Как известно, город являлся естественной ячейкой античного общества. Римляне широко распространили эту ячейку, которая в конце концов превратилась в основную рамку жизни провинциалов. В Испании, как и в других западных провинциях, создание городов античного типа было результатом двух встречных процессов: иммиграции римско-италийского населения и преобразования местных общин. Мы рассмотрим первый процесс.
Римско-италийская иммиграция на Пиренейский полуостров началась еще во время II Пунической войны. Уже первые римские полководцы, действовавшие там, стали основателями горо-
дов. Братьям Сципионам Плиний (III, 21) приписывает основание Тарракона. Будущий победитель Ганнибала стал основателем Италики, созданной им как лазарет для своих раненых воинов (App. Hisp. 38). В республиканское время переселились в Испанию ставшие затем известными такие фамилии, как Элии, Аннии, Апонии, Дасумии, Ульпии и др.1 Достаточно много было в Испании переселенцев ко времени начала войны между Цезарем и Помпеем,2 и число их еще более увеличилось в результате целенаправленной политики Цезаря и его преемников.3
Изучая римско-италийскую иммиграцию, исследователь встает перед рядом проблем. И первая из них — происхождение иммигрантов. Лингвистические и ономастические исследования однозначно показывают, что непосредственно сам Рим был источником переселения лишь в незначительной степени. Основной поток шел из Кампании и прилегающих районов с преобладанием оскского языка, причем это происходило в то время, когда носители латинского языка, прибывшие в Испанию, сами только сравнительно недавно этим языком овладели и еще сохраняли многие черты оскской речи. Возможно, второй, но значительно меньший поток шел из Этрурии.4 Если этот вывод сомнений не вызывает, то о социальном происхождении колонистов имеются споры.
Довольно часто основным источником римско-италийского населения считают долго прослуживших на полуострове ветеранов, привыкших за это время к условиям страны и с удовольствием осевших там после службы.5 Однако внимательное рассмотрение всех свидетельств, относящихся к появлению римлян в Испании, заставляет сомневаться в этом. Разумеется, полностью игнорировать ветеранский фактор невозможно, но надо иметь в виду, что он не только не был единственным, но и
главным, кроме, может быть, короткого периода между 45 и 13 гг. до н. э.6
Значительную роль играли, по-видимому, италийские «деловые люди». Главным объектом их внимания были рудники. Диодор (V, 36) пишет о массе италиков, хлынувших в испанские рудники. Изучение, в частности, новокарфагенской ономастики показывает, что основная часть таких деловых людей происходит из Кампании и что по крайней мере некоторые из них принадлежали к тем же известным кампанским фамилиям, которые вели активные операции по всему Средиземноморью, в том числе на Делосе. К таким людям относились, например, Тициний и Вераний.7
Находимые в различных местах Испании слитки с клеймами показывают, что многие италики стали арендаторами (либо, после перехода ряда рудников в частные руки, владельцами) рудников или отдельных шахт. Иногда они могли организовывать кампании, сообща эксплуатирующие рудные богатства, как, например, «Общество Серебряной горы» в Илурконе.8 Однако это не означает, что все эти люди обязательно переселялись в Испанию, хотя были, по-видимому, и такие. Многие же явно оставались в Италии, посылая для управления рудниками своих агентов из числа преимущественно отпущенников.9 Диодор, говоря об устремлении в испанские рудники италиков и отмечая их корыстолюбие, рассказывает, что эти люди приобретали массу рабов, которых затем продавали руководителям работ (он не уточняет, кто были эти руководители), а уже те, копая во многих местах, открывали золотые и серебряные жилы. Так что, кажется, не следует преувеличивать роль италийских бизнесменов ни в колонизации Италии, ни в организации там горного, дел а.
Иной представляется роль крестьянства. II в. до н. э. был веком развивающегося обезземеливания крестьянства. Общее развитие вело к расширению относительно крупного сенаторского и всаднического землевладения в ущерб мелкому крестьянскому. Римский плебс мог, однако, найти выход из положения: переселившиеся в город бывшие крестьяне, став клиентами, по существу, имели возможность жить за счет своего гражданского статуса. Римские политические деятели проводили (или пытались проводить) различные мероприятия в пользу римского крестьянства и вышедших из его рядов ветеранов.
Римские бедняки могли воспользоваться и частью богатств, поступающих в Рим в результате завоевательных войн.10 И римские граждане, естественно, не желали покидать Италию. Известно, что одним из пунктов аграрной программы Гая Гракха было выведение колоний, но предложение его соперника Ливия вывести двенадцать колоний в саму Италию способствовало повышению популярности последнего в ущерб Гракху, пытавшемуся создать колонию на месте бывшего Карфагена (Plut. G. Gracch. 9—11).
В ином положении находились италики. Экономическое положение италийского крестьянства было не менее, а может быть, и более сложным, чем собственно римского. Италия долго не могла оправиться от последствий продолжительной и чрезвычайно разорительной Ганнибаловой войны.11 Во II в. до и. э. продолжались конфискации италийских земель и создание в Италии римских и латинских колоний. Так, уже в год окончания II Пунической войны значительные земли в Самнии и Апулии были распределены среди ветеранов Сципиона (Liv. XXXI, 4,1—2). В Самний римские власти переселили и побежденных лигуров апуанов (Liv. XL, 38; 41). Это все обусловливалось как политическими целями (продолжение политики «разделяй и властвуй»), так и стремлением решить аграрный вопрос за счет италиков.12 Такая политика отвечала интересам римского плебса и вызывала страх и недовольство италийских крестьян. Характерна реакция италиков на аграрный закон Тиберия Гракха и обращение в связи с этим их к Сципиону Эмилиану (Арр. bel. civ. I, 19). Когда же Ливий Друз, привлекая на свою сторону союзников, предложил дать италикам гражданские права, но одновременно занялся и выведением колоний в Италию и Сицилию, италиков последнее обстоятельство очень испугало, поскольку они боялись потерять свои земли в пользу колонистов (Арр. bel. civ. I, 35—36).
И экономические процессы, и подчиненное положение италиков усиливали обезземеливание италийского крестьянства. Аппиан (bel. civ. I, 7—9) говорит о вытеснении италийских крестьян рабовладельческими хозяйствами, в связи с чем римляне стали опасаться, что Италия не даст им больше союзников. Сами союзники подчеркивали последнее обстоятельство. Например, в 177 г. до н. э. и латинские граждане, и самниты жаловались сенату, что их города и поля так обезлюдели, что они
уже не могут дать Риму требуемое количество воинов (Liv. XLI, 8). Особенно это проявилось в окской области.13 Кампания и Самний, а также Лаций оказались теми территориями, где уже в первой половине II в. до н. э. процветали рабовладельческие виллы среднего размера, а в конце республики здесь находилась основная часть владений римского нобилитета.14 Такие имения катоновского типа были в те времена наиболее доходными, и это, по-видимому, привело к победе таких хозяйств над крестьянскими.15 На поддержку римских полисных институтов или отдельных членов римской олигархии италийские крестьяне, в отличие от собственно римлян, рассчитывать не могли. И они были вынуждены эмигрировать в провинции, в том числе испанские.
К эмиграции их подталкивало и то, что на родине многие из них не только терпели все усиливающуюся нужду, но и являлись людьми «второго сорта»: сражаясь вместе с римлянами, они не пользовались преимуществами римских граждан; к тому же, римляне их презирали. В провинциях же они считались представителями господствующего народа и, независимо от наличия или отсутствия римского либо латинского гражданства, рассматривались римскими властями как опора.16 В связи с этим можно заметить, что Серторий в борьбе с Суллой первоначально рассчитывал именно на колонистов (Plut., Sert. 6). Таким образом, переселившись в провинции, италийские крестьяне приобретали и землю, и уважение.
Иммигранты приносили с собой привычные им формы организации. Ремесленники объединялись в коллегии. Так, в Новом· Карфагене коллегии зафиксированы уже около 100 г. до н. э. (CIL II, 3433; 5927).17 Крестьяне соединялись в паги. Самое раннее свидетельство существования испанского пага относится ко времени Августа (CIL II, 5942), и при этом речь идет о юридической формуле,18 так что можно полагать, что паг к этому времени был по крайней мере в устье Бетиса, привычным институтом. В Италии большая часть известных пагов располагалась в Средней Италии и Кампании.19 Это обстоятельство может подтвердить переселение в Испанию крестьян, и притом именно, из этих районов Апеннинского полуострова.
Союзническая война и последующие репрессии и конфискации Суллы способствовали италийской эмиграции. По словам Аппиана (bel. civ. I, 96), победоносный диктатор разрушал многие города, налагал на их жителей штрафы и тяжелые поборы, а в города отправлял колонистов, которым отдавал землю горожан, дабы иметь опору по всей Италии. И это обстоятельство не могло не вызвать массового переселения. Известно, что в это время многие этруски переселились в Африку, связи с которой у них существовали издавна.20 Учитывая уже существовавшие контакты Кампании и Лация с Испанией,21 можно говорить, что часть населения этих областей перебралась на Пиренейский полуостров. Каков был социальный состав этой волны переселенцев, сказать трудно. Аппиан утверждает, что Сулла не просто обрушил репрессии на италийские города, но для своих ветеранов отнимал у них землю. Цезарь, противопоставляя себя Сулле, также подчеркивал, что тот отнимал землю у ее владельцев для своих солдат (Арр. bel. civ. II, 94). Можно, по-видимому, говорить, что основными жертвами Суллы были землевладельцы и, следовательно, они и переселялись в провинции.
При Цезаре положение частично изменяется. В цезаревской и послецезаревской колонизации военный (или, точнее, — ветеранский) элемент увеличивается, хотя и не является единственным. После 13 г. до н. э. организованная колонизация в Испании прекращается почти полностью.22 Известно только, что была новая дедукция ветеранов в Эмериту Августу и Гиспалис при Отоне (Тас. hist. I, 78,1),23 а при Марке Аврелии новые люди переселились в Испанию из Италии (SHA, Marc. XI, 7), что было вызвано, возможно, опустошением Испании какой-то эпидемией.24 Разумеется, это не означает прекращения всякого переселения неиспанцев на Пиренейский полуостров. Зачастую там оставались ветераны стоявших там легионов и вспомогательных частей. По разным причинам в Испанию переселялись и другие люди, особенно торговцы.25 Но все это было результа-
том миграции обычной в рамках такого большого государственного объединения, как Римская империя. Колониальный же статус стал даваться городам без выведения туда нового населения. В Испании у истоков таких «почетных колоний» стоял Цезарь.
Таким образом, можно утверждать, что социальный состав римско-италийских иммигрантов был довольно пестрым, но основную их часть составляли италийские крестьяне.
Говоря о римско-италийских городах в Испании, надо отметить, что первые поселения создавались либо на месте уже существующих местных, либо рядом с ними. Первым основанным римлянами поселением на юге страны была Италика (Арр. Hisp., 38). По словам Аппиана, Сципион сселил (συνώκισε; раненых в город, который назвал Италикой. Глагол ουνοιχίζω еще не означает, что речь идет об основании города, хотя может иметь и такое значение. Археологические раскопки внесли ясность в несколько двусмысленный текст, и теперь ясно, что римскому поселению на том же холме предшествовало турдетанское (с IV или, вероятнее, с V в. до н. э.), куда оно перебралось с соседнего, где поселение существовало еще раньше.26 Первая латинская колония была выведена римлянами в Картею, существовавшую по крайней мере с III в. до н. э.27 Кордуба была основана на холме, соседнем с тем, на котором располагался туземный город. Возможно, оба поселения, римское и местное, уже сразу рассматривались как части одного города или, во всяком случае, они довольно скоро слились, хотя их первоначальное разделение отразилось в существовании двух виков: вика испанцев и вика иностранцев, под которыми подразумевались иммигранты.28
Спорно положение Тарракона. Плиний (III, 21) называет этот город «делом Сципионов» (Opus Scipionum). Археологические исследования до сих пор не обнаружили никаких следов предшествующего поселения, а стены, ранее считавшиеся произведением доримских местных строителей, оказались построенными в 218—211гг. до н. э.29 С другой стороны, еще не решен окончательно вопрос о монетах с легендами kesse и Tarraconsa-
lir,30 да и название города, по-видимому, иберское.31 Редкие находки аттической керамики могут свидетельствовать о существовании доримского поселения.32 Поэтому мнение о существовании здесь поселения, предшествующего основанию Сципионами римского города,33 пока нельзя отбрасывать.
Разумеется, существовали и города, основанные полностью заново. Такова была, видимо, Валенция. Но надо иметь в виду, что это было специальное поселение, созданное в результате войн с Вириатом и, возможно, не для италийских иммигрантов, а для местных жителей, участвовавших в этой войне.34
Другая важная, хотя и не всеобщая, черта римско-италийской колонизации в Испании заключается в том, что ряд созданных римлянами городов далеко не сразу получили привилегированный статус. Тарракон был первым римским городом в Испании. Он довольно быстро превратился в значительный экономический центр, что подтверждается керамическими находками начального этапа существования города.35 Уже во время республики он по своему значению явно перегнал греческий Эмпорион (ср. Strabo III, 4, 7; 9). Сюда переселялись жители Италии, а часть их, возможно, оставаясь в Италии, направляла туда своих рабов и отпущенников, также проникшихся уже италийским духом. Здесь сооружались римские храмы, в частности храм Юпитера. В городе воздвигались статуи римского типа.36 Тем не менее очень долго Тарракон не имел римского гражданского статуса. Во главе общины, которая состояла из «граждан» и «союзников», стояли, по-видимому, два магистра. Испорченная и дополненная Г. Алфелди надпись позднереспубликанского времени свидетельствует о том, что один из них был отпущенником.37 Такое положение едва ли возможно в правильной римской колонии. А колониальный статус Тарракон приобрел, как обычно считают, либо в конце правления Цезаря, либо уже после его смерти (но до 27 г. до н. э., как это вытекает из официального имени города «colonia Iulia Triumphalia Tarra-
со).38 Видимо, уже ярко выраженный римско-италийский характер Тарракона стал причиной предоставления ему не муниципального, а колониального статуса, хотя никакой дедукции при этом не производилось.
Юридическое положение Италики на протяжении большей части ее существования в республиканский период неизвестно. Мнение, что она была виком римских’граждан, основано на дополнении надписи республиканского времени (CIL II, 1119) и оспаривается.39 Предположение о существовании латинской колонии 40 вообще не имеет доказательств. Надо учесть, что Ливий (а соответствующие книги его труда сохранились) обычно довольно подробно рассказывает о выводе колоний, но ничего не говорит об Италике. И если следовать его рассказу, то ясно, что первой латинской колонией в Испании была Картея (XLIII, 3, 1—4). Аппиан (Hisp. 38) пишет, что Сципион в город, названный Италикой, собрал раненых. Мы не знаем точно, были ли это воины римских легионов, или италийских союзников. Но название, выбранное полководцем, скорее, подтверждает версию об италиках.41
Трудно говорить о составе населения Италики, особенно в первое время. Известно, что уже со времени Сципиона в этом городе жили Элии, происходившие из пиценского города Адрии (SHA, Hadr. 1). Адрия была колонией с 80-х годов III в. до н.э. (Liv. per. XI).42 Но принадлежали ли Элии к римским колонистам, или пиценским поселенцам, неизвестно. В Италике жили Ульпии, происходившие из умбрийского Тудера, ставшего римским городом только во времена Мария.43 Италиком был Л. Ра-цилий,44 патрон Минуция Силона из Италики (bel. Al. 52), участника событий 47 г. до н. э. Явно италийского происхождения был Вазий, соучастник Минуция (там же). Ономастика Италики, таким образом, указывает не на собственно римское, а на италийское происхождение иммигрантов, статус которых до переселения неизвестен, но во многих случаях был, вероятно, негражданским.
В Италике жили и туземцы. Таковым был, скорее всего, Марций, действовавший в 162 г. до н. э. (App. Hisp. 66) ,45 Неизвестно, каково было соотношение этих двух элементов населения Италики. Археологические раскопки указывают на то, что
в республиканское время город имел практически туземный характер.46 Это обстоятельство позволяет говорить о значительном влиянии местного населения и о его роли в жизни Италики. Поэтому не кажется чрезмерно смелым предположение, что Италика была первоначально перегринным городом.
Позже она явно стала муниципием. В «Записках об Александрийской войне» (52) впервые упомянуты муниципалы из Италики. Цезарь в рассказе о событиях 49 г. вскользь упоминает Италику (bel. civ. II, 20). То, что при этом не упоминается муниципальный статус города, не является доказательством его отсутствия. Однако общая картина Южной Испании в то время позволяет это предположить. Цезарь рассказывает (bel. civ. II, 21), что после сдачи Варрона он собрал в Кордубе сходку представителей провинции, на которой отдельно благодарил римских граждан за то, что они сумели сохранить город в своей власти, испанцев, ибо они изгнали гарнизоны Варрона, гадитан, которые отбили поползновения врага и вернули себе свободу. Реальным основанием благодарности Цезаря могло быть только поведение Кордубы, где конвент, закрыв ворота перед Варроном, расположил стражу на стенах и башнях (Caes, bel civ. II, 19). Жителей Италики он благодарить не мог, ибо Варрон, убежденный своими соратниками, что город его не пустит, и не пытался напасть на него (Caes, bel civ. II, 20). Поэтому можно предположить, что в 49 г. до н. э. жители Италики еще не были римскими гражданами. Если это так, то дарование статуса муниципия Италике надо отнести к 49—47 гг. до н. э. Больше подходит 49г., когда Цезарь занимался устроением Испании, и этот акт мог быть благодарностью за известную антиварроновскук> позицию. Отмеченный выше в значительной степени туземный характер города объясняет превращение его в муниципий, а не в колонию.
Но и города, основанные римскими полководцами во II— I вв. до н. э., не всегда сразу занимали привилегированное положение. Так, Т. Семпронию Гракху приписывается основание в 179 (или 176) г. до н. э. Гракхуриса в память побед над кельтиберами (Liv. per. XLI) на месте местного города Илурциса (Fest. p. 97М). Его статус неизвестен, но весьма вероятно предположение, что он лишь много позже стал латинским муниципием.47 Между тем город был одним из центров романизации в этом районе48 и заселен был, по крайней мере в значительной части, римлянами (может быть, скорее, италиками), на что указывает его поведение во время Серторианской войны, когда в противоположность кельтиберам гракхуритане выступили против Сертория, опустошавшего их земли (Liv. XCI). Основанный
Помпеем Помпелон более ста лет дожидался привилегированного положения. Созданный явно во время Серторианской войны, еще Плинием (III, 24) он был назван среди податных общин и стал муниципием или колонией до 119 г., когда в надписи (CIL II, 2959) появляются дуумвиры города.49
Разумеется, не все римско-италийские поселения обязательно проходили фазу непривилегированных общин. Были города, с первых моментов существования в качестве колонии получившие более высокий статус. Первой латинской колонией в Испании являлась Картея (Liv. XLIII, 3, 1—4).50 Правда, назвать ее подлинной колонией трудно: она была создана не для переселения туда колонистов из Италии, а ради поселения детей римских солдат и местных женщин. Первой же подлинной колонией стала Кордуба (Strabo III, 2, I).51 Хотя Страбон говорит о ней как о колонии римлян, исследования показали, что римской колонией она стала только во времена Цезаря или даже Августа, получив при этом имя Патриции (Plin. III, 10), а до того она была латинской.52 Видимо, все доцезаревские колонии в Испании имели латинский статус, а колонии римских граждан появились там только со времени Цезаря.
Население римско-италийских городов было смешанным. Часть переселившихся туда италиков, вероятнее всего, не имела римского гражданства. Но жили там, в том числе и в латинских колониях, и римские граждане. В Италии римляне порой селили своих граждан в латинских колониях, компенсируя уменьшение статуса увеличением земельного надела.53 Не исключено, что такая практика могла применяться и в Испании. Часть римских граждан явно не теряла своего положения, составляя в латинской колонии или перегринном городе свою общину, конвент римских граждан (как это было в Кордубе). Судя по рассказу Цезаря (bel. civ. II, 19), кордубский конвент играл в этом городе очень важную роль: именно его позиция определила в 49 г. до н. э. и позицию всего города. И позже, во время восстания против Кассия, отпадение конвента привело к тому, что Кордуба стала одним из центров антицезариан-ской борьбы (bel. Al. 57—58).
Жили в этих городах и испанцы. Известен «испанский вик» в Кордубе.54 В других случаях местные жители, возможно, не образовывали отдельного округа. Часть их, получив гражданство данного города, могла достичь высокого положения. Так, среди монетных магистратов Картеи были и потомок италий-
ских переселенцев Вибий, и туземец Марций.55 В этом отношении интересна надпись, найденная недавно около Кордубы. Она датирована 49 г. до н. э. и содержит имя пропретора Кв. Кассия Лонгина. Для нас сейчас главное то, что в ней встречаются имена высшего децемвира и эдила общины. Эдил носил чисто италийское имя — Марк Коран, сын Акрина, а высший децемвир— местное: Бинснес, сын Верцеллона.56 Перед нами наглядный пример включения в правящую элиту как потомков переселенцев, так и местных жителей.
И все же италийский элемент в колониях преобладал. Во всяком случае, в городской элите доля иммигрантов и их потомков была большей, чем аборигенов. Изучение ономастики Бетики показало, что почти 52% имен лиц, занимавших хоть какое-то видное положение, — италийские.57 И это явно отразилось в большем авторитете римских колоний по сравнению с муниципиями. Хотя, обладая всей суммой римских гражданских прав, юридически граждане тех и других были равны, но в общественном мнении колонисты стояли выше муниципалов. При империи колониальный статус стали давать испанским городам в качестве награды. Так, город Клуния получил муниципальный статус, вероятнее всего, при Тиберии. В 68 г. наместник Ближней Испании С. Сульпиций Гальба был здесь провозглашен императором (Suet. Galba 9,2; Plut. Galba 6), и в награду он сделал Клунию колонией (CIL II, 2779), которая стала именоваться Клунией Сульпицией.58 То же сделал Адриаь со своей родной Италикой.59 Известны и другие подобные случаи.
По данным Плиния (III, 7—30; IV, 110—120), в Испании насчитывалось 26 колоний (из общего числа в 389 общин). В основном они находились в долине Бетиса и прилегающих районах гор и побережья. Второй значительный район колонизации— долина Ибера. Были колонии и на Средиземноморском побережье. Две латинские колонии, позже ставшие римскими муниципиями, находились на большем из Балеарских островов. Во внутренних районах полуострова колоний было мало. Еще А. Шультен отмечал, что в Лузитании колонии располагались только на окраине провинции, но не проникали в глубь кельтской территории.60 Г. Алфелди подчеркнул, что на новокастильской Месете существовала только одна колония Либисоса.61 Одна колония Флавиобрига, созданная на месте туземного
шорта Амана, находилась на северном побережье Испании (Plin. IV, 110). Это свидетельствует о том, что колонии играли важную роль в романизации Бетики и некоторых территорий восточной части Тарраконской Испании, но их роль в романизации внутренних и северных районов Тарраконской Испании, как и Лузитании, была незначительной.
Таким образом, колонизация представляет собой весьма важную составляющую процесса романизации испанских провинций. Ее воздействие ограничивалось определенными территориями. Но именно те районы, где она активно осуществлялась, и стали наиболее романизованными территориями империи.