Наша группа ВКОНТАКТЕ - Наш твиттер Follow antikoved on Twitter
121

Глава IX
МОНЕТЫ ОЛЬВИИ

1. Период обращения литой монеты

Если Тира в своем монетном деде, чрезвычайно скромном по масштабу, всецело примыкает к своим соседям с запада, то несравненно более широкое по размаху, в соответствии с гораздо более значительной экономической и политической ролью Ольвии, ее монетное дело с первых же шагов запечатлено оригинальными чертами. В то время как многие города Причерноморья начинают выпуск своей монеты сравнительно поздно, в IV в. и позже, Ольвия, наряду с Пантикапеем и Синопой, выступает на этом поприще значительно раньше, как увидим, вероятнее всего на границе VI и V вв. Поскольку монетой для крупной торговли во всем Причерноморье, а в частности и в Ольвии, уже рано сделался кизикин, самый факт начала собственной городской чеканки может учитываться, как симптом значительного экономического развития самой общины, образования в ней местного городского рынка, нуждавшегося в собственных средствах денежного обращения. Но самой оригинальной чертой, выделяющей Ольвию не только среди городов Причерноморья, по и в пределах всей древнегреческой нумизматики, является то, что она начинает свое монетное дело на основе дешевого металла, меди, и в силу этого долгое время пользуется в качестве денег крупными литыми медными монетами. Аналогичное явление мы встречаем в Средней Италии, и в частности в Риме, где монетное дело также начинается с литых полноценных медных ассов. Эту аналогию, благодаря которой за крупными литыми медными монетами Ольвии неправильно утвердилось наименование «ассов», я упоминаю потому, что она отчасти может оказать помощь при наблюдении дальнейших стадий в развитии литой монеты города. Но оговариваюсь, что и тут и там эти явления возникают самостоятельно, и ни о какой связи, а тем более заимствовании, не может быть речи, так как кратковременная история средне-италийского aes grave начинается лишь во второй половине IV в., когда в Ольвии, как увидим, выпуск литой медной монеты уже прекратился. В центральной Италии появлению круглой полноценной монеты, очевидно под влиянием и по образцу серебряной, давно уже воспринятой торговыми и, в особенности, приморскими городами, предшествовало обращение в качестве денег слабо обработанных брусков или совсем не обработанных кусков меди. Исконная денежная роль таких образцов, так называемых aes rude, удостоверяется находками их в доисторических погребениях у руки костяка в положении, в котором позже нередко встречаются монеты1. Этапы дальнейшей истории италийского aes grave, хотя абсолютная хронология его как раз в последнее время вновь подвергается пересмотру, в своем последовательном развитии все же не вызывают споров и представляют ряд ступеней постепенного падения веса под влиянием вытеснения полноценной медной монеты серебряной, с окончательным переходом первой на роль разменной к серебру. В Ольвии картина представляется значительно более сложной. Есть ли основания признать и здесь такую же исконную денежную роль меди? Для района нижнего Днепра мы принуждены предполагать это лишь по аналогии, так как прямых данных об аналогичных средне-италийскпх могильных находках, удостоверяющих денежные функции кусков меди, мы все же не имеем. Вопрос усложняется еще и наличием наряду с тяжеловесными литыми круглыми монетами бесчисленных ольвийских дельфинов (так называемых «рыбок», тб. XXX, 1, 2, 7—11), связанных с первыми единством техники и общностью одной из встречающихся на тех π других надписей — ΑΡΙΧΟ, ΑΡΙΧ. Но по своим размерам эти «рыбки» уже никак не могут быть признаны за полноценные медные деньги. Голубцов2, развивая мимоходом высказанное Гиллом предположение, что ольвийские дельфины служат представителями выродившегося обращения медных слитков, воспроизводит на тб. III, 1—5 ряд бесформенных медных слиточков из материалов раскопок в Ольвии, как возможных предшественников дельфинов. Но сам Голубцов

1 Н. Willers, Geschichte der römischen Kupferprägung, Lpz.— Brl., 1909, стр. 19 сл.
2 ИАК, в. 51, стр. 73.

122

оговаривается, что слитки эти не документированы и денежный характер их ничем не доказан. На мой взгляд, их малый размер и неправильные, изломанные контуры скорее говорят о случайном происхождении их от расплавившихся на огне медных изделий. Догадка Гилла покажется совершенно естественной, если вспомнить, что в собрании Британского музея находится литой дельфин большого размера (вес 103 гр, тб. XXX, I)1, по формально-техническим признакам (одна сторона рельефная, другая — плоская) вполне соответствующий наиболее ранней группе обычных ольвийских дельфинов и, таким образом, как будто свидетельствующий о том, что этим маленьким «рыбкам» предшествовали в обращении полновесные дельфины. К сожалению, однако, из всего доступного нам огромного ольвийского археологического материала мы можем в подкрепление к лондонскому экземпляру указать еще только два образца таких же больших дельфинов: в собрании Одесского музея (хвост обломан, вес 70.8 гр) и в Московском историческом музее (вес 71.5 гр), причем ольвийское происхождение обоих экземпляров вероятно, но не документировано. Правда, есть экземпляр большого дельфина, найденный при раскопках в Ольвии 1904 г., но вес его значительно ниже — всего 14.95 гр (тб. XXX, 2), в то время как вес обычных маленьких дельфинов чрезвычайно редко превышает 4 гр, а в среднем держится около 2— 2.5 гр.
С другой стороны, признание денежной роли ольвийских дельфинов пока что базируется только на присутствии на одной из групп их надписи ΛΡΙΧ, которую они разделяют с наиболее многочисленной группой литых монет, а также на находках «рыбок» в погребениях в руке или во рту костяка, т. е. в положении «обола Харона». Такие находки достоверно засвидетельствованы и в Ольвии, и на острове Березани 2. Приводимые Голубцовым в подтверждение денежных функций дельфинов якобы античные подделки их более чем сомнительны. Дельфинов на городище Ольвии находят чрезвычайно много: указанная Голубцовым цифра— «за три года около 200 штук» — явно преуменьшена. Мне пришлось просмотреть полностью нумизматические результаты проведенных на небольшой сравнительно площади раскопок 1926 и 1927 гг. В первом случае на 107 найденных монет пришлось 457 дельфинов, во втором на 84 монеты — 275 дельфинов. Мое личное впечатление от раскопок этих годов, в которых мне пришлось Припять участие, сводится к тому, что, начиная с определенной глубины, соответствующей ранее-эллинистическому и классическому слою, «рыбки» попадаются, почти как правило, на каждом квадрате, в общем количестве, часто превышающем десяток. Случается, что их находят и целыми группами. Только признание в этих «рыбках» пережиточной ступени первоначально полноценных медных денег в форме дельфинов, ступени, связанной с резким и окончательным обесценением их, могло бы объяснить это несравненное обилие их находок, не имеющее аналогии в каких-либо других денежных знаках древности. В таком случае и самый факт появления на дельфинах надписей (магистратов?), факт, если не считать некоторых одиночных и исключительных экземпляров монет, не имеющий прецедента в такую раннюю эпоху греческой нумизматики, можно было бы рассматривать, как симптом безнадежных усилий предупредить окончательное обесценение этих денежных знаков. Некоторые хотели видеть в дельфинах не денежные знаки, а обменные марки, своего рода тессеры, но это предположение едва ли давало бы более удовлетворительное объяснение: подобного рода знаки, ввиду их эпизодического характера, специального назначения и строго ограниченного круга обращения, никогда не обладают той, обусловленной традицией, могучей силой инерции, которая присуща деньгам и вынуждает нередко к продолжению на долгое время выпуска уже совершенно обесценившейся монеты.
Времени выпуска и обращения дельфинов, поскольку этот вопрос стоит в тесной связи с датировкой круглых литых монет, я коснусь ниже. По форме дельфины резко распадаются на две основных группы: 1) дельфинов односторонних или, вернее, плоскорельефных, у которых одна сторона имитирует боковую поверхность тела дельфина, другая же совершенно плоская и лишь снабжена надписью APIXO или ΘΥ (тб. XXX, 7, 8) и 2) двусторонних или обоюдорельефных, представляющих настоящие бронзовые модели дельфинов (тб. XXX, 9—11). Среди этих последних есть несколько разновидностей; одна из них, так называемые остромордые дельфины (тб. XXX, 9), была признана Голубцовым за воспроизведение особой породы дельфинов, Phocaena Vulgaris, так же как и более обычный Oelpliinus Delphis, принадлежащей черноморской фауне. Учитывая, что плавники у этих остромордых дельфинов всегда изображаются симметрически по сторонам туловища, на одинаковом расстоянии от морды, мне кажется более вероятным, что здесь изображен дельфин, как он представляется сверху, когда отчетливо видны оба боковых плавника. В пользу такого взгляда говорило бы, может быть, и то, что хвостовой плавник у подобпых дельфинов обычно дается в ракурсе с расположением лопастей его под острым углом друг к другу.
К первой из названных групп дельфинов теснейшим образом примыкают маленькие литые круглые монеты в виде колеса, на оборотной плоской стороне носящие надпись ΙΣΤ. В самом деле, они, подобно указанным дельфинам, представляют как бы односторонние модельки колеса

1 Minns, тб. II, 6.
2 ОАК, 1904, стр. 46; 1906, стр. 56; 1908, стр. 84.

123

(тб. XXX, 5, 6). Попытка Пика1 выделить эти монеты из ольвийских и отнести их к особому поселению «Гавани Истриан» справедливо отвергнута Орешниковым2. Следует отметить, что оба мотива, дельфина и колеса, культовое и символическое значение которых не подлежит сомнению, воссоединяются в типах и самой ранней серии крупных литых медных монет (тб. XXX, 3, 4); а равно и первых ольвийских серебряных монет с надписью EMINAKO, о которых речь будет ниже (тб. XXXII, 1).
Крупные литые монеты, подобно дельфинам, резко распадаются на две группы. К первой принадлежат монеты двух величин. Они имеют на лицевой стороне голову Афины, сопровождаемую дельфином в поле, на оборотной —
изображение колеса с буквами между спицами (тб. XXX, 3, 4). У всех этих монет половинки форм, в которых они отливались, изготовлены так, что одна, служившая для лицевой стороны, сильно углублена и представляет подобие чашечки, другая же, соответствующая оборотной стороне, является совершенно плоской крышечкой к этой чашке. Вторая группа, к которой принадлежат крупные монеты с Горгонеем (тб. XXXI, 1—3), и такие же, несомненно самые поздние, с головой Деметры (тб. XXXI, 4), характеризуется гораздо менее значительной, но одинаковой углубленностью половинок формы (тб. XXXI, 1 сл.). Монеты первой группы получают значительную выпуклость лишь с одной стороны и имеют скошенный край; монеты второй группы равномерно выпуклы на обеих сторонах и имеют заостренный край. Схематически, применяя терминологию оптики, первые можно уподобить плосковыпуклой чечевице, вторые — обоюдовыпуклой. Среди монет второй группы, как и среди обоюдорельефных дельфинов, нередки случаи, когда половинки форм при складывании смещаются, недостаточно точно покрывая друг друга. Результатом такого смещения у монет является уступчатый край с закраинами, а у дельфинов происходит сдваивание деталей — рыла и плавников. Среди монет первой группы таких смещений не наблюдается (правда, они значительно реже встречаются, и видеть их мне пришлось не так много), и отсюда, быть может, можно сделать вывод, что они изготовлялись поштучно, в то время как для монет второй группы применялись групповые формы, в которых несколько форм соединены канальцами, что позволяет одной отливкой выполнить несколько экземпляров монет. Останавливаюсь на этих технических подробностях, как на неопровержимом доказательство того, что вклинивать более примитивные по технике «ассы» с головой Афины в промежуток между объединенными единством техники другими двумя группами «ассов», как то делали Орешников и Голубцов, нельзя. Единственно, на мой взгляд, возможная последовательность такова: «ассы» с головой Афины (тб. XXX, 3, 4), «ассы» с Горгонеем (тб. XXXI, 1—3), «ассы» с головой Деметры (тб. XXXI, 4). В пользу такой последовательности говорит и еще одно соображение. На оборотной стороне крупных монет с Горгонеем изображен летящий орел с дельфином в когтях, а в свободных местах
поля размещены буквы . Такое радиальное расположение букв, не оправдываемое самим типом, становится понятным, если допустить, что эти монеты последовали за монетами, носящими тип колеса на обороте с естественным в этом случае размещением букв между спицами.
В абсолютной датировке тяжелых литых монет с головой Афины Голубцов, вероятно, прав, относя их выпуск ко времени Марафонской битвы. Следует, однако, заметить, что наиболее близкие стилистические аналогии ольвийские монеты находят не в самих декадрахмах, которыми была ознаменована победа Афин при Марафоне, а в непосредственно предшествующих им тетрадрахмах первого десятилетия V в. или самого конца VI в.3 С другой стороны, начало выпуска тяжелых монет с Горгонеем на границе 1-й и 2-й четверти V в. находит подтверждение в том, что ныне хорошо классифицированные монеты Олимпии дают как раз около этого времени аналогичную схему изображения летящего орла с распростертыми вверх и вниз крыльями 4. Обстоятельства находок этих монет на о-ве Березани не препятствуют, как думал Орешников 5, подобной датировке, так как последние раскопки на этом острове показали, что мнение об отсутствии на пем находок, относящихся ко времени позже VI в., и соответствующий вывод о запустении острова с этого времени несколько преувеличивает временный перерыв в жизни Березани, в действительности начавшийся не ранее середины V в. Эта группа крупных монет, вместе с принадлежащими, без сомнения, к той же серии двумя малыми номиналами (тб. XXXI, 1—3), отличающимися от крупного номинала лишь типом колеса на оборотной стороне, насколько можно судить по их обилию, была выпущена в большом числе и могла находиться в обращении вплоть до конца V в., а может быть, и позже. Косвенным подтверждением особой длительности и интенсивности обращения именно этой группы монет может служить то обстоятельство, что из всего ольвийского литья только ее представители неоднократно зарегистрированы как находки из кладов 6.

1 Pick, I, стр. 180.
2 Нум. сб., т. III, стр. 48.
3 I. Svoronos, Tresor des monnaies d'Athenes. München, 1923, тб. VI, 5 и сл.
4 G. Sеllmаn, The temple coins of Olympia. Nomisma, VIII, стр. 35, 34 и сл., тб. VI.
5 ИРАИМК, I, стр. 222.
6 Нум. сб., т. I, стр. 90. — Ольвия, подробности обстоятельств находки маловероятны. В. Гошкевич, Клады и древности Херсонской губ., стр, 60, — c. Куцуруб близ Очакова. По архивным данным П. О. Бурачков а, на берегу р. Буга, между сс. Козыркой и Богдановной.

124

С известной уверенностью мы можем говорить о дате крупных литых монет с головой Деметры (тб. XXXI, 4). Совпадение в композиции и стиле типа их оборотной стороны — орла с распущенными крыльями, стоящего на дельфине,— с подобным же типом серебряных ольвийских статеров (тб. XXXII, 2) (о них ниже), делает естественным вывод, что обращение их непосредственно примыкает к обращению этих последних и отчасти, может быть, современно ему, т. е. относится к середине и началу 3-й четверти IV в. Параллельное обращение серебра и полноценной меди, как увидим, было в Ольвии довольно долговременным.
Малые монеты более позднего стиля с Горгонеем на лицевой стороне и орлом, клюющим в голову дельфина (тб. XXXI, 5), Орешников1 склонен был помещать между крупными монетами с Горгонеем и крупными же монетами с головой Деметры, относя их к V в. Ранее и я в относительной хронологии ольвийского литья держался того же взгляда. Учитывая, однако, что в Риме переход медной монеты на подчиненную роль разменной к серебру совершился не сразу, а путем постепенной редукции ее веса, мы в праве предположить такие же промежуточные ступени и в Ольвии. В технике малых монет с Горгонеем названной группы, достаточно резко отличающейся от техники крупных монет с головой Деметры и не позволяющей считать их одновременными и принадлежащими к той же серии младшими номиналами, в то же время обнаруживаются признаки небрежной работы — частые случаи недостаточного заполнения форм и в силу этого неравномерная толщина и неровность контуров монет, отсутствие всяких попыток сгладить следы отрубов на месте литников и др. Если принять во внимание, что такие черты небрежности скорее всего могут характеризовать заключительную стадию развития литой монеты в Ольвии — ее вырождение, то представляется наиболее естественным отнести выпуск этих монет к концу IV в. и видеть в них представителей редуцированной до 1/5 своего прежнего веса той же монетной единицы, которая в предшествующих сериях была представлена крупными «ассами». Такой датировке не противоречит близость этих монет по размеру к малым номиналам серии V в.2, поскольку средние веса этих групп различны (22 гр и 28 гр). Бертье-Делагард неправ, объединяя их в одну группу, искусственно подгоняя под один номинал и выводя из обеих среднюю цифру в 25 гр. Не противоречит такой датировке и стиль, достаточно реально трактующий уродливые черты Горгопоя, а композиция типа оборотной стороны и его надписи ΟΛΒΙ, ΟΛΒΙΟ, сближающие эти монеты с уже чеканенными медными монетами IV в., лишь подтверждают ее.
Вернусь к вопросу о взаимоотношении литых монет с дельфинами. Голубцов3 представлял картину развития так, что дельфины с надписью ΑΡΙΧΟ являются последними в этой группе денежных знаков и что заслуга магистрата-реформатора, имя которого начинается с этих букв, заключалась в замене на границе VI π V вв. обесценившихся дельфинов крупными полноценными литыми монетами, которые этот магистрат также украсил своим именем. На деле, как мы видели, с технической стороны дельфины с надписями ΑΡΙΧΟ и OY, как и круглые монетки с надписью ΙΣΤ, будучи односторонними, примыкают к крупным монетам с головой Афины, в то время как гораздо более многочисленные и разнообразные обоюдорельефные дельфины, лишенные надписей, разделяют черты техники последующих групп литых монет. В противовес мнению Голубцова, я склонен думать, что если дельфины действительно представляют денежные знаки, то изготовление нх не прекратилось с началом выпуска круглых литых монет, но они продолжали обращаться и далее, в V и IV вв., в качестве мелких разменных знаков, вплоть до того времени, когда, с конца IV в., их заменили в этой роли уже чеканные медные монеты. Вышеуказанное сопоставление по техническим признакам с литыми крупными монетами дает нам для дельфинов с надписями (и монеток с ΙΣΤ) приблизительную дату: конец VI — начало V в., для остальных анэпиграфных дельфинов — V и начало IV в. Подтвердить или отвергнуть эту датировку могли бы стратиграфические данные находок, но, подчеркну, только групповых находок дельфинов, ибо стратиграфия отдельных экземпляров, в этом приходится согласиться с Голубцовым, в силу малого размера и веса дельфинов, облегчающего передвижение их в пределах слоев и помимо перекапывания почвы, ничего не дает.
Что касается надписей на дельфинах и первых сериях литых монет, то попытки толковать их как обозначения товаров, соответствующих покупательной силе знака, давно оставлены, и все исследователи последнего времени видят в них начальные слоги имен магистратов. Если ОТ, ΠΑΪΣ и ΙΣΤ легко распространяются в ряд собственных имен, то ΑΡΙΧ, ΑΡΙΧΟ, не засвидетельствованное не только в ольвийской, но и вообще в греческой ономатологии, представляет с этой стороны известное затруднение4. Затруднение увеличивается еще тем, что вышеприведенная хронология дельфинов

1 ИРАИМК, I, стр. 223.
2 Бертье-Делагард, Нум. сб., I, стр. 72.
3 ИАК, вып. 51, стр. 77.
4 Лишь в одной тарентской надписи IV — III вв. до н. э. читается имя Fapixος. Bachtel, Die historischen Personennamen des Griechischen. Halle, 1917, стр. 580.

125

и питых монет нарушает непосредственное соприкосновение между дельфинами и монетами, снабженными этими буквами, и принуждает допустить возвращение этого магистрата к должности, спустя некоторый промежуток времени, или существование двух разновременных магистратов с тем же редким именем. С другой стороны, прием снабжения монет магистратскими именами, как указано, не находит прецедентов в греческой нумизматике в такую раннюю эпоху. По крайней мере, те мотивы, которые вызвали с конца V в. широкое распространение этого приема в различных городах, именно, необходимость с помощью имен ответственных лиц, как дифферентов, различать ставшие обильными выпуски совершенно однородных и однотипных монет, в Ольвии, повидимому, отсутствовали, поскольку всякий раз тому или другому имени соответствует своеобразная π по типу и по форме серия денежных знаков. Только отдельные буквы, встречающиеся на носящих уже и имя города ΟΛΒΙΗ оборотных сторонах монет с головой Деметры (тб. XXXI, 4), могут играть роль таких дифферентов. Самый факт помещения надписей, как замечено выше, находит в Ольвии иное объяснение: дельфины, как выродившаяся форма денег, нуждались в подтверждении своей платежной силы, и этому назначению могло служить, между прочим, помещение на них имени достаточно авторитетного лица. Только с вышеприведенными оговорками можно успокаиваться на толковании этих надписей как собственных имен, поскольку иной, более удовлетворительной расшифровки их пока нельзя дать.
Нельзя оставить без внимания труднейший из-за отсутствия отправных точек, помимо веса самих монет, вопрос о ценности и номиналах литых монет Ольвии. Много труда и остроумия положил на его выяснение Бертье-Делагард1. Его крупная заслуга заключается в подборе обширного весового материала и сведении его в синоптическую таблицу. Но выводы его, как построенные на неправильных предпосылках — произвольном признании всех литых монет выпущенными в IV в., и столь же необоснованном убеждении в исконности и незыблемости для Ольвии деления обола на 8 халков — приемлемы лишь частично. Один взгляд на его табличку весов обнаруживает, что подчинить литые монеты всех серий единой проникающей их системе деления основной единицы на 8 частей, как то делает автор, не удается без серьезных натяжек. Мне представляется на основании тех же весовых данных2 естественным следующий вывод. Основная единица, представленная самой крупной монетой и отправляющаяся от нормы близкой к 120 гр, остается, если не считать незначительного последовательного отставания от исходной цифры, неизменной вплоть до середины IV в. и только в последней серии конца IV в. подвергается редукции до 1/5 своей прежней величины. Рядом с этими крупнейшими монетами в первой серии (с головой Афины, тб. XXX, 3, 4) отливаются монеты в 1/3 основной единицы (ок. 40 гр)1, во второй серии (с архаическим Горгонеем, тб. XXXI, 1—3) монеты в 1/4 и 1/8 той же единицы (ок. 30 и 15 гр). В третьей (с головой Деметры, тб. XXXI, 4) и редуцированной последней (с Горгонеем позднего стиля, тб. XXXI, 5) сериях подразделения основной крупной единицы не отливались, вероятно, потому, что в это время уже вошла в обиход чеканенная медная монета. В том, что основная крупная единица ольвийской литой монеты представляет полноценный медный обол, Бертье-Делагард, вероятно, прав. При таком допущении рацио меди к серебру выражается пропорцией 120 : 1, близкой к нормальному для классической эпохи Греции отношению обоих металлов. За это говорит также и отсутствие в ольвийской чеканке мелкого серебра. Косвенное подтверждение эта догадка находит и в том, что в поздне-эллннистическую эпоху крупнейший номинал медной монеты, во всем северном и южном Причерноморье, также вытесняющий мелкое серебро, по всей видимости, представляет тот же обол. Таким образом, Ольвия лишь значительно раньше, чем другие области Причерноморья, использовала широкие возможности меди в денежном обращении, что при исключительной и, вероятно, исконной денежной роли этого металла на нижнем Днепре было естественным. Но вопрос, как назывались подразделения этой основной единицы и оставался ли принцип этого деления неизменным в течение всего почти двухвекового развития литой монеты в Ольвии, мы пока, за отсутствием отправных данных, должны оставить открытым. То обстоятельство, что в первой серии мы встречаем малый номинал в 1/3 основной единицы, а во второй — в 1/4 и 1/8 ее, говорит скорее за смену шестеричного деления делением на четыре.
Прав Бертье-Делагард и в том, что обращение литой монеты в Ольвии на значительном протяжении ее истории сочетается с обращением серебряной монеты. Выше уже говорилось об одновременности литых монет с головой Деметры с имеющими тожественный тип оборотной стороны статерами. Но и для более ранней серии литых монет с Горгонеем мы можем указать современные им серебряные статеры. Это статеры эгинского веса (средний вес 11.73 гр) с фигурой Геракла и надписью ΕΜΙΝΑΚΟ на лицевой стороне и колесом, сопровождаемым четырьмя дельфинами в углах углубленного квадратного поля на обороте (тб. ХХХ11,1). Находки этих монет только в Ольвии (причем

1 Нум. сб., I, стр. 54 сл.
2 Там же, стр. 72.
3 IV весовую группу Бертье-Делагарда (средний вес 71 гр) следует исключить; те экземпляры этой монеты, которые мне пришлось видеть, представляют подделки.

126

последняя находка — небольшой клад в 16 монет) делают и при отсутствии на них городского имени принадлежность их Ольвии бесспорной. Ранее они приписывались неизвестному фракийскому династу, причем указывалось на сходство их якобы с монетами Фракии и Македонии1. Этого сходства нив фактуре, ни в типе, на мой взгляд, нет. Геракл на этих монетах изображен не стреляющим из лука, а натягивающим тетиву на лук. К сожалению, именно одинокое положение этих статеров с точки зрения фактуры и отсутствие убедительных аналогий с технической стороны не дают возможности более точно датировать их. Можно только сказать, что наличность резко выраженных следов архаического quadratum incusum позволяет возводить их еще ко второй половине V в. и что соединение в типе оборотной стороны колеса и дельфина, элементов, свойственных также и типологии второй серии литых монет, дает возможность допустить их одновременность. Близость обеих групп монет подтверждается еще и отсутствием тут и там имени города и заменой его личными (магистратскими?) именами APIX и EMINAKO. Довольно длительное совместное обращение серебра и меди в Ольвии едва ли может нас удивить. Оно не только имеет аналогию в параллельных сериях так называемых римско-кампанских монет и либральных ассов (тб. XIX, 5 сл.) на заре римского монетного дела, но для Ольвии оно прямо свидетельствуется словами надписи из Анадолу-Кавак2-, предписывающей условия обмена чужестранной монеты: προς то νόμισμα της πόλεως προς τον χαλκον και το άργϋριον το Όλβιοπολιτικόν. Вряд ли в декрете стали бы упоминать о мелкой разменной медной монете. Декрет этот, датируемый Латышевым началом IV в., исключительно важен, как живой свидетель крупной роли в ольвийской торговле кизикинов, отдельные находки которых на территории города неоднократно засвидетельствованы 3. Декрет много раз комментировали и в специально нумизматических и метрологических целях. Т. Рейнак 4 и Бертье-Делагард5 пытались выводить из него рацио электра и серебра в первой половине IV в. Учитывая возможность двоякого восстановления несохранившегося числительного — кизикин предписывается обменивать соответственно на 10 1/2 или 11 1/2 статеров — оба автора принуждены допускать и две цифры этого рацио, в первом случае около 1:8, во втором—около 1 : 9. Фидебант6, при исследовании того же вопроса, холодно относится к документу, упоминает его лишь мимоходом и считает, что непомерно высокий, по сравнению с предполагаемым на основе других данных, курс кизикина в Ольвии объясняется плохим качеством ольвийского серебра. Хотя суждение Фидебанта о качестве ольвийского серебра основывается на поздне-эллинистических монетах и по отношению к IV в. безусловно преувеличено, я склонен по несколько иным основаниям разделять его скептицизм в использовании этого декрета для общих выводов о взаимоотношении ценности металлов. Декрет, как сказано выше, отражает эпоху совместного обращения в Ольвии серебра и полноценной меди. Статеры с надписью EMINAKO (тб. XXXII, 1) и современные им литые монеты с APIX (тб. XXXI, 1—3), как относящиеся к V в., едва ли могут быть сопоставлены с этим декретом. Однако и во второй группе монет совместного обращения, принадлежащей времени около середины IV в. и более близкой к дате декрета, ό χαλκός Όλβιοπολιτιχός — литые монеты с головой Деметры (тб. XXXI, 4) несравненно ближе знакомы нам, чем другая половина этой биметаллической пары — τό'αργύριον Όλβιοπολιτιχόν. Статеры с головой Деметры (тб. XXXII, 2, 3), если собрать все рассеянные по разным собраниям экземпляры, едва ли превысят два с половиной десятка. При этом они чрезвычайно разнятся между собою не только по стилю и качеству исполнения, но часто даже и по качеству металла, а поэтому мало подходят к роли устойчивого и неизменного мерила ценности, каким была серебряная монета в собственно Греции. Короче говоря, вопреки настояниям Бертье-Делагарда, серебряная монета в Ольвии никогда не играла первенствующей роли, и в рассматриваемый нами период (в этом неизбежно убеждаешься при попытке конкретно представить себе на основе наличного материала картину городского денежного рынка) количество находившихся в обращении медных литых монет должно было быть очень значительным, а привлечение их к размену кизикина естественно могло вызывать и его необычно высокий, но только в условиях данного места, курс. По той же причине малочисленности и ограниченности в своем обращении серебряных ольвийских статеров представляется неприемлемой недавняя попытка X. Шмитца 7 истолковать этот декрет, как предупредительную меру против вывоза серебряной монеты из города. Подобное предусмотрительное мероприятие ольвийских вла-

1 А. В. Орешников, Описание древнегреческих монет Моск. ун-та, М., 1891, стр. 15; ср. А. S а 11 е t, Ζ. f. Ν., III, стр. 133; Бертье-Делагард, Нум. сб., I, стр. 58, пр. 2.
2 IosPE, I2, JVs 24; АСПИ, № 564.
8 В 1924 г. приобретена в Па рутине кизикская гекта. Ср. Г. Штейнвинд, Кизикский гект Од. исто-рично-археологичного музею. В раскопочных материалах Б. В. Фармаковского также имеется кизикская гекта, приобретенная в Парутине в 1907 г. Ср. Р. В е-с k е г, Verzeichnis altgriechisoher und römischer Münzen. Berlin, 1881, стр. 31, № 487, 488. Ср. также Б у-рачков, стр. 17.
4 L'histoire раг los monnaics, стр. 68.
5 Нум. сб., I, стр. 56, ср. Штейнвинд, указ. соч.
6 О. Viedebandt, Forschungen zur Metrologie d Altertums. Abh. d. Phil.-bist. Kl.'d. Sachs. Akad.d. Wiss. XXXIV, 1917, стр. 105.
7 Η. Schmitz, Ein Gesetz d. Stadt Olbia zum Schutze ihres Silbergeldes. Freiburg, 1925.

127

стей могло бы последовать лишь в результате прецедентов такого вывоза, но фактов обильного нахождения где-либо далеко за пределами города ольвийских серебряных монет, которые свидетельствовали бы о спросе на них, мы пока не имеем.

Подготовлено по изданию:

Зограф А.Н.
Античные монеты. МИА, в. 16. М., Изд-во АН СССР, 1951.



Rambler's Top100