Наша группа ВКОНТАКТЕ - Наш твиттер Follow antikoved on Twitter
75

И.Л. Маяк

ЖЕНЩИНА В РАННЕМ РИМЕ (V-IV вв. до н.э.)*

Перед мысленным взором каждого, кто обращается к истории древнего Рима, возникает образ доблестного воина или облаченного в тогу государственного мужа. И это - не случайно. Ведь именно эти персонажи встречаются чаще всего в рассказах и стихах античных авторов и в художественном творчестве античных живописцев и скульпторов. Особенно это касается раннереспубликанского Рима (конец VI - начало III в. до н.э.). О женщинах этой эпохи сведений сохранилось мало, меньше даже, чем о римских героинях предшествующего, т.е. царского времени (VIII-VI вв. до н.э.). Уже такое обстоятельство объясняет известное невнимание ученых к римлянкам ранней Республики. Но оно усугубилось гиперкритическим отношением исследователей к произведениям римских и греческих авторов, повествовавших о событиях столь далекого римского прошлого. Только в последние два-три десятилетия под напором новых достижений археологов и лингвистов, подтвердивших многие факты ранней римской истории, считавшиеся до того более чем легендарными, положение дел стало постепенно меняться. Ранний Рим вновь стал предметом серьезного исследовательского интереса. Но в силу вроде бы парадоксальной ситуации, когда оказался более надежно обеспечен заслуживающим доверия материалом древнейший период римской истории, изучение V-IV вв. до н.э. продвигается, особенно в отечественной науке, медленнее. Продолжают действовать гиперкритические стереотипы.

Однако, несмотря на трудности с исходными данными, можно рассмотреть в глубине веков облик женщин, удостоившихся упоминания в сочинениях античных историков, поэтов, философов и правоведов. Конечно, детали, сохраненные античными авторами зачастую далеки от истины. Но основной ход событий, расстановка общественных сил, политическая ориентация лидеров, традиционные воззрения переданы в целом верно. Итак, о ком же идет речь?

В 510 г. до н.э. римляне изгнали последнего царя этрусского происхождения, Тарквиния Гордого, и установили Республику во главе с

* © И.Л. Маяк, 1995.
76

выборными консулами. Их именами стал обозначаться год. Об увековечении их деяний позаботилась античная историческая традиция. Но в древних анналах (Gell. VII. 7.1.) мелькнуло и женское имя. Это -Гайя Тарация, или Фуфетия, которую Плутарх называет Тарквинией (Popl. 8). Она была жрицей Весты и будто бы вскоре после упразднения царской власти уступила народу свой земельный участок, находившийся по соседству с землей царя. За это, по закону Горация, ей при жизни были возданы почести, в том числе единственной из женщин предоставлены права свидетельствовать в суде, завещать имущество, а также по окончании служения богине в сорок лет выйти замуж. Последним, впрочем, она не воспользовалась (Gell. VII. 7.1-4; Plut. Popl. 8). Но установления, приписанные Горацию, закрепились за весталками как привилегии. О ком же, однако, из женщин еще повествуют античные писатели? В первую очередь - о женах консулов самого начала Республики, например, о Вителлин, супруге одного из главных героев учреждения республиканского строя Юния Брута (Liv. II. 4.1; Plut. Popl. 3). Она происходила из благородного рода. Братья ее, Вителлин, вступили в заговор с целью возвращения в Рим изгнанного царя Тарквиния Гордого и вовлекли в него сыновей Вителлин и Брута, юных Тита и Тиберия. По доносу раба Виндиция, принадлежащего активным участникам заговора, Аквилиям, заговорщиков изобличили и казнили. Согласно преданию, экзекуция была санкционирована и происходила под наблюдением консулов, в числе которых был Юний Брут. Он стойко вынес ужасное зрелище казни собственных детей, не вступившись за них (Liv. II. 5.5-8; Plut. Popl. 6). Существует, однако, глухое упоминание об иной реакции Вителлин на осуждение заговорщиков. Товарища Брута по консулату, мягкого нравом Коллатина обвиняли в нерешительности, говорили, что он в угоду женщинам готов подарить жизнь изменникам родины (Plut. Popl. 7). Среди этих женщин, несомненно, была и несчастная Вителлия.

В связи с процарским комплотом мельком сказано еще об одной знатной даме, жене Валерия, избранного на 509 г. до н.э. консулом после отрешения от должности и изгнания Коллатина за родство с ненавистным Тарквинием. Валерий Попликола славился простотой в обхождении и милосердием. Поэтому к нему и отправился Виндиций с сообщением о готовящемся заговоре. Он застал Валерия в кругу семьи. Сообщение Виндиция было выслушано в присутствии жены Публия Валерия и его брата Марка. Потрясенный Валерий немедленно направился в дом изгнанного царя за доказательствами заговора, т.е. за письмами изменников к Тарквинию, а Виндиция запер в комнате, доверив жене сторожить его. Так римская аристократка, имени которой мы не знаем, оказалась помощницей мужа в важном государственном деле.

77

Значительно более активную роль в общественной жизни сыграли на заре республиканской эры другие римлянки.

Шел второй год Республики. Изгнанные Тарквинии нашли приют у Ларса Порсены, царя города Клузия. Они не оставляли мысли вернуть себе трон в Риме. И Порсена, стремясь помочь своему соплеменнику, этруску Тарквинию, напал на Рим. Все жители сплотились для борьбы с этрусками. "Тогда-то, - пишет римский историк Анней Флор, - появились три знаменитых римских имени, три дива и чуда" (Flor. I. 10.3). Это были молодые патриции, прославившие себя беспримерными подвигами (Гораций Коклес и Муций Сцевола). Их ряд замыкает отважная девушка Клелия. Она оказалась в числе заложников у Порсены, невдалеке от берега Тибра (Dionys. V. 33; Liv. II. 13,6). Клелия подвигла своих подруг на то, чтобы вплавь переправиться через реку и вернуться по домам. Когда стража увидела этот "массовый заплыв", она обрушила на беглянок град стрел. Но девушки благополучно добрались до Рима. Узнав о случившемся, Порсена сначала разгневался, а потом удивился отчаянной смелости предводительницы и объявил, что отпустит ее целой и невредимой, если ему ее вновь выдадут. Когда Клелия вернулась к царю, он, восхищенный ее храбростью, решил освободить ее из плена вместе с теми ее подругами, кого она пожелает. И Клелия выбрала самых младших, наиболее беззащитных перед насилием. Римляне почтили Клелию конной статуей, поставив ее на Священной улице (Liv. II. 13.6-11), тем более заслуженно, что по одной из версий легенды она преодолевала реку на коне (Flor. I. 10.7-8; Plut. Popl. 19; De virt. mul. 14.250 D).

Впрочем, по другой версии, восходящей, вероятно, к Валерию Анциату, но переданной греческими авторами, эта статуя предназначалась Валерии, дочери консула (Plin. NH. 34.29; Plut. Popl. 19; De virt. mul. 14.250 F.). Ведь она тоже находилась среди заложников вместе со своим суженым, сыном знатного Марка Горация (Dionys. V. 32.3; Plut. Popl. 18; De virt. mul. 14.250 B).

Античные писатели донесли до нас славное имя еще одной героини из дома Валериев. Это - сестра консула Валерия, прозванного за свой демократизм Попликолой, или Публиколой, что означает "угодный народу". Заметим, что и о ней рассказывают преимущественно греки, но не знаменитый римский историк Ливий, подробно излагавший историю римской Республики. И в этом случае можно считать, что деяния Валерии были описаны анналистом Валерием Анциатом, старавшимся подчеркнуть роль своих предков в истории Рима, которому Ливий не всегда следовал.

Появление этой Валерии на сцене римской истории связано с драматическими перипетиями внутренней борьбы в Вечном Городе. Римское общество состояло тогда из патрициев и плебеев. Первые, потомки

78

Туалет замужней женщины. Деталь росписи пиксиды. Около 325 г. до н.э. Москва, ГМИИ им. A.C. Пушкина

Туалет замужней женщины. Деталь росписи пиксиды. Около 325 г. до н.э. Москва, ГМИИ им. A.C. Пушкина

основателей Рима, членов родовой организации, были полноправными гражданами, пользовались привилегиями в получении земли и занимали почетные выборные должности. Вторые, частью некогда депортированные после поражений в войне в Рим, частью добровольно переселившиеся туда, не были включены в родоплеменное объединение римлян, защищавшее интересы своих сочленов, и оказались ущемленными в плане землевладения и управления римской общиной. Из-за постепенного расширения участия их в войнах и по мере роста благосостояния немногочисленной плебейской верхушки неполноправие плебеев все более ощущалось. Борясь за свои экономические и политические права, плебеи в момент нападения на Рим соседних вольсков, сабинян и аврунков, удалились в 494 г. до н.э. из Города на Священную гору и отказались воевать. Патрициям пришлось пойти на уступки, смягчить положение должников и, главное, учредить особую должность плебейских трибунов.

С таким успехом плебеев не могли смириться патрицианские ради-

79

калы. Упразднить ненавистную должность плебейских защитников, согласно традиции, попытался Гней Марций, получивший за победу над Вольским городом Кориолы почетное прозвище Кориолан. 492 г. до н.э. был ознаменован недородом и голодом. Римским консулам пришлось организовать покупку хлеба за границей. Тяжелым положением Рима воспользовались, однако, не вольски, которых в то время поразила моровая язва, а доблестный воин и победоносный римский полководец Марций Кориолан. Он предложил продавать импортированное зерно по высокой цене, если плебеи не откажутся от плебейского трибуната. Даже сенаторы были смущены вызовом Кориолана, а плебеи готовы были его растерзать. Согласно античной традиции, Кориолана призвали к суду. Он на него не явился, заочно был осужден на изгнание и, покинув Город, ушел к извечным римским врагам вольскам и в 488 г. до н.э. даже возглавил Вольский поход против покинутой им родины. Успешное нашествие врагов испугало и деморализовало римский народ. К Кориолану дважды направляли послов с предложением о мире. Отряжали во вражеский лагерь жрецов с мольбами о прекращении войны. Но все было тщетно (Liv. II. 39; Dionys. VIII. 38; Plut.Cor. 30-32; Val. Max. V. 4.1). Тогда в дело вступили женщины, до этого молившие богов в храмах. Особенно много собралось их у алтаря Юпитера Капитолийского. Среди них находилась и Валерия, сестра умершего к тому времени Валерия Попликолы. Она была уже женщиной зрелого возраста и, к тому же, превосходила прочих знатностью рода, достоинством и мудростью. Валерия обратилась к матронам с призывом спасти отечество. Одна из присутствующих усомнилась в возможностях слабых женщин. На это, по словам Дионисия (VIII. 39), Валерия возразила: действовать надо не оружием, не руками, а женской природой, благоволением и речами. По ее совету матроны в едином порыве, захватив с собой детей, идут в дом матери Кориолана (Dionys. VIII. 40.41; Plut. Cor. 38; Liv. II. 40) и убеждают ее воздействовать на сына.

После благополучного исхода ее миссии в благодарность римляне на Латинской дороге воздвигли храм Женской Фортуне (Liv. II. 40; Val. Мах. II.1). Причем деньги на его постройку собрали сами женщины, а расходы по обслуживанию культа взяло на себя государство (Plut. Cor. 37). Валерия же стала первой жрицей этого храма (Dionys. Vin. 55).

Запечатлены античными писателями и образы других участниц эпопеи Марция Кориолана. Это - его мать и жена. Ливий (II. 40), Дионисий (VIII. 39-53), Валерий Максим (V. 4.1), Флор (I. 22.3) и Аппиан (Jt.1.3) называют мать Кориолана Ветурией, а Плутарх (Cor. 33.36) - ошибочно Волумнией. Ведь большинство историков, основывающихся не только на ранних анналах, как Дионисий (VIII. 40-42.45.46), но и с детства воспитывавшихся на патриотических рассказах о своих

80

предшественниках, таких, как Ливий (II. 40.2) и Валерий Максим (V. 2.1; 4.1), Волумнией именуют жену победителя Кориол. И только у Плутарха (Cor. 33.34) последняя фигурирует под именем Вергинии.

Больше сведений сохранилось о матери трагического героя. Ветурия рано овдовела и воспитывала сына одна. Гней Марций рос смелым воином и старался радовать любимую мать своими успехами. По его собственному признанию (Plut. Cor. 4), матери его по праву принадлежало то уважение, каким он был бы обязан отцу. Авторитет Ветурии был для него непререкаем. Она сама выбрала для него жену, и молодые жили в ее доме и остались с ней под одним кровом и после рождения у них детей (Dionys. VIII. 46; Plut. Cor. 4.33). О почтительном и нежном отношении Кориолана к Ветурии и о дружбе в ее семье знали все, почему Валерия и увещевала женщин идти к ней и к ее невестке, чтобы те уговорили неистового Гнея Марция, поднявшего меч на собственный город, не губить покинутых сограждан. И она не ошиблась в своих расчетах. Кориолан дрогнул перед мольбами женщин и отвел войско от Рима.

Уважение к Ветурии испытывали не только сын и невестка, но и все римляне. Ни о каком ущемлении ее интересов после изгнания Марция, ни о каких ее унижениях нет в источниках и тени намека. А ведь сына ее считали тираном и ненавидели плебеи. Да и патриции, чьи привилегии он отстаивал, не одобряли его своенравия и жестокости и даже вынуждены были организовать Кориолану отпор как предателю, возглавившему вражеское войско.

Возможно, образ Ветурии идеализирован, но он несет в себе, как и вся сага о Кориолане, подвергнутая в науке критике1, следы исторической реальности. Во-первых, патрицианский род Ветуриев чрезвычайно древний2, и его представители действительно встречаются в V в. до н.э. среди высших магистратов. Во-вторых, мать Кориолана наделена типичными чертами достойной римской матроны, хозяйки дома, исполненной высоких гражданских чувств. Ветурия во главе траурно одетых, с младенцами на руках женщин идет в стан неприятеля, Она разрывается между долгом перед отечеством и безмерной материнской любовью. В речи к сыну Гнею, которую сконструировали в соответствии с ситуацией Дионисий (VIII. 46. 47) и Плутарх (Cor. 35), она призывает его к заключению мира, потому что не сможет перенести поражения Рима и победы над ним своего любимого сына, равно как и его поражения и гибели. Ее речь, ее боль в первую очередь заставляют Кориолана отвести вольское войско от Рима, что принесло ему

1 Сидорович О.В. Гней Марций Кориолан: легенда и история // Античность Европы. Пермь, 1992, С. 9-15; Ogilvie R.M. A Commentary on Livy В. I-V. 1965. P. 334.
2 Schulze W. Geschichte lateinischer Eigennamen. В., 1904; S. 257, 260; Маяк ИЛ. Рим первых царей. М., 1983. С. 139-140.
81

осложнения со стороны граждан принявшего его города. Заметим еще, что античные писатели вложили в уста Ветурии знаменательные слова: она не склоняет сына к предательству вольсков, уважая клятву верности, которую он им дал, и ценя то, что они сделали его своим согражданином (Dionys. VIII. 39). В ощущении принадлежности человека к своей гражданской общине как величайшего блага, в признании своей цивитас (т.е. гражданской общины) высочайшей ценностью, выявляется характерная черта идеологии и психологии римлянина, будь то мужчина или женщина.

В том же духе выписан в античной традиции и образ Волумнии. Она тоже добродетельная мать и супруга. Судя по имени, она происходила из этрусской знати, принятой в круг римской патрицианской верхушки. У античных писателей она всегда упоминается рядом с Ветурией и представляет собой как бы ее несколько бледный двойник. Она -добродетельная семьянинка и плоть от плоти римской civitas, но, может быть, в силу возраста, особенности характера или ситуации играет более пассивную роль, чем Ветурия или Валерия. Волумния по желанию мужа живет в доме свекрови и, надо думать, сообразуясь с ее мнением, не отправляется за Кориоланом в изгнание. В то время, как он наказан и лишен гражданства, она с детьми в Риме, подобно Ветурии, не ущемлена. Таким образом, ни мать, ни жена с детьми за преступление Кориолана ответственности не несут. Если они не уходят добровольно в изгнание вместе с главой своей семьи, они римской гражданской общиной не отторгаются.

В глубинах V в. до н.э. можно разглядеть облик еще одной римлянки. Она тоже оказывается, хоть и невольно, связанной с противостоянием патрициев и плебеев, обострившимся к середине этого столетия. Но эта героиня далека от патрицианской элиты. Зовут ее Вергиния. Она - дочь уважаемого плебея Луция Вергиния (Liv. III. 44.2) или Виргиния (Flor. I. 24.3; Dionys. XI. 28), который характеризуется в предании как образцовый воин и гражданин, воспитавший в том же духе и жену, и дочь. Человек простого происхождения, он был центурионом, т.е. занимал офицерскую должность в войске. Семья его, по-видимому, жила в достатке. Во всяком случае, в доме его была кормилица, няня, которая сопровождала Вергинию, когда та выходила в город (Liv. III. 44.7; Dionys. XI. 28), и вообще оберегала ее, особенно, когда девочка после смерти матери осиротела (Dionys. XI. 28). Отец, как это было принято в Риме, позаботился об образовании дочери. Если следовать античным писателям, она посещала начальную школу (Liv. III. 44.6; Dionys. XI. 28). Но это сообщение представляется большим преувеличением, потому что школы в Риме появились много позднее, только в III в. до н.э. А до этого времени детей обучали дома.

82

Помимо благонравия Вергиния отличалась редкой красотой. Словом, это была прекрасная девушка. И не случайно она была помолвлена с выдающимся политическим деятелем, сыном одного из первых плебейских трибунов, тоже плебейским трибуном 456 г. до н.э., Луцием Ицилием.

Но исключительное обаяние не принесло счастья Вергинии. В нее влюбился знаменитый патриций, Аппий Клавдий, отъявленный враг плебеев, активный участник чрезвычайной коллегии децемвиров (т.е. состоящей из десяти мужей), правившей Римом тиранически. Аппий Клавдий был ярым противником законности браков между патрициями и плебеями, к тому же был уже женат, так что о женитьбе на полюбившейся ему Вергинии речи быть не могло. Поэтому он прибег к испытанному приему: стал посылать ей подарки, сулил златые горы, но напрасно. Добродетельная девушка от всего отказывалась. Тогда он решил овладеть ею с помощью коварного обмана. Когда Вергиния со своей кормилицей шла через Форум, на нее в знак того, что она - его рабыня, наложил руку клиент Аппия, некий Марк Клавдий. Девушка пыталась вырваться, а няня подняла крик. Тут же сбежалась толпа, и Марк Клавдий поспешил сообщить, что у него есть доказательства рабской принадлежности Вергинии, но он изложит их в суде. На этот суд девушку сопровождали ее дядя Нумиторий и жених Луций Ицилий, так как отец находился в войске вне Рима. За ним послали, потому что вопрос стоял о действительности отцовской власти над дочерью, что в раннем Риме считалось незыблемой правовой нормой. Несмотря на козни всесильного децемвира, Вергиний успел получить отпуск и вернуться в Рим.

В день суда Вергиний, облачившись в траурные одежды и обрядив дочь в жалкие лохмотья, отправился на Форум, где и располагался суд, стояли храмы и помещались торговые ряды. Спозаранку на судилище собрались толпы людей, пораженных несчастным видом Вергиниев, обличением Аппия Клавдия со стороны Ицилия и особенно плачем окружавших их матрон. Аппий Клавдий сумел подстроить дело так, что сам был судьей в этом процессе, и счел иск своего клиента Марка справедливым. Вергиния по ложным показаниям этого Марка была признана дочерью рабыни, якобы принадлежавшей его отцу. Когда рабыня забеременела, бесплодная жена Вергиния, Нумитория, будто бы подговорила ее отдать ребенка ей. Так и было сделано, а всем сказано, что беременная разрешилась мертвым плодом (Liv. III. 47; Dionys. XI. 29).

По оглашении приговора Вергиний под предлогом подробнее расспросить кормилицу об обстоятельствах дела отошел с дочерью от толпы поближе к лавкам, что близ храма Венеры Клоацины (Очистительницы). Тут он внезапно схватил у мясника нож и пронзил им грудь девушки, воскликнув, что только так может сделать ее свободной

83

(Liv. III. 48.5; Flor. I. 24.3; Dionys. XI. 37). Согласно античной традиции, горестная история Вергинии послужила поводом к новому мятежу и вторичному удалению плебеев из Рима и стала причиной самоубийства нечестивого Аппия Клавдия.

Историки прошлого и начала нашего века с сомнением относились к описанным событиям, отвергали историчность Вергинии.

Несмотря на некоторые несообразности, на что мы тоже уже обратили внимание, рассказ о Вергинии не следует считать только "странствующим мотивом для характеристики тиранов", как выразился И.В. Нетушил3. Он включен в историю создания законов XII таблиц, признанных современной наукой4 достоверным атрибутом римского общества середины V в. до н.э. Вполне реалистично описаны процедура суда, место действия и многие черты быта. Вероятно, что значение вполне возможного адюльтерного эпизода и в жизни Аппия Клавдия, и в жизни Рима весьма преувеличено. Однако этот романический сюжет содержит немало красок, позволяющих рассмотреть подлинные детали образа жизни и положения женщин в раннем Риме.

Немаловажные сведения можно извлечь и из краткого сообщения, касающегося семьи знатнейших патрициев Амбустов, относящейся к знаменитому роду Фабиев. По одному из вариантов предания, этот род вел происхождение от легендарного Геркулеса. Представители Фабиев на протяжении V-IV вв. до н.э. постоянно встречались среди консулов. Заметную роль они играли и позднее, на протяжении всей истории республиканского Рима.

Уже в начале республики в роде Фабиев выделяется ветвь Вибуланов, получивших закрепившееся за всей большой семьей имя, видимо, по местности их проживания5, а с конца V в. становятся известными Амбусты, чье прозвище происходит от раны или ожога. Конечно, их частое упоминание в античной традиции связано с литературной деятельностью анналиста Фабия Пиктора, жившего в Ш в. до н.э. Но это не должно бросать тень недоверия на описание событий, в которых Фабии принимали участие. Ведь упомянутый анналист считается объективным автором, да и известные нам консульские и триумфальные фасты, т.е. в общем достоверные списки имен высших должностных лиц и триумфаторов, действительно достаточно часто и бесстрастно упоминают Фабиев, в том числе Амбустов. С 412 и 406 гг. до н.э. им уже доступны консулат и должность консулярных трибунов, возникшая в 444 г. до н.э. как компромисс в сословно-классовой борьбе, потому что к ней наряду с патрициями были допущены и плебеи. В моменты

3 Нетушил И.В. Обзор римской истории. Харьков, 1912. С. 54; Ковалев С.И. История Рима. Л., 1986. С. 84.
4 Società е diritto nell'epoca decemvirale: Atti del Convegno di Diritto romano. Napoli, 1988.
5 Mommsen Th. Römische Forschungen. В., 1865. Bd. II. S. 292.
84

Туалет молодой женщины. Фреска из Геркуланума. I в. н.э.

Туалет молодой женщины. Фреска из Геркуланума. I в. н.э.

обострения их борьбы вместо консулов выбирали эту высшую коллегию.

До нашего времени дошли имена двух женщин из семьи Фабиев Амбусгов, все активнее проявлявших себя в политической жизни Рима IV в. до н.э. Они были дочерьми Марка Фабия Амбуста, дважды, в 381 и 369 гг. до н.э., входившего в число консулярных трибунов. Марк Фабий Амбуст успешно воевал и таким образом был заметной фигурой в Риме.

Будучи потомственным аристократом, этот человек, однако, не кичился своим происхождением и находился в контакте с плебейской верхушкой. Его проплебейские настроения откровенно выразились, в частности, в выборе мужей для своих дочек. Старшую он выдал за Сервия Сульпиция, консулярного трибуна 377 г. до н.э. (Liv. VI. 32.3; 34.5; Flor. I. 26.2), принадлежавшего к патрицианскому роду, а младшую - за Гая Лициния Столона (Liv. VI. 34.5; Flor. I. 26.3). Это был богатый плебей, оказавшийся замечательным политическим деятелем.

85

Именно он вместе со своим коллегой плебейским трибуном Луцием Секстием Латераном выдвинул и, наконец, после долгой борьбы в 367 г. до н.э. провел ряд законов, направленных на достижение равенства между патрициями и плебеями. Чаяния последних в главном были удовлетворены: 1) проценты, обременявшие должников, засчитывались в счет долга, а остальное выплачивалось равными частями в течение трех лет; 2) вводился земельный максимум; 3) плебеи допускались к консулату. В передаче Т. Ливия (VI. 35. 4-5) даже оговаривалось, что один из двух консулов должен быть плебеем. Если первый закон был в пользу беднейшего плебса, а второй был выгоден всей плебейской массе, то третий касался лишь наиболее богатых. Ведь безвозмездность исполнения почетных должностей и умение выступать в сенате и в народном собрании, необходимое для высших магистратов, были практически доступны только весьма обеспеченным людям, способным дать своим детям соответствующее образование.

Наряду с сообщениями античных писателей о затяжной и напряженной борьбе за доступ к консулату, обретение плебеями этого высшего из политических прав связывается в античной традиции (Liv. VI. 34.5-11; Flor. I. 26.1-4; Zon. 7.24) со следующим случаем.

Как-то раз младшая из дочерей Фабия Амбуста, бывшая замужем за Гаем Лицинием Столоном, сидела в гостях у своей старшей сестры. В это время вдруг раздался громкий стук в дверь, сильно испугавший гостью. Хозяйку дома это рассмешило и она выразила удивление, что ее младшая сестра не знает того, что о приходе высшего магистрата полагается оповещать. Это делает ликтор, стражник, несущий знаки высшей государственной власти, фасции. Они представляли собой связку розог с воткнутым в нее боевым топором. Муж старшей Фабии исполнял в этот год обязанности консулярного трибуна, чьи полномочия и атрибуты отличались от консульских только тем, что им не полагался даже в случае выдающейся победы триумф.

Вслед за стуком в дом вошел Сервий Сульпиций, сопровождаемый ликторами и другими людьми из его окружения, выражавшими ему свою почтительность и старавшимися ему всячески услужить. Младшая Фабия была и подавлена, и раздосадована величием своего шурина и насмешливостью сестры. Отец, увидев свою младшую дочь расстроенной, стал допытываться, не заболела ли она. Тогда, преодолев почтение к мужу и долг уважения к старшей сестре, Фабия призналась отцу, что поняла, как неудачен ее брак. Муж ей, дескать, не ровня, и дом его лишен почета. Тут отец стал утешать ее, сказав, что скоро ее дом увидит те почести, что достались сестриному. Так, будто бы, печаль любимой дочери подтолкнула Фабия Амбуста к объединению с Луцием Секстием ради того, чтобы и он, и зять добились избрания в плебейские трибуны и провели демократические законы, вошедшие в историю как законы Лициния и Секстия.

86

Разумеется, важнейшая веха в уравнении плебеев и патрициев в правах была достигнута благодаря тем процессам, которые проходили в IV в. до н.э. в римском обществе. В среде плебеев выросла мощная прослойка, чьи экономические интересы смыкались с интересами многих патрициев, и их политический союз был естествен. Можно не отбрасывать и эпизода с дочерьми Фабия Амбуста. Но голос печали и обиды младшей Фабии тонул в громком хоре плебейских требований и вряд ли сыграл заметную стимулирующую роль. Однако передаваемый римскими писателями курьез имеет самостоятельную ценность, потому что содержит важные сведения о положении в семье и в обществе римских женщин.

В античной традиции, освещающей вторую половину IV в. до н.э., встречается несколько женских имен. Все они принадлежат патрицианкам и все упоминаются в связи со скандальными событиями.

Одно из них произошло в 337 г. до н.э., вообще очень неудачном для римлян. Консулы не сумели оказать военной помощи своим союзникам аврункам, на которых напали соседние племена сидицинов. Сенат приказал назначить для исправления положения диктатора. Но жрецы-авгуры объявили, что назначение произошло при неблагоприятных знамениях, и его пришлось отменить. В довершение всего было возбуждено дело против весталки Минуции.

Весталки были жрицами богини Весты, т.е. богини очага всего Рима и каждого дома. Комплектовались они из девочек 6-10 лет знатного происхождения, у которых были живы оба родителя. В их обязанности входило поддержание огня в очаге Города и совершение неообходимых ритуалов. Служить они должны были 30 лет: первые 10 обучались, следующие 10 служили и затем 10 лет обучали новеньких.

Действующих весталок было шесть; они жили в особом доме -интернате, расположенном на Форуме, поблизости от круглого храма Весты и от Регии. Сначала регия была служебным местопребыванием жреца, так называемого царя священнодействий, а затем - всей жреческой коллегии понтификов, в которую он был включен. Возглавлялась понтификальная коллегия великим понтификом. Он не только следил за правильностью отправления всех культов, но обладал еще особой функцией - попечением весталок.

Жрицы Весты обязаны были в течение 30 лет сохранять целомудрие. Нарушение его жестоко каралось. Ливий (II. 42.11) сообщает под 483 г. о казни весталки Оппии, уличенной в инцесте. Именно в таком грехе была обвинена и Минуция. Она всегда вызывала подозрение своим щегольством, позволяя себе, по-видимому, ношение каких-то украшений из цветов (иначе представить себе это щегольство нельзя, Liv. VIII. 15.7). Ведь одеваться весталкам было положено скромно -в длинную столу, т.е. рубашку с рукавами, поверх нижней туники;

87

Римская монета с изображением богини Весты и ее храма

Римская монета с изображением богини Весты и ее храма

голову их обычно покрывала длинная шаль. И менять эту униформу было невозможно.

Дело против Минуции было возбуждено по доносу одного из ее рабов и поступило, как полагается, в суд понтификов. Ей сразу же было запрещено прикасаться к святыням, а затем вынесен приговор. По обычаю, Минуцию надлежало закопать заживо. Для этого вырыли глубокую яму, куда поставили покрытое тканью ложе и стол, на котором находились светильник, сосуд с водой и тарелка с едой. Минуцию спустили по лестнице вниз, потом лестницу убрали, а яму засыпали землей... Место казни было у Коллинских ворот, справа от мощеной дороги, которое, по мнению Ливия (VIII. 15.8), именно с тех пор стало называться Преступным Полем.

Несчастным оказался для римлян и 331 г. до н.э. То ли по воле неба, из-за каких-то атмосферных явлений, то ли из-за коварства людей в Риме распространилась неведомая болезнь, поражавшая виднейших граждан и всегда с летальным исходом (Liv. VIII. 18.1-4). Это вызвало всеобщее смятение. И вдруг к должностному лицу, обязанном следить за порядком в Городе, курульному эдилу Квинту Фабию Максиму явилась чья-то рабыня с секретным донесением. По ее просьбе через посредничество эдила и консулов она получила от сената клятвенное обещание, что сообщение, которое она сделает не пойдет ей во вред. Тогда служанка рассказывает, что видные граждане погибают от женских козней. Оказывается, матроны варят какие-то зелья, и их легко застать за этим занятием сейчас же. Дослушав рабыню, должностные лица немедленно следуют за ней и, действительно, застают матрон за изготовлением снадобий и находят у них припрятанные яды. Все это конфискуется и относится на Форум, куда и вызывают женщин. Их оказывается около двадцати, среди них две названы. Это - дамы знатного патрицианского рода, Корнелия и Сергия. Обе они стали уве-

88

рять, что варили лекарства. Тогда доносчица предложила им выпить их целебные напитки и таким образом оправдаться от клеветы. Матроны испросили разрешения посоветоваться с остальными, те согласились на следственный эксперимент, все выпили приготовленные ими зелья и все от них погибли. После этого допросили служанок умерших дам и с их помощью взяли еще множество отравительниц. 170 матрон были признаны виновными.

Эта история потрясла Рим. Такое случалось впервые. И решили прибегнуть к мере, подобающей чрезвычайности обстоятельств. Был назначен диктатор, Гай Квинтилий, для вбития гвоздя в стену храма (Liv. VIII. 18.11-13), дабы пригвоздить зло.

Любопытно, что аналогичные события Ливий зафиксировал еще раз. В 160 г. до н.э. в Риме тоже прокатилась волна смерти многих людей от отравлений, включая претора Тиберия Минуция и консула Гая Кальпурния. И тут активную роль сыграла знатная дама, Кварта Гостилия, жена погибшего, консула (Liv. XL. 43, 37). Однако отравителей, преимущественно мужчин, было очень много, притом и за пределами Рима. И если это дело можно включить в общий контекст истории первой четверти II в. до н.э. и видеть в нем проявление политической, или политиканской борьбы6, то действия матрон конца IV в. до н.э. политической окраски не имели. Но живые штрихи к обобщенному образу ранней римлянки они, несомненно, добавляют.

Как видно, материал о женщинах, содержащийся в сочинениях античных писателей, по объему невелик и отрывочен. Для осмысления его необходимо использовать данные других видов источников, таких, как надписи, памятники римского права и материальной культуры. Напомним, что для характеристики раннереспубликанского Рима вообще их до обидного мало. И все же, отмечая скудность сведений разного рода, можно выделить ряд вопросов, подлежащих обсуждению.

Прежде всего остановимся на вопросе о женских именах. Женская номинация заметно отличается от мужской. Хорошо известно, что в республиканское время римляне имели как минимум два имени - личное (praenomen) и родовое (nomen). По мере усиления патрицианской семьи в обществе и ослабления функций рода в Риме утверждается трианомия, добавляется семейное имя (cognomen), которое подобно номену передается по наследству. Однако традиционно главным остается именно второе, т.е. родовое, или гентильное имя. Как раз им-то и нарекают в республиканское время женщину. Дж. Франчози трактует это как показатель исключительной экзогамии рода 6а. Все Валерии, Ветурии и

6 Маяк И.Я. Взаимоотношения Рима и италийцев в III—II вв. до н.э. М., 1971. С. 133— 134.
6а Franciosi G. Matrimonio, conubium e classi soziali nel V s.a. D. // Società e diritto... P. 149.
89

Волумнии, будучи замужними женщинами, всегда называются античными авторами дочерью или сестрой какого-нибудь персонажа римской истории и носят его имя, а не имя мужа. Вспомним, что Ветурия была замужем за Марцием, как и Волумния - за Марцием Кориоланом, сыном предыдущего.

Известно, что позднее римские дамы наряду с отцовским номеном обозначались еще и именем мужа. Подтверждение этому - множество эпитафий IV—II вв. до н.э. из некрополя г. Пренесте7, получившего права римского гражданства с конца IV в. до н.э. 137 надписей из 337 посвящены женщинам, поэтому там отсутствует cursus honorum, т.е. список должностей, занимавшихся покойным, как это было у мужчин, зафиксированы чистые ономастические формулы. Обычно указание на номен сопровождается сокращенным указанием на то, чья она дочь, по типу: Anicia m.f., т.е. Аниция, дочь Марка. Если дочерей было несколько, их различали добавлением слов maxima, maior, minor, т.е. старшая, средняя (вторая), младшая, или порядковых числительных: prima, secunda, tertia (первая, вторая, третья). Как правило, такое определение предшествует номену, т.е. уподоблено преномену. Например maior fabrcia или maxima peinaria, c.f. (старшая Пинария, дочь Гая). Однако в одной из эпитафий определение типа "младшая", "старшая" стоит после номена, что согласуется с сообщением античного автора, касающегося мужской ономастики. В сочинении о преномене8 сказано, что первоначально преномены употреблялись у мужчин в качестве когноменов.

Добавление имени мужа в эпитафиях вариантно: 1) pacia. claludia (Пация Клавдия (по мужу)) или 2) sextia. rosei, т.е. Секстия (жена) Росция.

Что касается личного имени у женщин, то в рассматриваемое время оно, т.е. преномен, в официальном обиходе не употреблялось. Отметим, что это касается только данного времени, В царскую эпоху дело обстояло иначе, но оно требует особого разговора.

Таким образом, ядро классической ономастической формулы у женщин в период республики в виде указания номена отца + номена мужа говорит о принадлежности женщин к роду отца с переходом ее с заключением брака в мужнин род. Отсутствие же преномена тоже достаточно красноречиво. И здесь следует согласить«! с мнением М. Финли, подчеркнутым Евой Кантарелла9, о том, что это указывало на пассивную роль женщины в обществе, не выделяло ее как личность внутри семейной и гентильной-группы. Интересно, однако, рассмотреть, как это конкретно проявлялось. |

Положение женщины в семье чаще всего было предметом иссле-

7 Peruzzi Е. Origini di Roma. Firenze, 1970. Vol. 1. P. 57.
8 De praenomine // Valerii Maximi dictorum factorumque memorabilium libri. Lipsiae, 1874. X. P. 387.
9 Cantarella E. Le donne fino alla XII tavole // Societa e Diritto... P. 192.
90

Супружеская пара ("Катон и Порция"). Рим. Конец I в. до н.э.

дования правоведов и историков римского права] Однако в них эпохе ранней Республики уделялось обычно минимальное внимание10. Больше это удавалось историкам. Важные данные мы находим у Т. Моммзена11, затем у Д. Лотце12, но особенно интересные аспекты прав римлянки содержатся в двухтомнике ’’Культура древнего Рима", в главах, написанных Е.М. Штаерман13 и В.М. Смириным14.

10 Mommsen Th. Das römische Staatsrecht В., 1887. Bd. III. 1. S. 9; Marquardt J. Privatlebender Römer. Leipzig, 1866. S. 17-18; Хвостов В.M. Система римского права. СПб.; M.; Варшава; Вильна, 1909. С. 4-24; Боголепов Н. Учебник истории римского права. М., 1895. С. 238-249; Новицкий И.Б. Основы римского гражданского права. М., 1972. С. 76-88; Рерре L. Posizione giuridica e ruole sociale della donna in età repubblicana. Milano, 1984; Косарев A.И. Римское право. М., 1986. С. 28; Савельев В Л. История римского частного права. М., 1986. С. 50-54; Guarino A. Storia del Diritto romano. Napoli, 1990. P. 132-134; 254-255.
11 Моммзен Т. История Рима. М., 1936. C. 56-60.
12 Lotze D. Zur Rekonstruktion der frührömischen Großfamilie // Neue Beiträge zur Geschichte der alten Welt. B., 1965. Bd. II. S. 63-67.
13 Штаерман E.M. Римское право // Культура древнего Рима. Т. 1. М., 1985. С. 210-218.
14 Смирин В.М. Патриархальные представления и их роль в общественном сознании римлян // Культура древнего Рима. М., 1985. Т. 2. С. 38-63.
91

Можно считать вполне достоверным приведенные ими сведения о римской семье (familia). (На заре республиканской эры это была большая патриархальная, точнее говоря, отцовская семья, входившая в род (gens), не потерявший еще в то время характера общины. Именно через посредство рода получали главы составлявших его фамилии землю. Ярким примером реального функционирования рода в таком качестве является история Клавдиев, переселившихся в Рим, согласно наиболее распространенной версии предания, в 504 г. до н.э. (Liv. II. 16.3-4; IV. 3.14; Dionys. V. 40; Plut. Popl. 21; Tac. Ann. XI. 24; Suet. Tib. 1).

Семья была самостоятельной хозяйственной ячейкой. Во главе ее стоял pater familias. Он был реальным распорядителем всего имущества и властителем над всеми членами фамилии - женой, детьми, как действительными, так и усыновленными, и их женами. Ко времени принятия законов XII таблиц фамильная собственность, включая землю, превратилась в индивидуальную собственность главы семьи (XII Tab. 5.2; 10). Он один был самовластным (sui iuris), все остальные -подвластными (non sui iuris). Супруга семейного главы считалась матерью семейства (mater familias). Подобно мужу, в реальности она могла быть одновременно и бабушкой, и прабабушкой, потому, что семья была многоколенной и объединяла всех нисходящих родственников, включая жен ее сыновей и ее внуков.

У известного юриста II в. Гая, а также в Дигестах имеется подробное описание условий заключения браков в Риме, влиявших на женскую судьбу. В то время как возраст для вступления в брак определялся для мужчины в 14 лет, для женщины он был установлен в 12 лет (Gai. I. 496; Dig. 23. 2.4). Это кстати, объясняет реальную жизнедеятельность фамилии из нескольких поколений.

Однако браку предшествует сговор отцов семейств, который совершается тогда, когда дети в состоянии понять значение этого акта, т.е. не ранее 7 лет (Dig. 23. 1.14). Возраст жениха и невесты обусловливает и такую норму, как возможность сговора в их отсутствие. Но это не означает, что дочь не может возражать против воли отца, если он выбрал для нее человека недостойного (Ibid. 1.11-12).

Латинский язык богат словами, обозначающими власть, господство. Применительно к свободным членам фамилии особое значение имели формулы patria potestas, т.е. власть главы семьи над детьми, и manus mariti - мужа над женой. Таким образом, оба термина относились к женщинам, оба выражали ее состояние подвластности] (non sui iuris). И все же последнее, как кажется, имело разные оттенки. Они зависели, во-первых, от времени существования института фамилии. (Ведь общество Раннего Рима даже республиканской эпохи не стояло на месте, а развивалось.) Во-вторых, manus мог зависеть от среды, в которой он функционировал. Напомним, что римляне не были однородной

92

массой, а состояли из патрициев и плебеев. С учетом этих обстоятельств и необходимо пользоваться классификацией способов заключения и самих браков, данной Гаем, жившим в императорское время, что в недостаточной мере принято во внимание в современной науке, хотя и замечено, что знаменитый юрист говорит об отошедшей или отходящей в прошлое практике15.

Согласно Гаю (1.110), переход женщины in manum mariti, т.е. в положение "под рукой" - по удачному выражению В.М. Смирина -совершается тремя способами: давностью пользования ею (т.е. сожительством - usu), конфарреацией (от farreum - полбяной хлеб) и покупкой (coemptione).

По поводу хронологической последовательности возникновения способов попадания женщины "под руку", т.е. во власть мужа, издавна высказывались по-разному. Так, И. Марквардт16 древнейшим считал конфарреацию. По Дионисию (III. 25), она введена была Ромулом. Заметим, что самый обряд с применением полбяного хлеба с солью также свидетельствует о временной глубине его истоков (Ibid.). Марквардт, как и современные ученые, обращает внимание на то, что конфарреация всегда была в ходу у патрициев, причем обязательно требовалась при браках жрецов древнейших патрицианских коллегий, таких, как понтифики и старшие фламины (Gai. I. 112). Весьма древним следует признать и способ, а вместе с ним и самый брак usu, т.е. пользования, или давностного сожительства, поскольку он упомянут в законах XII таблиц (VI.4). При таком заключении брака жена поступала "под руку" мужа, становилась законной, если в течение года она беспрерывно ночевала в его доме (Gai. I. 111; XII Tab. VI. 4). Однако, уже в XII таблицах (VI. 4) предусмотрена возможность для женщины, состоя в браке, не быть "под рукой" мужа. Это достигалось тем, что жена отлучалась ежегодно на три ночи из мужниного дома и, таким образом, прерывала давностное владение ею. Поскольку женщина обязательно была под чьей нибудь властью, надо думать, право trinoctium (Gell. III. 2.12-13; Gai. I. 1ll; Serv. Georg. 1.31), т.е. трех ночей, возвращало, или, вернее, оставляло ее под властью ее отца или деда, т.е. pater familias. Отлучавшиеся из мужниного дома жены, не бывшие "под рукой", не могли быть и матерью семейства (mater familias), но считались вполне достойными и именовались матронами.

Коемпцию (куплю) Марквардт17 рассматривает как еще более позднюю форму, поскольку она хорошо известна во времена Цицерона и, возможно, она-то и сменила в конце концов usus. Следует, однако, отметить, что обряд коемпции с мнимой продажей (mancipatio) жены в

15 Там же. С. 38.
16 Marquardt J. Op. cit S. 35-36; Боголепов H. Указ. соч. C. 243.
17 Marquardt J. Op. cit S. 37.
93

присутствии свидетелей (Gai. 1.113; 123) также говорит о его глубокой древности.

Кроме указанного порядка появления видов брака в науке был признан и иной. По мнению Россбаха, древнейшим способом заключения браков у римлян, как и у прочих индоевропейцев, была настоящая покупка жены. И из этой формы затем развились и конфарреационная, и коемпционная, и путем давностного сожительства. Последняя - в качестве переходной к фазе браков sine manu, т.е. без нахождения под властью главы фамилии мужа18. Заметим, что соображения Россбаха не лишены оснований. Для нас же важно подчеркнуть, что в период ранней Республики все три вида сосуществовали.

Весьма интересен тезис Марквардта о том, что конфарреация могла совершаться в священном месте и принадлежать к актам, подобным аррогации, т.е. усыновлению персоны sui iuris, и к утверждению завещаний (testamenta). Поэтому местом проведения конфарреации могли быть куриатные комиции19. Заключение о том, что usus и coemptio -удел плебеев, естественно, делают из патрицианского характера конфарреаций. Добавим еще, что именно плебеи занимались торговой деятельностью, постоянно практикуя обряд манципации, непременный при коемпции.

Вполне вероятно, что заключение брака способом usu в известной мере было связано с отсутствием, точнее непризнанностью плебейских родов ранним римским, по сути своей патрицианским государством. Отсюда - полное отсутствие торжественности при таком браке.

Сказанное здесь, разумеется, не отвергает аналогии между приобретением права на жену и квиритским правом приобретения вещи, что справедливо подчеркнуто В.М. Смириным20.

При всех вариантах брака cum manu положение в нем женщины, будь то патрицианка или плебейка, было одинаковым. Каждая супруга, состоящая in manu, получала почетное звание mater familias. Исходя из обязательности для патрициев браков конфарреационного характера, следует сделать вывод, что все замужние патрицианки непременно становились матерями семейств. Для плебейки вопрос решался альтернативно: одни были matres familias, а другие - matrones. Все жены, вместе с тем, были персонами non sui iuris, они входили в семью мужа filiae loco, т.е. становились как бы дочерьми. Как известно, это не означало полной имущественной несостоятельности. Ведь отец обеспечивал дочь-невесту приданым. Таким образом, жена обладала имуществом, как минимум, за счет принесенного приданого, которым, правда распоряжался ее супруг и мог его приумножать. Но после его смерти вдова

18 Цит. по: Ibid. S. 38.
19 Marquardt J. Op. cit S. 35-36.
20 Смирин В.М. Указ. соч. C. 44.
94

получала свою часть общего семейного наследства наряду с детьми (Dionys. II. 25; XII Tab. V. 96). И приданое, и наследственная доля создавали известную устойчивость положения женщины в семье. В гротескной форме это показано в комедии Цецилия Стация "Ожерелье". Комедиограф жил в конце III - начале II в. до н.э., когда обычаи предков были еще в почете. В сохранившемся фрагменте небогатый муж жалуется на неудавшуюся семейную жизнь. Жена ему противна, но он вынужден терпеть:

136 "Да, жалок тот, кто скрыть своих несчастий не способен:
Молчу, а вся улика мне дела и вид супруги.
Опричь приданого - все дрянь;..."21

Значение приданого для самоощущения жены было и в более поздние времена очень большим. Имущественная состоятельность всегда гарантировала прочность положения женщины в семье. Однако можно сказать, что в начальной фазе Республики оно было даже лучше, чем в период поздней Республики. Ведь ограничения в получении наследства и в отказах женщинам по завещанию были введены только в 169 г. до н.э. по закону Вокония, чем возмущался Цицерон (RP. III. 10).

Сами римляне считали своей особенностью исключительную власть pater familias над всеми членами семьи вплоть до права убийства (Dionys. II. 26; Fest. Plorare. P. 260). Это правило возводилось к незапамятным временам. Впрочем, уже Ромул ограничил детоубийство особыми случаями (Dionys. II. 15). Но все же patria potestas выглядит более сильной и жестокой, чем manus mariti. Ведь осудить жену даже за такое прегрешение, как адюльтер и питье вина, тем более на смерть, муж имел право только по совместному с родичами, т.е. по гентильному суду (II. 25). И действительно, убийства жен в период Республики не известны.) Что же касается осуществления отцовской власти Вергинием, то убийство дочери было не наказанием, а мыслилось им как избавление от позора, который считался хуже смерти, как это явствует из самоубийства обесчещенной царским сыном Лукреции.

Если детей, собственно сыновей, можно было трижды продавать и только после третьей продажи они становились свободными самостоятельными лицами (XII Tab. IV. 2), то по установлению, приписанному Нуме, вообще следовало воздерживаться от продажи женатого сына, чтобы не сделать свободную женщину рабыней (Plut. Num. 17). Продажа жены и вовсе каралась смертью (Plut. Rom. 22).

Отметим, что все установления в отношении женщин касались в равной мере и патрицианок, и плебеек, потому что регулировали законные браки (matrimonium iustum), а таковые заключались тремя ука-

21 Пер. Ф.А. Петровского // Полонская К.П., Поняева Л.П. Хрестоматия по ранней римской литературе. М., 1984. С. 95.
95

занными способами. Законность брака распространялась на лиц, имевших ius connubii. Так что в первой половине V в. до н.э., в условиях, так сказать, эндогамии класса22, это правило действовало одинаковым образом в патрицианской и плебейской средах раздельно, а после закона Канулея (445 г. до н.э.) и вовсе стало общим и универсальным.

Спецификой ранней римской фамилии была нерасторжимость брака за исключением чрезвычайных случаев: описанного выше грехопадения женщин, когда по гентильному суду их можно было убить или прогнать. И действительно, первый развод был осуществлен только в 231 г. до н.э. Спурием Карвилием Ругой из-за бесплодности его жены Рацилии (Dionys. II. 25; Plut. Quaest. rom. 14). Это так поразило римское общество, что, несмотря на уважительность причины, попало в анналистику. Конечно, можно заподозрить отравительниц 331 г. до н.э. в желании отделаться от мужей. Но число этих дам тогда, безусловно, сильно преувеличено. Ведь картина римской домашней жизни, нарисованная античными писателями, дает представление о добрых взаимоотношениях римлян со своими матерями, дочерьми, супругами.

Родители заботились о воспитании и образовании своих чад. Сведения сохранились лишь для более поздней эпохи. В рассматриваемое время школ еще не было. Ведь только в III в. до н.э. появились частные. Первую открыл Карвилий, вольноотпущенник того Спурия, кто первым развелся с женой (Plut. Quaest. rom. 59). В эпоху Империи возникали государственные училища. Это не значит, что римляне мирились в древности с безграмотностью. Квинтилиан (I. II. 1.1) и для своего времени говорит о дилемме - начать обучение детей в школе или дома под руководством учителя. Тем более естественно, что в ранний период республики практиковалось домашнее образование. Этому принципу следовал и Катон Старший.

Начальный курс, или первая ступень обучения, предназначался для детей младшего возраста от семи до двенадцати лет. Учили детей, даже и в школах и тем вероятнее дома, совместно мальчиков и девочек. При этом никаких сведений о какой бы то ни было дискриминации плебейских детей, в том числе девочек, в этом смысле нет. И косвенное доказательство тому - Вергиния. Нас не должно смущать, что она, будучи невестой, чьим очарованием прельстился Аппий Клавдий, подверглась нападению со стороны его клеврета, якобы идя в школу (ludus litterarum - Liv. III.44.6). Вергиния была юной девушкой, а не малолеткой, могла направляться к своему бывшему наставнику, чтобы навестить его, или к тому учителю, который был приглашен для продолжения ее образования дома. Ведь для обучения девочек на уровне второй ступени, или школы грамматиков, в Риме всегда практи

22 Franciosi G. Op. cit. P. 152-153.
96

ковались домашние занятия под руководством учителей. Таким образом, при хронологической неточности упомянутого в связи с Вергинией сообщения, содержащегося в античной традиции о школе, оно заключает в себе зерно исторической истины: женщины раннего Рима образование получали.

То же можно извлечь и из рассуждения Квинтилиана (I. 1.2), который подытожил в своем труде многовековой опыт римского воспитания. Он обращал внимание на значение просвещенности родителей для воспитания и обучения детей, подчеркивая, что не об отцах одних говорит, но и о матерях. Примеры таких просвещенных женщин он черпает из истории Поздней Республики, это - мать Гракхов, дочь Делия. Но нигде Квинтилиан не говорит, что это было нововведением II в. до н.э.

Обычай давать женщинам образование - показатель уважения к ним, по крайней мере в семье. Грека Плутарха удивляло отношение римлян к женщинам, что он объяснял тем, что, по римским преданиям, первых жен - сабинянок им пришлось украсть (Plut. Quaest. rom. 101). С этим же событием Плутарх (Ibid. 29) связывает и такие послесвадебные обряды, как то, что невеста не переступает порог мужнина дома, а туда ее переносят сопровождающие. В этом же ряду объяснений стоит и ответ на то, почему у новобрачных волосы разделяют на пробор острием копья (Ibid. 87). Перечисленные ритуалы служат напоминанием, как трудно первым римлянам достались жены, откуда естествен вывод - их надо ценить.

Плутарх рассказывает о том, что первую брачную ночь молодые в Риме проводят без света. Он истолковывает это как необходимую стыдливость перед женой и тактичность в отношении к ней, чтобы не были заметны несовершенства ее телосложения (Ibid. 65). Тот же такт и уважение к жене выявляются из обыкновения при возвращении в Рим предупреждать жену о своем прибытии (Ibid. 9). Таким способом муж показывает, что не хочет застичь ее врасплох, что он вполне жене доверяет и, одновременно дает ей возможность подготовиться к встрече с ним. I

Все в том же духе следует расценить сообщение Плутарха (Plut. Rom. 15; Quaest. rom. 85) о том, что римляне после примирения с сабинянами, отцами похищенных, согласились по договору, чтобы их жены, ставшие римлянками, не мололи муку и не варили им пищу, а пряли шерсть, т.е. занимались важным и чистым трудом. Так возник идеальный образ римской матроны, отвечающей формуле, постоянно встречающейся в надписях и в поэтических произведениях вплоть до позднего императорского времени - domiseda, lanifera, т.е. домоседка, шерсть прядущая. Конечно, в реальности мать семейства, особенно небогатого, совсем не касаться кухни, все передоверяя своим рабыням, не могла. В одном из ранних произведения П. Теренция Варрона "Ме-

97

нипповых сатурах" есть стихи, посвященные добропорядочной хозяйке дома:

"А руками прядет она пряжу, а глазами следит за кашей в горшке, чтобы она не пригорела"23.

Из всего, что нам известно о положении женщины в семье, явствует, что дома она была полновластной хозяйкой, далекой от заточения в гинекей, как это было у греков. Об этом же красноречиво говорит и устройство римского жилья: там не было специальной женской половины, дом выглядел общим семейным обиталищем. И вполне органичными следует считать общие трапезы в доме, общие обеды, на которые в столовую собиралась вся фамилия, и отец и мать семейства и их дети. Эта традиция сохранилась и в последующую эпоху, от которой дошли до нас сведения о совместном выходе супругов в гости и о приемах гостей. (Этот обычай получил особое развитие с III в. до н.э. с введением мегаленских игр в честь Матери богов24, культ которой был принесен в Рим из Малой Азии. Обмен визитами возводился к приглашению фригийской богини в Вечный Город (Ovid. Fast. IV. 353-356). Поскольку посещение гостей было, согласно Овидию, особенно принято у знати (nobiles), можно думать, что в период ранней Республики этого обыкновения в первую очередь придерживались патриции.

Уважение к матери фамилии, матроне, очень ярко проявляется в специально им посвященных празднествах. Возникновение их относится к древнейшим временам, потому что они связаны с культом плодородия. Прежде всего, это - Матроналии (Ibid. III. 167-255), которые справлялись 1 марта. Судя по описанию Тибулла (III. 2-3), это был весёлый, щедрый праздник, одинаково радостный и для знати и для простолюдинов:

"Всюду сегодня летят вереницею пышной подарки,
Сыплются по площадям и по нарядным домам".

Характерно, что подношения делают мужья своим женам, хотя известно, что вообще-то подарки между супругами были запрещены, поскольку имуществом они под присмотром мужа пользовались сообща (Dig. 24.1. 1-3), и оно было как бы общим. Но матрональные дары не относились к предметам, составляющим основу семейного благосостояния. Это был ключ, якобы открывающий возможность облегчить роды (Fest. Clavim. P. 49), или зонтик в качестве символа покровительства, защиты женщины25. Изящные зонты от солнца, судя по изображениям

23 Пер. М.П. Гаспарова // Полонская К.П., Поняева Л.П. Хрестоматия... С. 149.
24 Vaccai G. Le feste di Roma antica: Miti, riti, costumi. Roma, 1986. P. 100.
25 Vaccai G. Op. cit. P. 37.
98

от IV в. до н.э., были в Италии весьма распространенными уже в период ранней Республики. Дарили женам и прочим членам семей, конечно, и цветы.

Другим праздником в честь женщин были Матралии (Ovid. Fast. VI. 475). Они справлялись 11 июня (Ibid. 473 bb.) и отличались странными, архаическими ритуалами (Ibid. 480-481), объяснимыми либо как отражение борьбы между мраком и светом, что характерно для индоевропейских религиозных представлений26, либо как следы очень древних систем родства и группового брака27. Матралии были посвящены богине утренней зари, Матер Матуте (Fest. Matralia. P. 113), несущей добро (Fest.Mater. Matuta. P. 154). В жертву ей приносили простые пироги, испеченные по-деревенски в глиняной посудине (Ovid. Fast. VI. 531; Varro. LL. V. 106). Храм Матер Матуты был возведен Сервием Туллием и перестроен при Камилле в IV в. до н.э. (Liv. V.19.6; Ovid. Fast. VI.480). Ради семейного счастья Матер Матуте жертвовали еще, как засвидетельствовали археологи, изображения половых органов и женщин с детьми28. Все это аттестует древность культа. Особенностью Матралий было то, что в них принимали участие исключительно женщины, состоявшие в браке единожды (Tert. Monog. 17: matronae univirae). |

Кроме специально матронам посвященных празднеств были и такие, что праздновались в честь божеств - покровительниц женщин. Важнейшей среди них стала Юнона, первой функцией которой было покровительство браку, родовспоможение (Ovid. Fast. III. 245-258). Но аналогичные благодеяния женщинам оказывали и другие божества. Так в тот же день, что и Матралии - 11 июня - проходило почитание богини Фортуны. В самом деле, в древнейшее время Фортуна представляла собой женскую богиню плодородия и материнства. В конце концов она стала богиней Судьбы, Удачи вообще. Но после истории с матерью и женой Кориолана почиталась именно как божество Женского счастья. Чтили ее и как богиню Мужской удачи, которая впоследствии снова обнаружила в представлениях римлян свое первоначальное, связанное с женской судьбой, лицо. Овидий (Fast. IV. 145-155) рассказывает, что женщинам следует курить ладан и умолять эту Фортуну Вирилис, чтобы она скрывала от глаз мужей их физические недостатки.

Особым женским культом был культ Доброй Богини. Священнодействия проходили в несколько этапов, в разных местах и при участии одних только женщин. Особую роль среди них играли жены и матери высших магистратов, в чьем доме и начинались в тайне от мужчин

26 Штаерман Е.М. Социальные основы религии древнего Рима. М., 1987. С. 14-15.
27 Маяк И.Л. Рим первых царей. М., 1983. С. 178.
28 Штаерман Е.М. Указ. соч. С. 77.

99

"Альдобрандинская свадьба". Фрагмент фрески из дома на Эсквилине в Риме. I в. до н.э.

"Альдобрандинская свадьба". Фрагмент фрески из дома на Эсквилине в Риме. I в. до н.э.

сакральные действа. Исходя из переданного Фестом названия священнодействия Дамиевым (Fest. Demium. P. 60), Добрая Богиня обеспечивала плодородие земле, растительности, женщинам. Ведь Дамия известна в греческой мифологии как богиня именно с такими функциями29.

Среди культов и празднеств, связанных с женщинами, выделяются

29 Немировский А.И. Идеология и культура раннего Рима. Воронеж, 1964. С. 76-77.
100

Весталии. О самой богине, празднестве и весталках много писали античные авторы (Cic. Leg. II. 12.29; RP.III. 10.17; De or. II.27.67; Nat. De or. III.32.80 и др.), но особенно подробно Авл Геллий (1.12; Х.15.31), Овидий (Fast. VI. 249 вв.), Фест (Р. 296; 297; 320; 466; 468) и Дионисий (II. 65-67). День Вeсталий - 9 июня. Веста относится к древнейшим богам. Культ ее и коллегия весталок в Риме тоже очень древние. Ведь уже мать божественных близнецов, альбанская принцесса Рея Сильвия была, согласно преданию, весталкой. Еще в начале царской эпохи стараниями второго царя Нумы, чьи деяния находят археологическое подтверждение, культ Весты стал играть централизующую роль и с самого начала республики превратился в общеримский государственный. В соответствии с этим и весталки стали государственного значения жрицами (sacerdotes). Их коллегия наряду с фламинами (жрецами отдельных, важнейших культов Юпитера, Марса-Квирина), а также с царем священнодействий была включена в коллегию понтификов. Патрицианская принадлежность весталок, их государственная значимость и определяли меру их ответственности перед обществом, а потому, - и жесточайшую кару за отступление от норм предписанного им поведения. Весталки были той категорией женщин, которые без каких бы то ни было условий входили в число personae sui iuris (Gell. 1.12.9; VII.7.2) и, напомним, обладали не только имуществом, но и правом завещания (XII Tab. V.1; Gai. 1.130; 145). И даже упомянутый выше Вокониев закон никак не затронул их интересов. Внешним выражением почета, которым пользовались весталки, было то, что встретив их, ликторы склоняли перед ними фасции (Sen. Contr. 6, 8), а осужденные на смерть получали помилование. Значительно меньшее место в обществе сравнительно с весталками занимали фламиники. Это были жены фламина Юпитера, непременно патрицианки, даже и в императорское время. Как и их супруги, они всегда происходили из семей, возникавших на основе обряда конфарреации и сами вступали только в конфарреационный брак (Gai. 1.112). В священнодействиях они участвовали наряду с мужем. Развод для обоих был запрещен. Выделяет фламинику среди прочих женщин, однако, то, что после ее смерти муж терял свой жреческий сан. Согласно Гаю (1.136), по закону Азиния-Антистия (24 г.?)30, власть мужа над фламиникой, несмотря на конфарреацию, распространялась только на ее жреческую деятельность. Она и будучи в браке оставалась под властью отца. Но закон Азиния-Антистия - поздний и передан он Гаем в очень краткой форме. Поэтому с точностью определить положение фламиники в эпоху ранней Республики трудно. Закон можно рассматривать как подтверждение исконного положения; тогда власти мужа она и в

30 Бартошек М. Римское право: Понятия, термины, определения, М., 1989. С. 187.
101

древности не подлежала. Но этот же закон мог быть нововведением. Заметим, что в императорскую эпоху сфера функционирования manus mariti вообще сокращалась. В таком случае, скорее, в интересующее нас время фламиника находилась in manu (под рукой) и значит в состав рабовластных лиц она не входила.

Учитывая все данные источников, можно, таким образом сказать, что активная жизнь римлянки раннереспубликанской поры ограничивалась кругом семьи, ведением хозяйства и воспитанием детей. Лишь участие ее в публичных, т.е. государственных священнодействиях (publica sacra) позволяло ей ощущать себя членом более широкой общности - римской гражданской общины, civitas. Разумеется, этим же ощущением были продиктованы и героические подвиги Валерии и Клелии. В современной науке их деяния рассматриваются как след первобытных установлений, т.е. инициаций при переходе девочки в возрастную группу невест31. Не отвергая такой трактовки, однако, не считаем ее единственно возможной. Ведь, как мы видели, героизм проявили и преступившие порог брачного возраста - Валерия, Ветурия и Волумния. Они безусловно были движимы патриотизмом, долгом перед Римом, хотя этот долг находился в противоречии с их любовью матери и жены.

В отечественной науке правомерно подчеркивается античная идея связи между судьбой гражданской общины и судьбой гражданина32. Античный человек видел неразрывное единство интересов коллектива своего полиса (рим. civitas) и отдельного индивида. Думается, что это действительно не только для мужчины, но и для женщины.

Как известно, римскую civitas в значении полноты гражданских прав, характеризует набор прав политических и имущественных - вступать в законный брак с римским гражданином (ius connubii); иметь собственность, включая земельную (ius commercii), голосовать в народном собрании (ius suffragii) и быть избранным на почетную должность (ius honorum). В начале Республики всеми этими важнейшими правами обладали только мужчины, притом патриции.

Таким образом, в рассматриваемую здесь эпоху римское плебейство было существенным образом ограничено в правах и в политической и в брачной сфере. Только в середине V в до н.э. плебеи начали пробивать толщу недоступных им привилегий. Вспомним, что в 445 г. они добились ius connubii, а вскоре - возможности занимать должность консулярных трибунов. Но не консулов! И лишь в начале III в. до н.э. было достигнуто равноправие плебеев с патрициями. Однако это распространялось на плебеев-мужчин.

Что касается женщин, то тут разница между патрицианками и

31 Cantarella E. Op. cit. Р. 195-199.
32 Штаерман Е.М. Введение // Культура древнего Рима. М., 1985. Т. 1. С. 7-8.
102

плебейками всегда была меньше, чем у мужчин. Ведь из политической деятельности женщины были исключены. Ius suffragii и ius honorum ни те, ни другие никогда не получали.

В области же частного права после 445 г. до н.э. римлянки в массе своей сравнялись. Их положение стало подобным статусу мужского населения тех союзных с Римом городов, которые назывались civitates sine suffragio. Но это было именно подобие, а не идентичность. Ведь мужчина из упомянутого типа союзной городской общины свободнее самой знатной римлянки распоряжался и своей собственностью в Риме и своей личной судьбой. Женщина же, кроме весталки, потеряв главу своей семьи, должна была подвергнуться опеке (XII Tab. V.1; 2). Древние законодатели были уверены в необходимости этого, в силу якобы присущего женщинам от природы легкомыслия. Весталки, правда, благодаря участию в качестве жриц в отправлении государственного культа превосходили по своему положению мужчин, жителей союзных общин без права голосования в Риме. Конечно, весталок было мало, но основная масса римлянок при всей ограниченности их юридического статуса всегда чувствовала свою связь не только с семейной и родовой группой, но и с римской civitas в целом. Свидетельством тому, помимо патриотических деяний бесстрашных аристократок, - еще и ситуация в семье Кориолана, о чем уже шла речь выше. В самом деле, хотя Гней Марций был изгнан из Рима и объявлен врагом, жена его с детьми проживала в его бывшем доме с его матерью, давным давно вдовой. Значит, либо ей с невесткой и внуками была обеспечена защита опекуна, о чем ничего не известно, либо она все-таки стала персоной sui iuris. И тогда это, вероятно, один из первых прецедентов внедрения такого положения, какое позднее зафиксировано как ординарное.

Но что бы то ни было, показательно, что ни мать изменника, Ветурия, ни его жена Волумния не были отторгнуты обществом, продолжали считаться достойными особами, которые пользуются всеобщим уважением. Значит, они, не последовав за изгнанником, остались членами римской civitas и находились под охраной ее законов, сохраняли свое имущество и достоинство. Р. Парибени 33 в книге, воспевающей римскую семью, противопоставленную греческим, персидским и семитским семьям, подчеркивал ее нравственность, выражавшуюся в строгой моногамии и в благородной цели получения потомства. Римские установления он объясняет особым римским духом, который характеризуется, в частности, ненавистью к царской власти, что в проекции на семью выступает как особенность поведения pater familias и почетное место матери в семейной группе. У Парибени, конечно, создана идеализированная картина. Но, действительно, уважительное

33 Paribeni R. La famiglia Romana. Roma, 1939. Esp. P. 12, 23-24; 29-38.
103

отношение к матронам все-таки было. И объяснить его в условиях господства отцовской семьи без учета влияния самой civitas и фактического, юридическими актами не зафиксированного, признания гражданского, пусть и усеченного по сравнению с мужчинами, статуса римлянки вряд ли возможно.

Все сказанное позволяет рассматривать и рядовых римлянок, и весталок как особые социальные группы в составе римского гражданства ранней Республики.

Вместе с тем, фактическое признание гражданских прав за женщинами выявляет такую черту римской civitas, как ее постепенно развивавшуюся открытость. Она выражалась и в допуске в римскую гражданскую общину на разных условиях жителей других общин, сначала Лация, потом Италии, а затем и Империи.

Проявления открытости в конечном счете помогло Риму преодолеть его противоречия с соседями и обеспечить ему длительное существование.

Подготовлено по изданию:

Женщина в античном мире: Сб. статей. - М.: Наука, 1995. - 275 с. Ил.
ISBN 5-02-009791-8
© Коллектив авторов, 1995
© Российская академия наук, 1995



Rambler's Top100