С первых же страниц книги Маргарет Римшнейдер читатель попадает в сложный и своеобразный мир, отстоящий от нас на несколько тысячелетий. Автор проводит его по областям и землям, история и культура которых редко освещается в научно-популярной литературе, являясь предметом специальных научных исследований. Поэтому особенно ценным представляется стремление М. Римшнейдер изложить достижения современной хеттологии и результаты своих собственных научных работ в виде интересно и увлекательно написанной популярной книги.
Следует отметить, что полемический характер, которым пронизан весь труд М. Римшнейдер, несмотря на, казалось бы, сугубую специфичность рассматриваемых ею вопросов, придает чрезвычайную живость всему повествованию и делает читателя непосредственным и заинтересованным участником рассматриваемых автором проблем. Взять хотя бы вопрос об Ассирии, этом хищническом государственном образовании, существовавшем главным образом за счет насилия — войн и грабежа покоренных стран, цари которого в своих пышных надписях похвалялись количеством содеянных ими злодеяний (обезглавленных, искалеченных, ослепленных врагов и стертых с лица земли городов и поселений). М. Римшнейдер в противовес существующим в германской науке взглядам милитаристской школы на Ассирию, как на образец прекрасно построенного государственного аппарата, или панвавилонистским теориям убедительно показывает куда более значительную роль хеттского государства в сложении общечеловеческой культуры, приводя чрезвычайно интересные данные, почерпнутые из истории хеттов, которые самым удивительным образом смыкаются со сведениями, содержащимися в поэмах Гомера.
М. Римшнейдер специально отмечает, что еще совсем недавно было общепринятым мнение о самобытности и независимости путей, по которым шло развитие греческой культуры, и что общей ошибкой, присущей исследователям гомеровской Греции, являлась недостаточная их осведомленность в отношении истории и культуры юго-восточных частей Малой Азии (Киликии, Фригии, Каппадокии и дру-
гих областей), входивших в состав Хеттской державы и после ее падения уцелевших в виде отдельных небольших княжеств и городов-государств. Именно здесь сохранилась хеттская традиция, характерные черты которой позволяют, как считает М. Римшнейдер, проследить культурно-этнические связи, существовавшие во всей ойкумене (обитаемом мире) и создававшие единое для того времени мироощущение. И нити эти вели с Востока в материковую Грецию. Таким образом, М. Римшнейдер полностью снимает тезис о самобытности и независимости «собственно греческой» культуры. Если раньше сведения, которые черпали историки эллинского мира из древневосточных источников, сводились к свидетельствам Библии, анналам ассирийских царей, вавилонским клинописным памятникам и египетским надписям и папирусам, то после расшифровки Бедржихом Грозным хеттской письменности из царского архива, найденного в Богаз-Кеое, выяснились широкие и давние связи Эгеиды с Малой Азией, а через нее — и со всем Передним Востоком.
Обстоятельное изучение истории и памятников материальной культуры послехеттских государств на территории Киликии и Северной Сирии позволило автору проследить пути и способы, которыми мифологические и литературные сюжеты, предметы быта и культуры проникали на Запад. Надо сказать, что М. Римшнейдер достаточно критически подходит к имеющемуся в ее распоряжении материалу и в ряде случаев показывает, что из-за фрагментарности и известной случайности данных возможна различная их интерпретация, а следовательно, и построение весьма отличных друг от друга гипотез.
Автор использовал свои переводы текстов, двуязычных лувийско-финикийских надписей, обнаруженных в Каратепе в 1947 г., которые, однако, сильно расходятся с переводами И. В. Винникова, опубликованными в журнале «Вестник древней истории» за 1950 г. Следует отметить, что термин «хетты» толкуется М. Римшнейдер слишком расширительно, так как в него включаются все многочисленные народности малоазийских областей, так или иначе соприкасавшиеся с хеттским культурным ареалом, но говорившие на разных (лувийском, арамейском) языках. Для автора не подлежит сомнению то обстоятельство, что при всей сложности миграционных и культурных процессов, происходивших на территории Малой Азии в I тысячелетии до н. э., традиции хеттской культуры продолжали жить в орбите киликийско-сирийско-финикийских взаимоотношений. Если же вспомнить, что греческие колонии, расположенные по малоазийскому побережью Эгейского моря, доходили до самой Киликии, а торговые контакты между этими областями
были достаточно оживленными, то вполне закономерным представляется столь же широкое проникновение — вместе с различными товарами — восточных литературных сюжетов, мифологии, религиозных образов и философских воззрений.
И вот греческий поэт, живший в VIII—VII вв. до н. э., объединяет отдельные мифы, бродячие сюжеты, почерпнутые из различных сказаний, и создает единое целое, относя действие поэм к более древним временам, но на деле отображая окружающую его действительность. Так возникли «Илиада» и «Одиссея», отражающие великую эпоху приключений и открытий, созданные в период духовной свободы, центр которой находился у восточных берегов Средиземного моря. Об этом пишет М. Римшнейдер во Введении. Интересно, что автор почти не касается так называемого «гомеровского вопроса», которому все же следует уделить некоторое внимание, хотя бы для того, чтобы читатель смог оценить всю смелость автора книги в плане ее суждений о Гомере и его поэмах.
«Гомеровский вопрос» возник в конце XVIII в., когда исследователи задались целью выяснить происхождение обеих поэм, уяснить себе, были ли они результатом индивидуального или народного творчества, и затем определить разновременные сюжетные линии, которые лежали в основе поэм. Одни из ученых полагали, что поэмы представляли собой искусственное соединение отдельных и разновременно созданных песен. Другие признавали единство замысла и стиля, а противоречия объясняли позднейшими искажениями, попавшими в текст. Третьи искали «первоначальное ядро» каждой из поэм, на которое с течением времени при передаче из поколения в поколение наслаивались различные и зачастую противоречивые дополнения. Кроме того, хотя в античный период не возникало вопроса о реальном существовании гениального поэта — Гомера и многие греческие города оспаривали честь считаться родиной великого творца знаменитых поэм, длительное время многие ученые полагали, что Гомер — вымышленная фигура. В советской науке проблема происхождения эпоса также считается еще недостаточно выясненной, хотя такой крупный знаток античной литературы, как С. И. Радциг, склонен видеть в каждой поэме произведение одного автора, считая, что композиционное единство, лежащее в их основе, является убедительным тому аргументом.
По мнению М. Римшнейдер, «вплоть до эпохи эллинизма не было такого насмешливого, вольнодумного, с таким широким диапазоном интересов поэта, как Гомер» (стр. 4). Она тщательнейшим образом анализирует текст «Одиссеи» и находит ряд «отсылок» к совершенно реальным областям (например: Схерия на острове феаков— это Тарс; см. стр. 42). Как кажется, М. Римшнейдер чуть
ли не впервые в «гомероведении» пытается локализовать место действия некоторых песен «Одиссеи», помещая его в Киликии. Столь же интересен анализ ряда песен «Илиады», правда содержащий иногда совершенно «ошеломляющие выводы», как, например, «увлечение Гомера техникой» или упоминание прислужниц-роботов у Гефеста (стр. 80).
Склонность самой М. Римшнейдер к весьма категорическим и неожиданным суждениям проявляется на многих страницах ее книги [таково, например, утверждение, что «величайшие его злодеяния [Синаххериба] обусловлены только его технической одержимостью» (стр. 84), или высказывание о склонности этого же царя к спортивным достижениям (стр. 85)]. Конечно, принимая во внимание сложность вопросов, которые освещает на страницах своей книги М. Римшнейдер, не следует судить ее особенно строго за некоторые упрощения и модернизм, которые она себе разрешает. Это делается, несомненно, для того, чтобы заинтересовать малоискушенного читателя и заставить его задуматься над серьезными проблемами, лежащими в основе работы. Несмотря на научно-популярный характер книги, многие высказывания автора выглядят благодаря основательной аргументации как серьезные исследовательские выводы. Это в полной мере относится к анализу анналов ассирийских царей и сравнению их с соответствующими книгами Библии, разбору «Повести об Ахикаре» и сравнению ее с поэмами Гесиода и Гомера. Чрезвычайно интересна предложенная М. Римшнейдер новая датировка «Рассказа об Ионе» и остроумная характеристика этого произведения, совершенно по-новому освещающая его подлинный смысл.
Рисуя широкую картину жизни обитателей ойкумены «От Олимпии до Ниневии во времена Гомера», автор в удивительно живой и непосредственной манере беседует с читателями как на самые сложные, так и на самые простые и доходчивые темы — о походах и кровавых расправах, о торговых площадях, дальних плаваниях, о доме, утвари, мирной жизни, любви к близким и детям. Все это М. Римшнейдер вычитала из поэм Гомера, написанных, как она считает, в VII в. до н. э., в том веке, который, по ее словам, «мог стать нам таким близким и понятным. И лишь филологи виноваты в том, что мы не носим книги нашего Гомера в кармане, как увлекательный роман, а взираем на них с почтением, как на памятник, не испытывая никакого желания перечитать этого поэта» (стр. ...). И хотя наши ученые не видят оснований для столь поздней датировки этих поэм, нельзя не поддаться соблазну совершенно по-новому взглянуть на Гомера (в котором мы привыкли видеть поэта, воспевающего силу и мужество), как на «певца доброты и жизнен-
ной стойкости», который «умеет показать сложность жизни, не ограничиваясь только белой и черной красками».
М. Римшнейдер сближает героев Гомера с героями Шекспира, полными противоречий, с глубоким внутренним миром. И, возможно, не случаен для нашего сложного времени вновь вспыхнувший у ряда писателей интерес к античной мифологии, в образах которой в наиболее законченной и совершенной форме воплотились основные философско-этические проблемы, занимавшие человека с того времени, как он стал мыслить. Каждый большой писатель находит свой собственный угол зрения, под которым древний миф начинает играть новыми гранями. И в «Загадке Прометея» Лайоша Мештерхази1 содержится тот же призыв — читайте Гомера, он всегда бесконечно нов, потому что бесконечно многогранен. Книга М. Римшнейдер, сама по себе представляющая большой интерес, хороша еще и тем, что безусловно вызывает у прочитавших ее желание встретиться с Гомером и его героями.
А. Нейхардт