143
1. Ионийское восстание
44. Если эллинство до сих пор могло развиваться без всяких насильственных воздействий со стороны, непосредственно из своих собственных жизненных сил, то положение вещей стало другим, когда, начиная с VII в. и особенно в течение VI в., по периферии эллинского мира возникли большие государственные организмы — на востоке Лидийское царство и мировая Персидская монархия, а на западе финикийско-карфагенское государство, которые скоро перешли в наступление против греческого мира.
Против силы этого наступления наиболее угрожаемая часть греческой национальности выказала чрезвычайно незначительную силу сопротивления, потому что именно здесь партикуляризм племен и городов никогда не допускал создания сильного политического организма, объединения сил. Отдельно один за другим покорились малоазийские приморские города, хотя в большинстве только около половины VI в., Лидийской монархии.*
Правда, расположенный к грекам Крез (с 560 г.) не требовал от них иной зависимости, кроме признания лидийского верховного владычества и обязательства выплачивать умеренную дань, причем
* См.: Свенцицкая И. С. Греческие города в составе Лидийского царства. — ВДИ. 1978. № 1.
144
Милет считался даже на положении союзного Лидийскому государства (с времен отца Креза Алиатта). Но сопротивление было не сильнее и не объединеннее, когда после падения Лидийской монархии (547 г.?)1 Кир потребовал от всех (кроме добровольно перешедшего на его сторону Милета) гораздо более строгой формы подданства. Уже в сороковых годах VI в. все греки, обитатели материка, сделались обязанными данью и службой подданными Персии;2 та же участь постигла скоро и острова Хиос, Лесбос и Самос. Тирания, которая теперь с персидской помощью находила доступ в большинство городов, имела насущнейшей задачей утвердить персидское господство через преданных персам людей, которые в основе являлись ничем иным, как подручными сатрапов (ύπαρχοι). Как тесно связывали эти владетели свои интересы с Персией, показывает их поведение во время великого похода Дария на скифов (на Дунае в 513 г.). Гистиэй Милетский и другие греческие владетели из Малой Азии были поставлены Дарием на охрану плавучего моста через Дунай, и это они помешали херсонесскому владетелю Мильтиаду привести в исполнение его план разрушения моста с целью вызвать этим гибель Дария и всего его войска!
Только полная неудача авантюристического предприятия* возбудила вновь в восточных эллинах надежду на возможность успешного сопротивления персидскому колоссу. И симптомом этого брожения было то, что далее самого преданного Гистиэя под каким-то почетным предлогом призвали ко двору в Сузы и держали там. А тут подоспела новая неудача: длившаяся месяцы осада острова Наксоса, предпринятая шурином и наследником Гистиэя, тираном милетским Аристагором (500 г.?), окончилась ничем.** Эта неудача повысила всеобщее брожение до степени восстания. Аристагор сам
1 Büdinger. Krösus' Sturz. Eine chronol. Untersuchung, Sitz. ber. der phil. hist. Kl. der Wiener Ak., т. 92, 1878, стр. 197 и сл.; Α. Bauer. Die Kyrossage und Verwandtes, Ber. der Wiener Akad., 1882, стр. 490 и сл.; Jbb. f. kl. Philol., Suppl. Bd. X, стр. 335 и сл.; Hüsing. Beitr. für Kyrossage, Orient. Lit. Ztg., 1903, №3 и сл.; Schubert. Geschichte der Könige von Lydien, 1884; C. F. Lechmann-Haupt. Arch. Anz., 1898, стр. 122 и сл.
2 О Персидском владычестве в Малой Азии (546-334 гг.), см.: Lenschau. De rebus Prienensium, Leipziger Studien, 12, стр. 111 и сл.
* Целью скифского похода Дария I, по-видимому, было не покорение номадов, а военная демонстрация для обеспечения тыла в последующей войне с греками. Если исходить из этой цели, то поход Дария был весьма плодотворным. Скифы были деморализованы и не вмешались в греко-персидский конфликт; в результате похода персы покорили Фракию, установили контроль над важными для греков проливами, наконец, власть Дария признала Македония. Таким образом был создан плацдарм для походов в Грецию. Больших результатов от военной экспедиции Дария вряд ли можно было ожидать.
** Поход персов на Наксос, инициированный Аристагором, был ответом на просьбу наксосских аристократов, изгнанных с острова после демократического переворота (Hdt., V, 30).
145
встал во главе восставших; всюду устраняли тиранов и провозглашали свободу и национальную войну с Персией.1
45. Для продолжительного ведения войны нуждались, конечно, в энергичной поддержке со стороны метрополии, и в этой-то поддержке отказало восставшим как раз наиболее могущественное и воински наиболее благоустроенное государство — Спарта, хотя Аристагор лично хлопотал за свое дело в Спарте. Это уклончивое поведение Спарты Дункер и другие ученые осудили, как своекорыстное и близорукое; и это верно: если Спарта могла действовать иначе и если вообще можно было надеяться на успех, тогда, конечно, вожди спартанского народа своим пассивным отношением взяли на себя большой грех перед панэллинскими интересами. Тем более, что экспедиция против Наксоса не могла оставлять почти никакого сомнения, что персидская сила набросится скоро и на Европейскую Элладу, и потому именно теперь, пока еще восточные эллины были не сломлены, всего лучше было бы предупредить нападение персов. Но была ли Спарта на самом деле в таком положении, что ей представлялась полная возможность взяться за такое большое предприятие? Уже два раза кончались ничем заключенные против Персии союзы — один с Лидийским царством, другой с Египтом. Аристагор давал больше ручательств? И с другой стороны — спартанская гегемония была настолько прочна, что имелась полная возможность вести национальную политику на широкую ногу? Если сама Спарта никогда не была дальновидной и великодушной в национальных вопросах, то, несомненно, она и не могла подумать о том, чтобы ей удалось увлечь за собой союзные с ней государства для развития сильного наступательного движения на Восток.2 А малоазийская экспедиция одних спартанцев во всяком случае являлась абсурдной.3 К тому же дела сложились так, что как раз в это время Спарте угрожала война с ее старым наследственным врагом Аргосом,4 ввиду чего никакое напряжение сил для организации похода на дальний Восток было невозможно
1 В частности причины и ход движения очень темны для нас, и смелые гипотезы в стиле С. Niebuhr'a. Einflüsse orientalischer Politik in Griechenland in VI u. V Jahrb., Mitteil. d. vorderasiatischen Ges., 1899, не рассеивают скопившегося мрака. Ср. также: Lechmann-Haupt. Ук. соч.
2 Busolt. Sparta u. der ionische Aufstand, Jbb. f. Philol., т. 129, стр. 154 и сл.
3 Как справедливо отмечает E.Meyer. GdA., т. III, 302 и сл. Впрочем, Мейер в этом вопросе впадает в противоречие: на стр. 301 он высказывает мнение, что ионийцы ни в каком случае не могли противостоять персам, а затем, на стр. 307, при условии победы при Ладе, допускает возможность успеха.
4 Война эта, вспыхнувшая в ближайшие годы, привела к поражению аргосцев при Тиринфе и к освобождению аргосских периэкских городов Микен и Тиринфа, которые впоследствии, в войне против Ксеркса, боролись в качестве союзников Спарты вместе с эллинами, тогда как Аргос оставался нейтральным. Пока эта удача с Аргосом развязала руки Спарте, дело Ионии давно уже было решено.
146
без того, чтобы не вставал угрожающий вопрос о существовании самого государства.
Даже афиняне, несмотря на свое племенное родство и оживленные сношения, ставившие их гораздо ближе к ионийцам, могли прислать всего 20 военных судов, хотя их очень задевало обращенное κ ним, точно они были персидские подданные, требование сатрапа Сард Артаферна, вынуждавшего афинян принять обратно изгнанного ими тирана Гиппия, правившего Сигеем в качестве персидского ставленника. Афинская помощь, как ни значительна она была при тогдашней слабости морских сил Афин, для хода войны не имела никакого значения. А из всей остальной Эллады пришли только пять кораблей от эретрийцев, старых друзей Милета!
На деле приходилось малоазийским грекам вести войну почти совершенно одним, и потому их восстание могло замедлить движение персов на запад разве только на несколько лет. И Аристагор, примкнувший к восстанию из чисто личных мотивов,* вовсе не был вождем, способным развить силы сопротивления и дать им объединяющую их организацию.1 Моральный подъем, который мог бы развиться при демократизации призванных к свободе городов, был ослаблен сдержанностью метрополии. И вот, несмотря на распространение восстания от Кипра и Карии до Босфора, война с самого начала приняла очень несчастливый ход, начиная с рокового сожжения Сард (499 г.?)2 и до гибели союзного флота у Лады, явившейся следствием измены и отсутствия дисциплины, разрушения Милета (495 г.?)3 и жестокого наказания островов и северных городов (разрушение Перинфа, Византия и др.).4 При падении Милета погиб и знаменитый
1 Он еще задолго до окончания войны считал дело ионийцев погибшим и удалился в Миркин (на нижнем Стримоне), подаренный некогда царем Гистиэю. Там он был убит туземцами. Гистиэй погиб также бесславной смертью. Посланный царем для борьбы с восстанием, он бежал к грекам и пытался захватить в свои руки руководство восстанием. Всеми отвергнутый, он падал все ниже и кончил разбоем. После катастрофы при Ладе он стал владыкой Хиоса, пока не попался в руки персов и не был казнен как государственный преступник.
2 Сарды сгорели во время наступления греков в первый год войны. Вследствие этой катастрофы греки не могли утвердиться в Сардах, должны были отказаться от взятия крепости и отступили назад в Эфес.
3 Геродот (VI, 22) рисует судьбу Милета словами: Μίλητος μένουν Μιλησίων ήρήμωτο [«Милет после этого опустел от милетян»]. Это преувеличение. Хотя большинство населения частью было истреблено, частью выселено внутрь государства (на нижний Тигр), Милет все-таки продолжал существовать. По свидетельству самого Геродота (IX, 104), в персидском войске при Микале находился отряд милетцев. Но своего прежнего цветущего состояния Милет, однако, уже никогда не достигал.
4 Хронология очень проблематична.
* Аристагор опасался мести персидских властей за провал наксосской экспедиции, тем более, что во время похода он рассорился с персидским главнокомандующим Мегабатом (Hdt., V, 33 sqq.).
147
оракул Бранхидов (Дидимы).1* Сокровища храма вместе с богатыми посвятительными дарами Креза попали — кажется, благодаря измене жрецов — в руки персов. Храм был разрушен, а жрецы высланы в Согдиану; вообще, сожжение храмов и городов и массовые высылки населения почти всюду были следствием персидских побед.
Для политического развития восточной Эллады такой исход имел следствием восстановление тирании2 и существенное ограничение самостоятельности отдельных городов. Земли их снова были перемежеваны и земельная подать снова урегулирована. Короче говоря — персидское господство стало с этих пор еще крепче, чем когда-либо раньше.
1 Ср.: Haussoullier. Etudes sur l'histoire de Milet et du Didymeion, 1902.
2 Однако, по большей части, лишь временно, так как с 492 г. наступление Мардония способствовало переходу власти в руки демократии, в которой он после восстания видел более надежную опору персидскому владычеству, нежели в тирании.
* В Дидимах, к югу от Милета, находился знаменитый в Ионии оракул Аполлона, культ которого обслуживал род Бранхидов (Hdt., VI, 19; Strabo, IX, 3, 9).