93

Глава VI
СИСТЕМАТИКА АНТИЧНЫХ МОНЕТ

Выше уже говорилось о заслуге Эккеля, заключающейся в том, что ему удалось в своей «Doctrina numorum veterum» найти для греческих монет, до того времени не поддававшихся какой-либо систематизации, схему расположения, одновременно и логичную, и естественную, и рациональную. Логичную потому, что она объединяла территориально близкие между собой города и уничтожала разобщенность их друг от друга, получавшуюся в силу размещения их монет по различным отдаленным участкам собрания, как это было при алфавитном порядке; естественную потому, что положенный в ее основу порядок — перипл Средиземного моря — отчасти повторял историю освоения этого бассейна греческими колонистами; рациональную потому, что служащая ему канвой географическая карта Средиземного моря хорошо знакома всякому, занимающемуся античной культурой, в силу чего усвоение этого порядка расположения не может представить затруднений для античников. Впрочем, нельзя сказать, чтобы Эккель совершенно изгнал алфавитный порядок; он сохранил его в тех пределах, в каких его применение рационально. Если страны Европы — Испания, Галлия, Италия и т. д. и главнейшие области, входящие в их состав, следуют у него в порядке перипла, вдоль берега Средиземного моря, с запада на восток, то города или племена в пределах этих областей описываются им в алфавитном порядке. Такое отступление закономерно, поскольку рассчитывать на удержание в памяти всех деталей географической карты каждой отдельной области невозможно. Система Эккеля сделалась общепринятой, и согласно ей до сего времени располагаются, повидимому, греческие монеты во всех западноевропейских и американских собраниях. Ей следует «Description» Мионне, огромное большинство научных и аукционных каталогов, а также справочников, в том числе и общераспространенная книга «Historia numorum».
Делались, правда, попытки внести изменения в эккелевский порядок расположения, но они ограничивались предложениями считать отправным пунктом для перипла не Геркулесовы столпы, а какой-либо более близкий к центру Греции район, чтобы обзор начинался не с поздних и представляющих в подавляющем большинстве лишь подражание греческим и римским образцам монет Испании и Галлии, а с каких-либо более ранних и более характерных чисто греческих монет. С этой точки зрения видоизменение эккелевского порядка, принятое в двух наиболее новых английских научных каталогах — в каталоге собрания Хэнтера в Глазго, составленном Макдональдом, и в каталоге собрания Мак-Клина в Кембридже, составленном Грозом, представляет собой лишь род компромисса, не уничтожающий отмеченной неувязки эккелевской системы с историей древнегреческого монетного дела. В самом деле, начиная описание с монет Италии и Сицилии, эти каталоги, хотя и приближают читателя к ознакомлению с ранними стадиями развития греческого монетного дела на образцах архаических южноиталийских и сицилийских монет, но все же не вводят его в основной очаг возникновения античной монеты и в самом начале своего изложения принуждены поставить, по существу чуждое греческой монете, центральноиталийское монетное литье. Для нас, советских археологов, гораздо важнее прямая непоследовательность в порядке Эккеля, которой западноевропейские нумизматы не уделяют внимания. Дело в том, что, переходя из Сицилии в собственно Грецию, на Балканский полуостров, он начинает описание этого раздела с примыкающих к полуострову с севера областей, с Мэзии и городов северного Причерноморья, вплоть до Пантикапея. Затем следуют области северной и средней Греции (в том числе Аттика) и Пелопоннеса, и только после описания монет Кикладских островов он вновь возвращается к северному побережью Черного моря. Однако теперь уже под заголовком «Азия» описываются монеты Фанагории, Горгиппии и Кавказского побережья, а затем следует описание монет Понта, к которому в конце, после понтийских царских монет, примыкают монеты царей Боспора. Таким образом, перипл Черного моря незакономерно разрывается на две части, разобщенные

94

друг от друга обширными разделами, посвященными обзору монет всей собственно Греции, и описание монет боспорских царей оторвано от монет их столицы, Пантикапея. На эту несообразность обратил внимание А. В. Орешников и в своем описании древнегреческих монет собрания Московского университета попытался избежать ее, начав описание с монет Фракии и прилегающих островов, поместив вслед за ними нумизматический перипл Черного моря, а дальше, в описании монет Μ. Азии, Финикии и т. д., следуя схеме Эккеля и заканчивая монетами Пелопоннеса и Кикладских островов. Недостаток этой схемы состоит в том, что нумизматика основного очага развития греческой монеты — Эгейского моря— разбивается по трем удаленным друг от друга участкам и что монеты собственно Греции оказываются помещенными в самом конце описания. В собрании Эрмитажа применено расположение, которое позволяет избежать этой несообразности, не прибегая к коренной ломке схемы Эккеля. Его отличие от обычного распорядка заключается в более последовательном проведении принципа перипла и при описании монет Балканского полуострова: Иллирия и Эпир, затем Фессалия, области Средней Греции, Пелопоннес, Аттика и острова Эгейского моря, Македония и Фракия. С черноморского побережья Фракии, естественно, начинается перипл Черного моря, а за ним идут области М. Азии, Сирии, Месопотамии и т. д., как обычно.
Из изложенного ясно, что система Эккеля далека от того, чтобы быть идеальной, и ее пересмотр стоит на очереди. Но этим ничуть не умаляется огромное значение ее в истории античной нумизматики. В свое время она была открытием для нумизматов-античников, поставила их на твердую почву и дала надлежащее направление научному исследованию. Объединение в пределах одной главы монет, связанных единством или территориальной близостью мест их выпуска, с особой выпуклостью обнаружило их общие признаки. Оно вызвало к жизни продолжающуюся и до настоящего времени работу над монографическим исследованием античного монетного дела в определенных географических районах и способствовало правильной локализации большого числа монет, остававшихся до того времени неопределенными из-за отсутствия или неудобочитаемости надписей. Упомянем такие своеобразные группы монет, принадлежащих определенным географическим районам, как неизменно восходящие к образцу эгинских статеров и связанные с ними единством веса монеты островов Эгейского моря в архаическую эпоху, как южноиталийские nummi incusi того же времени, как развивающие высокое художественное мастерство в V веке монеты Сицилии, как уступающие им в чистоте стиля, но подкупающие своим реализмом монеты о-ва Крита IV в., как сохраняющие во все эпохи следы воздействия восточных культов монеты М. Азии, и т. д. Этих примеров достаточно, чтобы убедиться в плодотворности и необходимости исследования монет по географическим областям. Время и место не позволяют мне дать здесь исчерпывающую характеристику монет отдельных географических районов в порядке наиболее рационального видоизменения схемы Эккеля. Но я дам в конце книги расположенный в этом порядке библиографический указатель важнейших монографий по монетам этих областей. Сейчас перейду к вопросу о том, какие принципы, помимо географического — перипла Средиземного моря, могут быть положены в основу классификации античных монет.
В ту пору, когда складывалась система Эккеля, о хронологической классификации монет еще нельзя было говорить. Единственной отчетливой группировкой на этом пути представлялась разбивка на монеты городские автономного периода, т. е. принадлежащие времени до н. э., и на монеты императорской эпохи, ранее объединявшиеся с римскими. Эти последние, будучи снабжены императорскими портретами, легко поддавались выделению. Эккель считал даже своей заслугой воссоединение автономных монет с городскими монетами императорской эпохи, поскольку эти последние должны считаться выпущенными от имени города, так как носят на себе его имя. Следует ли сохранять это воссоединение и теперь, мы скажем ниже; но для своего времени Эккель был прав, так как это воссоединение помогло правильной локализации ряда монет автономного времени. Однако теперь, как указано выше, вызванное системой Эккеля монографическое исследование монетного дела отдельных городов и областей, если не разрешило окончательно, то значительно подвинуло вперед задачу хронологической классификации монет. В связи с этим естественно встает вопрос, не пора ли уже сделать основным критерием классификации античных монет хронологический принцип. Речь могла бы итти о том, чтобы, подразделив все развитие античного монетного дела на ряд периодов, выработать в пределах каждого из этих периодов соответствующую географическую схему расположения, т. е. разработать ряд наслаивающихся друг на друга периплов Средиземного моря, подобно эккелевскому. Думаю, что правильное решение этого вопроса заключается в следующем.
Создание четкой периодизации истории античной монеты в настоящее время вполне возможно, и учет этой периодизации совершенно необходим при обзоре развития монетного дела в каждом отдельном городе или стране. Но ставить такую периодизацию во главу группировки и подчинять ей географический принцип классификации нерационально. Во-первых, не для всех еще областей хронологи-

95

ческая группировка точно установлена. Во-вторых, запаздывание в некоторых странах явлений, характерных для того или другого периода, не дает возможности четко проводить горизонтальные разрезы по всему пространству античного мира. В-третьих, указываемые нами в дальнейшем отличительные характеристики монет отдельных периодов отмечают подробности их внешнего вида и типологии, но не касаются самого существа монеты, поскольку основная база денежного обращения — рабовладельческая система хозяйства — на всем протяжении истории античного общества остается той же. Для экспозиционных целей можно рекомендовать синоптическое совмещение географического порядка с хронологическим, как это сделано в экспозиции городских греческих монет в Эрмитаже, где для этой цели использована круглая витрина. Круг витрины разбит на восемь секторов, каждый из которых соответствует определенной географической области. В то же время в пределах каждого сектора материал расположен по трем горизонтальным зонам, образующим при переходе из сектора в сектор концентрические круги, каждый из которых представляет один из трех последовательных периодов развития городской монеты от VII в. до н. э. до начала н. э.
Если в некоторых атласах по античной нумизматике и можно в настоящее время встретить разбивку материала чуть ли не по полустолетиям, то защищать и рекомендовать такую дробную периодизацию не приходится, так как грани периодов в этом случае в значительной мере субъективны, и добиться единомыслия в распределении материала по таким многочисленным периодам мало надежды. Остановлюсь здесь только на такой общей периодизации, котдрую можно считать прочно установленной и грани которой бесспорны. Речь идет о делении на периоды: 1) архаический — от возникновения монеты на границе VIII и VII вв. до битвы при Марафоне, 2) классический — от битвы при Марафоне до завоеваний Александра Македонского, 3) эллинистический — от Александра до битвы при Акциуме и 4) императорский — от возникновения принципата до правления Анастасия (491—518 гг.) и его реформы монетного дела. События, признаваемые нами за грани периодов, едва ли требуют комментариев. Что же касается правления Анастасия, как конечного предела последнего периода, то на этой дате приходится остановиться потому, что только с его реформой медной монеты византийское монетное дело получает признаки, отличающие его от позднеримского. Эту периодизацию я имел в виду, говоря о весах монет, о номиналах, о развитии монетных типов и надписей. Надеюсь, что в этих обзорах основные линии развития по эпохам наметились, и сейчас достаточно будет лишь в самой сжатой форме дать характеристику монет каждого из намеченных периодов, напомнив их основные отличительные признаки.
I. Архаический период. Форма монеты часто неправильная. Монета односторонняя. Тип имеется только на лицевой стороне, оборотная сторона представляет quadratum incusum. Двусторонние монеты встречаются как исключение к концу периода в Афинах и в Коринфе. Типы монет просты: неодушевленные предметы, фигуры животных и людей, изредка человеческие головы. Надписи — только имена городов — редки и большей частью ограничиваются одной-двумя начальными буквами имени города. Металлы: электр или серебро, к концу периода присоединяется золото (тб. I—III).
II. Классический период. Монетный слиток большей частью круглого контура, но имеет еще пухлую форму чечевичного зерна. След quadratum incusum во многих местах еще долго сохраняется в виде квадратного углубления, в котором помещается тип оборотной стороны. Все монеты имеют типы с обеих сторон, причем на лицевой стороне, как правило, помещается голова божества или героя, на оборотной стороне — неодушевленные предметы, головы или целые фигуры животных или людей (городские παράσημα). Надписи становятся более пространными. Помимо имени города, встречаются пояснительные надписи к изображениям, имена магистратов и имена резчиков штемпелей. Металлы: золото, электр, серебро, медь (тб. IV—X).
III. Эллинистический период. Монетный кружок своей формой напоминает часовое стекло. Лицевая сторона всегда слегка выпукла, оборотная — вогнута. Край монеты часто заостренный. Характер типов обеих сторон тот же, что и в предшествующую эпоху, но типы лицевой стороны теперь часто изображают головы царей. Надписи чрезвычайно обильны. Помимо имен городов или царей, выпустивших монету, нередко с прибавлением многочисленных титулов, встречаются в обилии имена магистратов, часто не одно, а несколько, а также даты. Характерно обилие мелких добавочных изображений в поле, так называемых символов и монограмм, служащих марками тех же магистратов, монетных дворов и мастерских, а также для дифференциации отдельных серий. Металлы: золото, серебро и медь (тб. XI— XXI).
IV. Императорский период. Форма монеты — правильный, плоский с обеих сторон кружок. Типы лицевых сторон — головы императора или членов его дома, в греческих городах иногда также головы местных богов или героев и олицетворения органов городского самоуправления. Типы оборотных сторон, помимо целых фигур богов, героев, олицетворений и их атрибутов,—реальные и аллегорические изображения военных действий, торжеств, празднеств и их аксессуаров, мифологические сцены, памятники скульптуры и архитектуры. Ободок,

96

спорадически встречавшийся в предшествующие эпохи, теперь становится обязательным на обеих сторонах монеты. Надписи — имена императора с его титулами, имена городов, имена магистратов, монетных дворов — так же обильны, как в предшествующую эпоху. Меньшую роль играют добавочные символы, сохраняясь, повидимому, только как дифференты выпусков. Металлы: в Риме золото, серебро и медь; на провинциальных монетных дворах — серебро и медь; в греческих городах и в колониях — только медь (тб. XXI—XXVII).
Эти характеристики лишь резюмируют и обобщают особенности групп монет, отмечавшиеся выше при обозрении элементов монеты в систематическом порядке. При таком обобщении естественно оказываются но оговоренными такие явления, как дарики и кизикины, сохраняющие до IV в. до н. э. неправильную форму и quadratum incusum, как италийские nummi incusi, уже в архаическую эпоху приобретающие форму правильных кружков, и другие «исключения». Далее в этом обзоре сознательно игнорируется установившееся деление античных монет на греческие и римские, как в значительной мере условное. В самом деле, характеристика третьей группы в полной мере приложима к монетному делу республиканского Рима, так как оно представляет такой же дериват монетного дела греческих городов Италии и Сицилии, каким по отношению к городам центральной Греции являются монеты эллинистических государств. Литое римско-италийское aes grave представляет сравнительно недолговременный эпизод, да помимо того при сопоставлении с более ранними ольвийскими крупными литыми монетами оно теряет черты своей исключительной оригинальности. Что же касается четвертого периода, то в нем только при условии объединения римских монет с провинциальными и с монетами греческих городов можно дать надлежащее нредставление о денежном обращении на всем пространстве римской империи. Напомним, что в этом денежном обращении участвуют следующие составные элементы: 1) ауреусы, денарии и медные монеты, начиная с сестерция, чеканящиеся на императорских монетных дворах (тб. XXII, 1 сл.), 2) серебряные (часто низкопробные) тетрадрахмы η драхмы, а также медные монеты, выпускаемые провинциальными монетными дворами в Александрии, Антиохии, Кесарии Каппадокийской (тб. XXI, 11, 12, 14, 15), 3) медные монеты, выпускаемые автономными греческими городами (тб. XXV—XXVI), 4) такие же медные монеты, выпускаемые римскими колониями и отличающиеся от предыдущих лишь латинским языком надписей (тб. XXVI, 1—3), 5) монеты различных металлов, выпускаемые царями зависимых от Рима окраинных царств, как, например, Мавритания, Фракия, Боспор (тб. XLV сл.), Эдесса. Из этого, однако, не следует, что Эккель безосновательно в свое время воссоединил городские греческие монеты императорского периода с монетами греческих же городов более ранних периодов. Такое объединение и сейчас еще в порядке монографического исследования обнаруживает свою плодотворность. Тем не менее, в целях ясности общей картины денежного обращения в экспозициях, как это сделано на выставке в Эрмитаже, и в общих очерках монетного дела рационально рассмотрение монет греческих городов в императорский период совместно с римскими общеимперскими и иными монетами, как различных частей одной сложной и широко развернутой системы деножного обращения.
Еще один момент заставляет современное научное исследование пересмотреть эккелевскую систему. Именно, приходится отказаться от предложенного Эккелом объединения на основе единства места выпуска монет разнородных групп, как от сослужившего свою службу и ныне, при несравненно возросшем материале, неприменимого. Я имею в виду многочисленные монеты эллинистических царств; их Эккель относил к монетам тех областей, в которых находились столицы этих монархов, в то время как его предшественник Пеллерен посвятил монетам царей особый том. В настоящее время материал по нумизматике эллинистических монархов настолько возрос, что монеты Александра Македонского и его преемников, Птолемеев, Селевкидов, царей Парфии и Бактрии во всяком собрании, в том числе и в собрании Эрмитажа, неизбежно составляют особый том каталога. Но и для монет более мелких и не столь долговременно существовавших монархий, как, например, фракийское царство Лисимаха (тб. XI, 18, 19), царства Пергамское, Вифинское, Каппадокийское, Понтийское и др. (тб. XIV, 12—15; тб. XV, 1—5), монеты которых продолжают совмещаться с городскими монетами тех же областей, выделение царских монет и сопоставление их с монетами других монархий может объяснить многие непонятные вне этого круга детали. Особенно необходимо такое выделение для монет наиболее удаленных на восток монархий: Парфии с примыкающими к ней Персидой и Элимаидой и Греко-Бактрийского царства. И не только потому, что они, благодаря своей отдаленности, вырабатывают своеобразный стиль и в надписях переходят на местное письмо, но и потому, что они не переживают подчинения Риму, свободны от его влияния, и их монетное дело служит непосредственным переходом к монетному делу средневекового Востока. Для них четвертый период развития не существует; монеты Парфии и примыкающих к ней Персиды и Элимаиды (тб. XVI, 6—11) в типологическом и стилистическом отношении подготовляют появление сасанидских монет (тб. XVI, 12, 13), а монеты греко-бактрийские (тб. XV, 7—10;

97

тб. XVI, 2—4) чороз монеты кушанов ведут к монетам династии Гупта.
Коснувшись здесь разбивки монет на городские и царские, уместно подробнее остановиться на этом делении, как систематической группировке, исходящей из условий выпуска монеты. Уже неоднократно приходилось говорить об обеих группах и отчасти противопоставлять их друг другу. К характеристике городской монеты, как таковой, едва ли стоит возвращаться, поскольку в двух первых хронологических периодах она доминирует, и все, что мы говорили о развитии греческой монеты доэллинистического периода, относится именно к городской монете. Для нас рациональнее поставить вопрос, чем отличается приобретающая широкое развитие в эллинистическую эпоху царская монета от современной ей городской. Прежде всего необходимо отметить чрезвычайную редкость магистратских имен на царских монетах, в противоположность городским. Если магистраты как-либо заявляют о себе на этих монетах, то делают это с помощью символов или монограмм (тб. XI, XIII—XV), естественно, не решаясь помещать своего имени полностью рядом с царским. Столь же естественно, что в типологии оборотной стороны монеты городскому παράσημον соответствует личная или династическая эмблема царя (тб. XV, 4—6). Очень часто ее заменяет фигура божества, нередко статуя его, причем в этом случае нетрудно установить тесную связь данного божества с личностью царя или традициями его рода. Так, изображение сидящего Зевса на тетрадрахмах Александра воспроизводит статую одного из главных святилищ македонской столицы. Фигура Аполлона, сидящего на омфале, на селевкидских монетах (тб. XIV, 3) воспроизводит статую, находившуюся в святилище в Дафне, близ Антиохии, долженствовавшем, согласно пожеланиям Селевкидов, конкурировать с Дельфийским храмом. Изображения Посейдона на монетах Димитрия Полиоркета (тб. XIII, 6), так же, как и фигура Ники на другой серии его монет (тб. XVIII, И), прославляет его морскую победу при Саламине. Эти специфические черты царской монеты с особенной яркостью выявляются в общеимперской римской монете императорского времени. В главе о типах уже говорилось, как часто изображения этих монет имеют непосредственную связь с событиями личной жизни императора, его военной и гражданской деятельности, как легко прослеживаются попытки использовать типы и надписи монет для пропаганды популярности императора.
Выше мы упомянули мимоходом о возможности существования, наряду с этими двумя основными группами — городских и царских монет, третьей группы — монет храмовых. Наличность такой группы в особенности постулировалась религиозной теорией происхождения монетного типа в той чистой форме, какую она приняла в изложении Курциуса. Однако слабым местом в доводах сторонников этой теории была как раз невозможность сослаться на конкретные образцы такой заведомо храмовой чеканки. Единственный пример, который им приходилось выдвигать, представляли редкие милетские серебряные монеты с надписью έχ Διδύμων ιερή. Ч. Зельтману, при помощи анализа штемпелей, удалось показать, что приписывавшиеся раньше городу Элиде серебряные статеры с молнией и буквами F—А на оборотной стороне (тб. IV, 17 сл.) чеканились в Олимпии. При этом с конца V в., когда на лицевых сторонах их помещаются попеременно головы Зевса и Геры, они несомненно чеканились на двух монетных дворах, из которых один находился в святилище Зевса, другой — в святилище Геры. Этим самым доказывается специфический храмовый характер чеканки, предназначавшейся, очевидно, для оплаты расходов и сделок, связанных с периодически справлявшимися празднествами и играми, собиравшими огромное количество съезжавшихся со всех концов Греции участников. Естественно, по аналогии с этой олимпийской чеканкой, искать таких же храмовых выпусков и в другом крупном религиозном центре — Дельфах. Здесь мы не имеем, правда, непрерывных выпусков, как в Олимпии, но два эпизода дельфийской нумизматики заслуживают упоминания. Это тетрадрахмы первой четверти V в. с головами баранов и надписью Δαλφιχόν на лицевой стороне и дельфинами в крестообразно разделенном на четыре части поле оборотной стороны (тб. II, 15), выпуск которых, может быть, связан с обильными дарами, поступившими в Дельфийский храм от различных городов после победы над персами. Другой эпизод — серебряные статеры, выпущенные во второй половине IV в. от имени амфиктионов после окончания так называемой Священной войны и возвращения в руки союза Дельфийского святилища. Статеры имеют на лицевой стороне голову Деметры, покровительницы города Анфелы, зимней резиденции амфиктионов, а на оборотной стороне фигуру сидящего Аполлона (тб. V, 17). Весьма вероятно, что храмовый характер носили в V в. и аркадские драхмы и триоболы, чеканившиеся в Герее. На лицевой стороне они имеют фигуру Зевса Ликея, при святилище которого справлялись игры в Аркадии, на оборотной — голову почитавшейся во всей Аркадии богини, носившей имя Владычицы (Δέσποινα, тб. IV, 25). Дальнейшее исследование обнаружит, может быть, храмовый характер и каких-либо других выпусков греческих монет. Впрочем, приведенные примеры показывают, что какого-либо принципиального отличия с типологической стороны от городских монет эти храмовые выпуски не имеют, поскольку религиозный характер типов в V в. свойственен и городским монетам. На статерах выпущенных в Олимпии,

98

например, независимо от того, чеканены ли они на монетном дворе при храме Зевса или при храме Геры, типом оборотной стороны служит атрибут Зевса — молния. Иначе говоря, выбор на городских монетах одного атрибута бога, как характерной местной эмблемы — παράσημον — проявляется и здесь. Единственный признак, на который можно указать, как выделяющий эти храмовые монеты среди других, состоит в том, что когда имя города выписано полностью, оно имеет форму Όλυμπιχόν, Δελφιχον, Άρχαδικόν, т. е. представляет собой так называемый χτητικόν (притяжательное прилагательное), а не έθνικον, как обычно на городских монетах.
В начале предшествующей главы я упомянул мимоходом о возможности допустить на первоначальной ступени развития греческого монетного дела некоторую роль частной инициативы в выпуске монеты. Так, по крайней мере, рисует Ч. Зельтман в своей книге возникновение монетного типа, предполагая, что последний развивается из условного клейма, налагаемого торговцем или менялой на металлический слиточек для распознания его в будущем. Но это предположение остается чистой гипотезой. Единственным основанием в пользу ее может послужить разве только сравнительное разнообразие геометрического характера знаков — звездочек, крестиков, елочек и различных комбинаций линий и точек,— часто служащих типами самых ранних ионийских электров (тб. I, 4). Как только эти типы обращаются к сюжетам из области животного царства, то эти головы львов, оленей, грифонов и т. д. (тб. I, 7 сл.), связывающиеся определенной преемственностью с παράσημα Милета, Самоса, Эфеса, Теоса и т. д. на монетах этих городов в последующее время, неизбежно заставляют и в этих ранних образцах усматривать продукты городской чеканки.
В пределах самих городских монет, в соответствии с обстоятельствами выпуска, особую категорию составляют союзные монеты, т. е. монеты, выпускаемые совместно двумя или более городами. Союзные монеты, выпущенные двумя объединившимися для этой цели городами, можно встретить уже среди архаических южно-италийских nummi incusi, причем подобные монеты носят на одной стороне, в рельефе, тип одного из членов союза, на другой, во вдавленном виде, тип другого союзника. Примером могут служить союзные статеры Кротона и Сибариса, Кротона и Пандосии (тб. III, 16).
Наиболее ранним образцом монет союза, охватывающего ряд городов, служат также относящиеся еще к VI в. до н. э. монеты Бэотийского союза (тб. II, 11—13). Все они очень сходны по внешности и имеют на лицевой стороне бэотийский щит, а на оборотной — вдавленный рисунок из четырех крестообразно, наподобие крыльев ветряной мельницы, расположенных треугольников. Однако в центре креста или в лопастях его имеются буквы, без сомнения, начальные, имени города, в котором или для которого выпущена монета: для Фив, для Галиарта, Ε для Орхомена (Эрхомена), Τ для Танагры и т. д.
Нельзя обойти молчанием одну из самых интересных групп союзных монет — тридрахмы хиосской системы, выпущенные городами малоазийского побережья и островов, вошедшими в антиспартанский союз, который составился вскоре после 394 г., когда Конон разгромил спартанский флот при Книде. Именно эти монеты позволяют с уверенностью констатировать факт существования такого союза в эту эпоху, хотя литературные источники о нем не упоминают. Особый типологический интерес этой группы, во-первых, в том, что монеты с полной очевидностью выявляют свой союзный характер, так как имеющиеся на лицевой стороне буквы ΣΥΝ нельзя понимать иначе, как сокращение надписи συνμαχιχόν νόμισμα — союзная монета (см. тб. IX, 20— 22). Во-вторых, и сам по себе общий для всех монет тип лицевой стороны — младенец Геракл, удушающий змей, выбран здесь неспроста. Незадолго перед тем он появляется впервые на статерах Фив, в 395 г. заключивших союз с Афинами и начавших движение против гегемонии Спарты (тб. V, 15). Хотя Фивы и были одним из исконных центров культа Геракла, но самый факт быстрого распространения этого типа в различных городах и на Западе (Закинф, Кротон) и усвоение его указанными союзными монетами свидетельствует о том, что чисто мифологическое значение этого мотива уже перерастало в аллегорическое с истолкованием, близким к тому, которое давалось ему в новое время, т. е. как символ молодого государственного организма, решающегося на борьбу с могущественными противниками. В типах оборотных сторон этих союзных монет мы легко узнаем уже знакомые нам обычные παράσημα соответствующих городов, участников союза: львиный скальп для Самоса, идущую корову для Византия, львиную голову с тунцом для Кизика, цветок граната для Родоса, пчелу для Эфеса и т. д. (тб. IX, 18, 24, 25).
Мы уже говорили о том, как на триоболах Ахейского союза (тб. XVIII, 2—5), при общих для всех его участников основных типах — головы Зевса Гомагирия на лицевой стороне и монограммы союза на оборотной,— каждый из 43 выпускавших монету городов-союзников заявляет о себе посредством маленького символа παράσημον или монограммы. Другой вид союзной монеты, единой для всего объединения, представляют монеты Этолийского союза. На тетрадрахме (тб. XVIII, 1), лицевая сторона которой копирует александровские тетрадрахмы, тип оборотной стороны изображает женскую фигуру с копьем, олицетворяющую Этолийский союз. Сопровождающая этот тип над-

99

пись Αιτωλών свидетельствует о том, что монета выпущена от имени всего Этолийского союза. О монетах италийских союзников, боровшихся против Рима в восьмидесятых годах I в. до п. о., и о характере их типов мы уже говорили и здесь возвращаться к ним не будем.
В императорскую эпоху выпуск союзных монет не прекращается. Но возникающие в это время объединения городов политического значения не имеют и вызываются преимущественно задачами совместного выполнения культовых действий и празднеств. Этим обусловливается и характер типологии этих союзных монет. Города в них представлены своими главными божествами или героями, нередко даже их кумирами. Так, например, на союзной монете Афин и Смирны первый город представлен фигурой Афины, а второй — особо почитавшейся в Смирне крылатой Немезидой, держащей узду в руке (тб. XXVI, 12).
На медальоне, выпущенном в правление Коммода совместно Эфесом и Пергамом, соглашение (όυ,όνοια) этих двух городов символизуется встречей их героев-основателей — Андрокла для Эфеса и Пергама для соименного ему города, причем каждый из героев держит в руке соответствующую статуэтку: Андрокл— Артемиды Эфесской, Пергам — почитавшегося в этом городе Асклепия (тб. XXVI, 11). Нередко одна только надпись κοινόν или ομόνοια при трафаретном и лишенном индивидуальных черт изображении храма свидетельствует о союзном характере монеты (тб. XXVI, 10).
Если характер рассмотренных только что групп монет обусловливался государственно-политическими предпосылками их появления в свет, то теперь предстоит обратиться к одной очень важной группе, выделяющейся в истории денежного обращения ролью, которую она играла на рынках, и назначением, которое ей определялось при выпуске. Я имею в виду так называемую торговую монету — явление, нередко наблюдаемое и в денежном обращении древнего мира, особенно в эллинистическую эпоху, хотя в приложении этого термина к античным монетам необходимы оговорки. Торговой монетой принято в настоящее время называть монету, выпускаемую в количестве, намного превышающем потребности внутреннего рынка, с намерением пустить ее в обращение на внешние рынки, на которых она охотно принимается. Под понятно торговой монеты подойдет и такая монета, типы которой давно вышли из употребления и утратили свое значение на ее родине и которая, тем не менее, продолжает чеканиться различными монетными дворами с исключительной целью вывоза ее на внешние рынки. Самый яркий пример подобного рода монеты в области новейшей истории — это талеры Марии Терезии, в течение XIX и XX вв. чеканившиеся на различных европейских монетных дворах по точному образцу талеров этой австрийской императрицы, специально для торговли с Востоком и Африкой, и в частности, для обращения в Абиссинии, где они, судя по газетным сообщениям, продолжали успешно конкурировать с внедрявшимися итальянскими оккупантами так называемыми эритрейскими талерами. Античному миру не были чужды близкие по существу явления в области монетного дела. Статеры и тетрадрахмы с типами и именем Александра Македонского чеканились столетия спустя после его смерти. Чеканились они и его преемниками на македонском престоле и городами, входившими в состав его царства, причем города продолжали чеканку монеты и после выхода из-под македонского владычества, т. е. тогда, когда уже не было никаких политических оснований для помещения на монетах имени царя-завоевателя. Единственной целью этих упорно сохранявших царские типы выпусков было снабдить рынок ставшей привычной для него монетой и тем самым удержать на нем захваченные монетами александровских типов позиции. К монетам типов Александра и диадохов мы еще вернемся, а теперь обратимся к самым ранним образцам торговой монеты древнего мира.
Подвергались ли имитации со стороны других городов в таких чисто экономических целях уже статеры Эгины и писистратовские тетрадрахмы Афин, этот вопрос предстоит решить дальнейшему тщательному исследованию этих монет путем стилистического и технического анализа. Пока самой ранней торговой монетой, которую мы можем с уверенностью квалифицировать, как таковую, являются статеры коринфского типа V—IV вв. до н. э. Один из них, в собрании Эрмитажа, имеет обычную под пегасом на лицевой стороне и надпись Συραχοσίων вокруг головы Афины на оборотной стороне (тб. VIII, 8). Существо торговой монеты находит здесь свое формальное выражение в одновременном присутствии на одной монете коринфской коппы и сиракузского еЭνιχόν — Συραχοσίων. Последнее, как и на многочисленных монетах, снабженных местными сиракузскими типами, обозначает, что монета чеканена в Сиракузах и от имени этой городской общины. Сохранение же коппы под пегасом на лицевой стороне свидетельствует о том, что монета выпущена, как коринфский статер, с сознательно точным воспроизведением в неизменном виде его типа, с очевидной целью пустить ее в обращение на сицилийском рынке наравне с коринфскими статерами.
Такие же статеры коринфских типов Сиракузы неоднократно выпускают и позже, но уже без коппы, специфического признака статеров, выпущенных в Коринфе. По существу не меньшее право быть признанными торговой монетой имеют «жеребчики» (см. выше), выпущенные различными городами-колониями Коринфа

100

по восточному побережью Адриатического моря, а также некоторыми городами Сицилии и Италии (тб. VIII, 5—13). Все они имеют те же типы пегаса на лицевой стороне и головы Афины з коринфском шлеме на оборотной и отличаются от чеканенных в метрополии лишь тем, что копна под пегасом на лицевой стороне заменена соответствующей начальной буквой имени города: Л — для Левкады (тб. VIII, 13), А — для Амвракии (тб. VIII, 12), (AN) — для Анактория (тб. VIII, 11), Δ — для Диррахия (тб. VIII, 5), — для Тиррея и т. д. Таким образом, хотя коринфская коппа на этих статерах отсутствует, однако коринфское происхождение типа этих монет и без нее совершенно очевидно. Несомненно также то, что этот зарекомендовавший себя на рынке тип выбран не только и, может быть, не столько во внимание к метрополии, сколько с целью воспользоваться им в экономических целях — продвинуть свою монету на междугородской рынок. Лучшим доказательством правильности подобного толкования служит тот факт, что статеры указанных коринфских колоний постоянно и в большом числе встречаются в находках кладов вместе со статерами самого Коринфа и что большое количество кладов подобных статеров зарегистрировано на территории Италии и Сицилии, в то время как в собственной Греции они несравненно более редки.
О том, что статеры и тетрадрахмы типов Александра Македонского и с его именем долгое время функционировали в качестве торговой монеты, мы уже говорили. В поступившем в Эрмитаж анадольском кладе золотых статеров, относимом ко второй четверти III в. до н. э., среди статеров александровского типа, наряду с чеканенными при его жизни, было значительное число выпущенных около полувека спустя после его смерти, в качестве торговой монеты, различными городами, в том числе и черноморскими, как Синопа (ΣΙ), Месемврия () Одесс (), Истр (ΙΣ) и др. (тб. XI, 14—17). Эти же города чеканили и тетрадрахмы александровских типов, причем некоторые из них вплоть до I в. до н. э. С образцами таких, выпущенных городами во II в. до н. э. александровских тетрадрахм мы уже имели дело и указывали, что городские παράσημα на них сохраняются в виде маленьких символов в поле (тб. XI, 20—22). Стоит особо остановиться на тетрадрахмах, выпущенных Родосом, так как на них встречаются те же магистратские имена, которые фигурируют и на современных им тетрадрахмах обычного городского родосского типа — голова Гелиоса на лицевой стороне и цветок граната на оборотной (тб. XVII, 5). Факт одновременного выпуска одним и тем же магистратом тетрадрахм различного типа свидетельствует о том, что они явно предназначались для разных рынков.
С конца III в. до н. э. ту же роль торговой монеты, но уже специально для Черноморья, стали играть статеры и тетрадрахмы типов Лисимаха. Они чеканились в Византии, Томи, Истре, Одессе, Каллатии, Тире (тб. XII, 14; тб. XIII, 1, 2; тб. XXVIII, 15, 16). Особенно бойко выпускал и статеры и тетрадрахмы в течение всего периода с конца III до начала I в. до н. э. Византии. При этом статеры распространялись вдоль самого побережья и особенно часто находятся в пределах бывшего Боспорского царства и в прилегающей к нему части Кавказского побережья, между тем как тетрадрахмы шли внутрь Балканского полуострова и по нижнему течению Дуная. Очень любопытно, что в первой четверти I в. до н. э., в пору господства на Черноморье Мифрадата VI Евпатора, изображениям Александра Македонского на лисимаховских статерах, чеканенных в Византии, и на александровских тетрадрахмах, битых в Одессе, придаются черты понтийского царя. Этот факт заслуживает быть отмеченным, как яркий показатель явного преобладания в торговой монете моментов экономических над политическими. Придание привычным изображениям Александра на этих монетах черт Мифрадата не может быть истолковано иначе, как симптом политического подчинения ему. Однако от следующего естественного шага на этом пути, замены имен Лисимаха и Александра именем Мифрадата, выпускающие монету власти отказываются, так как это было бы резким изменением формы монеты, которой принадлежит решающая роль в поддержании ее кредита.
Еще более резкое столкновение экономических и политических интересов можно наблюдать в монете, выпускаемой завоевателями в самый момент захвата страны. Трудно отрицать, что именно завоеваниями Александра Македонского монетное дело, и именно в тех формах, которые в нем выработались к началу эллинистической эпохи, было распространено по всему известному тогда миру, что ряд стран, только благодаря этому завоеванию, познакомился с монетой. И, однако, как было указано выше, в некоторых, особенно в крайних восточных областях Персидского царства, в Иране, в Средней Азии, на границах Индии, военачальники Александра на первых шагах своего продвижения принуждены были считаться с укоренившейся привычкой нассления к определенным средствам денежного обращения и выпускать двойные дарики (тб. X, 2), повторяющие не только типы, но и мелкие, условные подробности формы дариков последнего персидского царя. Аналогичное положение наблюдается и при захвате областей Греции и Азии римлянами. В М. Азии с начала II в. до н. э. установилось обращение серебряных тетрадрахм — кистофоров (см. выше). Как указывалось, римская императорская власть в интересах восточных провинций вынуждена была включить этот

101

номинал в свою монетную систему и санкционировать чеканку кистофоров на малоазийских императорских монетных дворах. Правда, эти императорские кистофоры с городскими кистофорами II в. ничего но имеют общего, кроме веса, по о том, как медленно π постепенно совершалась эта типологическая метаморфоза, свидетельствуют отдельные этапы ее: пергамский кистофор II в. до н. э., лаодикейский кистофор 51/50 г. до н. э. с именем оратора М. Туллия Цицерона в качестве проконсула Кили-кии, эфесский кистофор с портретами М. Антония и Октавия, выпущенный около 40 г., и августовский кистофор (тб. XXI, 4—8, 13). В некоторых случаях привычный для области тип монеты сохранялся еще в более неизменном виде. Так, например, в Сирии уже после ее подчинения Риму, в середине и второй половине I в. до н. э., выпускались тетрадрахмы с портретами и именем одного из последних царей Филиппа Филадельфа, отличающиеся от тетрадрахм, выпущенных в его правление, лишь присутствием монограммы из букв Α, Ν, Τ (Αντιόχεια) и даты (тб. XXI, 9, 10).
Подробно остановиться на этих явлениях и на примерах торговой монеты в античном мире я счел необходимым потому, что знакомство с ними поможет легче освоиться с одной очень обширной группой античных монет — с так называемыми «варварскими подражаниями». Этот прочно утвердившийся в западноевропейской науке термин нам приходится брать в кавычки, поскольку варварство в нем понимается не столько в смысле определенной ступени общественного развития, сколько в унаследованном от античных представлений смысле инородности по отношению к греческой и римской культуре. Этим термином принято обозначать все те очень многочисленные монеты, которые в обилии встречаются на периферии греко-римского мира, в Галлии, Германии, на Балканах и в придунайских странах, в Крыму, на Кавказе, в Средней Азии π других областях и представляют нередко весьма грубо исполненные подражания особенно ходовым греческим π римским монетам. Возникновение чеканки таких подражаний надо, повидимому, представлять следующим образом. Проникая через посредство приезжих торговцев к соседним с границами эллинистических царств или Римской империи племенам, стоящим на более низкой ступени хозяйственного развития и не имеющим собственной монеты, какие-либо обильно чеканившиеся и получившие широкое распространение монеты, вроде тетрадрахм Афин или статеров и тетрадрахм эллинистических монархов, быстро становятся у этих племен излюбленным средством денежного обращения. Это вызывает систематический завоз этих монет к указанным племенам в целях поддержания с ними торговых сношений. В случае, если в дальнейшем приток этих монет прерывается, в силу ли прекращения их чеканки или вследствие закрытия путей, которыми они проникали, успевший привыкнуть к новому удобному средству денежного обращения местный рынок повелительно требует заполнения образовавшегося пробела. Единственным способом надлежащим образом ответить на эти насущные запросы потребителей остаются попытки со стороны ли племенных органов, или по частной инициативе ремесленников изготовлять своими несовершенными средствами монеты по образцу утвердившихся в местном обращении. Естественно, уже в первых образцах таких подражаний обнаруживаются ошибки в надписях и неверная передача непонятых деталей изображения. В дальнейшем, благодаря последовательному копированию неумело исполненных изображений другими столь же неумелыми мастерами, типы монет извращаются до неузнаваемости. Нередки также случаи, когда различные детали изображения истолковываются по-новому: хвосты зверей становятся птичьими шеями с головами, локоны волос обращаются в зверей или птиц (тб. XII, 16), кони получают крылья пли человеческие головы (тб. XII, 9) и т. д.
Возможно, что в некоторых случаях такие перетолкования мотивов и видоизменения типов продиктованы влиянием местных мифов и религиозных представлений, о которых мы, впрочем, слишком мало знаем. Исследование этих подражаний, помимо использования топографических данных, должно итти путем установления типологических рядов последовательного извращения типов с возведением ряда к какой-либо греческой или римской монете, послужившей основным оригиналом для него. Отыскание этого первоначального прототипа, определение территориальной сферы и хронологических пределов его обращения помогает установлению места и времени начала чеканки данной группы подражаний.
Дать здесь полный обзор всех основных групп подражаний невозможно. Мы ограничимся тем, что приведем такие типологические ряды постепенных извращений типа для нескольких особенно характерных групп.
Нельзя обойти молчанием подражаний афинским серебряным монетам. Афинские тетрадрахмы нашли широкое распространение и обращались длительное время также и за пределами греческого мира. Доказательством этого служат встречаемые в далекой Аравии подражания как классическому типу тетрадрахм (тб. IV, 10), так и тетрадрахмам «нового стиля» (тб. XVII, 16). Очень характерны подражания золотым статерам македонского царя Филиппа11, отца Александра, носившим название Φιλίππειοι. (στατηρες); они проникали в Галлию как речными путями по Дунаю и Рейну, так и морем через Массилию. и, начиная с III в. до я. э., кельтские племена, обитавшие на территории современных Франции и Англии,

102

стали выпускать подражания им. Подражания эти постепенно деградируют и в качестве металла и в стиле. Ряд образцов воспроизведен на таблице: послуживший оригиналом статер Филиппа II (тб. XII, 6), еще близкие к нему и сравнительно мало искажающие изображение монеты племен гельветов (Швейцария, тб. XII, 7) и лемовиков (близ совр. Лиможа, тб. XII, 8), значительно искажающие и видоизменяющие основной тип монеты паризиев (близ Парижа, тб. XII, 10) и авлерков (провинция Мен, тб. XII, 9), и, наконец, искажающие до неузнаваемости монеты тревиров (близ г. Трира, тб. XII, И) и британских племен (тб. XII, 12). Последние монеты из очень плохого металла.
Другой, полный ряд последовательных искажений представляют подражания тетрадрахмам того же Филиппа II (тб. XII, 1—5). Они нашли особенно широкое распространение у племен, обитавших по среднему Дунаю, в пределах Паннонии (теперешней Венгрии). На севере Балканского полуострова, наряду с различными подражаниями тетрадрахмам Александра Македонского, часто встречаются подражания тетрадрахмам Лисимаха (тб. XI, 19). В них даже и в тех случаях, когда буквы BY на троне Афины неразборчивы, по специфическому признаку — трезубцу в обрезе поля оборотной стороны под изображением сидящей Афины (тб. XIII, 1, 2), можно легко узнать подражания тетрадрахмам Лисимаха, чеканенным в Византии (см. выше). Такие же византийской чеканки, с трезубцем внизу, золотые статеры, об обращении которых в Боспорском царстве мы упоминали выше, также вызвали обильную группу подражаний (тб. XII, 14—16). Эти подражания для нас особенно интересны, так как, в противовес мнениям некоторых западноевропейских ученых, относивших их без достаточных оснований к придунайским странам, находки сосредоточиваются в Абхазии, Западной Грузии и Аджарии. В Восточной Грузии и в Осетии, напротив, повидимому, преобладают грубые подражания статерам Александра (тб. XII, 17, 18). Интересна еще одна группа подражаний, встречающихся в обилии на Таманском полуострове и на Северном Кавказе, как несомненно восходящая к римским денариям конца II или начала III в. (тб. XII, 21—24). Не имея возможности дать здесь в какой-либо мере обстоятельный очерк всех подобных подражаний и ограничиваясь лишь отдельными, наиболее яркими примерами, отмечу мимоходом, что исследование одних только подражаний, встречающихся на территории нашей страны, в частности, совершенно еще неизученных среднеазиатских подражаний, дало бы богатейший материал. Но на пути исследования этих подражаний стоят большие трудности. Так, в ряде случаев, благодаря крайнему искажению типов монет, почти невозможно подыскать для них исходные образцы. Помимо того, совершенно неясной представляется их юридическая природа. С одной стороны, грубый и небрежный, кустарный характер этих подражаний, быстрое падение веса и ухудшение качества металла вызывает подозрение, что эти монеты представляют собой продукты деятельности ловких и безответственных частных предпринимателей, снабжающих рынок далеко не всегда доброкачественными суррогатами сделавшегося привычным средства денежного обращения. С другой стороны, не столь часто, но все же встречающиеся подобного рода подражания с именами засвидетельствованных в исторических источниках племенных предводителей или царей, упоминаемых Цезарем Верцингеторикса, Думнорикса, Коммия (тб. XII, 19) и др. заставляют видеть в них официальные денежные знаки, выпущенные общинными властями. Античные испанские монеты II—I вв. до н. э., подражающие римским денариям или медным монетам (тб. XII, 20), всегда снабжены придающими официальный характер иберийскими надписями с именем города или племени.
Позволяю себе надеяться, что приведенные общие очерки и характеристики торговой монеты и так называемых «варварских подражаний» показали, какое тесное взаимоотношение существует в античном монетном деле между той и другой группой нумизматических фактов и как часто торговая монета переходит в подражания, являясь как бы подготовительной ступенью к появлению последних в какой-либо местности. В такой тесной связи нет ничего удивительного, поскольку в обоих случаях необходимой предпосылкой является приобретение той или другой монетой роли единственного или, во всяком случае, преимущественного средства денежного обращения в данной местности, и торговая монета в такой же мере, как и «варварские подражания», отвечает задаче снабжения рынка таким средством обращения. В то же гремя, надеюсь, ясно, как трудно временами бывает провести между двумя рассматриваемыми группами монет отчетливую грань, а иногда даже отграничить их от античных же прямых подделок. В этой текучести границ между перечисленными нумизматическими явлениями заключается главное основание, заставляющее применять современный термин торговой монеты к античному монетному делу с существенными оговорками.
Если в торговой монете политический момент стушевывается и отступает на задний план перед экономическим, то обратное взаимоотношение мы наблюдаем в так называемых донативах и коммеморативных монетах. Обе категории монет хорошо знакомы всем областям нумизматики, в частности и нашей, русской. Донативы, т. е. дарственные монеты, представляют собой золотые червонцы, начиная с уникального, выпущенного Иваном III, золотые алтыны и копейки. Они выпускались в очень

103

ограниченном количестве, никогда не предназначались для обращения и служили для раздач и наград. Образцами коммеморативных монет в русской и западноевропейской нумизматике могут служить памятные рубли и талеры, выпускавшиеся в память каких-либо событий или юбилеев. Оба явления свойственны также и античным монетам. Едва ли, например, можно сомневаться в том, что уникальная золотая монета царя Бактрии Евкратида, весом в двадцать статеров, представляет такой донатив, что известные только в двух экземплярах декадрахмы Александра Македонского, на которых воспроизведено его единоборство с царем Лором (тб. X, 17), представляют собою памятные монеты. Не менее бесспорно, что золотые римские медальоны императорского времени (тб. XXIV, 5), хотя их веса всегда оказываются равными определенному количеству ауреусов или (с начала IV в.) солидов, не могли служить ходячей монетой, чеканились в очень ограниченном количестве и предназначались для наград военачальникам и приближенным императора или для подарков вождям подступавших к границам римской империи племен.
Относительно бронзовых крупных «медальонов» (тб. XXIII, 14) мы не можем с такой же уверенностью сказать, какие номиналы они представляют, так как вес единиц бронзовой монеты в императорскую эпоху очень неустойчив. Однако едва ли приходится спорить, что и они представляют такие же многократные сестерции и ассы, а памятный их характер нередко доказывают самые их изображения. В медальонах, выпускавшихся в императорскую эпоху городами (тб. XXV, 5—10; XXVI, 11; XXVII, 1 сл.), коммеморативное назначение выступает с особенной ясностью в изображениях игр, празднеств, триумфов и т. д. Следует все же еще раз подчеркнуть отличие античных медальонов от современных медалей, заключающееся в том, что в противовес последним они никогда не теряют совершенно связи с денежным обращением и в своем весе, повидимому, всегда ориентируются на определенное количество единиц ходячей монеты.
Но наряду с упомянутыми примерами, в которых донативное или коммеморативное назначение выступает из необычного размера и специфического характера изображений, необходимо отметить такие случаи, когда статистика монетных находок обнаруживает, что выпущенные на месте в обычном и принятом местным денежным обращением номинале монеты встречаются, однако, крайне редко и известны в одном-двух экземплярах, между тем как фактическим средством денежного обращения на местном рынке в то же время по тем же данным статистики находок служили чужие монеты того же номинала. Опираясь на это наблюдение, мы можем с уверенностью говорить, что подобные редчайшие местные городские или царские монеты выпущены исключительно с политическими целями, для того, чтобы использовать свое право выпуска монеты, но не для обращения на местном рынке, занятом иностранной монетой, с которой местная не в состоянии конкурировать. Естественно, что подобные чисто политические выпуски могут быть используемы для дарственных целей. На конкретных примерах я здесь не останавливаюсь, так как их мы найдем во второй части книги, в числе выпусков боспорских царей из династии Спартокидов и скифского царя Фарзоя.
Прежде чем закончить обзор систематической группировки монет, необходимо сказать несколько слов еще об одной группе монет, выделяющейся ролью, которую она играет в денежном обращении, именно о неполноценной монете. При этом я пе имею в виду римских антонинианов III в. н. э., ставших из серебряных сначала биллоновыми, а затем медными посеребренными и чисто медными, или переживших такую же последовательную деградацию металла от золота к чистой меди — боспорских царских «статеров» конца III в. В обоих случаях имеется налицо постоянная порча металла монеты, в результате длительно и непрерывно развивающегося кризиса, идущая параллельно с несравненным увеличением количества монеты в обращении и, в свою очередь, способствующая углублению кризиса. Оставляю в стороне также и близкое по существу к только что отмеченному явление постепенного отхода медной разменной монеты от постулируемых торговой ценой меди норм, о чем говорилось выше. Речь идет о так наз. плакированных или субъэратных монетах (nummi subaerati; распространенный французский термин monnaies fourrees), представляющих медное или иного дешевого металла ядро, обтянутое тонким слоем драгоценного металла. Едва ли можно сомневаться, что значительный процент таких монет представляет античные подделки. Но в тех случаях, когда они встречаются особенно часто, как например, среди некоторых групп римских республиканских денариев и в некоторых городах Южной Италии, остается предположить, что такое сознательное подмешивание субъэратных монет к полноценным в моменты временных кризисов с последующим изъятием их санкционировалось городскими властями. Маттингли доказал, что такой прием, повидимому, практиковался в Риме монетчиками из состава сенатской партии, в то время как представители народной партии, в период своего заведывания монетным делом, часто выпускали в противовес им денарии с зазубренными краями (nummi serrati), с трудом допускающие такое плакирование монет, подчеркивая тем самым, что они отказываются от этой практики. В Афинах, в период кризиса конца Пелопонесской войны, были выпущены по цене серебряных монет медные монеты, изъятые затем и вновь замененные серебром в 393 г.

Подготовлено по изданию:

Зограф А.Н.
Античные монеты. МИА, в. 16. М., Изд-во АН СССР, 1951.