70

 

§ 6. Изучение античности в России дореформенного периода

В области социально-экономического развития Россия первой половины XIX в. (дореформенный период) отставала от передовых стран Европы, позиции русского феодализма были еще крепки, тем не менее формирование капиталистических отношений приобрело необратимый характер. Это обостряло экономические и социальные противоречия в обществе, усиливало идейно-политическое брожение среди передовой русской общественности.

Большое воздействие на общественную мысль России начала XIX в. оказали французская революция XVIII в., военно-политическая деятельность Наполеона, затем Отечественная война 1812 г. и заграничные походы русской армии 1813 — 1815 гг. Официальному дворянско-монархическому направлению в русской историографии

   
 
71

 

противостояла сформировавшаяся в начале 20-х годов XIX в. историческая концепция первого поколения русского освободительного движения — декабристов, В идейно-политической борьбе обоих направлений определенная концепция античности стала играть довольно заметную роль. Если представителей передовых кругов русского общества привлекали гражданские добродетели и политические свободы в античных республиках, то адепты официально-монархического направления стремились ввести занятия античностью в русло антикварных штудий или монархических концепций.

Увлечение античностью, столь характерное для русского общества начала XIX в., было совсем иного рода, чем в предшествующее столетие. Абстрактный интерес к античному государству сменился более внимательным отношением к древнему обществу, от монархии взоры обратились к древним-республикам, а образ сильного властителя должен был уступить место более привлекав тельной фигуре свободного гражданина.

Отражение интереса, который общество испытывало тогда к античности, можно обнаружить и в художественной литературе, например у К. Н. Батюшкова, А. С. Пушкина и других, и в публицистике. В журналах и отдельными изданиями публиковались всевозможные «взгляды» и «рассуждения» на темы классической древности, как правило, весьма популярного свойства. При этом показателен был возросший интерес к гражданской истории древних. В качестве примера можно указать на статью И. М. Муравьева-Апостола о заговоре Катилины (1818). Автор — известный литератор и государственный деятель, отец будущих декабристов — вполне разделяет отрицательное отношение к Катилине, видя в нем врага, а в Цицероне — защитника республиканских свобод.

Сколь велико было преклонение перед гражданской доблестью древних, показывает пример декабристов. Политические убеждения первых русских революционер ров во многом складывались под влиянием античной литературы. Плутарх, Корнелий Непот, Тит Ливий и Тацит, в чьих произведениях можно было найти немало прекрасных рассказов о мужестве древних республиканцев, с детства были любимыми писателями дeкaбpиcтoв.

На фоне этих художественных и литературных увлечений естественной выглядит интенсивная переводческая

   
 
72

 

деятельность. Большой знаток древних языков И. И. Mapтынов в 20-х годах XIX в осуществил грандиозное предприятие: издал 26 томов своих переводов с греческого в виде единой коллекции «Греческих классиков». В эту коллекцию вошли: Эзоп, Каллимах, Софокл, Гомер («Илиада» и «Одиссея), Геродот, Лонгин, Пиндар и Анакреонт — все переведенные прозой, снабженные комментариями и изданные вместе с греческим текстом.

Особое значение имела деятельность Н. И. Гнедича (1784 — 1833), выдающегося поэта, обессмертившего свое имя переводом гомеровской «Илиады» (1829). Напевный размер стиха (Гнедич первым в России перевел Гомера размером подлинника — гекзаметром), своеобразный архаизирующий стиль как нельзя лучше передавали величавую простоту древней эпической поэмы. Прекрасный в художественном отношении перевод Гнедича отличался в то же время большой точностью, глубоким проникновением в сокровенный смысл подлинника. Гнедич собирался также заново перевести и другую гомеровскую поэму — «Одиссею», однако не успел; эту задачу выполнил другой замечательный русский поэт — В. А. Жуковский (1849).

Для развития классической археологии большое значение имело твердое обоснование России на побережье Черного моря и в особенности присоединение Крыма (1783). Богатая древними памятниками земля Тавриды оказалась с этого момента открытой для археологического обследования.

Археологические изыскания в Северном Причерноморье ограничивались на первых порах одним, правда, наиболее важным в историко-археологическом отношении районом Керчи, но и здесь за недостатком средств работы велись первоначально в незначительном масштабе. Перелом наступил в начале 30-х годов XIX в., когда обилие и достоинство находок обратили на себя внимание не только отдельных знатоков, но и правительства. В 1831 г. в 6 км от Керчи, в кургане Куль-Оба, солдатами, ломавшими камень, был открыт склеп, содержавший наполненное богатыми вещами погребение скифского царя IV в. до н. э. Куль-обские находки произвели сенсацию. Царское правительство, заинтересовавшись возможностью пополнения императорских коллекций редких вещей, стало щедро финансировать археологические изыскания. По его поручению А. Б. Ашик и

   
 
73

 

Д. В. Карейша начали с 1832 г. систематические раскопки в районе Керчи. Впрочем, работы в первое время 1велись достаточно бессистемно: в погоне за драгоценными вещами раскапывали главным образом курганные Погребения («Царский» курган, курган со «склепом пигмеев» и др.).

Раскопки в Крыму дали богатый материал для исследователей классической древности. В 40-х годах стали появляться первые монографические исследования, посвященные отдельным греческим городам Северного Причерноморья: о Пантикапее — А. Б. Ашика (Одесса, 1848 — 1849), Г.И.Спасского (1846), П.'П. Сабатье (Сб., 1851); о Херсонесе — Б. В. Кёне (Сб., 1848); о Тире — П. В. Беккера (Одесса, 1849). Вновь (после Байера и Татищева) ожил интерес к геродотовой Скифии. Этому вопросу большое исследование посвятил профессор Московского университета Н. И. Надеждин (1844).

Наконец, в 50-х годах появились первые обобщающие труды по классической археологии Северного Причерноморья, подводившие итоги первому полувековому периоду изысканий. Важнейшим из них были «Древности Боспора Киммерийского» с текстом на русском и французском языках, с великолепными иллюстрациями и планами, в трех томах (СПб., 1854).

Одновременно с развитием археологических изысканий в Северном Причерноморье возродились занятия античной историей и филологией в Петербургской Академии наук. Укреплению вновь созданной академической кафедры греческих и римских древностей содействовали, в частности, целенаправленные усилия президента Академии С. С. Уварова, который сам был большим любителем и знатоком античности. Впрочем, оказывавшееся им покровительство академическим занятиям античностью определялось столько же заботою о науке, сколько и расчетом — разрушительному натиску либеральных идей противопоставить отвлеченные занятия древностями, за счет античности укрепить позиции официальной идеологии.

При посредстве Уварова в составе Академии наук в первой половине XIX в. оказались крупные ученые-классики Е. Е. Кёлер, Ф. Б. Грефе, Л. Э. Стефани.

Интересы первого из них — Е. Е. Кёлера (1765 — 1838) были связаны главным образом с искусством и

   
 
74

 

археологией. В целом ряде работ он касался самых разнообразных сюжетов причерноморской тематики: трактовал о надписях, монетах, произведениях искусства, религиозной и экономической жизни античных городов. Важнейшие из трудов Кёлера собраны в посмертном собрании его сочинений: «Избранные сочинения», т. I-IV, 1850-1853.

В отличие от Кёлера Ф. Б. Грефе (1780 — 1851) был более филологом. Его интересовали главным образом древние языки и литература. Из крупных работ выделяется комментированное издание поэмы «О Дионисе» позднегреческого поэта Нонна из Панополя (1819 — 1826). Грефе также издал с подробными комментариями ряд греческих надписей, найденных в Северном Причерноморье (1841).

Л. Э. Стефани (1816 — 1887) обратился к изучению произведений античного искусства, хранившихся в русских музеях, а также материалов, добытых во время археологических раскопок в Северном Причерноморье. Плодом этой работы явился ряд исследований, посвященных античному изобразительному искусству, вазам Эрмитажа, боспорским древностям, а также общие Описания античных коллекций Эрмитажа и Павловска (Стефани Л. Э. Нимб и лучезарный венец в произведениях древнего искусства. 1863; его же. Собрание императорского Эрмитажа, т. I — II, 1869; его же. Путеводитель по античному отделению Эрмитажа. М., 1856; его же. Собрание древних памятников искусства в Павловске. СПб., (1872). Значительным был вклад Стефани в северопричерноморскую эпиграфику. Ему принадлежит, в частности, публикация боспорских надписей во 2-м томе «Древностей Боспора Киммерийского».

Наряду с Академией наук важными центрами изучения античности стали в первой половине XIX в. и русские университеты. Их было теперь несколько: к основанному еще в прошлом столетии Московскому университету прибавились в самом начале XIX в. университеты в Дерпте (1802), Харькове и Казани (1803), Петербурге (1819). Несколько позднее, в 1834 г., был открыт еще один университет — в Киеве. Именно в русских университетах и сложилась впервые преемственная школа отечественных исследователей античной истории. Правда, на первых порах университетские занятия древней исто-

   
 
75

 

рией не отличались высоким уровнем. В ту пору из-за недостатка преподавателей кафедры всеобщей истории замещались людьми достаточно случайными, мало подготовленными к университетской деятельности.

Для улучшения университетского преподавания всеобщей истории и некоторых других наук в 1827 г. было решено создать при Дерптском университете особый Профессорский институт для подготовки из выпускников других русских университетов квалифицированных преподавателей. Программа этой подготовки предусматривала также дополнительную заграничную командировку (как правило, в Германию) для дальнейшего усовершенствования. Среди прошедших такой курс подготовки были и зачинатели русского университетского антиковедения, в том числе Д. Л. Крюков и М. С. Куторга. С их приходом на университетские кафедры в середине 30-х годов XIX в. преподавание истории в русских университетах поднялось на более высокую ступень. Новые профессора внесли в преподавание и изучение древней истории критический метод Б. Г. Нибура, историзм Гегеля и социологические идеи французской романтической историографии.

После окончания профессорского института Д. Л. Крюков (1809 — 1845) стал читать курсы древней истории и латинской словесности в Московском университете. Крюкова интересовали преимущественно литература и история Древнего Рима. В римской литературе его особенно привлекала фигура Тацита: свою докторскую диссертацию он посвятил разбору «Агриколы» Тацита (1832), а позднее напечатал статью «О трагическом характере истории Тацита» (1841), где доказывал, что трагедия римской истории состояла в пагубном столкновении двух стихий — «произвола индивидуумов с произволом черни». Самое значительное сочинение Крюкова — «Мысли о первоначальном различии римских патрициев и плебеев в религиозном отношении» (1842). В русской литературе это была первая серьезная попытка проникнуть в мир религиозных представителей классической древности. По мнению Крюкова, в римской религии можно обнаружить два начала, две культовые формы, по самой своей сути противоположные друг другу, которые лишь позднее слились воедино; эти две формы — простая, символическая религия патрициев и пышная, сопряженная с кровавыми жертвоприношениями,

   
 
76

 

антропоморфная религия плебеев. Первая форма — символическая, или квиритская — была местного, латинского, отчасти сабинского происхождения, вторая принесена из Этрурии.

Учеником Крюкова и преемником его по кафедре римской словесности был П. М. Леонтьев (1822 — 1874). Диапазон Леонтьева как ученого был очень широк: древнегреческая религия, античная скульптура и архитектура, археология Северного Причерноморья, экономическое и социальное развитие Рима — вот перечень, притом далеко не полный, тем, которые его интересовали. Среди написанного им есть крупные исследования: магистерская диссертация «О поклонении Зевсу в Древней Греции» (М., 1850); фундаментальное исследование о Танаисе — «Археологические разыскания на месте древнего Танаиса и в его окрестностях», опубликованные в 4-й книге «Пропилеев» (М., 1854); первая в русской литературе работа по аграрной истории Рима — «О судьбе земледельческих классов в Древнем Риме» (М., 1861).

Леонтьев был не только ученым, но и общественным деятелем, издателем и публицистом, ратовавшим — впрочем, так же, как и Уваров, не только из научных, но и из консервативных побуждений — за всемерное развитие классического образования в России. В 50-х годах им было предпринято издание «Пропилеев» — периодически выходившего в свет сборника статей по античному искусству, литературе и истории (всего вышло пять книг. М, 1851 — 1856). В «Пропилеях» приняло участие большое число русских исследователей античности: сам Леонтьев, П. Н. Кудрявцев, И. К. Бабст, М. С. Куторга, Н. М. Благовещенский, А. С. Уваров и др. Впервые было осуществлено широкое сотрудничество русских антиковедов на основе периодически издающегося сборника, специально посвященного классической древности.

В развитие антиковедных ппудий в России внесла свой вклад также и другая группа молодых профессоров Московского университета — Т. Н. Грановский и его школа. Видные представители отечественной науки всеобщей истории, чьи специальные интересы, правда, лежали более в средневековой истории, эти ученые много сделали для ознакомления русской публики с новыми прогрессивными идеями, как собственно научными, так и философскими и общественно-политическими. В осо-

   
 
77

 

бенности велико было значение преподавательской и просветительной деятельности Т. Н. Грановского (1813 — 1855). Свои лекции — обычные университетские курсы и публичные чтения — Грановский сделал проводниками высоких идей образованности и гуманизма. Ученик и «Преемник Грановского по кафедре всеобщей истории П. Н. Кудрявцев (1816 — 1858) составил книгу художественных очерков по Тациту «Римские женщины» (М., 1856), где на нескольких избранных типах ярко показал глубокое нравственное падение римского общества, свершившееся вместе с падением старого республиканского строя. Другой ученик Грановского, видный впоследствии специалист по политической экономии И. К. Бабст (1824 — 1881), начал с занятий древнегреческой историей. Его магистерская диссертация «Государственные мужи Древней Греции в эпоху ее распадения» (М., 1851) была первой в русской литературе работой, посвященной кризисному IV веку греческой истории.

Оригинальным исследователем античности показал себя С. В. Ешевский (1829 — 1865 гг.), ученик и преемник Кудрявцева в Московском университете. Особенный интерес к проблеме зарождения западноевропейского феодализма побудил Ешевского обратиться к изучению последних веков римской истории. Главный труд Ешевского — его магистерская диссертация «Аполлинарий Сидоний» (М., 1855), где биография самого Аполлинария — галльского писателя и епископа — служит отправной точкой для характеристики культурной и политической жизни Римской Галлии в то смутное время (V в.), когда совершалась окончательная ломка древнего мира и уже складывались начала нового, феодального общества. К теме диссертации примыкают и некоторые из опубликованных университетских курсов Ешевского: «Центр Римского мира и его провинции» и «Очерки язычества и христианства». В разработке проблем римских провинций, кризиса и падения античного мира Ешевский был пионером в науке своего времени. Его общий очерк жизни римских провинций в эпоху империи был составлен значительно раньше, чем в западной науке.

Перелом в преподавании всеобщей истории в Петербургском университете был связан со вступлением на кафедру М. С. Куторги (1809 — 1886), которому и суждено было стать основоположником влиятельной школы исследователей античности. Научные интересы Куторги

   
 
78

 

сосредоточивались преимущественно в области древнегреческой истории. Его первые исследования — магистерская (1832) и докторская (1838) диссертации — были посвящены одному из самых сложных вопросов ранней истории Афин — эволюции древнейшей племенной организации и связанному с этим возникновению первых сословий. С историографической точки зрения эти работы интересны тем, что в них впервые были сделаны попытки приложить основные выводы французской романтической школы, тогда прогрессивного направления в исторической науке, к древнейшему периоду греческой истории. Отталкиваясь, в частности, от работ Ф. Гизо, которого он особенно ценил, Куторга доказывал, что важнейшим фактором древнеаттической истории было покорение пришлыми ионийскими племенами коренных жителей Аттики — пелазгов. Завоеватели одни только сохранили право иметь филы и фратрии, между тем как покоренные, лишившись своей племенной организации, стали просто народом земли — демосом. Потомки победителей со временем составили правящее сословие эвпатридов, тогда как остальная масса народа оказалась на положении зависимых геоморов. В этом истоки социальной борьбы, связанной в дальнейшем с именами Солона, Писистрата и Клисфена.

Другая область исследований Куторги — политическая история Афин и Греции в архаический и классический периоды. Здесь выделяются две его большие работы: «История Афинской республики от убиения Иппарха до смерти Мильтиада» (СПб., 1848) и «Персидские войны» (СПб., 1858). Последнее — самое обширное из сочинений Куторги, изданных при его жизни. Главное внимание ученый уделяет здесь критическому исследоваванию показаний Фукидида, Плутарха и Диодора; он пытается согласовать данные Диодора со свидетельствами других авторов и таким образом реконструировать хронологию греческой истории V в. до н. э.

Замечателен глубокий интерес Куторги к внутренней жизни древнегреческого общества, к проблемам его социального и экономического развития. Уже в «Истории Афинской республики» он обращает внимание на связь политических изменений в государстве с его культурным и торгово-экономическим развитием. В «Персидских войнах» отводится много места исследованию таких специальных проблем, как виды собственности у афинян

   
 
79

 

(разделение имущества на «видимое», т. е. недвижимое, и «невидимое», т. е. движимое) и деятельность трапезитов — древних ростовщиков и банкиров. Одним из первых Куторга обратился к изучению жизни и положения низших классов древнегреческого общества. Эта тема трактована им в обширном, изданном уже после его смерти, монографическом исследовании «Общественное положение рабов и вольноотпущенных в Афинской республике».

Большая часть трудов Куторги связана с историей древних Афин. В последние годы своей жизни он усиленно работал над созданием единого, обобщающего труда, посвященного кардинальной проблеме, им впервые и поставленной в русской литературе, — проблеме афинского полиса. Труд этот остался незавершенным, однако и то, что успел сделать Куторга, составило два объемистых тома, изданных в качестве его посмертного «Собрания сочинений» (СПб., 1894 — 1896). Сюда вошло несколько монографий, объединенных под общим заглавием «Афинская гражданская община по известиям эллинских историков». Значительную часть первого тома составляет большая монография о рабах и вольноотпущенниках, о которой уже упоминалось; во втором томе выделяется столь же обширное исследование о политической структуре древних Афин — «Афинская полития, ее состав, свойство и всемирно-историческое значение».

Как ученый Куторга отличался философским складом мышления. Конечную цель исторического исследования он видел в выяснении общего хода человеческой истории, ее движущих факторов, закономерностей в смене общественных эпох; как исследователь — являлся сторонником историко-критического метода. Куторга был не только выдающимся ученым, но и замечательным университетским преподавателем. Его лекции и семинары стали настоящей школой науки, откуда вышла целая плеяда молодых ученых нового типа. Все они, как правило, по примеру своего учителя дебютировали трудами по древнегреческой истории. Вот соответствующий перечень: Ведров Вл. Жизнь афинского олигарха Крития (СПб., 1848); его же. Поход афинян в Сицилию и осада Сиракуз (с мая 415 до сентября 413 года до Р.Хр.). (СПб., 1857); Стасюлевич М. М. Афинская игемония. (СПб., 1849); его же. Ликург Афинский (СПб., 1851); его же. Защита Кимонова мира (СПб., 1852); Астафьев Н. А. Македонская

   
 
80

 

игемония и ее приверженцы (СПб., 1856); Бауер В. В. Афинская игемония (СПб., 1858); его же. Эпоха древней тирании в Греции (СПб., 1863); Люперсольский П. И. Храмовый город Дельфы с оракулом Аполлона Пифийского в Древней Греции (СПб., 1869); Васильевский В.Г. Политическая реформа и социальное движение в Древней Греции в период ее упадка (СПб., 1869). Однако некоторые впоследствии перешли к разработке и других разделов всеобщей истории. Так, В. Г. Васильевский обратился к истории Византии, М. М. Стасюлевич — к западному средневековью, а В. В. Бауер — к истории нового и новейшего времени. Все трое в Петербургском университете стали зачинателями систематических научных занятий в соответствующих областях всеобщей истории. Однако у всех этих родственных потоков был один общий источник — М. С. Куторга. Его по праву считают родоначальником того научного направления в изучении всеобщей истории, за которым закрепилось название «петербургской исторической школы».

Историография первой половины XIX в. явилась важным этапом в развитии исторической науки об античности. Именно в этот период были заложены основы истории как научной дисциплины: создана оригинальная и довольно строгая методика исторического исследования, в основе которой лежал историко-критический метод Нибура, выработано понимание истории античности как синтетической и самостоятельной науки, произошло ее окончательное выделение из классической филологии, а сама античность стала восприниматься как один из важнейших этапов во всемирно-историческом процессе.

   

 

   

 



Rambler's Top100