78

Глава V
ДОБАВОЧНЫЕ ЭЛЕМЕНТЫ МОНЕТНОГО ТИПА

Судя по современным монетам и принимая за образец античных монет римские, мы привыкли представлять себе в качестве необходимого и неотъемлемого признака монеты надпись, нередко довольно длинную и даже не одну. Однако, поднимаясь вверх по ступеням развития монеты, мы в самом начале этой эволюции встречаем почти исключительно монеты, лишенные всякой надписи,— монеты анэпиграфные. Некоторые широко распространенные в древности монеты, выпуск которых начался в раннюю пору, нередко со свойственной внешности монет консервативностью сохраняют этот анэпиграфный характер до конца своей чеканки. Таковы, в большинстве, ранние ионийские электры (милетские и иные), таковы лидийские крезеиды (тб. I, 13), таковы, в особенности, обращавшиеся до конца IV в. дарики и кизикины (тб. I, 14—17; II, 16—18; IX, 1—11). Однако среди самых ранних монет, относящихся еще к VII и началу VI вв. до н. э., мы встречаем, правда, очень редкие экземпляры монет, уже имеющие надписи. Остановимся на двух образцах, как особо характерных. Это малоазийский (эфесский?) электровый статер с изображением пасущегося оленя и очень архаическим алфавитом воспроизведенной надписью «Φαενος έμί σνϊμα»1 (тб. I, 6) и электровый же статер города Фокеи с изображением «говорящего» типа города (φώχη, тб. I, 10, 11) — тюленя и одной начальной буквой имени города в архаической форме ф. Если вторая надпись вполне отвечает нашему представлению о самой элементарной, зачаточной форме надписи, соответствующей простоте и неразвитости типа, то первая сразу поражает своей длиной и многословием. Однако эти особенности не должны удивлять. Наивная формулировка надписи в виде заявления в первом лице от имени самой эмблемы характерна для архаической символики. С этой стороны аналогией нашей надписи могут служить архаическая гемма с надписью «Θέρσιός έμ'ι σημα μή μ` άνοιγε»2 и гортинская монета V в. с надписью «Γορτύνος τό παΐμα» 3. Существенным во всей этой фразе является только имя того, от чьего лица выпущена монета. Подобные наивные многословные надписи отживают и не повторяются в классическую эпоху. Параллелью в нашей русской нумизматике могут служить многословные указательные надписи монет киевского периода: «Владимир на столе, а се его злато», не повторяющиеся впоследствии.
Эти две надписи противоположны друг другу еще и в другом отношении. Буква ф на монетах Фокеи не оставляет никакого сомнения в том, что она представляет начало имени города и, таким образом, является родоначальницей всех тех многочисленных έθ-νικά, которые сопровождают типы городских монет вплоть до конца их чеканки. Надпись статера с изображением оленя в зависимости от толкования имени Φαενος может быть понимаема трояко. Если толковать его как собственное имя Фанеса (Φάνης), видя в нем богатого человека, банкира, то монета получает характер одного из редких, но существовавших, может быть, на ранней стадии развития монеты, образцов частной монеты. Если толковать Φαενος как родительный от эпитета в женском роде — сияющая, наименование Артемиды, то монета могла бы быть понимаема, как довольно редкий образец храмовой монеты. Третье возможное толкование имени Фанеса, как собственного имени династа, делало бы из нашей надписи самый ранний случай помещения на монете имени властителя, по распоряжению которого она выпущена. Совершенно уже бесспорный, не допускающий различных толкований пример такой монеты с именем властителя представляют также близкие по времени — конец VII— начало VI в.— лидийские электровые монеты с именем царя Алиатта (тб. I, 5 и рис. 12). Статер города Фокеи, с одной стороны, и монета царя Алиатта или статер с оленем при последнем толковании имени Фанеса,— с другой, представляют две наиболее распространенные в последующее время категории монет — монеты городские и монеты царские.

1 «Я семь знак Фанеса». По другому толкованию— «я есмь знак сияющей» (эпитет Артемиды).
2 «Я знак Терсия, не открывай меня».
3 «Чекан Гортины».

79

Монеты частные и монеты храмовые, к которым пришлось бы отнести статер с оленем при первых двух толкованиях имени Фанеса, как мы укажем ниже, существенной роли в дальнейшей истории развития монеты не играют. Как бы пи было, обозначает ли надпись название города, которым выпущена монета, или имя правителя, или иного лица, функции надписи во всех рассмотренных случаях остаются одни и те же. Целью ее помещения является — указать происхождение монеты, отметить то лицо или орган, которые считали себя обладателями права ее выпуска, и ссылкой на их авторитет узаконить обращение монеты. Задачи надписи, таким образом, совпадают с задачами эмблемы, и она в известном смысле дублирует эмблему-тип для тех, кому одна эмблема была бы непонятна, кто без помощи надписи не смог бы распознать эту монету на рынке среди других ей подобных. Аналогичным образом современные монеты не ограничиваются помещением герба страны, но сопровождают его и именем ее. Благодаря этому между эмблемой — παράσημον города, с одной стороны, и его именем — с другой, устанавливается тесная связь, и именно в силу этого тип, служащий παράσημον города, переходит на оборотную сторону монеты; вместе с ним переходит туда же и имя города.
Проследим теперь ход развития надписи, обозначающей выпускающую монету власть. Речь будет итти у нас преимущественно об именах городских общин, поскольку городские монеты в классическую эпоху составляют подавляющее большинство, и среди пих, как редкие исключения, теряются монеты с именами правителей. Простейшим видом надписи на городской монете является, как в Фокее, одна начальная буква имени города или начальный слог его. Этот прием, усвооппый еще в пору глубокой архаики, некоторые монеты, получившие широкое распространение, сохраняют и в классическую эпоху. При этом удерживается и первоначальная архаическая орфография. Яркими примерами могут служить монеты Коринфа с архаической начальной буквой имени города (коппа, тб. IV, 14; VIII, 1, 2, 4) и серебряные монеты города Византия с буквами (мегарское = В, тб. IX, 28, 29). Неудобство этого приема в связи с тем, что увеличение количества городов, чеканящих монету, сразу создает большое число претендентов на одну и туже начальную букву, обнаруживается быстро. Поэтому если этот прием и сохраняется в последующее время, то в таких группах монет, как однотипные союзные монеты, например монеты Бэотийского союза или монеты колоний Коринфа (тб. VIII), где круг однотипных монет ограничен и потому возможность смешения невелика. В силу этого многие города еще в архаическую эпоху усваивают прием обозначения имени города одним или двумя начальными слогами, достаточно характерными, чтобы предотвратить смешение: в Афинах (тб. 11, 19, 20), в Кротоне (тб. III, 7, 8), в Халкиде, в Синопе и т. д. В некоторых случаях, как, например, в Афинах, форма надписи ΑΘΕ с этой архаической орфографией, пережившая момент наибольшего экономического могущества Афин и широкого успеха их монеты на рынках, сохраняется вплоть до императорского времени. В иных же случаях развитие надписи идет в сторону ее постепенного удлинения. Примеры такого распространения путем ряда ступеней от первоначальной формы до представляют монеты Пантикаиея (см. ниже, тб. XXXIX, 18—21, 29-32).
Вопрос о том, в какую грамматическую форму имени распространять эти начальные буквы или слоги, может быть решаем только догадками, и в его решении отчасти помогают встречаемые в классическую эпоху, а на западе Греции уже и в VI в., более или менее полные обозначения города. Самое естественное было бы предположить, по аналогии с современной монетой, что эти сокращения заменяют собой полное имя города в пменительпом падеже. Действительно, такие примеры мы можем встретить: Τάρας, Τερίνα, Γέλας, Όλβίη, Iστρίη (тб. VI, 7; XXXI, 4) и др. Однако эти примеры сравнительно редки, п в Италии и Сицилии — первые три случая — подобные надписи с успехом могут быть относимы к изображенному тут же эпонимному божеству города (тб.
VI, 7). Гораздо чаще в классическую эпоху, а на западе и раньше, в полной форме встречается έ&νιχόν, т. е. наименование жителя города или страны. Только изредка можно встретить его в форме именительного падежа мужского рода, например Κροτωνιάτας; в этом случае приходится мысленно дополнять существительные мужского рода χαραχττ'ρ или στατν'ρ. Не часто также встречается оно в форме женского рода, например Μενδαίη с подразумеваемыми, очевидно, δραχμή.
Несравненно чаще поиадается, начиная с конца архаической и в течение всей классической эпохи έθ-νιχόν в среднем роде: Συραχόσιον (тб. VI, 2), Λαρισαΐον (тб. V, 13), Ψόδιον и т. д. Восполнять, как определяемое слово, в данном случае, конечно, необходимо существительные σημα или νόμισμα. То же определяемое слово приходится подразумевать и при образованных от того же городского имени χτητιχά — притяжательных прилагательных, как Όλυμπιχόν, 'Αρχαδιχόν, Δαλφιχόν и др. Однако самой распространенной формой уже начиная с классической эпохи делается то же έθνιχόν в родительном падеже множественного числа—Καταναίων, Συραχοσίων, Θεσσαλών, Άμφιπολιτων, Κλαζομενίων и т. д. (тб. V, 9; VII, 3). И здесь восполнять приходится σημα или νόμισμα, принимая самих членов городской общины за обладателей нрава выпуска монеты и находящейся на ней эмблемы. С конца

80

эллинистического и в течение всего императорского периода именно это έθνικόν в родительном падеже множественного числа становится почти повсеместно принятой формой обозначения городского имени на монетах греческих городов, сохранивших автономию. Рядом с этой формой форма родительного падежа имени самого города (с тем же мыслимым дополнением νόμισαα или σημα) Άμίσου, Άμάστρεως, Μητροπόλεως) Πόντου Τόμεως, 'Αδριάνης Τάρσου, Μητροπόλεως Νεωκόρου (тб. XVIII, 21; XXVI, 4, 6, 8) и т. д. встречается несравненно реже и, может быть, ее употребление поддерживается указанными эпитетами, стоящими в единственном числе. Надо, впрочем, заметить, что наблюдаются и такие случаи, когда έθνιχόν в родительном падеже множественного числа сочетается в порядке согласования по смыслу с родительным единственного различных эпитетов, например: Άντιοχέων της μητροπόλεως Ιεράς και άσυλου αυτονόμου, Ταρσέων μητροπόλεως (тб. XXVI, 5).
Коснувшись этих пышных почетных эпитетов, необходимо остановиться на них. Впервые такие почетные наименования, прилагаемые к именам городов, мы встречаем в эллинистическую эпоху в пределах Сирии и Финикии. Антиохия (см. выше), Тир, Сидон именуются на монетах ιερά και άσυλος (священный и неприкосновенный) (тб. XVIII, 19), θεά (божественный) и т. д.
В императорскую эпоху прибавление такого почетного титула — эпитета к имени города становится хотя и не обязательным, но весьма обычным. Города М. Азии в особенности соревнуются между собой в нанизывании этих эпитетов. Главнейшие из этих титулов следующие: Μητρόπολις — материнский город, главный город, часто с прибавлением имени области, в которой он занимает главное место среди других городов, например Ή μητρόπολις ΝK (Νεικομηδεία) xal πρώτη Βει&υνίας χαί Πόντου. Πρώτη — первый (город) с прибавлением имени области — также указывает на первенствующее положение в каком-либо кругу городов. Часто оба эпитета соединяются вместе. Νεωκόρος — блюститель храма. Это почетное наименование свидетельствует о наличности в городе храма, посвященного посмертному или прижизненному культу императора (тб. XXVII, 2). Существование в городе нескольких императорских культов одновременно обозначается прибавлением к титулу Νεωκόρος соответствующего цифрового знака. В Νεωχόρων1 и Г Νεωκόρων довольно обычны. Δ Νεωκόρων засвидетельствовано лишь однажды в Эфесе. Έφεσίων πρώτων 3Ασιάς Δ νεωκόρων. Другие титулы, как производные от имени императора наименования — Όυλπιανών Άγχιαλέων, Άδριανων Όλβέων, Καισαρέων Σαρδιανων и т. д., представляют просто почетные наименования, лишенные какого-либо реального содержания.
Наименования римских колоний в императорскую эпоху заслуживают особого упоминания. Они не менее сложны. Следуя своей метрополии, которая на республиканских ассах и денариях помещала свое имя Roma в именительном падеже, колонии сохраняют этот прием (тб. XXVI, 1). Имя колонии обычно состоит из целого ряда почетных эпитетов, как производных от императорских имен, так и общего характера. Они нередко нанизываются в таком большом числе, что выписать все их полностью не представляется возможным и они заменяются инициалами: С. L. I.COB.=Colonia Laus Iulia Corinthus (тб. XXVI, 2; XXVII, 13), С. I. F. SINOP. = Colonia Iulia Felix Sinope (тб. XXVI, 3), С. G. I. Η. Р. = Colonia Gemella Iulia Hadriana Pariana.
Так же путем постепенного усложнения, последовательного наслоения на личное имя разных титулов и громких почетных наименований развиваются надписи на монетах с царским именем. Γέτα βασιλέως Ήδωνάν на монете царя фракийского племени эдонов конца VI в. до н. э. стоит особняком и не имеет прямой преемственности. Нормальной и для начала классической эпохи формой царской надписи на монетах является одно только имя царя. Αλεξάνδρου читаем на монетах македонского царя Александра I в начале V в. до н. э. ^Αρχελάου, 'Αμύντα и т. д. на монетах его преемников и Φιλίππου на монетах Филиппа II, отца Александра Македонского.
Ранние статеры и тетрадрахмы самого Александра также носят лишь одно его имя, и только после завоевания им всей Азии (согласно исследованиям Ньюэля не ранее 329 г.) на монетах его впервые появляется имя с титулом Βασιλέως Αλεξάνδρου (тб. XI, 6, 10). Эта форма царского имени, дающая возможность распределять надпись симметрически по сторонам типа, встречается на всех царских македонских монетах, монетах царя Фракии Лисимаха (тб. XI, 18, 19) и монетах Птолемеев (тб. XIII, 10). Цари Сирии, Селевкиды, напротив, уже во втором поколении начинают прибавлять к царскому имени, по крайней мере, по одному эпитету. Им следуют цари Каппадокии, Вифинии (тб. XIV, 15), Понта (тб. XV), в особенности же цари отделившихся от Сирии монархий греко-бактрийской и парфянской. Эпитеты, прибавляемые к царскому имени: θεός — бог, Επιφανής — явленный, Ευεργέτης — благодетель, Σωτη'ρ — спаситель, Δίκαιος — справедливый, Νικάτωρ — победитель, Εύσεβγ-'ς — благочестивый, Φιλάδελφος — братолюбивый, Φιλέλλην — эллинолюбивый и т. д. Особенной виртуозности в нанизывании одних эпитетов на другие достигают арсакидские цари Парфии в своих пространных и велеречивых легендах, образующих двойную квадратную рамку вокруг типа оборотной стороны — сидящего Арсака,

1 «Дважды блюститель храма» и т. д.

81

родоначальника династии. Даем в качестве примера легенду на монетах царя Фраата IV, успешно боровшегося с Римом: Βασιλέως βασιλέων Άρσάκου Ευεργέτου Δικαίου Επιφανούς Φιλέλληνα; (тб. XVI, 8).
В римских монетах императорская легенда, как правило, помещается на лицевой стороне вокруг портрета императора. При этом сжатая, состоящая из основного имени и самого важного титула императора схема Caesar augustus, Наdrianus Augustus чередуется с чрезвычайно пространными легендами, заключающими перечисление всех имен, званий и титулов, носимых императором. Длина легенд вынуждает к применению различного рода сокращений. Тем не менее, нередки случаи, когда, несмотря на сокращения, надпись не умещается на лицевой стороне и конец ее переносится на оборотную сторону (тб. XXIII, 2, 12, 13). Упоминание в легендах должностей, занимаемых императором, в особенности народного трибуната, служит надежным признаком для точной датировки монет. Особенно пространными становятся монетные легенды императорских монет в течение II в. н. э., когда к именам и традиционным званиям императора начинают присоединять предоставляемые ему сенатом в связи с одержанными победами почетные наименования Parthicus, Germanicus и т. д. Приведем для примера с расшифровкой сокращений монетную надпись монет Траяна: IMP (erator) CAES(ar) NERVA TRAIAN(us) AUG(ustus) GERM(anicus) Ρ (ontifex) M(aximus) TR(ibu-nicia) P(otestate) CO(n)S(ul) IUI P(ater) P(atriae) (ср. тб. XXIII, 3)1.
Мы имели пока в виду римские общеимперские монеты с латинскими легендами. Что касается монет с греческими легендами, как провинциальных, так и автономных городских, то эти легенды, как правило, значительно скромнее. Упоминание выполняемых императором должностей — трибунской и консульской — встречается очень редко, только в провинциальных выпусках (в Антиохии и в Кесарии Каппадокийской). Обычно имя императора с его основными титулами, например: Αυτοκράτωρ Καίσαρ Μ. Αύρ. (Μάρκος Αυρήλιος) 'Αντωνεΐνος Σεβαστός с различными сокращениями. Почетные наименования: Δαχιχ°ζι Γερμανικός и т. д. присоединяются сравнительно редко. С середины III в., когда выпуск монет с греческими легендами постепенно прекращается, в легендах римских монет обнаруживается тенденция к единообразию и сокращению, приводящая к выработке в IV в. трафаретного образца DN ARCADIUS PF AUG — D(ominus) N(oster) Arcadius P(erpetuus) F(elix) Aug(ustus) (тб. XXIV, 12), переходящего затем и на византийские монеты.
В расположении надписи, заключающей имя города или имя правителя, также можно наблюдать последовательное развитие. В архаическую эпоху, в VII—VI вв. до н. э., одиночные начальные буквы или слоги имени города помещаются без какой-либо системы в различных свободных участках монетного поля, как под типом, так и над ним, или по сторонам его. То же бессистемное, на первый взгляд, помещение надписи, то вверху, то внизу, то справа, то слева от основного изображения, сохраняется и в конце архаического периода, во второй половине VI — в начале V в., когда имя города воспроизводится уже более распространенно в виде одного-двух слогов его. Однако одновременно с удлинением, распространением имени города наблюдается тенденция использования надписи в композиционных целях заполнения пустых участков монетного поля (тб. III). Мы уже говорили о том, как охотно монетные резчики V в. с момента установления квадратной формы поля оборотной стороны используют остающиеся при округлом мотиве типа реверса свободными углы для размещения в них букв имени города (тб. IV, 16, 21).
В угоду тем же декоративным тенденциям еще на грани VI и V вв. более длинные надписи, как Γορτύνος τό πα"ΐμα на монете критского города Гортины и Γέτας Ήδονίων Βασιλεύς на монете фракийского царя Геты, располагаются в виде охватывающих квадратное поле рамочек. Такое расположение имени города или магистрата в ряде городов Фракии и Македонии (Абдера, Аканф, Маронея, Амфиполь, о-в Фасос и др., тб. V, 2, 3, 8, 9) сохраняется в IV в. и позже. На западе Греции, где рано сформировывается круглое монетное поле, надпись — имя города — еще в конце VI в. помещается дугообразно в свободном участке поля, часто уравновешивая помещающуюся с противоположной стороны какую-либо деталь типа или добавочный символ (тб. III, 5, 7 и др.). Нередко также надпись используется для заполнения так называемого обреза монетного поля (тб. III, 2). Раннее образование круглого поля и оборотной стороны вызывает здесь такое же раннее стремление к кольцеобразному расположению надписи (тб. VI, 2 сл.). Однако эти кольцеобразные надписи состоят из букв, перемежающихся с деталями изображения или декоративными элементами типа; они не образуют сплошного замкнутого круга и генетически никак не связаны с характерными круговыми надписями, утверждающимися на монете с началом нашей эры.
Напротив, когда в III—II вв. до н. э. нормальным становится помещение на монетах полного городского имени, это ί&νικον в случае значительного протяжения воспроизводится в виде двух прямых параллельных строк, часто размещающихся вверху и внизу монетного поля или по сторонам типа (тб. XVII, 1, 4). По примеру статеров и тетрадрахм Лисимаха это

1 «Император Цезарь Нерва Траян Август Германский, верховный Понтифик, (обладающий) трибунской властью, консул в четвертый раз, отец отечества».

82

двустрочное расположение по сторонам типа (тб. XI, 18, 19) приобретает характер известного установившегося стандарта в чеканке огромного большинства эллинистических монархий (тб. XIII—XV), в особенности у Селевкидов и в примыкающих к их традициям малоазийских царствах. При этом, по мере увеличения длины царского имени, постепенного наслоения на него титулов и эпитетов, на этот раз уже вне всякой связи с архаическим quadratum incusum, вновь вырабатывается расположение надписи на оборотной стороне в форме квадратной рамочки, с особенной яркостью, как сказано выше, обнаруживающееся на парфянских арсакидских монетах (тб. XVI, 7 сл.). В то же время в монетах греческих царей Бактрии, по пространности легенд немного уступающих арсакидским, устанавливается иная схема, состоящая из подковообразной части надписи вверху и по сторонам типа и прямолинейной горизонтальной части внизу под обрезом (тб. XV, 9). Со временем в монетах позднейших греческих царей с.-з. Индии обе части легенды становятся дугообразными и смыкаются в сплошной круг, но сохраняется разбивка их на две части по направлению букв согласно схеме (тб. XVI, 2, 3), в отличие от сплошных круговых легенд, изображаемых схемой или . Такие круговые легенды, последовательно придерживающиеся одного направления в расположении букв, в эллинистическую эпоху, с III в. до н. э. мы встречаем в чеканке Птолемеев и на монетах, входивших в состав птолемеевской монархии городов Финикии (тб. XIII, 10, 13 и XVIII, 19; ср. XIV, 8).
Сплошная круговая легенда с одним и тем же направлением букв на всем протяжении надписи становится общепринятой в императорскую эпоху. Решающую роль в этой эволюции играет переход надписи на лицевую сторону монеты, так как с этим переходом легенда, сближаясь с точечным ободком, принимает и на себя функции завершения и оформления поля лицевой стороны. Тенденцию к круговой надписи можно наблюдать на республиканских денариях уже на границе II и в I в. до н. э., когда головы божеств, олицетворений или героев легендарной истэрии Рима сопровождаются с одной или обеих сторон дугообразными надписями, заключающими наименование изображенного или имя магистрата (тб. XX, 1, 9, 10). В эпоху Цезаря и междоусобных войн обе сопровождающие тип лицевой стороны половины надписи стремятся сомкнуться в одну круговую надпись, воспроизводящую имя и титулы изображенного (тб. XX, 27). В монетах императорского времени как римских, так и провинциальных и городских, на лицевой стороне легенда часто идет непрерывно, удваивая обрамление, образуемое точечным ободком (схема или , тб. XXII, 12, 13). Иногда, впрочем, она естественно прерывается внизу бюстом или обрезом шеи, а вверху макушкой головы (схема или , тб. XXII, 1; XXIII, 7, 10, 15).
На оборотной стороне римских императорских монет мы встречаем или сплошную круговую легенду или, чаще, соединение подковообразной части надписи вверху, вокруг типа, с горизонтальной частью под обрезом (схема , тб. XXIII, 13, 18), наподобие только что описанного расположения надписей на бактрийских монетах. В римских монетах обрез используется далеко нечасто, и на медных сестерциях, ассах и дупондиях в нем бывают лишь буквы S С (Senatus Consulto, тб. XXII, 13; XXIII, 18), а в позднее время, с конца III в., буквы монетного двора и мастерских (см. ниже).
На греческих городских монетах, напротив, пространные и велеречивые наименования городов со всеми эпитетами очень часто не умещаются в подковообразной части надписи, и окончание ее переносится под обрез (тб. XXV, 7 сл.). Нередки и такие случаи, когда надпись настолько длинна, что не помогает расположение ее в две или три строки, читаемых по спирали в круговой части и в несколько строк под обрезом, и приходится занимать окончанием ее остающиеся свободные участки монетного поля (тб. XXVII, 2). Не говорим уже о том, что иногда весь тип оборотной стороны состоит из одного только имени города, помещающегося в венке (тб. XXVI, 13).
Вторую категорию надписей, которой необходимо коснуться, образуют надписи пояснительные к изображению. Разграничение этих надписей от первой категории — имен носителей власти — представляет иногда некоторые затруднения. Количественно же они уступают следующей группе — магистратским надписям. Поэтому, в силу их сравнительной редкости, полезно выделить те группы монет, в которых они чаще встречаются. Первую такую замкнутую группу составляют монеты Сицилии и Южной Италии V—IV вв. Среди них мы встречаем надпись Πέλοψ при изображении мужчины на колеснице на монете Гимеры, σϊψας (имя речного бога) при изображении совершающего возлияние юноши на монете Селинунта, Άρέθ-οσα над головой нимфы Аретусы, работы Кимона, на сиракузских тетрадрахмах (тб. VII, 2) и др. Эти надписи близко напоминают такие же пояснительные надписи при фигурах в архаической и классической вазописи. Особенно вспоминается эта аналогия в таких примерах, как надпись αθλα при изображении доспехов под обрезом сиракузских декадрахм евэнетовского или кимоновского типа. В некоторых случаях, например по поводу монет Гелы Vb., может возникнуть вопрос, следует ли толковать имя Гέλας (тб. VI, 7), сопровождающее изображение андрокефального быка на оборотной стороне, как пояснительную надпись к изображению речного бога Геласа или как имя самого города. Однако в значительном

83

большинство случаев подобный спорный вопрос, возникающий в результате одноименности изображенного бога или героя и города разрешается наличностью на другой стороне монеты соответствующего городского έθνικοΰ. Так, например, не может оставаться сомнений в том, что имя Σέλινος на монете Селинунта (тб. VI, 12) относится к изображенному юному речному богу, поскольку на другой стороне имеется έθνικόν— Σελινόντιον; что Τάρας на монетах Таранта поясняет изображение плывущего верхом на дельфине юноши, поскольку на другой стороне имеется Ταραντίνον ; что Σεγέστα вокруг женской головы на монете Сегесты поясняет, что голова эта изображает соименную городу нимфу, так как имя города Σεγεσταίων фигурирует на другой стороне.
В других областях Греции в классическую эпоху такие надписи очень редки, но все же наблюдаются. Так, например, единственный кизикский статер, снабженный надписью, имеет надпись этого рода. Именно ελευθερία в две строки на циппе, служащем сидением для женской фигуры с венком, квалифицирует эту фигуру как олицетворение свободы (тб. IX, 7). В том же Кизике на тетрадрахмах конца V в. голова Коры сопровождается пояснительным эпитетом Σώτειρα. Сюда же относится сопровождаемое надписью изображение мифического великана Талоса на монете г. Феста IV в. (тб. IV, 27).
Вторую группу монет, где пояснительные надписи обычны, составляют римские денарии развитых разнообразных типов. Это не только имена изображенных мифических или исторических предков магистратов (Ancus, Brutus и т. д.) при их «портретах», божеств и олицетворений (Moneta, Libertas, тб. XX, 3, 15 и пр.), но также и наименования воспроизведенных архитектурных памятников (Aqua Martia, Ваsilica Aemilia и т. д., тб. XX, 12, 17).
Повидимому, по традиции, идя от указанных имен предков, портреты полководцев в пору междоусобных войн, а затем и портреты императоров продолжают сопровождаться именами со всей титулатурой в именительном падеже. Тем не менее, не может быть никаких сомнений, что на монетах императорской эпохи надпись с именем императора должна пониматься как имя выпускающей монету власти, а не как пояснительная. Об этом достаточно говорят уже факты сопровождения именем императора с титулатурой не портрета его, но какого-либо иного изображения. На монетах императорского времени, как общеимперских, так и городских автономных, встречаются все виды надписей, отмеченные выше на республиканских денариях. Так, например, очень часты на оборотных сторонах римских и провинциальных монет имена изображенных богов и олицетворений: Iuno Regina, Mars Victor, Vesta, Annona, Concordia (тб. XXIII, 6, 10, 15) и т. д., наименование изображенных событий: Adventus Aug(usti), Vota publica, Consecratio (тб. XXIII, 18) и т. д. или архитектурных памятников: Macellum Augusti, Basilica Ulpia и т. д. (тб. XXII, 13; XXIII, 3). Мы уже видели, как часто эти надписи вместе с изображениями перерастают в лозунги, связанные с различными моментами внешней и внутренней политики императора.
На так называемых квази-автономных городских монетах нередко наблюдаются такие пояснительные надписи на лицевых сторонах, вокруг бюстов каких-либо богов, героев или олицетворений. Особенно распространено это явление среди монет малоазийских городов. Здесь можно встретить надписи: Δημος, ιερά Βουλή, ιερά Σϋνχλητος (тб. XXV, 4) вокруг соответствующих бюстов — олицетворений народного собрания, городского совета, римского сената. Такие надписи, как Κϋζικος вокруг бюста юного героя и Κϋμη вокруг бюста амазонки на лицевых сторонах монет (тб. XXV, 11), в то время как на оборотных сторонах имеются соответствующие έ-9-νιχά — Κυζικηνων и Κυμαίων, естественно, могут восприниматься только как пояснительные надписи при изображениях анонимных городских героев. В эту же группу войдут также, на лицевой или оборотной сторонах, преимущественно малоазийских монет, имена Гомера, Питтака, Геродота и других писателей и философов древности, почитавшихся в своих родных городах в качестве героев (тб. XXV, 16, 17).
Значительно реже можно встретить такие пояснительные надписи, выделяющие одну или две фигуры, в какой-либо многофигурной композиции, например имена Патрокла и Гектора при их фигурах на монетном изображении их поединка (тб. XXV, 5) или имена сестер Калигулы также при их фигурах на оборотной стороне сестерция этого императора.
Возвращаясь к римским общеимперским монетам, мы должны отметить, что к концу III в. надписи на оборотных сторонах приобретают характер не столько пояснений к изображениям, сколько связанных с ними лозунгов. Это выражается прежде всего в том, что из именительного они часто переходят в другие падежи, например Iovi Conservatori, Genio Populi Romani (тб. XXIV, 4, 6). С течением времени и в надписях оборотных сторон так же, как и на лицевых, водворяется трафарет и они сводятся к ограниченному количеству коротких формул, как Gloria Romanorum, Concordia, Salus, Victoria Aug. и др. (тб. XXIV, 10, 12).
Как говорилось выше, эти надписи, сопровождающие типы оборотных сторон, нередко приобретают характер девизов, лозунгов или пожеланий, иногда лишь косвенно связанных с типом реверса. В связи с этим уместно осветить вопрос о том, насколько возможно заполнение одной лишь надписью подобного содержания всего поля оборотной стороны, без соответствующего изображения. Как и

84

упоминавшиеся выше примеры замены типа оборотной стороны одним лишь именем города,такие случаи можно встретить лишь в императорскую эпоху, но они редки и не характерны. Поэтому мы и не выделяем этой группы надписей — пожеланий или лозунгов,— в особую группу, а говорим о них здесь мимоходом. Отсутствие типа во всех подобных случаях возмещается тем, что надпись обрамляется лавровым или иным венком. Более или менее систематически можно констатировать такое употребление надписи VOTIS или сокращенно VOT с добавлением цифры, указывающей срок обета на императорских монетах позднего времени, с конца III в. н. э. (тб. XXIV, 11). На греческих городских монетах такие случаи еще более редки. В качестве примера, интересного, помимо пространности легенды, и как свидетельство лести перед императором со стороны городских общин, упомянем монету города Киоса, времени Септимия Севера с надписью на оборотной стороне Σευτ'ρου βασιλεύοντος ό κόσμος εύτυχε"ί, μακάριοι ο'ι Κιανοί1.
Обширную группу надписей на монетах представляют магистратские имена — имена уполномоченных соответствующими органами власти лиц, на обязанности которых лежало следить за изготовлением и выпуском монеты. Хотя мы лишь в очень редких случаях, и то лишь в позднее императорское время, можем судить о том, какие именно должности занимали эти ответственные за выпуск монеты магистраты, цель помещения на монетах этих имен нам ясна. Во-первых, наличность на монете магистратского имени дает ей, в смысле полновесности и доброкачественности металла, официальную государственную гарантию, фиксирует ответственность определенного лица за данный выпуск монеты и тем самым облегчает государству контроль над правильностью денежного обращения. Во-вторых, поскольку смена магистратов происходит по определенным периодам, имена их служат прекрасным датирующим выпуск признаком. Таким образом, магистратские имена в такой же мере становятся дифференцирующим признаком в пределах монетных выпусков одного города, в какой городские εθνικά позволяют отличать друг от друга монеты различных городов при обращении их на одном рынке. Однако иерархически магистратские имена играют подчиненную роль по сравнению с именами городов или царей. Этим же второстепенным, подчиненным характером магистратских имен объясняется и их позднее появление на монетах, по существу не ранее второй половины V в. Поэтому всякое более раннее появление на монетах имен, истолковываемых как магистратские имена (например, в Ольвии, см. ниже), требует специальных оговорок.
Эволюция приемов воспроизведения магистратского имени на монетах проходит те же стадии — от начальных букв и слогов до полных имен,— какие были отмечены в именах городов, с той только разницей, что магистратскими именами эта эволюция проходится несравненно быстрее, и уже в V в. можно встретить полностью выписанное магистратское имя. Нет необходимости подробно останавливаться на месте, предоставляемом магистратскому имени в пределах монетного поля. Все сказанное по этому поводу в применении к городскому έθνικόν относится и к магистратскому имени, лишь с оговоркой, что обычно соблюдается принцип подчиненности, т. е. магистратское имя может занимать оборотную сторону монеты, располагаясь на ней квадратной рамкой вокруг типа или на видном месте в поле рядом с ним, в том случае, если имя города вместе с παράσημον его перешло на лицевую сторону. Примерами служат монеты Абдеры и других городов Фракии V—IV вв. (тб. V, 3, 8). Если и имя города и имя магистрата помещаются на одной стороне монеты, то первое, хотя бы и написанное сокращенно, воспроизводится более крупными буквами, чем второе (тб. V, 10). Далее магистратское имя чаще заменяется монограммой или магистратским символом. Наконец, и в императорское время, когда это иерархическое различие сглаживается, городское έθνικόν нередко выделяется путем перенесения его целиком под обрез монетного поля (тб. XXVII, 14, 15).
Имена, выписанные полностью, воспроизводятся как в именительном, так и в родительном падеже. Прибавление к родительному падежу впереди предлога ΕΠΙ (έπΙ Δημοκρίτου — при Демокрите, во время состояния в должности Демокрита), особенно часто наблюдаемое в городах Фракии, позволяет естественно заключить, что эти магистраты были эпонимами в течение года, и помещение их имени на монете преследовало цели не только фиксации ответственности, но также и датировки. В частности, в Абдере эпонимный характер магистратов, повидимому жрецов Аполлона, снабжающих своими именами монеты в V—IV вв., подтверждается тем обстоятельством, что сменяющиеся типы оборотных сторон, очевидно, представляют личные эмблемы этих магистратов. Магистрат Демокрит, по всей вероятности, тожественное лицо с знаменитым философом-материалистом, уроженцем Абдеры, написавшим, между прочим, и трактаты о музыке, имеет своей эмблемой лиру, магистрат Пифагор — голову своего тезки, знаменитого философа, магистрат Молпагор (μολπη — песня) изображает в качестве личной эмблемы танцующую девушку (тб. V, 8), магистрат Телемах (далеко бьющий) — стреляющего из лука воина и т. д. Но особенно говорит в пользу эпонимного характера этой должности то, что дважды, вместо имени магистрата, на монетах фигурирует имя самого

1 «В царствование Севера мир благоденствует, блаженны киосцы».

85

бога (έπ'ι Απόλλωνος, επί Καλλιάναχτος). Эти случаи, повидимому, надо объяснить так, что сам бог заместил своего жреца, за смертью или выбытием последнего еще до истечения его полномочий. Из этих наблюдений однако, не следует делать вывод, что всегда имя в родительном падеже принадлежит эпонимному магистрату. Полное отсутствие в автономный период при магистратских именах наименований их должностей лишает прочной базы всякие заключения о характере этих должностей. Вышеуказанное предположение, что абдерские магистраты были жрецами Аполлона, остается не лишенной вероятности, но все же догадкой.
Дальше догадок мы не можем итти и в отношении такой давно уже подвергшейся исследованию и чрезвычайно многочисленной группы монет, как афинские тетрадрахмы, так называемого «нового стиля», выпуск которых начался в 229 г. до н. э. В течение II и начала I в. до н. э. на этих тетрадрахмах мы всегда встречаем три магистратских имени в именительном падеже. Из них два первых остаются неизмененными в течение года, а третье сменяется ежемесячно. Мы можем сказать о носителях этих имен только то, что один из них избирался из бывших архонтов и что первый из них помещал в поле монеты свою личную эмблему. В самом деле, мы легко опознаем как личные эмблемы: слона при имени Антиоха, обучавшегося в Афинах сирийского царевича, впоследствии царя Антиоха IV (тб. XVII, 7), звезду и полумесяц при имени царя Мифрадата VI (тб. XVII, 15), пьющего пегаса при имени его сторонника и агента в Афинах Аристиона (тб. XVII, 14), грифона при имени уроженца Теоса Апелликона (тб. XVII, 9), корабль с трофеем на нем при имени Фемистокла, очевидно, желающего этой эмблемой напомнить о своем знаменитом предке или просто тезке, победителе при Саламине (тб. XVII, 8) и т. д. Мы можем, далее, предположить, что поскольку в числе этих имен попадаются иностранные, обязанности наблюдения за выпуском монеты осуществлялись в порядке литургии, т. е. добровольно, в силу своего положения, принимаемого на себя соответствующим лицом обязательства; что третий, сменяющийся ежемесячно, магистрат принадлежал к составу коллегии наблюдателей за монетным делом, назначаемой ареопагом; что, таким образом, система контроля над монетными выпусками была очень четкой и дифференцировала выпуски монеты не только по годам, но и по месяцам. В дальнейшем мы вернемся к этой афинской системе контроля и познакомимся еще с одной подробностью, свидетельствующей о точности датировки выпусков.
Эти афинские тетрадрахмы хорошо иллюстрируют трудность установления должностей, занимаемых магистратами, помещающими свои имена на монетах. Встречая, например, имя Эпаминонда на монетах Бэотийского союза IV в. (тб. V, 14), мы можем с некоторой уверенностью говорить, что наблюдение за выпуском союзной монеты входило в состав функций бэотарха. Но в большинстве случаев, когда имя, встреченное на монете, удается с некоторой долей вероятности отожествить с именем какого-либо магистрата в близком по времени эпиграфическом документе, это все же не дает полной уверенности в том, что монета не выпущена несколькими годами раньше или позже, когда то же лицо занимало иную должность, или что имя этого магистрата не помещено в качестве только эпонима.
В противоположность монетам автономного периода на монетах императорской эпохи магистратские имена очень часто сопровождаются названиями должностей. Имена эти стоят большей частью в родительном падеже, нередко с прибавлением έπί или διά. Если в случаях применения первого предлога есть основания предполагать помещение имени магистрата в качестве эпонима, то при втором предлоге он уже явно фигурирует, как фактический выполнитель задачи выпуска монеты. Еще в большей мере об активной роли поименованного магистрата в этом деле свидетельствует присоединение к имени таких причастий, как έπιμεληίτέντος, αίτησαμένου, είσαγγείλαντος и др . Из названий должностей, встречаемых при магистратских именах на монетах императорской эпохи, следует упомянуть, как наиболее часто попадающиеся должности: архонта (άρχοντος), стратега (στρατηγού), верховного жреца (άρχιερέως), секретаря (γραμματέως), казначея (ταμία) и др.
Из названий должностей, встречающихся более редко, упомянем: αρχίατρος (старший врач) на монетах городов Карии и σοφιστής (учитель мудрости) на монетах Смирны. Эти наименования представляют, несомненно, не официальные обозначения должности, а скорее почетные титулы, рисующие положение данного лица в обществе и дающие его профессиональную характеристику2.
Еще в большей степени чисто почетными титулами являются υιός πόλεως и θ-υγάτηρ τοϋ δήμου, встречаемые на тех же малоазийских монетах. Вообще, надо сказать, наибольшее количество подробно выписанных магистратских имен дают монеты М. Азии. И в области магистратских имен также сказываются отмеченные выше в связи с написанием городских имен напыщенность и многословие именно этой

1 «Заботами (такого-то), по ходатайству, по предложению (такого-то)». Следует, впрочем, заметить: в случае, когда подобная магистратская надпись сопровождает иаображение какого-нибудь памятника (статуи, храма), не исключена возможность относить заботы и ι. д. данного магистрата к сооружению памятника.
2 В надписи смирнской монеты ,,'ΕπΊ στρατηγοΰ Κλ. Ρουφίνοο σοφιατοΰ" (тб. XXVI, 13) такое толкование не оставляет никаких сомнений, поскольку упомянута и должность.

86

группы монет. Этому качеству малоазийских монет мы обязаны и тем, что имена часто даются вместе с именем отца, что облегчает идентификацию упоминаемых на монетах магистратов с их же именами в эпиграфических памятниках. К сожалению, однако, существенное отличие в самых основах монетного дела греческих городов в императорскую эпоху от организации его в автономный период делает невозможными какие-либо заключения по аналогии. Мало вероятным было бы предположение, что лишение греческих городов в императорскую эпоху права выпускать монету из драгоценных металлов и ограничение, таким образом, их монетного дела одной лишь задачей снабжать мелкой разменной монетой свой местный городской рынок не сопровождалось такими же коренными изменениями и в организации этого производства.
На римских монетах, республиканских денариях и ассах первоначально выпускающие их магистраты — tres viri monetales — ограничиваются лишь помещением своих индивидуальных эмблем, так называемых символов. Снабжение денариев именами магистратов начинается с конца III в. до н. э. со времени второй пунической войны, сначала в сокращенном, часто при помощи лигатур, виде, например Cn. GEL. (Gnaeus Gellius), С. AT (Gaius Talua), Μ. AF (Marcus Aufidius) и т. д. Позже, в конце II и в I в. имена помещаются полностью. Поскольку, очевидно, принадлежность этих имен одному из членов коллегии tres viri monetales считалась сама собой разумеющейся, они сравнительно редко сопровождаются названием должности (тб. XX, 10). Однако все же в форме IIIVIR это наименование встречается особенно в пору междоусобных войн и в начале правления Августа (тб. XXII, 7—9). Вероятно, причиной является обнаруживающееся в это время ограничение представляемых этими магистратами прав сената в области чеканки. Зато если распоряжением того же сената выпуск монеты поручался в необычном порядке какому-либо иному магистрату, не из состава специальной монетной коллегии, должность его обязательно упоминалась; ср. надписи L. Torqua(tus) Q(uaestor) Ex S. С. (ок. 99 г.); Μ. Fan(nius) L. Crit(onius) P(ublico) A(rgento) Aed(iles) Pl(ebei) (ок. 86 г.); Piso, Caepio Q(uaestores) Ad Fru(mentum) Em(undum) Ex S. С. (тб. XX, 9).
Получение полномочий магистратом на выпуск монеты от народного собрания обозначалось формулой P(ublice) Μ. Lucili(us) Ruf(us). Первые бронзовые монеты, выпущенные на основе семиунцальной стопы в 89 г. до н. э., носят буквы L. Р. D. А. Р., расшифровываемые L(ege) P(apiria) D(e) A(ere) P(ublico) (тб. XIX, 18).
С последнего десятилетия до н. э. помещение магистратских имен на римских монетах прекращается совершенно, несмотря на то, что
должность tres viri monetales продолжает существовать до середины III в. н. э. На медных монетах, которые продолжают выпускаться в Риме на сенатском монетном дворе, остаются, начиная с этого времени, лишь буквы S С (senatus consulto), свидетельствующие о выпуске монет от имени сената (тб. XXII, 7 сл.).
Следующие примеру своей метрополии римские колонии нередко также ограничиваются лишь соответствующей римскому S С формулой D D или Ex D D (ex decurionum decreto). Впрочем, столь же часты и имена ответственных за монетное дело магистратов, иногда сопровождаемые наименованием должностей duoviri или IIIIviri (в случаях, когда они избирались на пять лет d. quinquennalis) (тб. XXVI, 1).
Имена римских администраторов с упоминанием их должностей также можно встретить негородских греческих монетах, например άνθ-υπάτω1 Φροντείνω, στρατηγός 'ΡηγεΙνος в Смирне или ύπ(ατεύοντος)2 Στατίου Λογγίνου и ύπ(ατεΰοντος) Τουλ(ίου) Άντ(ωνίνου) Σέλευκου в городах Мэзии. Как показывает первый из приведенных примеров, имя римского администратора помещается не в качестве непосредственного выполнителя монетного выпуска, а или как лица, давшего разрешение на этот выпуск, или в целях датировки.
Как уже сказано, на монетах общеимперских римских, чеканенных в Риме и на императорских монетных дворах в провинциях, помещение магистратских имен прекращается еще в правление Августа. Рассмотренные примеры магистратских имен относятся в римских колониях преимущественно к I в. н. э., в греческих городах — преимущественно к II и III вв. н. э. С прекращением городской автономной чеканки, в начале второй половины III в. н. э., прекращается вообще применение магистратских имен на монетах, так как выпускаемые с этого времени на многочисленных монетных дворах однотипные общеимперские монеты этих имен не носят. Если мы и встречаем позже магистратские имена, например Fl(avius) Flavianus Pro(curator) sig(navit) ad digma, то в клеймах на золотых слитках второй половины IV в., выпускаемых сирийским монетным двором. Последнюю группу имен не монетах, которой необходимо коснуться, представляют подписи мастеров-резчиков, исполнявших штемпеля-матрицы для монет. Эти имена редки, более или менее часто встречаются лишь на монетах Сицилии и Южной Италии в конце V и начале IV в., и опознание их не лишено известных трудностей. Мы имеем только два примера, в которых имя сопровождается, как на вазовых рисунках, соответствующим глаголом, позволяющим с уверенностью считать это имя принадлежащим мастеру. Это Θεόδοτος έπόει на

1 «При проконсуле».
2 «В управление консуляра (бывшего консула)».

87

тетрадрахме Клазомен начала IV в. и Νεύαντος ίπόει на серебряном статере города Кидонии на о-ве Крите, того же времени (тб. IX, 17). В иных случаях, и в частности среди довольно многочисленных тетрадрахм, декадрахм и статеров Сиракуз и других городов Сицилии и Южной Италии, мы квалифицируем находящиеся на них имена как имена художников-резчиков, исходя из иных, косвенных оснований.
Во-первых, подобно тому как это делают и современные мастера-медальеры со своими подписями, имена художников скрываются в каких-либо деталях типа: в повязке на лбу нимфы Аретусы (тб. VII, 2, 5), на одном из дельфинов, под обрезом бюста богини, на дощечках, которую держит в руках летящая Ника, и т. д., на тулье шлема Афины (тб. VII, 1) или на гребне его (Филистион в Велии, тб. VIII, 16).
Во-вторых, как в указанных случаях, так ив тех, когда имена прямо помещаются в поле, они, в соответствии с иерархической подчиненностью иным именам и знакам на монетах, воспроизводятся особенно мелкими буквами. Таким путем установлено с достоверностью два-три десятка имен, принадлежащих мастерам-резчикам. Наиболее известные из них: Евклид (тб. VII, 1), Евмен (тб. VII, 6), Фригилл, Кимон (тб. VII, 2, 5), работавшие в Сиракузах, Хойрион и Гераклид — в Катане, Евэнет — в Сиракузах, Катане и Камарине, Прокл — в Катане и Наксосе, Аристоксен — в Метапонте и Гераклее, и ряд других, уже упоминавшихся нами. Работа некоторых из этих мастеров в различных городах свидетельствует о популярности их резца. За пределами Сицилии и Южной Италии возможности достоверной идентификации имени, встреченного на монете, как имени резчика, реже. В некоторых случаях отдельные буквы в поле монет, на основе сходства стиля снабженных ими штемпелей, с вероятностью могут быть истолкованы как инициалы имен резчиков. Однако, поскольку суждение о стиле не лишено субъективных моментов, эти примеры не могут быть отнесены к разряду бесспорных имен мастеров.
Чтобы закончить обзор добавочных элементов монетного типа, предстоит перейти к датам, знакам ценности и маркам монетных дворов.
Мы уже говорили, что наиболее обычным способом датировать время выпуска монеты, принятым в древней Греции, было помещение на монете имени анонимного магистрата. К сожалению, этот способ, видимо, вполне удовлетворявший современников, нам говорит очень мало, так как отожествление этих эпонимных магистратов и точное установление года, когда они выполняли свои должности, возможно с помощью привлечения эпиграфических и исторических свидетельств лишь в сравнительно редких случаях.
Впрочем, обозначение года выпуска монеты при помощи числа, отсчитываемого вперед от какого-либо события, служащего началом эры, также не чуждо античному миру. Наиболее ранними примерами такого цифрового обозначения годов следует считать монеты династов, правивших в финикийских городах Сидоне и Тире в IV в. до н. э. Года обозначаются по принятой в Финикии системе при помощи знаков: I для единиц и для десятков (II III III = 18). Невысокие цифры, остающиеся в пределах одного-двух десятков, позволяют предполагать, что эти цифры соответствуют годам правления самих династов или персидского царя, которому они были подвластны.
Естественно, после сказанного, что самыми ранними эллинистическими монетами, носящими даты, оказываются статеры и тетрадрахмы с именем Александра, которые начали выпускаться в финикийских городах Сидоне и Аке после битвы при Иссе. При этом Сидон начинает свою эру с года битвы при Иссе и обозначает годы буквами сначала финикийского, а затем греческого алфавита, в то время как Ака продолжает держаться вышеуказанного финикийского приема.
С конца III и во II в. до н. э. помещение дат на монетах многочисленных образовавшихся к этому времени эллинистических монархий становится общепринятым. Некоторые царства, как, например, птолемеевский Египет и Каппадокия, усваивают датировку по годам правления царствующего монарха. Чаще, впрочем, применяется датировка по какой-либо династической эре. Таковы получившие широкое распространение эры Селевкидская (312 г. до н. э.) и Вифинская (297 г. до н. э.). Первая эра, помимо Селевкидской монархии, была принята в выделившейся из ее состава арсакидской Парфии. Вторая, будучи усвоена Понтийским царством Мифрадата VI, при Фарнаке была перенесена на Боспор, где с незначительными перерывами систематически применялась в течение более трех с половиной столетий, что дает основания именовать ее Боспорской эрой (см. ниже).
Иные серии эллинистических монархов, например тетрадрахмы понтийского царя Мифрадата VI Евцатора или парфянских царей времени около начала нашей эры, очевидно, в виду особого обилия выпусков, не удовлетворяются датировкой годами, но обозначают также и месяцы выпуска монет. На монетах Мифрадата месяцы обозначаются буквами, соответствующими порядковому номеру месяца в году (тб. XV, 4); на парфянских же тетрадрахмах помещается самое наименование месяца по македонскому календарю (тб. XVI, 8, 9). Особенно точный и изысканный метод датировки применяется на афинских тетрадрахмах так называемого «нового стиля» во II в. до н. э. Мы уже говорили, что датируются они

88

именами сменявшихся ежегодно двух магистратов, несших ответственность за выпуск монеты. Но помимо этих двух имен в значительном большинстве серий имеется в поле монеты третье имя, сменяющееся двенадцать раз в году и принадлежащее, очевидно, представителю выделяемой ареопагом комиссии из 12 членов. Помимо того, на тулове лежащей амфоры, на которой стоит сова, помещаются буквы от А до N, вне сомнения обозначающие месяцы года. Встречающиеся иногда случаи несовпадения между третьим именем и буквой на амфоре долгое время оставались необъясненными. Мак-дональду удалось показать, что третьи магистраты сменялись по месяцам солнечного календаря, в то время как буквы на амфоре соответствуют лунным месяцам.
В республиканском Риме, как уже говорилось, монеты датировались именами сменяющихся ежегодно членов коллегии III viri monetales. Время деятельности этих магистратов, а следовательно, и выпуска монет, удается в настоящее время приблизительно устанавливать путем отожествления этих имен с известными историческими личностями и проверки полученных таким образом данных при помощи относительной хронологической классификации многочисленных кладов республиканских денариев, приведенной в каталоге монет Римской республики Британского музея. Римские общеимперские монеты, выпускаемые в императорское время на римском монетном дворе, могут быть точно датируемы при помощи титулатуры императора. Так как облечение трибунской властью входило в качестве неотъемлемой части в состав императорских прерогатив и возобновлялось ежегодно, то упоминание, в который раз император носит трибунские полномочия, равносильно указанию года правления, ввиду того, что исполнение им этих обязанностей в первый раз совпадает с моментом его вступления на престол. Указание в титуле на исполнение консульских обязанностей и на провозглашение императором, поскольку они не возобновляются ежегодно, могут служить лишь неопределенным датирующим признаком в качестве terminus post quem. Поэтому именно с середины III в. н. э. когда титула-тура императора на монетах сокращается и трибунат перестает на них упоминаться, датировка монет в пределах царствований становится более затруднительной. Датировка римских монет годами от основания Рима встречается лишь в исключительно редких случаях.
В провинциальной чеканке императорского времени монеты большей частью датируются
только указанием консульства императора (Антиохия и Кесария Каппадокийская), так как трибунат (Δημαρχιχης Εξουσίας) если и упоминается, то без соответствующей цифры. Впрочем, в Александрии Египетской систематически, а в Кесарии Каппадокийской временами, монеты датируются прямо цифрой года правления императора.
В городских монетах императорской эпохи, напротив, нередко можно встретить датировку годами местных эр. Эти городские эры, в соответствии с проявляемыми и в типологии льстивостью и низкопоклонством со стороны городов по отношению к Риму, часто ведут свое начало от таких событий, как битва при Акциуме, момент вхождения города в состав Римской империи или организация в нем римской колонии. Тем не менее, эти местные эры, очевидно, считались, как и местные элементы типов, признаками самостоятельности города и нередко ревниво сохранялись вплоть до конца городской чеканки. Такие датировки особенно часты на монетах городов М. Азии. Иногда датам предшествует слово έτους или anno, и в таком случае толкование их, как дат, бесспорно; примерами могут служить монеты Амиса и Синопы (тб. XXVI, 3, 4). При отсутствии слова, обозначающего год, уверенность в том, что группа букв на монете представляет собой дату, может быть получена лишь после того, как удастся подобрать несколько монет того же города с различными датами и удостовериться в отсутствии противоречия между относительной хронологией монет, соответствующей этим датам, и хронологией, устанавливаемой на основе других признаков. Расшифровка этих цифр, как дат, станет несомненной, если удастся при помощи параллельных признаков установить, что начало эры относится ко времени каких-либо важных перемен в судьбе города, и тем самым, если не точно, то хотя бы приблизительно, определить эту исходную дату1. Замена цифровых обозначений даты воспроизведением числа года прописью встречается нередко, например в провинциальной александрийской чеканке. Любопытно, что особенно часто это можно отметить в отношении девятого и девятнадцатого годов новой эры. Руководящими в такой замене были, очевидно, суеверные соображения, так как буквы Θ полагалось избегать ввиду того, что она, как начальная буква слова θάνατος, связывалась с воспоминанием о смерти.
Переходим к обозначениям ценности и номинала на монетах. В собственной Греции эти обозначения в классическую эпоху почти не известны. В качестве единственного примера можно назвать сокращенные наименования диобола (знак Δ) и тригемиобола (знак ) на соответствующих мелких серебряных монетах Коринфа и его колоний V—IV вв. (тб. IV, 15, 16).
Редкость каких-либо наименований на ранних греческих серебряных и золотых (электровых) монетах, может быть, можно объяснить тем, что широкое распространение за преде-

1 Список городских эр можно найти в предметном указателе книги Head'a «Historia numorvim».

89

лами выпускающей их страны или города приобретали в это время лишь какие-либо определенные номиналы — персидские дарики (статеры), кизикские статеры, лесбосские гекты, афинские тетрадрахмы, коринфские серебряные статеры и т. д. Все же при ближайшем ознакомлении с монетами, находящимися во внутреннем обращении какого-либо города, уже в V в. состоящими из различных очень многочисленных серебряных номиналов (например, в Пантикапее), невольно возникает вопрос, как могли на практике различаться между собой однотипные, очень близкие друг другу по размеру мелкие фракции драхмы и обола. Правда, в афинских сериях V в. приближающиеся друг к другу номиналы, промежуточные между драхмой и оболом, различаются путем варьирования обычного типа оборота совы следующим образом (тб. IV, 3 сл.): на триоболе сова изображается в фае со сложенными крыльями, на диоболе — сова с одной головой, но с двумя туловищами, на тригемиоболе — сова в фас с раскрытыми крыльями. Обол так же, как и драхма, имеет на обороте изображение совы в профиль, но, ввиду их резкого отличия в размере, это обстоятельство не заключает в себе опасности смешения. Фракции обола часто отличаются применением иных типов, причем в одной серии этих мелких номиналов обол имеет в качестве типа оборотной стороны четыре полумесяца, а тритеморий — (3/4 обола)— три полумесяца. Еще более яркую картину варьирования типа для дифференциации номиналов представляют Сиракузы в V в. Тетрадрахма имеет типом лицевой стороны колесницу, запряженную четверкой коней, на дидрахме изображается юноша верхом, ведущий на поводу вторую лошадь, на драхме — юноша верховой без второй лошади, на оболе — одно только колесо (тб. VI, 2 сл.). Серебряная литра той же серии имеет на обороте тип осьминога (тб. VI, 5). В параллель к этим примерам идут города Фессалии, изображающие на драхмах юношу с конем, а на гемидрахмах протому коня (тб. V, 11, 12). Однако все это сравнительно редкие случаи, не подчиняющиеся никакой системе и не дающие ответа на поставленный выше вопрос о том, как во внутреннем обращении городов в V в. различались друг от друга мелкие номиналы серебра.
Иная картина наблюдается в некоторых из западных городов древнего мира. В сицилийских городах на бронзовой монете (Акра-ганта, Гелы, Гимеры, Панорма, тб. VII, 11 сл.), а в Этрурии также и на серебряных монетах, знаки ценности можно встретить, уже начиная с V в. Знаки эти аналогичны тем, которыми впоследствии помечаются римские серебряные и медные монеты, т. е. Χ, V, I для обозначения ценности серебряных монет в единицах, близких к римскому скрупулу, а на бронзовых монетах то или другое количество точек для указания веса монеты в онкиях
(тб. VII, 11 сл.). Номиналов и знаков ценности римских республиканских монет мы коснулись выше и здесь к ним возвращаться не будем. К концу республики, в первое время империи римские монеты не носят знаков ценности. Любопытно, что со времени Нерона для различения чеканившихся из различных сплавов меди, но имевших одинаковый размер, асса и дупондия применяется, как в классической Греции, прием вариации типа. Ассы носят изображение головы императора в лавровом венке, а дупондии — в лучевом. Подобным же способом со времени Каракаллы отличаются от денариев антонинианы, на лицевой стороне которых бюсты императоров изображаются увенчанными лучевым венцом, а бюсты императриц — помещающимися на полумесяце (тб. XXIII, 16, 17). Цифры и буквы, встречающиеся в поле или в обрезе низкопробных серебряных и медных монет со времени Аврелиана до Диоклетиана, несомненно представляют знаки ценности, но ввиду различного толкования их мы здесь на них не будем останавливаться. В то же время знаки Ξ (60), О (70), встречаемые в различное время на золотых монетах Диоклетиана, и OB или LXXII (72) на солидах в IV в. (тб. XXIV, 12), без сомнения обозначают количество этих золотых монет, идущих на фунт золота (см. выше). Со времени Анастасия знаки ценности монеты в нуммиях в виде больших, во все поле букв Μ (40), К (20), I (10) и E (5) составляют неизменный тип оборотной стороны медных монет. Но эти серии выходят уже за намеченные нами хронологические пределы, а в предшествующую эпоху, в IV—V вв. н. э., отсутствие знаков ценности на бронзовых монетах, как уже говорилось, не позволяет с уверенностью идентифицировать их, как какие-либо из упоминаемых в источниках этого времени номиналов.
В городской автономной чеканке императорского времени, ограниченной одной лишь медной монетой для потребностей местного рынка, обозначения ценности редки, но все же встречаются. Можно отметить такие случаи, как полностью выписанные наименования δραχμή на монетах Византия и δίδραχμον на монетах Родоса I в. н. э. (тб. XXV, 3). Подобные обозначения на медных моментах с несомненностью свидетельствуют об условном, неполноценном характере указанных монет. Но особенно интересны такие же полностью выписанные обозначения — όβολός, τετράχαλχον и т. д., а также άσσάριον, δύο άσσάρια и т. д. в течение I—III вв. н. э. на квази-автономных монетах Хиоса (тб. XXV, 1, 2). Во-первых, исчезновение со временем, к началу II в., счета на халки и смена их ассариями свидетельствует о возобладании римской системы счета и в городском денежном обращении. Во-вторых, эти монеты, нося обозначения стоимости в единицах более мелких и поэтому не представляя собой таких

90

явно условных ценностей, как вышеуказанные, приближаются частично в своем весе к нормам римского асса и его частей и позволяют проследить постепенное падение веса этой монеты в городской чеканке вплоть до начала III в. Эти наблюдения, в свою очередь, дают возможность конкретизировать буквы от А до Δ и от А до Е, встречаемые в поле монет некоторых городов Киликии и в особенности монет городов западного Причерноморья как обозначения ценности от одного до пяти ассариев (тб. XXVI, 8; ср. XXIX, 5 сл.).
Еще один вид обозначений, встречаемых на монетах, представляют марки монетных дворов и мастерских. В предшествующей главе уже была речь о том, как городские παράσημα, в свое время представлявшие самостоятельный тип оборотной стороны монеты, в однотипных общеимперских сериях Александра Македонского и других эллинистических монархов, а также и в столь же однотипных союзных монетах низводятся до второстепенной роли маленького добавочного символа, помещающегося в поле монеты и служащего маркой монетного двора. Точно таким же образом начальные буквы или начальные слоги имени города — ΒΥ для Византия, ТО для Томи, КАА для Каллатип, ΟΔΗ для Одесса и т. д.,— помещаясь под троном Афины или Зевса, или где-либо в поле, на статерах и тетрадрахмах александровских и лисимаховских типов (тб. XII, 14; XIII, 1, 2), служат марками монетного двора. Лучше всего функциональное тожество символов-παράσημα и начальных букв имени города в этой роли марок монетного двора иллюстрируется союзной чеканкой Ахейского союза в III—II вв. до н. э. Все многочисленные города, входившие в состав этого союза, выпускали одинаковые серебряные монеты — эгинские триоболы с типом головы Зевса Гомагирия, покровителя союза, на лицевой стороне и монограммой союза на оборотной стороне. Индивидуальным признаком, отличающим триоболы, выпущенные в каждом отдельном городе, служат помещающиеся под монограммой, либо начальная буква имени города, либо его παράσημον в миниатюрном виде. Так, для Коринфа таким признаком является или фигурка пегаса или буква , для Сикиона или летящий голубь или буквы ΣΙ (тб. XVIII, 2—5) и т. д.
Из сказанного вытекает, что помещение марок монетных дворов на монетах могло найти широкое применение лишь в эллинистическую эпоху с развитием обращения однотипной монеты и что в предшествующий период маленькие изображения тунца на кизикинах и тюленя на фокейских гектах можно называть марками монетного двора лишь условно. Вопрос о возможности применения уже в эллинистическую эпоху марок мастерских одного и того же монетного двора еще мало разработан. Возможно, что буквы А и В, встречаемые под тропом Зевса на тетрадрахмах Александра Македонского, битых в Тарсе, обозначают номера мастерских. Что же касается букв в венке под амфорой на афинских тетрадрахмах «нового стиля» (тб. XVII, 7), то они, повидимому, скорее относятся к названиям рудников, доставлявших металл для данного выпуска монет, чем к наименованиям мастерских.
В Риме, как в период республики, так и во время ранней империи, марки монетных дворов или мастерских не применяются. Это лишь отчасти можно объяснить ограниченным размахом работы монетного двора. По крайней мере, некоторые выпуски республиканских депариев были настолько обильны, что, очевидно, в целях контроля последовательно сменявшиеся штемпеля снабжались буквами и цифрами, иногда превышающими две сотни (тб. XX, 4).
Точно так же и в императорское время, особенно в III в., в связи с развивавшимся денежным кризисом, как говорилось во второй главе, работа римского монетного двора должна была вестись очень усиленным темпом и при весьма большом штате работников. Тем не менее, систематическое применение марок монетных дворов начинается лишь во второй половине III в. в связи с прекращением автономных городских и провинциальных чеканок и с вызванной этим децентрализацией чеканки однотипной общеимперской монеты (см. выше). Поскольку в это время монетные дворы и в провинциальных центрах организуются с расчетом на обильную продукцию и подразделяются на ряд мастерских, номера этих последних также помечаются в марках, которыми снабжаются монеты. Марка монетного двора, обычно, со времени Аврелиана, помещается в нижнем обрезе поля оборотной стороны и состоит из ряда букв, расшифровываемых следующим образом: SMANT = S(acra) M(oneta) An(tiochena) Τ—(tertia officina); PTRS = P(ecunia) Tr(evirensis) S(ecunda Officina).
Из приведенных примеров видно, что вначале нередко помещаются необязательные и могущие иногда вовсе отсутствовать общие определения монетного двора и его продукции (Sacra Moneta, Pecunia) и что номер мастерской присоединяется обычно в конце, выраженный или соответствующей греческой цифрой (А, В, Г и т. д.) или начальной буквой латинского порядкового числительного — P(rima), S(ecunda) и т. д. Наиболее важной, таким образом, представляется средняя часть этой марки монетного двора, заключающая в себе сокращение имени города, в котором монетный двор находился.
Я позволил себе подробно остановиться на этой, кажущейся, может быть, на первый взгляд незначительной, детали монетного типа, потому, что поздне-римские монеты нередко встречаются при раскопках на территории Советского Союза, в особенности в Крыму, на Украине, на Кавказе, и своевременная точная регистрация на месте находки не только имени

91

императора и типа монеты, но и монетного двора, которым она выпущена, чрезвычайно важна для надлежащего использования этой находки.
Со второй половины IV в. сокращенное имя монетного двора в нижнем обрезе нередко соединяется с буквами OB на золотых монетах и буквами PS на серебряных монетах, напр.: CONOB = Constantinopoli (solidus) ob(ryziacus), MDPS=Mediolani (argentum)p(u)s(ulatum). «Obryziacus» и «pusulatus» — технические термины, обозначающие высокопробный, очищенный при посредстве огня, металл: при этом первый термин применяется к золоту, второй к серебру. Эти обозначения продолжают применяться и на византийских монетах.
Остается сказать о монограммах — категории монетных знаков, очень распространенной и представляющей на первый взгляд заманчивый материал для приложения исследовательского пыла. Следует, однако, заметить, что расшифровка монограмм принадлежит к числу едва ли не самых трудных задач археологического исследования. Для того чтобы показаться убедительной и сделаться общепризнанной, такая расшифровка должна происходить просто, без натяжек и естественно вытекать из историко-археологического анализа памятника, носящего монограмму. Достаточно сказать, что хотя именно монетным монограммам очень повезло в смысле внимания к ним со стороны исследователей-нумизматов, все же из предложенных в литературе разгадок этих монограмм далеко не большой процент может считаться в полной мере бесспорным. Конечно, совершенно очевидно, что монограмма на триоболах Ахейского союза и монограмма на аркадских монетах сокращают имена соответствующих союзов, что монограммы , и на македонских монетах расшифровываются в имена Антигона, Димитрия (II) и Пирра.
Также бесспорно, что на пергамских кистофорах (тб. XXI, 4) обозначает притана, а на ольвийских (тб. XXXIV, 12 сл.) и других монетах—архонта, что монограммы (Мириандр), (Одесс) и другие на монетах александровских и лисимаховских (тб. XI, 16) типов, (Апамея), (Тир) на селевкидских монетах (тб. XIV, 4, 5, 8) служат марками соответствующих монетных дворов, что монограммы на тетрадрахмах Мифрадата VI (тб. XV, 4) заменяет имя военачальника этого царя Архелая, а монограмма на киренских монетах времени Птолемея Сотера—имя его наместника в Кирене Мага. О том, что имена римских tres viri monetales на денариях скрываются в сокращенных обозначениях, которые иногда скорее можно назвать лигатурами, чем монограммами, типа (Aurelius), (Pansa) и т. д., мы уже говорили. Приведенными здесь примерами, разумеется, не исчерпывается список достоверно расшифровываемых монограмм.
Они взяты лишь как образцы, показывающие, какие категории монетных надписей и обозначений могут заменять собой монограммы. Как видно из нашего небольшого перечня, монограмма может сокращать: 1) имя страны или города, в качестве выпускающей монету государственной власти или в качестве монетного двора, 2) имя царя или его наместника и 3) название должности или личное имя выпускающего монету или эпонимного магистрата. К последней категории, вне всякого сомнения, принадлежит огромное большинство монограмм, встречающихся на монетах, и в этом, в значительной мере, кроется причина трудности расшифровки монетных монограмм. В самом деле, может быть, и не так трудно разгадать в буквах, составляющих монограмму, какое-либо более или менее распространенное греческое или римское собственное имя. Но историческую ценность такая расшифровка приобретает лишь в том случае, если удастся это имя идентифицировать, как принадлежащее историческому лицу, деятельность которого, в соответствующей месту и времени выпуска монеты обстановке, засвидетельствована и другими источниками. И еще одна оговорка, призывающая к осторожности в подходе к толкованию монограмм. Хорошее знание соответствующих времени и месту монеты окружающих условий тем более необходимо для разгадывания монограмм, что одна и та же монограмма может иметь на разных монетах различное значение. В дальнейшем мы увидим, как одна и та же монограмма из букв Π, А, Ρ одинаково бесспорно расшифровывается: на херсонесских монетах,— как заменяющая собой имя богини Παρθένος, а на ольвийских — как титул первого архонта (πρώτος κρχων).
Заканчивая раздел, посвященный надписям и сокращенным буквенным обозначениям, нельзя обойти молчанием вопроса палеографического. Характер алфавита, которым воспроизводится надпись, служит важным датирующим признаком. Форма букв, особенно в архаическую эпоху, на монетах VII—VI вв., очень отлична от букв, применяющихся в классическую и эллинистическую эпохи. В свою очередь, в позднюю императорскую эпоху в монетные надписи для многих букв проникают новые, менее строгие и менее прямолинейные формы букв, приближающиеся к курсивным. Мы не имеем места входить в подробности развития греческого алфавита и отсылаем за таковыми к пособиям по эпиграфике, поскольку в развитии форм букв в надписях, с одной стороны, и в монетах — с другой, нет какого-либо резкого различия. Приложенная в конце книги табличка дает сопоставление архаических, классических и поздних греческих букв на монетах.
Из негреческих надписей, встречающихся на античных монетах, следует отметить на востоке: 1) арамейские и иудейские семитические

92

надписи на монетах юга М. Азии, Финикии, Палестины и Аравии (тб. X, 9 сл.; XIV, 17, 18), 2) надписи на наречии карошти на двуязычных монетах Бактрии и Индии (тб. XVI, 2—4), 3) пехлевийские надписи на монетах Персиды и поздних парфянских монетах (тб. XVI, 10 сл.). В западной половине античного мира наряду с греческими и латинскими надписями встречаются: 1) осское письмо на монетах городов Кампании и особенно на денариях времени союзнической войны (тб. XX, 24—25), 2) иберийские надписи на монетах, чеканенных народами Пиренейского полуострова (тб. XII, 20), и 3) пунические надписи на монетах Карфагена и его колоний в Сицилии и Испании (тб. VIII, 17, 18).
Помимо надписей, добавочными элементами монетного типа являются помещающиеся в свободных участках монетного поля изображения, так называемые символы. По характеру своему они близко подходят к монетным типам, хотя репертуар их несколько шире и свободнее, чем репертуар последних. Об этом мы, однако, уже говорили выше и возвращаться здесь к этому вопросу не будем. Назначение этих символов не всегда нам ясно, но в тех случаях, когда мы можем его установить, они оказываются эмблемами магистратов, марками монетных дворов или дифферентами, отличающими друг от друга однотипные серии. Случаев сплетения этих магистратских символов с основным типом в одно связное изображение на монетах классического времени мы также касались выше. Говорили мы также о деревьях, колоннах, гермах и т. д., являющихся лишь аксессуарами в типах живописного характера. Применение таких мелких добавочных изображений исключительно в целях заполнения монетного поля мало вероятно уже в силу той строгой экономии места, под знаком которой проходит развитие монетного типа.
Чисто декоративными элементами монетного типа являются обрамляющие его ободки—точечные, линейные и иные. Создание такого обрамляющего ободка происходит на очень ранней ступени развития монетного типа и вызывается, очевидно, сознанием необходимости, хотя бы пока только на лицевой стороне, строго очертить и ограничить площадь монетного типа. Неудивительно поэтому, что уже в VI в., особенно в среде италийских nummi incusi с их монетными кружками правильного контура, можно встретить большое разнообразие ободков. Здесь мы видим и ободки из точечного круга между двумя линейными, ободки из поперечных черточек, из кружочков, плетеные и иные разновидности комбинированных ободков (тб. III). Такого разнообразия мы не встретим в последующую эпоху. Можно только отметить ободки из башенных зубцов на монетах киликийских сатрапов (тб. X, 13, 14) и ободки из длинных бус, перемежающихся с черточками, которые встречаются на монетах селевкидских, арсакидских и бактрийских (тб. XIV, 7). С другой стороны, частые на эллинистических монетах, в качестве обрамления типов оборотной стороны, венки нельзя рассматривать как чисто декоративные элементы. По крайней мере, оливковый венок, охватывающий' тип оборотной стороны на так называемых афинских тетрадрахмах «нового стиля» (тб. XVII, 9 сл.), так же как и оливковая веточка на монетах классической эпохи, напоминает о главном предмете афинского экспорта, а венок из плюща на тетрадрахмах Мифрадата Евпатора и на кистофорах (тб. XV, 4, 6 и XXI, 4 сл.), конечно, связан с культом Диониса. Самыми живучими формами ободка являются ободки точечный и линейный. Появляясь впервые в VI в. до н. э., они встречаются на всем протяжении развития античной монеты и от римской монеты переходят к византийской и средневековой западноевропейской.

Подготовлено по изданию:

Зограф А.Н.
Античные монеты. МИА, в. 16. М., Изд-во АН СССР, 1951.