Последний лидийский царь Крез стал популярным персонажем греческой нарративной традиции. Вошли в поговорку не только баснословные богатства этого малоазийского владыки. Не менее часты у античных авторов упоминания о филэллинстве Креза. Уже Геродот охотно рассказывает о щедрых дарах, которыми царь осыпал дельфийское святилище (I.50-54;92;VIII.35;122) и другие храмы Греции, о знаменитых греческих мудрецах - Бианте, Питтаке, Фалесе и других, — будто бы гостивших при его дворе (1.27;29;75)'. В нашу задачу здесь не входит анализ достоверности всей этой информации. Во всяком случае, очевидно, что она отражает вполне определенную тенденцию в политике если не персонально Креза, то в целом лидийских Мермнадов.
Предметом данного доклада являются несколько интересных пассажей "отца истории", в которых имя Креза оказывается связанным с известными политическими деятелями архаических Афин. В первую очередь речь идет, конечно, о Солоне. Встреча Креза с афинским мудрецом и законодателем уже в древности стала хрестоматийной. Подробный рассказ о ней Геродота (1.29-33; ср.1.86) лег в основу всех более поздних сообщений. Так, Плутарх (Sol.27-28), хотя и вводящий некоторые новые детали, вряд ли имел в своем распоряжении какой-то независимый от Геродота источник. А такой, например, писатель, как Диоген Лаэрций (1.50-51), даже не считает нужным лишний раз пересказывать рассказ о Солоне и Крезе, указывая, что он известен каждому.
Думается, и нам здесь нет необходимости подробно излагать этот эпизод. Напомним, что Солон, радушно принятый Крезом, осмотрев его сокровищницы, затем прочел царю нравоучение о непрочности человеческого счастья. Свое видение счастливого (δλβιος-) человека он подкрепил рядом конкретных примеров (афинянин Телл, аргивяне Клеобис и Битон). Самоуверенный Крез не внял увещаниям афинского мудреца, за что впоследствии жестоко поплатился.
Как правило, встреча Солона и Креза признается вымышленной, никогда не имевшей места в реальной действительности. И дело здесь не в том, что Солон не мог посетить Сарды. Нет, Лидия значительно ближе к Афинам, нежели Кипр или Египет, где Солон безусловно бывал, о чем свидетельствуют фрагменты его собственных элегий (Sol.fr.6-7 Diehl). Не играет роли и новеллистический, даже анекдоти-
ческий характер рассказа, несущего на себе отчетливые следы литературной обработки2 (о том, кому принадлежит эта литературная обработка, речь пойдет чуть ниже). Подобного рода новеллистические мотивы часто встречаются у Геродота в повествовании о вполне достоверных событиях.
Главное препятствие, мешающее констатировать историчность встречи Солона и Креза, лежит в сфере хронологии. Хронологическое противоречие в рассказе Геродота было замечено уже в античности (Plut.Sol.27,1). Действительно, оно не может не броситься в глаза. Крез воцарился на лидийском престоле в 560 г. до н.э., а посещение Соло-ном Сард произошло в ходе его десятилетнего добровольного изгнания из Афин (593-583 гг. до н.э.), то есть на два-три десятилетия раньше3.
Казалось бы, вопрос решается предельно просто: следует признать, что Солон был гостем не Креза, а его отца - предыдущего лидийского царя Алиатта4. Судя по всему, так оно и было. Но остается существенная неясность: почему же у Геродота появляется в этом контексте именно Крез. Предположение, что историк попросту перепутал Алиатта с его более знаменитым сыном, вряд ли уместно. Геродоту прекрасно известна хронология правления последних лидийских царей. Собственно, все их датировки в современной исследовательской литературе зиждятся именно на его цифрах. Геродот знает даже время рождения Креза - 595 г. до н.э. (Herod.1.26). Кажется, совсем несложно было сопоставить даты и убедиться в невозможности визита Солона в Сарды в царствование Креза. Но "отец истории" не принимает в расчет совершенно очевидного противоречия.
Судя по всему, у Геродота были резоны связать Солона именно с Крезом. Не имел ли он в своем распоряжении какого-то очень авторитетного источника, в котором эти два имени стояли вместе? Только данные такого источника могли бы заставить историка презреть хронологические соображения. Остается только высказать гипотезу о том, что это был за источник и почему он был столь авторитетен для Геродота.
Невозможно согласиться с суждением Ж.Дефрада, согласно которому Солон геродотовского рассказа не соответствует облику исторического Солона5. Достаточно проанализировать сохранившиеся стихотворения Солона, со строк которых, следует полагать, строй мыслей
афинского мудреца встает перед нами в наиболее аутентичном виде. По многим позициям мы находим черты прямого сходства между этими стихотворениями и речью Солона перед Крезом. К числу таковых можно причислить: неуверенность в завтрашнем дне, невозможность предсказать грядущее (Sol.fr. 1,63-70 Diehl; ср. Herod.I.32,4-5;10); непрочность обладания богатством (Sol.fr.4,9-12 Diehl; ср. Herod.I.32,6); сравнение богача с человеком умеренного достатка в пользу последнего (Sol.fr. 14 Diehl; ср. Herod.I.32,6-7); невозможность называться счастливым при жизни (Sol.fr. 15 Diehl; ср. Herod.I.32,8); важность наличия детей для счастья (Sol.fr. 13 Diehl; ср. Herod.I.30,5;32,7); определение срока человеческой жизни в 70 лет (Sol.fr. 19,17-18; ср. Herod.I.32,2)6.
Конечно, есть в речи Солона у Геродота некоторые мысли, внесенные самим историком. Такова идея зависти богов (Herod.I.32,2), чуждая Солону, но очень характерная для самого Геродота7. Однако в целом Геродот достаточно точно передает взгляды афинского мудреца. В связи с вышесказанным кажется вполне обоснованной мысль, высказанная Л.Джеффери: Геродот мог, строя свой рассказ о Солоне и Крезе, основываться на каком-то не дошедшем до нас стихотворении Солона, обращенном к Крезу8. Это стихотворение могло называться, например, Про? Κροΐσον и заключать в себе те мысли, которые получили отражение в геродотовском логосе.
Именно так, на наш взгляд, следует решать проблему об авторитетном источнике Геродота. Этим источником, очевидно, был сам Солон, подвергший литературной обработке свои впечатления от визита в Сарды. Ясно, что, располагая сообщением самого Солона (куда уж авторитетнее!), Геродот просто не мог не предпочесть его каким бы то ни было хронологическим резонам.
Еще один штрих. Солон у Геродота (1.31) говорит о Клеобисе и Битоне, об их подвиге и смерти, об их статуях, посвященных аргивянами в Дельфы. Эти статуи (кстати, по счастливой случайности дошедшие до нас), созданные аргосским скульптором Полимедом, датируются первой четвертью VI в. до н.э.9, то есть именно временем активной деятельности Солона. Вне сомнения Солон, в политической деятельно-
сти которого Дельфийский храм занимал важное место и который поддерживал с Дельфами тесные контакты, видел там эти статуи и слышал сложившуюся вокруг них храмовую легенду10. Эту легенду, помимо прочего, он и использовал в своей нравоучительной элегии. В противном случае, если предположить, что речь Солона была сочинена Геродотом или кем-то другим в более позднее время, оказывается непонятным точное совпадение времени установки статуй и упоминания их афинским законодателем.
Сложнее обстоит дело с другим примером, упомянутым в речи Солона у Геродота, — с афинянином Теллом. Плутарх (Рор1.24) указывает, что Телл не упоминается в стихотворениях Солона (хотя неизвестно, существовал ли еще во времена Плутарха полный сборник стихотворений Солона). Высказывалось предположение, что рассказ о Телле у Геродота - отзвук надгробной речи (επιτάφιος λόγο?) , и стилистика рассказа полностью соответствует такой интерпретации. Введение практики надгробных речей в Афинах оратор IV в. до н.э. Анаксимен (ap.Plut.Popl.9) связывает именно с Солоном, и большинство современных исследователей принимает эту датировку12. Уж не произнес ли эту речь над могилой Телла сам Солон, положив таким образом начало обычаю? Воспоминание о содержании этого первого эпитафия, как о чем-то новом и необычном, вполне могло дожить до времен Геродота.
Хронологические расчеты не противоречат такому предположению. Время жизни Телла Геродот не сообщает, но говорит, что он погиб в битве с соседями (προς τούς άστυγε'ιτονας) при Элевсине. Вряд ли речь здесь идет о присоединении Элевсина к афинскому полису, совершившемся за век до Солона13. Под άστυγε'ιτονες почти несомненно подразумеваются мегаряне, которые вели крупную войну с Афинами как раз незадолго до солоновских реформ (и сам Солон, как известно, активно участвовал в войне).
Итак, Солон побывал в Лидии, несомненно, в правление Алиатта. Его визит в Сарды относится к заключительному этапу десятилетнего путешествия (Herod.I.30,1; Plut.Sol.26-27), т.е. ко второй половине 580-
х гг. Крез в это время был наследником престола 14, подростком лет 1 ΟΙ 2. Ему-то и посвятил Солон стихотворение, о котором здесь идет речь. Стихотворение это могло быть написано как в ходе поездки в Лидию, так и позже, после возвращения Солона в Афины. Оно-то и стало источником традиции о встрече Солона и Креза. Встреча эта, видимо, действительно имела место, но задолго до воцарения Креза.
Другим известным афинянином, согласно Геродоту (VI. 125), воспользовавшимся гостеприимством Креза, был современник Солона Алкмеон - один из родоначальников рода Алкмеонидов, первый в Афинах олимпийский победитель в состязаниях колесниц-четверок (592 г. до н.э.)15. Рассказ Геродота о его встрече с Крезом тоже новел-листичен. Алкмеон, по словам историка, оказал важные услуги лидийским послам в Дельфах, за что был приглашен Крезом в Сарды и там в буквальном смысле слова осыпан золотом, причем при получении царских даров афинянин проявил редкостное корыстолюбие.
Современные исследователи справедливо сходятся на том, что Алкмеон, как и Солон, посетил Лидию в царствование Алиатта, а не Креза 16 (к моменту вступления последнего на престол Алкмеона уже не было в живых). Высказывались даже соображения о конкретной цели этой миссии Алкмеона, ставящие ее в контекст первой Священной войны, которую Афины вели в начале VI в. до н.э. за преобладание в Дельфах17. Казалось бы, и здесь о Крезе никакой речи быть не может. Однако попытаемся показать, что, как и в случае с Солоном, мы имеем дело не с банальной ошибкой Геродота. Историк имел основание связать имена Алкмеона и Креза.
На базе великолепного аттического куроса позднеархаической эпохи имеется надпись:
Στήθι και ο'ίκτιρον Κρούσου παρά σήμα θανόντος, Όν ποτ' ένι προμάχοις ώλεσε θουρος "Αρης. Встань и скорби у могилы павшего Креза - его же В битве, в передних рядах буйный Арес погубил.
Иными словами, перед нами надгробие афинянина по имени Крез. Курос датируется третьей четвертью VI в. до н.э.18 Крез, таким образом, должен был родиться около первой четверти того же столетия. Подобное экзотическое имя в Афинах с наибольшей вероятностью мог
носить представитель рода Алкмеонидов, конкретно - один из сыновей того самого Алкмеона, что побывал в Сардах. Справедливо отмечалось, что появление в аттической ономастике чужих имен (в данном случае имя даже не греческое) происходило, как правило, через ксенические связи аристократов, когда сыну давалось имя ксена или сына
ксена 19.
Ф.Буррио высказывал сомнения по поводу принадлежности афинянина Креза к роду Алкмеонидов 20. По его мнению, Крез мог быть членом и какой-нибудь другой афинской семьи, имевшей связи с лидийскими царями, например, Филаидом (см. ниже) или потомком Солона. Однако эти возражения недостаточно основательны. У Солона, судя по всему, вообще не было потомства21. А представитель рода Филаидов был бы погребен в усыпальнице этого рода, в деме Кела (Herod.VI. 103,4; Plut.Cim.19). Надгробие же Креза происходит из дема Анафлист (в Паралии). По мнению большинства ученых, именно в Анафлисте находилась родовая усыпальница Алкмеонидов. Во всяком случае, в районе этого дема найдено надгробие еще одного представителя этого рода22.
Кроме того, достаточно хорошо известно, что именно Алкмеониды в VI в. до н.э. поддерживали тесные связи с Лидией, что стало одним из основных источников их богатств23. Итак, нет серьезных оснований сомневаться в том, что Алкмеон после визита к Алиатту дал одному из своих детей имя сына заморского друга и благодетеля. Отсюда, на наш взгляд, объясняется и накладка Геродота. Очевидно, известное историку имя Креза - сына Алкмеона - побудило его связать визит последнего в Сарды с царствованием лидийского Креза, а не его отца, что было бы вернее.
Можно даже попытаться реконструировать исторический контекст поездок Солона и Алкмеона в Лидию. Первым из них в Сарды отправился Алкмеон. Это произошло вскоре после утверждения проафинской группировки в Дельфах в начале первой Священной войны, но до олимпийской победы Алкмеона. По нашим расчетам, лидийская поезд-
ка Алкмеона приходится на 593 г. до н.э. Очевидно, именно его, мягко говоря, не вполне выдержанное поведение при виде сардских богатств и внушило лидийскому царю мысль о врожденном корыстолюбии всех афинян. Поэтому не случайно, что, когда лет десять спустя в Сарды явился Солон, Алиатт ("Крез") первым делом повел его именно в свои сокровищницы, видимо, ожидая аналогичной реакции (в чем, впрочем, царь на сей раз обманулся).
Не исключено, что посредующим звеном между Солоном и лидийским царем выступил именно Алкмеон. Как известно, Алкмеониды в период реформ Солона в Афинах были близки к нему, составляли его "группу поддержки"25. В этой ситуации Алкмеон в ходе своего визита в Сарды вполне мог рекомендовать Алиатту Солона как главного афинского "мудреца".
Наконец, Геродот (VI.37) сообщает о связях Креза еще с одним знатным афинянином - Мильтиадом Старшим из рода Филаидов, дядей Мильтиада, марафонского победителя. Когда Мильтиада, бывшего тираном Херсонеса Фракийского, захватили в плен жители Лампсака, Крез потребовал освободить его, угрожая уничтожить их полис. Лампсакийцам пришлось подчиниться. По этому поводу Геродот указывает, что Мильтиад пользовался симпатией (έν γνώμη γεγονός) Креза.
По вопросу о том, каким образом могло сложиться знакомство Мильтиада и Креза, нет совершенно никаких данных, а высказывать здесь не основанные на фактах догадки вряд ли целесообразно. Во всяком случае, ничего удивительного в таком знакомстве нет: владения Мильтиада располагались достаточно близко к греческим городам малоазийского побережья, подчиненным Крезом (Herod.I.6,2;27,l). Необходимо подчеркнуть, что, в отличие от рассмотренных выше пассажей, в случае с Мильтиадом речь идет именно о Крезе, а не об Алиатте: Мильтиад перебрался из Афин на Херсонес вскоре после установления тирании Писистрата (560 г. до н.э.), а именно в этом году в Лидии воцарился Крез.
В заключение нам предстоит попытаться ответить на вопрос: как могли быть оформлены связи афинских аристократов с лидийским царским домом? Нам представляется, что речь должна идти о ксенических отношениях между ними. Строго говоря, неизвестно, как сам Алиатт или Крез рассматривали статус своих гостей из Эллады. Но в пользу того, что эти гости воспринимали свои отношения с Крезом как ксению, можно привести некоторые доводы.
Мы уже указывали, что Алкмеон назвал одного из сыновей в честь Креза, а это практиковалось именно при ксенических контактах. Далее, в рассказе Геродота Крез несколько раз называет Солона ксеном (Herod.I.30,3;32,l). Конечно, это слово вовсе не обязательно должно быть здесь употреблено в узком, "техническом" смысле и может обозначать просто чужеземца, равно как и глагол ξεινίζω (Herod.I.30,2) применительно к Солону и Крезу не обязательно означает "заключать союз гостеприимства". Но в одном из приписываемых Солону писем (ap.Diog.Laert.L67) последний прямо выражает желание стать ξένος Креза. Здесь слово уже явно употреблено в интересующем нас смысле. Конечно, письмо не принадлежит Солону и было, вероятно, составлено в какой-нибудь риторической школе. Но составитель, скорее всего, опирался на известный ему, но не дошедший до нас фактический материал.
Мог ли афинский аристократ состоять в ксенических отношениях с "варварским" царем? В этом нет оснований сомневаться. Еще в конце V в. до н.э. Алкивиад имел в числе своих многочисленных ксенов фракийских царей Севта и Медока (Diod.XIII. 105,3-4), а его согражданин Пириламп, похоже, имел ксению с самим персидским царем26! А до греко-персидских войн, во времена Солона и Креза препятствий к таким союзам с "варварами" должно было быть значительно меньше. Тем более это относится к филэллинской династии лидийских Мермнадов, во многих отношениях ориентировавшейся на греческие обычаи. Известно, например, что дельфийцы предоставили "Крезу и лидийцам" промантию, ателию, проэдрию и право получать дельфийское гражданство (Herod.I.54,2; Syll.3 7)27.
Итак, геродотовский логос о Крезе содержит интересную и вполне достоверную информацию о ранних ксенических контактах представителей афинских аристократических родов архаической эпохи за пределами греческого мира. Эти сведения опираются в ряде случаев на исключительно авторитетные источники (такие, например, как поэзия Солона) и заслуживают самого внимательного к себе отношения. Не можем не подчеркнуть, кроме того, что рассмотренные в докладе данные - еще одно свидетельство в пользу добросовестности и объективности труда Геродота, свидетельство, вносящее лепту в научную "реабилитацию" великого историка.