяжелого физического труда, благодаря наличию рабов.
Кроме этих двух форм полисного рабовладения, существовало много промежуточных форм, приближающихся то к спартанской, то к афинской форме, но всегда имеющих и свои особенности. Однако несмотря на разнообразие, все греческие рабовладельческие полисы
всегда осуществляли свою основную задачу укрепления власти над рабами и их эксплуатации; характер землевладения при этом обычно определял большую или меньшую демократичность каждого конкретного полиса.
Формирование и развитие полисной системы рабовладения вызвало к жизни новые явления, ранее неизвестные.
По мере развития полисного строя у греков, несмотря на многочисленные междоусобные войны между отдельными полисами, единство языка, письменности, культов, экономического и политического строя привели к сознанию общего единства всех греков, особенно перед лицом враждебного им мира негреческих государств и племен.
Сознание единства греков еще более усилилось по мере развития рабства, по мере роста количества привозных рабов, покупавшихся или захваченных в войнах с негреческими племенами и народностями. Это единство было осознано как единство эллинов против «варваров», к которым греки причисляли всех негреков, и, в первую очередь, рабов.
По мере роста международных и межполисных сношений, росло почитание общегреческих святынь и богов, храмы которых были расположены обычно в местах, легко доступных всем грекам. Территория таких храмов объявлялась священной и неприкосновенной; пути, ведущие в храм («священные дороги»), были открыты даже во время войн, и каждому направляющемуся в храм греку была обеспечена неприкосновенность, так как нападение на него было святотатством. Все храмовые праздники, вызывавшие большое стечение народа, одновременно были ярмарками, имевшими межполисный характер, а храмы становились наиболее удобным местом, куда можно было отдавать на хранение свои богатства или получать оттуда ссуду под проценты. Особенно известными святилищами общегреческого характера были Олимпия (в Элиде) и Дельфы (центральная Греция), где справлялись «панегирии», т. е. собрания всех греков любого полиса, сопровождавшиеся общегреческими играми и состязаниями.
Наряду с этим возникли и союзы отдельных общин (амфиктионии) 1, находившихся по соседству с каким-либо крупным храмом. Союзники, объединившиеся для защиты храмов от нападения врагов, заключали между собой мирный договор с обязательством не возбуждать друг против друга войн. Одновременно руководство состязаниями и общегреческие ярмарки, связанные с храмом, давали амфиктионам немалые выгоды. Наиболее известна Пилейско-дельфийская амфиктиония, возникшая вокруг храма Аполлона в Дельфах. Члены этого союза (амфиктионы) должны были взять на себя функции охраны всей храмовой собственности (сокровищ и земель), поддерживать все храмовые постройки в хорошем состоянии, за
ботиться об украшении священного округа храма; На них лежала обязанность организации храмовых игр и наблюдение за их проведением; они обладали также судебными полномочиями и даже чеканили монету.
Самое возникновение амфиктионий свидетельствует о том, какое огромное значение придавалось в то время развитию греческих храмов, способствовавших на данном этапе временному объединению всех греков — граждан греческих полисов.
По преданию, Олимпийские игры в Олимпии у храма Зевса начались с 776 г. до н. э., и так как они проводились каждые четыре года, то позже греки стали вести и общий календарный счет по олимпиадам, начиная с первой. С VIII в. до н. э. в Олимпийских играх стали принимать участие и города Греции, а с середины VII в. игры приняли общеэллинский характер, т. е. были открыты и для греков — граждан всех греческих колоний. Политическое значение этих игр состояло в том, что первоначально бывшие свидетельством силы дорийцев, они превратились затем в праздники, знаменующие превосходство греков над негреками в физическом и военном отношении.
Развитие полисной жизни привело к укреплению и торговых связей как в самой Греции, так и за ее пределами и к формированию полисной идеологии—идеологии рабовладельцев; оно породило убеждение в преимуществе греческого политического строя над строем других негреческих государств и в военном превосходстве греков над «варварами», а следовательно, в моральном праве использовать всех негреков в качестве рабов. Эта раннерабовладельческая идеология полиса позже получила дальнейшее развитие, нашедшее наиболее яркое выражение в учении Аристотеля «о рабах по природе».