127

2. От начала чеканки монеты до гетского разгрома

Чеканка в V в. в Ольвии упомянутых статеров с EMINAKO представляет, повидимому, недолговременный эпизод в ольвийской монетном деле, не сыгравший решающей роли и не помешавший литой монете сохранить преобладающее значение. Не то мы видим во второй половине IV в.: хотя редуцированные в весе до 22 гр литые монеты с Горгонеем (оболы?), повидимому, обращаются, как указывалось, в последней четверти IV в. и заходят может быть и в начало III в., вышеотмеченные статеры с головой Деметры (тб. XXXII, 2,3) не только имеют соответствующие им драхмы (тб. XXXII, 7), но сопровождаются также небольшим количеством примыкающих к ним по стилю золотых монет и чрезвычайно многочисленными чеканенными медными монетами, вплоть до самых мелких (средний вес 1—1.5 гр; тб. XXXII, 10—13). С этого момента чеканка монеты в Ольвии устанавливается прочно, широко развивается и вскоре окончательно вытесняет литье монет. Все эти монеты объединяет с крупными литыми монетами предпоследней серии общий им всем тип лицевой стороны — голова Деметры, украшенная венком. Отличие литых монет лишь в том, что на них голова богини дается в фас, в то время как на всех чеканенных она изображается в профиль. Миннз, вероятно, прав, объясняя выбор фасового аспекта головы Деметры на литых монетах их преемственной связью с Горгонеями предшествующей серии. Напомню, что с аналогичного образа Деметры начинает свою чеканку и Тира; конечно, причины возобладания этого божества в типологии Ольвии в эпоху ее хозяйственного расцвета— те же1, что и в Тире. Подобно тому, как мы это наблюдали в серебряной чеканке Тиры, и в Ольвии среди первых чеканенных монет мы можем выделить несколько особенно изящно исполненных экземпляров, повидимому, образцов, послуживших предметом для подражания местных резчиков. Такими являются серебряный статер собрания Эрмитажа (тб. XXXII, 2) и золотой статер уник Брюссельского кабинета2, одинаково выдающиеся тонкостью работы и скорее всего исполненные одной рукой. Именно эти наиболее совершенные образцы естественно использовать для установления более точной даты начала развитой чеканки в Ольвии. По своему детальному, четкому, но несколько резкому и не лишенному ювелирных черт стилю они стоят близко к первым македонским выпускам тетрадрахм и статеров Александра1. Еще в большей мере на ту же дату — границу 20-х и 30-х годов IV в.— указывают наблюдения над весами этих монет. Только серебряные статеры твердо держатся эгинской системы (средний вес их 12.23 гр); что же касается примыкающих к ним драхм,3 то они в большей части биты уже по аттической системе. Золотые монеты, как единственный статер (в. 8.51 гр), так и более многочисленные золотые полудрахмы (ср. в. 2.12 гр), также придерживаются аттической системы. Именно совмещение в этом первоначальном выпуске двух разных систем, одной для серебра, другой для золота, имеющее параллель в монетном деле Филиппа II, не позволяет еще далее снижать дату начала этой чеканки и приближать ее к концу IV в. В это время построенные на единой аттической системе выпуски монет Александра из обоих драгоценных металлов приобрели широкое распространение в Причерноморье.
Вокруг упомянутых золотых и серебряных монет группируется большое количество чеканенных медных монет различного размера, естественно складывающихся в ряд серий. Одна нз этих серий (тб. XXXII, 4—б)4 по типу лицевой стороны непосредственно примыкает к упомянутым лучшим образцам статеров и должна быть им современной, т. е. относиться ко времени около 330 г. На оборотных сторонах ее мотив орла на дельфине остается тот же, что на статерах; отличие состоит лишь в том, что он изображен в профиль. Только на самых малых монетах, очевидно по условиям места, его заменяют изображения дельфина с колосом или одного дельфина (тб. XXXII, 9). Монеты этой первой чеканенной медной серии встречаются в находках не очень часто, но все же ряд их зарегистрирован в монетных материалах из раскопок Б. В. Фармаковского. Зато чрезвычайно многочисленны в ольвийских находках медные монеты, сохраняющие те же типы лицевой и оборотной стороны, но в несколько иной трактовке (тб. XXXII, 11—13)5; целый

1 См. выше; ср. Ηirst, ИАК, вып. 27, стр. 99 сл. Число изображений Деметры на монетах у автора сильно преуменьшено ввиду постоянного смешения Деметры с Аполлоном и даже Горгоной, ср. стр. 121.
2 Pick, I, тб. IX, 1.
3 Ηead, Guide to the coins of the ancients, тб. 30, 3—6.
4 Ρiсk, I, тб. IX,3, 4, 16, 17. Таблицы ольвийских монет в этом труде, к сожалению, так и оставшиеся без соответствующего текста, дают правильную в общем, с точки зрения относительной хронологии, группировку монет и служат в этом отношении хорошим коррективом к более полным, но неудовлетворительным со стороны исполнения и лишенным всякой классификации, таблицам каталога Бурачкова. Не имея возможности дать здесь полный атлас ольвийских монет, я и в дальнейшем в дополнение к нашим таблицам, буду ссылаться на таблицы Pick'a, указывая попутно необходимые поправки к его группировке.
5 Ср. Pick, I, тб. IX, 10, 11, 20, 21; Голубцов, ИАК, в. 51, тб. XV сл.

128

клад их был найден при раскопках 1907 г. и описан Голубцовым. Отличие этой обильной и разнообразной группы от первой серии в том, что хотя основной мотив головы Деметры для лицевой стороны в более крупных номиналах остается неизменным, трактуется он несравненно разнообразнее, представляя ряд вариаций типа, как в повороте головы то вправо, то влево, так и в изображении головного убора. Обязательные в первой серии два колоса на макушке иногда, правда редко, отсутствуют, иногда же голова украшена венком из колосьев1. Тип оборотной стороны также обращен то вправо, то влево, но важнее отметить, что орел изображается со сложенными крыльями и почти всегда клюющим дельфина в голову. Именно этот типологический момент объединяет эти чеканенные монеты с малыми литыми монетами, носящими Горгоней позднего стиля на лицевой стороне (тб. XXXI, 5), в то время как другая черта — полураспущенные крылья орла — связывает те же литые монеты с первой серией чеканенных монет. Это тесное типологическое взаимоотношение указанной серии малых «ассов» с ранними группами чеканенных монет и позволяет мае считать ее современной им и следующей за крупными литыми монетами с головой Деметры в фас и квалифицировать как последнюю, редуцированную до 1/5 своего прежнего веса серию литых монет2.
Возвращаюсь к чеканенным монетам рассматриваемой группы. Пик воссоединяет на своих таблицах3 с некоторыми представителями этой группы, как бы складывая их в серии, ряд близких по стилю мелких монет, отличающихся тем, что, как это было и в первой серии, по условиям места, на оборотной стороне их изображаются дельфин с колосом, дельфин с зерном и другие более компактные мотивы. Думаю, что Пик прав, и внимательный просмотр всех вариантов, как крупных, так и мелких монет, в порядке составления Corpus'a, надо надеяться, подтвердит закономерность попыток выискать в этом разнообразном материале ряд целостных серий. Что в одном случае на младших номиналах голову Деметры, несомненно, сменяет голова Аполлона (тб. XXXII, 10), не должно нас удивить, если учесть крупную роль этого божества в монетной типологии Ольвии в более позднее время, особенно в императорский период. Чеканенные монеты всех трех металлов неизменно снабжены именем города в форме ΟΛΒΙΟ, представляющей, конечно, сокращение έ9νιχοΰ: Όλβιοπολιτων4. Такое сокращенное написание имени города сохраняется и в последующие века, и более пространная форма городского имени впервые встречается уже только в эпоху после гетского разгрома. Помимо городского имени, на более крупных медных монетах, на серебряных статерах и драхмах, не в качестве правила, по довольно часто можно встретить монограммы и начальные части личных имен, на этот раз уже без сомнения играющих обычную роль магистратских дифферентов для различения однотипных выпусков монет. Уже это свидетельствует об интенсивности и обилии выпуска медных монет. Но еще в большей мере о том же говорят признаки спешки в их исполнении: изготовленные путем литья в групповых формах кружки для этих монет очень часто хранят с обеих сторон следы литников, об удалении которых не заботились (тб. XXXII, 11)5. На естественно возникающий вопрос о продолжительности всей этой чеканки монет с головой Деметры мне представляется возможным дать следующий ответ. Распространять медные монеты, представленные в ольвийской кладе 1907 г., исходя из наличия в их среде монет более грубого и поэтому якобы более позднего стиля, на целое столетие, как то делает Голубцов, нет оснований; не говорю уже о том, что установление им terminus post quem для этого клада основано на странном недоразумении6.
В Ольвии, где прочной художественной культуры не было, мы имеем основание предположить, что подобно тому, как это было отмечено для Тиры, заказанные приезжим мастерам первоначальные штемпеля-образцы быстро подверглись огрубению в руках местных резчиков. Ряд стадий значительного и временами очень резкого огрубения при неизменном сохранении той же общей концепции головы Деметры можно наблюдать и среди серебряных статеров, а между тем продолжительность их чеканки, если учесть наступившее вскоре после ее начала возобладание в Причерноморье аттической системы, едва ли могла выходить за пределы одного-двух десятилетий; только некоторые драхмы аттического веса можно считать приближающимися к границе IV и III вв., но едва ли далеко заходящими в последний. Резкий контраст в стиле между уникальным золотым статером и известными в десятке экземпляров золотыми полудрахмами заставил

1 Pick, I, тб. IX, 20, 21; Г о л у б ц о в, ИАК, в. 51, тб. XV, 10, 11; XXV, 6, 8, 10.
2 Правильность подобной датировки этих последних по времени литых ольвийских монет подтвердилась совместной групповой (небольшой клад?) находкой двух экземпляров их с одиннадцатью экземплярами чеканенных монет указанного типа (тб. XXXII, 11—13). Находка была сделана при раскопках Одесского музея в Лузановке в 1930 г.
3 Pick, I, тб. IX, 12—14, 22, 23.
4 Только на малых золотых гемидрахмах встречаем лишь начальный слог ΟΛ (тб. XXXII, 8).
5 Ср. Голубцов, ИАК, в. 51, тб. XV, 10: XVI, 2, 8; XX, 1, 5, 7; XXIV, 3, 4 и пр.
6 Там же, стр. 91. Предполагаемая им перечеканка этих ольвийских монет из синопских невозможна, так как в Синопе монеты указываемого им типа чеканились только из серебра. Принятые им за остатки имени Синопы якобы буквы 21 на экземпляре, изображенном на таблице XV, 5, на самом деле представляют лишь случайную комбинацию трещинок на поверхности монеты.

129

Пика отделить их друг от друга, а Бертье-Делагарда отнести первый к IV в., вторые же — к III в. до н. э. Мне кажется, что это впечатление резкого отличия случайно и не дает оснований для разграничения их большим промежутком времени. Расплывчатый стиль золотых полудрахм находит аналогию в более небрежно исполненных серебряных статерах (тб. XXXII, 3) и в ряде драхм аттического веса, и передвигать и их в пределы III в. нет серьезных причин. Заметная разница между золотым статером и полудрахмами свидетельствует, на мой взгляд, лишь о том, что они, конечно, принадлежат разновременным сериям, что выпуск золота в Ольвии в последней трети IV в. носил эпизодический характер. Что касается медных монет, то кроме первой серии (тб. XXXII, 4—6, 9), непосредственно примыкающей к серебряным статерам и относящейся, таким образом, ко времени около 330 г. до н. э., все остальные многочисленные группы медных монет распределяются, можно думать, между последней четвертью IV и первой четвертью III в. до н. э. Наиболее поздними из них, повидимому, являются монеты, изображающие Деметру в венке из колосьев; но о том, что и эта серия не отделена от предшествующих большим промежутком времени, свидетельствует совместное нахождение представляющих ее экземпляров вместе с первыми в ольвийском кладе 1907 г. О номиналах этих медных монет мы за отсутствием отправных данных ничего по можем сказать. Если верна ранее высказанная догадка, что одновременно с ними обращались литые редуцированные «оболы» с типом Горгонея, то эти монеты могли быть их подразделениями, но с какими названиями — вопрос остается открытым.
Та широкая база, на которой развертывается чеканка Ольвии в последней трети IV в.— применение в своей денежной системе всех трех монетных металлов — стоит в соответствии с господствующим представлением о хозяйственном расцвете города в IV в. в противоположность тому стесненному положению, в какое он приходит, начиная с III в., под влиянием все усиливающего натиска соседних народов. Чрезвычайно ограниченный и эфемерный характер ольвийской золотой чеканки, на мой взгляд, найдет естественное объяснение в том обстоятельстве, что непосредственно вслед за ее началом Причерноморье было наводнено золотой монетой Александра Македонского и его ближайших преемников, конкуренции с которыми не могла выдержать даже более мощная и значительно ранее начавшаяся золотая чеканка Пантикапея. В III же в., когда ряд городов Причерноморья начал чеканку статеров александровского типа в качестве торговой монеты, ольвийская городская казна, как это видно из декрета в честь Протогена1, была слишком истощена, чтобы последовать такому
примеру. Золото, однако, обращалось в Ольвии в конце IV и в III в. в значительном количестве. Об этом, помимо протогеновского декрета, свидетельствует надпись в честь Каллиника 2, содержащая постановление о награждении его 1000 золотых. Если второй декрет, по мнению Латышева, более ранний, дает возможность предполагать сосредоточение значительного количества золотой монеты в городской казне, то в эпоху Протогена это золото явно находится в частных руках, в то время, как городская казна систематически опустошается поборами предводителей соседних племен. Что, во всяком случае, эти дани и «подарки» варварским царям выплачивались статерами типов Александра и Лисимаха, с достаточной ясностью свидетельствуется такими кладами этих монет, как найденные в Анадоле3, Мара-сешти4 и, в особенности, в непосредственной близости к Ольвии, в Лубянке5. Поэтому едва ли может быть сомнение, что упоминаемые в обеих надписях χρυσοί представляют именно статеры александровских и лисимаховских типов. Бертье-Делагард6, говоря о протогеновском декрете, делает попытку подвести под этот термин вышеупомянутые ольвпйские золотые гемидрахмы и даже кизикские электровые гекты (замечу, не только в III, но и в конце IV в. уже, конечно, не обращавшиеся). Но эта попытка, вызванная исключительно желанием снизить невероятно высокие цены на хлеб, о которых повествует протогеновский декрет, несостоятельна потому, что термин χρυσοΰς предполагает пропущенное определяемое слово στατγ'ρ7, и применение его к подразделению статера, без соответствующей оговорки, трудно допустить. Что же касается высоких цен на хлеб, то в пору голода, по крайней мере, дважды постигавшего Ольвию при Протогене, они не имеют пределов, и корректировать с этой точки зрения античные документы, при общей скудности наших источников по истории цен, невозможно. Декрет в честь Протогена особенно интересен, поскольку из него с несомненностью вытекает, что в течение известного и довольно значительного промежутка времени денежное обращение города строилось только на золотой и медной монете без посредствующей роли серебра. Декрет говорит даже об определенном курсе золота на медную монету, ставя в заслугу Протогену его согласие принять в уплату одолженных городу золотых медь «из четырехсот» (медных монет за один золотой)8. Неоднократные упоминания об этом курсе позволяют

1 IosPE, I2, № 32.
2 IosPE, Ia, № 25.
3 Πридик, ИАК, вып. 3, стр. 58 сл.
4 S. Р. Nое, Α bibliography of greek coin hoards. NNM, № 78, N. Y., 1937, стр. 172, № 646.
5 Гошкевич, Клады и древности Херсонской губернии, стр. 50; Бурачков, стр. 6.
6 Нум. сб., I, стр. 66.
7 Ср. Pollux, по изд. Hultsch, Metr. Script, rel., I, 283, 15.
8 IosPE, I», стр. 53.

130

предположить, что он был официальным, считавшимся справедливым, и что рядом с ним на рынке существовали другие менее выгодные для меди курсы. Далее, учитывая описанную в декрете обстановку, не будет натяжкой допустить, что упоминаемые χρυσοί в этот период были реальностью лишь для сосредоточивших эти золотые монеты в своих руках денежных магнатов, каким был и сам Протоген. Большинство же населения едва ли их видело, по, расплачиваясь в своем обиходе медью, постоянно принуждено было вспоминать о зависимости платежной силы этих медных монет от их курса по отношению к золоту. При такой оговорке и вышеуказанные цены на хлеб не покажутся столь уже невероятными1.
Непосредственная встреча в протогеновском декрете золотой монеты с медной может считаться, на мой взгляд, одним из самых веских доказательств в пользу принадлежности этого документа III в. до н. э., как на том настаивали Шмидт и Латышев2. В самом деле, как мы видели выше, серебряные статеры с головой Деметры чеканились недолго, и даже примыкающие к ним немногочисленные драхмы аттического, веса едва ли заходят более или менее далеко в III в. С другой стороны, как видно будет дальше, из других, более поздних, серий серебряных монет Ольвии нет ни одной, которую мы имели бы основание отнести ко времени ранее конца III или начала II в., причем эти серии доходят вплоть до мифрадатовской эпохи. Таким образом, общий взгляд на монетное дело Ольвии до ее разгрома гетами не обнаруживает иного столь же длительного (более полустолетия) перерыва в чеканке серебряной монеты, какой наблюдается в середине III в.
Бертье-Делагард, вероятно, прав в своем предположении3, что медные монеты, которыми Протоген получал должную ему сумму из расчета 400 штук за золотой, всего вероятнее представляли особенно часто встречающиеся в ольвийских находках монеты с изображением на лицевой стороне головы рогатого речного бога, а на оборотной лука в горите и секиры (тб. XXXII, 14 сл.). Правда, прихожу я к этому выводу иным путем и ссылку Бертье-Делагарда на описанный Сестини экземпляр этой группы монет, якобы снабженный надчеканкой с колесом и буквами А|Р|I|Х, как связующее звено между ней и литыми ольвийскими монетами, не могу признать убедительной. Подобная монета принадлежит, повидимому, к числу фантазий Сестини, и существование ее не подтверждается просмотром и классификацией в целях Corpus'a свыше тысячи монет указанных типов. Прежние нумизматы4 колебались в наименовании изображенного на этих монетах речного божества, не решаясь сделать выбор между Гипанидом и Борисфеном. Однако, ввиду того, что наименование и самого города Борисфеном и его жителей борисфенитами засвидетельствовано достаточным количеством источников5, эти колебания следует окончательно оставить, и в дальнейшем я в целях краткости буду обозначать монеты этих типов термином — «монеты с типом Борисфена», или короче «борис-фены» (тб. XXXII, 14—22).
Внимательная классификация этих «борисфенов» обнаруживает, что свыше 80 вариантов их, отличающихся особым дифферентом в виде монограммы, буквы или нескольких букв в поле оборотной стороны, естественно складываются в объединяемые единством стиля лицевой стороны 12 групп. При расположении этих групп, в порядке вероятной стилистической последовательности выясняется, что в пределах групп, охватывающих иногда до двух десятков вариантов, эти варианты объединяются не только общностью стиля, но π одинаковой манерой в нанесении дифферентов, техническими признаками и весом монет. Что касается дифферентов, то в более ранних группах преобладают отдельные буквы или монограммы, в более поздних начальные один или два слога имени. Вес в двух наиболее ранних (тб. XXXII, 14—16) группах нередко превышает 10 и даже 11 гр, в среднем давая цифру немного более 10 гр; в средних (тб. XXXII, 17—21) группах он довольно устойчиво держится около нормы в 9.24 гр; напротив, в пяти позднейших группах он резко опускается до 6 и даже 5 гр. Со стороны техники первые группы при всегда точно по отношению к центру расположенном изображении дают правильные кружки с ровным заостряющимся к середине краем, нигде не носящим следов литников. В средних же группах, а в особенности последних, напротив, типы нередко смещаются, монеты имеют скошенный край с явными следами часто очень небрежного отруба литников. Если для монет первых групп можно допустить индивидуальную отливку кружков и чеканку монет, то для последующих, повидимому, применялось массовое изготовление кружков в комбинированных формах, причем в чеканку они поступали прямо из форм

1 Если, учтя указанный в надписи курс, перевести на медные монеты цены, по которым Протоген отпускал хлеб, то получается: в первом случае цена в сорок медных монет за медимн, во втором—в 90 и в 155 монет за медимн. Другие же, несравненно более высокие, цены упоминаются, может быть, лишь для того, чтобы оттенить заслугу Протогена. Более смущает меня надпись коллегии семи — IosPE, 12, № 76,— так как если в неназванных здесь монетных единицах предположить те же медные монеты, то суммы налогов на жертвы получаются слишком большие. Латышева (Исследования, стр. 101), высчитывающего эти суммы в халках, цифры не смущают.
2 Исследования, стр. 66 сл. В статье «К истории города Ольвии» Латышев (Потам, стр. 59) определял время декрета не позднее 213 г. Hiller von Gaertringen, Syll.3, 495 ставит декрет «около 230 г.».
3 Нум. сб., I , стр. 91.
4 Ср. Орешников, Кат. Ув., стр. 9.
5 Ср. IosPE, I2, № 24; Syria, т. VI, 1925, стр. 1 сл.; ср. С. А. Жебелев, Ольвия, т. I, Киев, 1940, стр. 277.

131

целыми полосами и уже после того разрубались1. Правильность указанной группировки подтверждается кладом из с. Котельников близ Ольвии, заключавшим «борисфены» лишь средних групп, и рядом совместных находок этих монет при раскопках в Ольвии в количестве 10 штук и более, причем вместе встречаются монеты какой-либо одной группы. Клад из Понятовки2 описан слишком бегло (из перечисленных Стемпковским 4 вариантов три относятся к средним группам и один к последней), чтобы на нем можно было основываться. Во всяком случае, этот хотя и скудный материал групповых находок также подтверждает предположение о длительности чеканки и обращения «борисфенов».
Возводить начало этой чеканки, вслед за Бертье-Делагардом, еще ко второй половине IV в. нет оснований. Монеты наиболее тяжелых первых групп (тб. XXXII, 14,15)всвоей плоской фактуре лицевой стороны, с правильной легкой вдавленностью на оборотной, близко подходят к последним золотым статорам Пантикапея (см. ниже), чеканенным в самом конце IV в. Близки они к тем же статерам и примыкающим к ним медным монетам начала III в. и по стилю, особенно в трактовке волос широкими плоскими прядями, прорезанными внутри глубокими бороздками. С другой стороны, стоящий особняком и образующий самостоятельную группу один вариант этих более тяжелых «борисфенов» (дифферент тб. XXXII, 14) в значительно более грубых чертах копируется рядом вариантов одной из средних групп и таким образом естественно претендует на роль промежуточного звена между первыми и средними весовыми группами. Этот бесспорно наиболее художественный вариант головы Борисфена трактует ее в более приподнятом стиле с пышной свободно ниспадающей шевелюрой, напоминая головы Зевса-Аммона на первой птолемеевской меди (тб. XIII, 17) или голову Зевса на монетах Пирра3, в то время как такая реалистическая черта, как выставленный вперед подбородок и наклоненная шея, соответствующие положению головы плывущего человека, сближает его с относящимися уже к середине III в. головами Ахелоя на монетах Акарпании4. В силу этих соображений мне представляется наиболее вероятным ориентировочно наметить следующие приблизительные даты выпуска последовательных групп «борисфенов»: две первые наиболее тяжелые группы — второе и третье десятилетия III в.; наиболее многочисленные шесть средних групп, устойчиво держащиеся нормы около 9.25 гр— вторая треть III в.; четыре последних легковесных группы — 30-е, 20-е годы III в. до н. э.
При такой датировке время издания протогеновского декрета совладает с периодом обращения «борисфенов». Остановлюсь еще на некоторых признаках, подтверждающих их роль единственного в течение длительного периода средства фактического денежного обращения на городском рынке, так как приходившее извне золото сосредоточивалось в руках монополистов крупной торговли и едва ли обращалось более или менее широко. Во-первых, заслуживает внимания строгая систематичность помещения дифферентов, выделяющая «борисфены» среди других однородных по типам ольвийских медных монет. Медные монеты конца IV в., как мы видели, носят магистратские имена лишь спорадически, и несомненно, многие последовательные серии лишены их. Позже, во II —I вв. (см. ниже) более или менее систематически различаются дифферентами серебряные монеты, в медных же монетах одного и того же типа количество сменяющихся имен не превышает двух—трех. Обилие и систематический характер дифферентов на «борисфенах» свидетельствует о том, что выпуск их с самого начала был поставлен под строгий контроль. Во-вторых, большинство других крупных медных монет ольвийской чеканки может быть легко и естественно связано в одновременные серии с более мелкими монетами, отмеченными теми же дифферентами. Только две малых монеты, одна с типом бородатой головы (не Борисфена, а скорее Посейдона) на лицевой стороне и дельфина с дифферентом ФО на оборотной 5, другая с типом головы Деметры в покрывале на лицевой стороне и колоса — на оборотной 6, могут претендовать на роль современной «борисфенам» более мелкой медной монеты. Но своими дифферентами они не связываются ни с одной группой «борисфенов», которые лишены точно соответствующих им младших номиналов и стоят в этом отношении совершенно одиноко. Эти черты, представляется мне, могли бы найти объяснение лишь в том случае, если признать в «борисфенах» особый самостоятельный ряд денежных знаков, обращавшихся на отличных от других чеканенных медных монет основаниях и имевших номинальную стоимость, значительно превышающую их фактическую металлическую ценность. В таком случае в начале чеканки «борисфены» могли бы иметь соответствующую им разменную мелочь в лице еще оставшихся в обращении и, может быть, продолжавших чеканиться медных монет с головой Деметры. В последующее время, начиная со второй трети III в., чеканка такой мелкой монеты потеряла смысл, поскольку и сами «борисфены» вследствие роста цен имели лишь очень малую покупательную силу и отсчитывались десятками и сотнями.

1 См. Numismatik, 1932, № 23.
2 Стемпковский, Journ. de St. Petersb., 1825, № 118, стр. 506.
3 С. Β. Μ., Thessaly, тб. XX, 10.
4 Η е а d, Guide to the coins of the ancients, Lond., 1889, тб. 42, 13. С. В. Μ., там же, тб. XXVII, 2 и сл.
5 Бур., тб. III, 24.
6 Τам ж е, тб. VI, 132, 133.

132

Выше я указывал, что попытка Бертье-Делагарда непосредственно сомкнуть «борисфены» с обращением литых монет при помощи якобы существующей надчеканки на них букв APIX неприемлема. Бертье-Делагард, сопоставляя эти «борисфены» со вторым снизу номиналом медных литых серий, видит в них, как и в этих последних, «дихалки», редуцированные до '/з прежнего веса. В соответствии с этим он объясняет слова «из 400» в протогеновском декрете, как выражающие взаимоотношение ценности металлов золота и меди, и предполагает, что в эпоху до редукции это взаимоотношение обозначалось словами «из 1200». Крайняя искусственность этого объяснения бросается в глаза. Далее, отдавая должное тщательности, с какой Бертье-Делагард проводит свои цифровые выкладки с привлечением и весовых гирь, все же приходится признать бесплодность этих усилий, тем более, что получаемые им точные цифры ему же самому приходится округлять, приспособляя их к отношениям, считаемым им нормальными. При всем том его мысль, что «борисфены» явились преемниками функций литой ольвийской монеты в городском денежном обращении, заслуживает внимания, и этим, как сказано, может быть, объясняется их обособленное положение среди других чеканенных медных монет Ольвии. Необходимо только в этом случае соединять «борисфены» преемственной связью не с подразделениями, а с крупнейшими номиналами литых серий, и не бояться допустить условный, неполноценный характер их. В самом деле, сопоставляя аттический золотой статер даже с максимальным весом «борисфена» в 11 гр, мы, при расчете 400 штук их на статер, получим рацио золота к меди около 1 : 520 — пропорцию, слишком благоприятную для меди, чтобы ее можно было допустить при обязательной полноценности медной монеты. Помимо того, без допущения условного характера «борисфенов» непонятным становится и постепенное падение их веса. В силу сказанного следует предпочесть общепринятое понимание выражения «из 400» в смысле счета числа медных монет на один золотой, тем более, что такое толкование может быть подтверждено параллелями других надписей1.
Согласно высказанному выше предположению, «борисфены» не пришли непосредственно на смену тяжелым литым «ассам». Промежуточным звеном между теми и другими были малые литые монеты с Горгонеем более позднего стиля (тб. XXXI, 5). Если взять средние веса тяжелых монет с головой Деметры (тб. XXXI, 4), последних представителей тяжелой группы— 112 гр, редуцированной группы — 22 гр (обе цифры по Бертье-Делагарду) и максимальный средний вес в наиболее тяжеловесных сериях «борисфенов» — 11 гр, мы получаем ряд цифр, находящихся в отношении 10 : 2 : 1. Этот ряд позволяет предполагать ступени редукции крупнейшего номинала медной монеты сначала в 5, затем в 10 раз.
Применяя расчет 400 медных монет на один золотой аттический статер к монетам этой первой ступени редукции, мы получаем рацио золота к меди, выражающееся пропорцией около 1 : : 1040, несравненно более близкой к вероятному нормальному соотношению ценности обоих металлов, в точности нам все же неизвестному. С другой стороны, и к счету по 400 медных монет на золотой статер можно близко подойти на основе следующего соображения: если верно, что крупнейшие литые монеты были равноценны оболу, то на эгинскую серебряную драхму их должно было итти 6 монет, а на аттическую, учитывая в грубых чертах отношение эгинской драхмы к аттической =3:2,— 4 монеты, следовательно, на аттический золотой статер, при условии рацио золото : серебро = 1 : 10 — 80 монет. После редукции веса этих «оболов» в 5 раз количество их на аттический статер должно было подняться до 400 монет. Возможно, таким образом, что счет «из 400», отраженный в протогеновском декрете, установился еще в конце IV в., когда, хотя и редуцированная, литая медная монета продолжала еще трактоваться как полноценная. «Борисфены» же унаследовали этот счет, будучи фактически уже в полной мере условной, неполноценной монетой.
Не отрицая гипотетического характера высказанных соображений, надеюсь, что некоторая увязка с общераспространенной в Греции системой денежного счета дает моему предположению преимущество в смысле конкретности перед иными, основанными на одних метрологических выкладках. Но можно ли итти дальше и настаивать, что, унаследовав от крупнейших номиналов литой монеты их функции в городском денежном обращении, «борисфены» унаследовали от них также и их вероятное наименование «оболов»? На это я бы не решился, не только потому, что ни в декрете Протогена, ни в близком по времени постановлении коллегии семи 2 названия медных монет, о которых идет речь, не упоминаются, но и потому, что как бы ни была вероятна равноценность крупнейших литых медных монет серебряному оболу, утверждать, что они и носили это наименование, мы не имеем оснований.
Вес «борисфенов» в последних четырех группах их, как указывалось, падает до нормы (5—6 гр), не превышающей половины их первоначального веса. Монеты эти исполнены весьма небрежно, биты на кружках с очень резко скошенным краем, так что одна сторона (у «борисфенов» всегда лицевая) имеет больший диаметр, чем другая (тб. XXXII, 20, 22). Такими же чертами техники изготовления кружков отли-

1 Μeisterhans, Grammatik d attisch. Inschr., Brl., 1900, стр. 212, 6.
2 IosPE, I2, № 76.

133

чаются монеты с исконными типами головы Деметры в профиль на лицевой стороне π орлом, клюющим в голову дельфина,— на оборотной (тб. XXXIII, 1, 2), неизменно носящие помимо имени города на оборотной стороне буквы ΒΣΕ. Но в отличие от «борисфенов» у этих монет сторона большего диаметра всегда является оборотной. Монеты эти, повидимому, так же как и «борисфены», чеканились целыми полосами кружков, отлитыми в комбинированных формах, с последующей, уже после чеканки, разрубкой их. Правильно связываются Пиком1 в одну серию с ними монеты меньшего размера, носящие на оборотной стороне те же буквы ΒΣΕ и исполненные в совершенно такой же технике, средний номинал — типы: голова Артемиды — колчан (тб. XXXIII, 3), и младший номинал — тины: голова Афины — сова (тб. XXXIII, 4). Крупный номинал этой серип, попадающийся весьма часто в ольвийских находках и в этом отношении стоящий едва ли не на втором месте после «борисфенов», устойчиво держится весовой нормы около 8 гр, несколько превышающей нормы «борисфенов» в последних группах их чеканки, и не обнаруживает тенденции к понижению ее. Необходимо тут же отметить, что те же три номинала и при тех же приблизительно весовых нормах мы можем проследить еще в двух, по крайней мере, сериях медных монет, несомненно относящихся уже ко II в. дон. э. Это серия с именем , и ΒΑ на оборотной стороне (тб. XXXIII, 5—8), имеющая типы для крупного номинала: голова Геракла — палица, для среднего: голова Аполлона — лира, для младшего: голова Артемиды — колчан в одном случае и голова Артемиды — дельфин — в другом. Другая подобная серия, имеющая на оборотной стороне надпись ΟΙ ΕΠΤΑ, которая на некоторых экземплярах заменяется отдельными личными именами, более любопытна по типам (тб. XXXIII, 18—20). Крупный номинал имеет на лицевой стороне бородатую голову в повязке (θεός μέγας по примеру соседнего Одесса2), а на оборотной— горит с луком и секиру, как на «борисфенах», средний и младший номиналы имеют на лицевой стороне безбородую голову с пышной шевелюрой, а на оборотной: первый — коленопреклоненного стрелка с горитом на поясе, стреляющего из лука, второй — один горит с луком. Предположение Орешникова3, что безбородая голова на младших номиналах представляет портрет Мифрадата Евпатора, весьма вероятно; но по поводу него нельзя не заметить,что для золотых статеров и серебряных тетрадрахм Византия, Томи и других городов, носящих такие портреты Мифрадата и членов его дома, разменная ольвийская медь недостаточно убедительная аналогия. С другой стороны, при сопоставлении с незадолго предшествовавшими этой серии медными же монетами Скилура с его портретом (тб. XXXIII, 22; см. ниже), эта догадка выигрывает, так как помещение портрета Мифрадата, опрокинувшего скифское могущество, делается естественным симптомом признания его верховенства. Добавлю, что по соображениям анализа фактуры — кружок, хотя и со скошенным краем, но значительно более плоский, чем в монетах с головой Деметры — помещая серию с во вторую четверть II в., я и серию ΟΙ ΕΠΤΑ отнес бы никак не позже, как к концу II в. Если ее выпуск действительно связан с распространением мифрадатовского влияния, то начался он немедленно после побед Диофанта в Крыму. Наконец, и несомненно принадлежащие мифрадатовскому времени4 хорошо известные ольвийские монеты с головой Деметры-Тихи5 на лицевой стороне и коленопреклоненным стрелком на оборотной (тб. XXXIII, 21) дают в тех же приблизительно весовых нормах средний и младший номиналы с отпадением, правда, высшего. Помимо указанных серий, есть еще отдельные группы относящихся ко II в. медных монет крупного номинала6, подобно «борисфенам» лишенных соответствующей разменной мелочи, но и они ориентируются на ту же весовую норму в 7—8 гр, скорее превышая ее, чем падая ниже.
Я принужден был несколько забежать вперед, чтобы отчетливее оттенить то обстоятельство, что с выпуском монет с буквами ΒΣΕ прекращается принявшее в последний период чеканки «борисфенов» катастрофический характер падение веса медных монет, и на смену ему приходит известная устойчивость, позволяющая восстановить обращение мелкой медной монеты. Естественно будет предположить, что это упорядочение городского денежного обращения стало возможным благодаря возобновлению выпуска серебряных монет. Именно в силу сказанного, учитывая, что средний вес монет с головой Деметры (ΒΣΕ) на 2 гр, по крайней мере, превышает минимальную цифру, до которой доходят наиболее легковесные варианты «борисфенов», я, несмотря на одинаковость техники, не могу допустить одновременное обращение обеих групп монет и склонен считать, что первые сменяют собою в обращении последние. Вероятная дата такой смены — последние два десятилетия III в. Голова Деметры на лучших экземплярах монет этой группы восходит, может быть, в общем облике к голове Персефоны на сиракузских монетах времени Гикеты или монетах

1 Pick, I, тб. X, 13—17.
2 Τам ж е, тб. IV, 1,2; ср. Орешников, ИРАИМК, I, стр. 233.
3 Τам же, стр. 234.
4 К соображениям, высказанным Орешниковым (там же, стр. 235), добавлю, что по своей уже совершенно плоской фактуре с прямым краем они близко подходят к обильно обращавшимся в Ольвии монетам городов Понта и Пафлагонии мифрадатовской чеканки.
5 Minns, стр. 485 и тб. III, 3, но с неверной датировкой.
6 Pick, I, тб. IX, 30, 31; тб. X, 24. Последняя неверно показана серебряной.

134

Пирра1, но на монетах Ольвии облик этот дан в таких обобщенных и упрощенных чертах, что датировка их полустолетием позже не может встретить затруднений, тем более, что аналогии в трактовке носа, губ, прядей волос на шее встречаются в самых ранних афинских тетрадрахмах так называемого «нового стиля»2. Но есть и варианты той же группы, представляющие голову Деметры большего размера и в значительно более грубых чертах, в стилистическом отношении совпадающие с головой Геракла на монетах с 3, отнесенных мною уже ко II в. Достаточно грубы по стилю и многие из младших номиналов с головами Артемиды и Афины. Это позволяет утверждать, что выпуск этих монет с головой Деметры был длителен, во всяком случае, продолжался более одного года.
Тем больший интерес приобретает истолкование букв ΒΣΕ, поскольку они неизменно сопровождают все монеты этой серии независимо от их стиля и лишь на некоторых очень грубых экземплярах сменяются группами букв ΣΒΕ и ΒΕΣ. Если два последних варианта надписи считать лишь случайными перестановками по небрежности и малограмотности резчика, то наиболее вероятной кажется догадка, что буквы представляют инициалы титула Β(ασιλεύς), имени и отчества должностного лица, выпускавшего эту группу монет. Должность басилевса была в Ольвии, повидимому, пожизненной4, и в связи с этим длительность выпуска монеты, порученного этому магистрату, получила бы объяснение. Не решаюсь настаивать на этой догадке, но укажу в подтверждение ее, что на вышеупомянутой, также, несомненно, не ограничивающейся одним годом выпуска, серии монет II в. надпись , повидимому, правильно расшифровывается в Βασιλέως Ειρηναίου5, так как наличность варианта пе позволяет здесь видеть имени и отчества, которые не допускали бы перестановки. Кроме того, на одной монете, несомненно представляющей вариант младшего номинала той же серии, мы встречаем лишь буквы ВА, т. е. повидимому, один только титул. Можно было бы привлечь еще появление подписи ΟΙ ΕΠΤΑ — коллегии, также связанной с сакральной сферой6,— на монетах одной из позднейших вышеупомянутых серий; впрочем, там она все же чередуется с собственными личными именами.
Во всяком случае, как сказано выше, упорядочение обращения медной монеты стало возможным лишь благодаря возобновлению выпуска серебряных монет. Действительно, начиная с конца III в. и вплоть до гетского разгрома среди монет Ольвии мы встречаем ряд серебряных монет различной величины, правда, в большинстве случаев низкопробного серебра. Бертье-Делагард7, основываясь исключительно на типах, разбивает их на три группы и дает всем трем группам неопределенную датировку III— I в. до н. э. Эта группировка неудовлетворительна, поскольку на самом деле нередко монеты различных типов даже и лицевой стороны принадлежат одной серии. Исчерпывающая хронологическая классификация, основанная на стилистическом анализе и сличении дифферентов на различных номиналах, может быть дана только в Corpus'e, так как не столь многочисленные серебряные монеты этой эпохи, нередко представленные лишь единичными экземплярами, разбросаны по разным собраниям. Здесь я ограничусь лишь общей характеристикой и намечу предположительно последовательность серий, насколько это возможно с помощью наличного материала. Все монеты биты по аттической системе с очень низкой, не превышающей в средних выводах 3.5 гр, нормой драхмы. Из номиналов чеканятся дидрахма (тб.XXXIII, 12, 13), драхма (тб. XXXIII, 14—16) и триобол (тб. XXXIII, 17). Отсутствие более крупного номинала тетрадрахмы объясняется, может быть, тем, что в эту эпоху они уже бойко чеканились по типам александровских и лисимаховских тетрадрахм городами западного побережья, в особенности Одессом.
Наиболее ранней и по стилю и по фактуре серией, относящейся к концу III в. и современной, может быть, медным монетам с буквами ΒΣΕ, является серия, состоящая из дидрахмы с типами головы Геракла на лицевой стороне и палицы на оборотной, драхмы с типами головы Апполона и лиры8 и гемидрахмы с типами головы Артемиды и колчана с луком (тб. XXXIII, 17)9. Голова Геракла на дидрахмах по стилю стоит близко к таким же головам на тетрадрахмах александровского типа, которые начали выпускаться Одессом в конце III в.10 К несколько более позднему времени принадлежит серия из тех же трех номиналов, возобновляющая старые типы Деметры 11; на дидрахме голова богини в покрывале в профиль, на драхме также в профиль, но без покрывала, на гемидрахме — голова богини в фас. Типами оборотной стороны в первых двух случаях служит опять-таки старый тип орла на дельфине в 3/4, в последнем — одного дельфина. Эта серия относится, вероятно, к началу II в. Без сомнения, очень близка к ней по времени в силу тожества стиля лицевых сторон серия из драхм и дидрахм с головой Геракла

1 Head, Guide to the coins of the ancients, тб. 35,
33, 34 и тб. 46, 29.
2 Τам же, тб. 42, 20.
3 Ср. Minns, тб. III, 9, 10.
4 Ср. Латышев, Исследования, стр. 301 сл. и IosPE, 12, № 89.
5 Ср. Sallet, Beschr. d. ant. Münzen, I, стр. 26, № 117.
6 Латышев, Исследования, стр. 293.
7 Нум. сб., II, стр. 63 сл.
8 Ср. Гиль, ЗРАО, т. VII, тб. XVIII, 3, 4, 5. 9 Г и л ь, ЗРАО, т. V, тб. IV, 2.
10 Guide to the coins of the ancients, тб. 41, 2. 11Pick, I, тб. X, 9 и 11.

135

(тб. XXXIII, 13,14)1. Любопытно, что в то время, как драхмы повторяют на оборотной стороне тип «борисфенов»: горит и секиру, дидрахмы комбинируют атрибуты Геракла с атрибутами Деметры, изображая палицу в венке из колосьев или только один такой венок. Из медных монет этой группе серебра соответствуют по стилю довольно многочисленные крупные монеты с головой Геракла на лицевой стороне и палицей с горитом на обороте (надписп CATY, ПЕЕ)2. Наконец, мы имеем дидрахмы с головой Геракла и палицей и драхмы с головой Аполлона и лирой3, подобные таким же первой серии, но резко отличающиеся от них худшим, более небрежным стилем и едва ли относящиеся ко времени ранее середины II в. (тб. XXXIII, 12, 15). В медных монетах они находят свое соответствие в серии люнет с надписью BAEIf-). Серебряные монеты двух последних серий, а иногда и более ранние, очень часто носят круглые надчеканки с головой в шлеме (головы Афины?), а нередко, в особенности экземпляры, представляющие последнюю серию, также π вторую надчеканку с головой в лучевом венце (тб. XXXIII, 12, 16). Таким образом, еще долгое время после прекращения их выпуска они продолжали ходить на рынке, причем законность их обращения гарантировалась клеймением. Такое чисто экономическое объяснение наличности надчеканок представляется более естественным. Иное толкование, правда, мимоходом и с большими оговорками высказано Миннзом 4— именно, что клеймение монет с Гераклом изображением головы Афины является, подобно паморенному искажению двух посвятительных надписей Гераклу5, последствием переворота против связанной с культом этого героя олигархии. Привлекать в целях такого толкования надчеканки тем более рисковано, что они, встречаясь как на серебряных, так и на медных монетах, не ограничиваются монетами с типом Геракла. В надчеканенном виде эти серебряные монеты обращались, повидимому, всю вторую половину II в. и подверглись за это время уже вторичному клеймению надчеканкой с головой в лучевом венце (головой Гелиоса). Из медных монет в это время обращаются довольно многочисленные в ольвийских находках монеты, повторяющие типы «борисфенов», т. е. горит и секиру на обороте, и с любопытным типом лицевой стороны: головой Деметры во все поле монеты, сзади которой помещается обращенная в ту же сторону маленькая голова Афины (имена: ΔΙΟΣ, ΣΩΜΟ, ПРО, ΕΥ'). Чрезвычайно искусственная догадка Кене7, что таким путем хотели указать на равноценность этой монеты сумме наибольшего и наименьшего номиналов серии с буквами ΒΣΕ опровергается весовыми данными, так как средний вес этих монет не превышает нормы крупного номинала с ΒΣΕ. Помимо того, выше намеченная приблизительная последовательность медных выпусков говорит против непосредствевного соприкосновения этих серий во времени. Правильнее предположить, что этот любопытный тип развился следующим образом. Чеканка этих монет началась во второй половине II в. уже после того, как некоторое время обращались и серебряные и медные монеты с головой Афины в надчеканке, и типологический элемент — голова Афины— узаконивавший в предшествующие годы обращение монет прежних серий, был введен в этом новом выпуске в состав самого типа путем вырезки его уже в штемпеле в малом виде рядом с основным мотивом (тб. XXXIII,9, 10). Подобным же образом в группе монет I в. н. э. с головою Зевса (тб. XXXIV, 7—10) 6, кадуцей, представляющий первоначально надчеканку, впоследствии помещается на самой монете в поле, рядом с головой Зевса. Но наилучшую и вполне бесспорную аналогию представляют монеты третьего периода чеканки Савромата II на Боспоре, принимающие в состав типа прежнюю надчеканку — голову Септимия Севера 7.
Эти монеты с головами Деметры и Афины в большом количестве подверглись спешной, без предварительного изглаживания прежних изображений, перечеканке типами головы Гелпоса в фас на лицевой стороне π пары коней его с буквами ΟΛ — на оборотной (тб. XXXIII, 11). Установление даты этой перечеканки было бы очень важно, так как могло бы дать вероятную дату и для второй надчеканки, с головой Гелиоса, на серебряных монетах. Помимо огромного количества перечеканок из указанных монет, изредка попадаются перечеканенные теми же типами монеты предшествующих серий с головой Геракла, но я по знаю ни одного экземпляра крупного номинала серии с OI ЕПТА, перечеканенного типом Гелиоса. Поскольку эта последняя серия и однотипные с ней, носящие различные имена, как указывалось, обращались в самом конце II и начале I в., перечеканка должна была состояться до начала ее выпуска, т. е. вероятнее всего в предпоследнем десятилетии II в. Около того же времени, повидимому, и серебряные монеты предшествующих выпусков подверглись вторичному клеймению надчеканкой с головой Гелиоса и в таком виде оставались обращениив значительное время, так как серия с ΟΙ ΕΠΤΑ и тождественные ей по типу соответствующего им серебра не имеют.
Эти последние серии, хотя выпуск их не был обилен, пережили в конечной стадии своего

1 Pick, I, тб. X, 21, 22, 23.
2 Τ а м ж е, тб. X, 24.
3 Гиль, ЗРАО, т. VII, тб. XVIII, 6, 7.
4 Μinns, стр. 485 и 462, пр. 2.
5 IosPE, I2, № 179, 186.
6 Pick, I, тб. IX, 30.
7 Муз. Коч., I, стр. 94.
6 Pick, I, тб. XI, 5, 6.
7 См. ниже, гл. XI тб. XLVIII, 11, 17, 18 и XLIX, 1 сл.).

136

обращения два интересных момента, на которых стоит остановиться. Во-первых, очевидно, уже по окончании их выпуска монеты всех номиналов продолжали обращаться после наложения надчеканки с изображением виноградной кисти. Во-вторых, только монеты средней величины с типом коленопреклоненного стрелка подверглись опять-таки очень спешной и небрежной перечеканке типами головы Афины на лицевой стороне и дельфина с буквами ОЛ на оборотной1. Это выделение одного среднего номинала заслуживает внимания, так как объясняет, может быть, отсутствие высшего номинала в следующей по времени серии медных монет с головой Тихи и коленопреклоненным стрелком (тб. XXXIII, 21). Дело в том, что именно в это время, на границе II и I в., во всяком случае уже в первом десятилетии I в., в Ольвии, как о том свидетельствуют находки2, стали в большом количестве обращаться медные монеты городов Понта и Пафлагонии, преимущественно Ампса, выпускавшиеся, повидимому, по прямому приказу Мифрадата как дополнение к серебру и золоту с его именем и получившие широкое распространение по всему северному и восточному побережью Черного моря. В ольвийских находках преобладают монеты второй сверху величины, называемые Имхоф-Блумером3 тетрахалками, которые, однако, по размеру и весу скорее соответствуют высшим номиналам предшествующих ольвийских серий. Их присутствие в большом количестве на ольвийском рынке могло вызвать ограничение собственного городского выпуска лишь средним и младшим номиналами. Напомню, что тип оборотной стороны этой новой ольвийской серии — коленопреклоненный стрелок — повторяет именно тип среднего номинала серии с ΟΙ ΕΠΤΑ. При всем том эта новая серия имеет и соответствующую ей по типам серебряную монету, правда, ограничивающуюся лишь одними гемидрахмами4. В какие взаимоотношения при этом стала денежная система Мифрадата Евпатора к городской системе Ольвии, мы не можем сказать, так как не знаем наименований ольвийских медных монет. Этими монетами с типами головы Тихи и стрелка, дополнявшимися значительным количеством мифрадатовской пон-тийской меди, повидимому, заканчивается нумизматика Ольвии в период до гетского разгрома. Обращались ли в конце этого периода также анэпиграфные монеты с типом головы Аполлона на лицевой стороне и лиры на обороте, перечеканенные из понтийских монет мифрадатовской эпохи, как то предполагает Орешников5, утверждать решительных оснований нет. Мне самому такие перечеканенные экземпляры не попадались, а на свидетельство Сестини и Кене полагаться не решаюсь1. Тем не менее по фактуре монеты должны были бы принадлежать середине I в.
Подводя итог ольвийской чеканке с конца III в. до середины I в. до н. э., мы видим, что, хотя городу удалось изжить глубокий кризис середины III в., отраженный в протогеновском декрете и подтверждаемый историей чеканки «борисфенов», и он вернулся к более или менее правильному денежному обращению, но все же состояние его монетного дела в эти последние полтора века до гетского разгрома было далеко не цветущим. Главную массу обращавшейся монеты составляет медь, а количество серебра невелико, и притом оно очень низкопробно. Уже факт отсутствия в серебряной чеканке тетрадрахм, номинала, который мог итти на внешний рынок и который именно в качестве торговой монеты с типами Александра и Лисимаха выпускался западными соседями Ольвии, знаменует ограничение ольвийского серебра пределами городского рынка2. О низкопробности этого серебра я уже говорил. Следует отметить также применение и к серебру, по крайней мере в последней серии3, техники отливки кружков в комбинированных формах с сохранением следов литников, приема, отнюдь не обеспечивающего точности веса отдельных монет. Но самым ярким свидетелем частого повторения моментов неустойчивости в денежном обращении, несоответствия между продукцией монетного двора и требованиями городского рынка являются многочисленные надчеканки и перечеканки, предполагающие постоянную необходимость подтверждения или изменения в спешном порядке курса обращающейся монеты. Такие неоднократно повторяющиеся экономические затруднения могли быть естественным следствием постоянных угроз и нападений соседних кочевых племен, истощавших городскую казну и препятствовавших правильному течению торговли. Декрет в честь Никирата, сына Папия4, и указание Диона Хрисостома5, что еще до разгрома гетами Ольвия неоднократно попадала в руки врагов, остаются свидетельствами этого тревожного положения города в указанный период. Что же касается битых в Ольвии монет скифских царей, из которых к этой эпохе относятся лишь монеты Скилура (о них ниже), то они скорее говорят о так или иначе установившихся мирных отношениях с соседями.
Общий взгляд на типы монет рассмотренного периода выясняет, что круг божеств, головы и

1 Pick, I, тб. X, 7.
2 Ср. сводки в моей статье: «Находки понтийских монет мифрадатовского времени в Ольвии», Ольвия. г. I, Киев, 1940, стр. 293 сл.
3 NZ, XLV, 1913, стр. 184.
4 Ρiсk. I, тб. X, 4; Бертье-Делагард, Нум. сб., II, стр. 64, № 10.
5 ИРАИМК, I, стр. 238.
6 Ср., впрочем, Бларамберг, Описание древних медалей Ольвии, тб. XVII, № 170.
7 Мне известен лишь один факт находки ольвийской серебряной монеты этого времени эа пределами Ольвии, в Бори на Кавказе — MAP, в. 34, стр. 95.
8Гиль, ЗРАО, т. VII, тб. XVIII, 6.
9 IosPE, Ι', JVs 34.
10 Dio Chr., Or. 36, Scyth. et Cauc, стр. 176.

137

атрибуты которых составляют их репертуар, остается тот же, что и в пору обращения литой монеты. Как новый момент, кроме бородатой головы «Великого бога» (?, тб. XXXIII, 18), можно отметить появление головы Аполлона, ранее представленного в ольвийской типологии лишь своим атрибутом — дельфином и головой ва самых маленьких медных монетах. Все же он, как и Афина, играет пока что второстепенную роль, главное же место в большинстве серий отдается Гераклу или Деметре. Как пи заманчив мимоходом затронутый Миннзом 1 вопрос о том, что выдвижение на первое место Геракла, а затем отступление его связано с временным торжеством какой-то социальной группировки, углубляться в него не решаюсь, так как за отсутствием документальных данных все предположения, сделанные на основе данных одних монет, были бы необоснованными гипотезами. Во всяком случае, если можно допустить во II в. соперничество двух культов, как отражение борьбы определенных социальных группировок, то речь может итти только о культах Геракла и Деметры. Эта богиня к концу периода вновь получает первенствующее положение, фигурируя в последней серии в качестве городской Тихи. Хорошую параллель она имеет в оформляющемся в ту же позднюю эллинистическую эпоху образе Девы — Партенос, защитницы Херсонеса (см. ниже, гл. X). Тип коленопреклоненного стрелка в скифском костюме, на мой взгляд, является лишь дальнейшим развитием темы горита на «борисфенах» и представляет чисто местный мотив, обусловленный кочевническим окружением Ольвии. Будучи сопоставлен с несравненно, правда, более ранней посвятительной эпиграммой Анаксагора Димагорова2, он, может быть, свидетельствует наравне с нею о существовании в Ольвии состязаний в стрельбе из лука3.

3. Монеты скифских царей, чеканенные в Ольвии

Прежде чем перейти к рассмотрению монетного дела в Ольвии в период после гетского разгрома, коснусь чеканенных в Ольвии монет скифских царей, тем более что этот экскурс избавит нас от соответствующих отступлений в дальнейшем. Много внимания уделил этим монетам в своем исследовании Латышев4, заключивший на основании разбора их, что Ольвия главным образом во II веке до н. э. находилась в подчинении верховной власти скифских царей, которых он насчитывал до шести, причем Скилура признавал последним из
них. Орешников5 справедливо возражал Латышеву, что в этой связи можно рассматривать лишь монеты, носящие наряду с царским именем также и имя Ольвии, хотя бы и в очень сокращенном виде, т. е. монеты Скплура, Фарзоя и Инисмея (Иненсимея). Монеты же других царей: Канита, Сарии и др., как лишенные городского имени, по его мнению, к Ольвии относимы быть не могут. Далее Орешников указал, что монеты Фарзоя и Инисмея по своей фактуре и стилю принадлежат уже времени после разгрома Ольвии гетами и, следовательно, отделены от монет Скилура значительным промежутком времени. Таким образом, предположение Латышева о том, что Ольвия находилась под властью скифов в течение ряда поколений скифских царей, опровергается. С уверенностью можно констатировать только короткий эпизод подчинения Ольвии Скилуру во II в. до н. э. и значительно более поздние, повидимому, следующие друг за другом эпизоды подчинения ее Фарзою и Инисмею. Дата Скилура выяснена уже Латышевым, и в принадлежности его монет второй половине II в. не приходится сомневаться 6. Каков бы ни был характер подчинения Ольвии Скилуру, едва ли в его намерения входило итти дальше того, что позволяли себе в Паптикапее боспорские цари, т. е. прекратить выпуск городской монеты и заменить ее монетой со своим именем. Такое предположение не оправдывается редкостью и малочисленностью монет Скплура и отсутствием перечеканок их позднейшими городскими типами. Скорее можно предположить, что выпуск монеты в Ольвии Скилуром был, как и его господство над городом, непродолжителен и что одновременно с царской монетой продолжала выпускаться и городская монета. Во всяком случае, состоящая исключительно из медных монет серия Скилура запечатлена совершенно теми же техническими и стилистическими чертами, что и современные ольвийские монеты, совпадает с ними по составу и весу номиналов и даже в типах ее отличия минимальны. Только лицевая сторона крупного номинала дает портрет царя в остроконечной шапке, с длинной бородой (тб. XXXIII, 22)7, а на оборотной — та же монета соединяет типологические элементы всех курсировавших во II в. ольвийских серий: горит, палицу и колос. Средний номинал, напротив, представляя на лицевой стороне голову Деметры, сходную с такими же головами на ольвийских монетах 8, на обороте дает чисто местный мотив четырехколесной повозки, запряженной парой лошадей (тб. XXXIII, 23). Наконец, небольшие монеты, кстати сказать, не имеющие имени города, с типами головы

1 Μinns, стр. 262.
2 IosPE, I», № 195.
3 Ср. мою статью в сборнике в честь С. А. Жебепева, Лгр., 1926.
4 Исследования, стр. 114 сл.
5 О монетах скифских царей с именем гор. Ольвии, ЗРАО, IV, стр. 14 сл. Ср. также Нум. сб., III, стр. 1 сл.
6 Исследования, стр. 131.
7 Орешников, ЗРАО, IV, тб. II, 2—4.
8 Pick, I, тб. IX, 25.

138

Гермеса и кадуцея, совершенно подобны таким же ольвийским и отличаются лишь именем царя1.
Решительным свидетельством в пользу правильности взгляда Орешпнкова, что монеты Фарзоя (известны только золотые статеры его, тб. XXXIII, 24—26)2 и Инисмея (тб. XXXIII, 27, 28 — известии только в серебре, одна монета в 11.13 гр и ряд драхм, средний вес — 3.59)3 принадлежат времени уже после гетского разгрома, помимо указанных им признаков фактуры и стиля и убедительных сопоставлений с типами ольвийских городских монет, служат их вес и металл. Из статеров Фарзоя лишь два экземпляра превышают 8 гр, большинство же держится в пределах между 7 и 8 гр, приближаясь тем самым к царской боспорской золотой чеканке римского времени. Точно так же и смущавший Бертье-Делагарда вес крупной серебряной монеты Инисмея близко подходит к стопе римских кистофоров, выпускавшихся в М. Азии особенно обильно при Августе, а впоследствии также при Флавиях и Адриане. Из этих аналогий, римских и боспорских, приходится исходить при попытке точнее установить даты этих скифских царей, поскольку хронологическая классификация ольвийских монет сама нуждается в применении метода аналогии на основе наблюдений над чеканкой других местностей Причерноморья. Из известных мне в подлинниках и репродукциях статеров Фарзоя одна группа (тб. XXXIII, 24)4 отличается не только высоким весом и сравнительным изяществом исполнения, но и тем, что лицевая сторона с портретом царя не имеет надписи, а имя царя помещено на обороте в две строки (ср. городские монеты, тб. XXXIV, 7,9). На статерах другой группы имя царя помещается в круговой надписи и чаще на лицевой стороне вокруг портрета (тб. XXXIII, 26), оборотная же сторона большей частью содержит сокращенные имена города и архонта 6. В золотой чеканке Боспора переход от статеров анэпиграфных, носящих на обеих сторонах портреты членов римского императорского дома, к статорам с именем и портретом царя на лицевой стороне, происходит около 80 года н. э.6 В то же время первый из статеров Фарзоя в стиле и типе оборотной стороны настолько совпадает с одной группой ольвийских монет (тб. XXXIV, 7 сл.)7, выпускавшихся, как увидим, около середины I в. н. э., что не остается никакого сомнения в их одновременности. Такое же разительное сходство подмечено Орешниковым между остальными статерами Фарзоя и другой группой более крупных ольвийских монет (тб. XXXIV, 12), которые я склонен отнести ко времени Флавиев. Последнее обстоятельство вынуждает меня предположить, что если большинство статеров Фарзоя выпущено вскоре после 80 г., то первая малочисленная, резко отличающаяся по стилю группа статеров отделена от них, может быть, двумя или тремя десятками лет и выпущена в начале его, повидимому, очень долговременного царствования. Статеры Фарзоя, как и монеты Инисмея, исключительно редки, из чего следует, что они выпускались случайно, эпизодически и предназначались для донативных целей, т. е. могут быть отнесены к тому же роду явлений, что и золотые выпуски боспорских Спартокпдов в III и II вв. Такой иррегулярный характер чеканки Фарзоя делает допустимой высказанную догадку. В подтверждение ее сошлюсь на то, что и золотая чеканка Херсонеса, также чрезвычайно иррегулярная и явно вызванная больше политическими, чем экономическими мотивами, дает нам статер от 48 года н. э. и затем после перерыва статеры от 79 и 84 гг., как бы отвечая на обе группы статеров Фарзоя. В промежутке между этими датами Херсонесу пришлось испытать осаду со стороны скифов, от которой его избавил легат Мэзии Т. Плавтий Сильван 8. Если предложенная датировка верна, то царь, осаждавший Херсонес, был, вероятнее всего, Фарзой. К сожалению, литературная традиция молчит об этом.
Что монеты Инисмея следуют за монетами Фарзоя, а не наоборот, не высказываясь об этом специально, признавали, повидимому, и Орешников и Бертье-Делагард. На мой взгляд, эта последовательность прямо вытекает из того, что на всех монетах Инисмея имеется монограмма ольвийского архонта, появляющаяся лишь во второй группе статеров Фарзоя. Но оба указанных автора датировали Инисмея и его монеты неопределенно, I—II в. н. э. Думаю, что нет оснований отделять монеты Инисмея от Фарзоя значительным промежутком времени. Вероятная преемственность обоих царей вытекает из одной, правильно подмеченной Минн-зом9, подробности лучшего по исполнению статера Фарзоя: орел стоит на том самом знаке, который фигурирует в поле монет Инисмея рядом с головой царя и, повидимому, представляет родовой знак характера тамги. Не позволяет также перемещать монеты Инисмея далеко во II в. их близость по весу и, вероятно, одновременность с редкими городскими серебряными монетами Ольвии10. Эти монеты в фигуре орла приближаются к тем же ольвийским монетам, с которыми связана вторая группа статеров Фарзоя, да и помимо того имеют непосред-

1 Ср. Орешников, Кат. Ув., стр. 26; Бурачков, тб. IX, 203.
2 Pick, I, тб. XII, 6—8.
3 Ср. Pick, I, тб. XII, 9; Нум. сб., III, 16 сл., тб. I, 6, 7; там же, т. II, стр. 67.
4 Pick, I, тб. XII, 6; Гиль, ЗРАО, V, тб. IV, 3.
5Pick, I, тб. XII, 7, 8; Орешников, ЗРАО, IV, тб. II, 9; Нум. сб., III, тб. I, 8.
6 Бертье-Делагард, 300, XXIX, стр. 213.
7 Ср. ЗРАО, IV, тб. II, 8, 9.
8Minns, стр. 523; CIL, XIV, 3608.
9 Minns, стр. 487.
10Pick, I, тб. XI, 8; ЗРАО, IV, тб. II, 7.

139

ственно связывающие их с монетами Инисмея общие стилистические черты: трактовку драпировки на шее, прическу и др. Наконец, и сама эта прическа с шарообразным узлом на затылке слишком явно принадлежит I в. 1, чтобы, даже допуская значительное отставание воспроизведения римских образцов в Причерноморье, передвигать монету во II в.
Во всяком случае, самым крайним пределом, до которого можно было бы отодвигать монеты Инисмея, является конец первой трети II в. Нижеследующий очерк монетного дела в Ольвии в период после гетского разгрома, надеюсь, подтвердит анализами типов монет, что, как отмечено и Латышевым2, несмотря на формальное признание Ольвией верховной власти Рима лишь со времени Септимия Севера, она уже с начала века стала подчиняться римскому влиянию. Это влияние в полной мере проявляется при Антонине, быть может, в связи с оказанной им городу помощью против тавроскифов 3.

4. Период после гетского разгрома

После разгрома гетами Ольвия недолго находилась в совершенном запустении. По словам Диона, скифы сами были заинтересованы в восстановлении города, как посредника в торговых связях, и содействовали его заселению, причем большое количество иноплеменных соседей Ольвии влилось в состав ее жителей. Эта тесная связь с соседними пародами, прекрасно иллюстрируемая обилием негреческих имен в надписях и на монетах I—II вв., подтверждаемая также и монетами Фарзоя и Инисмея, обусловила наименование в нашей литературе этого периода жизни Ольвии грекоскифским. Но не следует преуменьшать римского влияния и в этот период, ограничивая его лишь временем формального подчинения Ольвии Риму в правление Септимия Севера. Ориентация на скифов была в значительной мере вынужденной, речь может итти в этот период скорее о колебаниях между скифами и Римом, в поисках условий жизни, обеспечивающих мирную торговлю. Связи отдельных ольвиополитов с Римом в I в. н. э., может быть, даже еще в момент восстановления города после разгрома, могут быть констатированы надписями4. Если мы читаем у Диона об отрицательном отношении его собеседников к романофильским тенденциям одного из своих сограждан, то, по правильному замечанию Миннза, не следует забывать, что сам писатель был в это время в положении изгнанника из Рима. Римские черты в монетном деле тем менее нас могут удивить, что города Бос-пора и западного и южного Причерноморья, с которыми Ольвия поддерживала связь (перечень их сохранил декрет в честь Феокла, сына Сатира5), уже с конца I в. до н. э. прочно вошли в сферу римского влияния.
Пик в своих таблицах6 поместил на границе между монетами догетского и послегетского периодов две небольших монеты с надписью 0Λ — BI на обороте и, полагаю, совершенно правильно. Их объединяет плоская фактура и в известном смысле мелочный, хотя и изящный стиль. Вторую монету — типы: дельфин между шапками Диоскуров на лицевой стороне и треножник на оборотной — Миннз7 именно по типам считает мифрадатовской. На мой взгляд, если она и имеет мифрадатовский характер, то по стилю примыкает все же к боспорским монетам с монограммой (см. ниже), чеканенным в конце I в., хотя и преисполненным мифрадатовских реминисценций. Но особенно любопытна первая монета: на оборотной стороне ее изображен традиционный горит с луком, правда, теперь между двумя звездами Диоскуров, лицевая же изображает явно портретную бритую голову. Малый размер изображения не дает возможности какого-либо серьезного иконографического анализа. Укажу только, что бросающаяся в глаза близость этой монеты по фактуре с монетами Византия, носящими портрет М. Антония4, вызывает на догадку, нельзя ли и на этой ольвийской монете усмотреть портрет какого-либо из оперировавших на востоке римских деятелей. К сожалению, литературные источники говорят слишком мало о судьбах Ольвии в это время и не дают никаких отправных точек. Наличность звезды на обеих этих монетах позволяет высказать предположение, что вышеупомянутые анэпиграфные монеты, с головою Аполлона на лицевой стороне и лирой со звездою на оборотной, и такие же анэпиграфные маленькие с одной звездой на лицевой стороне и лирой на обороте также принадлежат первым годам возобновления городской жизни после разгрома. Возможность, что первые из них перечеканены из понтийских монет мифрадатовской эпохи, не препятствовала бы этому предположению, так как на Боспоре те же мифрадатовские монеты в обилии перечеканивались в это время Асандром.
В последнем или предпоследнем десятилетии I в. до н. э. мы встречаем в Ольвии уже целую серию медных монет как показатель возврата города к более или менее правильному денежному обращению. Серия (тб. XXXIV, 1—5) включает следующий ряд номиналов, причем каждый отмечается особыми типами лицевой и оборотной стороны: голова Зевса в лавровом

1 Она напоминает портреты Ливии в виде Юстиции на дупондиях Тиберия 23-го года. Ср. Н. Mattingly, С. В. М., Boman Empire, I, стр. 131; № 79; тб. 24, 1.
а Исследования, стр. 193 сл.
2 Script. Hist. Aug., III, 9, 9.
4 IosPE, I2, № 181,79,42; ср. Латышев, Исследования, стр. 146, 192.
5 IosPE, I2, № 40, стр. 41.
6 Pick, I, тб. X, 30, 31.
7 Minns, стр. 486.
8 R. S. Poole, С. В. M"Thrace etc., стр. 99, № 60.

140

венке — скипетр (вес 6—8 гр); голова Аполлона в лавровом венке — дельфин (вес около 5 гр); голова Афины — щит с копьем (вес 3— 4 гр); голова Кибелы в башенном венце и покрывале — тимпан и кроталы (вес 2—3 гр); голова Гермеса — кадуцей (вес 1.5—2 гр). Принадлежность монет к одной серии удостоверяется, помимо тожества стиля, наличностью на монетах всех номиналов овальной надчеканки с изображением ветви. Более крупные монеты нередко, кроме того, имеют еще круглую надчеканку с восьмиконечной звездой. На самом крупном номинале мы впервые встречаем здесь έθνιkόν города в полном виде ΟΛΒΙΟΠΟ|ΛΙΤΕΩΝ. На средних и малых номиналах оно, очевидно, лишь в силу недостатка места урезывается до ΟΛΒΙ|ΟΠΟΛΙ. Серия дает головы с соответствующими им атрибутами целого ряда божеств, культы которых все почти засвидетельствованы для Ольвии послегетского периода надписями: Зевса, скорее Ольвия1, чем Басилея, несмотря на скипетр, поскольку последний эпитет засвидетельствован лишь одной ранней надписью2; Аполлона, наименовать которого Дельфинием также препятствует упоминание этого эпитета лишь в надписях догетской эпохи3; Матери богов — Кибелы* и Гермеса Агорея5. Только для Афины приходится опираться лишь на ее изображения на монетах более ранних периодов6. Правда, Орешников7, описывая монету с головой в аттическом шлеме, аналогичную по типам, не входящую в эту серию, но, вероятно, близкую по времени, допускал возможность видеть в ней изображение Ахилла Понтарха. Однако он упомянул об этом мимоходом, не настаивая на своем предположении. Датируется серия уже давно произведенным8 сопоставлением оборота крупнейшего номинала, изображающего скипетр, с аналогичным изображением скипетра на монетах боспорской Кесарии (тб. XLV, 12)9, которые, как явствует из самого имени города, принадлежат годам, непосредственно следующим за мероприятиями М. Агриппы на Боспоре и водворением Полемона на Боспорское царство, т. е. относятся к концу предпоследнего или к последнему десятилетию I в. до н. э. С другой группой относящихся также ко времени около начала нашей эры боспорских царских монет, носящих монограмму , объединяет ольвийскую серию последовательно проведенный прием снабжения каждого отдельного номинала головой особого божества с соответствующим ему атрибутом (тб. XLV, 2 сл.) 10, в целях отличения их друг от друга. По вопросу о том, какие номиналы составляют эту серию и как они назывались, трудно высказываться, так как, кроме веса, кстати сказать, очень неточного, мы не имеем никаких данных. В обращении серия оставалась довольно долго, как показывают надчеканки.
Следующая по времени серия 11 включает лишь два номинала: крупный,— с головой Тихи в башенном венце на лицевой стороне и орлом, собирающимся взлететь с ветки, на которой он сидит, на оборотной (тб. XXXIV, 6),— и малый номинал, имеющий на лицевой стороне бюст Аполлона с лирой, а на оборотной — традиционный ольвийский тип орла на дельфине. Обе монеты, помимо общности стиля, объединяются одинаковой формой городского имени — ΟΛΒΙΟΠΟΛΙΤ€(ΐ)Ν и присутствием на обеих монограммы и, вероятно, начальных букв магистратского имени 12. Крупный номинал часто носит надчеканку с фигурой орла, малый — с кадуцеем. Относительная хронология этой серии определяется тем фактом, что присутствие монограммы сближает ее с группой монет, носящих на лицевой стороне голову Зевса, на оборотной — фигуру сидящего орла с полураспущенными крыльями (тб. XXXIV, 7—10) 13. Эти монеты очень многочисленны и представляют значительное количество вариантов, отличающихся как поворотом фигуры орла на обороте то влево, то вправо, так и знаками в поле по сторонам орла, причем монограмма присутствует на всех. На лицевой стороне поворот головы Зевса вправо остается неизменным, но на некоторых вариантах она сопровождается скипетром и молнией, а на одном справа в поло рядом с головой Зевса помещается кадуцей (тб. XXXIV, 10). То обстоятельство, что все варианты, кроме последнего, часто встречаются с надчеканкой кадуцея, делает несомненным, что этот выпуск с кадуцеем в поле является наиболее поздним в группе, так как принимает в состав типа прежнюю надчеканку. Отсюда же вытекает, что серия, включающая вышеупомянутые монеты с бюстом Аполлона, носящие ту же надчеканку кадуцея, предшествует монетам с головой Зевса, а не следует за ними. С одним из вариантов именно этой группы монет, как сказано, совпадают в стиле и изображении оборотной стороны лучшие по исполнению статеры Фарзоя. В таблицах Пика остались неотмеченными несколько вариантов оборотной стороны 14, представляющих большой интерес. Они отличаются тем, что носят в поле над монограммой один из следующих четырех

1 IosPE, I2, № 42, 143.
2 IosPE, I2, № 187.
3 Там же, № 163, 189; ср., впрочем, дельфина постоянно сопровождающего бюсты Аполлона, вероятно, Простата, на позднейших монетах.
4 Там же, № 170, 192.
5Там же, № 128, 129.
6 Hirst, ИАК, в. 27, стр. 115 сл.
7 Нум. сб., III, стр. 53; ср. Pick, I, тб. X, 37.
8 Friedländer, NZ, II, стр. 283.
9 Нум. сб., III, тб. I, 11, 12.
10 Бертье-Делагард, 300, т. XXIX, стр. 136 сл.
11 Pick, I, тб. XI, 1, 2.
12 Кат. Ув., № 211, 214.
13 Ср. Pick, I, тб. XI, 4—6.
14 Орешников, ЗРАО, IV, тб. II, 5; Кат. Ув., № 206 сл.; Бур., тб. VI, 108—110, 112.

141

цифровых знаков: Q , Ζ, II, Θ (тб. XXXIV, 9). Поскольку каждый из этих четырех вариантов известен в достаточном количестве экземпляров, можно с уверенностью говорить, что вариантов с другими цифрами не выпускалось. Вопрос о значении этих цифр остается открытым. Знаками ценности они не могут быть уже потому, что никакого различия в размере или весе монет по мере изменения цифр не наблюдается. Самая последовательность цифр скорее наводит на мысль о нумерации однотипных серий или счете годов по какой-либо новой эре; но почему в таком случае счисление начинается с 6-ти и обрывается на 9-ти, объяснить затрудняюсь. Размер монет во всех сериях с головою Зевса одинаков; вес их в среднем держится нормы 4.76 гр, но при чрезвычайной его иррегулярности пределами колебаний можно считать 3.5— 8 гр. Во всяком случае, можно не сомневаться, что во всех сериях и выпусках имелся в виду лишь один номинал. Именно это обстоятельство, может быть, позволяет сделать попытку приблизительно наметить дату начала этих выпусков. Учитывая, что западные соседи Ольвии, города Мэзии, почти не чеканили своей монеты в I в. н. э., можно думать, что Ольвии приходилось ориентироваться на восточных соседей. Подробнее чеканкой Херсонеса и Боспорского царства в I в. мы займемся ниже. Здесь отмечу только, что и тут и там обращение более крупных монет, которые на Боспоре мы имеем веские основания назвать сестерциями и дупондиями, начинается со времени Флавиев, повидимому как результат кратковременного выпуска таких монет на Боспоре Нероном со своим именем π портретом вместо царского. В предшествующую же эпоху, особенно с конца правления Тиберия, преимущественно обращается монета меньшего размера, которую опять-таки на Боспоре мы можем с уверенностью назвать ассом. Вес этих ассов, сначала недалекий от римской нормы и дающий в среднем около 8 гр, при Котии I, в конце правления Клавдия и в начале правления Нерона, резко падает, нисходя до средней цифры около 6.5 гр, а в легковесных образцах опускаясь ниже 5 гр. Норма ольвийских монет с головою Зевса все же оказывается ниже. Но если, памятуя, что Ольвия не находилась в это время под контролем Рима, которому был подчинен и Боспор, допустить, что она пользовалась все той же основной единицей медной монеты, то разница между монетами с головой Тихи, средний вес которых составляет 6.15 гр, а пределы колебания весов 4.5—9.5 гр, и монетами с головой Зевса (средний вес 4.75 гр, пределы 3.5—8 гр), окажется такой же, как на Боспоре между ассами времени начала правления Котия I и позднейшими. В силу этого, предполагая, что выпуск монеты с головой Тихи имел место в правление Тиберия, я считал бы возможным относить начало чеканки монет с головой Зевса ко времени не ранее правления Клавдия.
То же сопоставление с Боспором и Херсонесом (чеканка крупных монет с EIPHNHC CEBACTHC при Домициане, тб. XXXVII, 8—11) делает вероятным предположение, что начало чеканки более крупных монет с головою или бюстом Аполлона на лицевой стороне и орлом на оборотной (тб. XXXIV, 12 сл. ) относится ко времени Флавиев. Что голова в лавровом венке, на этих монетах почти всегда сопровождаемая луком в горите или без горита, принадлежит Аполлону, а не Артемиде, как предполагал Орешников1, на мой взгляд, не может подлежать сомнению. Не только лук, наиболее подходящий атрибут для «стрельца Феба», как называют Аполлона Простата в посвятительной эпиграмме стратеги, считающие его своим покровителем2, но и встречающийся нередко под бюстом дельфин может быть связан только с Аполлоном, но не с Артемидой. Больше же всего говорит в пользу Аполлона следующее обстоятельство. На упомянутой выше небольшой монете времени Тиберия бюст Аполлона с лирой, ужо поэтому бесспорно идентифицируемый, имеет на обороте традиционный ольвийский тип орла на дельфине. Беспрестанное возвращение этого типа на монетах в различные эпохи делает несомненным предположение, что как в Истре, где эта роль удостоверяется помещением той же эмблемы во главе декрета в честь Аристагора3, так и в Ольвии это изображение играло роль городского παράσημον. Поскольку значительное количество монет из рассматриваемой нами теперь группы имеет на обороте ту же традиционную городскую эмблему орла на дельфине, более чем вероятно ее воссоединение на лицевой стороне с изображением одного из главных божеств ольвийского пантеона, Аполлона Простата, покровителя наиболее ответственной по обстоятельствам времени коллегии стратегов. Что же касается мотивов, приведших Орешникова к признанию в этом бюсте Артемиды, то надпись4, свидетельствующая о культе Артемиды в Ольвии, относится к III—II вв. до н.э., когда, как он сам указывает, мы имеем ряд несомненных изображений этой богини в различных монетных сериях. Возможность же распространить непонятные буквы ОРТ под обрезом бюста в одном из изображений в неподкрепляемый документально для Ольвии эпитет Артемиды Όρτυγία представляет слишком небольшое преимущество (тем более, что встречается и вариант ТРО). Ради него, во всяком случае, не стоит отказываться от естественно напрашивающейся идентификации.
В этой связи необходимо коснуться и монограммы , впервые появляющейся на серии монет с головой Тихи и бюстом Аполлона и систематически помещаемой на монетах с головой

1 Нум. сб., III, стр. 187 сл.
2 IosPE, I2, № 176.
3 Ср. Pick, I, тб. II, 20—26; тб. III, 1—4 и 10; Arch. Epigr. Mitt., VI, тб. III.
4 IosPE, I2, №l 190.

142

Зевса. В рассматриваемой нами теперь группе монет эта монограмма встречается лишь на одной серии, о которой речь будет ниже. Помимо давно ужо данной Латышевым расшифровки этой монограммы, Миннзом1 были предложены две других догадки — именно, что эта монограмма скрывает в себе наименования: Απόλλωνος Προστάτου или Άχιλλέως Ποντάρχου. Оба предположения высказывались Миннзом ввиду выставленных Орешниковым возражений против расшифровки Латышевым этой монограммы в πρώτος άρχων, в правильности которой я не вижу серьезных оснований сомневаться2. Дело в том, что, сколько я могу судить по довольно полному доступному мне материалу, случаи одновременного помещения монограммы и на монетах, вызывавшие возражения Орешникова, за исключением двух статеров Фарзоя, ограничиваются одной приведенной только что упомянутым автором монетой (тб. XXXIV, 16). Но круговая надпись на этой монете, восстановленная по более полному экземпляру, представляет Есть экземпляры монет, без сомнения одновременные, выпущенные при том же архонте (тб. XXXIV, 17)3, которые дают вариант легенды . Думаю, что самый простой способ согласовать между собою эти две бесспорно однозначащие легенды — признать в не отдельную монограмму, а лигатуру букв Π и А, предполагая имя архонта Σωπα(τρος?) или Σω началом имени, а Πα началом отчества. Что касается статеров Фарзоя, то такое совмещение обеих монограмм, при очень нечетких очертаниях их, наблюдается на двух наиболее грубых экземплярах, без сомнения, не греческой работы, не лишенных ошибок и в надписях, от которых, таким образом, трудно было бы ожидать точности в передаче и логичности в сопоставлении механически копируемых знаков. Напротив, то обстоятельство, что правильно сопоставленные самим Орешниковым ввиду тожества стиля статор Фарзоя из Парижского собрания и современная ему ольвийская медная монета дают на том же месте первый Л, а вторая АА, подтверждает гипотезу Латышева, что обе монограммы равнозначащи и вторая лишь сменяет первую4.
Пик размещает все монеты с головою Аполлона на своей таблице по величине, видимо не дифференцируя их хронологически. Наиболее ранней по времени выпуска, как сказано, относящейся к флавиевской эпохе, является средняя группа с традиционным орлом на дельфине на оборотной стороне. В нее входят фактически всего три серии медных монет с именами архонтов: АЛ, и (тб. XXXIV, 12, 15—17), четвертое имя архонта той же хронологической группы скрывается в монограмме серебряных монет (тб. XXXIV, 11), известных лишь в двух экземплярах и по весу своему, подобно крупной монете Инисмея, примыкающих к римским кистофорам. Медные монеты этой группы, вероятнее всего, представляют дупондий; заключить это можно как по среднему весу (9—10 гр), приближающемуся к нероновским дупондиям на Боспоре, так и по букве д, помещающейся в поле оборотной стороны на монетах архонта . Эта буква обращена в другую сторону, и поэтому, вопреки Латышеву, я не склонен связывать ее с остальной легендой и вижу в ней знак двух единиц. Поскольку Ольвия в своем монетном деле в данном случае ориентируется на Боспор, где отметка монет знаками ценности была усвоена еще с начала императорской эпохи, такое по в пример городам западного Причерноморья раннее появление знака ценности не должно удивлять. Монеты еще большего диаметра, имеющие при том же бюсте Аполлона на лицевой стороне, на оборотной — орла, стоящего на молнии, с венком в клюве и носящие имена Адоя Дельфова (тб. XXXIV, 13), Писистрата Дадакова5 и некоторые другие, еще не вполне выясненные, я склонен относить ко времени правления Антонина Пия по следующим мотивам. Появление на обороте взамен прежнего городского παρασημον уже чисто римского типа орла с венком в клюве, как знаменующее окончательное признание римской ориентации Ольвии, естественно после оказанной Антониной помощи городу против тавроскифов. В типологии соседней Тиры эта перемена, снабжение орла венком в клюве, происходит также впервые при Антонине (ср. тб. XXVIII, 21 и XXIX, 2). Латышев6, базируясь, правда, на эпиграфических данных, относил Адоя Дельфова к первой четверти II в. Лишь монеты этого последнего встречаются в большом количестве, причем очень часто в надчеканенном виде. Монеты Писистрата Дадакова, а тем более других, являются редкостью. Что монеты представляли собою сестерции, явствует как из их размера, так и из того, что при надчеканке они клеймились знаками ценности вдвое большими, чем монеты предшествующей группы. Монеты эти находились в обращении долгое время. Заключать об этом можно из обилия надчеканок на них. Орешников сопоставил7 три монеты: большую, носящую те же типы бюста Аполлона и орла с венком в клюве, с именем Анаксимена

1 Μinns, стр. 477.
2 Исследования, стр. 267 сл.; Орешников, ЗРАО, IV, стр. 8, тб. II, 6; Нум. сб., III, стр. 19.
3 Pick, I, тб. XI, 13, 14 (последний отчеканен тем же штемпелем лицевой стороны, что и экземпляр, приведенный Орешниковым).
4 Что буквы ТФ соответствуют praenomen и nomen Τίτος Φλίοοιος, Орешников, вероятно, прав; ср. стратега Т. Флавия Филумена, IosPE, I2, 136. Это лишний аргумент в пользу принадлежности всей группы монет к концу I в.
5 Pick, I, тб. XI, 7, 9; Нум. сб., III, тб. 23.
6 Исследования, стр. 269; ср. IosPE, I2, № 156 и 202.
7 Нум. сб., III, стр. 54; ср. 185.

143

Еврисивиева, и две меньшего размера о одним именем Анаксимена без отчества. Принадлежность двух последних одному выпуску и тожество на них магистратского имени не подлежит сомнению в силу единства очень грубого стиля их. К сожалению, нельзя с такой же уверенностью считать принадлежащей к той же серии и крупную монету, так как полного тожества в стиле нет, а имя Анаксимена повторяется в Ольвии часто. Между тем эти монеты меньшего размера, на лицевой стороне вместо головы Аполлона носят голову, в которой нельзя не опознать попытки, хотя и в грубых чертах, передать портрет М. Аврелия или его сына Коммода. Этим самым они, как и носящие ту же голову на лицевой стороне монеты с именем Дада Сатарова1, датируются 60-ми, может быть, вернее, 70-ми годами II вв., поскольку к этому времени относится частое пребывание М.Аврелия на дунайской границе. Малые монеты с именем Анаксимена интересны еще и потому, что носят цифры А и В, явно обозначающие номинал монеты: в две единицы — дупондий и в одну единицу — асс, что подтверждается средними весами их, соответственно: 5.71 гр и 3.14 гр. Вышеупомянутая монета Анаксимена Еврисивиева, весом в 12.00 гр, могла бы быть сестерцием, но, как сказано, в принадлежности ее к той же серии нет уверенности. Дупондий представляют также монеты с именами Сатира Артемидорова2 (ср. вес 5.32 гр) и Икесия Майакова3 (ср. вес 4.17 гр), причем в последнем случае достоинство монеты свидетельствуется большой буквой В во все поле монеты. Значительное падение веса по сравнению с того же достоинства монетами более ранними не должно удивлять: на Боспоре также в это время вес сестерция уменьшается вдвое. Монеты Сатира Артемидорова и Икесия Майакова носят на лицевой стороне голову Аполлона и должны, вероятно, предшествовать монетам Анаксимена. Те же два младшие номинала — средний вес: 5.46 гр и 3.37 гр— представляет непосредственно следующая за монетами Анаксимена серия с именем Дада Сатирова, относящаяся к концу правления М. Аврелия или к самому началу правления Коммода. В этой серии на обороте большего номинала мы впервые в Ольвии встречаем изображение главного бога Аполлона во весь рост с луком в одной руке и чашей (?) в другой, с калафом на голове,— изображение, может быть, воспроизводящее один из храмовых кумиров этого божества4. Этот мотив, новый для ольвийских монет, но вполне соответствующий общему направлению греческой монетной типологии императорской эпохи, мотив, носящий уже не эмблематический, а репродуцирующий характер, служит как бы переходом к следующим ольвийским сериям, в которых уже не головы, а целые фигуры божеств играют первенствующую роль. Эта последняя серия (тб. XXXIV, 18)5 датируется без затруднений: изображения стоящей Тихи и орла с венком на различных помипалах ее представляют разительное сходство с соответствующими изображениями на второй серии монет Тиры времени правления Коммода (тб. XXIX, 6), выпущенной едва ли ранее, чем на третий — четвертый год его правления, так что не остается сомнения в одновременности монет. Серия включает номиналы: Δ (4 единицы, средний вес 6.31 гр) — типы: Зевс на троне и стоящая Тиха; Л (2 единицы, средний вес 2.72 гр) — типы: бык и орел с венком в клюве; затем, два варианта монеты наименьшего номинала А (единица, средний вес 3.90 гр и 3.45 гр) — типы: 1) стоящий воин с копьем — кадуцей, 2) Аполлон, стоящий у колонны,— лира. Как видно, начиная с этой серии, Ольвия в манере обозначения номиналов монет, в весе их и типах следует за городами западного побережья, ближе всего за Тирой. Все монеты этой серии объединяются надписью, которая на наиболее отчетливых экземплярах читается: . Может быть, не будет слишком смелым, сопоставив эту надпись с декретом в честь Каллиефена Каллисфенова, исполнявшего должность архонта четыре раза 6, прочесть ее: "Αρχοντος Καλλισθένους τό δ. В таком случае в восседающем на троне Зевсе можно было бы с уверенностью видеть Зевса Ольвия, так как указанный Каллисфен был его жрецом. Из других изображений этой серии упомяну стоящую у колонны фигуру Аполлона, также, может быть, воспроизведение храмовой статуи, но уже не архаического кумира, а образца развитого искусства.
К этой серии в смысле типов непосредственно примыкают выпущенные Ольвией монеты с портретом Септимия Севера и членов его дома. Эта чисто императорская чеканка Ольвии, как указывалось, довольно малочисленна. Типы оборотных сторон — все те же мотивы, которые в предшествующей серии занимали обе стороны: сидящий Зевс и Тиха для сестерция, бык и орел для дупондия, стоящий воин (высказывать догадки, что это Ахилл, бесполезно, ввиду отсутствия доказательства) для асса. Новым является лишь номинал в три единицы с типом стоящего воина на оборотной стороне. Выделять ряд последовательных серий, как это удается для Тиры, в Ольвии не приходится. Мы имеем всего два варианта с портретами Севера высшего номинала в 4 единицы, два — с портретом Каракаллы, один в 4 и один в 3 единицы, два — с портретами Домны в 2 единицы и один с портретом Геты в одну единицу, т.е. едва ли более

1 Pick, I, тб. XI, 18, 19.
2 Pick, I, тб. XI, 15; Нум. сб., III, стр. 55, № 4, 5. Полагаю, что читать С ТРОY как Σατύρου дает достаточное основание IosPE, Ρ, № 142; ср. 176.
3 Pick, I, тб. XI, 16; Орешников, ИРАИМК, I, стр. 231.
4 Ср. Hirtst, ИАК, вып. 27, стр. 88; Pick, Jahrb. р. D. Arch. Inst, XIII, стр. 172.
5 Pick, I, тб. XI, 22, 23.
6 IosPE, I8, № 42.

144

чем одну серию, выпущенную, судя по титулатуре Каракаллы и Геты, между 198 и 207 гг. н. э. Монет, которые можно было бы с уверенностью отнести ко времени единоличного правления Каракаллы, нет. Не чеканила Ольвия монет также при Макрине и Элагабале. Ольвийская чеканка при Севере Александре более тщательна по исполнению, но также представлена лишь одной серией. Номинал в 4 единицы, носящий портрет Севера Александра, известен лишь в одном варианте с типом орла и венком на обороте (тб. XXXIV, 19); номинал в 3 единицы, снабженный портретом Маммеи,— в двух вариантах (сидящий Зевс и Тиха); номинал необозначенный, вероятно в 2 единицы, опять носящий портрет самого императора — в двух вариантах: обороты — 1) бык и 2) имя города в венке (тб. XXXIV, 20). Эти выпуски времени Севера Александра являются последними в истории города. При Максимине Ольвия так же, как π Тира, становится жертвой разгрома со стороны гетов, окончательно убивающего и без того начавшую хиреть городскую торговлю. Одна надпись и несколько римских императорских монет от последующих царствований не противоречат такому взгляду. Они свидетельствуют лишь о том, что в полуразрушенном городе временами размещались римские отряды1 и он сохранял, может быть, значение чисто военного форпоста, но не торгового пункта.
В заключение мне хочется бросить общий взгляд на монетное дело Ольвии в течение II века н. э. и коснуться попутно еще одного вопроса. Если предложенные мною идентификации номиналов монет и датировки верны, то развитие монетного дела Ольвии за этот период принимает следующий характер. На границе I и II в. выпускаются в течение значительного времени исключительно монеты в 2 единицы (дупондий) по высокой сравнительно стопе (около 10 гр); к концу первой половины II в. (Антонин Пий) — монетный выпуск с такой же исключительностью ограничивается крупнейшими номиналами (с очень широкими пределами колебания веса, 8—18 гр); далее, в 60-х — 70-х годах II века опять переход к чеканке меньших номиналов, на этот раз уже в две и в одну единицу и при значительно пониженных нормах (около 6 и 3 гр); наконец, повидимому с середины правления Коммода, выпуск целых монетных серий в три и четыре номинала, аналогичных городам западного Причерноморья. Если такой ход развития может показаться на первый взгляд мало естественным, то он выигрывает в правдоподобии при сопоставлении с современным положением монетного дела на Боспоре. Там точно так же можно наблюдать злоупотребление выпуском исключительно крупнейшего номинала медной монеты при Римиталке (131—153 гг.)и отступление от него с предоставлением первого места половинному номиналу, дупондию, при Евпаторе (154—170 гг.). Далее, и тут и там около середины правления Коммода происходит изменение в монетном деле, приводящее к выпуску новых, более обильных и разнообразных серий. Правда, эти реформы идут в разном, даже противоположном направлениях, и в то время как на Боспоре номинальное достоинство выпускаемых монет увеличивается в 3, 4 и более раз, в результате большого скачка по пути дальнейшей порчи, в Ольвпп новых более высоких номиналов не вводится, а напротив, уже со второй половины II в. внимание начинает уделяться давно уже не выпускавшемуся номиналу в одну единицу (асс), и он вводится со сравнительно незначительным понижением веса и в новую серию. Эту черту я считал особенно важным отметить, так как она характерна для специфически городской экономики Ольвии и свидетельствует о внимании к интересам рядового потребителя на местном городском рынке. Эти соображения и аналогия с Боспором помогут нам также и при установлении времени надчеканки ольвийских монет. Монеты с именами архонтов АЛ, и , а также монеты с ΑΔΟΟΥ, Δ€ΛΦΟΥ дают огромное, подавляющее количество экземпляров, снабженных надчеканками (тб. XXXIV, 14). Надчеканки эти на первых трех группах монет: кадуцей, А и Δ, нередко все три вместе 1, на последней — кадуцей, В и Н, также часто все три вместе1; совмещения А с Η и В с Δ я не встречал. Уже это сопоставление показывает, что обе группы монет соответственно расценивались в отношении 1 : 2. Предположение Уварова, что эти клейма были поставлены в период правления Элагабала, опровергнуто Латышевым3. Если бы надчеканка монет производилась уже после того, как были и обращении монеты с головою Севера, она никак не могла бы пройти бесследно для этих последних, и мы имели бы и их надчекапенные экземпляры. Напротив, предположение, что это клеймение производилось во второй половине II в., дает возможность предложить и логически естественное объяснение последовательности всех трех Надчеканок. Надчеканкой кадуцея было лишь продолжено обращение этих групп монет: поскольку первая группа монет представляла дупондии, а вторая сестерции, соответственные надчеканки на них букв А и В обозначают уменьшение их стоимости вдвое против первоначальной. Такое сохранение старой, сильно истершейся монеты4 в обращении одновременно с частичным погашением ее, как разумная, если учесть условный, неполноценный ха-

1 ИГАИМК, VI, вып. 4, А. Н. Зограф, Римские монеты в Ольвии.
2 Ср. Бур., тб. VII, 167; VIII, 172; Num. Chron., 1938, стр. 114, рис. 1.
3 Исследования, стр. 206.
4 Аналогию представляют сестерции Клавдия с надчеканкой DVP и его же дупондий с надчеканкой AS. Ср. Н. Mattingly, C.B. М., Roman Empire, V, стр. XXXI, пр. 4.

145

рактер этой меди, мера вполне вяжется с осторожным образом действий ольвийских властей в период правления М. Аврелия, сознательно отказывающихся от выпуска более крупных монет и ограничивающихся номиналами в 1 и 2 единицы: рядом с монетами Анаксимена и Икесия Майакова, снабженными большими буквами А и В, обращение этих, хотя и значительно более тяжелых, но очень стертых монет с такими же буквами в надчеканках покажется естественным. Но удержать это равновесие не удалось, и какое-то, нам неизвестное, событие, потребовавшее больших непредвиденных расходов, заставило вместо того, чтобы считать эти стертые монеты равными монетам А и В, спешно сделать из них опять-таки в порядке надчеканки знаками Δ и Η отсутствующие крупные номиналы к монетам А и В — сестерций и двойной сестерций, т. е. повторить операцию (см. ниже), произведенную на Боспоре Савроматом II, лишь с тою разницею, что в Ольвии она носила более мимолетный характер и, как естественно ожидать в кругу чисто городского хозяйства, не вызвала совершенного отмирания малых номиналов.
И еще один вопрос: можно ли на основании монет вывести какие-либо заключения об организации монетного дела в Ольвии и о том, каким магистратам оно было подведомственно. Латышев1 и вслед за ним Орешников считали доказанным для послегетской эпохи вхождение монетного дела в компетенцию коллегии архонтов. Вполне признавая правильность такого предположения, я считаю необходимым подчеркнуть, что этот вывод стоит в теснейшей и неразрывной связи с расшифровкой Латышевым монограммы в πρώτος άρχων, так как надписи АА,а тем более έπι'Ιχεσίου Μοαάχου и иные подобные, могли бы играть роль лишь датировки именем эпонимного магистрата. Но расшифровка Латышева, как говорилось, верна — в ее пользу прибавлю еще замену указанной монограммы на одной из монет с головой Зевса2 буквами П, которые уже ввиду одного своего порядка не мирятся с расшифровкой в Άχιλλέως Ποντάρχου или Απόλλωνος Προστάτου— с этой стороны все обстоит благополучно, и процитированные имена, если играют датирующую роль, то только между прочим. Но поскольку ежегодная смена архонтов неизбежно сообщает им и датирующее значение, бросается в глаза решительное несоответствие между столетним промежутком времени от Флавиев до Септимия Севера и малым количеством имен архонтов, сохранившихся на монетах, едва ли превышающим десяток, считая и все самые редкие, причем некоторые имена представлены очень обширным числом вариантов и экземпляров. Таким образом, если придерживаться предположения о годичной смене имен, то вывод возможен один, а именно, что выпуск монеты не составлял обязательной и регулярной функции коллегии архонтов, а производился ими по мере надобности, с большими перерывами, в иных же случаях потребность рынка в новых денежных знаках восполнялась возобновлением обращения старой монеты при помощи клеймения ее надчеканкой. В двух случаях такие надчеканки представляют кадуцей. Можно ли отсюда сделать вывод, что подобное продолжение обращения курсирующей монеты могло производиться распоряжением агораномов, покровителем которых считался Гермес Агорей?
В догетскую эпоху картина еще несравненно темнее. Из надписи ΟΙ ΕΠΤΑ на одной серии монет конца II в. до н. э. заключить о том, что монетное дело Ольвии, хотя бы лишь в этот период, находилось в ведении коллегии семи, нельзя. Самый факт упоминания имени этой коллегии и наряду с нею других личных имен на монетах тех же типов говорит скорее об эпизодическом привлечении коллегии к этому делу. Но наблюдения, только что сделанные над монетами послегетского времени, повторяются и здесь. Только одни «борисфены» по количеству вариантов (около 80) находятся в известном соответствии с 75-летним промежутком времени, на который они, повидимому, распространяются. Как рапсе, так и позже, ввиду малочисленности магистратских имен, мы неизбежно принуждены допустить опять-таки или выпуск монет с большими перерывами, или, что вероятнее, учитывая большое разнообразие таких мощных групп монет, как монеты с буквами ΒΣΕ и , длительное, во всяком случае, более года, нахождение монетного дела в руках одного магистрата. Надписи на монетах догетского периода более лаконичны, и поэтому естественно оиасспио что они без поддержки в эпиграфическом материале не дадут возможности решить этих вопросов и заставят ждать новых открытий. Все же надо надеяться, что проверка надписей, чтение которых все еще оставляет сомнения, на основе исчерпывающего материала Corpus'a окажет известную помощь в этом вопросе. Во всяком случае, некоторые из представляющихся непонятными нагромождений букв окажутся применяемыми уже в это время комбинациями сокращенных начертаний, как показывает эрмитажный экземпляр3 монеты типа, изображенного у Pick'a, тб. IX, 30, с надписью ΘΕΟΠΡΙΚ, которая едва ли может быть расшифрована иначе, как θεόπροπος Ίχεσίου.

1 Исследования, стр. 266 сл.
2 Тип: Pick, I, тб. XI, 4.
3 Собр. Эрмитажа, Ks 544.

Подготовлено по изданию:

Зограф А.Н.
Античные монеты. МИА, в. 16. М., Изд-во АН СССР, 1951.