317

Дельфийская загадка, или О марафонском постаменте

(Павсаний. X. 10. 1-2)*

«Дельфы хранят еще много загадок. Некоторые из них, возможно, никогда не будут разгаданы, и следует согласиться с Э. Бурге, что последняя Пифия унесла с собой свою тайну». Так начинается один сборник, заставивший пролить много чернил и немного желчи и давший заглавие моему исследованию (Pouilloux, Roux 1963: 7). Его цель (по сравнению с книгой Жана Пуйю и Жоржа Ру) скромна — дать исторический комментарий к одному отрывку Павсания, породившему многочисленные дискуссии, которые велись до, во время и после «великих раскопок».
Войдя в святилище Аполлона и обходя его ограду, Павсаний описывает по порядку: быка с Коркиры, статуи тегеатов, статуи навархов из Лаке демона (посвящение за победу при Эгоспотамах), деревянного коня, поднесенного аргосцами в память о войне со Спартой из-за Фиреи, после чего обращает свой взор на «марафонский пьедестал».
Ниже я привожу текст отрывка, в котором говорится об этом монументе (Павсаний. X. 10. 1—2):

Τω βάθρω δε υπό τον ΐππον τον δούρειον δή επίγραμμα μεν έστιν από δεκάτης του Μαραθωνίου έργου τεθήναι τάς εικόνας. Είσί δε Αθηνά τε και Απόλλων και ανήρ των στρατηγησάντων Μιλτιάδης. Εκ δε των ηρώων καλουμένων Έρεχθεύς και Κέκροφ και Πανδίων, (ούτοι μεν δή] και Λεώς τε και Άντίοχος δ έκ Μήδας Ήρακλεi γενόμενος της Φύλαντος, ετι δε Αίγεύς τε και παίδων των Θησέως Άκάμας * ούτοι μεν και φυλαΐς Άθήνησιν ονόματα κατά μάντευμα εδοσαν τό έκ Δελφών * ό δε Μελάνθου Κόδρος και Θησεύς και ΦιλαΤός έστιν, ούτοι δε ούκέτι των επωνύμων είσί* τούς μεν δή κατειλεγμένους Φειδίας έποίησε, και άληθεί λόγω δεκάτη και ούτοι της μάχης είσίν · Άντίγονον δε και τον παΐδα Δημήτριον και Πτολεμαΐον τον Αίγύπτιον χρόνω ύστερον απέστειλαν ές Δελφούς, τον μεν Αίγύπτιον και εύνοια τινί ές αυτόν, τούς δε Μακεδόνας τω ές αυτούς δέει.

* Впервые опубликована в журнале: Revue historique. 1967. № 91. P. 281-302. Нынешний вариант переработан и дополнен при участии А. Шнаппа.

318

4 Πανδιων correxit in margine Riccardianus gr. 29: Δίων Fb Pc Vn // 5 ούτοι μεν δη omiserunt Vindobonensis hist. gr. 51 Parisinus gr. 1399 Lugdunensis B.P.G. 16 К (non vidi) et seclusit Schubart // και Λεώς- correxit Porson (και Λεών Palmerius): Κελεός· codd. (expunctum in Riccardiano) //9 Φιλαΐος· (vel Φιλέας*) correxit Curtius: Φιλεύς· Fb Pc Vn Φυλεύς* détériores quidam et editores ante Spiro Νηλεύς· Goettling.
Перевод:1 «На пьедестале, который стоит книзу от Деревянного коня, имеется надпись, гласящая, что следующие статуи были поставлены на десятину от добычи после Марафонской битвы. Это Афина, Аполлон, а из числа стратегов — Мильтиад. Среди тех, кого афиняне называют «героями», — Эрехтей, Кекроп, Пандион, Леонт, Антиох, рожденный от Геракла Медой, дочерью Филанта; еще Эгей и один из сыновей Тесея, Акамант. По указанию дельфийского оракула, их именами были названы филы в Афинах. Кроме того, Кодр, сын Меланфа, Тесей и Филай, но они не относятся к эпонимам. Перечисленные статуи являются работой Фидия и все они действительно сделаны на десятину от добычи после битвы. Позднее афиняне отправили в Дельфы статуи Антигона, его сына Деметрия и Птолемея Египетского. Что касается последнего, то афиняне это сделали в знак уважения к нему, а если говорить о македонянах — из-за внушаемого ими страха».
Уже при первом знакомстве с этим описанием возникают два основных вопроса, связанных с историей. Согласно Павсанию, марафонское приношение — своего рода монумент славы Мильтиада, предстающего в облике героя в компании Афины, богини его родного полиса, и Аполлона, бога Дельф. Следовательно, памятник едва ли был поставлен сразу после Марафона, при жизни Мильтиада, как это, возможно, было в случае с сокровищницей афинян2. В начале V в. до н.э. при увековечивании героев еще не знали подобной практики; более того, Мильтиад, некоторое время спустя после Марафонского сражения осужденный на большой штраф по делу о Паросе (Геродот. VI. 136), был реабилитирован лишь посмертно, после того как его сын Кимон заплатил искомую сумму (Плутарх. Кимон. 4). Таким образом, нельзя понимать буквально слова Павсания о времени и обстоятельствах установки памятника, которые тот, как бы сознавая парадокс, повторяет дважды. Если скульптурная группа и была воздвигнута на марафонскую «десятину», то это могло случиться лишь спустя годы после битвы. Павсаний сам подтверждает справедливость данного предположения, называя имя автора памятника — Фидия. Как бы плохо мы ни знали его биографию, нет сомнений в том, что первые работы Фидия появились после Второй Греко-персидской войны3. Исходя из этого можно согласиться с почти

1 Мой перевод основан на двух последних французских переводах этого отрывка: Daux 1936: 29; Pouilloux, Roux 1963: 7.
2 Ср.: Coste-Messeliure 1936: 260 suiv., где приводятся данные о полемике французских и немецких ученых. Наиболее полным исследованием остается: Audiat 1933.
3 См.: Picard 1939 / II: 310 suiv.

319

единодушным мнением исследователей, согласно которому марафонский памятник был сооружен при Кимоне примерно во второй четверти V в. до н. э.4
Но настоящая трудность и самая большая загадка заключается в другом. Рассматриваемый памятник, независимо от точной даты его установки, представляет собой наиболее раннее известное нам изображение эпонимов аттических фил5, максимально близкое по времени к эпохе Клисфена, который учредил филы и, получив санкцию в Дельфах, закрепил за ними эпонимов6. В любом случае мы имеем дело с памятником, более близким к тому времени, чем, скажем, датируемая примерно третьей четвертью IV в. до н. э. и происходящая с Афинской агоры статуарная группа, фрагменты которой были обнаружены в ходе американских раскопок7. Нет сомнений и в том, что дельфийский монумент долго оставался значимым для афинян, которые добавили к клисфеновским эпонимам Антигона Одноглазого и Деметрия Полиоркета, удостоенных этой почести в 307/306 г. до н. э., а также Птолемея III Эвергета, возможно, учредившего в Афинах свою филу в 224/223 г. до н. э.8 Нельзя не заметить, что на памятнике, столь важном для афин-

4 Об этом уже писал X. Брюнн (Brunn 1853: 164). Вряд ли возможно говорить о более точной дате, хотя П. Кост-Месельер (Coste-Messelière 1936: 447) полагает, что пьедестал был поставлен в Дельфах одновременно со статуей Промахос в Афинах (451— 448 гг.), тоже изваянной в честь Марафона. С другой стороны, Э. Клюве (Kluwe 1958), опираясь на шаткую гипотезу Раубичека, который относит смерть Кимона к 456 г., датирует (с мнимой точностью) пьедестал 460—457 гг. Приведем еще несколько неубедительных точек зрения: X. Помтов (Pomtow 1908 / II: 95—96) считал, что Павсаний неправильно прочитал имя автора и монумент является работой малоизвестного мастера Гегия, учителя Фидия. Это утверждение было им повторено в статье: Pomtow 1924: 1217). А. Фуртвенглер (Furtwängler 1904), напротив, полагал, опираясь на сложные археологические построения, что памятник датируется лишь IV в. до н. э. Рассуждая примерно в том же духе, Ф. Пульсен (Poulsen 1908: 422—425) видел в марафонском пьедестале и соседнем с ним «деревянном коне» символы союза между афинянами и аргивянами, заключенного в 414 г. до н. э.
5 Ф. Броммер (Brammer 1957) в своей статье «Attische Könige», посвященной рассматриваемому отрывку, упустил из виду, что речь в нем идет об афинских эпонимах, и поэтому его исследование, основанное на многочисленных источниках, теряет свою ценность. Об эпонимах и связанных с ними мифах, религиозном характере этих персонажей и их иконографии основополагающей работой остается: Krön 1976 — я мог бы ссылаться на нее на каждой странице своего исследования (о марафонском пьедестале см.: с. 205-227).
6 См.: Lévêque, Vidal-Naquet 1983: 50-51, 70-72.
7 См.: Shear 1976. Этот автор считает, что разрушенная около 350 г. до н. э. конструкция под «средним портиком» (middle stoa) сохранила следы памятника, который был сооружен в последней четверти V в. до н. э. О нем упоминается в источниках (см.: Аристофан. Мир. 1183; Всадники. 979; их общий обзор см.: Wycherley 1957: 85-90). Мнение Т. Л. Шира разделяется в работе: Thompson, Wycherley 1972: 38—41. Павсаний тоже описывает этот памятник (Павсаний. I. 5); см. также: Krön 1976: 226—236.
8 См.: Busolt, Swoboda 1920: 973-974; Will 1979: 73, 363-364, где приводятся материалы дискуссии о времени учреждения птолемеевской филы. Заметим, что после 224/

320

ского полиса, отсутствуют, согласно тексту Павсания, изображения трех эпонимов: Аякса, Ойнея и Гиппотоонта, в то время как мы видим на нем скульптуры трех других героев, которые не были (Павсаний это подчеркивает) «архегетами» Афин9. Как объяснить эти два факта?
О каких трех «лишних» героях идет речь? Если с Кодром и Тесеем все ясно и понятно, то достаточно одного взгляда на приведенный мною неполный критический аппарат к тексту отрывка Павсания10, чтобы убедиться, что в отношении третьего героя такой ясности нет. В рукописях встречается Phyleus и малопонятное Phileus, а издателям приходится выбирать между Phyleus, Neleus и Philaios.
Все предшественники тойбнеровского издания, осуществленного Ф. Шпиро в 1903 г., принимали чтение Phyleus11, и этот «герой» появлялся на страницах разных работ с непременной ссылкой на текст Павсания12. Кто же этот «Филей»? Поскольку вряд ли это сын царя Авгия (откровенно неуместный на афинском памятнике персонаж), то, как уже давно было замечено, речь может идти о герое-эпониме дема Филы из филы Гиппотонтиды (одной из трех отсутствующих на марафонском пьедестале) — персонаже, который больше нигде в источниках не упоминается13. Впрочем, не забудем, что данное чтение кажется приемлемым лишь для некоторых рукописей.
В русле исторической интерпретации, которой буду придерживаться и я, К. Геттлинг предложил в 1854 г. исправление Neleus14. В этом случае изображенный на памятнике герой — сын Кодра, один из легендар-

223 г. афиняне перестали проявлять интерес к памятнику из Дельф, поэтому на нем не были зафиксированы ни ликвидация двух «македонских» фил в 201 г. до н. э., ни учреждение в 200 г. до н. э. филы Атталидов, а позже, во времена Римской империи, — филы Адриана.
9 В адресованном мне письме от 23 февраля 1967 г. Ж. Ру хорошо написал по поводу этого загадочного обстоятельства: «Меня всегда удивляло, что здесь не представлены все десять афинских эпонимов. Что могли подумать при посещении Дельф афиняне тех трех фил, чьи герои оказались исключенными? А что бы подумали сами герои, которым люди с таким усердием стремились воздать почести?»
10 Мой «критический аппарат» служит исключительно утилитарной цели — прояснить содержание отрывка. Естественно, я вынужден опустить обычные орфографические ошибки, отсутствие «йоты подписной» и др.
11 Следует, однако, отметить, что Дж. Г. Фрэзер, целиком принимая чтение Phyleus, в комментарии к отрывку считал допустимым его исправление на Philaios; см.: Frazer 1898/1:608; 5: 265-266.
12 Так, в 1941 г. Т. Леншау (Lenschau Т.) в статье о Филее писал: «Attischer Heros, seine Statue in dem Weihgeschenk der Athener in Delphi für Marathon» (Lenschau 1941: 1016); ср.: Brommer 1957: 152; Gauer 1968: 66.
13 Ср.: Sauppe 1846: 8: «Hune heroem Atticum, eponymum Phylasiorum, misse docent ea quae de statuis ex praeda marathonica Apolloni Delphico consecratis Pausanias narrât» («Это был аттический герой, эпоним филасийцев, как следует из рассказа Павсания о статуях, поставленных Аполлону Дельфийскому на трофеи Марафона»).
14 Göttling 1854: 17—18. Полемизируя с Э. Курциусом, К. Геттлинг повторяет и развивает свою аргументацию в: Gesammelte Abhandlungen (Göttling 1854 / II: 163—164).

321

ных основателей ионийских полисов15. Эта гипотеза, палеографически ничем не оправданная, имела определенный успех16, но для убедительности нуждалась в более веской исторической аргументации.
В 1861 г. Э. Курциус предложил более осторожную эмендацию: Philaios или Phileas (Curtius 1899), подразумевая под третьим героем сына Аякса, предка Мильтиада Старшего и, следовательно, приемного прародителя Мильтиада Младшего (Геродот. VI. 35; Плутарх. Солон. 10). Это исправление тоже нашло своих сторонников17. Какой из трех предложенных вариантов более или менее приемлемый? Ответ проясняется лишь после более тщательного знакомства с рукописной традицией. Рукописи Павсания, которых насчитывается 18, изучаются с давних пор, но лишь несколько лет тому назад А. Диллер предложил их убедительную классификацию18. Все имеющиеся манускрипты фактически происходят от одного кодекса, который был приобретен в 1416 г. Николло Николли, а после его смерти в 1437 г. еще в течение века, вплоть до своего исчезновения, находился в монастыре Св. Марка во Флоренции. А. Диллеру удалось показать, что только три из дошедших рукописей являются апографами (прямыми копиями) этого списка. Речь идет о Marcianus Venetus Graecus 413 (Vn) из Венеции, о Parisinus Graecus 1410 (Pc) из Национальной библиотеки, а также о Laurentianus 56—11 (Fb) из Флоренции. Таким образом, критическое издание Павсания должно опираться на эти три рукописи19. Несложно убедиться, что

15 Об этих легендах см.: Sakellariou 1958; об их использовании в политической пропаганде V в. до н.э. см.: Barron 1962; 1964.
16 Ее заимствовал Э. Леви (Loewy 1897), причем не напрямую у Геттлинга, а из цитируемой ниже работы Курциуса. Позже это исправление вошло в тойбнеровское издание Ф. Шпиро, который в своем критическом аппарате ссылается лишь на Леви, а также в английское (Loeb) издание 1918 г. У. Джоунза, впрочем, не сообщившего об исправлении. См. также: Furtwängler 1904: 396 Anm. 2; Domaszewski 1925: 20. Другой вариант исправления, совершенно неприемлемый, был предложен в работе: Berger 1958 — вместо Phileus следует читать Oineus. В этом случае мы не досчитаемся двух эпонимов, но не будем забывать, что сам Павсаний называет имена трех «лишних» героев.
17 Помимо уже упоминавшегося издания Дж. Г. Фрэзера назову: Overbeck 1868: 117 — и более основательное: Hitzig, Bluemner 1907—1910: 547, 678. Именно этому последнему изданию следуют Ж . До (Pausanias à Delphes) и Ж. Ру (Enigmes), но, к сожалению, они не приводят критического аппарата.
18 См.: Diller 1956; Diller 1957. Познакомившись с классификацией Диллера, я думаю, что могу ручаться за ее надежность. Именно эта классификация, как мне кажется, заимствована (с незначительными изменениями) в новом (1973 г.) тойбнеровском издании Павсания, предпринятом М. Роха Перейра.
19 Справедливости ради отметим, что несколько удачных исправлений, сделанных гуманистами, содержится как раз в других рукописях. Так, правильное чтение Pandion вместо Dion трех основных списков принимается всеми издателями начиная с editio princeps Альдино 1516 г. Это исправление фигурирует на полях Riccardianus graecus 29 (насколько я могу судить на основании микрофильма), а также, согласно стемме Диллера, во всех остальных происходящих от данного экземпляра списках.

322

все они предлагают чтение Phileus20, а не Phyleus21, так что герой по имени Phyleus теряет свои последние шансы, если они у него вообще были. Его существование — результат либо конъектуры какого-то гуманиста, которому было известно имя сына Авгия, либо невнимательности переписчика, перепутавшего имя героя со стоящим в генетиве Phylantos — одним из предыдущих имен отрывка. Достаточно легко объяснить происхождение Phileus от предложенной Э. Курциусом гипотетической формы Philaios. Смешение графем ai и е вследствие их одинакового (начиная с какого-то времени) произношения — одна из классических ошибок, и нет ничего удивительного в том, что писец, видя в оригинальном тексте имя Phileos, мог переписать его — под влиянием соседнего Theseus — как Phileus22. Однако наши рассуждения пока не выходят за рамки гипотетических. Факт аналогичной ошибки, допущенной в действительности, связан с именем одного из афинских героев-эпонимов. Во всех рукописях встречается имя элевсинского царя Келеонта, который в нашем случае абсолютно неуместен, поэтому правильнее читать kai Leos вместо Keleos23. Исходя из вышесказанного мы можем с высокой степенью вероятности (Phyleus и Phileus исключаются, a Neleus практически недоказуемо) предполагать, что на пьедестале в Дельфах Павсаний прочитал имя Philaios24.
Прежде чем продолжить разбор нашего отрывка, коснемся еще одного предварительного вопроса — археологического. Позволяют ли данные раскопок Дельф в точности реконструировать марафонский

20 Э. Мионни, мой коллега из университета в Падуе, любезно согласился проверить чтение в венецианской рукописи, а мой друг М. Папатомопулос просмотрел микрофильмы венецианского и флорентийского списков в Институте истории текстов, за что я им глубоко благодарен. Лично я проверил чтение в Parisinus gr. 1410.
21 Оно засвидетельствовано лишь в некоторых détériores, в чем я мог убедиться, просмотрев Parisinus gr. 1399.
22 Похожие замечания, сформулированные, правда, в самом общем виде из-за отсутствия в ту пору тщательной классификации манускриптов, были высказаны X. Хитцигом (Hitzig H.) в одном письме, которое цитируется: Pomtow 1908: 86.
23 Сочинительный союз мог исчезнуть, и, возможно, этим объясняется появление ούτοι μεν δή, справедливо изъятое Шубартом (Schubart) в его издании 1839 г. В некоторых текстах из разряда détériores вновь добавляется και, и в результате получаем και Κελεος τε. Κελεος было подвергнуто сомнению переписчиком или редактором Riccardianus gr. 29, которому, кстати, принадлежит и удачная конъектура Πανδίων. Впервые чтение Κελεος = και Λεώς (правда, с ляпсусом Λεών вместо Λεώς) было предложено в 1768 г. Жаком Ле Полмье де Грантеменилем (Пальмериусом) (Paulmier de Grentemesnil 1768: 435): «Suspicor legendum Πανδίων καΐ Λεών. Non enim censetur Celeus inter Heroes Eponymos, nihil certius est, omnia enim alia nomina sunt eponymorum qui nomina tribubus Atheniensium dederunt». Это исправление поддержал Р. Порсон (см. приложение к работе: Gaisford 1820: 184), и оно присутствует во всех изданиях, начиная с издания Клавье (1821 г.), хотя Я. Ф. Фациус указал его еще в 1794 г. в своем прекрасном лейпцигском издании.
24 Это имя следует писать как Philaios, а не Phileas, как это делает сам Павсаний (Павсаний. 1. 35. 2).

323

постамент, выявить его местоположение, размеры, количество стоявших на нем статуй, иначе говоря, подтвердить или опровергнуть сведения Павсания? К сожалению, ответ будет очень скромным, в нем должны быть учтены скептические оценки самих археологов. Я не стану вдаваться в их дискуссии, которые выходят за рамки моей компетенции, а лишь приведу основные выводы.
На рисунке, заимствованном мною у Ж. Пуйю и Г. Ру (Pouilloux, Roux 1963)25, указано, что (5) — место вероятного нахождения марафонского постамента26. Абсолютно неверно на этом плане указано располо-

Рис. 4. Дельфы: вход в святилище Аполлона
1. Коркирский бык. 2. Постамент аркадян. 3. Навархи Лакедемона. 4. «Деревянный конь» из Аргоса. 5. Марафонский постамент. 6. Семеро против Фив. 7. Эпигоны. 8. Постамент царей Аргоса. 9. Анонимная ниша эллинистического времени. 10. Конная группа Филопомена и Маханида. 11 и 12. Анонимные постаменты.

25 Fig. 34. Их план, в свою очередь, заимствован (с исправлениями и уточнениями) из издания: Coste-Messelière 1936: Fig. L. Я благодарен моему другу П. Левеку, любезно согласившемуся перерисовать для меня этот план.
26 В уже упоминавшемся письме от 23 февраля 1967 г. Ж. Ру писал мне следующее: «На плане... мы поместили этот постамент (5) сразу за постаментом Эгоспотамос (3). Но возможен и другой вариант: постамент (3) располагается южнее, а постамент (5) частично удлиняется в сторону (3) [...], так что размеры постамента невозможно установить даже приблизительно».

324

жение датируемой второй половиной IV в. до н. э. ниши (9)27. По словам Ж. Буске (Bousquet J.), «искусствоведы обрадовались бы, если бы археологи могли указать им хотя бы на несколько камней, принадлежность которых к постаменту была бесспорной или по крайней мере возможной» (Bousquet 1942—1943: 132). Сбылась ли эта надежда? Когда основные раскопки подходили к концу, Т. Омолль писал: «Нет ни одного фундамента, камня или фрагмента надписи, которые мы могли бы связать с этим монументом»28. С тех пор не раз предпринимались попытки решить данную проблему. Одно время X. Помтов относил к западному краю марафонского постамента два ряда кладки известнякового фундамента (Pomtow 1908: 75: Taf. 5)29, но в действительности его верхняя кладка образует северо-восточный угол и скорее относится, как заметил тот же X. Помтов, к Doureios Hippos (4) аргивян30. Он же предлагал идентифицировать как принадлежащую постаменту (5) группу из «примерно пятнадцати известняковых блоков», которые сместились в сторону базы памятника лакедемонским навархам (3) (Pomtow 1924: 1215). Позже эти камни исследовал Ж. Ру (Roux G.). «Я насчитал, — писал он, — в юго-восточном углу перибола выше стенного проема и римской агоры двадцать два известняковых блока (не могу похвастаться, что учел все), тщательно обработанных и со следами углублений для Т-образных шипов. Все они, бесспорно, относятся к одному из монументальных постаментов V века, которые стояли в юго-восточной части святилища». Сравнительно недавно в этом месте проводились раскопки31, с их результатами я познакомился благодаря В. Реньо. Итак, теперь мы имеем дело не с «15 известняковыми блоками» X. Помтова, а с 29. Речь идет о «горизонтальных и вертикальных плитах из светло-серого известняка, сложенных под прямым углом (Т- или Г-образно)». «Место находки, общность характера кладки, материала и обработки позволяют относить эти камни к одному памятнику V в. до н. э.», который мог быть в действительности марафонским ex-voto32. Выделяется четыре типа каменных блоков разной высоты, на основании чего можно говорить по крайней мере о четырех рядах кладки. Нет ни одного хорошо сохранившегося углового камня в этой кладке, чья длина должна была составлять не менее 10 м. К сожалению, ни один камень не принадле-

27 Bulle, Wiegand 1898: 333; ср.: Homolle 1897, где поддерживается эта гипотеза. Она была повторена А. Фуртвенглером (Furtwängler 1904) и в более сложном виде рассмотрена Ф. Пульсеном (Poulsen 1908). Об этой нише см.: Pouilloux, Roux 1963: 19—36.
28 Homolle 1898: 297-299 (ошибочно указаны как 397-399).
29 Эту точку зрения разделяют Э. Бурге (Bourguet 1914: 40) и Ж. До (Daux 1936: 88).
30 См. план в статье: Pomtow 1924: 1199-1200; ср.: Pouilloux, Roux 1963: 53: Fig. 17; Pl. XI, 1-2.
31 См.: Daux 1965: 899. Раскопки проводили К. Ватэн и В. Реньо.
32 Это всего лишь гипотеза, и, как указывал Ж. Ру в своем письме от 9 марта 1967 г., не исключено, что в данном случае речь идет о базе Эгоспотамос (3).

325

жит верхнему ряду базы памятника, поэтому мы ничего не можем сказать о расположении статуй Фидия33. И еще одна деталь заслуживает упоминания: у одного из угловых камней «видимая вертикальная поверхность его меньшей боковой стороны сохранила следы более поздней грубой обтески с целью подгонки к соседнему памятнику». Ж. Ру не исключает, что здесь можно говорить об «удлинении марафонской базы для того, чтобы поставить на нее статуи эллинистических царей»34.
Какими бы ценными ни были эти сведения, они никак не проясняют нашу проблему. По правде говоря, именно описание Павсания служит археологам основным источником и путеводной нитью — слишком в плачевном состоянии дошла до нас юго-восточная часть святилища.
Из этого логически следует, что нам необходимо вновь обратиться к тексту Павсания. Какие интерпретации фрагмента уже предлагались? Самое простое решение было предложено в 1861 г. Э. Курциусом (Curtius 1899). По его мнению, в тексте Павсания имеется лакуна — иначе говоря, в V в. до н. э. марафонский памятник должен был насчитывать не 13, а 16 статуй: Афины, Мильтиада и Аполлона, 10 афинских героев-эпонимов, а также Тесея, Кодра и Филая. Соответственно в эллинистическую эпоху на пьедестале стояли не 16, а 19 статуй35. Я не разделяю этого мнения, но все же одно замечание Курциуса заслуживает самого пристального внимания. Действительно, почему на официальном памятнике афинян не представлена фила Эантида? Ведь ее воины находились на правом крыле марафонского войска, на ее территории произошло само сражение, ее выходцем был полемарх Каллимах из Афидны, и, как следствие, она получила привилегии, о которых

33 Если речь действительно идет о марафонском ex-voto, то трудно относить к верхней кладке пьедестала камень из черного известняка с белыми вкраплениями, о котором упоминает Ж. Буске (Bousquet 1942—1943: 126—129). На камне запечатлена аттическая надпись, а также имеются два углубления под ноги бронзовой статуи, по мнению исследователя, невысокой. Ж. Буске сообщает еще об одном каменном блоке (серый известняк) с записанным на нем проксеническим декретом в честь одного афинянина (324/323 г. до н. э.). В свое время Бурге писал, что этот блок, вероятно, был вделан в марафонский постамент (см.: Bourguet 1909: 3: 1: № 408).
34 Письмо от 9 марта 1967 г. Дополнительную информацию об археологической дискуссии см.: Hitzig, Bluemner 1907—1910: 677—679.
35 Насколько мне известно, эту гипотезу поддержали Б. Сауэр (Sauer В.) и Дж. Г. Фрэзер (Frazer 1898 / V: 265—266). Б. Сауэр развил гипотезу Курциуса в том, что касается проблемы симметрии скульптурной группы. Исследователь заметил, что группа будет несимметричной, если не уравновесить трех дополнительных героев — Тесея, Кодра и Филая — тремя другими персонажами. Скорее всего, полагал Сауэр, в V в. до н. э. памятник включал 19 статуй, а в эллинистическую эпоху трех неизвестных нам персонажей заменили тремя новыми эпонимами. Как видим, данное решение не согласуется с гипотезой археологов об удлинении цоколя памятника в эллинистическую эпоху. Сравнительно недавно проблема лакуны в тексте Павсания была вновь поднята в исследовании: Shear 1976: 221, примеч. 112. См. также: Kron 1976: 225 — автор подчеркивает, что Павсаний ясно пишет о том, что на памятнике представлены не все эпонимы.

326

сообщает Плутарх (Плутарх. Пиршественные вопросы. 628а—629а)36. Почему, добавил бы я, фила Ойнеида, из дема которой происходил Мильтиад, тоже отсутствует на марафонском приношении?
На эти вопросы можно легко ответить, если предположить существование «лакуны» не в тексте, но на самом памятнике. Так, Э. Леви (Loewy 1900) допускал, что статуи Аякса, Ойнея и Гиппотоонта могли быть переименованы в эллинистическую эпоху и названы в честь македонских царей. Однако трудно представить обычно изображавшихся безбородыми эллинистических монархов бородатыми героями-эпонимами, кроме того, вплоть до римского времени не известны подобные случаи переименования статуй37. Со своей стороны X. Помтов одно время считал, что статуи трех эпонимов могли быть позже заменены — из-за нехватки места — изображениями Антигона, Деметрия и Птолемея38. Обе гипотезы неверны по сути, ибо лишают монумент его изначального основного предназначения — быть памятником афинским эпонимам, которые таковыми могут считаться лишь будучи изображенными все вместе, в противном случае — это отдельные герои, чьи заслуги перед полисом особо не выделяются39. Замечу также, что, если бы проблема нехватки места действительно была решающей (предположение само по себе спорное), афиняне решили бы ее за счет статуй Тесея, Кодра и Филая.
Означает ли сказанное, что нам необходимо вернуться к гипотезе о лакуне в тексте? Едва ли. Внимательное чтение показывает, что Павсаний дает картину законченного и целого памятника, каким он был в V в. до н. э. Марафонское приношение выглядит как «апофеоз Мильтиада»40, и не случайно Периегет начинает свое описание с изображений
36 О связи между этими фактами см.: Busolt 1892: 589, примеч. 4; в более общем плане см. мой очерк об Эпаминонде, публикуемый выше. Что касается Курциуса, то он пишет следующее: «Совершенно немыслимо, чтобы в таком важном официальном памятнике, к тому же в Дельфах, где состоялось утверждение названий десяти афинских фил, могли быть допущены столь вольные изменения. Как филы, чьи герои оказались исключенными, могли перенести подобное унижение? В частности, как допустить исключение филы Эантиды, находившейся на вершине славы и пользовавшейся привилегией, состоявшейся в том, что на общественных праздниках ее хор никогда не выступал последним?» (Curtius 1899: 365). Замечу, что последняя ремарка Курциуса основана как раз на сведениях Плутарха.

37 Ср.: Petersen 1901: 144. Ответ Леви (Loewy 1900) не вызвал продолжения дискуссии. У. Крон (Krön 1976: 225) не уверен в том, что эпонимы были изображены бородатыми: Аякс, Ойней и Гиппотоонт часто представлены в юношеском облике.
38 Pomtow 1902: 82—84; 1908 / II: 87: «Вполне допустимо, что когда афиняне прислали в Дельфы статуи новых эпонимов — царей, то изображения трех старых эпонимов уступили им место». Впоследствии Помтов в присущей ему манере легко менять свои взгляды отказался от этой гипотезы (см.: Pomtow 1924: 1215—1216). Впрочем, она появляется в работе: Barron 1964: 46 (автор, правда, не ссылается на немецкого ученого); к аналогичной точке зрения приходит в конечном счете и У. Крон (Krön 1976: 225).
39 См.: Loraux 1979: 12.
40 Выражение заимствовано мною из статьи: Karo 1909: 198.

327

Афины, Аполлона и стратега-победителя. Без сомнения, эти три персонажа находились в центре скульптурной группы памятника41. Что же касается героев — эпонимов и остальных, они разделены в тексте (с помощью ετι δέ) на две группы: с одной стороны, Эрехтей, Кекроп, Пан-дион, Леонт и Антиох, с другой — Эгей, Акамант, Кодр, Тесей и Филай (трое последних, впрочем, отделены фразой, поясняющей, что они не относятся к числу эпонимов)42. Таким образом, можно предположить, что по обе стороны центральной группы находилось по пять афинских героев. Думаю, этого замечания достаточно, чтобы выдвинуть в качестве гипотезы предположение о том, что Кодр, Тесей и Филай представляли в виде исключения три «отсутствующие» филы, причем обстоятельства были таковы, что афиняне, по крайней мере некоторые из них, знали о побудительных мотивах такой странной замены героев.
По правде говоря, эта гипотеза не нова. Еще в 1854 г. ее сформулировал К. Геттлинг (Göttling 1854), но, к сожалению, сделал это на основе неудачно исправленного текста, а сама гипотеза была частью концепции, которая сегодня выглядит бездоказательной. К. Геттлинг был профессором Йенского университета, автором опубликованной в 1840 г. «Истории римской конституции». В ней он объяснял особенности римского государственного устройства тремя «этническими» компонентами: латинским, сабинским и этрусским. Как и многие его современники43, он охотно использовал (часто весьма удачно) подобного рода аргументы, чтобы разобраться в хитросплетениях греческой истории. В частности, немецкий профессор полагал, что во времена Кимона Кодр, Тесей и Нелей (автор придерживался такого чтения), три ионийских героя (Кодр считается легендарным предком знатных ионийских родов, Нелей — основателем ряда полисов в Ионии; что касается Тесея, то в легендах о нем тоже присутствуют ионийские сюжеты44) вытеснили если не в самих Афинах, то на афинском памятнике в Дельфах трех аттических героев — Аякса (который, заметим, не был уроженцем Аттики), Ойнея и Гиппотоонта. Гипотеза не такая уж и фантастическая,

41 Вероятно, Мильтиад находился посередине между богами; к сожалению, мы не можем с точностью сказать, составляли ли два божества и стратег первый ряд группы или же они стояли в центре одного ряда с героями.
42 На значение ετι δέ в свое время обратил внимание Сауэр (Sauer 1889: 19); блестящий анализ композиции памятника дан в работах Э. Петерсена (Petersen 1891: 277— 278; 1901), хотя их автор заходит слишком далеко, говоря о «марафонском» Аполлоне как прототипе Аполлона Тибрского. Развивая идеи Петерсена, Хитциг и Блюмнер (Hitzig, Bluemner 1907—1910 / III: 678) вполне обоснованно сравнивают композицию марафонского ex-voto с композицией фронтона.
43 Ср.: Will 1956.
44 Об этой традиции см.: Sakellariou 1958 (автор весьма осторожен в своих выводах); об «ионийских» легендах о Тесее см.: Herter 1936 (не все выводы автора заслуживают доверия). Точка зрения Геттлинга (включая чтение Neleus) разделяется в работе: Barron 1962: 46.

328

не исключено, что все эти легенды использовались для пропаганды идеи syngeneia — мифического родства Афин и ионийских полисов. Например, в Смирне и Милете засвидетельствованы филы, носившие имя Тесея (когда они существовали — трудно сказать); ничего подобного мы не знаем в отношении Афин. Кроме того, известна милетская фила, названная в честь одного из «отсутствующих» в Дельфах героев — Ойнеида45. Безусловной заслугой К. Геттлинга следует признать то, что он был первым, кто, исследуя список афинских героев-эпонимов, поднял проблему так называемого «умышленного игнорирования Тесея» (eine absichtliche Ignorirung des Theseus) (Göttling 1854: 159). Опираясь на отрывок из Геродота (Геродот. V. 66), повествующий о враждебном отношении Клисфена Сикионского и Клисфена Афинского к ионийцам46, немецкий историк именно «анти-ионизмом» объяснял исключение Тесея из рассматриваемого списка.
Однако и эта гипотеза должна быть отброшена. У нас нет никаких доказательств того, что Кимон проводил проионийскую политику; напротив, его не без основания считают сторонником Спарты. К тому же в гипотезе Геттлинга отсутствует какое-либо объяснение причин замены трех героев-эпонимов тремя другими героями, а именно это как раз требует комментария.
Значительно позже к проблеме, поднятой Геттлингом, обратился А. Моммзен (Mommsen А.) в статье, в основе своей ошибочной (автор придерживается вымышленного Phyleus), но все же представлявшей собой еще один шаг вперед47. Главная идея Моммзена (она по-прежнему выглядит привлекательной) состояла в том, что марафонский памятник изображал боевой строй аттических фил48. Фила Ойнеида была представлена дважды — своим стратегом Мильтиадом и героем по имени Phyleus, который, согласно Павсанию, должен был находиться на краю постамента. Действительно, вполне вероятно, что фила Мильтиада

45 См.: Robert 1944: 673, где указаны эпиграфические данные; ср.: Lévêque, Vidal-Naquet 1983: 111: η. 6. Заимствование Милетом афинских государственных учреждений и территориально-административной системы фил и демов Аттики относится, возможно, к 442 г. до н. э. (см.: Barron 1964: 5—6). Было бы интересно узнать, сохранилась ли при этом милетская фила Тесеида.
46 Совсем иная интерпретация этого отрьшка дана в нашей совместной с П. Левеком книге о Клисфене (с. 50—51).
47 Mommsen 18986: 451—460. Хронологический порядок моего изложения не должен порождать иллюзию, будто речь идет о продолжающейся дискуссии. Гипотеза Геттлинга обсуждалась одним лишь Курциусом; статья Моммзена была включена в общую дискуссию только в 1924 г. (см.: Pomtow 1924: 1215—1216), причем X. Помтов неверно истолковал идею Моммзена.
48 О боевом порядке при Марафоне сообщает Геродот (Геродот. VI. 111): «За правым крылом во главе с Каллимахом следовали (аттические] филы одна за другой, как они шли по счету (ώς αριθμέοντο). Последними выстроились на левом крыле платейцы» (пер. Г. А. Стратановского). Характер этого описания таков, что оно допускает множество интерпретаций.

329

занимала наряду с филой Эантидой почетное место в марафонской фаланге — ведь именно Мильтиад повел войско в атаку на персов, когда очередь командовать дошла до него (Геродот. VI. 110). Моммзен, ссылаясь на свидетельство Плутарха (Плутарх. Аристид. 5) о том, что Фемистокл, выходец из филы Леонтиды, и Аристид, представитель Антиохидской филы, сражались по соседству друг с другом в центре марафонского войска, изящно сопоставил данный факт с соседним расположением статуй Леонта и Антиоха на памятнике в Дельфах. Наконец, еще одно замечание историка представляется важным: он напомнил, что саламинец Аякс (Эант) был чужеземцем в Афинах (Геродот. V. 66), как и Гиппотоонт, уроженец Элевсина, сражавшийся на стороне Эвмолпа против Афин49. Поэтому вполне естественно, что эти герои были заменены царем-объединителем Тесеем и Кодром — героем афинских мифов. Позже сходной точки зрения придерживался Э. Петерсен (Petersen Ε.)50. Он выстраивал следующую схему: Мильтиад выступал от филы Ойнеиды, являясь ее стратегом; осевший в Афинах сын Аякса Филай представлял филу Эантиду; происходивший из Посейдонова рода Нелеидов Кодр замещал сына Посейдона Гиппотоонта, будучи посланником его филы; наконец, Тесей символизировал Афины вообще. Сразу отмечу, что последнее утверждение Э. Петерсена вступает в противоречие с воссозданной им же общей картиной памятника. Действительно, разве мог Мильтиад, находясь в центре композиции, представлять одну-единственную филу? Каким образом один из героев (в нашем случае Тесей), стоявший в общем ряду с эпонимами, мог выступать «глашатаем» всех афинских фил?
В 1924 г. X. Помтов, отказавшись от своих старых взглядов, заимствовал гипотезу А. Моммзена, но по-своему ее интерпретировал51.
Я думаю, истину надо искать в предлагаемом этими исследователями направлении. Но прежде чем перейти от гипотез к доказательствам

49 О Гиппотоонте см.: Kron 1976: 177—187. Этот герой был сыном Посейдона и внуком разбойника Керкиона, погибшего от рук Тесея. О связи Гиппотоонта с Эвмолпом сообщает анонимный поэт, цитируемый Геродианом (Геродиан. 2. 615 Lenz). Согласно Павсанию (Павсаний. I. 38. 4), героон Гиппотоонта находился на месте древней границы между Афинами и Элевсином. О символическом значении этой границы см. отчасти надуманную статью: Picard 1931: 7. Центр филы Гиппотонтиды находился (уникальный случай!) не в Афинах, а в Элевсине (см.: IG. III. 1149. 153).
50 См. его уже упоминавшиеся статьи, особенно: Petersen 1901: 144. Неудачный вариант этой гипотезы см.: Berger 1958: 25, n. 92; по мнению автора, Phileus - ошибка вместо правильного Oineus, Тесей представляет целиком Афины, Мильтиад — филу Эантиду (несмотря на принадлежность к Ойнеиде), а Кодр — филу Гиппотонтиду, поскольку последнего царя Афин и Гиппотоонта связывали некие прослеживаемые в мифах отношения.
51 Pomtow 1924: 1216. Опираясь на Моммзена, Помтов предлагал следующую расстановку: Филай (Phyleus) был от Эантиды, Тесей — от Гиппотонтиды, Кодр — от Ойнеиды. Однако сам Моммзен совершенно четко говорил о принадлежности Phyleus, героя из Филы, к Ойнеиде (Mommsen 18986: 459).

330

(разумеется, в пределах, дозволенных имеющимися источниками), необходимо обратиться к истории и ответить на вопрос: что в эпоху Кимоно, означало возведение в Дельфах такого памятника, как марафонский постамент?
Марафонское сражение поддается сегодня более или менее точной оценке. Битва, участниками которой были Мильтиад и Каллимах из Афидны, афинские и платейские гоплиты, бой, позже увековеченный в таких памятниках, как Афинская сокровищница в Дельфах и колонна Каллимаха, поставленная после его смерти на Акрополе52, — Марафон впоследствии стал служить примером образцового гоплитского боя, и сила этого примера, вероятно, ощущалась до конца IV в. до н. э.53 Так, Платон противопоставлял славу гоплитов Марафона и Платей позору моряков Артемисия и Саламина (Платон. Законы. IV. 707а—d). П. Амандри (Amandry Р.) недавно сумел показать, что по этому же вопросу разделялись в V в. до н. э. апологеты Первой и Второй Греко-персидских войн — поклонники Фемистокла и сторонники Кимона, сына Мильтиада. Об этом убедительно свидетельствует один памятник: к написанной на нем эпиграмме в честь участников Саламинского и Платейского сражений через пятнадцать лет были добавлены строки, прославляющие бойцов Марафона, которые сумели остановить врага «у ворот» и спасти Афины от губительного пожара54. В Марафонском сражении и битве при Платеях участвовало около девяти тысяч афинских гоплитов, тогда как афинский флот насчитывал примерно 36 тысяч граждан55. Хорошо известно, что гоплиты, с одной стороны, и большинство моряков, с другой, были представителями разных социальных групп. Известно и то, что Фемистокл опирался на флот, а Кимон являлся идейным сторонником гоплитов и всадников. Подчеркну: только идейным, поскольку победитель персов при Эвримедонте, вместе с Аристидом организовавший Афинский союз, никогда не помышлял об отказе от грозного оружия, подаренного Афинам Фемистоклом. Накануне Саламинского боя Кимон сам подал пример соотечественникам, пожертвовав Афине удила своего коня (Плутарх. Кимон. 5)56. Но в идейном плане Марафон возвеличивался в ущерб Саламину как в Афинах, так и в Дельфах, и вслед за П. Амандри напомню, что марафонская надпись — не единственный пример этому. Афина Промахос Фидия, датируемая временем Кимона, тоже была создана, как сообща-

52 Raubitschek 1949: 18—20 (текст восстановлен неубедительно). Я не буду разбирать многочисленные споры вокруг этой надписи и рассматривать вопрос о роли полемарха Каллимаха.
53 См. выше: «Традиция афинской гоплитии»; ср.: Loraux 1973б.
54 См.: Amandry 1960; ср.: Pritchett 1960: 160-168; Nenci 1958: 41, η. 46. См. также более общую работу: Amandry 1961а; продолжение дискуссии см.: Delvoye 1975; Petre 1978.
55 Более подробно об этом см. выше мою главу «Традиция афинской гоплитии»
56 Одновременно отметим, что Кимон усовершенствовал триеры с той целью, чтобы они вмещали как можно больше гоплитов (Плутарх. Кимон. 12)

331

ет Павсаний (Павсаний. I. 28. 2), на «десятину» из трофеев, захваченных у «мидийцев, высадившихся у Марафона»57. Изображение Марафонской битвы, относящееся к концу эпохи Кимона, находилось в афинской Пестрой стое (Павсаний. I. 15). Павсаний, не скрывая удивления, приводит еще один пример: «Эсхил, когда он почувствовал приближение конца жизни, не упомянул ни о чем другом, несмотря на то, что он достиг столь великой славы и своими стихотворными произведениями, и своим участием в морских битвах при Артемисии и у Саламина. Он просто написал свое имя, имя своего отца и название своего полиса и добавил, что в свидетели своей доблести он призывает Марафонскую бухту и высадившихся в ней мидян» (Павсаний. I. 14. 5)58.
К марафонским трофеям отнес Э. Вандерпул (Vanderpool Ε.) колонну и массивную ионийскую капитель, которые были найдены в марафонской часовне Панагии Месоспаритиссы. Они тоже датируются второй четвертью V в. до н. э.59 Очевидно, что в этом ряду находится и наша скульптурная группа. Однако в Дельфах мастера могли позволить себе более смелое решение по сравнению с теми, что мы уже видели. Вряд ли Дельфы были пропагандистским центром, где разрабатывались те или иные доктрины60, да и трудно представить, кто конкретно мог этим заниматься. В то же время Дельфы были местом пропаганды, где отдельные полисы и граждане иногда прибегали к средствам и приемам, которыми они не рисковали пользоваться у себя дома. Так, взяв на откуп строительство нового храма в Дельфах, Клисфен и Алкмеониды обеспечили себе возвращение в Афины61. Именно в Дельфах царский опекун Павсаний осмелился присвоить себе звание победителя во Второй Греко-персидской войне (Фукидид. I. 132). Дельфы были тем местом, где лакедемоняне впервые в своей истории изоб-

57 О 460—450 гг. до н. э. как вероятной дате изготовления статуи см.: Meritt 1936: 362— 380 (рассматривается надпись I G. П. 388, где приведены счета Промахос). Впоследствии Стивене и Раубичек (Stevens, Raubitschek 1946) попытались реконструировать пьедестал статуи с имевшимся на нем посвящением, которое они датировали 480—460 гг. до н. э. По мнению этих авторов, статуя Афины представляла собой мемориал в честь Греко-персидских войн. Однако П. Амандри скептически отнесся к их реконструкции, заявив, что «восстановление текста посвящения и сама идентификация каменных блоков спорны» (Amandry 1960: 7: п. 16).
58 Первое предложение отрывка цит. по: Павсаний. Описание Эллады/Пер. С. П. Кондратьева. СПб., 1996. Второе предложение, выделенное курсивом, дано в переводе с французского. (Примеч. пер.)
59 Vanderpool 1966. Одно время высказывалось предположение, что скульптуры Афинской сокровищницы в Дельфах тоже следует датировать временем Кимона. См. заметку Ж. Перро в «Journal des débats» от 13 июня 1907 г. (с. 2, кол. 2); я заимствовал эту ссылку из работы: Coste-Messelière 1957: 267 (n. 3). Последний автор хотя и пишет, что скульптуры были изготовлены в 489 г. до н. э., тем не менее не исключает их более позднюю датировку.
60 Противоположная точка зрения высказывается в работе: Defradas 1954.
61 См.: Lévêque, Vidal-Naquet 1983: 40.

332

разили полководца-победителя Лисандра, венчаемого Посейдоном62.
Какое место в этом ряду занимает наш памятник? Особое значение должен иметь тот факт, что на нем изображены герои, ибо нет ничего более пластичного, чем герой как объект религиозного и гражданского поклонения. Он должен обладать прежде всего теми качествами, которые от него требуются, но можно также создать, как сказали бы сегодня, искусственного героя в угоду требованиям политической жизни. Клисфен, заручившись поддержкой дельфийского оракула, учредил группу эпонимов, или архегетов фил, с прикрепленными к ним жрецами и отобрал героев (архегетов) для демов63. Принимаем ли мы всерьез рассказ Аристотеля о том, что пифия из предложенного ей списка ста героев остановилась на десяти (Аристотель. Афинская полития. XXI. 6), или нет64, несомненным остается одно: выбранные Клисфеном герои не были равными по своему значению. При этом отдельные второстепенные персонажи оказались на первом плане, тогда как ряд центральных героев был почему-то пропущен, и в первую очередь это касается Тесея.
Теперь мы можем рассмотреть марафонский постамент в контексте истории Афин и Дельф65. История отношений Тесея с Афинами далеко не простая. Этот герой, будучи исключенным из списка эпонимов, в котором фигурируют и его отец Эгей, и сын Акамант, как ни удивительно, вновь появляется после Марафонской битвы; причем это появление вдвойне неожиданно, поскольку связанные с ним мифы относятся к району Тетраполя. Такая локализация должна была пойти не на пользу сыну Эгея, но на самом деле сразу после Первой Греко-персидской войны она сыграла положительную роль в его судьбе. В скульптурах Афинской сокровищницы в Дельфах мифы о Тесее объединены с мифами о Геракле, а эпизод о Марафонском быке занимает среди этих изображений достойное место66. Семейство Мильтиада и Кимона использовало в своих целях это возрождение славы Тесея, возможно даже, что оно само этому возрождению способствовало. Некоторые исследователи связывают появление изображений Тесея на памятниках конца VI — начала V в. до н.э. с Клисфеном67. Это абсолютно неправильно — в действительности все было наоборот. «Нам известно, что сородичи и сторонники Мильтиада были тесеоманами, тогда как в от-

62 См.: Павсаний. X. 9. 4; ср. надпись: Meiggs-Lewis 1969. О дискуссии относительно местонахождения этого постамента см.: Pouilloux, Roux 1963: 16—36.
63 См.: Lévêque, Vidal-Naquet 1983: 23-24.
64 Сомнения по поводу этого сообщения см.: Lévêque, Vidal-Naquet 1983: 50, η. 7.
65 Об истории отношений Афин с Дельфами см. обобщающую работу: Daux G. Athènes et Delphes. Автор отмечает сравнительно позднюю дату установления этих контактов и на с. 61—67 приводит полезную информацию по хронологии; о марафонском ex-voto см.: там же, с. 44.
66 См.: Coste-Messelière 1957: 58-63.
67 Например: Schefold 1946: 66.

333

ношении Алкмеонидов мы этого сказать не можем»68. Как бы там ни было, именно Кимон «обнаружил» в 476—475 гг. до н. э. на Скиросе останки Тесея и торжественно перезахоронил их на Афинской агоре, тем самым фактически объявив героя ойкистом полиса69.
Ценные сведения о мифической родословной клана Кимона содержатся в дошедших до нас фрагментах первого афинского прозаика Фе-рекида70. Ф. Якоби (Jacoby F.) убедительно показал, что этот автор генеалогических списков героев, интересовавшийся мифами о Тесее и Кодре, о геройской смерти которых он был хорошо осведомлен71, а также дельфийскими легендами (F 36), проследил (поистине уникальное достоинство его плохо сохранившегося сочинения) генеалогию рода Филая (F 2) (Ферекид называет его Philaias) до исторического времени, а именно — до Мильтиада Старшего. Как известно, к этому предку возводил свою родословную Кимон72. На основании данного факта Якоби сделал закономерный вьшод: Ферекид находился в клиентской связи с кланом Мильтиада73.
Итак, Тесей появляется в Дельфах после Марафона74, а в Афинах — после Саламина. Стоит ли удивляться присутствию его изображений на двух важнейших памятниках эпохи Кимона, посвященных победе над

68 Coste-Messelière 1957: 261. Я поддерживаю эту точку зрения, несмотря на огонь критики сторонников гипотезы Шефолда; см.: Sourvinou-Inwood 1971b: 99—100; Boardman 1972 / 1; Boardman 1972/2; Berard 1982. Этим авторам, действительно, удалось показать, что изображения Тесея на аттических вазах становятся популярными после изгнания тиранов, поэтому теория Нильссона (Nilsson 1953) о том, что культ Тесея был инструментом пропаганды Писистрата, неверна. В то же время было бы неправильным считать изображения на вазах прямым отражением идей какой-либо одной господствующей партии или даже всего афинского полиса. Так, откровенно вздорным представляется утверждение Дж. Бордмэна (Boardman 1972 / 1: 61—62) о том, что палица Геракла — символ булавоносцев (korynephoroi) Писистрата. Наконец, не следует забывать: Тесея нет в клисфеновском списке героев-эпонимов, а для Мильтиада и Кимона он — герой.
69 См.: Плутарх. Кимон. VIII; Тесей. XXXVI. 1; Павсаний. I. 17. 2; Схолии к речи Эсхина «Против Ктесифонта» (Эсхин. Против Ктесифонта. 13).
70 См.: Jacoby 1947. Ниже я цитирую фрагменты Ферекида по изданию Якоби: FGrH 3.
71 См. фрагменты: 147—150 (Тесей) и 154—155 (Кодр).
72 См. генеалогическую таблицу: Wade-Gery 1958: 164, п. 3. Усыновление Мильтиад ом Старшим Кимона Коалема («Простака») породнило потомков последнего с «Филаидами».
73 См.: Jacoby 1947: 31: «Ферекид не только доводил родословную потомков Филая до второй половины VI в. ... но, добавляя отдельные имена, стремился умножить славу рода Филаидов». В то же время я не могу согласиться с Якоби, когда он ссылается (с. 32—33) на отсутствие имени Кимона как на обстоятельство, позволяющее датировать сочинение Ферекида временем, предшествующим первой стратегии Кимона (476—475 гг. до н. э.). С равным успехом можно было бы использовать и отсутствие имени Мильтиада Младшего, что позволило бы отнести сочинение Ферекида к еще более ранней эпохе. Достаточно того исключительного факта, что Ферекид прослеживает генеалогию от мифического персонажа до реального исторического деятеля, мы не вправе требовать от него большего — ее доведения до одного из своих современников. В Афинах каждый знал о родстве Кимона с Мильтиадом Старшим.
74 Напомню, что согласно Плутарху (Плутарх. Тесей. V), одно место в Дельфах называлось Theseia — в память об обряде, совершенном Тесеем, когда тот был эфебом.

334

персами, — на дельфийском постаменте в честь Марафона и на приписываемой другу Кимона Полигноту картине, которая украшала Пеструю стою?75 Эту знаменитую картину описал Павсаний. Рядом с изображением битвы при Эное в Арголиде, где во время Первой Пелопоннесской войны была одержана победа над Спартой, и по соседству со сценами амазономахии (с участием Тесея) находилась (с краю) картина, изображавшая Марафонский бой. На ней были нарисованы «герой Марафон, от которого вся эта равнина получила свое название, а также Тесей, изображенный, как будто он поднимается из земли, кроме того Афина и Геракл» (Павсаний. I. 15, пер. С. П. Кондратьева). Среди участников сражения также особо выделялись Каллимах и тесно связанный с Тесеем Мильтиад76.
Теперь можно задать вопрос: кого Тесей заменил на памятнике в Дельфах? Ответ для меня очевиден: герой Марафона заменил царя Саламина, Аякса, поскольку во времена Кимона прославленное гоплитское сражение времен Первой Греко-персидской войны ставилось выше знаменитого морского боя времен второй. Дополнительное подтверждение дает следующая деталь: на одной из картин Пестрой стои был изображен Аякс (правда, не владыка Саламина, а сын Оилея, известный как Аякс Малый, которого, впрочем, часто путают с его тезкой) перед царями, собравшимися для суда над ним за учиненное им прямо у алтаря насилие над Кассандрой (Павсаний. I. 15. 2). Более детальное описание этой сцены дано у Павсания на примере одной из картин в Дельфах77. Таким образом, Тесей сумел взять реванш: исключенный из клисфеновского списка эпонимов, он, тем не менее, оказался на постаменте рядом со своими родственниками — отцом Эгеем и сыном Акамантом. Отсутствующего на марафонском пьедестале Аякса заменил его афинский сын Филай (Плутарх. Солон. X). Тесей выступал от филы Эантиды, которая занимала почетное место в сражавшемся войске; место Филая было еще более почетным — находясь справа от центральной группы, он представлял филу Ойнеиду. Малоизвестный Ойней78, внебрачный сын царя Пандиона, не мог конкурировать с Филаем. Действительно, Филаидский дем относился к филе Эгеиде, а не к Ойнеиде, однако считается, что уже

75 Плутарх. Кимон. IV. Об изображении Тесея на этих двух памятниках см.: Herter 1939: 291—292. В этой же статье даны ссылки (см. с. 290) на все источники (включая сочинения поздних авторов), в которых говорится о связи Тесея с Марафоном. Так, например, в схолиях к «Фиваиде» Стация (Стаций. Фиваида. V. 431; XII. 196) утверждается, что Тесей вырос в Марафоне. См. также: Podlecki 1966: 13; Simon 1963.
76 Самый подробный разбор этого отрывка и касающихся его источников см.: Robert 1895: 1—45. Согласно схолии к Элию Аристиду (III. Р. 566 Dindorf), Мильтиад вытянул руку, указывая эллинам на варваров. Плиний (Плиний. Естественная история. 35. 57) пишет, что картина была нарисована Паненом. О появлении Тесея на поле Марафонской битвы сообщает Плутарх (Плутарх. Тесей. XXXV. 8).
77 Ср.: Павсаний. X. 26. 2—3. (Примеч. пер.)
78 Об этом персонаже и связанных с ним мифах см.: Kron 1976: 188—189.

335

Мильтиад Старший был приписан к дему (впоследствии получившему имя Лакиадский), который находился на территории филы Ойнеиды79. Нет сомнений, что именно к этому дему принадлежали Мильтиад и его сын Кимон80. Там находился теменос героя Лакианта, а по соседству с ним — святилище Фитала, предоставившего гостеприимный кров Деметре; его же потомки Фиталиды радушно встретили Тесея81.
Наконец, остается элевсинский герой Гиппотоонт, которого, как следует из нехитрого подсчета, мог заменить только Кодр. Можем ли мы привести столь же четкие, как в двух предыдущих случаях, аргументы в пользу этой замены?82
Упоминаемый у Павсания Меланф, отец Кодра, был, вероятно, эпонимом Меленского дема, входившего в филу Гиппотонтиду83. Но я вынужден признать, что это — единственный топографический аргумент в пользу предполагаемой связи афинского царя с представляемой им в Дельфах филой. Медонтидская фратрия, к которой, как принято считать, относились потомки Кодра, никак не может быть локализована на территории Гиппотонтидской филы84. То же самое следует сказать и о могиле Кодра, находившейся, согласно одной надписи римской эпохи, у подножия Акрополя (IG. II2. 4258), о легендарном месте его смерти близ Илисса (Павсаний I. 19. 5)83, наконец, о святилище, которое Кодр «делил» с Нелеем и Басилеем86.
Неожиданное подтверждение нашей гипотезе мы найдем в одном тексте. Это отрывок речи против Леократа, произнесенной Ликургом после Херонеи (Ликург. Против Леократа. 83-88). Идеолог и историк, опиравшийся как на серьезную литературу, так и на сфабрикованные документы8', всячески проявлявший интерес к проблеме афинского присутствия в Дельфах (возможно, с его именем следует связывать возведение там знаменитой колонны «танцовщиц», которых Ж. Буске (Bousquet 1964) не без осно-

79 Аргументы в пользу этого предположения см.: Lewis 1963: 24—25.
80 Здесь у Кимона имелись клиенты (ср.: Аристотель. Фрагм. 363 (Rose)). О семейной гробнице потомков Мильтиада, находившейся в Келе на территории филы Гиппотонтиды, см.: Геродот. VI. 103; Марцеллин. Жизнеописание Фукидида. 55.
81 Павсаний. I. 37. 2; Плутарх. Тесей. XII. 1; ср.: FGrH. ΙΙΙb. I. P. 207-208.
82 Ср.: Riemann 1956: 182: автор сближает этих двух героев на том основании, что они оба происходят от Посейдона.
83 Ср.: FGrH. ΙΙΙb. II. Р. 50.
84 О дискуссии по данному вопросу см.: Crosby 1941 (надпись № 1 на с. 21—22); там же указана библиография.
85 См.: Travlos 1971: 332-334.
86 Dittenberger. Sylloge3. 93. Наиболее детальный анализ афинской традиции о Код-ре см.: Ledl 1914. Изображение Кодра сохранилось на единственном сосуде, датируемом временем Перикла (ваза носит имя легендарного царя); см.: Beazley. ARV2. 1268. 1. Кодр встречает прорицателя Энета. Снаружи на чаше изображены Аякс, Эгей и Тесей -любопытная встреча нескольких героев, так или иначе связанных с памятником в Дельфах. Однако к этому больше нечего добавить.
87 Об этом аспекте творчества Ликурга и его современников см.: Robert 1939: 316.

336

вания отождествляет с Аглавридами), Ликург, несомненно, не был безучастным свидетелем. Он рассказывает дельфийский анекдот, связанный с Кодром. Некий дельфийский жрец по имени Клеомант («предсказатель славы») предупредил афинян о пророчестве оракула, адресованном их врагам: те захватят Афины, если останется в живых царь Кодр. Узнав об этом, Кодр решил перехитрить врагов и покончил с собой. Ликург отмечает, что потомки Клеоманта имели право почестей в Афинском пританее, и делает следующий вывод: «Как мы видим, их любовь к отчизне была не такой, как любовь Леократа88. Древние цари, устроившие эту хитрость врагам, пошли на смерть за отчизну и принесли себя в жертву ради спасения всех остальных. Вот почему они получили исключительное право быть эпонимами этой страны (τοιγαρουν μονώτατοι επώνυμοι της χώρας είσίν) и заслужили божественные почести». Сразу отбросим все преувеличения автора и отметим, что, по-видимому, Ликург смешивает легенду о Кодре с мифом об Эрехтее, принесшем в жертву не себя, а свою дочь Пандросу89. Специально Эрехтею оратор посвятил пространный фрагмент своей речи, где он цитирует Еврипида (Ликург. Против Леократа. 99—100). Думаю, что наше понимание этого отрывка90 станет еще более полным, если мы предположим, что Ликург намекает и на памятник в Дельфах, на котором изображались Кодр, Тесей и Филай — заменяющие герои-эпонимы. По крайней мере, таким будет мое заключение91.

88 Дезертир, против которого выступает Ликург и к делу которого он время от времени возвращается после экскурсов в прошлое.
89 По другой версии мифа, Эрехтей, чтобы победить врагов, принес в жертву Афине свою младшую дочь Отионию. (Примеч. пер.)
90 Мне возражает У. Крон (Krön 1976: 224, Anm. 1087), говоря, что в отрывке речь идет об «эпонимах страны» (επώνυμοι της χώρας), а не эпонимах фил. Странное возражение, если учесть, что Кодр сравнивается с Эрехтеем, эпонимом Эрехтеиды. В качестве типичного примера обращения греческих авторов IV в. до н. э. к теме героев-эпонимов и связанной с ними идеологии назову одну из речей Демосфена (Демосфен. Надгробная речь. 34—43), прокомментированную Н. Лоро (Loraux 19816: 127, 138—142).
91 Вряд ли имеет смысл говорить о том, что я не пытаюсь показать стремления Кимона учредить в Афинах филы Тесеиду, Филаиду и Кодриду. Марафонский памятник — всего лишь «пробный шар», свидетельство крайней смелости выражения, дозволенной в Дельфах, и чрезвычайной аморфности мира героев. Существует ряд других примеров, аналогичных нашему. Так, уже неоднократно упоминавшаяся работа Дж. Бэррона (Barron 1964: 35—48), посвящена весьма любопытному памятнику — датируемым V в. до н. э. пограничным камням на Самосе, ограждавшим территорию святилища Афины — «покровительницы Афин» (Αθηνών με δέουσα), эпонимов и Иона. Надписи на камнях выполнены на ионийском и аттическом диалектах и датируются примерно 450—446 гг. до н. э. Бэррон приписывает установку камней инициативе самосцев, но я бы не стал настаивать на этой гипотезе, поскольку на камнях имеется ряд аттических надписей. Не разделяя всех выводов автора, не могу не согласиться с одним из них, а именно: учреждение на Самосе в рамках союза с Афинами культов «Иона Афинского» и «Афинских эпонимов» предполагает, что под последними скорее подразумевались четверо сыновей Иона, прародителей «ионийских» фил, нежели десять клисфеновских эпонимов. Таким образом, несколько эпонимов, упраздненных Клисфеном, продолжали официально значиться в самосском святилище, находившемся под покровительством Афин. Не следует ли нам признать, что подобная двусмысленность была намеренной?

Подготовлено по изданию:

Видаль-Накэ П.
Черный охотник. Формы мышления и формы общества в греческом мире / Пер. с фр.; под редакцией С. Карпюка. — М.: Ладомир, 2001. — 419 с.
ISBN 586218-393-0
© Éditions La Découverte, 1991.
© Бонгард-Левин Г. M. Статья, 2001.
© Литвиненко Ю. H. Предисловие, перевод, 2001.
© Ляпустина Е. В. Перевод, 2001.
© Иванчик А. И. Перевод, 2001.
© Филатович В. С. Оформление, 2001.