Наша группа ВКОНТАКТЕ - Наш твиттер Follow antikoved on Twitter

200

Глава 5

НАЧАЛЬНАЯ ШКОЛА

Воспитание как таковое, παιδεία, никогда не начинается раньше, чем ребенку исполняется семь лет, — возраст, когда его отправляют в школу. До этого его только «растят» (это называется (άνα)τροφή): ребенка «кормят» дома1, и он пребывает на руках женщин (сначала своей матери, но в основном — в семьях, которые по уровню жизни можно считать более-менее обеспеченными — няни, τροφός, которую язык отличает (по крайней мере у пуристов) от кормилицы в узком смысле слова, τίτθη2; как и эта последняя3, она чаще всего рабыня4, иногда свободная женщина5, как это бывает иногда6 и с кормилицей, которая проводит свою старость дома, окруженная живым участием со стороны своего прежнего питомца7 (1).

Отсутствие начальной школы

Разумеется, в некотором смысле можно сказать, что воспитание начинается с первых лет жизни (2); ребенок уже посвящается в общественную жизнь (в виде хороших манер, которые ему должно приобрести, и вежливости, присущей добропорядочному ребенку); ему уже пытаются навязать определенную моральную дисциплину: мы знаем, что некоторые «кормилицы» старались подавить капризы ребенка и направить его юную волю в определенные рамки с помощью строгих правил и — уже сейчас — изрядной доли суровости8.
С интеллектуальной точки зрения, годы, проведенные в детской, посвящены овладению языком; наиболее добросовестные воспитатели, как, например, стоик Хрисипп, настаивают9 на необходимости тщательно подбирать няню, чье чистое произношение и чей правильный язык дадут ребенку возможность избежать заражения вредными привычками, которые потом будет поздно искоренять.
И здесь уже начинается посвящение в культурную традицию: греческий ребенок, как и наш, проникает в мир, очарованный музыкой колыбельных песен, βαυκαλήματα, начинает знакомиться со «словесностью» со сказок кормилицы: басен, чьими персонажами были животные (весь репертуар Эзопа), историй с колдуньями, вызывающими в воображении страшные образы,

201

μορμολυκεια, Мормо, Ламии, Эмпусы или Горгоны, рассказов самых разнообразных; в той мере, в какой традиционная религия сохраняла свою роль в эллинистическую эпоху, именно в этом возрасте ребенок должен был открыть для себя весь этот мифический и легендарный мир богов и героев. Однако не обнаруживается никакого усилия, имеющего в виду систематизировать все это до уровня регулярного воспитания.
Прежде всего эти годы посвящены играм: тексты, изобразительные памятники (вазовая живопись и терракоты), игрушки, найденные в могилах, позволяют нам воскресить игры греческого ребенка; это вечные игры, в которых «маленький человечек» расходует избыток энергии, открывает и дисциплинирует свои побудительные реакции, а затем подражает — на своем уровне — занятиям взрослых. Он пользовался при этом, как пользуется и сейчас, погремушками, куклами, зачастую с подвижными суставами, лошадками на колесиках и маленькими повозками, миниатюрной посудой или инвентарем для приготовления обеда и возделывания сада; мячами и прежде всего бабками для игр на ловкость.
Ничего неожиданного в этом нет, а для грека — и ничего серьезного; это только παιδιά, «ребячество». Древние вдоволь посмеялись бы над серьезностью, с какой наши специалисты по детскому саду и яслям — скажем, Фребель или г-жа Монтессори — копаются в самых элементарных играх, чтобы обнаружить в них воспитательную ценность. Разумеется, в Греции нет и вопроса о дошкольных учреждениях в собственном смысле слова: это исключительно современное заведение, детище наиболее темного периода индустриального варварства, когда женский труд сделал необходимой организацию детохранилищ, призванных обеспечить матерям «свободу» откликнуться на призывный заводской гудок (3). В древности семья составляет единственное поприще начального воспитания.
Я, конечно, знаю, что и у греков были серьезные люди: их философы беспокоились по поводу напрасно потерянного в этот период времени, Платон хотел сориентировать детские игры на профессиональное10 или даже научное11 посвящение; он выражал желание также поспешить с началом школьной работы, отнести его к шестилетнему возрасту12; в пять лет, скажет Аристотель13, да нет же, в три, — набавит цену Хрисипп14: ни один возраст не должен оставаться без работы! Но это были толки теоретиков, крайние позиции, которые публика умела оценивать как таковые.

202

И в самом деле повседневная жизнь не откликалась на эти призывы. Периоду раннего детства в античности предоставлено развиваться под знаком самой полной непосредственности, проникнутой любовью: инстинктам ребенка предоставлен простор, и он развивается свободно. Ему оказывается снисходительность: ведь все это так маловажно! Развивать — как наши педагоги стараются изо всех сил — ребенка ради него самого показалось бы древним совершенно бесполезной заботой.
В семилетнем возрасте начинается школа: уже давно общественное воспитание стало правилом, и в самом деле, в эллинистическую эпоху только царские сыновья — как уже Александр — могли пользоваться услугами частных воспитателей.

Гувернер, или педагог

Отметим, однако, и устойчивость частного элемента: в числе учителей, вносящих свой вклад в образование ребенка, фигурирует и «педагог», παιδαγωγός — слуга, в чьи обязанности входит сопровождать ребенка в его ежедневных передвижениях из дома в школу и обратно (4). Его роль, в принципе, скромна: это простой раб, приставленный носить вещи своего хозяина или фонарь для освещения ему пути, иногда самого ребенка, если тот устал (я отсылаю читателя к очаровательным терракотам, которые нам показывают это в действии).
Но эта роль имела также и моральный аспект: если и поручалось сопровождать ребенка, то это было обусловлено необходимостью защитить ребенка от опасностей, подстерегавших его на улице, и мы знаем, что это были за опасности; педагог осуществляет над своим юным питомцем бдительный надзор, зачастую назойливый, продолжительный, пока тот не выйдет из детского возраста, подобный нестерпимому тиранству15. Естественно, несмотря на свое положение раба и незначительный престиж, которым он слишком часто пользовался16, он простирает свои обязанности за пределы этой чисто отрицательной защиты: он приучает ребенка к хорошим манерам, образует его характер и его мораль. Так что наряду с чисто техническим образованием, которое обеспечивают различные учителя (и в которое он зачастую вносит вклад в качестве репетитора, заставляющего учить уроки, и т.п.), моральное воспитание целиком поручено «педагогу», чья роль продолжает для эллинистических горожан роль «наставников» гомеровских героев. Язык отражает важность этого факта: в греческом эллинистической эпохи παιδαγωγός часто теряет свой этимологический смысл раба-«со-

203

провождающего» и принимает современное значение педагога, то есть воспитателя в полном смысле слова (тем не менее оно всегда будет отлично от «учителя», наставника в науках).

Распространение начальной школы

Язык также отражает важность, некогда исключительную, которая придавалась занятиям словесностью в воспитании: когда говорят просто «учитель», διδάσκαλος17, речь идет о наставнике, о школьном учителе, который учит читать, γραμματιστής, γραμματοδιδάσκαλος18, как его называют, и просто «школа», διδασκαλεΐον — это учреждение, где обучают.
Такие школы обнаруживаются повсюду в эллинистическом мире: будучи весьма распространены в греческих городах в предшествующую эпоху, они появляются всюду, где укореняется эллинизм. Допустим, цари из династии Птолемеев назначают «клерухов», солдат-работников для колонизации восстанавливаемых земель в фаюмских пустынях, — и тотчас вплоть до самых незначительных поселков повсюду появляются не только гимнасий и палестры, но и начальные школы (5). Папирусы показывают нам, что грамотность, не будучи всеобщей, была широко распространена и вне рамок господствующего класса (6): а ведь речь идет о колонизируемой стране, где греки — не более чем меньшинство, поглощенное варварским морем. В исконно греческой стране, как мы можем допустить, все свободные дети ходили в школы: это предполагают соответствующие законы Милета и Теоса19. Закон Теоса особо уточняет, что школьное образование адресовано на одинаковых условиях как мальчикам, так и девочкам20. По сравнению с древнейшими временами прогресс налицо, и он кажется практически всеобщим: терракоты из Мирины или Александрии часто нам показывают маленьких школьников за работой (7); мы найдем даже, что в огромном множестве городов бассейна Эгейского моря и малой Азии процветало среднее школьное образование для девочек. Все это происходит задолго до римской эпохи: тогда мы увидим стратега Аполлония, которому приходится доставать своей внучке Гераидус «книгу для чтения», которая той была нужна21.

Школьные помещения

У нас нет никаких точных сведений о том, какие именно помещения занимали начальные школы. Как долгое время это было у нас, как это и сейчас имеет место в мусульман-

204

ских странах, это мог быть какой-нибудь зал, совершенно не предназначенный именно для школьных занятий. Достаточно было одной комнаты: вовсе не представляется окончательно установленным, как это иногда преждевременно утверждалось (8), что ей предшествовал некий «зал ожидания», где педагоги находились во время занятий; более вероятно, что они присутствовали тут же, сидя с краю, как нам это показывают уже вазы V века.
Мы лучше знаем о его оборудовании: трудно представить себе что-либо проще — мебель сводится к сидениям. Кафедра, θρόνος22 — кресло со спинкой и кривыми ножками, откуда вещает учитель, деревянные табуретки без спинок, βάθρα23, для учеников. Нет никаких столов: жесткие дощечки позволяют писать, держа их прямо на коленях. Здесь, как и обычно в античном интерьере, уделялось больше внимания художественному оформлению, нежели соображениям функциональности и удобства. Наши источники, столь скромные по отношению к этим учреждениям, все же не оставляют нас в неведении, что они были украшены, как это и подобает святилищам Муз, изображениями этих «досточтимых богинь»24 или же масками, предназначенными для сцены или для празднеств в честь Диониса25, которые висели на стенах.

Условия работы учителя

Именно это - поприще учителя; обычно он один берет на себя ответственность за класс: до наступления римской эпохи мы не видим, чтобы «помощник учителя», υποδιδάσκαλος26 (9), появлялся хоть сколько-нибудь регулярно; не видим мы также и репетиторов из числа старших учеников*. Что касается самого учителя, то вызывает удивление, сколь мало значения античное общество придавало этой образовательной должности, к которой наше относится с почетом и уважением (или по крайней мере претендует на такое отношение).
Профессия школьного учителя остается в течение всего античного периода низкой и презираемой: о ней вспоминают для того, чтобы очернить человека, чей отец, как у Эсхина27 и Эпи-



* Классический тип духовного училища (в том числе и в России) предполагает, что функции конкретной работы с учениками (в частности, проверка устных и письменных домашних заданий) возлагается на старших и лучших учеников, так называемых авдиторов (auditores). В XVIII веке это практиковалось и в светских учебных заведениях (например, Академическая гимназия при Императорском Московском университете). — Прим. переводчика.

205

кура28, был вынужден ею зарабатывать себе на жизнь. Как профессия наставницы или гувернантки в викторианской Англии, это типичная профессия для человека из хорошей семьи, от которой отвернулась удача: политические изгнанники, блуждающие апатриды, «кого нужда заставила учить»29, лишенные власти владыки, как некогда Дионисий Младший из Сиракуз30... Вспомним о царях у Лукиана: лишенные в Аиде своего состояния, они становятся торговцами соленой рыбой, школьными учителями или сапожниками31. «Или он мертв, или стал где-то учителем», — говорит герой комедии о человеке, о котором давно нет известий 32.
Откуда это презрение? Прежде всего, за исключением тех городов, где, как в Милете или в Теосе, школы стали государственными, и учителя, избираемые собраниями граждан, получили то достоинство, которое причитается исполнителям общественных должностей, это «ремесло» в самом низком смысле слова: быть учителем — рабский труд, труд ради куска хлеба. Бегать за клиентами, выпрашивать деньги — все это позорные вещи в глазах аристократов, каковыми оставались греки.
Это ремесло за деньги и, того хуже, за небольшие деньги (10): наиболее точные документы по этому поводу — надписи Милета и Теоса. Первая определяет заработок школьного учителя в сорок драхм в месяц33, вторая — в пятьсот драхм в год (11), в обычный год (она пропорционально увеличивается, когда в году есть дополнительный месяц34). В обоих случаях это лишь немногим выше, чем плата квалифицированного рабочего, который обычно получал, как известно, одну драхму в день; но этого недостаточно, чтобы представлять реальную основу для повышенного жизненного стандарта.
Еще нужно было добиться такого положения, чтобы была уверенность в регулярной оплате. Милет и Теос — исключительные случаи; здесь жалованье учителя, обеспеченное доходами специального фонда, включено в городской бюджет и оплачивается муниципальными казначеями согласно скрупулезным предписаниям. Во всех других местах учителя должны принимать в расчет риск, неизбежно связанный с частной клиентурой; в принципе, как и в муниципальных школах Милета и Теоса, им платили в конце каждого месяца35, однако недостаточные родители подчас заставляли их ждать, не говоря о Гарпагонах, как описанный Теофрастом, который желает сэкономить плату за один месяц из двенадцати, заставляя своего сына пропускать школу в Антестерион, под тем предлогом, что кани-

206

кулы в этот месяц столь продолжительны, что число учебных дней не оправдывает расходов36.
Но прежде всего не ценится профессия учителя потому, что она не требует специальной квалификации. Никоим образом не стоит вопрос о том, чтобы эти учителя проходили профессиональную подготовку, подобную той, которую дают наши Нормальные школы. Милетский закон о школах, столь ценный своей скрупулезностью, показывает нам, каким образом осуществлялись выборы на эту должность: у кандидата не требуют никакого подтверждения квалификации, и выборщики должны только сознательно отобрать «наиболее способных заниматься с детьми»37. Кажется, что от учителей не требовали никакой гарантии (разве только с точки зрения морали, характера, чести38) (12): с технической стороны любой, кто сам научился читать, рассматривался как способный учить в свою очередь; ему достаточно было своих детских воспоминаний.
Это обусловлено характером античной педагогики, элементарным и рутинерским одновременно. Мы вскоре ею пристально займемся и увидим, что античная мысль, полностью предназначившая себя на службу человеку, не отстала и в этой области и поставила проблему ребенка, особенностей его психологии, его нужд и потребностей, и т. д.
Однако я не хотел бы, чтобы у читателя сложилось превратное впечатление: как бы мало ни платили учителям начальной школы, их положение (в Милете по крайней мере) предпочтительно по отношению к коллегам — преподавателям гимнастики — те получали только тридцать драхм в месяц39. Сколько бы ее ни чернили, их профессия, в силу своей необходимости, тем не менее получает то в одном, то в другом месте официальную поддержку: в III веке до Р. X. Лампсак вводит для школьных учителей налоговый иммунитет40 и Птолемей Филадельф — освобождение от пошлины на соль41; кроме того, некоторые памятники свидетельствуют, что их прежние ученики иногда надолго сохраняли к ним признательность и уважение: вспомним эпитафию старого учителя-родосца, скончавшегося после пятидесяти двух трудовых лет42 (13).

Школа и воспитание

Однако все это ничуть не умаляет того факта, что, по сравнению с нашими современными идеями, труд школьного учителя по-настоящему не ценился. Я еще раз подчеркну его, поскольку он важен для точной оценки школьной

207

жизни и школьной политики у древних: школа еще не играет в воспитании главенствующей роли, которую она приобретет на Западе в Средние века.
Поприще школьного учителя — специализированный сектор образования, он должен «технически оснастить» интеллектуальные силы ребенка, но воспитывает не он. Сущность воспитания — его моральная сфера, сфера характера, жизненного стиля. «Учитель» обязан только научить читать, а это куда менее важно.
Связь между начальным образованием и воспитанием, которая сейчас нам кажется естественной, является — для нас — наследием средневековья. Я даже уточню, наследием монастырской школы, где одно лицо осуществляет синтез двух весьма несхожих задач — наставника и духовного отца. В древности школьный учитель — слишком обезличенная и незначительная фигура, чтобы семья могла даже и подумать о том, чтобы переложить на него — как это слишком часто случается ныне — свою ответственность за воспитание в собственном смысле слова.
Если кто-то помимо родителей получает эту задачу, то это скорее педагог — естественно, простой раб, но который, по крайней мере, принадлежит к дому и тем самым, путем ежедневного общения, непосредственного личного примера, а особенно наставлениями и бдительным надзором вносит свой вклад в воспитание и прежде всего в моральное воспитание — бесконечно больше, чем сугубо технические уроки «грамматиста».
Нетрудно оценить всю важность этого факта: он создает значительное различие между нашими современными проблемами и их античными эквивалентами. Для нас главная проблема воспитания — школа. Но ничего подобного — у древних. Вот один из бесчисленных трактатов эллинистической эпохи, посвященных «воспитанию детей», тот самый, который дошел до нас под именем Плутарха (14): разве не вызовет удивления то незначительное место, которое там отведено собственно школьным вопросам? Похвальное слово культуре вообще — в рамках того, что мы назвали бы средним образованием, — как подготовке к философии43, похвала книгам, «орудиям воспитания» 44, указания на гимнасий45 или на ценность памяти46; все остальное, за исключением вводной части, где автор не удержался от соблазна изложить нам свои взгляды на теорию литературы47, посвящено только моральной атмосфере воспитания: это последнее меньше занимается собственно образованием, нежели формированием характера, а в таком деле главная роль отнюдь

208

не принадлежит школе; мы вновь столкнемся с этими фактами по поводу религиозного воспитания, как эта проблема будет поставлена христианством.

Расписание занятий

Познакомимся, однако, с античной школой с внешней стороны. В принципе — как мы знаем — считается, что ребенок посещает три заведения параллельно: словесную, музыкальную и гимнастическую школу. Но музыка, как мы убедились, теперь появляется только на уровне среднего образования. Остаются словесность и гимнастика. При теперешнем состоянии наших источников трудно определить, как именно распределялись часы в рамках учебного дня между этими двумя предметами. Мне представляется наиболее вероятным такое решение этой задачи (15).
Учебный день начинался очень рано, едва не с рассветом48: зимой, когда ребенок отправлялся в школу, педагог освещал ему путь фонарем (скульптура охотно воссоздает эту сценку). В начале эллинистической эпохи, когда физическая культура занимает еще то почетное место, которое принадлежало ей с самого начала, ребенок направляется прямо в палестру и проводит там утро. Потом он моется, возвращается домой и в полдень обедает; в послеполуденное время он отправляется в школу, где учится читать. Но, при том росте влияния, который приходился на долю словесности, второй урок мало-помалу становился все более нужным, и день стал начинаться именно с него. Первоначально, по-видимому, бывший простым повторением материала, которым дома занимался педагог, этот урок теперь перемещается в школу и становится наиболее важным дневным занятием. Физическое воспитание довольствуется последними утренними часами, и его роль последовательно уменьшается, для того чтобы потом исчезнуть вовсе, по крайней мере в латинских провинциях.

Школьный календарь

Греческий год не знает ничего подобного еженедельному перерыву, который под влиянием иудаизма принимает римское общество, начиная с I века по Р. X. Эллинистические школы не знали в собственном смысле слова и каникулярных перерывов. Они прекращают работу из-за различных праздников, религиозных и гражданских, местных или общенародных, не говоря уже о праздниках в самой школьной среде.

209

Весьма неравномерное распределение этих праздников может (если большое их количество приходится на краткий промежуток) придать этому последнему характер, в чем-то схожий с нашими каникулами: как мы видели, таков в Афинах был Антестерион. Разумеется, здесь торжествует местный партикуляризм: у каждой страны, у каждого города собственный календарь. В Милете день отдыха предоставляется детям пятого числа каждого месяца в честь великодушного мецената Эвдема49; в Александрии в III веке до Р. X. школы прерывают свою работу 7-го и 20-го каждого месяца в честь Аполлона50, но это не единственные каникулы: надо рассмотреть календарь целиком. Вот, например, то, что можно назвать университетской программой города Кос к середине II века до Р. X.: она нам дает для месяца Артамисий следующий список праздничных и экзаменационных дней, когда классные занятия прерывались51.
4-го числа: праздник Посейдона.
5-го: спортивные соревнования эфебов.
6-го: процессия в честь покойного пергамского царя Эвмена II.
7-го: празднества в святилищах Аполлона Кипариссия и двенадцати богов.
7-го же: спортивные соревнования детей.
10-го: праздник, учрежденный Пифоклом в честь Зевса Спасителя. (Пифокл, несомненно, благодетель города, а может быть, именно школ, как Эвдем в Милете или Политр на Теосе.)
11-го: спортивные соревнования эфебов.
12-го: празднество в храме Диониса.
15-го: празднество в храме Аполлона Делосского.
19-го: процессия в честь Муз.
25-го: спортивные соревнования эфебов.
26-го: процессия в честь царствующего в Пергаме Аттала II (или III).
29-го: школьные экзамены, — то есть всего восемь праздничных дней и, для детей, два экзаменационных; в предыдущем месяце, которому меньше повезло, шесть праздничных дней и только один — для состязаний.
К дням официальных каникул для каждого ребенка добавлялись семейные и его собственные праздники: день рождения, церемония стрижки волос в знак того, что мальчик становится подростком, подобные праздники всех его близких и важные события, как, например, браки, и др.
Было бы интересно, в конце концов, определить и среднее

210

число учащихся в каждом классе; но за отсутствием сведений о численности школьного контингента вообще, нам ничем не поможет информация, что Милет содержал четырех школьных учителей, а Теос — трех (которые также берут на себя, правда, и среднее образование 53). Распределение школьников по классам здесь поручено педоному54, и поскольку закон дает право учителю заявлять протест по поводу «слишком большого числа детей», к ним направленных , то, по-видимому, предпочитались неперегруженные классы (интересная и к тому Же весьма актуальная информация). Можно идти еще дальше: мы располагаем большим числом свидетельств, которые нам показывают, что античная педагогика ориентировалась на образование, может быть, более индивидуализированное, чем наше. Отсутствие эквивалента нашей «доски», характерного орудия коллективной учебы (17), не менее показательно.

Примечания

1.Arist. Pol. VIII, 1336 b 1, [Plat.] Ax. 366 d. - 2. Eusth. II. VI, 399. - 3. IG. 2 II, 9079; 9112; 12996. - 4. Id. 12563. - 5. IG. IV, 3553 b. - 6. IG. 2 II, 5514; 7873. - 7. [Dem.] Euerg. 52 s.. - 8. Tel. ap. Stob. 98, 72. - 9. Quint. I, 1, 4; Plut. Lib. educ. 3 E; 4 A. - 10. Leg. VI, 793 e. - 11. Id. VIII, 819 bc. - 12. Id. I, 643 bc. - 13. Pol. VII, 1336 а 23-24; b 35-37. - 14. Quint. I, 1, 16. - 15. Plaut. Bacch. 422-423; Ter. Andr. I, 24 s. - 16. Plut. Lib. educ. 4 А 12 Α; Plat. Lys. 233 ab. - 17. Her. Did. - 18. Tel. ap. Stob. 98, 72. - 19. Ditt. Syll. 577; 578. - 20. Id. 578, 9. - 21. P. Glessen 85. - 22. Anth. IX, 174, 5. - 23. Plat. Prot. 315 c; 325 e; Dem. Cor. 258. - 24. Her. Did. 97; 71 E; Ath. VIII, 348 D. - 25. Call. Epigr. 48. - 26. DL. X, 4. - 27. Dem. Cor. 258. - 28. DL. X, 4. - 29. Ath. IV, 184 C. - 30. Cic. Tusc. III, 27; Tr. р. XXI, 5. - 31. Luc. Menipp. 17. - 32. FCG. IV, 698, 375. - 33. Ditt. Syll. 577, 52-3. - 34. Id. 578, 11; 20-21. - 35. Her. Did. 8-11. - 36. Th. Char. 30. - 37. Ditt. Syll. 577, 43-49. - 38. Id. 775, 4. - 39. Id. 577, 51. - 40. SAWW., 166 (1910), 1, 46. - 41. P. Hai. I, 260. -42. IG. XII, 1, 141.- 43. Plut. Lib. educ. 7 CD. - 44. Id. 8 B. - 45. Id. 11 CD. - 46. Id. 9 DE. - 47. Id. 6 С 7 С. - 48. Tel. ap. Stob. 98, 72. -49. Ditt. Syll. 577, 76-79. - 50. Her. Did. 53-55. - 51. Ditt. Syll. 1028. - 52. Id. 577, 50. - 53. Id. 578, 9. - 54. Id. 578, 19-20. - 55. Id. 578, 32.

Подготовлено по изданию:

Марру, А.-И.
История воспитания в античности (Греция)/Пер. с франц. А.И. Любжина. - М.: «Греко-латинский кабинет Ю. А. Шичалина. 1998.
ISBN 5-87245-036-2
© «Греко-латинский кабинет Ю. А. Шичалина. 1998



Rambler's Top100