Наша группа ВКОНТАКТЕ - Наш твиттер Follow antikoved on Twitter

67

III
Колониальное распространение греков по Средиземному морю и единство нации
Источники


20. Для истории колонизации служат но большей части те же источники, что и для воссоздания только что изображенной эпохи. Исторических известий о частностях процесса совсем нет. Традиция довольствуется этиологическими и этимологическими мифами, придуманными для объяснения учреждений, культа, названий и т. п., или же обосновывается на обратных выводах из географических и исторических обстоятельств. Особенно важны для значения влияний вымысла были оракулы, которые все были сочинены на почве того представления, будто колонизация шла под систематическим руководством со стороны Дельфийского бога; далее надо иметь в виду, что кажущиеся столь определенными хронологические данные о времени основания колоний, по крайней мере, древнейших из них, являются плодом позднейших комбинаций (ср.: Busolt. N. Rh. Μ., т. 40, 1885, стр. 466 и имеющую важное значение для критики κτίσεις [основания колоний] статью Wilamowitz'a. Die Herkunft der Magneten am Mäander, Hermes, 1895, т. 30, стр. 177 и сл.). Лишь с VII в. встречаются разрозненные достоверные свидетельства о колониальной истории, начинаются записи и чеканка монет, бросающие некоторый свет на условия политической и народно-хозяйственной жизни (см. у Busolt'a. GG., т. I, 365); тогда же начинает развиваться литература, непосредственно связанная с исторической жизнью

68
(ср., например. Архилоха, Каллина Эфесского и др.). Дальнейшие данные получаются из находок при раскопках гробниц; особенно важны в этом отношении находимые в могильниках вазы, а для более позднего времени особенное значение приобретают надписи (ср. особ.: Kaibel. Iiiscriptiones Graecae Siciliae et Italiae, 1890). Об основании колоний имеются кое-какие первоисточники, так для Брей — CIA, т. I, 31 и для Навпакта — IGA., 331.
Из авторов, занимавшихся историей основания колоний, следует упомянуть Гелланика Лесбосского и его сочинение Ίέρειαι της "Ηρας, «Жрицы Геры», названное так вследствие датирования его описаний в соответствии со списком жриц в Аргосе (Müller. FHG, т. I, стр. 45 и сл.). Это род всеобщей истории в отдельных очерках, как назвал этот труд Seeck в Beitr. ζ. alt. Gesch., т. IV, стр. 289. Ср. также: Kullmer. Die ιστορίαι des Hellanikos von Lesbos, Jbb. f. kl. Philol. Suppl. Bd. 27. Затем надо назвать Антиоха Сиракузского (Σικελικά и Ιταλικά, Müller. FHG, т. II, 12).* Оба эти автора, хотя и принадлежат к V веку, были использованы Фукидидом, который в кн. VI, гл. 1-5, дал обзор колонизации Сицилии (ср. литературу у Busolt'a. GG., т. I, стр. 151 и сл., 366 и сл., а также: Stein. Zur Quellenkritik des Thukydides, N. Rh. Mus., 55, стр. 531). Далее о κτίσεις — основании колоний — говорится у Филиста в Σικελικά** (Müller. FHG, т. Ι, 185; IV, 256), в «Истории» Эфора (Müller. FHG, т. I, 244) и у Тимея из Тавромения, основателя счета летосчисления по олимпиадам, в его «Истории Италии и Сицилии»*** (Müller. FHG, т. I, стр. 193; т. IV, стр. 640 и сл.; Geffcken. Timäos' Geographie des Westens, Philol. Untersuchungen herausg. von v. Kiessling und v. Wilamowitz, Heft 13, 1892).
Главным образом из этих утерянных источников IV в. (литературу о которых см. у Busolt'a. GG., т. I, стр. 155 и сл., 336 и сл. и ср. сданными Wachsmuth'a. Ук. соч.) почерпнут весь исторический материал в «Исторической библиотеке» Диодора (особ. кн. 5-8; ср.: Müllenhoff. Deutsche Altertumskunde, т. I, стр. 426 и сл.; Wachsmuth. Ук. соч., стр. 100 и сл.), в «Географии» Страбона, у Дионисия Галикарнасского (I, 22) и в «Землеописании» Псевдо-

* Антиох Сиракузский (V в. до н. э.) — древнейший сицилийский историк, автор «Истории Сицилии» (9 книг) и «Истории Италии» (1 книга), от которых сохранились отрывки в виде цитат у поздних авторов.
** Филист (около 430-356 гг. до н. э.) — греческий историк и политик родом из Сиракуз, полководец тиранов Дионисия Старшего и Младшего, погиб во время борьбы последнего с Дионом. От сочинения Филиста «История Сицилии» (13 книг), созданного по образцу трудов Фукидида, сохранились только отдельные фрагменты.
*** Тимей (около 340-250 гг. до н. э.) — греческий историк из Тавромения на Сицилии, в молодости активно участвовал в политической борьбе как сторонник Тимолеона и противник тирана Агафокла. После победы последнего был изгнан из Сицилии и поселился в Афинах. От обширного труда Тимея «История Сицилии» (43 книги) до нас дошли лишь отрывки. Тимей впервые ввел в историографию летосчисление по олимпиадам.
69
Скимна Хиосского (I или Ив. н.э.;* Müller. Geogr. Gr. Min., т. Ι, стр. 196 и сл.). И в других литературных трудах встречаются данные об основании колоний, например, в «Естественной истории» Плиния (в ее географических частях, кн. 3-6), у Павсания в его «Описании Греции». Для хронологии главнейшим источником является «Хроника» Евсевия (IV в. п. э.), в которой собрана и обработана вообще большая часть имевшегося тогда материала о древней истории (относительно этой христианской хронографии ср.: Geizer. Ук. соч.; Wachsmuth. Ук. соч., стр. 163 и сл.; а также: Schwartz. Eusebios у Pauly-Wissowa).
21. Аграрный характер экономического строя, на котором покоилось аристократическое государство IX в., уже в раннюю пору подвергся более или менее далеко идущим изменениям. Экономическое положение эллинского города-государства с силой стремилось выйти за рамки земледельческого хозяйства. При незначительности их территорий, греческие государства были вынуждены еще в самую раннюю пору своего существования извне получать важные предметы потребления, которые неустранимо односторонняя производительность каждого из государств, обусловленная очень небольшой величиной их территории, не могла вырабатывать у себя дома. В обмен они могли предлагать продукты производства своего земледельческого хозяйства — вино, масло, шерсть и т.д., и эти товары очень рано становятся предметом массового вывоза и обусловливают далеко развитые торговые сношения. Но повышению размеров сельскохозяйственного производства очень рано на маленьких территориях были поставлены пределы, и потому народное хозяйство эллинского города-государства настоятельно принуждено было обратиться к тем областям экономической жизни, которые более способны к расширению, чем земледелие, т. е. к промышленности и торговле.
Особенно рано и интенсивно выступает эта тенденция там, где почва благоприятствовала культуре важных для торговли растений и промысловому скотоводству, или содержала важное для промышленности сырье, например гончарную глину или железную руду; также шло вперед развитие промышленности и торговли там, где этому благоприятствовало географическое положение, способствовавшее развитию мореходства и общения с другими народами, прежде всего, следовательно, в приморских и удобно расположенных на пути морских и сухопутных сообщений городах Малой Азии, особенно Ионии, в Эвбейских городах Халкиде и Эретрии, в Мегарах, Коринфе и др. Здесь, при одаренности населения, образовался зародыш того торгового могущества, которое при подобных же условиях было в руках финикийцев, а позднее у венецианцев, генуэзцев и голландцев.

* Скимн Хиосский (II в. до н. э.) — греческий географ, автор не дошедшего до нас произведения «Описание Земли» в 16 книгах, составленного по типу одноименного сочинения Гекатея Милетского. Ранее Скимну ошибочно приписывали другое стихотворное произведение с аналогичным названием («Описание Земли для царя Никомеда»), от которого сохранилось 978 стихов.
70
Могущественным двигателем в этом направлении был, по-видимому, чрезвычайно быстрый рост населения, которое вследствие очень раннего заселения страны и выработки всей годной для земледелия почвы,1 при очень ограниченном количестве земли вообще, особенно в малоазийских колониях, почувствовало себя на родине тесно и стало искать новых точек приложения труда на месте, или шло за море — все в целях найти новые средства для пропитания.
Важными симптомами этого морского и торгового развития является, например, то, что эолийские земледельческие общины уступают первое место ионийским вывозным портам,2 всюду проступающее в гомеровском эпосе явное расширение географических кругозоров, раннее развитие системы путей и торговых сношений, охватывающей пространство от Черного моря до Сицилии, переход от натурального хозяйства к денежному,3 состоявшийся в VII в., участие знати в снаряжении кораблей и торговых предприятиях (ср., например, Бакхиадов в Коринфе, Солона и др.), коммерческое соперничество, уже очень рано доходящее до торговых войн и мирных договорных установлений* и напоминающее учреждение ганзейских факторий, в столь важном, например, для торгового обмена между Грецией и Египтом Навкратисе, заметное, на основании сделанных там находок предметов художественного ремесла, развитие капиталистического товарного обмена4 и т. и. А как многозначителен, наконец, факт, что в такой области, как Аттика, морское могущество которой сравнительно молодо, на находимых в ее пределах вазах, относящихся к VII в., изображения кораблей и морских схваток являются гораздо более частыми, чем картины на другие темы! В связи с очень древним институтом навкрарий** это очень красноречивое доказательство того, что даже здесь начала

1 См. об этом: Pöhlmann. Aus Altertum und Gegenwart, стр. 139 и сл., стр. 154 и сл.; Gesch. d. а. К. u. S., т. I, стр. 13 и сл.
2 Это видно прежде всего из того, как метко указывает Е. Meyer в GdA., т. II, стр. 433, что «культивирование сказаний о героях из Эолиды перешло к дворам ионийских царей и знати, и язык сказаний становится ионийским».
3 Ср. превосходное изображение этого процесса у Е. Меуег'а. Ук. соч., II, стр. 550 и сл. и у Beloch'a. Ук. соч., т. I, стр. 213 и сл.
4 Prinz. Funde aus Naukratis. Beiheft 7 журнала Klio, 1908, стр. 145 и сл.
* Подробнее о торговом характере военных столкновений в архаической Греции см.: Burn A. R. The so-called «Trade-league» in Early Greek history and the Lelantine war. — JHS. Vol. 49. 1929. P. 14 ff.
** Навкрарий — объединения афинских граждан, созданные в досолоновское время для строительства и содержания кораблей, а также для защиты побережья Аттики от нападения с моря. Всего насчитывалось 48 навкрарий (по 12 в каждой из родовых фил) во главе с пританами. Последние помимо своих прямых обязанностей выполняли определенные функции и в управлении государством (Hdt., V, 71; Arist. Athen. Pol., 8,3; 21,5). См.: Латышев В. В. Очерк греческих древностей. Ч. 1. С. 144 и сл.
71
развития мореведения и морских сообщений надобно отнести к гораздо более ранним временам, чем это обыкновенно принято.1
22. Наиболее важным результатом всего этого развития с политической и всемирно-исторической точки зрения было могущественное стремление эллинов за пределы ставшей им тесной родины, грандиозное распространение колоний по всей области Средиземного моря, отчасти, конечно, вызванное заботами об удовлетворении потребностей избытка населения в земле путем устройства колоний, но и очень существенно связанное с отмеченным выше морским и торговым прогрессом.2
В этом великом всемирно-историческом подвиге, завершившемся в течение VIII и VII вв., как ни рано и ни интенсивно приняла в нем участие метрополия, главная роль и значение принадлежали колониальной Элладе. Именно в колониях наиболее рано и наиболее сильно дали о себе знать те разнообразные мотивы, которые легли в основу дальнейшего развития греческой колонизации. Прежде всего необычайно быстро складывавшееся материальное процветание и очень сильный рост населения — причины, уже Адамом Смитом обозначенные, как своеобразное условие колониального развития, — именно здесь особенно живо заставляли чувствовать необходимость в колонизации. К этому надо прибавить быстрый темп политической жизни колоний. Азиатская Эллада прошла уже все фазы развития политической жизни, достигла до злейших форм местной тирании и до подчинения иноземному завоевателю в то время, когда метрополия еще далеко не достигла высшей точки своего процветания.3 Путь политического развития шел этапами, которые преодолевались Элладой обыкновенно в яростной борьбе политических партий, явившейся важным побудительным началом для выселения. Если выселение получило сильный толчок от господствовавшей до того аристократии даже в ту пору, когда демократические элементы метрополии еле начинали проявлять свою жизнь, что в колониях случалось раньше и сразу в большей степени, то оно еще более усилилось после победы тирании над древней знатью и ожесточенной борьбы этой последней с демократами.

1 Pernice. Ueber die Schiffsbilder auf den Dipylonvasen, Mitt. d. d. archäol. Inst, in Athen, 1892, стр. 285 и сл. Затем: Töpffer. Zur Chronologie der älteren griech. Gesch., N. Rh. Mus., 49, 1894, стр. 230 и сл.
2 Это игнорирует Белох, который устанавливает принципиальную разницу между греческой и финикийской колонизацией. В то время, как финикийское поселение прежде всего было торговой факторией, лишь при благоприятных обстоятельствах превращавшейся в земледельческую колонию, греческие основные поселки были, как думает Белох (GG., т. I, стр. 170), исключительно уже при самом возникновении земледельческими колониями и только позднее превращались во многих случаях в большие торговые места. Против этого одностороннего взгляда говорит изложение Е. Меуег'а (Ук. соч., II, стр. 440 и сл.), гораздо более близкое к истине.
3 Ср.: Roscher-Jannasch. Kolonien, Kolonialpolitik und Auswanderung (3-е издание).
72
Что касается самого хода колонизации, то он определялся, главным образом тем, что греки той поры, за исключением эолийских колонистов, наиболее сохранивших у себя характер земледельческих поселений, а также колонистов Халкидики и части южной Италии, не стремились к сколько-нибудь идущей вглубь новых стран эллинизации их или к образованию посредством завоевания обширных владений. В результате получился тот обнимающий чуть не все Средиземное море венок колоний, который, по словам Цицерона, был «эллинской каймой, оторачивавшей области варваров».1
Для метрополии и азиатской Эллады в хозяйственном смысле особую важность имели припонтийские колонии,2 созданные почти исключительно малоазийскими ионийцами,3 тогда как дорийская колонизация в существенных чертах ограничивалась здесь поселениями мегарцев (Халкедон, Византии и Гераклея в Вифипии, возникшие около середины VII в.). Хотя предание об основании понтийских колоний в VIII в. апокрифично,4 и в отношении к этому времени можно предполагать разве только основание здесь отдельных небольших факторий, зато в VII в. колонизация здесь принимает грандиозные размеры. На Геллеспонте и в Пропонтиде возникают тогда милетские города Абидос (против лесбосского Сеста) и Кизик, фокейский Лампсак, самосский Перинф (последний, правда, только в 600 г.) и др.; в том же столетии возникновением Синопы (метрополии Трапезунда) начинается колонизация берегов Понта вплоть до северного его побережья, что являлось исключительно делом ми-летцев.5 Точно также шедшая из Эвбеи (особенно Халкиды) и с Кикладских островов (особенно Пароса и Андроса) колонизация македонско-фракийского побережья, главным образом так называемой Халкидики6 с ее 32 городами (с конца VIII в.), исключая Потидеи, колонизованной дорийцами из Коринфа, — была сплошь делом

1 Ср.: Curtius. GG., т. I'', стр. 681 и сл., а также его статьи о «греках диаспоры», Ges. Abhdl. Ι, 1894, стр. 163 и сл.; Die Griechen als Meister der Kolonisation, Berl., 1883; Griechische Kolonialmünzen, Berl. Ztschr. i. Numism., I, 1874, стр. 1 и сл.; Pierson. Schiffahrt und Handel der Griechen in der hom. Zeit, Rh. Mus., 1861, т. 82; Götz. Die Verkehrswege im Dienste des Welthandels, 1888; Dondorff. Ueber Kolonisation bei den alten Hellenen, Jbb. für kl. Phil., т. 146, стр. 37, 82, 117 и сл.; Swoboda. Kolonisation в Handwörterbuch der Staatswissensch.
2 О понтийской колонизации ср. особенно работу К. Neumann'a. Die Hellenen im Skythenlande, 1855; Busolt. GG., т. I, стр. 304 и сл., т. И, стр. 481.
3 Bürchner. Die Besiedlung des Pontos Euxeinos durch die Milesier, I, Kempten, 1885, Progr.
4 Cauer. Parteien und Politiker in Megara und Athen, 1890.
5 Литературу о понтийской колонизации, особенно о многочисленных нумизматических работах, сопоставляет Busolt. GG., т. I, стр. 464 и сл.
6 Swoboda. Arch, epigr. Mitt, aus Oesterreich, VII, 1883, стр. 1 и сл.
73
ионийского племени. В Египте,1 где в то время, особенно с VI в., возвысился Навкратис, ставший в торговом отношении во главе целого ряда городов, населенных представителями различных племен,* первыми колонизаторами тоже были ионийцы (преимущественно жители Милета).2 Ионийцы же, наконец, — Эвбейские халкидцы прежде других — явились одни из первых на западном море, в Сицилии, где они основали Наксос и оттуда Леонтины, Катану (в конце VIII в.); тогда же, вероятно, возникла Занкла и от нее Гимера (в VII в.), а в Италии — Кима (на рубеже VIII-VII вв.),3 откуда основалось поселение Неаполь; из Занклы вышли первые обитатели Регия.
Но уже непосредственно к ним примыкает дорийская колонизация. Так, Коринф наряду с основанной им Керкирой развивает значительную колонизационную деятельность по ионийско-адриатическому побережью; здесь возникают Левкада, Анакторий, Амбракия — коринфские колонии (основаны в VII в.); Эпидамн, основанный керкирцами в 626 г. (?); Аполлония, основанная коринфянами в конце VII в.; с другой стороны, основанием Сиракуз (734 г. ?), откуда была заселена Камарина (около 600 г.), было положено в VIII же веке начало дорийской колонизации Сицилии. За коринфянами шли мегарцы, основавшие Тапс и Мегары Гиблейские (728 ?), от которых выделилась колония Селинунт (629 г.); затем идут родосские и критские дорийцы в качестве основателей Гелы (690 г.), которая в свою очередь основала Акрагант (580 г.?). В основании италийских

1 Ср.: Е. Meyer. Gesch. des alten Aegyptens, 1886, стр. 385 и сл.; G. Hirschfeld. Die Gründung von Naukratis, N. Rh. Mus., 1887, стр. 209 и сл. Относительно надписей Навкратиса см. там же, 1889 (т. 44), стр. 461 и сл. Литература о новых раскопках приведена у Busolt'a, GG., т. II, стр. 480; Prinz. Funde aus Naukratis, 7 Beiheft zur Klio, 1908.
2 Из метрополии были допущены в Навкратис, впрочем, только эгинеты, так как соперничество торговых интересов вообще играет большую роль в истории колонизации.
3 Относительно времени основания этого, по преданию, древнейшего поселка на западе см.: Heibig. Das homerische Epos aus den Denkmälern erläutert, 2-е изд., стр. 430; Busolt. GG., т. I, стр. 392; Geyer. Topographie und Geschichte der Insel Euböa (в работе Sieglin'a: Quellen und Forschg. z. alt. Gesch. u. Geogr., 1903), по мнению которого италийская Кима была основана погибшей впоследствии Эвбейской Кимой. Относительно эллинских колоний Кампании ср. вообще след. работы: Beloch. Kampanien. Topographie, Gesch. u. Leben der Umgebung Neapels im Altertum, 1879; 2-е изд., 1890; Duhn. Grundzüge einer Gesch. Kampaniens nach Massgabe der neuesten archäol. Entdeckungen, Verhdl. der. 34 Philol. vers in Trier (напечатано в 1880).
* Колония Навкратис была основана в Дельте Нила около 610 г. до н. э. совместными усилиями 12-ти греческих полисов: Милета, Самоса, Хиоса, Теоса, Фокеи, Клазомен, Митилены, Родоса, Книда, Галикарнасса, Фаселиды и Эгины (Hdt., II, 178).
74
колоний,1 особенно по побережью Тарентского залива, главное участие принимали: эмигранты ахейского происхождения, основавшие Сибарис и Кротон (во второй половине VIII в.), которые со своей стороны выслали многочисленные колонии-городки по побережью до Метапонта и Посидоний; лакедемоняне2 основали Тарент (около 700 г.). локрийцы и др. — Локры (в начале VII в.), в то время как ионийцы были представлены здесь лишь выходцами из Колофона, основавшими Сирис.3
Но, с другой стороны, кажется, дорийцы (с Родоса и Крита?) прежде всех продолжали движение колонизационного потока далее на запад: к побережью в устьях Роны, к Генуэзскому заливу, как это заставляют полагать локализация мифа о Геракле, с одной стороны, и многочисленные остатки храмов Геракла по всей Ривьере — с другой, хотя потом следы этого дорийского переселения были стерты ионийской колонизацией фокейцев, которые основали здесь Массалию4 (около 600 г.) — исходный пункт целого ряда поселений на Лигурийском и Иберийском побережьях.5
Как в восточной, так и в западной части Средиземного моря распространение эллинства явилось прежде всего противовесом семитизму, финикийско-карфагенскому морскому владычеству.6 Только некоторые поселения семитов в северо-западной Сицилии 7 устояли

1 Lenormant. La Grande-Grece; paysage et histoire, Le litoral de la mer ion., 1884; A travers l'Apulie et la Lucanie, 1883. Литературу об истории отдельных городов сопоставляют: Holm. GG., т. I, стр. 362 и сл.; Busolt. GG., т. I, стр. 364 и сл. Относительно недостоверности дат основания колоний нижней Италии и Сицилии ср.: Busolt. Rh. Mus., 1885, стр. 466 и сл.; Е. Meyer. GdA., т. II, стр. 443, стр. 472; Ettore Pais. Storia d'Italia P. I. Storia della Sicilia e della Magna Grecia, т. I, 1894.
2 По Gpffcken'y. Die Gründungssage von Tarent, Jbb. f. klass. Philol., т. 147, стр. 117 и сл., «Парфении», названные основателями Тарента, были древними туземными обитателями Лаконики, которые бунтовали против Спарты во время Мессенских войн и потом, на основании компромисса, получили разрешение выселиться с родины. То же и по R. Meister'y. Dorer und Achäer, стр. 22, тарентские колонисты, в главной массе, вышли из периэкско-илотского населения.
3 Или и Сирис был ахейского происхождения? См.: Bcloch. GG., т. I, стр. 176.
1 Ср.: Müllenhof f. Ук. соч., т. I, стр. 177 и сл.; Zorn. Ueber die Niederlassungen der Phokäer an der Südküste von Gallien, 1879, Progr. Kattowitz; Hirschfeld. Gallische Studien, Sitz. ber. der Wiener Akad., т. 103, 1883, стр. 271 и сл.; Busolt. GG., т. I, стр. 433 и т. И, стр. 222; Maass. Die Griechen in Südgallien, Jbb. d. österr. arch. Inst., IX, 139 и сл.
5 Ср.: Lenthcric. La Grece et l'Orient en Provence, 1878; Atenstädt. De Hecataei Milesii fraginentis, Leipz. Stud. ζ. kl. Phil. 14. 1. (1891), стр. 1 и сл.
6 Ср.: Meitzer. Gesch. der Karthager, I, 1879; Freeman. The History of Sicily (до 289 года до н. э.), четыре тома, 1891/1894 (немецк. изд. Lupus'a, т. I, 1895).
7 О тогдашнем положении Сицилии вообще см. также: Heisterbergk. Fragen zur ältesten Geschichte Siziliens, Berl. Studien f. kl. Piniol., 1889.
75
против эллинов. И хотя, в конце концов, Карфаген в союзе с этрусками решительной морской победой у Корсики остановил успехи эллинства (534 г.), с другой стороны, он должен был допустить мощный расцвет его на африканской почве, в Кирене, основанной жителями Феры в VII в., и в ее продвинувшихся на запад разветвлениях.1 23. В этом бесконечном рассеянии греков чуть ли не по всему бассейну Средиземного моря находило себе живейшее удовлетворение глубоко коренящееся в национальном характере их побуждение к индивидуализации устройства своего общинного быта. Колонизация нигде не привела к образованию обширных государственных организаций; а там, где были сделаны опыты основания настоящего колониального государства, как, например, попытка коринфян на Ионийском море и на Адриатике, там разгорались колониальные войны (Коринфа с Керкирой в первой половине VII в.),2 которые только обостряли тенденцию к партикуляристической обособленности греческих общин. Ни чувства уважения колоний к метрополии, ни религиозные товарищества отдельных групп государств, как, например, малоазийских ионийцев, не могли вызвать к жизни настоящую политически их объединяющую связь отдельных колоний и городов в одно целое. Наоборот, по мере роста интенсивности колонизационной и меркантильной деятельности все чаще возникали конфликты и столкновения между отдельными заинтересованными в чем-либо одном общинами; так, например, ничтожная соседская распря между Халкидой и Эретрией (VII в.) втянула в войну целый ряд государств по обе стороны Эгейского моря.3 Первоначальным объектом столкновения была лежащая между обоими этими городами Лелантская долина, в дальнейшем же развитии борьбы ясно выступает соперничество торговых и колониальных интересов в среде эллинского мира, явное соперничество за верховенство в нем. На стороне Халкиды были Коринф и Самос, соперники же их — милетцы, мегарцы и эгинеты — были на стороне Эретрии.* Отсюда понятно,

1 Gottschick. Gesch. der Gründung u. Blüte des hellenischen Staates in Kyrene, 1858; Studnitzka. Kyrene, 1890; Maass. Kallimachos u. Kyrene, Hermes, 1890, стр. 400 и сл.
2 Ср.: U. Köhler. Comment, in hon. Mommsenii, стр. 372.
·3 О понимании этой войны как торгово-колониальной ср.: Dondorff. De rebus Chalcidensium, Berlin, 1855; Holm. Lange Fehde, в посвященном Курциусу, по случаю его 70-летия, сборнике статей, 1884, стр. 21 и сл. Что касается результата борьбы, то она окончилась поражением Эретрии, но и истощила силы Эвбеи до такой степени, что она в следующем (VI) веке далеко отстала от соседних морских держав Эгины и Коринфа.
* Подробнее о Лелантской войне, слабо освещенном источниками межполисном конфликте конца VIII-начала VII вв. до н. э., см.: Burn A. R. Op. cit. Р. 14 ff.; Bradeen D. W. The Lelantine war and Pheidon of Argos. — TAPhA. Vol. 78. 1947. P. 223 ff; Donlan W. Archilochus, Strabo and the Lelantine war. — TAPhA. Vol. 101. 1970. P. 131 ff.; Lambert S. D. A Thucydidean Scholium on the «Lelantine war». — JAS. Vol. 102. 1982. P. 216 ff.
76
что и последствия этих войн давали себя чувствовать далеко и долго. Так, например, беспощадное соперничество между Кротоном и дружественным Милету Сибарисом, бывшее столь вредным для развития объединения всей Греции, находится, без сомнения, в значительной зависимости от тех войн.
24. Наряду с этими свидетельствами разъединения встречаются, с другой стороны, в жизни эллинского мира и показатели единения. Как раз в эпоху развития колонизации делается заметным решительное усиление чувства национального самосознания греков. Постоянное взаимное соприкосновение и смешение племен и городов, обусловливавшееся их сношениями друг с другом, торговлей и колонизацией, все более и более возраставший обмен не только материальными, но и духовными благами (поэзия, легенды, предметы искусства, идеи),1 противопоставление себя чуждым национальностям по периферии эллинского мира —·все это пробуждало И заставляло быстро развиваться чувству национального единства и единения. С этих пор народы негреческого племени стали именоваться у греков варварами, а единоплеменники — эллинами и даже панэллинами (Hom. IL, II, 530; Archiloch., fr. 52; Hes. Ор. et dies, 653). В народном эпосе (в списке кораблей «Илиады», VII в.) наиболее значительное деяние легендарной истории, Троянская война, рисуется как панэллинское предприятие (Il., loc. cit.). Это значительное свидетельство в пользу того, как эллинам VII в. при всей их раздробленности была близка идея народности, понятие общего отечества.
Видимым выражением этого чувства принадлежности к одной национальности является развитие панэллинских празднеств2 и то положение, которое заняли в сознании греков Дельфы, как до известной степени духовная столица эллинского мира, как «общий очаг» Эллады (κοινή εστία, Plut. Arist., 20).3 Это положение дало возможность дельфийским жрецам пользоваться в течение столетий не только религиозным, но и значительным политическим влиянием на образование внешних и внутренних отношений в мире эллинских государств.4
Но, конечно, не следует преувеличивать значения этого панэллинского авторитета.5 С одной стороны, аристократическое устрой-

1 Ср. удачные замечания Е. Меуег'а. GdA., т. II, стр. 720 и сл.
2 Определяющим для панэллинского характера, например, олимпиад является название распорядителей игр «Эллинскими судьями», Έλλανοδίκαι CIA. 112.
:ι Ср.: Welcher. Griechische Götterlehre, II, стр. 694, 697.
4 Отчасти преувеличенное и не вытекающее из источников изображение панэллинского влияния дельфийского жречества дает Curtius. GG., т. I6, стр. 475 и сл. Ср. возражения у Holm'a. Ук. соч., т. I, стр. 296 и сл. О древнейшей литературе, особенно относительно влияния оракула на ход колонизации, см. у Busolt'a. GG., т. I, стр. 678. Конечно, это влияние тоже чрезмерно переоценено. О настоящем руководительстве колонизацией, как, например, думает Курциус, здесь не может быть и речи Ср :Holm. Ук. соч., т. I, стр. 293.
0 Не следует упускать из виду, что предание часто складывалось под дельфийским влиянием.
77
ство Дельф являлось естественным противоречием все усиливавшимся в Элладе демократическим тенденциям, благодаря чему Дельфы были вовлечены в круговорот взаимно обострившихся политических противоречий и интересов, и в результате этого, в эпоху Греко-персидских войн они далеко не стояли на высоте своей национальной задачи; с другой стороны, дельфийскому оракулу никогда не удавалось ни оказать сколько-нибудь длительное воздействие на мирное улаживание конфликтов между отдельными государствами, ни создать внешнюю форму национального единения. Правда, великая амфиктиония,* возникшая около дельфийского святилища,1 уже в VII в. охватывала почти все племена метрополии, но это объединение, не умевшее устранять даже ссоры между входившими в него государствами, никогда не смогло подняться до задач действительно политической деятельности. Своеобразный, обусловленный самой историей возникновения амфиктионии союзный устав, предоставлявший незначительным сочленам одинаковое право голоса с первостепенными государствами, не мог способствовать основанию такого союзного авторитета, которому могли бы подчиняться и эти последние. И на практике амфиктиония ограничивалась почти исключительно интересами дельфийского культа и вопросами сакрального права, и под эти интересы и вопросы без всякой натянутости подойдет все, что мы знаем о вмешательстве амфиктиония в политику. О стремлении дать политике участвовавших в амфиктионии государств национальное направление или объединить их против нападений извне нам ничего не известно.
Но все-таки имело некоторое значение то обстоятельство, что в этом союзе объединялись эллинские государства от Олимпа до Тенара во взаимном признании известных народно-правовых обязательств и выполнении общей идеальной задачи (более гуманных способов ведения войны путем запрещения лишать осажденных единоплеменников воды и разрушать принадлежащий к амфиктионии город). Это объединение, несомненно, усиливало чувство национального единства участников его и, по всей видимости, существенно способствовало распространению названия эллинов.2

1 Первоначальным средоточием амфиктионии был, по всей вероятности, храм Деметры в Анфеле у Фермопил, где собирались для общего жертвоприношения представители обитавших вокруг племен (άμφικτίονες!). Позднее, в качестве второго сакрального средоточия являются Дельфы. По взглядам Bürgel'». Die pyläisch-delphische Amphiktionie, 1877, это произошло после «Священной войны», когда расположенное в области Крисы святилище стало независимым (около 586 г.).
1 Имя это произошло от названия области древней амфиктионии, области Эллады в южной Фессалии. См. выше, § 11 (его конец).
* Термином «амфиктиония» (άμφικτυονία) назывались священные союзы греческих полисов, сложившиеся вокруг наиболее почитаемых храмов, для их защиты и организации религиозных церемоний. Наиболее известными в Греции были Дельфийская, Делосская и Калаврийская амфиктионии. См.: Латышев В. В. Очерк греческих древностей. Ч. 1. С. 318-329.
78
Гораздо более ограниченное, но все же очень значительное положение рядом с дельфийским святилищем Аполлона занимал храм Аполлона на острове Делосе. Из амфиктионии соседних островов (Кикладских) вырос здесь в течение VIII в. союз, охвативший весь ионийский мир от Афин и Эвбеи до малоазийской Ионии. Каждый год собирались на Делосе ионийцы со всего побережья Эгейского моря на общее празднество Аполлона* (см. изображение празднества и связанного с ним ежегодно торга в относящемся к VII в. гимне Аполлону).** За союзом этим следует признать, наряду с национальным, и известное общеисторическое значение, если взвесить, как много способствовал он не только ассимиляции народных элементов самой Эллады, но и прежде всего сближению эллинской Азии и Европы.
25. С другой стороны, эта забота об интересах общего культа даже в отдаленной степени не могла быть связана с той опасностью, какая при других обстоятельствах (как, например, позднее в Европе) угрожала бы здоровому развитию нации. Нечего и думать о том, что в Дельфах могло бы образоваться средоточие церковной иерархии, которая связала бы свободное индивидуальное развитие духовной и религиозной жизни в той мере, в какой это удалось сделать средневековому Риму. Эллинский мир пережил самые различные формы классового господства, но под господство класса жрецов этот одухотвореннейший из всех народов не склонялся никогда. Народ со столь ярко выраженным антииерархическим образом мыслей не мог сколько-нибудь продолжительно спокойно переносить такой порядок вещей, когда бы гражданское государство подчинялось «Божьему государству» и гражданские власти действовали по кастовой жреческой указке. Даже до организации жречества со сколько-нибудь классовым характером не дошло дело у эллинов. Служение божествам, культ, вообще никогда не был у них делом особого сословия, а всегда всеобщим, всем доступным правом. Каждый мог быть жрецом, т. е. управлять святилищем и отправлять предписанные культом действия: «την ίερωούνην πυντός ανδρός είναι νομίζουσιν» [«они полагают, что жреческий сан может носить каждый человек»], говорит Исократ (Ad Nicocl., 6). Хотя при каждом отдельном храме были особые жрецы, но из них все же не могло образоваться особого жреческого сословия, потому что им приходилось отправлять такие функции, которые не отвлекали жрецов от гражданской жизни, тем более, что занятие жреческих

* Речь идет о празднике Делии, отмечавшемся в месяце Антестерионе (февраль-март). Во время празднества ионийские полисы и Афины отправляли на остров Делос священные посольства-феории и устраивали при храме Аполлона в честь этого божества гимнастические и мусические состязания.
** Имеется в виду один из «Гомеровских гимнов». Под этим названием в византийской рукописи дошел сборник, содержащий 34 коротких произведения эпического характера. В данном случае речь идет о гимне в честь Аполлона Делосского. В древности гимны приписывали Гомеру, однако в новое время было установлено, что они созданы не ранее VII-VI вв. до н. э.
79
должностей при храмах зависело от народного избрания и было ограничено временем. Жречество отнюдь не препятствовало носителю этого сана чувствовать себя прежде всего членом гражданской общины,1 культ которой он обслуживал и по отношению к которой являлся исполнительным органом. Таким образом, лица, отправлявшие жреческие функции, не сплачивались в сообщество с определенными интересами, не вырастали в сословие; они и подумать не могли о том, чтобы из слуг общества превратиться в господ его, как позднее в Европе. А так как далее каждый жрец имел дело только в своем храме и существовал только для данного храма, то не могло образоваться и никакой иерархической организации жречества. Не существовало никакого корпоративного устройства жречества и потому не возникало иерархического сосредоточения власти в руках какого-либо верховного жреца.
Если, следовательно, не возникло «клира», т. е. иерархии, внутри каждого отдельного маленького государства-города, πόλις'α, то тем менее мог возникнуть всеобщий эллинский клир, всеобщая эллинская иерархия жрецов. Каждый жрец был только жрецом своего города, и каждый был лишь жрецом отдельных божеств этого города; и так как эти бесчисленные πόλεις ревностно охраняли каждый свою «автономию» и зачастую относились друг к другу подозрительно или даже прямо враждебно, то тесное объединение жрецов отдельных городов на сколько-нибудь продолжительное время было едва ли возможным. У греков не было, следовательно, стоявшей вне политических границ, независимой от общины «церкви». Существовали религиозные корпорации для отправления различных культов, но не было самостоятельных церковных общин, которые стояли бы рядом с политическими, а потому не возникало никакого противоречия между государством и церковью. На почве эллинства являлось прямо невозможным делом подчинение чуждому всей сути его священническому авторитету, интересы которого находились бы в противоречии с интересами собственного государства или же собственной нации; в эллинском мире это было так же немыслимо, как противокультурная идея механического «единства вероисповедания». Политический индивидуализм греков заставлял их признавать то, признание чего новейшая Европа должна была вырабатывать себе тяжелыми усилиями, а именно, что дифференцирование и индивидуализирование религиозных представлений является вполне естественным и в корне здравым явлением человеческого развития.
Как же такой народ мог бы допустить самую мысль о подчинении индивидуального религиозного развития принудительному господству одной богословской системы? Такая мысль показалась бы абсурдной нормально мыслящему греку. Его религия, являвшаяся
1 Это специфически гражданское ощущение не отягощалось у греческого жреца требованием безбрачия. Ср. по этому вопросу: Fehrle. Die kultische Keuschheit im Altertum, Diss. Heidelberg, 1908.
80
в сущности культом, была свободна от догматизма; она никогда не была, говоря словами Виламовица (Heracles, I2, XXV), закована в узы теологии! Как каждый отдельный человек хотел относиться к ίεροϊ λόγοι — священным рассказам, — которыми объяснялось происхождение религиозных обычаев и обрядов, это было в глазах греков делом второстепенным. И как ни крепко держались они за эти обычаи, «связанное с ними представление оставалось чрезвычайно неопределенным, и один и тот же обряд мог быть истолкован самым различным образом, причем, вследствие того или иного его толкования, не могло и возникнуть вопроса о православии и еретичестве».1 Миф подвержен постоянным изменениям; он изменяется параллельно с изменениями в миросозерцании, с нравственным и интеллектуальным прогрессом. В нем отражается не история ученой богословской доктрины, а история народной души.2 Религиозное чувство могло проявляться во все обновляющихся формах, так как не было связано ни с догматами, относящимися к прошлому времени, ни с устарелым миропониманием, и к тому же еще никакая могущественная иерархия не могла создать окаменевающих в течение долгих периодов существования определенных культурных устоев, о которые неуклонно сокрушалось бы всякое новое, самостоятельное проявление жизни. Как обстояло дело с религией, так же оно было и по отношению к науке (действительно настоящему созданию эллинского духа!): не было никакой жреческой власти, которая, став посреди широкого духовного прогрессивного движения нации, опиралась бы на такую систему мышления, которая необходимо быстро отставала бы от неудержимого прогресса философии и науки; не было никакого авторитета, который бы с живыми разговаривал сделавшимся для них непонятным языком мертвых и был бы в состоянии увековечить созданное историческими обстоятельствами и преходящее, провозгласив его обязательной нормой для мышления людей текущей жизни! Что бы сказал образованный грек эпохи расцвета эллинской культуры, если бы ему поставили требование отодвинуть современную ему философию на точку зрения Фалеса, вроде того, как философию Фомы Аквинского стараются поставить нормой для мышления нашей современности, которая так основательно, как только возможно, разрушила все средневековое миропонимание? Такой грек, наверное, связал бы такое требование с понятием «варварства». То Έλληνικόν ελεύθερον! [Эллинское — свободно].
Нет ничего удивительного поэтому, что на такой почве, если не совсем начистую отрицалось существование государственных божеств, то во всяком случае у них не существовало почвы для возникновения противокультурного понятия «ереси» и инквизиторского воздействия в делах и вопросах веры!

1 Robertson Smith. Die Religion der Semiten (немецк. изд., стр. 12).
2 См. прекрасную статью Зелинского. Die Orestessage und die Rechtfertigungsidee, N. Jbb. f. d. kl. Alt., 1889, стр. 81.
81
Но чтобы совсем не возникало попыток создать духовную гегемонию, этого тоже нельзя сказать. Упомянутое выше широко простиравшееся влияние панэллинского, «почти вселенского» парнасского культа в руках честолюбивых и властолюбивых жрецов могло бы стать опасным, если бы всякая попытка обосновать на этой почве духовную или светскую гегемонию не разбивалась о свободное устройство эллинского мира. Для того, чтобы взяться за такое дело хоть с некоторой надеждой на успех, дельфийское жречество должно было бы примкнуть к руководящей светской силе греческого средневековья, к Спарте, следовательно к воплощению культурной отсталости! По мере же того, как политический и духовный прогресс нации разрушал самые основы господства этой отсталой силы, решалась и судьба всех стремлений к духовной гегемонии.
Бывали, конечно, и в Элладе случаи, когда косное суеверие толпы требовало своих жертв, и эллинская наука имела своих мучеников, своих Джордано Бруно, Сервета и Галилея. Но тот ужас, который вызывали и создавали христианские представители культа, был в большом масштабе вряд ли по силам греческому жречеству просто потому, что оно не обладало достаточной для этого властью. Что такое даже кубок цикуты, поднесенный Сократу, в сравнении с тем жалким отчаянием, которое заключается в происходящем из варварской Азии проклинающем клике — Anathema sit? Если поэтому и называют иногда Дельфы «музеем ненависти», имея в виду приносившиеся туда эллинскими государствами победные дары, то так можно их называть отнюдь не в религиозном отношении. Почитатели самых различных божеств и культов могли сходиться здесь мирным образом.* Их нравственное чувство не оскорблялось здесь художественным изображением преступления вроде картины «Варфоломеевская ночь» в «Sala regia» в римском Ватикане! Где, наконец, в Дельфах посетители могли бы увидеть такое прославление властолюбия духовенства, такие памятники национального унижения, как картины, помещенные в той же «Sala regia» и изображающие позорное смирение императоров Генриха IV и Фридриха I? Можно ли поэтому удивляться, что Эллада так быстро преодолела свою средневековую пору и намного ранее достигла высших ступеней культурности, чем это удалось романо-германскому миру?

* Среди почитателей Аполлона Пифийского были и восточные правители, например царь Фригии Мидас, лидийские цари Гигес и Крез, египетский фараон Амасис (Hdt., I, 14; 46-51; II, 180).

Подготовлено по изданию:

Пёльман Р. фон
Очерк греческой истории и источниковедения / Пер. с нем. А. С. Князькова, под ред. С.А. Жебелева. — СПб.: Алетейя, 1999.

ISBN 5-89329-032-1

© Издательство «Алетейя» (Санкт-Петербург) — 1999 г.
© Μ. М. Холод, С. М. Жестоканов — комментарии, приложения, научная редакция текста, 1999 г.



Rambler's Top100