64

Глава III

ВОЕННОЕ ДЕЛО В АНТИЧНЫХ ГОСУДАРСТВАХ СЕВЕРНОГО ПРИЧЕРНОМОРЬЯ С VI НО I в. ДО Н. Э.

1. Главные события военной истории северопонтийских государств ..64
2. Войско, его организация, вооружение и техника .... 69
3. Фортификация и осадное дело ... . 91
   
4. Военный флот .....110

1. ГЛАВНЫЕ СОБЫТИЯ ВОЕННОЙ ИСТОРИИ СЕВЕРОПОНТИИСКИХ ГОСУДАРСТВ

Более суровое по климату, чем теплые страны восточного Средиземноморья, северное побережье Понта обладало значительными природными богатствами: обширными землями, которые могли служить плодородными полями и хорошими пастбищами, изобилием рыбы и другими средствами существования. Это привлекало греческих переселенцев из метрополии, основавших в VI—V вв. до н. э. ряд городов-государств на северном берегу Черного моря. Приходя на новые места,греческие переселенцы приносили социально-экономический строй, жизненный уклад, обычаи и культуру, характерные для метрополии. Естественно, что так же должно было обстоять с вооружением и военным искусством.

Однако исторические условия, в которых существовали и развивались античные города Северного Причерноморья, значительно отличались от условий, имевших место в эллинской метрополии, где греки сплошь заселяли сравнительно большую территорию. За исключением берегов Керченского пролива, где античные населенные пункты были расположены довольно густо, греческие города растянулись по северному побережью Понта на значительном расстоянии друг от друга. Прерывистой цепочкой они окаймляли обширные степи нашего юга, населенные в древности многочисленными племенами, среди которых в рассматриваемое время наибольшее значение в Северном Причерноморье имели скифы, а в Прикубанье — меоты.

Соседство этих племен, резко отличавшихся по этническому составу, хозяйственному укладу, культуре и военному искус

65

ству от греческих переселенцев, определило своеобразие условий, в которых пришлось существовать северопонтийским городам. Взаимодействие между местными племенами и античными городами Северного Причерноморья в конечном счете привело к ряду существенных отличий последних от метрополии. Это своеобразие проявилось в различных сторонах жизни античных государств, находившихся на нашем юге; не могло оно не отразиться и на военном деле.

Уже самое возникновение греческих городов на берегах Понта в той или иной степени было связано с вытеснением местных обитателей. Античная традиция сохранила об этом, правда, несколько смутные воспоминания¹. В этих условиях с весьма раннего времени возникла необходимость сооружать оборонительные стены вокруг северопонтийских городов. Так, по всей видимости, к VI в. до н. э. относятся первые укрепления Пантикапея и во всяком случае еще некоторых боспорских городов; стены Ольвии с башнями и воротами несомненно существовали в первой половине V в. до н. э.². В последующее время укрепления этих городов старательно поддерживались и расширялись.

На всем протяжении истории северопонтийских городов мирные взаимоотношения их с местными племенами, видимо, нередко прерывались военными столкновениями. При таких столкновениях войскам городов приходилось иметь дело с противником, резко отличавшимся по вооружению, строю и всему характеру военного искусства от греков. Это ставило северопонтийских эллинов в иные условия, чем их сородичей на Балканском полуострове, которые воевали по преимуществу с другими греческими государствами, обладавшими однотипными вооруженными силами и применявшими в основном схожие приемы ведения войны. Положение вооруженных сил северопонтийских городов несколько приближалось к тому, в котором находились войска малоазийских греков, по большей части сталкивавшихся с легковооруженным противником, широко применявшим метательное орудие. Ниже неоднократно придется говорить о том, как это отразилось на военном деле государств Северного Понта.

Помимо войн с местными племенами, иногда имели место вооруженные столкновения и между самими северопонтийскими государствами, как, например, война между Боспором и Феодосией, закончившаяся покорением последней в IV в. до н. э.

¹    Страбон (XI, 2, 5) сообщает, что обитавших на Боспоре киммерийцев вытеснили скифы, а скифов изгнали эллины. По сохраненному Афинеем (Athen. Deipn., XII, 523 f) свидетельству Эфора, «милетяне, пока не предались роскоши, побеждали скифов... и заселили славными городами Понт Евксинский».
²    Herod., IV, 78—79.

66

Кроме этих внешних условий, вызывавших иногда необходимость защититься, а иной раз стремление нападать, северопонтийские государства, подобно полисам метрополии, нуждались в наличии вооруженных сил, чтобы держать в подчинении рабов, потребных для их хозяйства.

В. И. Ленин указывал, что «государство, как особый аппарат принуждения людей, возникало только там и тогда, где и когда появлялось разделение общества на классы...» ¹. Одним из важнейших средств принуждения угнетенных являются войска. Несомненно, что и в северопонтийских государствах вооруженные силы выполняли эту функцию в интересах господствовавшего класса. В античных государствах Северного Причерноморья и в метрополии рабы иногда выходили из повиновения² и этим создавали большую угрозу для их господ. Все это приводило к тому, что военное дело в жизни северопонтийских городов имело большое значение.

Как отмечалось выше, на развитие военного дела в метрополии значительное влияние оказали войны, которые приходилось вести грекам с фракийцами, персами и другими народами Передней Азии.

Равным образом, местные племена сыграли существенную роль в развитии военного дела античных государств Северного Причерноморья. Мы можем с уверенностью говорить о таком воздействии в IV в. до н. э., но вполне возможно, что оно имело место и значительно раньше. Ведь северопонтийским городам с первых же веков их существования постоянно приходилось иметь дело со скифами, меотами и другими местными племенами, иногда как с врагами, а иной раз как с союзниками.

Античным государствам Северного Причерноморья приходилось неоднократно вести войны со своими соседями. Нужно думать, что возникновение эллинских городов на Северном Понте не обошлось без вооруженных столкновений с местными племенами. Как уже говорилось раньше, Геродот³ упоминает о зимних походах скифов с Таврического полуострова в Синдику, происходивших примерно в первой половине V в. до н. э.; во время таких походов военные действия могли коснуться и бос-

¹    В. И. Ленин. Соч., т. 29, стр. 438.
²    Так, в Ольвии в III в. до н. э. имело место бегство рабов к подступавшим к городу врагам — галатам и скифам (IOSPE, I², № 32). На Бое-поре в конце II в. до н. э. вспыхнуло успешно осуществленное восстание рабов под предводительством Савмака, которое позднее было подавлено войсками понтийского царя Митридата Евпатора (С. А. Жебелев. Последний Перисад и скифское восстание на Боспоре. ВДИ, 1938, № 3, стр. 65 и сл.).
³    Herod., IV, 28.

67

порских городов, во всяком случае расположенных к востоку от Керченского пролива.

Однако северопонтийские государства вели войны не только с местными обитателями. Так, в начале IV в. до н. э. шла война между Боспорским государством и Феодосией. Правитель Бос-пора Сатир I умер (в 389/8 г. до н. э.) во время осады Феодосии¹. Покорение этого города и включение его в Боспорское государство произошло при Левконе I (389/8 — 349/8 гг. до н. э.)². Войны с Феодосией привели Боспор к военным столкновениям с Гераклеей, которая, видимо, неоднократно присылала свой флот на помощь феодосийцам³.

Включение в состав Боспорского государства при Левконе I синдов, торетов, дандариев и псессов ⁴ вряд ли могло быть осуществлено без применения вооруженных сил⁸. В дальнейшем состав племен, входивших в Боспорское государство, временами менялся, что также, вероятно, было связано с отпадениями или завоеваниями⁶.

В первой половине правления Перисада I (349/8 — 310/9 гг. до н. э.) Боспору пришлось вести войну со скифами⁷. В 310/9 гг. до н. э. на Боспоре разгорелась междоусобная война между сыновьями Перисада I: Сатиром, Пританом и Евмелом. В этой войне приняли участие скифы и фатеи⁸. Одержавший победу над братьями и утвердившийся на боспорском престоле Евмел в течение своего кратковременного правления (310/9—304/3 гг. до н. э.) вел войну против разбойничавших на море ахайев, ге-ниохов и тавров⁹.

Последующая история Боспора в III—II вв. до н. э. значительно более скудно освещена доступными нам источниками. Однако вряд ли это время было более спокойным. Незадолго до конца II в. до н. э. Боспору приходилось платить дань «варварам»¹⁰. Вряд ли Боспор стал данником без всякого сопротивления. В конце II в. до н. э. на самом Боспоре разразились бур-

¹    Schol. Demоsth. contra Lept., 33 (SC, 11,370); Harpocrat., S. V. Θευδοσία.
²    В. Latyschev. Brevis conspectus historiae regni Bosporani, IOSPE, II, стр. XX и сл.
³    Polyaen. Strat., V, 23; VI, 9, 3—4. Ps, Aristot. Oecon., II, 1347, b.
⁴B. Latyschev. Brevis conspectus historiae regni Bosporani, IOSPE, II, стр. XXI.
⁵    Отголоском этих событий является рассказ Полиэна о военных подвигах меотянки Тиргатао (Polyaen. Strat., VIII, 55).
⁶    В. Latyschev. Brevis conspectus historiae regni Bosporani, IOSPE, II, стр. XXIV, XXVII.
⁷    Demosth, XXXIV, 8.
⁸ Diod., XX, 22.
⁹    Diod., XX, 25.
¹⁰    Strab., VII, 4,4.

68

яые события¹: рабы, восставшие под предводительством Савмака, захватили в свои руки Пантикапей и Феодосию, что вызвало поход понтийского полководца Диофанта, подавившего восстание и присоединившего Боспор к державе Митридата Евпатора. В 80-х годах I в. до н. э. боспорцы восстали и свергли власть Митридата, но через некоторое время снова были вынуждены подчиниться². Позднее, после того как потерпевший неудачу в борьбе с Римом Митридат обосновался на Боспоре, там в 63 г. до н. э. снова вспыхнуло восстание³. Первой выступила Фанагория, к ней присоединились другие города; восстание увенчалось успехом и привело к гибели Митридата. Последующая история Боспора была также достаточно богата военными столкновениями.

История Херсонеса в рассматриваемый период менее освещена. Однако у нас нет оснований полагать, что херсонесцы воевали меньше, чем боспорцы. Прежде всего следует отметить, что один из городов, входивших в Херсонесское государство,— Керкинитида — существовал еще до основания Херсонеса⁴. Вероятно, Керкинитида была подчинена в конце IV в. до н. э. и вряд ли это произошло совершенно мирным путем. Упоминание в 1ражданской присяге херсонесцев⁵ о землях, которыми владели херсонесцы, допускает предположение, что к тому времени (начало III в. до н. э.) какие-то территории были утрачены, скорее всего в результате военных действий. Одна из херсонесских надписей III в. до н. э. упоминает о нападении неприятелей на херсонесцев во время празднества в честь Диониса⁶. Во II в. до н. э., видимо, имели место войны со скифами, ьо время которых часть херсонесской территории была захвачена. Такая участь постигла города: Керкинитиду, Прекрасную гавань и Стены. В конце II в. до н. э. сильно стесненный скифами Херсонес обратился за помощью к Митридату Евпатору. Посланное последним войско под командой Диофанта совместно с херсонесцами разбило скифов⁷. После этого Херсонес наряду с Боспором был включен в царство Митридата.

Немало войн и осад пришлось вынести и Ольвии. Вероятно, в 331—330 гг. до н. э.⁸ ее безуспешно осаждал⁹ с тридцатиты-

¹    С. А. Жебелв. Последний Перисад и скифское восстание на Боспоре. ВДИ, 1938, № 3,стр. 49 и сл.
²    Арp. Mithr., 64, 67.
³    Арp. Mithr., 108; Oros. VI, 5, 1—2.
⁴ Г. Д. Белов. Херсонес Таврический. Л., 1948, стр. 56,прим. 2.
⁵    IOSPE, I², № 401.
⁶    IOSPE, I², № 343.
⁷    IOSPE, I², № 352 и 353.
⁸    В. В. Латышев. Исследования об истории и государственном строе города Ольвии. СПб., 1887, стр. 65.
⁹   Macr. Saturn, I, 11, 13; Jus t., XII, 2, 16.

69

сячным войском Зоиирион, наместник Александра Македонского на Понте. Недавно найденная в Ольвии надпись¹ III в. до н. э. позволяет предполагать, но не утверждать, что в это время трое херсонесцев оказали помощь ольвиополитам в организации их вооруженных сил².

Как показывает декрет в честь Протогена ³, Ольвия в III в. до н. э. находилась в зависимости от скифов и должна была платить им дань. Но это отнюдь не гарантировало город от нападений противников, о чем свидетельствуют заботы ольвиополитов

о приведении в порядок оборонительных стен и башен города⁴. Однако укрепления Ольвии не спасли город от неприятелей. По свидетельству Диона Хрисостома, Ольвия несколько раз была взята врагами (вероятно, во II и первой половине I в. до н. э.) и, наконец, подверглась сильному разорению в середине I в. до н. э., когда ее захватили геты⁵.

Перечисленные военные столкновения -— это лишь небольшая часть тех войн, которые приходилось вести северопонтийским государствам. Однако и эти данные достаточно показывают большую роль военного дела в жизни государств Северного Причерноморья.

2. ВОЙСКО, ЕГО ОРГАНИЗАЦИЯ, ВООРУЖЕНИЕ И ТАКТИКА

Эллинские полисы, возникавшие с VI в. до н. э. на северных берегах Понта, по началу, вероятно, мало чем отличались один от другого. События V и особенно IV вв. до н. э. привели к значительным изменениям в этих государствах, в результате которых различия между ними заметно усилились. Западные города — Тира и Ольвия — продолжали оставаться полисами — городами, которым принадлежала лишь небольшая территория в ближайших окрестностях. Херсонес, по своему политическому устройству также представлявший полис, стал центром небольшого государства, в которое входили не только прилежащие территории (Гераклейский полуостров), но и ряд меньших городов в западной части Крымского побережья. Наконец, античные города, расположенные по берегам Боспора Киммерийского,

¹    Е. Леви. Новая ольвийская надпись из раскопок 1951 г. ВДИ, 1953, № 1, стр. 178 и сл.
²    Так можно истолковать отчетливо читаемые в девятой строке надписи слова τάξεις έποησατο, т. е. организовал боевые порядки или сформировал «таксы» (так именовались крупные подразделения афинской армии). Однако приведенное истолкование отнюдь не представляется нам бесспорным.
³    IOSPE, I², № 32.
⁴    IOSPE, I², № 32, 179, 180.
⁵    Dio Chrys., XXXVI.

70

в 480 г. до н. э. объединились под главенством Пантикапея В первой половине IV в. до н. э. Боспорское государство представляло собой монархию эллинистического типа¹. В него входил не только целый ряд античных городов (Пантикапей, Мирмикий, Дия-Тиритака, Нимфей, Киммерик, Феодосия, Фанагория, Горгиппия, Танаис и др.), но также и местные племена в низовьях Кубани (синды, тореты, дандарии, псессы и др.) и восточном Приазовье.

Как мы уже говорили, вооруженные силы северопонтийских городов в первое время их существования, вероятно, имели такую же организацию, как и в эллинских полисах метрополии. В античных государствах Северного Причерноморья не было постоянных армий и вооруженные силы составляли ополчения граждан, способных носить оружие, которые собирались в случае войны. Вооружение приобреталось воинами на свои средства. Поэтому богатые и зажиточные граждане выходили в дорогостоящем тяжелом вооружении, а малоимущие составляли легковооруженные отряды.

Такими по началу должны были быть вооруженные силы северопонтийских городов. Такими они, видимо, оставались и в дальнейшем в Ольвии и Херсонесе, которые сохранили полисное устройство. Начальство над этими ополчениями принадлежало, как обычно в греческих полисах, коллегиям стратегов, которые ведали не только вооруженными силами, но также и дипломатическими сношениями с другими государствами². Вряд ли можно сомневаться в том, что и на Северном Понте различные дипломатические мероприятия осуществлялись стратегами.

Описанная организация военных сил, нужно думать, имела место и в городах Боспора, до объединения их под властью знатного рода Археанактидов и во времена их владычества (480— 438 гг. до н. э.). Картина меняется после установления на Боспоре династии Спартокидов, сменившей Археанактидов. Вероятно, в первой половине IV в. до н. э. на Боспоре появляется³

¹    С. А. Жебелев. Основные линии экономического развития Боспорского государства, ИАН ООН, 1934, стр. 678 и сл.; В. Д. Блаватский. Искусство Северного Причерноморья античной эпохи. М., 1947, стр. 29 и сл.
²    Весьма показательно в этом отношении, что Полиэн, автор сочинения Στρατηγήματα («Военные хитрости»), относит к числу таковых и чисто дипломатические уловки (Polyaen, Strat., VI, 9, 1—3).
³    В научной литературе получило довольно широкое распространение мнение Ж. Перро, что Спарток, основатель боспорской династии Спартокидов, был предводителем фракийских наемников (G. Perrot. Le commerce des céréales en Attique au quatrième siècle avant notre ère. «Revue Historique», IV, 1887, стр. 34 и сл.). Если согласиться с этим мнением, то следует признать наличие на Боспоре наемных отрядов

71

значительное наемное войско, аналогичное подобным армиям метрополии того же времени.

Боспорское наемное войско набиралось из греков и фракийцев. Боспорские цари вербовали наемников не только в Причерноморье, но и в собственно Греции, о чем можно заключить по небольшому обломку надписи¹ из Пантикапея. Эта надпись была поставлена в первой половине IV в. до н. э. в честь боспорского правителя Левкона «аркадянами», очевидно наемниками из Аркадии². Одно пантикапейское надгробие³ воина, сражавшегося в Меотиде, дает основание полагать, что в числе боспорских наемников были пафлагонцы. В битве при Фате (310/309 г. до н. э.) войско старшего из претендентов на боспорский престол Сатира в значительной мере состояло из наемни-

фракийцев еще во времена Археанактидов. Однако такое предположение ничем не может быть подтверждено, а целый ряд данных определенно ему противоречит. Дело в том, что наемные солдаты всегда стоили дорого и содержание их требовало больших расходов. 4 тыс. наемников Перисада I (Diod., XX, 22) и аркадяне Левкона I (IOSPE, II, № 4) содержались Боспорским государством во времена его большего экономического подъема. Это было время, когда раздвигались границы государства, разрасталась его столица Пантикапей, чеканилась золотая монета, а хлебная торговля приобрела широкий размах.

Значительно более скромными средствами располагал Боспор в середине V в. до н. э. Это было небольшое государство, в которое входили только города, расположенные на берегах Керченского пролива. Столица Боспора Пантикапей был сравнительно небольшим и, судя по некрополю, небогатым городом; монета там чеканилась только серебряная и по большей части мелкая. Поэтому во времена Археанактидов вряд ли у Боспора были средства для содержания наемной армии. К тому же, по всей видимости, в ней не было и особой надобности. Вероятно, все боеспособное свободное мужское население несло военную службу, как это можно заключить по тому, что в значительной части пантикапейских могил VI—V вв. до н. э. (примерно 12%) встречалось оружие (Г. А. Цветаева. Грунтовой некрополь Пантикапея, его история, этнический и социальный состав. МИА, № 19, стр. 68).

Таким образом, около 1/8 части ранних пантикапейских могил содержит оружие. Принимая во внимание, что половина могил — женские, очень значительная часть принадлежит подросткам и детям (смертность последних в то время была очень велика), а некоторая часть старикам, ужо не служившим в войске, и, наконец, в части гробниц похоронены     рабы, вольноотпущенники и заезжие иноземцы,-— указанный процент могил с оружием очень высок. Нужно думать, что он соответствует примерно числу боеспособного гражданского населения Пантикапея (см. об этом В. Д. Блаватский. Архаический Боспор. МИА, № 33, 1954,    стр. 41 и сл.).

¹    IOSPE, II, № 4.
²    Фукидид сообщает, что мантинеяне и другие аркадяне всегда имели обыкновение воевать за плату (Thuc., VII, 57, 9). У того же автора мы находим неоднократные упоминания об аркадских наемниках (Th и с., III, 34, 2; VI, 43; VII, 58, 3). Об аркадских наемниках говорит и Ксенофонт (Xenoph. Anab., I, 2, 1; 3; 9).
³    IOSPE, II, № 296.

72

ков; по словам Диодора¹, в войске Сатира было 2 тыс. эллинов и столько же фракийцев.

Содержание наемного войска, вероятно, было главной статьей расходов² Боспорского государства времен Спартокидов. Имеются основания полагать, что боспорским царем Левконом II, правившим примерно во второй половине III в. до н. э., выпускалась монета, предназначавшаяся для оплаты военных расходов³. Однако мы не имеем оснований утверждать, что вооруженные силы Боспора в IV в. до н. э. состояли из одних наемников. Так, конная дружина, по всей видимости, выставлялась боспорской аристократией и эллинизированной знатью местных племен, входивших в государство Спартокидов.

Тесные связи Боспора с окружающими его могучими местными племенами позволяли боспорским царям привлекать их в качестве союзников. Роль этих союзников нередко была очень значительной⁴.

Таковым было комплектование армий в обычных условиях. Во время значительных затруднений, иногда ввиду недостатка свободного населения, в армию привлекали и рабов, предварительно предоставив им свободу. Так поступили ольвиополиты, когда в 331 г. до н. э. их город осадил Зопирион⁵. Значительно позднее, в 60-х годах I в. до н. э., так же поступил понтийский царь Митридат Евпатор. Потеряв все свои владения (кроме северопонтийских) и потерпев неудачу в переговорах с Помпеем, Митридат, по словам Аппиана⁶, стал набирать в свое войско не только свободных, но и рабов.

Срок службы в античных ополчениях был очень продолжительным. В полисах метрополии обычно к военной службе привлекали мужчин с 18 до 60-летнего возраста. Такой порядок был и в городах Северного Причерноморья. Наглядным свидетельством этому служат эпитафии на надгробиях павших в боях воинов — юношей, людей зрелого и старческого возраста. Так, в одной из херсонесских эпитафий I в. н. э.⁷ мы читаем: «Я, плита, скрываю под собой, странник, Ксанфа, некогда благоразумного по отношению к отцу, общую красу молодежи отечества, мудрого в музах, безупречного для всех сограждан, почтенного среди юношей, звезду красоты, Ксанфа, которого сра

¹    Diod., XX, 22.
²    В. Д. Блаватский. Земледелие античных государств Северного Причерноморья. М., 1953, стр. 202.
³    А. Н. Зограф. Античные монеты. МИА,№ 16,1951, стр. 182 и сл.
⁴    Ср. Diod., XX, 22.
⁵    В. В. Латышев. Исследования об истории и государственном строе города Ольвии. СПб., 1887, стр. 65.
⁶    Арp. Mithr., 107.
⁷    IOSPE, I², № 482.

73

зил завистливый Арей в бою за отечество, оставившего родителям плач в виде почетного дара за это...».

Другая эпитафия¹ с Боспора, примерно I в. до н. э., гласит следующее: «Лисимах, сын Психариона, прощай! Лисимаха, в обращении ласкового ко всем гражданам и чужестранцам, убил бурный Арей номадов². Всякий жалобно восстонал по нем, умершем, сожалея цветущий возраст мужа».

Наконец, в третьей, также боспорской, надписи³ I—II вв. н. э. говорится: «Произвела меня на свет родная венчанная морем Синопа, а имя ушедшего (из мира сего) было Менодор; изрубив многие кровавые доспехи супостатов, я лежу, сраженный копьем, в земле Боспорской, шесть десятков лет завершил (один) год, а покидаю я детей и в браке любимую супругу...».

Так же как и в полисах метрополии, в античных государствах Северного Причерноморья физическая культура имела значительное распространение среди граяедан, что немало способствовало повышению их боеспособности. О популярности физической культуры на Северном Понте свидетельствуют различные данные. Прежде всего об этом говорят различные находки инвентаря⁴, который постоянно клали вместе с покойником в могилу, как самые необходимые для него вещи. Предметы из обихода атлетов иногда изображались в росписях богатых гробниц.

Для обучения и тренировки атлетов в северопонтийских городах, так же как и в метрополии, существовали специальные спортивные здания — гимнасии⁵, находившиеся к ведении особых надзирателей (гимнасиархов⁶) и попечителей (косметов⁷).

¹    IOSPE, II, № 171.
²    Буквальное значение выражения «Арей номадов»,— «бог войны кочевников». В данном случае следует думать, что автор эпитафии скорее всего употребил фигуральное выражение, желая сказать, что Лисимах погиб в бою с кочевниками.
³    IOSPE, II, № 298.
⁴ См. М. И. Ростовцев. Скифия и Боспор. Л., 1925 , стр. 196 и сл.; Г. А. Цветаева. Грунтовой некрополь Пантикапея, его история, этнический и социальный состав. МИА, № 19, стр. 67 и сл.
⁵    О сооружении гимнасия в Ольвии сообщает надпись второй половины II — начала III в. н. э. (IOSPE, I², № 40). По всей видимости, о гимнасии содержится упоминание в одной из фанагорийских надписей II в. н. э. (IOSPE, II, № 360). Возможно, что развалины монументального сооружения времени Спартокидов, раскопанные в Фанагории в 1936— 1937 гг., принадлежали гимнасию (В. Д. Блаватский. Отчет о раскопках Фанагории в 1936—1937 гг. Труды ГИМ, вып. XVI, М., 1943, табл. II, стр. 18).
⁶    О гимнасиархе упоминается в горгиппийской надписи I—II вв. н. э. (IOSPE, II, № 404) и, возможно, в ольвийской надписи III в. до н. э. (IOSPE, IV, № 459).
⁷    Должность космета засвидетельствована в Фанагории надписью, датируемой 179 г. н. э. (Т. В. Блаватская. Надпись Агафа из Фанагории. ВДИ, 1948, № 4, стр. 82 и сл.).

74

Ввиду того, что физическая сила и выносливость бойцов в античных армиях имела исключительно большое значение, государство всячески стремилось насаждать физическую куль-туру среди граждан, особенно молодежи. С этой целью устраивались приуроченные к определенным празднествам состязания атлетов; победители получали различные награды. Надписями из северопонтийских городов надежно засвидетельствовано наличие гимнастических состязаний, аналогичных тем, которые происходили в метрополии. Таковы соревнования в беге на короткие дистанции: стадий (около 180 м) и два стадия, в беге на длинную дистанцию, состязания в борьбе, кулачном бою и метании дротика, известные¹ нам главным образом по надписям из Херсонеса, относящимся к II в. н. э., а отчасти и из других северопонтийских городов². Соревнования в прыжках, метании диска и копья³, а равно и конные состязания⁴ засвидетельствованы в Ольвии.

Помимо перечисленных видов соревнований, широко распространенных в эллинских полисах метрополии, в Северном Причерноморье были и менее обычные виды состязаний. Таково соревнование в стрельбе из лука, известное в Ольвии в IV в. до н. э.⁵, и άγκυλομαχία, до сего времени не истолкованный вид состязаний, упоминаемый в одной из херсонесских надписей⁶ II в. н. э.

Сказанное позволяет полагать, что физическая культура занимала почетное место в античных городах Северного Причерноморья.

Как отмечалось выше, пехота, и особенно гоплиты, была основной вооруженной силой греческих армий метрополии. Нужно думать, что так же обстояло дело в северопонтийских городах в первые времена их существования, а в Ольвии и Херсонесе, вероятно, в дальнейшем. Во всяком случае херсо-несские войска, участвовавшие в конце II в. до н. э. вместе с армией Диофанта в генеральном сражении против скифского царя Палака, в основном представляли собою тяжеловооруженную пехоту⁷. Очевидно среди наемников боспорских

¹    IOSPE, I², № 434 и 435.
²    Так, о состязаниях в беге упоминается в надписях из Ольвии (IOSPE, I², № 130 и 685). Соревнования в беге на длинную дистанцию в Горгиппии засвидетельствованы каталогом имен победителей, относящимся к первой половине III в. до н. э. (IOSPE, IV, № 452).
³    IOSPE, I², № 130.
⁴    IOSPE, I², № 34.
⁵ IOSPE, I², № 197.
⁶    IOSPE, I², № 435. Что представляла άγκυλομαχία, сказать крайне трудно. Может быть, это было состязание в метании аркана, но доказать это предположение нельзя.
⁷    Strab., VII, 3, 17.

75

Рис. 31. Надгробный памятник гоплита, найденный в Керчи в 1911 г.: примерно II в. до н. э.

76

царей гоплиты занимали очень видное место. Тяжеловооруженной пехотой скорее всего были аркадяне¹, служившие² в войске Левкона I, и эллины³, сражавшиеся под начальством Сатира в битве при Фате.

Доступные нам сведения о гоплитах в северопонтийских государствах столь ограничены, что мы в сущности ничего не можем сказать о том, отличались ли они чем-либо от тяжеловооруженной пехоты эллинской метрополии⁴. Условия, в которых находились гоплиты Северного Причерноморья в VI—I вв. до н. э., были в известной мере близки к тем, которые имели место и в Малой Азии. В обоих случаях тяжеловооруженной пехоте приходилось сталкиваться преимущественно с легковооруженными противниками, широко применявшими оружие дальнего боя, главным образом лук и стрелы. В связи с этим обстоятельством вполне вероятно, что северопонтийские гоплиты помимо поножей могли применять подвешенные к щитам коврики, так же как это делали их малоазийские собратья. Во всяком случае на херсонесских надгробиях⁵ нам известны изображения круглого щита с подвешенным к нему снизу куском ткани, скорее всего представляющим именно такой коврик.

Наступательным оружием гоплитов, так же как и в метрополии, очевидно, служили копья и мечи. Мечи⁶, нужно думать, применялись двух типов: греческий ксифос (ξίφος) — прямой, двулезвийный, остроконечный и распространенная в Гре-

¹    IOSPE, II, № 4.
²    Несколько раньше правления Левкона I (389/388—349/348 гг. до н. э.), в самом конце V в. до н. э. была сформирована наемная армия Кира Младшего, претендовавшего на персидский престол. Эта армия частично состояла из аркадских гоплитов (Xenoph. Anab., I, 2, 1; 3; 9).
³    Diod., XX, 22.
⁴    Находки в могилах дают некоторое количество различных предметов вооружения и притом обычно наступательного: мечи, наконечники копий и стрел. Однако эти находки не дают оснований даже для заключения, что в данных могилах были похоронены легковооруженные. Оборонительные доспехи, вероятно, были слишком дороги, чтобы их можно было класть в могилы людей среднего достатка, к каковым в основной массе принадлежали гоплиты. В качестве примеров таких находок оружия упомянем находки копий в боспорских могилах (см., например, В. В. Шкорпил. Отчет о раскопках в г. Керчи и на Таманском полуострове в 1911 г. ИАК, вып. 56, стр. 8, рис. 4). В 1938 г. в станице Таманской А. Остроумов раскопал одну могилу V в. до н. э., в которой обнаружены остатки копья, лежавшие in situ железные наконечники и вток. Это позволяет установить длину копья примерно в 1,7 м; при этом на наконечник приходится около 0,25 м, на вток — 0,08 м. (С. И. Капошина. Погребение скифского типа в Ольвии. CA, XIII, 1950,стр. 214 и сл., рис. 8 и 9).
⁵    ОАК, 1905, стр. 42, рис. 37.
⁶    Н. И. Сокольский. Боспорские мечи. МИА. № 33, 1954. стр. 132 и сл.

77

ции фракийская махайра (μάχαιρα) — однолезвийная, немного расширяющаяся в средней части.

Вполне возможно также применение северопонтнг.ской пехотой местного наступательного оружия. Плохая сохранность

Рис. 32. Надгробие из Херсонеса с изображением меча (найдено в 1892 г.)

Рис. 33. Наконечники копий, найденные в Керчи в 1911 г.

сильно покрытого коррозией железного меча¹, найденного в Мирмикии в могиле второй четверти V в. до н. э., затрудняет его надежное определение. Однако довольно вытянутая форма (длина 0,565 м, ширина лезвия 0,07 м) и общие очертания

¹ В. Ф. Гайдукевич, Раскопки Мирмикия в 1935—1936 гг. МИА, № 25, 1952, стр. 214 и сл., рис. 140.

78

этого меча делают вполне вероятным предположение о его синдо-меотском происхождении. Имели применение также и акинаки. На Боспоре они обнаружены в некрополе Гермонассы в могиле начала V в. до н. э.¹,

Рис. 34. Железный кинжал из Ольвии

Рис. 35. Надгробие из Херсонеса с изображением щита о ковриком и меча

а также в погребениях IV—III вв. до н. э. могильника Тирамбы². Скудные свидетельства древних авторов не дают нам указаний о роли легковооруженной пехоты в войсках античных го-

¹    Н.И. Сокольский. Боспорские мечи. МИА, № 33, 1954.
²    Найдены при наших раскопках 1940 г. Рисунок см. Н. И. Сокольский, Боспорские мечи. МИА, № 33, 1954, стр. 128, рис, 1.

79

родов Северного Причерноморья, но во всяком случае нет оснований сомневаться в ее существовании, ибо при раскопках там были найдены многочисленные наконечники стрел и дротиков. Судя по археологическим данным, из всех видов оружия дальнего боя наибольшее распространение в городах Северного Причерноморья, и особенно в Ольвии, получили лук со стрелами скифского типа¹.

О большой роли лучников в вооруженных силах Ольвии говорят находки бронзовых, а позднее и железных стрел в могилах ольвийского некрополя² ; о том же свидетельствует обилие бронзовых наконечников стрел в городских напластованиях³. Весьма показательно, что находки наконечников стрел в культурных слоях боспорских городов встречаются значительно реже.

Большее значение лучников в ольвийском войске по сравнению с боспорским в раннюю эпоху, возможно, следует объяснить следующим образом. Вооруженные силы Ольвии составляло ополчение граждан полиса. При этом более богатые граждане выходили в снаряжении гоплитов, основная же масса малоимущего свободного населения несла службу в качестве легковооруженных лучников.

На Боспоре с IV в. до н. э. войско в основном было наемным. Оно состояло из не имевшей луков тяжеловооруженной пехоты и, возможно, пельтастов. Основная масса свободного населения на Боспоре времен Спартокидов, нужно думать, не привлекалась к военной службе, и там поэтому не могло быть, как в Ольвии, большого числа легковооруженных лучников. Сказанное, однако, вовсе не означает, что в боспорском или херсонесском⁴ войске совсем не было лучников.

В искусстве стрельбы из лука граждане северопонтийских полисов достигали значительных успехов. Красноречиво свидетельствует об этом обломок одной ольвийской надписи, в которой говорится, что «славный Анаксагор, сын Димагора, пус

¹    Следует отметить, что помимо скифских стрел в античных городах Северного Причерноморья встречаются также находки скифских мечей — акинаков; это наблюдалось в Ольвии и на Боспоре (Н. И. Сокольский. Указ. соч., стр. 128 и сл.).
²    См., напр., Б. В. Фармаковский. Раскопки в Ольвии в 1902—1903гг., ИАК,вып. 13,1906, стр. 170,174,181,183 и сл., 185,189 и др.
³    Согласно личным наблюдениям Т. Н. Книпович и С. И. Капошиной, любезно мне сообщенным, особенно значительное количество стрел встречается в ранних напластованиях Ольвии, относящихся к VI—V вв. до н. э.
⁴    О применении лука в херсонесском войске свидетельствует хотя бы надгробие первых веков нашей эры протархонта Газурия, сына Метродора, где в паноплию (вооружение) покойного входит горит с луком (IOSPE, IV, № 105; ОАК, 1892, стр. 25, рис. 23).

80

тил стрелу на 283 оргий» (521,5 м)¹. Разумеется, приведенная цифра — это спортивный рекорд, достигнутый выдающимся лучником в условиях состязания. В бою же эффективная стрельба из лука обычно велась на значительно меньшем расстоянии.

Таким образом, намечается вывод о значительной роли лучников среди легковооруженных воинов в северопонтийских войсках, особенно в ольвийском. Данное явление, по всей видимости, имело место уже в раннее время, что было одной из своеобразных черт военного дела Северного Понта. Целесообразность широкого применения именно лучников совершенно очевидна: стрелки были необходимы для борьбы со скифами и другими противниками, широко пользовавшимися оружием дальнего боя.

Менее ясен вопрос о применении иных видов легковооруженных войск. Можно только предполагать, но не утверждать, что среди боспорских наемников были пельтасты. Этот род оружия был особенно характерным для фракийцев, поэтому возможно, что участвовавшие в битве при Фате 2 тыс. фракийцев армии Сатира были пельтастами.

Как отмечалось выше, в войсках греческой метрополии, особенно до IV в. до н. э., конница не имела большого значения и даже была далеко не во всех греческих государствах.

В иных условиях находились античные города Северного Причерноморья, расположенные на краю необъятных степей, по которым бродили табуны коней воинственных кочевников. При этих обстоятельствах обойтись без конницы, хотя бы только для разведки и наблюдения за степью, было невозможно. Мы не имеем сведений о характере и составе этой конницы в древ нейшую эпоху. Судя по свидетельству Диодора Сицилийского², в конце IV в. до н. э. конница играла весьма значительную роль в вооруженных силах не только прикубанских племен, но также и войсках на Боспоре. Роль конницы в Боспорской армии еще более выросла в сарматское время. В отличие от пехоты, которая в IV в. до н. э. и, вероятно, в ближайшие за тем столетия в значительной части³ нанималась за морем, конница Боспорской армии комплектовалась из местных контингентов. Ее доставляла аристократия боспорских го

¹    IOSPE, IV. № 460.
²    Diod., XX, 22.
³    Источники упоминают только наемную пехоту, нанятую за морем. Однако вряд ли сами боспорцы никогда не нанимались на военную службу у себя на родине, если нам известны случаи наемничества их в далеком Средиземноморье. Об этом мы можем заключить по одной египетской надписи из Арсиноитского нома, относящейся к началу III в. до н. э. и заключающей список наемников. В этой надписи среди прочих наемников упоминаются два боспорца: Филоних и Молпагор (М. Launeу. Recherches sur les armeés hellénistiques. Paris, 1949, стр. 422).

81

родов и эллинизированная синдо-меотская знать, известная главным образом по богатым гробницам на Керченском и Таманском полуостровах. Погребения знатных воинов встречались¹ в курганном могильнике окрестностей Пантикапея, около Нимфея и особенно на азиатском Боспоре (курганы в районе Фанагории, Семибратние курганы и др.).

Наши сведения о боспорской коннице довольно скудны. Однако вряд ли можно полагать, что скифская, меотская и боспорская конные дружины IV в. до н. э. существенным образом различались по вооружению, строю или военному искусству. При этом представляется вполне вероятным, что конная дружина Боспорского государства со времени включения в него племен нижнего Прикубанья в значительной мере состояла именно из представителей эллинизированной синдо-меотской знати. В силу этого боспорская тяжелая конница, повидимому, была особенно близка² по характеру коннице прикубанских, а не приднепровских племен.

Особенно показательна в этом отношении группа Семибратних курганов недалеко от станицы Варениковской. Обнаруженные в них погребения знатных всадников датируются V и IV вв. до н. э., т. е. отчасти периодом самостоятельного существования Синдики, отчасти временем, когда она была включена в Боспорское государство. Между тем в вооружении и снаряжении этих панцырных конников не наблюдается сколько-нибудь существенного различия. В это вооружение входит панцырь, состоящий из бронзовых или железных чешуек с рельефным украшением на груди, меч, копья и стрелы. Некоторое представление о снаряжении таких конных дружинников, снабженных не только наступательным оружием, но и оборонительным доспехом, дает также фигура сражающегося всадника на золотом гребне из кургана Солоха³.

Для суждения о вооружении боспорской аристократии особенно важны находки в курганах Керченского и Таманского

¹    «Древности Босфора Киммерийского». СПб., 1854 т. I, стр. LXVIII, стр. 194 и сл., табл. XXVII, 6, 16 и 17, табл. XXVIII, 4 и S; К. Герц. Исторический обзор археологических исследований и открытий на Таманском полуострове с конца XVIII столетия до 1859 года. М., 1876, стр. 63; ОАК, 1870—1871, стр. XV; 1875, стр. VII и сл.; 1876, стр. IV и сл., XIV и сл., стр. 6 и сл., 109 и сл., 113 и сл., 119 и сл., 153 и сл., табл. II, табл. IV; 1877, стр. 7 и сл., 10 и сл.; 1878—1879, стр. VII и сл.; М. И. Ростовцев. Скифия и Боспор. Л., 1925, стр. 192 и сл., 152 и сл., 388— 392.
²    ОАК, 1875, стр. VII и сл.; 1876, стр. IV и сл., 114 и сл., 119 и сл., табл. II, 15—20, табл. IV, 1, 1877, стр. 7 и сл., стр. 10 и сл.; 1878—1879, стр. VII и сл.; М. И. Ростовцев. Скифия и Боспор. Л., 1925. стр. 352 и сл.
³    А. П. Манцевич. О скифских поясах, CA, VII, 1941, стр. 20 и сл., рис. 3.

   82

полуостровов. Примером может служить один из курганов, раскопанный в 1839 г. в окрестностях Керчи с погребением первой половины IV в. до н. э. Там с покойником был положен в могилу превосходный аттический бронзовый шлем¹ с подвижными нащечниками, наглухо прикрепленным назатыльником и лишенной украшений округлой верхней частью. Там же были

Рис. 36. Бронзовые поножи 1 — поволоченная бронао] ая кнемида (раскопки кургана около Керчи 1839 г.); 2 — бронвовая кнемида, украшенная маской Медузы (раскопки кургана около Керчи 18Ь8 г.)

обнаружены позолоченные бронзовые поножи (кнемиды), скифский меч с обложенной золотом рукоятью и большое количество (свыше 300) бронзовых трехгранных наконечников стрел с остатками древков.

Другой курган, также расположенный недалеко от Керчи, около мыса Ак-Бурун, и раскопанный в 1875 г., заключал за

¹ «Древности Босфора Киммерийского". СПб., 1854,т. I, стр. LXVIII, стр. 194 и сл.; табл. XXVII, 9, 15 и 17\ табл. XXIII, 4 и 8.

83

хоронение несколько более позднего времени. Погребенный там воин имел своеобразную шапку или шлем с ажурным золотым верхом, богато украшенным растительным орнаментом, железный чешуйчатый панцырь, длинный меч типа акинака, копье, дротик с сильно вытянутым тонким железным наконечником и стрелы¹.

Не менее интересно погребение воина, открытое в одном из керченских курганов в 1838 г. Там были обнаружены² бронзовый шлем, остатки панцыря, пара бронзовых поножей, украшенных масками Медузы, железный меч и бронзовые наконечники стрел. Особого внимания заслуживают остатки панцыря: он состоял из бронзовых чешуек, прикрепленных к коже бронзовыми заклепанными гвоздиками. Таких чешуек было найдено около 3500 .

В погребениях курганного некрополя Нимфея ³, датируемых V—IV вв. до н. э., вооружение⁴ знатных воинов состояло из греческих бронзовых шлемов, чешуйчатых панцырей из железных и бронзовых пластинок, бронзовых поножей, копий, мечей, кинжалов и стрел.

Аналогичные предметы вооружения встречались в одновременных могилах знатных воинов и на азиатском Боспоре⁵. Среди них выделяется открытое в 1885 г. погребение в кургане Большая Близница на Таманском полуострове ⁶. Там с покойником были положены позолоченный бронзовый шлем в виде фригийской шапки, бронзовый панцырь, от которого сохранилось только несколько обломков, бронзовые позолоченные поножи, большой железный меч, небольшой кинжал и множество стрел с бронзовыми наконечниками.

Несколько иной характер имело вооружение⁷ воина, найденное в одной из гробниц керченских курганов III в. до н. э. Оно состояло из железного меча — махайры длиной 0,70 м, бронзового щита и великолепного железного шлема с небольшим гребнем и подвижными нащечниками. Шлем был украшен се

¹    ОАК, 1896, стр. 6 и сл., 109 и сл., 113 и сл., табл. II, 1,11—lé и 21.
²    «Древности Босфора Киммерийского». СПб., 1854, т. I, стр. 182 и сл., 196 и сл.; табл. XXVII, 4—6, 12—15, 18—19; табл. XXVIII, 7.
³    Нимфей — один из боспорских городов, расположенный около нынешней Героевки (бывший Эльтегень), примерно в 17 км к югу от Керчи.
⁴    ОАК, 1876, стр. XIV сл.; 1877, стр. 234.
⁵    К. Герц. Исторический обзор археологических исследований и открытий на Таманском полуострове с конца XVIII столетия до 1859 года. М., 1876, стр. 63; ОАК, 1870—1871, стр. XV.
⁶    ОАК, 1865, стр. V; И. Толстой и Н. Кондаков. Русские древности в памятниках искусства, вып. 1, СПб., 1889, стр. 45, рис. 55.
⁷    «Древности Босфора Киммерийского». СПб., 1854, т. I, стр. LXII, CXVIII, стр. 190 и сл., табл. XXVIII, 1—3, чертеж С, рис. 5; Н. И. Сокольский. Боспорские мечи, МИА, № 33, 1954, стр. 131, табл. I, 7.

   84

ребряными рельефами: головой Афины на передней стороне, масками Медузы по бокам и изображениями Скиллы или местной змееногой богини на нащечниках. Ввиду подобных находок особый интерес представляют также остатки щита, Он был обнаружен в очень плохой сохранности. Судя по описанию и изображению па плане, щит по форме был овальным и немного выпуклым. Размеры его сравнительного невелики: длина примерно

Рис. 37. Шлемы.

1 — бронзовый шлем из кургана Большая Близница: 2 — железный шлем с серебряными рельефными украшениями из Керчи (найден в 1834 г.)

0,51 м, ширина 0,27 м, что вполне отвечает величине щита всадника. Щит обрамлялся узким ободом, прибитым гвоздями, последними прикреплялись подкладка щита и кожаные петли для его ношения.

Доступные нам источники совершенно не освещают вопрос о тактике северопонтийских войск в VI—V вв. до н. э. Вряд ли можно сомневаться в том, что основной силой северопонтийских армий того времени были построенные в фалангу гоплиты. Однако можно думать, роль легковооруженных, особенно лучников, в Северном Причерноморье уже с раннего времени была более активной, чем в метрополии. Более широкое применение метательного оружия на Северном Понте вызывалось, конечно, тем обстоятельством, что постоянно приходилось иметь дело с легковооруженными противниками, пользовавшимися луками и дротиками.

85

В Ольвии и Херсонесе, видимо, и в последующее время вооруженные силы, во всяком случае в основном, сводились к фаланге гоплитов, поддерживавшейся легковооруженными стрелками. На Боспоре в IV в. до н. э. конница стала занимать довольно видное место; однако и тогда тяжелая пехота продолжала оставаться необходимой частью армии.

Выше говорилось о больших сдвигах в военном деле метрополии в IV в. до н. э. и о появлении новой тактики. Эта тактика во всяком случае уже в конце того же столетия была известна и в Северном Причерноморье. О знакомстве с нею свидетельствует описание Диодором Сицилийским¹ войны между сыновьями боспорского царя Перисада, происходившей в 310/309 гг. до н. э. Мы приведем этот рассказ полностью, так как он дает очень ценные сведения о составе, характере, численности и военном искусстве вооруженных сил Боспора. Кроме того, битва при Фате является древнейшим из сколько-нибудь подробно описанных сражений, происходивших в Северном Причерноморье².

«По смерти Перисада, царя Киммерийского Боспора, сыновья его, Евмел, Сатир и Притан, подняли между собой войну из-за власти. Старший из них, Сатир, получил власть от отца, царствовавшего 38 лет, но Евмел, вступив в дружеские отношения с некоторыми из соседних варварских народов и собрав значительные военные силы, стал оспаривать у брата власть.

Сатир, узнав, об этом, двинулся против него со значительным войском; перейдя через реку Фат и приблизившись к неприятелю, он окружил свой лагерь телегами, в которых привез огромное количество провианта, затем выстроил войско и сам по скифскому обычаю стал в центре боевого строя. Союзниками у Сатира в этом походе были греческие наемники, в числе не более 2 тысяч, и столько же фракийцев, а все остальное войско состояло из союзников-скифов ·— в количестве 20 000 с лишним пехоты и не менее 10 тысяч всадников.

На стороне Евмела был царь фатейский Арифарн с 20 000 конницы и 22 000 пехоты ³.

Сатир, окруженный отборными воинами, завязал конную стычку со свитой Арифарна, стоявшей против него в центре

¹    Diod., XX, 22.
²    В. Д. Блаватский. Битва при Фате и греческая тактика IV в. до н. э. ВДИ, 1946, № 1 (15), стр. 101—106.
³    Необходимо отметить, что далеко не всегда можно безусловно полагаться на цифры, которые сообщают нам древние историки, говоря о численном составе войск. Эти цифры нередко очень сильно преувеличиваются, в особенности если речь идет о войсках «варваров». С этим следует считаться не только в данном случае, но и в дальнейшем.

86

боевого строя, и, после значительных потерь с той и другой стороны, принудил, наконец, варварского царя обратиться в бегство. Сначала Сатир бросился его преследовать, убивая всех попадавшихся на пути, но немного спустя услышал, что его брат Евмел одолевает на правом фланге и обратил в бегство его наемников; он прекратил преследование и поспешил

Рис. 38. Битва при Фате. Схема I. Войска Сатира и Арифарна, построенные в боевом порядке

Рис. 39. Битва при Фате. Схема II. Встречный бой конницы Сатира с конницей Арифарна

на помощь побежденным; сделавшись вторично виновником победы, он разбил все неприятельское войско, так что для всех стало ясно, что по старшинству происхождения и по храбрости он был достоин наследовать отцовскую власть».

В несколько небрежном, местами даже сбивчивом описании Диодора выступают некоторые характерные особенности тактики эллинизма. Мы видим с обеих сторон большую активность конницы, которая сражается во взаимодействии с пехотой, и едва ли не коннице принадлежит решающая роль в бою. Однако в построении войска Сатира заметны не одни только правила греко-македонской тактики, а скорее сочетание последней с местной меото-скифской тактикой. Диодор подчеркивает, что Сатир, по скифскому обычаю, стал в центре боевого строя. Отряд отборной конницы, возглавлявшийся Сатиром, атаковал не фланг, а центр неприятельского войска, вступив во встречный бой со свитой Арифарна. Помещение ударного кулака конницы не на фланге, а в центре строя является не греческой, а меото-скифской системой ведения боя. Сатир со своей конницей

87

нанес сокрушительный удар находившемуся против него неприятелю. В это время стоявшая на правом фланге пехота Сатира подверглась сильному нажиму противника. Тогда Сатир бросил свою победоносную конницу во фланг (а может быть и в тыл) успешно сражающемуся крылу Евмела и, разбив последнее, одержал полную победу.

Рис. 40. Битва при Фате. Схема III. Конница Сатира опрокинула конницу Арифарна, вступивший в бой Евмел теснит наемников Сатира

Рис. 41. Битва при Фате. Схема IV. Прекратив преследование разбитой конницы Арифарна, конница Сатира ударяет по отряду Евмела и, сокрушив его, одерживает победу

Если по замыслам Сатира наиболее активные операции производились ударным кулаком конницы, стоявшей в центре боевого строя, то несколько менее ясно, каков был план военных действий другой стороны. В начале боя там столь же активно действовал Арифарн с отборной конницей, занимавшей середину боевой линии. Однако во второй стадии боя выступил Евмел, командовавший левым крылом. Какие войска находились под его начальством, нам неизвестно; но коль скоро

88

им удалось потеснить гоплитов Сатира, следует думать, что и у Евмела была тяжеловооруженная пехота. Натиск левого фланга Евмела при пассивности правого крыла фатеев позволяет вспомнить о тактике Эпаминонда в битве под Левктрами, где победу фиванцам обеспечил удар их левого фланга, построенного в глубокую колонну. Если это предположение справедливо, то следует считать, что попытка сочетания скифских и беотийских тактических приемов в войске Арифарна и Евмела оказалась совершенно неудачной.

О другом сражении конца II в. до н. э. (примерно около 108 г. до. н.э.) с досадной краткостью говорит херсонесский декрет¹ в честь Диофанта. Этот полководец был прислан на помощь Херсонесу против скифов известным врагом Рима, понтийским царем Митридатом Евпатором. В декрете сообщается, что, когда подчинившиеся было Митридату скифы отложились и заключили союз с роксоланами, Диофант со своим войском и отборной частью херсонесского ополчения двинулся против них. Далее при описании происшедшего генерального сражения говорится, что «Диофант сделал разумную диспозицию» (Διοφάντου δέ διαταξα^νου σιοφρονως), за которой «воспоследовала для царя Митридата Евпатора победа славная и достопамятная во все времена, ибо из пехоты почти никто не спасся, а из всадников ускользнули лишь немногие». В «разумной диспозиции» Диофанта следует видеть характерное для эллинистической тактики координированное действие отдельных частей армии.

Страбон² дополняет сведения об этом сражении, сообщая, что Диофант сокрушил более многочисленного противника фалангой тяжеловооруженной пехоты. Приведем это свидетельство: «Роксоланы воевали и с полководцами Митридата Евпатора, под предводительством Тасия; пришли они на помощь Палаку, сыну Скилура, и считались народом воинственным; однако против сомкнутой и хорошо (т. е. тяжело) вооруженной фаланги всякое варварское племя и легковооруженное войско оказывалось бессильным. И действительно, роксоланы в числе почти 50 000 ³ не могли устоять против 6000, бывших под начальством Митридатова полководца Диофанта, и большинство их погибло. Роксоланы носят шлемы и панцыри из сырой

¹    IOSPE, I², № 352.
²    Strab., VII, 3, 17.
³    Как мы отмечали выше, цифры, подобные приводимым в данном случае Страбоном, нельзя принимать на веру. Число роксоланов, участвовавших в данном сражении, очевидно, сильно преувеличено. Исходя из того, что в распоряжении Диофанта было примерно 7 тыс. человек, ^тРУДно допустить, чтобы войско скифов и роксоланов насчитывало более 25 тыс. человек (В. Д. Блаватский. О стратегии и тактике скифов КСИИМК, XXXIV, 1950, стр. 26 и сл.).

89

воловьей кожи и оплетенные из прутьев щиты, а наступательным вооружением им служат копья, лук и меч. Подобным образом вооружено и большинство других варваров».

Приведенные свидетельства херсонесского декрета и древнего географа, к сожалению, далеко недостаточны, чтобы восстановить картину сражения. Очевидно, против конного и пешего в основном легковооруженного войска скифов и роксоланов Диофант выступил с армией, главным образом состоящей из тяжеловооруженных фалангистов. Однако вполне вероятно, что в распоряжении Диофанта было некоторое количество легковооруженной пехоты, а возможно также и конницы; без этих родов оружия вряд ли могла обойтись сколько-нибудь значительная армия эллинистического времени. Почти поголовное уничтожение противника, о котором говорится в декрете, легче всего достижимо при глубоких охватах флангов и заходе в тыл. Такие операции вряд ли можно было осуществить одной фалангой; для этого были необходимы легковооруженные пехотинцы и особенно конница.

Диофант, несомненно, был χοροιπο знаком с достижениями военного искусства своего времени, с опытом войн III—II вв. до н. э. на эллинистическом Востоке, а также и с теми нововведениями, которые принесли Пунические войны¹. Он, вероятно, применил тактику координированного действия отдельных частей армии. В то время как тяжеловооруженная фаланга принимала удар скифо-роксоланского войска, другие более подвижные части, вероятно, охватили фланги, а, может быть, и зашли в тыл противника, приведя последнего к полному поражению.

О системе снабжения северопонтийских войск необходимым довольствием мы располагаем крайне скудными данными. Нужно думать, что в древнейший период она была такой же, как и в греческих полисах метрополии, то есть весьма примитивной. Организованного снабжения армии не было, каждого всадника или гоплита в походе сопровождал раб, который нес снаряжение воина, заботился о снабжении его всем необходимым.

Цитированное выше описание² похода Сатира свидетельствует о том, что вооруженные силы Боспора в конце IV в. до н. э. располагали уже хорошо организованной системой снабжения. Потребный для войска провиант запасался в большом количестве и следовал в обозе на телегах. Диодор Сицилийский также сообщает, что боспорская армия, разбивая лагерь,

¹    См. об этом главу V, стр. 129 и сл.
²    Diod., XX, 22.

90

окружала его обозными телегами с провиантом¹. Возможно, что этот прием был заимствован боспорцами от их соседей².

Такова в общих чертах картина организации войска, его вооружения и тактики в античных государствах Северного Причерноморья в VII—II вв. до н. э. Военное дело этих государств в основном было довольно близко военному искусству эллинских полисов метрополии. Однако постоянное общение

Рис. 42. Терракотовая модель повозки из Пантикапея

северопонтийских городов с местным населением уже в очень раннее время привело к ряду заимствований, особенно четко выступающих на Боспоре. Эти заимствования от синдо-меотов и скифов сказались в значительной роли тяжелой конницы в вооруженных силах Боспора и связанной с этим тактике.

У местных племен отчасти было заимствовано и наступательное оружие — синдо-меотские легкие мечи, более массивные акинаки и стрелы скифского типа. Вероятно, организация обоза и разбивка лагеря также испытали воздействие этих племен.

¹    Некоторое представление о внешнем облике боспорских телег дают терракотовые модели их, найденные при раскопках пантикапейского некрополя (П. Беньковский. О терракотовых повозочках из Керчи. ИАК, вып. 9, 1904, стр. 63 и сл., табл. IV—VI).
²    Аналогичный прием сарматов окружать лагерь кибитками засвидетельствован Аммианом Марцеллином (Ammian Marcell., XXXI, 2, 18), правда, в значительно более позднее время.

91

3. ФОРТИФИКАЦИЯ И ОСАДНОЕ ДЕЛО

До сего времени мы говорили о полевых операциях греческих войск, остановимся теперь на вопросах фортификации¹, организации осадного дела и обороны укреплений.

Как уже упоминалось выше, еще в очень раннее время, видимо, вскоре после возникновения греческих городов в Северном Причерноморье, вокруг них начали возводиться оборонительные стены и башни. Первые укрепления Пантикапея, остатки которых были открыты в 1949 г., на северном склоне горы Митридата, по всей видимости, относятся еще к VI в. до н. э. ². При раскопках одного из боспорских городов — Дии-Тиритаки³ в 1937—1940 гг. был обнаружен каменный цоколь (шириной 1,6 м и высотой 1,0 м), на котором стояла сложенная из сырца оборонительная стена ⁴. Эта стена примыкала к тыльной стороне жилого дома второй половины VI в. до н. э., который был включен в оборонительную линию⁵. В силу этого создается впечатление, что первоначальные укрепления этого небольшого города, сооруженные с наименьшей затратой сил и средств, сводились к постройке крепостных стен в интервалах между домами, стоявшими на краю поселения. Такие укрепления вряд ли могли устоять при правильно организованной осаде, но за ними можно было отбиваться в случае налета кочевников. Время сооружения этой древнейшей стены — вторая половина VI в. до н. э. или немного позднее.

В южной части Дии-Тиритаки была обнаружена оборонительная стена обычного типа, построенная, вероятно, в первой половине V в. до н. э. Эта стена ⁶ , имеющая 1,7—1,8 м в толщину, состоит из двух панцырей, сложенных из довольно крупных плит неправильной формы, тщательно подтесанных с лицевой стороны; пространство между этими панцырями заполнено бутом на глине. В IV—III вв. до н. э. описанная

¹ В. Д. Блаватский. Материалы по античной фортификации в Северном Причерноморье. УЗ МГУ, вып. 143, 1950, стр. 126 и сл.
²    В. Д. Блаватский. Раскопки Пантикапея (1949 г.). КСИИМК, XXXVII, 1951, стр. 215 и сл.
³    Развалины этого города находятся на месте нынешнего поселка Аршинцева (бывший Камыш-Бурун), примерно в 10 км к югу от Керчи.
⁴А. Н. Карасев. Оборонительные сооружения Ольвии. КСИИМК, XXII, 1948, стр. 48, и сл., рис. 3.
⁵    В. Ф. Гайдукевич. Раскопки Тиритаки в 1935—1940 гг. МИА, № 25, 1952, стр. 74, рис. 85, стр. 88 и сл.
⁶    В. Ф. Гайдукевич. Боспорские города Тиритака и Мирмикий на Керченском полуострове. ВДИ, 1937, № 1, стр. 221 и сл., рис. 4; Его же. Раскопки Тиритаки в 1935—1940 гг. МИА, № 25, 1952, стр. 17 и сл., стр. 19 и сл., рис. 5; Его же. Боспорское царство, М.—Л., 1949, стр. 171 и сл., рис. 31а и б.

92

Рис. 43. Схематический план раскопок 1932 —1936 гг. южного участка оборонительной стены Дии-Тиритаки

1 —остатки древней оборонительной стекы; 2 — оборонительные стены и башни эллино-римского Еремеки; з — рыбозасолочные ванны I в. н. э.; 4 — остатки стен зданий; 5 — вымостки; 6 — башня I; 7 — башня II; 8 — башня III; 9 — башня IV; 10 — водосток; 11 — колодец; 12 — зерновые ямы; 13 — пифосы

93

оборонительная стена была заменена более мощной, достигавшей 3,40 м в толщину¹.

Примерно к рубежу V и IV вв. до н. э. относится сооружение оборонительной стены² боспорскою города Мирмикия, находившегося в нескольких километрах к северо-востоку от Пантикапея. Толщина стены достигала 2,15—2,50 м, с внешних сто-

Рис. 44. Развалины северо-западной угловой башни, раскопанной в Дии-Тиритаке в 1936 г.

рон она была облицована каменными панцырями из грубо отесанных известняковых плит, сложенных на глине. Пространство между панцырями заполнено бутом из рваного камня и глины, фундамент стены неглубокий — в один-два ряда камней. Сохранились развалины прямоугольной в плане башни 6,20 м длиной и 6 м шириной; стены ее имели 1 м в толщину.

Свидетельство Геродота ³ об укреплениях Ольвии показывает,

¹ В. Ф. Гайдукевич. Раскопки Тиритаки в 1935—1940 гг МИА, № 25, 1952, стр. 21 и сл.
² В.Ф. Гайдукевич. Раскопки Мирмикия и Тиритаки, археологические разведки на Керченском полуострове в 1937—1939 г. ВДИ, 1940, № 3—4, стр. 301, рис. 1—2; Его же. Раскопки Мирмикия в 1935— 1938 гг. МИА, № 25, 1952, стр. 137 и сл., рис. 2—3, рис. 5—7, стр. 143.
³ Herod., IV, 73—74.

94

что уже в первой половине V в до н. э. она была окружена крепостными стенами с башнями и воротами.

Значительно более основательными были крепостные сооружения Ольвии, воздвигнутые в IV в. до н. э., в эпоху расцвета этого города. Очень умело выбранная линия обороны¹ проходила по краям плато, над большими глубокими балками,

Рис. 45. Развалины оборонительной стены Ольвии. IV в. до н. э.

с двух сторон обрамлявшими город; с третьей стороны границей служил берег Бугского лимана. Подход к стенам по крутым склонам балок был трудно доступен даже для неприятельской пехоты; тем тяжелее было подвести под стены какие-либо осадные машины.

Толщина городской стены² достигала 3,50 м. Стена состояла из двух панцырей, пространство между которыми было заполнено бутом. Лицевая кладка сооружена из больших каменных блоков, края которых тщательно притесаны друг к другу. Основание стены лежит на особых субстракциях из пра

¹  В. Д. Блаватский. Материалы по античной фортификации в Северном Причерноморье. УЗ МГУ, вып. 143, 1950, стр. 126 и сл.
² ОАК, 1904, стр. 1 и сл.; B.Pharmakowsky. Olbia, 1901— 1908. Fouilles et trouvailles. ПАК, вып. 33, 1909, стр. 112исл.; Б.Фармаковский. Ольвия, М., 1915, стр. 112 и сл., рис. 4—5. Л. М. Славiн. Ольвiя. Киев, 1938, стр. 23 и сл., рис. 9т

95

вильно чередующихся слоев золы и глины, назначение которых — создать устойчивый грунт, противодействующий оползаниям почвы, нередко случающимся на нашем юге.

В северной части Ольвийской стены в единственном удобном для подъезда месте находились городские ворота¹. Ворота были фланкированы двумя башнями и имели двое дверей. Обороноспособность этого очень важного и наиболее уязвимого пункта усиливалась тем, что часть городской стены, в которой находились ворота, была расположена несколько глубже общей линии крепостных стен. Таким образом, снаружи перед воротами на-

Рис. 46. Схематический план городских ворот Ольвии

ходилась довольно большая площадь, которую с боков обрамляли еще две башни, несколько выступавшие из общей линии стен. В силу этого приближавшегося к воротам противника можно было подвергнуть обстрелу не только в лоб, но и с обоих флангов. Около одной из этих башен (восточной) находились, по-видимому, еще вторые въездные ворота.

О высоком уровне фортификации античных городов Северного Причерноморья особенно наглядно свидетельствуют оборонительные сооружения Херсонеса², отличающиеся значительнолучшей сохранностью, чем оборонительные сооружения других античных поселений нашего юга. Развалины самых ранних укреплений Херсонеса относятся еще к началу IV в. до н. э. К концу этого столетия площадь города значительно возросла. К этому времени относится сооружение сильной оборонительной линии, находящейся в очень удачном сочетании с рельефом

¹ OAK, 1907, стр. 1 и сл.; 1908, стр. 1 и сл.; ИАК, вып. 33, стр. 104 и сл.; Б. Фармаковский. Ольвия, стр. 18 и сл., рис. 7; Л. М. Славiн, Ольвия. Киев, 1938, стр. 22 и сл., рис. 8.
² Г. Д. Белов. Херсонес Таврический. Л., 1948, стр. 42 и сл.; А. Д. Бертье-Делагард. О Херсонесе. ИАК, 21, стр. 87 и сл.; см. также: К.К. Косцюшко-Валюжинич. Извлечение из отчета о раскопках в Херсонесе Таврическом в 1900 году. ИАК, вып. 2, 1902, стр. 1 и сл.; Его же. Отчет о раскопках в Херсонесе Таврическом в 1904 году. ИАК, вып. 20, 1906, стр. 69 и сл.; Его же. Отчет о раскопках в Херсонесе Таврическом в 1905 году. ИАК, вып. 25, 1907, стр. 143 и сл., стр. 156 и сл.

96

местности. В основном эта линия сохранила свое значение и в последующее время, подвергаясь лишь сравнительно небольшим расширениям.

При раскопках Херсонеса обнаружены мощные оборонительные стены с башнями, воротами и калитками, специально предназначенными для вылазок. Толщина крепостных стен

Рис. 47. План Херсонеса

достигала 3,8 м. Стены и башни Херсонеса сложены насухо из больших прямоугольных блоков известняка, хорошо отесанных и очень точно пригнанных друг к другу. Длина этих блоков около 1,5 м, ширина обычно 0,5 м. Камни соединялись особыми доревянными скрепами (пиронами) в виде хвоста ласточки. Фундамент кладки лежал на скале.

Башни, укреплявшие стену, были полукруглые в плане и имели 8—10 м в диаметре. Около одной из них находились городские ворота¹. Ворота имели проезд 8,67 м длиной. Такая

¹ К. К. Косцюшко-Валюжинич. Извлечение из отчета о раскопках в Херсонесе Таврическом в 1899 году. ИАК, вып. 1, 1901, стр. 1 и сл., стр. 47 и сл.; К. Э. Гриневич. Стены Херсонеса Таврического. «Херсонесский сборник», I, Севастополь, 1926, стр. 41 и сл.

97

длина проема ворот, являвшихся наиболее уязвимым пунктом в оборонительной линии, была достигнута увеличением толщи стены посредством особых пилонов, пристроенных к ней с внутренней стороны. Южный пилон, обрамляющий подход, имеет 4,8 м в длину и 3,1 м в ширину, в вышину он сохранился на

3,30 м. Ширина проезда ворот равна 3,87 м. Проезд закрывался двумя запорами. При входе в ворота в боковых стенах имеются особые неглубокие пазы, по которым, вероятно, спускалась падающая железная решетка (катаракта). Посредине проема ворот находились двустворчатые двери, подвешенные у особых выступов. Ворота запирались засовом, задвигавшимся через сквозные отверстия в южном пилоне.

Внутри города, недалеко от крепостных ворот, сохранились развалины большого удлиненного в плане здания¹, из рустованных² камней, сложенных насухо. Это здание, вероятно, служило казармой для стражи, охранявшей ворота.

Оборонительные сооружения Херсонеса неоднократно подвергались капитальным перестройкам, причем над более древними кладками воздвигали новые стены. При этом вносились значительные изменения в оборонительную систему. Так, более ранние, полукруглые в плане башни в первых веках нашей эры заменялись прямоугольными, древние ворота оказались заложенными и т. п. Отдельные починки иногда вызывались разрушениями, причиняемыми стенобитными орудиями при осадах Херсонеса; выше уже упоминалось о заделке в конце II—· начале

I. в. до н. э. такого пролома, что сопровождалось сооружением полукруглой в плане башни для усиления данного участка обороны³.

Аналогичную картину различного рода обновлений и надстроек древних оборонительных сооружений можно наблюдать и в других городах Северного Причерноморья.

Укрепления античных центров не всегда ограничивались крепостными стенами, окаймлявшими тот или иной город. Нередко в городе кроме того был акрополь, представлявший цитадель, расположенную на вершине холма, господствующего над окружающей местностью. В акрополе, служившем последним убежищем жителям города на случай крепкой осады, находились обычно главные святыни общины: храмы,

¹    ОАК, 1906, стр. 64, табл. № 1—3; Г. Д. Белов. Музей и раскопки Херсонеса. Путеводитель. Гос. изд-во Крымской АССР, 1936, стр. 80.
²    Рустованными называются каменные блоки, лицевая поверхность которых имеет гладко отесанные края и нарочито грубо обработанную несколько выступающую среднюю часть.
³    К. Э. Гриневич. Стены Херсонеса Таврического. «Херсонесский сборник», И. Севастополь, 1927, стр. 27 и сл.

98

Рис. 48. Городские ворота Херсонеса IV в. до н. э.; вверху калитка для вылазок статуи богов и героев; там же хранилась государственная казна.

99

Наличие акрополя можно считать твердо установленным в Пантикапее, о чем свидетельствуют Страбон¹ и археологи-

Рис. 49. План Пантикапея

1 — Западный раскоп 1948 г.; 2 — Третий Босфорский раскоп 1949 г.;   3 —

Второй Босфорский раскоп 1949 г.; 4 — раскоп у скалистого выступа 1947 г.; 5 — Первый Босфорский раскоп 1946—1947 гг.; в — раскоп над музеем 1945 г.; 7 — раскоп около памятника Стемпковскому 1945 г.; 8 — Верхний Митридатский раскоп 1949 г.; 9 — раскоп к северу от Первого кресла 1948 г.; 10 — Эспланадный раскоп 1945—1949 гг.; 11  — Верхний Эспланадный раскоп 1948 г.; 12— раскоп Думберга; а — возможное место храма доархеанактидовского времени; 6 — примерная западная граница города в доархеанактидогское время; в — расширение границ города в IV в. до н. э.; г — расширение границ города в III в. до н. э.; а — граница города в позднеантичное время; е — стены акрополя; ж — древний мол

ческие данные². Пантикапейский акрополь занимал вершину горы Митридата, укрепленную каменными стенами³, остат-

¹    Strab., VII, 4, 4.
²    В. Д. Блаватский. Материалы по истории Пантикапея. План города. МИА, № 19, 1951, стр. 21 и сл., стр. 26 и сл., стр. 32 и сл., рис. 9; его же. Новые данные о строительстве Пантикапея. CA, XVII, 1953, стр. 164 и сл., 180.
³    Архив Керченского музея. Дело 1845 г., рапорт от 16/Х 11 1845 г., № 378, заключает упоминание об остатках каменной стены, которой была окружена существовавшая на вершине горы цитадель.

100

ки которых сохранялись еще в прошлом веке. Развалины стен Пантикапейского акрополя были обнаружены раскопками в 30-х годах текущего столетия¹. В недавнее время на северном склоне горы Митридата были исследованы тщательно отесанные выходы скалы, служившие основаниями стенам и башням акрополя Пантикапея². Представляя собой как бы отвесную стену до 3,5 м высотой, эти основания твердыни Пантикапея были совершенно несокрушимы для стенобитных орудий. Помимо мощных укреплений акрополя, Пантикапей имел еще городскую оборонительную стену, ломаная линия которой в значительной мере была обусловлена профилем местности³.

Упоминавшиеся северопонтийские города имели оборонительные сооружения в виде каменных стен и башен, возведенных согласно правилам античной фортификации. Однако у нас есть данные и об укрепленных поселениях в восточной части Боспорского государства (на Таманском полуострове и в низовьях Кубани), обнесенных земляными валами⁴. Такого рода оборонительные сооружения, нужно думать, связаны с местными традициями. Выше уже говорилось о применении оборонительных валов меотами и скифами⁵.

Помимо валов, ограждавших отдельные поселения, сооружались также валы, защищавшие довольно обширные территории от нападения воинственных соседей — степных кочевников. Такие валы с глубокими рвами перед ними известны на Керченском полуострове⁶. Время их сооружения точно не установлено, и различные исследователи высказывали далеко не всегда одинаковые точки зрения.

Как нам представляется⁷, к раннему времени должен быть отнесен древний вал, проходящий примерно в 4 км к западу

¹    Ю. Ю. Марти. Прошлое Керчи. Сб. «Экономический справочник — Керчь индустриальная», Керчь, 1932, стр. 14; Известия Таврического общества, IV, 1930, стр. 79 и сл.
²    В. Д. Блаватский. Раскопки Пантикапея (1948). КСИИМК, XXXVIII, 1950, стр. 22.
³ П. Дюбрюкс. Описание развалин и следов древних городов и укреплений, некогда существовавших на берегу Босфора Киммерийского... ЗООИД, IV, 1858, стр. 16—25; Архив Гос. Эрмитажа, дело 1846 г., № 35, отчет Бегичева за 1846—1850 гг., стр. 94—96; см. также М. Ростовцев. Скифия и Боспор. 1925, стр. 183; В. Д. Блаватский. Материалы по истории города Пантикапея. МИА, № 19, 1951, стр. 9 и сл.
⁴ См. о них К. Герц. Археологическая топография Таманского полуострова. М., 1870, стр. 69, 104, 106 и сл., 109—113, 117, 120, 125 и сл.
⁵ Можно отметить еще наличие подобных укреплений в нижнем Приднепровье (В. И. Гошкевич. Древние городища по берегам низового Днепра. ИАК, вып. 47, 1913, стр. 117 и сл.).
⁶ Р. В. Шмидт. К исследованию боспорских оборонительных валов. CA, VII, 1941, стр. 268 и сл.
⁷ В. Д. Блаватский. Киммерийский вопрос и Пантикапей, ВМУ, 1948, № 8, стр. 12, рис. 1,2.

101

от Пантикапея, пересекая Золотой курган, включенный в линию обороны. Простираясь на север к берегу Азовского моря и на юг до современного поселка Аршинцева, этот вал отсекает сравнительно небольшую северо-восточную часть Керченского полуострова. Перед валом к западу от последнего находится широкий ров.

Рис. 50. Крепида Золотого кургана

Золотой курган, который, как мы отметили, входил в оборонительную линию, опоясывался в нижней части мощной стеной, остатки которой сохранились до настоящего времени. Стена, была сооружена из громадных каменных глыб. В 20-х годах прошлого столетия высота ее достигала 5 ¹/2 сажен (т. е. более 11,5 м)¹.

Как мы полагаем, названный вал со рвом существовал уже. во времена Геродота² и упоминается им как находящийся

¹    П. Дюбрюкс. Описание развалин и следов древних городов и укреплений, некогда существовавших на Европейском берегу Босфора Киммерийского... ЗООИД, IV, 1858, стр. 30 и сл.
²    Herod., IV, 28.

102

на границе Скифской территории. Поэтому этот вал не мог быть сооружен позднее первой половины V в. до н. э. Однако не исключена возможность, что вал был насыпан древнейшими обитателями берегов Керченского пролива — киммерийцами, которых позднее вытеснили скифы.

Остается невыясненным время сооружения Второго вала на Керченском полуострове, который проходил примерно в 30 км западнее древнего Пантикапея. Этот вал прорезает немного

Рис. 51. Узунларский вал

искривленной линией с севера на юг весь Керченский полуостров от Азовского моря до Узунларского озера при Черном море. По обмерам, производившимся в прошлом столетии, длина вала равнялась около 30 верст (примерно 32 км).

Согласно обмерам 1827 г.¹, ширина вала в основании была около 28,4 м, а ширина рва, прилегающего к нему с запада, равнялась 14,2 м. В середине XIX в. вал подвергался новым обследованиям, сопровождавшимся разрезом последнего². При этом установлено, что в основании вала, во всяком случае местами, была сооружена насыпь или небрежно выполненная кладка из рваного камня. Эта кладка, заваливавшаяся сверху

¹    Р. В. Шмидт. К исследованию боспорских оборонительных валов. CA, VII, 1941, стр. 272.
²    «Древности Босфора Киммерийского». СПб., 1854, т. I, стр. CXXXIV, чертеж Ab, рис. L.

103

и с боков землей, составляла как бы ядро насыпи. Кроме того, раскопками были обнаружены остатки кладок из тесаного камня, вероятно принадлежавших сторожевым башням. Упоминавшимся выше разрезом зафиксированы следующие размеры: высота вала около 4,3 м, ширина его в основании примерно 18,5 м, глубина рва около 3 м, ширина в верхней части примерно 13,5 м. Как показали обмеры, производившиеся летом 1952 г., на участке примерно в 1 км к югу от Феодосийской дороги вал имеет около 5 м в высоту, а в основании достигает 40 м,

Рис. 52. Разрез Узунларского вала в районе Феодосийской дороги

ширина рва вверху доходит до 26 м при глубине примерно 4 м. В других местах высота вала превосходит 6 м.

Различия в обмерах объясняются, возможно, не только неодинаковой величиной тех или иных частей вала и рва в древности. Немалое значение имеет также и различная степень сохранности, ввиду оползания вала и заплывания рва.

Разумеется назначение подобных валов не было аналогично назначению стен городов, за которыми отсиживались осажденные жители. Растянувшиеся на значительные расстояния, такие валы должны были сдерживать набеги неприятельской конницы на сельскохозяйственные территории. Когда производились значительные полевые операции больших сил, такие валы могли быть использованы как надежно укрепленные рубежи.

Наконец, примеры укреплений особого типа наблюдаются в окрестностях Херсонеса, о надежных стенах которого уже говорилось выше. Прилегающий к Херсонесу Гераклейский полуостров в древности был сельскохозяйственным районом, где находились многочисленные усадьбы. Усадебные постройки с различными службами представляли монументальные сооружения, сложенные из больших каменных блоков, Большая часть усадеб¹ была укреплена, причем оплотом служили  башни,

¹ В. Д. Блаватский. Земледелие в античных государствах Северного Причерноморья. М., 1953, стр. 35 и сл., 121 и сл. З. Аркас. Описание Ираклейского полуострова. ЗООИД, II, Отделение I, 1848, стр. 259 и сл.; Н. И. Бороздин. Новейшие археологические открытия в Крыму (раскопки на Гераклейском полуострове). М , 1925; К. Э. Гриневич. Раскопки Гераклейской экспедиции 1928 г., Журнал «Крым», № 2(8), вып. II, раздел «Оригинальные статьи», 1928, стр. 34 и сл.

104

Рис. 53. Гераклейский полуостров. Развалины башни «Прекрасной»

Рис. 54. Гераклейский полуостров. Развалины башни, расположенной к востоку от башни «Пирамидальной» (вид с юго-запада)

105

прямоугольные или квадратные в плане. Эти башни немного суживались кверху, что придавало им слегка пирамидальную форму. Стены башен возводились из каменных блоков до 1,5 м длиной, скреплявшихся железными пиронами. Такие мощные укрепления усадеб были вызваны опасностью, нападений разбойников, нередко грозившей населению сельских местностей в древности.

На западной оконечности Гераклейского полуострова, называемой Маячным полуостровом, находились неукрепленные усадьбы¹. Вся эта территория была надежно защищена с суши оборонительной стеной, проходившей по неширокому перешейку. Эта стена, менее 1 км в длину, имела толщину 2,75 м; ее усиливали шесть башен.

Изложенное выше свидетельствует о том, что как античные государства Северного Причерноморья, так и отдельные состоятельные землевладельцы не останавливались перед большими работами и связанными с ними расходами для возведения фортификационных сооружений.

Все эти укрепления немало способствовали усилению обороноспособности территорий северопонтийских государств и особенно находившихся там городов. Обороноспособность этих городов в некоторых случаях была весьма значительна. Ярким примером тому может служить Ольвия, которая, хотя и с крайним напряжением сил, оказалась в состоянии выдержать осаду значительной армии одного из полководцев Александра Македонского Зопириона. Согласно свидетельству Юстина², в войске Зопириона было 30 тыс. человек. Об этой осаде Мак-робий говорит следующее: «Борисфениты, осаждаемые Зопи-рионом, отпустили на волю рабов, дали права гражданства иностранцам, изменили долговые обязательства и таким образом могли выдержать осаду врага»³.

Об укреплениях античных городов Причерноморья свидетельствуют не только развалины стен и башен, но также и некоторые древние надписи. Так, одна из ольвийских надписей⁴ последних десятилетий IV в. до н. э. сообщает о том, что Александр, сын Стесандра, и Никарх, сын Калликлея, позаботились о постройке городской стены.

В другой, найденной в Ольвии надписи⁵, относящейся к последнему десятилетию iV в., мы читаем о посвящении

¹Н. М. Печенкин. Археологические разведки в местности Страбоновского старого Херсонеса. ИАК, вып. 42, 1911, стр. 101 и сл.
²    Just., XII, 2, 26.
³    Macr. Saturn., I, И, 23.
⁴    IOSPE, I², № 178.
⁵    IOSPE, I², № 179.

106

башни Клеомбротом; она гласит: «Клеомброт, сын Пантакла, посвятил башню Гераклу и народу.

Геракл, тебе и народу посвятил Клеомброт эту башню у берега этой реки, удивительную на вид и защитницу всех граждан во время войны, превзойдя славу предков; за это-то счастливое отечество вознаграждает бессмертными почестями потомка Пантакла». Позднее тот же Клеомброт, как мы узнаем еще из одной ольвийской надписи¹ начала III века, проявил заботу о сооружении пилона и прясла (σχοινιαία) стены.

В декрете² III в. дон. э. в честь Протогена, сына Геросонта, оказавшего в тяжелые времена немало услуг своему городу — Ольвии, говорится, что, «когда наибольшая часть города со стороны реки... не была окружена стеной, а перебежчики извещали, что галаты и скиры составили союз и собирали большие силы, которые и явятся зимой..., собравшийся народ, придя в уныние и представляя себе угрожающую опасность и ужасы, приглашал всех зажиточных людей помочь... Протоген обещал сам выстроить обе стены..., хотя ему предстояло истратить не менее 1500 золотых... Отстроил он и пришедшие в ветхость башни, а именно обе башни у больших ворот, Кафегеторову придорожную и Епидавриеву... Еще же, когда остаъалось неоконченным прясло стены у башни Посия по направлению к верхней части города, народ, пригласив его, попросил окончить и это, четвертое по счету, прясло, и Протоген, не желая отказываться ни от каких услуг, взял на себя и эту постройку, на которую предложил 100 золотых».

В III в. до н. э. в Херсонесе был издан декрет³ о постановке статуи Агасикла, сына Ктесия, за ряд заслуг перед городом, в том числе за то, что он был стеностроителем, стратегом, а также предложил декрет о гарнизоне и устроил его.

Весьма интересен один из декретов I в. до н. э. города Том, на западном побережье Черного моря, характеризующий организацию охраны городских укреплений в неспокойное время. В нем¹ говорится следующее: «Да постановит совет и народ избрать тотчас же двоих начальников из всех граждан, которые составят список из сорока мужей для пребывания при воротах и для ночного караула при них и для присмотра за дорогами города, пока, попавши в лучшую обстановку и избег-

¹    IOSPE, I², № 180. О датировке этой надписи см. там же на стр. 195.
²    IOSPE, I², № 32.
³    IOSPE, 1²( № 418.
⁴    Б. Н. Граков. Материалы по истории Скифии в греческих надписях Балканского полуострова и Малой Азии. ВДИ, 1939, № 3, стр. 253 и сл., № 19; Т. В. Блаватская. Западнопонтийские города в VII—I веках до нашей эры. М., 1952, стр. 188-и сл.

107

нувши наступавших опасностей, народ не воздаст достойных благодарностей богам.

Да будут избранные начальники в праве отдавать приказания и налагать штраф за каждый день до десяти серебряных (статеров) и преследовать не исполняющих должности любым доступным им способом, не подлежа ни штрафу, ни наказанию».

С античной фортификацией тесно связано оборонное и осадное дело¹. Вопрос о приемах, применявшихся в Северном Причерноморье при осаде и обороне укреплений, не получил освещения в источниках. Обычно мы располагаем лишь краткими упоминаниями о взятии укреплений или о безуспешной осаде их. Можно думать, что в основном на Северном Понте применялись те же приемы осады и обороны, что и в метрополии.

Выше уже говорилось о том, что раскопками в Херсонесе установлено наличие в его стенах небольших калиток, очевидно предназначавшихся для вылазок. Это позволяет заключить, что херсонесцы широко применяли активные приемы защиты города, посылая вперед отдельные отряды, чтобы внезапными нападениями воспрепятствовать тем или иным действиям противника.

Единственное подробное описание осады причерноморского укрепления принадлежит Диодору Сицилийскому², который, описав упоминавшуюся выше битву при Фате, так продолжает свое повествование:

«Те из воинов Арифарна и Евмела, которые уцелели в сражении, бежали в царскую крепость; она стояла у реки Фата, которая обтекала ее и вследствие своей значительной глубины делала неприступной; кроме того, она была окружена высокими утесами и огромным лесом, так что имела всего два искусственных (то-есть сооруженных человеческими руками) доступа, из коих один, ведший к самой крепости, был защищен высокими башнями и наружными укреплениями, а другой был с противоположной стороны в болотах и охранялся деревянными палисадами. Приток здание было снабжено прочными колоннами, и жилые помещения находились над водой. Ввиду того, что царская резиденция была так хорошо укреплена, Сатир сначала опустошил неприятельскую страну и предал огню селения, в которых набрал пленных и множество добычи, затем он сделал попытку вторгнуться силой через проходы, причем со стороны береговых укреплений и башен принужден был с потерею многих солдат отступить, но с луговой стороны ему удалось

¹    В. Д. Блаватский. Осада и оборона в античном Причерноморье. КСИИМК, XVI, 1947, стр. 89 и сл.
²    Diod., XX, 23.

108

овладеть деревянными укреплениями. Разгромив их и перейдя через реку, он начал вырубать лес, через который нужно было пройти к укреплению. Когда эта работа быстро продвигалась вперед, царь Арифарн, опасаясь, что крепость будет взята приступом, стал обороняться мужественно, так как все спасение заключалось в победе. Он расставил по обе стороны прохода стрелков, которые стали без труда поражать воинов, вырубавших лес, так как последние, вследствие густоты деревьев, не могли ни предохранить себя от стрел, ни защититься от стрелков.

Три дня воины Сатира рубили лес, с трудом и опасностью пролагая себе дорогу; на четвертый день они приблизились к стене, но, осыпаемые тучей стрел в тесной позиции, потерпели огромный урон. Предводитель наемников Мениск, отличавшийся умом и храбростью, бросился через проход к стене и вместе со своими товарищами стал храбро атаковать укрепления, но был отражен превосходными силами неприятеля. Сатир, увидев его в опасности, поспешил на помощь и, выдержав натиск неприятеля, был ранен копьем в руку. Почувствовав себя дурно вследствие раны, он возвратился в лагерь и при наступлении ночи скончался, пробыв царем всего 9 месяцев после смерти своего отца Перисада. Начальник наемников, Мениск, отвел войско в город Гаргазу».

В этом рассказе Диодора о военных операциях под царским укреплением на Фате нет прямых указаний, какими приемами пользовался Сатир для взятия укреплений, но характер изложения Диодора позволяет предполагать, что Сатир пытался брать их штурмом, без сколько-нибудь значительной подготовки и, возможно, без применения машин. Этим, вероятно, и объясняется, что воинам Сатира не удалось преодолеть снабженных башнями укреплений и они форсировали только менее серьезное препятствие — палисады с луговой стороны, откуда доступ к крепости сильно затруднялся природными условиями — рекой и затем трудно проходимым густым лесом, через который пришлось прорубать просеки, после чего была сделана попытка штурмовать крепость, отбитая с большими потерями от стрел осажденных. Подошедшие подкрепления осаждающих, видимо, были отражены решительной вылазкой. Сатир, поспешивший на место боя, очевидно со свежими подкреплениями, выручил своих из затруднительного положения, но получил при этом смертельную рану.

Наши сведения о военных машинах в Северном Причерноморье весьма скудны, но самое применение их не может подлежать сомнению. Аппиан, говоря о военных приготовлениях на Боспоре Митридата Евпатора, сообщает, что последний «готовил массы оружия, стрел и военных машин, не щадя ни

109

лесного материала, ни рабочих быков для изготовления тетив»¹. Ввиду отсутствия в письменных источниках более точных данных о военных машинах, нужно думать, что это были известные в эллинистическом мире монанконы, палинтоны, евтитоны и, возможно, полиболы.

Очень ценным дополнением к данным о военных машинах в Северном Причерноморье является находка в Фанагории каменного ядра, обнаруженного в 1949 г. в слое I в. до н. э.² Это ядро³, тщательно вытесанное из известняка, имеет форму шара 0,155 м диаметром. Вес его достигал 4 кг, соответствуя 10 минам древности. Ядро могло быть метательным снарядом палинтона(баллисты); находка его, возможно, связана с военными действиями, происходившими во время восстания Фанагории против Митридата в 63 г. до н. э.

Рис. 55. Каменное ядро из Фанагории

Еще более скудны, а главное ненадежны данные о наличии в северопонтийских городах военных арсеналов и складов съестных припасов, хранившихся на случай осады. Такие хранилища засвидетельствованы для ряда крупных пунктов Эгейского бассейна. Наличие подобного здания в Херсонесе⁴ можно предполагать, но отнюдь не утверждать. Существование житницы в Ольвии уже в III в. до н. э. надежно засвидетельствовано эпиграфическими данными⁵.

Таковы в основных чертах характерные особенности полевой войны и фортификации северопонтийских государств в VI—I вв. до н. э.

Военное дело в этих государствах, по началу, вероятно, организованное на чисто эллинский лад, развивалось в дальнейшем в теснейшем взаимодействии с военным искусством соседних местных племен. При этом следует отметить, что местные племена оказали на античные города значительно большее

¹    А р p. Mithr., 107.
²    М. М. Кобылина. Раскопки Фанагории. КСИИМК, XXXII, 1951, стр. 237.
³    В.Д. Блаватский. Каменное ядро из Фанагории. КСИИМК, XXXIX, 1951, стр. 135 и сл., рис. 42.
⁴    В. Д. Блаватский. О херсонесском термине ΣΑΣΤΗΡ. CA, XIX, 1954, стр. 237 и сл.
⁵    IOSPE, I² , № 32.

110

воздействие, чем сами испытали таковое со стороны последних Влияние античного военного дела на военное искусство синдо-меотов и скифов в сущности сказалось лишь отчасти на оборонительном оружии конной знати и отчасти на фортификации.

Совершенно иной характер имело воздействие военного искусства местных племен на военное дело северопонтийских государств, особенно Боспора. Оно сказалось в применении наступательного оружия, в частности стрелкового, и, по всей видимости, в значительной роли легковооруженных лучников и конницы, в некоторой мере в тактике и, возможно, в организации обозов и лагерей. Все это определило своеобразные особенности, несколько отличающие военное искусство античных государств северного Понта от метрополии.

4. ВОЕННЫЙ ФЛОТ

Наши сведения о военно-морском деле в Северном Причерноморье очень ограничены, но существование там военных флотилий твердо установлено.

В третьей четверти V в. до н. э. Перикл с хорошо снаряженной афинской эскадрой совершил военно-морскую экспедицию в Черное море для утверждения там владычества Афинского союза¹. Афинский флот, как и другие греческие военно-морские силы того времени, состоял из триер.

Афиняне были опытными моряками, и цари Боспора в IV в. до н. э. вербовали в свой флот аттических матросов. В афинском декрете 346 г. до н. э. в честь боспорских царей Спартока и Перисада говорится следующее: «Дать тех матросов, которых просят Спарток и Перисад, а послам записать имена всех матросов, которых они выберут, у секретаря совета. Всем кого они запишут, быть хорошими исполнителями приказаний по отношению к детям Левкона изо всех своих сил»².

Военный флот, которым располагало Боспорское государство в IV в. до н. э., видимо, не был особенно значительным³. Имеются основания предполагать, что в этом флоте не могло быть значительно больше 20 кораблей⁴. Вместе с тем Диодор Сицилийский⁵ сообщает, что боспорский царь Евмел, в течение своего

¹    Plut. Pericl, 20.
²    Б. Н. Граков. Материалы по истории Скифии в греческих надписях Балканского полуострова и Малой Азии. ВДИ, 1939, № 3, стр. 239 и сл.
³    Показательно, что посланные Гераклеей против боспорских тиранов 40 кораблей, по всей видимости, значительно превосходили морские силы Боспора (Ps. Aristоt. Oecon., II, 1348 b).
⁴    В. Д. Блаватский. Земледелие в античных государствах Северного Причерноморья. М., 1953, стр. 203.
^s Diod., XX, 25.

111

кратковременного правления (309—303 гг. до н. э.) вступил в войну с племенами, обычно занимавшимися пиратством — таврами, гениохами и ахайями, и, победив их, очистил море от пиратов. Далее, по словам того же автора, Евмел присоединил значительную часть соседних земель и намеревался подчинить все племена, обитающие по берегам Понта, и только смерть помешала выполнению его планов.

Не останавливаясь на вопросе о том, насколько реальными могли быть для Боспора в конце IV в. до н. э. столь обширные завоевательные планы, мы можем, однако, заключить, что для осуществления сколько-нибудь значительных военных операций на Понте совершенно необходимо было иметь соответствующие морские силы. Поэтому возможно, что во времена Евмела Боспор располагал военным флотом, вполне достаточным для осуществления больших кампаний.

В первой половине III в. до н. э. весьма внушительными морскими силами на Черном море обладала Гераклея — метрополия Херсонеса Таврического. Согласно свидетельству Мем-нона¹, в числе кораблей, посланных гераклеотами против Антигона, сына Деметрия, на помощь Лисимаху, были пентеры и гексеры (т. е. корабли с пятью и шестью рядами весел).Особенно же выделялась одна октера, именовавшаяся Леонтофорой. На ней в каждом ряду было по 100 гребцов; таким образом, при восьми рядах на каждом борту было по 800 человек, а общее число гребцов достигало 1600. На палубе октеры находилось 1200 воинов и двое рулевых². В происшедшем морском сражении Антигон потерпел поражение, причем, по словам Мемнона, мужественнее других сражались гераклейские корабли и особенно Леонтофора.

Имеются основания³ предполагать, что несколько позднее, во времена правления боспорского царя Левкона II (во второй половине III в. до н. э.), его флот, состоявший из триер, принимал участие в военных действиях против гераклейской эскадры. Гераклейский флот, очевидно, имел перевес над боспорскими кораблями, что позволило ему высаживать десанты, действия которых отбивались сухопутными силами Боспора.

В конце II в. дон. э., когда на Боспоре вспыхнуло восстание

¹    Memn, 8, 5—6 (F. Jacoby. Die Fragmente der Griechischen Historiker, III B. Leiden, 1950, стр. 344).
²    Устройство античных кораблей, особенно больших, во многом остается неясным. Существующие предположения об этом см.: А. В. Болдырев и Я. М. Боровский. Техника военного дела. «Эллинистическая техника» Сб. статей под ред. акад. И. И. Толстого. М.—Л., 1948, стр. 324 и сл.
³    Polyaen. Strat., VI, 9, 3 и 4.

112

рабов под предводительством Савмака¹, боспорский флот либо присоединился к восставшим, либо, что более вероятно, был захвачен последними². К ближайшему после этого времени относятся сведения о том, что в походе Диофанта против рабов, захвативших Пантикапей и Феодосию, приняли участие отборные херсонесские войска на трех кораблях³.

Во время войн Митридата Евпатора в Северном Причерноморье производились значительные морские действия. О составе флота Митридата на Боспоре мы знаем очень мало; можно только отметить, что в него входили двуярусные корабли; они были в большом количестве посланы Митридатом на выручку его дочери Клеопатры, осажденной в Фанагории⁴.

Помимо морских сражений военным флотам античной эпохи постоянно приходилось бороться с пиратами, которыми в древности изобиловали моря; немало было пиратов и в Черном море. Мы уже упоминали о войне с морскими разбойниками боспорского царя Евмела⁵.

Подводя итоги краткому очерку военно-морского дела в Причерноморье, мы можем заключить, что, по всей видимости, в вооруженных силах северопонтийских государств флоты играли значительно меньшую роль, чем сухопутные армии. Это, очевидно, было вызвано тем обстоятельством, что северо-понтийским государствам приходилось воевать со своими ближайшими соседями, преимущественно на суше и значительно реже на море.

¹    С. А. Жебелев. Последний Перисад и скифское восстание на Боспоре. ВДИ, 1938, № 3, стр. 49 и сл.; В. В. Струве. Восстание Савмака. ВДИ, 1950, № 3, стр. 23 и сл.
²    Об этом можно заключить по тому обстоятельству, что находившийся в это время в Пантикапее Диофант, спасаясь от опасности, вынужден был бежать на корабле, присланном херсонесцами (IOSPE, I², № 352).
³    IOSPE, I², № 352.
⁴    App. Mithr., 108.
⁵ Diod., XX, 25.

Подготовлено по изданию:

Блаватский Владимир Дмитриевич
Очерки военного дела в античных государствах Северного Причерноморья. - М. : Издательство Академии наук СССР, 1954.