57

Часть вторая Эллинский период (1000—500 годы до Р.Х.) Глава вводная Внешняя история Греции эллинского периода § 1. Переселение племен. На рубеже II и I тысячелетий до Р.Х. Греция стала театром политических событий, которые значительно изменили ее этнографический облик и имели своим последствием крушение ахейских держав. Эти события в своей совокупности носят название переселения (северных) племен или, а potiori, переселения дорийцев. Из не определимых точнее северных областей в силу равным образом неопределимых причин двинулось могучее племя дорийцев в составе своих трех колен (фил) — гиллейцев, диманцев и памфилийцев — сначала в северную Грецию, а затем через Фермопилы и в среднюю. Маленькая часть осталась у Фермопил, образуя известное в историческое время государство Дориду; остальные проследовали в центральный лабиринт среднегреческих гор, наложили отчасти свой племенной отпечаток на обитателей Фокиды и Локриды (причем последнюю они разбили пополам, оттесняя одну половину к Коринфскому, другую — к Мелийскому заливу) и, наконец, перешли в Пелопоннес. Здесь они заняли Арголиду, Лаконику и Мессению, разрушая старинные микенскую и амиклейскую державы; затем они проследовали на «сто град ый» Крит, где на развалинах старых «минойских» государств основали ряд полудиких общин, далее — на остальные острова южного «моста» (главным образом Кос и Родос) и, наконец, в юго-западный угол Малой Азии, где ими были основаны Книдос и Галикарнасс. Но эти последние основания, расширяя исконные пределы греческой земли, относятся уже к «колониальному движению» (ниже, § 2). Из других переселений, одновременных дорическому или последовавших за ним, нам обрисовываются более или менее ясно переселения позднейших этолийцев, беотийцев и фесса-

58

лийцев. Первые, родственное дорийцам племя, двинулись параллельно им по западной линии и заняли Этолию, название которой они унаследовали, причем разрушили царства плевронское и калидонское и надолго погрузили в варварство долину Ахелея; оттуда они через Коринфский залив перешли в Пелопоннес и, заняв его западную область, долины Пенея (элидского) и Алфея, основали несколько государств, объединяемых под именем Элиды. Беотийцы заняли плодородную страну, называемую отныне их именем, разрушая и минийский Орхомен, и Фиванское царство кадмейцев, уже обессилевшее от тяжких войн с пелопоннесцами («похода Семи» и «похода Эпигонов»). Им удалось объединить страну в прочный «беотийский союз» под главенством восстановленных Фив. Наконец, фессалийцы покорили роскошную долину северного Пенея, которой они дали свое название. Разнообразные отношения переселенцев к побежденным исконным племенам, главным образом ахейским и ионийским, которые были отчасти оттеснены, отчасти приняты в сообщество, отчасти покорены, повели к ряду переворотов и внутреннего и внешнего характера. К последним относится особенно «колонизационное движение», расширившее область эллинизма далеко за пределы исконной греческой страны и разбросавшее семена эллинской культуры по всему Средиземноморью от отрогов Кавказа до южного побережья Испании. § 2. Колонизационное движение в свою раннюю эпоху состоит из трех последовательных актов: 1) движения последних времен ахейского периода, обусловленного избытком населения; 2) движения оттесненных дорическим переселением племен и 3) движения в колониальные области самих победителей-дорийцев. Из этих трех актов первый был увековечен легендой под именем троянского похода; но прочные и уловимые для нас этнографические результаты дали только второй и третий акты, причем второй сводится к эолийской и ионийской, третий — к дорической колонизации. 1. Из обоих главных оттесненных племен только ионийскому удалось сохранить свою племенную чистоту; ахейское, поскольку оно не осталось на местах, смешалось с другими, последствием чего было образование «эолийского», то есть «пестрого» племени. Ему принадлежат колонии в северозападном углу Малой Азии (главным образом Смирна) и в особенности на противолежащем острове Лесбосе. Здесь они основали пять городов, главным из которых была «великая» Митилена (Mitylen^), средоточие эолийской лирики в VI веке до Р.Х. (ниже, § 16). 2. Гораздо богаче была колонизационная деятельность ионийского племени в лице его обоих главных городов, Афин и

59

эвбейской Халкиды. Колониями Афин считали себя прежде всего ионийские города среднего малоазиатского побережья, из коих главными были Милет, Эфес, Фокея и Теос; то же придется допустить и об островных колониях среднего «моста» (выше, с.21), то есть Киклад с прибавлением к ним Самоса и Хиоса. Из них особенно расцвел Милет у устья Меандра; он стал, в свою очередь, центром колонизации, охватившей, между прочим, северное Черноморье (ниже, § 3). Фокея лишь позднее, уступая напору соседей-варваров, отослала на чужбину значительную часть своих граждан, которые после многих приключений основали на дальнем западе Массалию (у впадения Роны в Львиный залив; лат. Массилия, ныне Марсель), ставшую очень влиятельным центром эллинизма в западном Средиземноморье. При таких же обстоятельствах и Теос, разгромленный персами, основал на фракийском побережье Абдеру. Не менее деятельной оказалась и Халкида: она не только заселила тридцатью двумя городами трехпалый македонский полуостров, получивший от нее название Халкидики, но и перенесла свою колонизационную работу на запад, основав ряд ионийских городов в южной Италии и Сицилии, между прочим, Кумы и Неаполь в Кампании, этот важнейший мост между Грецией и Римом, затем Регий и Занклу (позднее Мессана, Мессина) по обе стороны Мессинского пролива и Катану у подножия Этны. 3. Дорический колонизационный поток тоже направился отчасти в Малую Азию, но по южному «мосту» и к ее юго-западному углу; там были доризированы Крит, Кос, Родос и основаны города Книдос и Галикарнасс на малоазиатском берегу. В дальнейшем особенно выделились как колонизационные центры Коринф и Мегара, притом, соответственно их положению на двух морях, и на востоке и на западе. Правда, на востоке роль Коринфа была невелика и уступала роли Мегары, основавшей у входа в Черное море, друг против друга, две колонии огромной важности — Византию и Халкедон. Зато запад был для Коринфа богатым полем, на котором с ним трудно было соперничать; им были заселены острова Ионийского моря (особенно Коркира) и основаны в Сицилии Сиракузы, которые вместе с тоже дорическим Акрагантом (Akragas, у римлян Agrigentum) стали главными городами этого важного острова. Спартой была основана только одна колония, зато очень значительная — Тарент в южной Италии. Дорическому же племени принадлежит и важнейшая греческая колония в северной Африке — Кирена на Большом Сирте, ставшая, в свою очередь, метрополией так называемого киренского «Пятиградия» (Pentapolis) там же; к нему примыкал на узкой береговой поло-

60

се, отделяющей оба Сирта, последний греческий оплот против Карфагена, так называемое «Трехградие», сохранившее поныне свое греческое название — Триполи(с). Все перечисленное — лишь малая, хотя и главная часть греческих колоний на берегах Средиземного моря; вместе взятые, они образовали, по выражению Цицерона, «эллинскую кайму, пришитую к варварским материкам». В отличие от финикийских, они стремились быть не только торговыми, но и земледельческими центрами; где только можно было, они расширяли свои владения в глубь материка, образуя настоящие области с группами подвластных городов — таковы колонии Черноморья, Халкидика, Сиракузы, Кирена, Массалия и почти все острова. Само собой понятно, что такое систематическое заселение Средиземноморья было бы невозможно без общего и обязательного руководства; а при политической разобщенности греческих государств таким объединяющим началом могла быть только духовная власть. Таковой был дельфийский оракул Аполлона. Было принято перед основанием каждой новой колонии испрашивать благословения Аполлона Дельфийского; понятно, что новооснованная колония и в дальнейшем сохраняла связь с ним. Обладая таким образом, многочисленными подворьями по всему Средиземноморью, дельфийский храм превратился в своего рода «переселенческое управление»; ему нетрудно было в каждом данном случае направлять колонизационный поток так, как этого требовали интересы и самих колонистов, и общеэллинского дела. Эта роль Аполлона как руководителя колонизационного движения была одним из самых могущественных факторов сакрализации политики в наш эллинский период. § 3. Эллинство в Северном Причерноморье. Особый интерес представляют для нас колонии, основанные греками на юге нынешней России и прилежащей полосе ныне славянского Черноморья. Эти места населяли в нашу эпоху три главные народности. Во-первых, геты, от Балкан до устья Дуная, храбрый кочевой народ фракийского происхождения, мало доступный цивилизации. Во-вторых, и главным образом, скифы, от Дуная до Дона, иранского происхождения и родственные персам; они, наоборот, были восприимчивы к благам культуры, как доказала история их сношений с греческими колониями. От них, впрочем, следует отличать тавров, давших свое название таврическому Херсонесу: они приобрели дурную славу среди эллинов своим негостеприимством и варварством. Наконец, в-третьих, от Дона до Волги - дикий народ савроматов (позднее сарматов).

61

Казалось бы, первыми поселенцами этого края должны были стать эолийцы, занявшие крайний северо-восток архипелага; на деле же они не двинулись далее Геллеспонта, на котором основали, с европейской стороны, город Сест. Черное море пугало их своими бурями и дикими нравами прибережных жителей. Изменение к лучшему наступило лишь тогда, когда колонизационная сила эолийцев пошла на убыль и их сменили ионийцы и среди них особенно милесийцы. Идя по стопам своих предшественников, они прежде всего основали против их колонии Сеста на Геллеспонте с азиатской стороны Абидос (Abidos, в 670 году до Р.Х.; соперничество обеих колоний подало позднее повод к поэтической легенде о Геро и Леандре) и приблизительно в то же время Кизик (Kyzikos) на Пропонтиде, а затем дерзнули миновать «синий» утес Симплегад, замыкающий Босфор с черноморской стороны, и заселить своими колониями все Черноморье. В стране гетов основали они город Петр, названный так по имени великой реки (ныне Дуная), у устья которой он стоял; за ним последовали там же города Томы (ныне Констанца) и Одесс (ныне Варна). Далее, у впадения Днестра (древнее Tyras) в море, был заложен город, тоже названный по имени реки - Тирас. Но самой важной колонией милетцев стал город, пророчески названный Ольвией (Olbia, «блаженная»), основанный в 644 году до Р.Х. в исключительно благоприятной местности — там, где лиман Буга (древнее Hypanis) сливается с лиманом Днепра (древнее Борисфен, Borysthenes). Западная Таврида пока была обойдена, вероятно, вследствие дикости своих жителей; зато в восточной, населенной скифами, мы находим ряд милетских городов — Феодосию, Нимфей и в особенности Пантикапей (ныне Керчь), будущую столицу Боспорского царства. Против него, на другом берегу керченского пролива («Босфора Киммерийского»), ионийцы из Теоса основали Фанагорию; наконец, на Азовском (у древних Меотийском) море, там, где в него вливается Дон (Tanais), был основан город, тоже получивший свое название от реки — Танаис. Такова была колонизаторская деятельность ионийцев. Дорийцы пока держались в стороне. Правда, мы видели, что предприимчивая Мегара обеспечила себе обладание Босфором, основав (675 год до Р.Х.) Халкедон на его азиатском и (658 год до Р.Х.) Византию на его европейском берегу, — и тщетно спрашиваем себя, как могли дальновидные милетцы оставить эти два ключа всего Понта в руках если не врагов, то соперников. Но отсюда деятельность колонизаторов направилась не на европейский, а на азиатский берег Черного моря: около 550 года до Р.Х. там была основана Гераклея Понтийская, самый важный город этого побережья. Отсюда была выведена одна из

62

главных южно-русских колоний — богатый своей будущностью Херсонес Таврический; но это случилось, по-видимому, лишь в следующую эпоху. Так-то и наше Черноморье получило в VII веке до Р.Х. свою «эллинскую кайму»; благодаря ей семена гуманности и культуры проникли к его обитателям в такое раннее время, когда родные земли нынешних немцев, французов, англичан и испанцев были еще погружены в самое беспросветное варварство. Конечно, было бы самообольщением думать, что милетские гости ради этого пожаловали к нам; их соблазняли богатства страны, прежде всего рыбные, вследствие чего вяленая морская рыба (тунец и пеламида) стала главным предметом вывоза из новых колоний в собственно Грецию. Затем и соль легко добывалась в лиманах больших рек. Но главной приманкой были они сами, эти реки, как готовые пути сообщения с внутренними частями неведомой страны. Скифы, как уже сказано, были народом податливым, и завести с ними сношения было легко. И вот вместе с предметами торговли и вести о дальнем севере начинают проникать в Грецию — конечно, окутанные дымкой сказки. Прежде всего — о самих скифах с их кибитками, заменявшими им дома, и с их кобылицами, молоко которых они пьют; о северных белых ночах; о дивных золотых россыпях в стране одноглазых аримаспов, похищающих этот драгоценный металл у стерегущих его грифонов; о стране, где воздух до того наполнен «пухом», что из-за него ничего не видно; впрочем, сам Геродот, сообщающий нам это диво, догадывается, что под пухом следует разуметь снег. И вот начинается, благодаря милетским колонистам, цивилизация, то есть эллинизация скифского Черноморья. Ее живым символом стала легендарная личность царственного скифа Анахарсиса, современника Солона, отправившегося в Грецию для изучения на месте греческой мудрости и благозакония и поплатившегося жизнью за свою слишком крутую попытку ввести у своих земляков греческую религию; ее же результатом был постепенный переход соседних грекам скифов от кочевого образа жизни к оседлому и к хлебопашеству. Особенно благотворно было в этом отношении воздействие ольвиополитов. Когда нам говорят, что ближе всех к ним примыкают скифы-полуэллины, за ними идут скифы-земледельцы, и сеющие хлеб, и питающиеся им, еще севернее — скифы-пахари, тоже сеющие хлеб, но только для продажи, а еще севернее — скифы-«людоеды», то мы в этой постепенности легко узнаем ослабевающую по мере удаления от центра силу культурных лучей, исходящих от Ольвии. Земля не осталась в долгу: начиная уже с VI века до Р.Х., хлеб делается главным

63

предметом вывоза из северного Черноморья, а оно само — главной житницей каменистой Греции. Так-то на равнинах нашего Приднепровья заколыхались первые зеленые нивы — и притом в такое время, когда не только прочий скифский север, но и германцы, британцы, галлы питались желудями и мясной пищей. Благодарная Греция отразила этот подвиг в своем чудном мифе о богине земледелия Деметре и ее молодом посланце Триптолеме (см. ниже, § 8): вручив ему колосья пшеницы, богиня на крылатой колеснице отправила его на северное Черноморье и через него благословила эту дотоле дикую землю, чтобы она стала благодатной и хлебородной на все времена. § 4. Внешняя история эллинов в течение эллинского периода была результатом их колонизационного движения. На Грецию, страну сравнительно бедную и к тому же почти неприступную, никто не посягал, но основанным на побережьях колониям приходилось нередко вести длительные войны с обитателями материка. О них, однако, как о явлении хроническом, история умалчивает; только те столкновения ею отмечены, в которых участвовали целые колониальные союзы с одной стороны, и могущественные и культурные «варварские» народы — с другой. Так эллины малоазиатского побережья могли беспрепятственно развиваться до тех пор, пока — вероятно, под их же влиянием — у их соседей лидийцев не проснулся политический и воинственный дух; когда же это случилось, объединенному лидийскому народу, под главенством его способных царей (особенно Алиатта, около 600 года до Р.Х.), нетрудно было восторжествовать над греческими колониями. Все же лидийское правление было не особенно тяжелым: если оно и имело последствием некоторое политическое подчинение, формы которого нам не известны, то зато в культурном отношении победителями были эллины, и их язык, искусство и даже религия завоевывали Лидию, превращая ее столицу Сарды почти что в греческий город. Вот почему греческая традиция не относится враждебно к Лидии, а ее последний царь Крез, сын Алиатта, ревностный поклонник дельфийского Аполлона, стал даже бессмертной фигурой греческой легенды. Но положение дел изменилось к худшему, когда Крез в 546 году до Р.Х. был разбит основателем персидского царства Киром и греческие города должны были признать суровое владычество персов. Персидская держава унаследовала от своей предшественницы, ассиро-вавилонской, ее вселенские притязания: эллинские города были обложены тяжелой данью, их граждане должны были участвовать в совершенно чуждых для них далеких походах — сын Кира, Камбис, повел их против

64

Египта, преемник последнего, Дарий, - против скифов. А для осуществления обеих задач — и финансовой, и военной — персидский царь назначал в греческие города своих наместников, так называемых тиранов, которые во все времена были ненавистны свободолюбивым грекам. Все же в течение почти полувека пришлось терпеть непреоборимую власть персидского царя; но когда скифский поход Дария кончился неудачей, у малоазиатских греков мелькнула надежда стряхнуть невыносимое иго: вспыхнуло ионийское восстание (500 год до Р.Х.), послужившее сигналом к великой греко-персидской войне (ниже, ч. III, § 1). На западе эллинская колонизация встретила отпор со стороны двух могущественных государств, карфагенского и этрусского. Карфаген, колония финикиян, владел обширной областью в Африке на Малом Сирте и, в свою очередь, основал ряд колоний в западной Сицилии, особенно Панорм (ныне Палермо) и Лилибей (ныне Марсала). Этрурия — по-гречески Тиррения — была самой сильной державой в Италии: она распространила свою власть и к северу — на долину По, и к югу — на долину Тибра (сам Рим подпал ей в VI веке до Р.Х. при Тарквиниях) и дала свое название всему западно-италийскому, «Тирренскому», морю. Смелые колонизационные предприятия фокейцев, основавших в 565 году до Р.Х. колонию Алалию на Корсике, заставили оба государства соединить свои морские силы против общего врага. В битве при Алалии (545 год до Р.Х.) фокейцы были разбиты, Корсика (с Сардинией) потеряны для эллинизма и для культуры; на все дальнейшее время вплоть до наших дней эти два острова остались самыми дикими местностями Средиземноморья. После этого успеха Карфаген и Этрурия стали еще более опасными соседями западного эллинства: Этрурия угрожала италийским колониям, начиная с Кум и Неаполя, Карфаген — сицилийским. Моментом для решительного натиска они избрали — по-видимому, не без сговора с персами — самый страшный для собственно Греции 480 год до Р.Х. Спасителями явились оба «ока» Сицилии, Сиракузы и Акрагант; обеими победами — при Гимере (480 год до Р.Х.) над Карфагеном и при Кумах (477 год до Р.Х.) над этрусками — они надолго обеспечили культурное развитие всему эллинскому Западу. А впрочем, в культурном отношении и здесь Греция была с самого начала побеждающей страной. Этрурия, хотя и сохранила свой язык, в отношении искусства и религии была в сильной степени эллинизована и, в свою очередь, стала, наравне с Кумами, очагом эллинизации для молодого Рима. Менее податливым оказался Карфаген, гордившийся своей старой финикийской культурой; все же и он должен был принять семена

65

эллинизма, которые взошли к следующему периоду и дали особо богатые плоды в эллинистическую эпоху. Примечание. Общее название греков в этот период — эллины (Hellenes). Его происхождение загадочно: в ахейский период так назывался народ, живший в долине Сперхея, а Элладой (Hellas) — его область; что повело к распространению его имени на всю Грецию — мы не знаем. А впрочем, это название было в ходу только у самих греков. Восточные их соседи, персы, называли их «Ιαναηα», то есть ионийцами, по-видимому, по имени того племени, с которым именно они имели дело. По той же причине римляне называли их Grai, Graici, Graeci — по имени того маленького ионийского племени, которое заселило ближайший к ним город — Кумы. Так и поныне французы называют немцев «аллеманнами», южные славяне — «швабами», а финны — «саксами»: каждые по имени ближайшего к ним из многочисленных германских племен.