Наша группа ВКОНТАКТЕ - Наш твиттер Follow antikoved on Twitter
161

15. ВОПРОСЫ ОРГАНИЗАЦИИ ТРУДА И ЭФФЕКТИВНОСТИ РАБОЧЕЙ СИЛЫ. СОЦИАЛЬНЫЙ СОСТАВ ПРОИЗВОДИТЕЛЕЙ

Об организации труда, рабочей силе, о социальном и этническом составе производителей мы располагаем немногочисленными прямыми указаниями, поэтому приходится широко пользоваться косвенными свидетельствами.
Остановимся сначала на сельскохозяйственном районе Херсонеса — Гераклейском полуострове. Уже неоднократно упоминалось о наличии там клеров, площадью 27 и 30,5 га (800 и 900 гекаторюгов). Один из них, расположенный около Круглой бухты, дошел до настоящего времени в замечательной сохранности.
Как отмечалось, размер названного клера — 30,5 га—близок образцовому винограднику Катона 1, для которого требуется 100 югеров, т. е. 25,18 га. Все приемы распределения полей, устройство усадьбы и всего земледельческого района не оставляет сомнения в том, что на Гераклейском полуострове мы имеем дело с целым рядом клеров, организованных согласно всем правилам рабовладельческого2 хозяйства. Более того, как сказано выше, вполне возможно, что система, положенная в основу при организации как хозяйства клера Круглой бухты, так и виноградника Катона, в некоторой степени восходит к одному образцу винодельческого хозяйства.

1 Cato., 11, 1.
2 Широкое использование рабского труда в сельском хозяйстве Херсонеса вряд ли может вызывать сомнение, хотя в доступных нам письменных источниках почти нет на это указаний. Мы располагаем в сущности одним надгробием с изображением виноградного ножа и именем Дулия, которое по происхождению явно рабское (Е. Г. Суров. К истории виноградарства и виноделия в Херсонесе Таврическом. Уч. зап. МГПИ, XXVIII, вып. 1, 1942, стр. 95, 126; Г. Д. Белов. Херсонес Таврический. Л., 1948, стр. 63.
162

При таких обстоятельствах можно со значительной долей вероятия предполагать, что указанное у Катона1 количество потребной рабочей силы для образцового винодельческого хозяйства вполне приложимо и к нашему клеру. Необходима только некоторая поправка, если учесть, что площадь гераклейского клера примерно на 5,3 га больше имения Катона. Исходя из этого расчета, взамен 16 рабов, по Катону, для гераклейского клера потребуется человек 18. Примерно ту же цифру мы получим и при другом расчете. По Катону, в его имении работают 10 рабов-виноделов и 4 работника, выполняющих другие работы; к последним относятся пахарь, а также скотники и, наконец, вилик и вилика. Если считать, согласно Ко-лумелле2, что один виноградарь может обработать 7 югеров, то тогда в имении Катона виноградники занимали 70 югеров, т. е. 17,5 га, а на остальные угодия приходилось 7,5 га.
В гераклейском клере виноградник занимал площадь немного более 12,5 га, что должно было потребовать 7 работников. На обслуживание остальных угодий, площадью около 17 га, по пропорциональному расчету нужно примерно человек 9. К этому прибавим рабов, выполняющих функции вилика и вилики. В итоге у нас получится также цифра 18 человек.
Как мы отмечали выше, в разделе, посвященном античному землевладению в Северном Причерноморье, гераклейские клеры были различных размеров. Наряду с наделами в 27 га часто встречались клеры, величиной в 20 га, а вообще нам известны размеры в пределах от 3 до 60 га. При этом малые наделы, по всей видимости, были преимущественно сосредоточены на защищенном стеной Маячном полуострове.
Естественно, что в зависимости от размеров клера изменялось и количество потребной для обработки его рабочей силы. Мы можем предполагать примерно такое соотношение:

Для клера в 3 га нужно 2 работника
» » » 20 » » 13 работников
» » » 27 » » 17 »
» » » 30,5 » » 18 »
» » » 60 » » 35 »

Разумеется, что эти цифры лишь ориентировочные, так как количество необходимой рабочей силы зависело не только от площади участка, но также от ряда других факторов, прежде всего от того, как этот участок использовался.
Несмотря на весьма относительную точность этих цифр,

1 Cato., 11, 1.
2 Colum., De re rust., III, 3, 8.
163

можно думать, что на Гераклейском полуострове в основном были средние и мелкие рабовладельческие хозяйства. Как уже отмечалось, изучение археологической топографии района Херсонеса показало, что мелкие хозяйства были сосредоточены на сравнительно небольшом по площади Маячном полуострове (обследованном H. М. Печенкиным), а хозяйства средних размеров занимали остальную, большую часть Гераклейского полуострова (известную по плану Анании Строкова). Это позволяет заключить о преобладании в окрестностях Херсонеса средних по размеру хозяйств.
В этих хозяйствах, по всей видимости, использовался труд покупных рабов или военнопленных, порабощенных херсонесцами тавров и скифов. Это подтверждается видом укрепленных усадеб Гераклейского полуострова. Они имели неприступные башни, служившие надежными убежищами для их владельцев на случай любой опасности, и очень прочно построенные? службы и помещения, вполне подходящие для использования их в качестве эргастулов, где можно было запирать на ночь непокорных рабов. Все это было совершенно необходимо именно для хозяйства, построенного по рабовладельческой системе. Этим и объясняются колоссальные затраты средств и труда при сооружении укрепленных усадеб, которые складывались иногда из таких громадных камней, каких мы не найдем даже в городских твердынях самого Херсонеса. В гераклейских кладках нередко встречаются блоки до 1,5 м в длину и до 2,5 τ весом.
Остановимся еще на этой особенности усадебных построек Гераклейского полуострова. В технике сооружения последних заметно широкое применение крупноблочных кладок1. Другие античные постройки в Северном Причерноморье, как правило, сложены из камней, значительно меньших по размеру. Указанная выше особенность херсонесских усадеб, можно полагать, вызвана не только необходимостью сделать более прочным убежище хозяина, но отчасти с целью воспрепятствовать рабам бежать из эргастула, проломав его стены. Здесь, возможно, сказались в известной мере и строительные навыки тех кадров рабочей силы, которыми располагали херсонесцы, сооружавшие свои усадьбы, а таковыми в первую очередь, следует думать, были рабы таврского происхождения 2. Мегалитические

1 Это обстоятельство отмечалось в литературе очень давно; см. Е. О следах древнего греческого города Херсона, доныне видимых в Крыму. «Отечественные записки», 1822, № 22, стр. 159 и сл.
2 Об этом свидетельствует хотя бы замечательный рабский некрополь, открытый в Херсонесе Г. Д. Беловым в 1936—1937 гг. и до настоящего времени далеко недооцененный и нередко неправильно интерпретируемый в нашей литературе (ВДИ, 1949, № 3, стр. 146 и сл.).
164

кладки оборонительных стен гаврских убежищ, прекрасным образцом которых служит циклопическая стена на Ай-Тодорском холме, являются едва ли не высшим достижением строительного искусства тавров. Херсонесцы, можно предполагать, использовали для своих построек на Гераклейском полуострове строительные навыки и большую сноровку тавров в перемеще-

Развалины башни на Гераклейском полуострове

Рис. 80. Развалины башни на Гераклейском полуострове

нии и установке громадных каменных блоков. При наличии этих условий оказалось возможным разрешить трудную задачу сооружения укрепленных усадеб.
Таким образом, намечается следующая картина. В хозяйстве Херсонеса, так же как и в его метрополии, Гераклее Понтийской, земледелие играло, по всей видимости, ведущую роль. Но между этими колониями было и некоторое различие. Прибывшие из Мегары переселенцы застали на южном берегу Понта мариандинов — местное оседлое население, имевшее достаточно развитое сельское хозяйство. Покорив мариандинов, гераклеоты превратили их в своего рода илотов. С побежденных взималась дань, которую они были обязаны доставлять гераклеотам. Вместе с тем мариандины были прикреплены к своей земле π не могли быть проданы в рабство за пределы Гераклейского государства.

165

В иных условиях оказались гераклейские переселенцы, основавшие Херсонесский полис в конце V в. до н. э. Соседившие с ними тавры, если и были при этом покорены херсонесцами, то лишь в той небольшой части, которая обитала в ближайших окрестностях Херсонеса. Уровень хозяйственного развития тавров был значительно ниже, чем у мариандинов. Земледелие1 у тавров не было развито и они, нужно думать, в основном жили скотоводством, охотой и рыбной ловлей. Это исключало возможность таких же взаимоотношений между покоренными таврами и херсонесцами, какие сложились между мариандинами и гераклеотами. Захваченных в плен тавров превращали в рабов (типа рабов покупных или военнопленных). К тому же в сельском хозяйстве херсонесцев очень видное, может быть, даже первенствующее место занимало не хлебопашество, как на Боспоре, а виноградарство, т. е. не местная культура, а принесенная самими херсонесцами. Этим обусловлен весь чисто античный характер сельского хозяйства Херсонеса. Из всех городов Северного Причерноморья он меньше других был связан с местным населением, и в нем местные элементы играли незначительную роль. В отличие от греко-меотского Боспора, Херсонес оставался греческим полисом, не вступавшим в сколько-нибудь тесное общение с таврами. Такой же характер, по всей видимости, имело и его сельское хозяйство.
Располагая приведенными данными, постараемся примерно подсчитать количество населения на Гераклейском полуострове в древности. При этом возможны два способа расчета.
Согласно первому способу, мы можем исходить из того, что по плану подпоручика Анании Строкова на Гераклейском полуострове было примерно 220 наделов2, близких по размеру к клеру у Круглой бухты или немного меньших (около 27 га). Население этих клеров, как уже отмечалось, вероятно, состояло из 18 (может быть, 17) рабов. К этому числу нужно прибавить еще некоторое количество свободных, ибо невозможно допустить, чтобы защита укрепленной усадьбы, и особенно ее башни, могла быть доверена рабам, часть которых, возможно, держали в эргастуле. Эти свободные, очевидно, жили с семьями, вследствие этого вряд ли в описываемой усадьбе их было менее 10.

1 Необходимо, однако, отметить, что раскопки С. Ф. Стржелецкого в 1952 г. в районе Инкермана показали наличие там земледелия еще в период, предшествовавший возникновению Херсонесского эмпория.
2 Отметим кстати, что число сохранившихся до настоящего времени Гераклейских укрепленных усадеб (не менее 128) делает вполне вероятным указанное количество клеров.
166

Если принять эти цифры, то количество населения на 220 наделах окажется:

  На 1 надел На 220 наделах
Число рабов ..........
» свободных ........
18
10

3960
2200

  Всего.. . 6160

Однако более вероятным нам представляется другой способ расчета, а именно: следует исходить из установленной нами плотности населения для 30,5 га (примерно 18 рабов и 10 свободных). При таких обстоятельствах на Гераклейском полуострове, площадь которого приблизительно равна 60 км2, окажется примерно 3533 раба и 1967 свободных, а всего 5500 человек. Итак, в результате наших подсчетов намечаются следующие цифры: количество рабов от 3500 до 4000г, свободных около 2000, а общее число населения полуострова 5500— 6000 человек.
Сельское хозяйство Херсонеса в основном обслуживалось трудом рабов. Однако при некоторых сезонных работах недостаток рабочей силы заставлял обращаться и к труду свободных. Особенно это могло иметь место при уборке винограда, когда потребность в рабочих руках бывает особенно велика. Согласно свидетельству Катона2, можно заключить, что тогда требовалось работников в два с половиной раза больше, чем в обычное время (40 вместо 16). В этих работах могло участвовать не только свободное население гераклейских усадеб, но также и жившие в городе граждане Херсонеса со своими семьями.

1 Производивший аналогичный подсчет Е. Г. Суров («К истории виноградарства и виноделия в Херсонесе Таврическом. Уч. зап. МГПИ, XXVIII, вып. 1, 1942, стр. 125) дает значительно меньшую цифру — всего 1500 рабов. Однако необходимо заметить, что этот подсчет исходит из весьма неточной карты Дюбуа де Монпере, а главное, производительность труда сельскохозяйственного рабочего Е. Г. Суров определяет по нормам XIX в. Это — явная модернизация, ибо производительность труда рабов была много ниже, чем у работников XIX в.; это видно по тем невысоким нормам труда пахарей, которые устанавливал Сазерна — 1 югер в 4 дня, т. е. 1/16 га в день (Varr. De re rust., I, 18, 6). Эта низкая производительность отнюдь не должна объясняться недостаточностью тяглой силы парной упряжки волов (Cato., 11, 1; Varr. De re rust., I, 19,1; Colum. De re rust., II, 12, 7), о которых владельцы проявляли особую заботу (см. Комментарий Е. М. Сергеенко к труду Марка Порция Катона «Земледелие», М.— Л., 1950, стр. 137).
Помимо сказанного, следует принять во внимание еще одно обстоятельство: виноградная лоза занимала, по всей видимости, значительную часть Гераклейского полуострова, однако она не была там единственной культурой. Участки же, отведенные под поля, которые ε клере у Круглой бухты составляли 2/5 общей площади, несомненно требовали меньшего числа рабочих рук.
2 Cato., 11.
167

Некоторое указание на это дает херсонесская надпись1 III в. до н. э., сообщающая о нападении варваров на херсонесцев, когда они с детьми (и, вероятно, с женами) принимали участие в несении Диониса. Данная процессия скорее всего была связана с празднествами, сопровождавшими сбор винограда.
Итак, сельское хозяйство Херсонеса было организовано на чисто античный лад, и мы не располагаем какими-либо данными, свидетельствующими о наличии там иных хозяйственных

Фанагорийская мерная ойнохоя

Рис. 81. Фанагорийская мерная ойнохоя

Фанагорийская мерная ойнохоя

Рис. 82. Фанагорийская мерная ойнохоя

форм. Сложнее, по всей видимости, была картина, наблюдаемая на Боспоре. Уже в первой половине IV в. до н. э. Боспорское государство, подобно эллинистическим монархиям Ближнего Востока, состояло из разнохарактерных элементов — античных городов и хоры, заселенной местными племенами.
Как отмечалось выше, возникновение античного земледелия на Боспоре, вероятно, относится ко времени основания там полисов, т. е. еще к VI в. до н. э. Большая роль культа Деметры в боспорских городах того времени позволяет предполагать, что значительная часть их населения занималась земледелием. Раскопки некрополей и городских слоев VI—V вв. до н. э., а также данные нумизматики позволяют думать о значительной роли и большом числе мелких потребителей, а следовательно,

1 IOSPE, I2, № 343.
168

и мелких производителей на Боспоре в тот период1. Нa этом основании можно предполагать, что и хлебопашеством тогда занимались преимущественно земледельцы типа Гесиодовых крестьян, которые сами пахали и вместе с тем пользовались трудом принадлежавших им немногочисленных рабов.
Подобные мелкие земледельцы, видимо, продолжали существовать на Боспоре и в IV в. до н. э., хотя в то время главная роль в сельском хозяйстве принадлежала уже не им. Иначе трудно объяснить уже упоминавшееся нами событие2 — раздачу земли царем Евмелом (310/9—304/3 гг. до н. э.) 1000 каллатийцев, бежавших на Боспор вследствие голода, вызванного войной с Лисимахом. Полученные каллатийцами клеры представляли собою, очевидно, небольшие наделы, которые их владельцы обрабатывали преимущественно своим трудом или, возможно, с помощью одного-двух рабов. Наделение каллатийцев небольшими участками земли показывает, что такие мелкие рабовладельческие хозяйства были вполне жизнеспособны на Боспоре конца IVb. до н.э., ибо трудно допустить, чтобы Евмел, распределяя между переселенцами клеры, пытался возродить давно устаревшую и совершенно утратившую жизнеспособность форму хозяйства.
В сельском хозяйстве Боспора IV в. до н. э. нам известны не только подобные мелкие производители. В то время, по всей видимости, имели место разнообразные формы организации труда. В этом отношении интересно упоминание Демосфена3 об отправке из Пантикапея в Феодосию 80 стамнов прокисшего косского вина какому-то земледельцу или, скорее, землевладельцу (άνθρωπω τινι γεωργω) 4 для его полевых работников (τοις εργάταις τοις περί την γεωργέ αν).

1 О существовании мелких потребителей на Боспоре времени ранних Спартокидов говорит наличие небольших мерных сосудов — ойнохой (В. Д. Блаватский. Раскопки некрополя Фанагории в 1938— 1940 гг. МИА, № 19, 1951, стр. 218 и сл., рис. 16, 5—7).
2 Diod., XX, 25.
3 Demosth. adv. Laer., 32.
4 Термин γεωργός, буквально земледелец, видимо, имел различные оттенки в греческом языке (Liddel-Scott. Greek-English Lexicon, Oxford, I, 1941, стр. 347). Несомненно, что он мог также употребляться в смысле «землевладелец», так как глагол γεωργειν может иметь значение «владеть землею» (см. Diod., XV, 29, 8; M. N. Tod. A selection of Greek Historical Inscriptions. Vol. II, Oxford, 1948, стр. 64, № 123). Обращаясь к свидетельству Демосфена (Demosth. adv. Laer., 32), следует обратить внимание на то, что афинский оратор с явно тенденциозным презрением трактует всю торговую операцию, говоря то о «косском винце» (οιναριον το Κωον), то о «прокисшем вине» (έξεστηκότος οινου). Применив этот адвокатский прием, Демосфен заодно свысока упоминает и о покупателе, говоря про него άνθρωπω τινι γεωργω, т е. «какой-то земледелец (или землевладелец)». Нам представляется наиболее вероятным, что в данном случае скорее всего идет речь о владельце небольшого
169

Упомянутые Демосфеном στάμνοι 1, несомненно, представляли собою не расписные широкогорлые сосуды, употреблявшиеся для смешивания вина с водой на пирах, а обычную винную тару — остродонные амфоры, как это прежде всего видно из свидетельских показаний, в которых они именуются κεράρια 2.
Значительно труднее истолкование значения другого, гораздо более важного для нас термина, упоминаемого Демосфеном, а именно тех έργάται, для которых было предназначено доставлявшееся вино. С. А. Жебелев3, подробно рассмотрев значение этого термина, пришел к возможному заключению, что οί έργάται οι περι την γεωργίαν следует понимать в смысле «земледельческие работники». Однако дальнейший вывод С. А. Жебелева о том, что здесь имеются в виду не рабы, «а просто какие-то рабочие, надо полагать, вольнонаемные», не был подкреплен какими-либо доказательствами4. В. В. Струве в недавно вышедшей статье выдвинул положение, что в феодосийских эргатах следует видеть рабов, ибо, получая продовольствие, они не были «барщинниками, кормившимися за счет своего собственного хозяйства» 5. Нам кажется, что точка зрения В. В. Струве более убедительна и в пользу ее возможно привести некоторые доказательства.
Прежде всего следует отметить, что в IV в. до н. э. на Боспоре, как и во всем античном мире, было сильно развито денежное обращение, и трудно допустить, чтобы наемные рабочие получали оплату труда продуктами; сравнительно маловероятна и выдача им пайка натурой. Это сомнение усиливается еще и тем обстоятельством, что для феодосийских эргатов было пред-намерено куплено прокисшее вино. Едва ли такой напиток

имения. Из показания свидетеля Ерасикла (Demosth. adv. Laer., 34) можно заключить, что этот γεωργός был жителем Феодосии, вероятно, имел там дом, что еще более заставляет нас видеть в этом человеке не земледельца, а землевладельца. Наконец, названный γεωργός, несомненно, был человеком богатым, закупившим сразу такое количество вина, какое, как будет видно из дальнейшего, намного превышало потребности семьи на год. Не приходится говорить о том, что подобную покупку не мог сделать обычный земледелец.
1 Э. Поттье указывает на целый ряд случаев, когда древние авторы употребляли слово στάμνος в смысле — амфора для вина или масла (Ε. Pottier. Stamnos. «Daremberg et Saglio, Dictionnaire des antiquités», т. IV, 2, Paris, стр. 1457. См. также Б. H. Граков. Тара и хранение сельскохозяйственных продуктов в классической Греции VI— IV вв. до н. э. ИГАИМК, вып. 108, 1935, стр. 152, 163).
2 Demosth. adv. Laer., 34.
8 С. А. Жебелев. Основные линии экономического развития Боспорского государства. ИОН, 1934, стр. 597.
4 Отметим кстати, что С. А. Жебелевым не было надлежащим образом учтено прямое указание Аристотеля (Arist. Oecon., I, 5, 1) на то, что рабы, непосредственно занятые трудом, именуются έργάται.
5 В. В. Струве. Восстание Савмака. ВДИ, 1950, № 3, стр. 38.
170

стали бы пить свободные люди. К тому же это «косское винцо» (οΐνάριον το Κωον) подозрительно напоминает описанное Катоном зимнее вино для рабов, которое после солнцестояния становилось крепчайшим и превосходным уксусом1. Далее вместе с этим, вероятно купленным по дешевке2, прокисшим вином, была отправлена и соленая рыба (το τάριχος), согласно показанию свидетелей, в количестве 11 или 12 амфор3. Низкокачественное вино и острая соленая закуска были обычной добавкой к хлебному рациону, составлявшему основную пищу рабов, как это ясно видно из слов Катона4. Таким образом, продукты, заготовленные для феодосийских эргатов, побуждают нас видеть в них рабов, а не свободных работников.
Запас подкисшего вина, закупленный в Пантикапее для феодосийских эргатов, несомненно был рассчитан на срок не более одного года. На большее время продукты обычно не запасаются, к тому же, вероятно, через такой промежуток это οίνάριον τό Κωον уже должно было превратиться в уксус. Норма винного пайка для раба в Италии нам известна. По свидетельству Катона 5, в год на обыкновенного раба полагалось 7 квадранта лов (183,82 л), а на закованного — 10 квадранталов (262,6 л). Однако, принимая во внимание, что в зимнем вине для рабов, согласно рецепту того же Катона6, было 80% воды, то фактически на долю раба приходилось едва ли больше 135 или 193 л. Это составляет 4 1/2 или 6 72 косских амфор, так как последние обладают довольно большой емкостью — не менее 30 л. Какова была норма вина рабов, трудившихся в сельскохозяйственных предприятиях под Феодосией, неизвестно. Однако, если их владельцу приходилось вино покупать, а не пользоваться своим даровым, как Катону, то скорее всего эта норма была не выше общерабского винного пайка (т. е. 135 л, или 4 1/2 амфоры в год). Это позволяет рассчитать количество рабов, принадлежавших феодосийскому рабовладельцу: их было не менее 18.
Мы не закрываем глаза на то обстоятельство, что точность наших подсчетов весьма относительна и заключает много лишь

1 Cato., 104.
2 Возможно, что вино было куплено в Пантикапее по случаю, по дешевой цене, как испорченный товар. Весьма примечательно, что его переправляли в Феодосию. Это не только не совпадало с маршрутами морской торговли того времени, но, напротив, было прямо противоположно последним. Согласно периплу Псевдо-Скилака (Рs.-Scyl. 68), морской путь проходил через Феодосию в Пантикапей. Следовательно, в данном случае вино, несомненно, было отправлено в обратном направлении.
3 Demosth. adv. Laer., 34.
4 Cato., 56, 58.
5 Там же, 57.
6 Там же, 104.
171

предполагаемого, но отнюдь не доказанного. Однако, если эти подсчеты признать допустимыми, то тогда можно думать, что в IV в. до н. э. в районе Феодосии существовали средние по величине поместья, представлявшие собою чисто рабовладельческие хозяйства. Таким образом, по размерам и характеру эти предприятия были близки гераклейским поместьям. Что же касается основных культур, то в феодосийских поместьях, несомненно, преобладал хлеб1, а на гераклейских клерах, как мы уже отмечали, видное место занимала виноградная лоза.
Прежде чем перейти к следующему разделу, вернемся еще раз к утверждению С. А. Жебелева о том, что в эргатах следует видеть вольнонаемных рабочих. Тогда, конечно, их можно считать только сезонными работниками, т. е. занятыми сравнительно короткий срок, примерно 2—4 недели2. Какое количество вина могло отпускаться этим свободным работникам, неизвестно, однако можно с уверенностью сказать, что оно не могло быть значительно больше рабского пайка 3.
Таким образом, только очень большое количество вольнонаемных работников могло выпить 80 амфор (примерно 2400 л) косского вина. В зависимости от продолжительности работ их должно было быть 300—500 человек. Использовать такой отряд сезонных работников можно было бы только в имении с постоянным составом рабов примерно в 100—200 человек. Такое имение являлось бы настоящей латифундией. Большое количество батраков, неизвестно чем занимавшихся в перерывах между сезонными работами, а равно и наличие латифундий под Феодосией в IV в. до н.э. не согласуются с историческими условиями того времени. Такое предположение представляется явным модернизмом. Это побуждает нас не сомневаться в том, что в феодосийских эргатах следует видеть рабов, а не вольнонаемных рабочих.
С расширением Боспорского государства при Левконе I (правившем в 389/8—349/8 гг. до н. э.) там наряду с сельскохозяйственными районами античных полисов оказались обширные территории, заселенные местными 4 земледельцами —

1 Demosth. adv. Lept., 33.
2 Допустим, а это весьма сомнительно, что срок работы наемных работников был большим — один-два месяца. Но и в таком случае, несмотря на уменьшение рассчитанного нами числа рабов вдвое, размеры латифундии кажутся маловероятными.
3 Косское вино, содержавшее большую примесь морской воды (см. М. С. Альтман. К технике виноделия в древней Греции. ИГАИМК, вып. 108, 1935, стр. 131), судя по свидетельству Афинея (Athen. Deipn., I, 32, е), вряд ли могло употребляться в большом количестве. Примечательно наличие большой примеси морской воды в предложенном Катоном рецепте подделки косского вина (Cato., 112, 3).
4 Не исключена возможность, что некоторое, разумеемся небольшое, количество местных землепашцев, обитавших в ближайших окрестностях
172

синдами, торетами, дандариями и псессами. Позднее состав племен, входивших в Боспорское государство, иногда изменялся. Но всегда при этом оставался неизменным разносоставный характер самого государства, в которое входили различные местные племена и античные города. Это резко отличало Боспор от более монолитного Херсонеса.
Каков был социальный строй племен, вошедших в IV в. до н. э. в Боспорское государство, неизвестно, так как источники совсем не освещают этот вопрос. У нас нет оснований утверждать, что в IVb. до н. э. в азиатской части Боспора имели место столь же развитые рабовладельческие отношения, как в районе Феодосии или на Гераклейском полуострове. Скорее можно предполагать, что у племен Азиатского Боспора четко выделилась знать 1, от которой находилась в зависимости порабощенная ею масса рядового земледельческого населения. Это зависимое население отличалось от покупных рабов тем, что, сохраняя свои племенные различия, оно жило на своей родине, имело семьи и, в силу установившегося уклада, вряд ли могло покинуть ту землю, на которой оно сидело. Вероятно, в жизни этих земледельцев большую роль играла община. Эти хлебопашцы, очевидно, должны были отдавать часть урожая своей племенной знати или боспорским царям.
Почти бесправных земледельцев, находившихся в тяжелой

боспорских городов, оказалось в зависимости от эллинской знати, переселившейся туда еще в VI в. до н. э. Указание на это, может быть в глухой форме, сохранилось в свидетельстве Эфора, которое передал нам Афиней (Athen. Deipn., XII, 26), сообщающий, что милетяне, пока не предались роскоши, побеждали скифов и заселили славными городами Понт Евксинский. Образцом для использования труда местных землепашцев могли послужить порядки в Милете — метрополии эллинских переселенцев. Ведь гергиты — местное земледельческое население, обитавшее вокруг Милета, находилось в подчинении у греков и платило им дань (Hiller von Gaertringen. Miletos. «Pauly Wissowa. Real-Encyclopedie», Dreizigster Halbband, стр. 1594).
Так или иначе, если подобное зависимое население и существовало вокруг боспорских городов в VI—V вв. до н. э., то оно было незначительным по сравнению с теми многолюдными племенами, которые занимали обширные территории, вошедшие в состав Боспорского государства при Левконе I.
1 Возможно, что эту знать следует видеть в управителях ком, т. е. местных поселений, о которых упоминает Полиэн (Polyaen Strat., VI, 9, 3). Однако к этому свидетельству приходится относиться с крайней осторожностью, так как Полиэн представляет собою весьма ненадежный источник, своего рода собрание анекдотов и невероятных историй. Курганные погребения V—IV вв. до е. э. на Тамани и Нижнем Прикубанье свидетельствуют о богатствах племенной знати, следует думать, в значительной мере накопленных благодаря дани, получаемой с полупорабощенных земледельцев. Эту синдо-меотскую знать можно сравнить с фракийской, которая, по свидетельств ν Фукидида, любила πoлvчaτь дары (Thuc., II, 97, 4).
173

зависимости от своих господ, мы встречаем в различных государствах античного мира. В положении их бывали некоторые отличия; одни попадали в зависимость за неуплату долгов, другие — в результате завоевания, но постоянной характерной особенностью их было полурабское состояние. К таким земледельцам можно отнести аттических шестидольников (έκτημοροι)1, спартанских илотов2, афинских пелатов на Наксосе3, фессалийских пенестов4, гераклейских мариандинов5 и других6. Возможно, к таким земледельцам в известной мере приближались по своему положению и зависимые пахари-меоты. Можно думать, что в некоторых отношениях их допустимо сближать с «рабами» (servi) германцев, описанных Тацитом7. По словам римского историка, каждый из них распоряжался в своем доме и в своем хозяйстве, а их обязанности по отношению к господину заключались в том, что они, подобно колонам, платили оброк хлебом, мелким скотом или одеждой.
Вполне возможно, что значительная часть земель, занятых местными племенами, после включения их в Боспорское государство, стала собственностью архонтов Боспора, получивших теперь титул «царствующих» над этими племенами. При таких обстоятельствах сидевшие на земле хлебопашцы должны были оказаться в положении, близком к тому, в котором находилось земледельческое население эллинистических государств.
Каково было число земледельцев на Боспоре после территориальных расширений при Левконе I, нам достоверно неизвестно. Мы можем лишь высказать предположения, основываясь на очень шатких данных, а именно сведениях о количестве хлеба, отправлявшегося из Боспора в Аттику. Согласно свидетельству Демосфена8 в его речи против Лептина, с Боспора, повидимому, ежегодно ввозилось в Афины по 400 000 медимнов хлеба (около 16 700 т). Там же у Демосфена9 имеется указание, что Левкон I освободил афинских купцов от взыскания вывозной пошлины с хлеба, которая взималась с других торговцев в размере V30 стоимости товара.
Исходя из указанной Демосфеном цифры — 400 000 медимнов в год, можно примерно подсчитать, какое количество земледельцев было нужно, чтобы обеспечить ежегодный вывоз

1 Arist. Respubl. Athen., II, 2.
2 Arist. Polit., II, 7, 3.
3 Plat. Eutiphr., 4, C.
4 Dion. Hal. Ant. Rom. II, 9, 2.
5 Poseid. ар. Athen., VI, 253, С.
6 Poll., III, 83.
7 Tac. Germ., XXV.
8 Demost. adv. Lept., 32.
9 Там же, 31.
174

боспорского хлеба в Аттику, вне зависимости от того, работали ли они непосредственно на Левкона I или добытый их трудами хлеб приобретался архонтами Боспора покупкой у соседних племен.
Согласно свидетельству Колумеллы1, незасаженное деревьями поле в 200 югеров могут обработать шесть работников и два погонщика с двумя упряжками волов. Таким образом, если на 200 югеров требуется труд восьми человек, то на одного работника приходится 25 югеров (около 6,3 га).
Как мы говорили выше, по словам Страбона2 видно, что крымская почва давала 30 хоев зерна с одного плефра. В таком случае с 1 га собирали примерно 1000 л, или 800 кг, зерна. При таких обстоятельствах 6,3 га должны были дать 5040 кг, или около 5 т.
При учете расхода зерна одним хлебопашцем мы исходим из того, что в основном3 на Левкона I работали не рабы, подобные феодосийским эргатам, а зависимые местные земледельцы, жившие со своими семьями. Считая, что норма потребления зерна таким работником и его домочадцами была не ниже той, которую устанавливает Катон4 для своих сельскохозяйственных рабов, можно полагать следующее. На самого пахаря нужно в зимние месяцы по 4 модия, пшеницы, а в летние по 4 1/2 модия, что составляет в год 51 модий, или 446 1/4 л. Потребности жены пахаря могут быть примерно приравнены к вилике, получающей по 3 модия пшеницы в месяц, или в год 36 модиев, что составляет 315 л. Считая число детей и иных домочадцев примерно равным трем, можно предположительно отвести на них 600 л хлеба в год. При таких обстоятельствах на питание пахаря и его семьи в год потребуется примерно 1350 л.
Количество зерна, потребного для посева, мы можем установить, следуя норме, указанной Плинием5,— 5 модиев пшеницы на 1 югер. Тогда на 25 югеров (6,3 га) потребуется 125 модиев, или 1093,75 л.
Значительно труднее рассчитать, сколько требовалось зернового корма для рабочего скота. Мы даже не знаем, в каком количестве содержался этот скот в каждом хозяйстве. Одно лишь можно сказать с полной уверенностью, что число скота скорее было значительным, чем малым, ибо Северное Причерно-

1 Colum. De re rust., II, 12, 7.
2 Strab., VII, 4, 6.
3 Это отнюдь не означает, что в распоряжении ЛевконаI и его преемников не было значительного числа рабов; в частности, рабы боспорских правителей трудились в эргастериях, где изготовлялась кровельная черепица (Б. Η. Граков. Эпиграфические документы царского черепичного завода в Пантикапее. ИГАИМК, вып. 104, 1934, стр. 210)
4 Cato., 56.
5 Plin., Ν. H., XVIII, 198.
175

морье в античную эпоху, несомненно, было богато скотом. По вопросу о том, сколько пахотной земли может обслужить одна упряжка волов, у древних авторов не было единогласия. Так, согласно Колумелле1 и Сазерне2, упряжка волов может обработать 100 югеров (25,182 га) пашни; по Плинию3, пара быков должна вспахать 40 югеров легкой земли или 30 югеров трудной.
Неясны также данные и о количестве зернового корма, дававшегося волам. Катон4 сообщает об этом сбивчивые сведения; к тому же и самый текст, относящийся к данному вопросу, видимо попорчен. Рацион, предлагаемый для волов Колумел-лой5, менее питателен, чем у Катона.
При таких обстоятельствах весьма трудно говорить о каких-либо единых нормах корма для волов в рабовладельческих хозяйствах Италии. Даже если таковые и были, то у нас нет решительно никаких оснований переносить эти нормы в хозяйства Боспора, где питание рабочего скота могло иметь и, вероятно, имело существенные отличия. Все это создает большие трудности при решении поставленного вопроса. Однако нельзя думать, чтобы рабочий скот, применявшийся для пахоты на боспорских полях, кормился только травой и сеном. Несомненно, что для него требовалась добавка и более питательной еды — бобов или зерна. Если при расчете принять за основу хотя бы и недостаточно надежные цифры, которые сообщает нам Катон6, то в год паре волов было нужно не менее 190 модиев такого корма, что составит примерно 1660 л, или 1400 кг.
Остается совершенно открытым вопрос, какое соотношение было между числом пахарей и числом рабочего скота на Боспоре. По этому вопросу мы не располагаем ни прямыми, ни косвенными свидетельствами. Тем не менее обилие находок костей крупного рогатого скота при раскопках боспорских городов и поселений позволяет думать о значительном числе быков в древних хозяйствах и делает вполне допустимым предположение, что в античную эпоху там на каждого пахаря приходилась одна упряжка рабочего скота.
Если исходить из таких расчетов, то потребности в зерне землепашца на его пропитание, семью, рабочий скот и семена для следующего посева должны составить около 4100 л, или 3300 кг. Таким образом, произведя около 5 τ зерна и расходуя 3,3 т, пахарь получал излишек примерно в 1700 кг. Эти 1700 кг зерна, вероятно, были тем предельным количеством хлеба,

1 Colum. De re rust., II, 12, 7.
2 Varr. De re rust., I, 19, 1.
3 Plin. Ν. H., XVIII, 131.
4 Cato., 54, 60.
5 Colum. De re rust., XI, 2, 99—101.
6 Cato., 60.
176

которое можно было получить боспорскому царю от одного зависимого землепашца в условиях сельского хозяйства того времени.
Получив эту цифру, нетрудно подсчитать, какое количество пахарей требовалось, чтобы доставить Левкону I те 400 000 медимнов хлеба, которые он ежегодно отправлял афинянам. 400 000 медимнов равны примерно 21 000 000 л и весят 16 800 000 кг, или 16 800 т; разделив эту цифру на 1,7 (количество тонн, которое давало хозяйство одного землепашца), мы получим 9865.
Таким образом, если количество земледельцев, работавших на Левкона I 1 для потребностей вывоза, было около 10 000, то они ежегодно засевали хлебом примерно 63 000 га, а принимая во внимание земли, находившиеся под паром, луга и другие угодия, нужно думать, что освоенный ими сельскохозяйственный район имел площадь никак не менее 200 000 га, или 2000 км2, что составляло довольно значительную часть территории Боспорского государства2.
Но этими десятью тысячами пахарей, несомненно, не ограничивалось количество рабочих рук в сельском хозяйстве Боспора. Дело не в неясности свидетельства Демосфена3 о том, что Лев-коном I была дана беспошлинность хлебу, вывозившемуся из Феодосии, порт которой не уступал Боспору. Несомненно, устройство этой гавани способствовало повышению количества вывозимого хлеба, однако у нас нет никаких оснований утверждать, что ежегодно в Афины вывозилось 800 000 медимнов4. По всему содержанию речи Демосфена видно, что постоянным был ввоз в 400 000 медимнов, иначе бы названный оратор

1 Нам неизвестно, был ли хлеб, отправлявшийся афинянам Левконом I, добыт трудом боспорских хлебопашцев или частично приобретен у местных жителей покупкой. Мы строим наши расчеты исходя из первого предположения. Однако необходимо отметить, что его нельзя считать доказанным.
2 Какую площадь занимало Боспорское государство при Левконе I и его ближайших преемниках, в точности неизвестно, поскольку границы его надлежащим образом не установлены. Можно только сказать, что основная часть его: Керченский полуостров, Таманский полуостров (бывший в то время архипелагом), а также низовье Кубани вместе занимали пространство в несколько тысяч квадратных километров (вряд ли менее 5000). Значительно труднее определить размеры боспорских владений на восточном побережье Азовского моря, а также и около Танаиса. Последние, по всей видимости, играли значительно меньшую роль, чем земли, примыкавшие к Керченскому проливу. Однако они занимали довольно обширные пространства, возможно, близкие по размеру основной территории.
3 Demosth. adv. Lept., 33.
4 Журн. «Rheinische Museum fur Philologie», LXXXI, 1932, стр. 321 и сл.
177

не преминул бы сказать, что Левкон дарит афинским торговцам не 13 000, а 26 000 медимнов хлеба.
Дело в том, что, помимо Левкона I, афинским хлеботорговцам продавали зерно также и представители боспорской знати, разумеется, располагавшие меньшими ресурсами, чем правитель. Так, по свидетельству Исократа1, один из знатных боспорцев Соней отправил со своим сыном в Афины два корабля, груженные хлебом. Точно определить количество хлеба мы не можем, так как не знаем тоннажа Сопеевых кораблей. Известная нам грузоподъемность двадцативесельного корабля, который, согласно Демосфену2, предназначался для торгового рейса из Афин в Менду или в Скиону, а оттуда на Боспор, была примерно 300 т3. Чтобы получить такое количество хлеба, нужен был труд приблизительно 177 землепашцев.
Боспорский хлеб шел не только в Афины. Постоянные торговые связи, несомненно, существовали и с Митиленой, как об этом свидетельствует митиленская надпись4 середины IV в. до н. э. Неудовлетворительная сохранность этого памятника затрудняет его полное восстановление, однако не подлежит сомнению предоставление митилеяянам льготного тарифа, что позволяет считать их крупными покупателями. Одно из возможных восстановлений допускает видеть в этой надписи указание на ежегодный вывоз боспорского хлеба в Митилену, превышавший 100 000 медимнов. Если это верно, то снабжение хлебом Митилены обеспечивалось трудом не менее чем 2500 пахарей. Кроме Афин и Митилены, боспорский хлеб вывозился и в другие города. Так, Демосфен5 сообщает, как некий Лампид нагрузил на Боспоре хлебом большой корабль и, прибыв с ним в Аканф, продал там хлеб.
Наконец, помимо хлеба, вывозившегося в метрополию, значительное количество его было нужно для все более возраставшего населения Боспорских городов. Судя по площади, которую занимали Боспорские города в IV в. до н. э., население их было примерно 40 000—60 000 человек. Учитывая, что городское население в значительном количестве употребляло в пищу мясо и рыбу, положим в среднем на человека в год 250 кг хлеба.

1 Isocr. Trap., 3, 4.
2 Demosth. adv. Laer. 10, 18 (Demosthenis Orationes. II, Lipsiae, 1879, стр. 406, 408).
3 Этот корабль, согласно Демосфену, должен был поднять 3000 амфор мендского вина, вес которых, нужно думать, равнялся примерно 150 т. При таких обстоятельствах корабли Сопея могли везти 300 -т.
4 IG, XII, 2, 3; Б. Η. Граков. Материалы по истории Скифии..., № 32 (ВДИ, 1939, № 3); С. А. Жебелев. Основные линии экономического развития Боспорского государства. ИОН, 1934, стр. 604, прим. 1.
5 Demosth. adv Phormion, XXXIV, 36.
178

Тогда на 40 000—60 000 горожан потребуется 10 000—15 000 τ зерна. Согласно нашему расчету, для получения этого количества хлеба требовался труд 5882—8823 пахарей, или в среднем труд около семи с половиной тысяч человек.
Подведем теперь итоги нашим расчетам. Пшеница, вывозимая Левконом I в Аттику, обеспечивалась трудом десяти тысяч пахарей. К этому надо добавить хлеб, доставлявшийся в Аттику другими боспорцами, нужно думать, в значительном количестве (например, на двух кораблях Сопея). Затем следуют большие и постоянные поставки боспорского хлеба в Митилену, возможно, производившегося трудом не менее чем 2500 земледельцев, а равно вывоз хлеба и в другие греческие города (например, в Аканф). Наконец, потребности в хлебе городов самого Боспора, вероятно, удовлетворялись трудом примерно 7500 пахарей. Произведя подсчеты, мы можем предположить, что число землепашцев на Боспоре было не менее двадцати с небольшим тысяч, а вернее оно значительно превосходило это число, вероятно, достигая 25 000, а может быть, даже превосходя и эту цифру.
Некоторая часть этих пахарей представляла собой рабов; к ним принадлежали уже упоминавшиеся нами феодосийские эргаты. Помимо этих землепашцев, в IV в. до н. э. на Боспоре, видимо, еще сохранялись свободные крестьяне, работавшие сами и пользовавшиеся трудом немногочисленных рабов. В конце IV столетия до н. э. к числу таких крестьян присоединилась 1000 прибывших на Боспор каллатийских переселенцев. Такое применение рабского труда в сельском хозяйстве Боспора, видимо, практиковалось лишь в ближайших окрестностях городов. Известные нам случаи связаны с Феодосией и Фанагорией. Таковы хозяйства средних размеров, обслуживавшиеся трудом феодосийских эргатов, и мелкие хозяйства каллатийцев. Что же касается более обширных территорий, занятых местными племенами, то там преобладал, надо думать, труд зависимых земледельцев. Едва ли можно сомневаться в том, что эти земледельцы представляли подавляющее большинство производителей в сельском хозяйстве Боспора.
Исходя из этих данных, мы можем предполагать, что количество населения в сельских районах Боспора было примерно 100 000—150 000 человек. Вместе с городскими жителями общее число народонаселения Боспора достигало 150 000—200 000 человек. Размер сельскохозяйственной территории Боспора при таких расчетах доходил бы приблизительно до 5000 км2. Эта площадь примерно равна основной территории Боспорского государства после земельных приобретений при Левконе I. Столь интенсивное использование принадлежавших Боспору земель для нужд сельского хозяйства не должно удивлять.

179

С этим в полной мере согласуется значительная густота населения в античную эпоху, засвидетельствованная данными исторической географии, во всяком случае для Таманского полуострова и территорий, прилежащих к нему с востока.
Только эти части Боспорского государства привлекали в достаточной мере внимание археологов1, и производившиеся там разведки дают возможность сделать надлежащие заключения.
Помимо рассмотренных выше свидетельств письменных источников о вывозе боспорского хлеба во времена ранних Спартокидов, мы располагаем только одним, но весьма важным свидетельством Страбона2 о том, что Левкон I отправил из Феодосии в Афины 2 100 000 медимнов хлеба. Как видно из слов древнего географа, он имел в виду не систематически повторявшиеся посылки транспортов, а единичный случай, вероятно, вызванный какими-то особыми обстоятельствами, нам неизвестными. В плане настоящей работы важнее всего для нас выяснить вопрос, в какой мере этот факт может способствовать освещению масштабов земледелия на Боспоре. Здесь прежде всего должно отметить, что единичный случай отправки 2 100 000 медимнов хлеба гораздо менее показателен, чем те 400 000 медимнов, которые ежегодно поступали в Афины. Ведь отправка очень большого транспорта могла быть обеспечена или необычайно большим урожаем в том году, или накопленными за предшествующее время запасами зерна. Наконец, не исключена возможность, что часть этого хлеба была закуплена

1 К. К. Герц. Археологическая топография Таманского полуострова. М., 1870; его же. Исторический обзор археологических исследований и открытий на Таманском полуострове с конца XVIII столетия до 1859 года. М., 1876; Μ. О. Поначевный. Географический очерк Босфорского царства. «Кубанский сборник», II, Екатеринодар, 1891, Φ. Ф. Соколов. Карта древних поселений и могильников в районе станицы Таманской. ИТУАК, № 56, 1919, стр. 39 и сл.; С. Ф. Войцеховский. Опыт восстановления рельефа Таманского полуострова применительно к эпохе Страбона и позднейшему времени. «Сев.-кавказ. краевед, об-во археол., ист. и этногр., Записки, кн. 1, том III, вып. 5—6> Ростов, 1929, стр. 5 и сл. ; А. С. Башкиров. Археологическое обследование Таманского полуострова в 1926 г. Тр. Этногр.-археол. музеи I МГУ, № 3, стр. 26 и сл.; его же. Археологическое обследование Таманского полуострова летом 1927 года. Тр. Секц. арх. Ин-та арх. иискусствозн. «РАНИОН», III, M., 1928, стр. 71 и сл.; А. А. Миллер. Таманская экспедиция. СГАИМК, № 1, 1931, стр. 26 и сл.; его же. Выставка работ экспедиций Гос. Академии истории материальной культуры. СГАИМК № 7—8, 1932, стр. 44 и сл.; его же. Таманская экспедиция ГАИМК в 1931 г. СГАИМК, № 7-8, 1932, стр. 67 и сл.; М. В. Покровский и Н. В. Анфимов. Карта древних городищ и могильников Прикубанья. CA, IV, 1937, стр. 265 и сл. 2 Strab., VII, 4, 6.
180

у местных земледельческих племен, не входивших в Боспорское государство.
Во всяком случае, если подсчитать количество пахарей, которые могли бы обеспечить отправку в Афины 2 100 000 медимнов хлеба, то получатся цифры слишком большие и поэтому маловероятные, именно — 2 100 000 медимнов соответствуют примерно ИО 250 000 л и весят 88 200 т. Если считать, что один пахарь может дать 1,7 τ хлеба, то для указанного количества потребовался бы труд 51 889 пахарей. При таких обстоятельствах общее число пахарей на Боспоре должно было достигать 70 000 человек, а все население приближаться к 400 000 человек. Но если мы все же допустим столь большое число жителей, то совсем невероятными представятся размеры территории, необходимой для такого населения. Ведь для 70 000 земледельцев, исходя из нормы 6,3 га на каждого, потребуется 441 000 га, т. е. около 4500 км2. Учитывая, что столько же земли нужно под пар и какое-то количество земли потребно для других угодий, мы получим как минимальную цифру 12 000 км2. О невероятности данной цифры не приходится говорить, ибо, сколько мы можем судить, она превосходит размеры Боспорского государства.
Таким образом, намеченная нами раньше картина масштабов и характера хозяйственной жизни Боспора во времена ранних Спартокидов в основных чертах, видимо, остается в силе.
Однако в добавление к сказанному необходимо сделать существенную оговорку. Ведь помимо боспорских царей и знати, продававших за море хлеб, поступавший с их земель, определенное количество хлеба вывозилось также боспорскими купцами (οι έμποροι), существование которых засвидетельствовано письменными источниками1. Демосфен2 сообщает нам, что вывоз хлеба в Афины с Боспора происходил на льготных условиях, без обычной пошлины, которая удерживалась в размере 1/30 стоимости товара. Лесбосская надпись3 в честь Левкона I π его сыновей свидетельствует о том, что митиленские купцы платили на Боспоре пошлину по льготному тарифу. Наличие этих привилегий, предоставляемых боспорскими правителями афинянам и митиленянам, позволяет думать, что не меньшее, а скорее большее количество хлеба вывозилось с Боспора в другие города, граждане которых облагались пошлиной в полной мере.
Все сказанное приводит нас к выводу, что количество хлеба, вывозившегося с Боспора, было значительно больше указан-

1 Demosth, adv. Lept., 32; Diod., XX, 25; Polyaen. Strat., VI, 2.
2 Demosth, adv. Lept., 32.
3 IG, XII, 2, 3.
181

ных выше цифр, примерно соответствующих тому, что могла дать сельскохозяйственная территория Боспора. Этот излишек поступал к боспорским купцам от соседних независимых племен. Усилению притока хлеба извне на боспорские рынки в период ранних Спартокидов должна была способствовать возросшая торговая активность Боспора в это время. Значительный рост боспорской торговли со степью приводит к включению в IV— III вв. до н. э. в сферу экономических связей Пантикапея и Среднего Приднепровья, где в VI—V вв. до н. э. всецело господствовала Ольвия1.
Однако до настоящего времени остается открытым вопрос, какие именно соседние племена и в каком количестве могли доставлять боспорским купцам хлеб для экспорта. С наибольшей долей вероятия мы можем предполагать, что это были меоты Прикубанья. В пользу такого предположения говорят находки керамической тары2. Меньше оснований имеется у нас думать о том, что хлеб мог поступать на Боспор с бассейна Дона, ибо несколько более позднее свидетельство Страбона3 сообщает, что из Танаиса шли рабы, шкуры и другие товары кочевников. Мало вероятным представляется также предположение, что хлеб мог доставляться гужевым транспортом с Среднего Приднепровья в боспорские гавани. Громоздкие товары в древности, по всей видимости, обычно перевозились по воде. В силу этого перевозки осуществлялись по большим рекам наших южных степей. О роли речного пути наглядно свидетельствует Страбон4, сообщающий нам, что кочевники, живущие по Танаису, неохотно вступают в сношения с чужестранцами, не допускают их в свою страну, а равно и не разрешают плавания по реке.
Весьма показательно так же и то, что довольно громоздкие остродонные амфоры, служившие тарой для вина, проникали лишь в те части наших южных степей, которые были расположены поблизости от водных путей5. При таких обстоятельствах со Среднего Приднепровья на Боспор скорее всего шел не хлеб, а скот и другие легко доставляемые товары.
Боспор, сколько мы можем судить, и в этническом, и в социальном, и в экономическом отношениях не был однородным. Он представлял собою государство, состоявшее из разнохарактерных элементов. В аспекте нашей темы подчеркнем,

1 Б. Граков. Чи мала Ольвія торговельні зносини з Поволжям і Приураллям в архаїчну і класичну епохи? Сб. «Археологія», І, Київ, 1947, стр. 27 и сл.
2И. Б. Зеест. К вопросу о внутренней торговле Прикубанья с Фанагорией. МИА, № 19, 1951, стр. 118.
3 Strab., XI, 2, 3.
4 Там же, 2, 2.
5 Наблюдение любезно сообщено Б. Н. Граковым.
182

что доступные нам данные о сельском хозяйстве Азиатского Боспора побуждают думать лишь о применении там труда зависимых землепашцев — местных обитателей, а равно и свободных мелких производителей, возможно, применявших труд немногочисленных рабов.
Можно предполагать, что иные формы организации сельского хозяйства если и были в азиатской части Боспора, то во всяком случае играли меньшую роль. Иная картина намечается для европейской части Боспорского государства. Там чисто рабовладельческие сельскохозяйственные предприятия, видимо, можно считать засвидетельствованными в IV в. до н. э. упоминанием Демосфена о феодосийских эргатах. Можно думать, что в дальнейшем количество рабов, покупных и военнопленных, на Боспоре, особенно в его европейской части, все возрастало. Именно там число их было столь велико, что в условиях кризиса конца II в. до н. э. стало возможным восстание рабов под предводительством Савмака1. Захват рабами Пантикапея и Феодосии, нужно думать, осуществлялся восставшими, которые находились не только внутри городов, но и вне их. Если это справедливо, то тогда в восстании участвовали не только рабы, трудившиеся в городских эргастериях или предназначенные к отправке на средиземноморские рынки, но также и рабы, труд которых использовался в сельском хозяйстве.
Судя по доступным данным, восстание Савмака ограничилось европейской частью Боспора и не перекинулось на другую сторону пролива. Это явление, как нам кажется, можно объяснить только тем обстоятельством, что в сельском хозяйстве азиатской части Боспора и во II в. до н. э. труд рабов, покупных или военнопленных, применялся более умеренно. А одни городские рабы, использовавшиеся в эргастериях, не были достаточно сильны для того, чтобы свергнуть своих господ.
Конец II и I вв. до н. э. был переломным периодом в истории Северного Причерноморья вообще и Боспора в частности. Ряд городов: Ольвия, Пантикапей, Танаис, вероятно Феодосия, а возможно, и другие города подверглись разрушению или разорению в это бурное время2. В восстановлении и последующей жизни разгромленных северо-понтийских городов сыграли большую роль местные обитатели Северного Причерноморья, прежде всего сарматы, в немалом числе пополнившие население возрождавшихся городов. По всей видимости, особенно большое

1 С. А. Жебелев. Последний Перисад и скифское восстание на Боспоре. ВДИ, 1938, № 3 (4), стр. 49 и сл.; В. В.Струве. Восстание Савмака. ВДИ, 1950, № 3, стр. 23 и сл.
2 В. Д. Блаватский. Северо-понтийские города в конце II—I вв. до н. э. Вест. Моск. ун-та, 1949, № 7, стр. 55—70.
183

значение сарматы приобрели на Боспоре, во главе которого установилась сарматская династия Асандра — Аспурга.
Новые пришельцы приносили свои привычные формы хозяйственной жизни и свой бытовой уклад. Именно с этими явлениями может быть поставлена в связь роспись1 склепа Анфестерия, сына Гегесиппа, относящаяся к концу I в. до н. э.—

Роспись склепа Анфестерия

Рис. 83. Роспись склепа Анфестерия

началу I в. н. э., которая показывает нам быт пантикапейцев того времени. Знатный пантикапеец со своей семьей в сопровождении вооруженных слуг выезжает на лето в степь для занятия земледелием и выпаса скота. Таким образом, сельское хозяйство приобретает выездной характер. Однако едва ли это сопровождалось переходом к переложной системе. Гораздо более вероятно, что и в этих условиях продолжала сохраняться переменная система.
Другой особенностью сельского хозяйства того времени является необходимость ограждения используемой территории оборонительными сооружениями для защиты от нападений кочевников. Страбон2, ссылаясь на Ипсикрата, сообщает, что Асандр отгородил таким образом перешеек Херсонеса у Меотиды. Это должно было обеспечить от нападений европейскую часть Боспора. Возможно, несколько в более позднее время возник довольно обширный сельскохозяйственный укрепленный район Киммерика 3, расположенный у горы Опук, в южной части Керченского полуострова. В связи с этим следует упомянуть небольшое, сильно укрепленное военно-земледельческое

1 М. Ростовцев. АДЖ, СПб., 1913, стр. 172 и сл., табл. LI, 6.
2 Strab., VII, 4, 6.
3 И. Б. Зеест. Разведочные работы в Киммерике. КСИИМК, XXVII, 1949, стр. 52 и сл.; ее же. Раскопки Киммерика в 1947—1948 гг. ВДИ, 1949, №_3, стр. 92 и сл., рис. 1.
184

Древний вал на Керченском полуострове (у Золотого кургана)

Рис. 84. Древний вал на Керченском полуострове (у Золотого кургана)

185

Древний вал на Керченском полуострове (у Золотого кургана)

Рис. 85. Древний вал на Керченском полуострове (у Золотого кургана)

186

поселение,— предполагаемый Илурат1 (около нынешней деревни Ивановки, к западу от Чурубашского озера), возникшее в I в. н. э.
Указанные изменения в организации хозяйства были связаны с изменениями в социальном строе. Имеются данные, свидетельствующие о том, что рабский труд на Боспоре в первых веках нашей эры становился нерентабельным, и это повлекло

Второй древний вал на Керченском полуострове (у Узунларского озера)

Рис. 86. Второй древний вал на Керченском полуострове (у Узунларского озера)

за собой отпуск рабов на волю. До нас дошел ряд боспорских надписей, представляющих собою манумиссии, т. е. акты об отпуске рабов на волю. Эти надписи исследованы недостаточно. Их трактовали2 главным образом как источник для изучения иудаизма в Северном Причерноморье, не придавая значения заключенным в них ценным сведениям о социальной истории Боспора.
Всего нам известно 14 боспорских манумиссий, которые мы перечислим, расположив их примерно в хронологическом порядке.
1. Фанагорийская манумиссия 16 г. н. э., согласно которой Фодак, сын Пофона, посвятил Аполлону (?) своего вскормленника Дионисия3.

1 См. о нем В. Ф. Гайдукевич. Боспорский город Илурат. CA, XIII, 1950, стр. 173 и сл.
2 Б. И. H адэль. Об экономическом смысле оговорки χωρίς εις τήν προσευχήν θωπείας τε και προσκαρτερήσεως боспорских манумиссии. ВДИ,1948,№ 1, стр. 203—206.
3 IOSPE, II, Ks 364.
187

2. Горгиппийская манумиссия 41 г. н. э., согласно которой Пофос, сын Стратона, посвятил в молельне свою вскромленницу Хрису под попечением Зевса, Геи и Гелия1. Посвящение богу всевышнему.
3. Пантикапейская манумиссия 57 г. н. э., у которой не сохранилась нижняя часть, содержащая имя или имена осво-

Второй древний вал на Керченском полуострове (у Узунларского озера)

Рис. 87. Второй древний вал на Керченском полуострове (у Узунларского озера)

бождаемых рабов, а равно и наименования божества, которому их посвящают2.
4. Возможно, горгиппийская (найденная близ станицы Ново-Михайловской около Джубги) манумиссия 59 г. н. э., которая дошла до нас в очень плохой сохранности. Связь этой надписи с иудейской синагогой хотя и допустима, но вызывает большие сомнения3.
5. Фанагорийская манумиссия 79 г. н. э., нижняя часть которой не сохранилась4.
6. Пантикапейская надпись, возможно обломок манумиссии, в которой упоминается иудейская синагога5.
7. Пантикапейская манумиссия 81 г. н. э., согласно которой

1 IOSPE, II, № 400.
2 IOSPE, IV, № 204.
3В. В. Латышев. Эпиграфические новости из Южной России. ИАК, вып. 27, 1908, стр. 38 и сл., № 34.
4 В. В. Шкорпил. Боспорские надписи, найденные в 1911 году. ИАК, вып. 45, 1912, стр. 10 и сл., № 2.
5 В. В. Шкорпил. Боспорские надписи, найденные в 1912 году. ИАК, вып. 49, 1913, стр. 64 и сл. № 2.
188

План района Киммерика

Рис. 88. План района Киммерика

Остатки стены в восточной части укрепленного района Киммерика

Рис. 89. Остатки стены в восточной части укрепленного района Киммерика

189

Хреста отпускает своего вскормленника (θρεπτός) Геракла с участием в опеке иудейской синагоги1.
8. Пантикапейская манумиссия, согласно которой рабы, в том числе Герм, отпускаются на свободу с участием в опеке иудейской синагоги2.
9. Горгиппийская манумиссия конца I в. н. э., согласно которой отпускаемая должна быть под попечением Зевса, Геи и Гелия3.

Остатки стены в западной части укрепленного района Киммерика

Рис. 90. Остатки стены в западной части укрепленного района Киммерика

10. Пантикапейская манумиссия, согласно которой отпускаемый обязывается пребывать при молельне под опекой иудейской синагоги4.
11. Горгиппийская манумиссия, времени Тиберия Юлия Савромата (93/4—123/4гг. н. э.), согласно которой Тимофей, сын Нимфагора, с сестрой Илидой отпускают вскормленницу Дорею. Посвящение богу всевышнему5.

1 IOSPE, II, № 52.
2 Там же, № 53.
3 Эта надпись, находившаяся до войны в Анапском музее, в ближайшем будущем будет издана Т. В. Блаватской.
4 ИГАИМК, вып. 104, 1934, стр. 66 и сл., V.
5 IOSPE, II, № 401.
190

12. Найденная на хуторе Батарейке, около станицы Запорожской, манумиссия 105 г. н. э., согласно которой Гликария, жена Аполлония, посвящает Зевсу и Гере (?) своего вскормленника Филодеспота К
13. Горгиппийская манумиссия II—III вв. н. э., от которой сохранилась только часть текста, сообщающая об отпущении на волю рабыни при условии, чтобы она оставалась при молельне2.
14. Пантикапейская манумиссия времени Савромата III (229/30—232/3 гг. н. э.), согласно которой Хрест, сын Косса, и жена его Химата отпускают свою вскормленницу Фаллусу под попечением Зевса, Геи и Гелия3.
Из этого перечисления видно, что боспорские манумиссия начинаются с 16 г. н. э. С этого времени до 80-х годов I в. н. э. нам известно пять манумиссий; четыре из них происходят из Азиатского Боспора, а одна из Пантикапея. Из этой группы манумиссий с иудейской синагогой может быть связана только одна4, да и то под сомнением.
Ко второй группе надписей конца I — начала II вв. н. в. относятся семь манумиссий; четыре из них, найденные в Пантикапее, заключают упоминания об иудейской синагоге и, несомненно, связаны с прозелитизмом. Три другие, происходящие из Азиатского Боспора, не имеют такого характера.
Наконец, следуют две манумиссий, II—III вв. н. э. Одна из них, пантикапейская, заключает упоминание о Зевсе, Гее и Гелие; в другой, горгиппийской, говорится о молельне, может быть иудейской.
Таким образом, из боспорских манумиссий лишь меньшая часть5, происходящая только (или почти только) из Пантикапея, оказывается связанной с прозелитизмом. Составляющие

1 Н. И. Новосадский. Неизданная надпись Темрюкского музея. ДАН, 1930, сер. В., № 12, стр. 224 и сл.
2 В.. В. Латышев. Эпиграфические новости из Южной России (находки 1909 и 1910 гг.). ИАК, вып. 37, 1910, стр. 74 и сл., № 8.
3 IOSPE, II, № 54.
4 В. В. Латышев. Эпиграфические новости из Южной России (находки 1909—1910 гг.). ИАК, вып. 27, стр. 38 и сл., № 34.
5 Упоминание об иудейской синагоге мы находим в манумиссиях № 6, 7, 8 и 10 нашего списка; в № 4 такое восстановление возможно, но вызывает сомнение. Что же; касается термина προσευχή — молельня, встречающегося в манумиссиях № 2 и 13, то во всяком случае в надписи № 2, он, несомненно, означает храм эллинского божества или героя, так как вольноотпущенница отдается под попечение Зевса, Геи и Гелия. О том, что эллинский храм могли именовать προσευχγ, писал еще В. В. Латышев («Заметки по греческой эпиграфике». И РАИ Μ К, 1, 1921, стр. 26 и сл.).
Беспомощные попытки Р. Л. Эрлиха («Ольвийская надпись IOSPE, I2, 176. ДАН, 1928, сер. В, № 6, стр. 124—127) опровергнуть положения маститого русского эпиграфиста, удивляют своей наивностью и не заслуживают даже рассмотрения.
191

большинство надписей манумиссий из Азиатского Боспора, за исключением одной, и притом сомнительной (№ 4), имеют чиста античный характер. Достойно внимания, что к числу этих надписей принадлежат самые ранние памятники, возникшие да 80-х годов I в. н. э.
Это заставляет нас рассматривать перечисленные манумиссии как источник, в высшей степени важный для выяснения социально-экономических условий на Боспоре в первые века нашей эры. Приведенные надписи позволяют предполагать, что на Боспоре, особенно в его азиатской части, уже с начала I в. н. э. стали складываться такие условия, при которых применение рабского труда не всегда было целесообразно. Эта должно было повлечь за собой отпуск рабов на волю. О таком явлении, помимо манумиссий, говорят также и пантикапейские надгробные надписи1. Возможно, на Боспоре уже в начале сарматской эпохи наметилось вытеснение рабского труда трудом зависимых землепашцев, довольно близких колонам, которые позднее стали основными производителями в сельском хозяйстве всего Средиземноморья.
Использование труда зависимых землепашцев, видимо, было привычной формой организации сельского хозяйства и для представителей местных племен, проникавших на Боспор в эпоху Сарматской династии. Так, Тацит2, рассказывая в своих «Анналах» о событиях 49 г. н. э., сообщает, что осажденные в Успе сираки предлагали выдать римлянам «servitii decern milia». Эти 10 000 сервициев вряд ли были подобны римским рабам. Скорее, они приближались к тем меотским зависимым3 земледельцам, о которых мы говорили выше, описывая Боспор во времена Левкона I и его ближайших преемников.
Зависимые земледельцы, видимо, имевшие сходное положение с хлебопашцами Северного Причерноморья, встречаются в это время и в пределах Римской империи. К ним, вероятно, следует отнести4 упомянутых в эпитафии Плавтия Сильвана Элиана5 переселенных в Мезию 100 000 обитателей задунайской области с женами и детьми. Весьма примечательно сообщение упомянутой эпитафии о том, что Плавтий Сильван первый

1 IOSPE, II, № 129; В. В. Латышев. Эпиграфические новости из Южной России (находки 1901—1903 годов). ИАК, вып. 10, 1904, стр. 75 и сл., № 84.
2 Τ а с, Annal., XI, 17.
3 Возможно, ряды таких сервициев могли пополняться путем полонов, о которых упоминает Овидий (Ovid., Trist., III, 10, 61—62; IV, 1, 79—84). Такие же полоны постоянно уводились и в значительно более позднее время. См. хотя бы Dexippus, fr. 16 а.
4 В. Н. Дьяков. Пути римского проникновения в Северное Причерноморье: Понт и Мезия. ВДИ, 1940, № 3—4, стр. 87.
5 CIL, XIV, 3608.
192

собрал для римского народа с этой провинции хлебные припасы, преимущественно пшеницей.
Ценнейшим источником для изучения положения землепашцев в азиатской части Боспора середины II в. н. э. является одна из фанагорийских надписей. В ней говорится, что в 448 г. боспорской эры (151 г. н. э.) царь Тиберий Юлий Римиталк собрал и увеличил, восстановив в первоначальном виде, земли в Фианнеях и число пелатов1. Последние некогда были посвящены Литодором богине (Афродите Апатуре), но с течением времени уменьшились в числе. Упоминаемые в надписях пелаты (πελάται) которых посвящали богине вместе с землями сначала Литодор и позднее Тиберий Юлий Римиталк, нужно думать, были земледельцами, которые сидели на этих землях и были прикреплены к ним. Иначе нельзя понять совместное упоминание посвящаемых богине земель и пелатов. Положение этих зависимых земледельцев, видимо, было близко к тому, в котором находились колоны, также прикрепленные к своим участкам. Это наблюдение позволяет предполагать, что в положении местных землепашцев на Азиатском Боспоре с IV в. до н. э. до II в. н. э. могли произойти некоторые изменения. Первоначально они, платя дань, сидели на земле своего племени, как оседлые обитатели последней; позднее их пребывание на этой земле приобрело характер прикрепления к ней, зафиксированного определенным юридическим актом.
Фанагорийская надпись 151 г. н. э. представляет большой интерес еще и в том отношении, что она свидетельствует об известной роли храма богини, видимо Афродиты Апатуры, в организации сельского хозяйства Боспора. Кем был и когда жил упоминаемый в этой надписи Литодор, мы не знаем2, однако вряд ли посвященные им земли и пелаты могли уменьшиться в очень быстрый срок, да и в надписи говорится, что это произошло с течением времени (χρόνωι). В силу этого трудно допустить, чтобы пожертвование Литодора произошло позднее I в. н. э. Так можно считать установленным, что еще в раннесарматскую эпоху боспорские храмы могли принимать участие в организации сельского хозяйства, используя для этого труд пелатов.
Пантикапейские манумиссии, возможно, указывают на то, что несколько позднее (в конце I — начале II в. н. э.) было заведено храмовое хозяйство и иудейской синагогой.
Вернемся к вопросу о землях в Фианнеях, упомянутых в фанагорийской надписи 151 г. н. э. Мы уже говорили о том,

1 IOSPE, II, № 353.
2 В. В. Латышев именует Литодора «homo ignotus» (IOSPE, II, № 353).
193

что по очень убедительному предположению В. В. Латышева1, клеры, розданные каллатийцам Евмелом (310/9—304/3 гг. до н. э.), находились в Фианнеях. Далее мы показали, что размеры этого урочища невелики — около 5000 га. Поэтому оно, вероятно, было отдано 1000 каллатийских переселенцев полностью или почти полностью. К тому же и слова Диодора2 о разделении области (χωράν) следует скорее всего понимать в этом смысле. К сожалению, нам неизвестно, продолжали ли потомки каллатийских переселенцев сидеть на фианнейской земле и через четыре с лишним столетия после того, как ее получили их предшественники. Если это имело место, то тогда на Боспоре возможен следующий исторический процесс: постепенное превращение ранее совершенно свободных владельцев небольших клеров в близких колонам пелатов.
Таким образом, намечается еще один вывод. Если на Боспоре, представлявшем в эпоху ранних Спартокидов государство неоднородного характера, существовали различные формы организации сельского хозяйства, а именно применение труда свободных производителей, зависимых землепашцев и, наконец, рабов, то в более монолитном по своей структуре Боспоре эпохи Сарматской династии намечается постепенное вытеснение рабского и свободного труда трудом пелатов, близких колонам. Этой развившейся в сарматскую эпоху системе организации сельского хозяйства в полной мере отвечают доступные нам сведения о наличии в это время на Боспоре крупного землевладения. О нем свидетельствуют только что рассмотренная надпись3 о храмовых землях в Фианнеях и ранее упоминавшаяся нами надпись4, устанавливающая границы крупного земельного участка на западном берегу Керченского пролива.
Параллельно развитию труда пелатов, своего рода боспорских колонов, мы наблюдаем натурализацию хозяйства Боспора. Торговые связи Боспора с Малой Азией, еще очень интенсивные в начале сарматской эпохи, падают к началу III в. н. э. С этого времени почти все потребности обеспечиваются внутренним производством.
Далее отметим намечавшуюся еще в раннесарматскую эпоху русификацию городов5. Раскопки последних лет показали

1 В. В. Латышев. Заметки по древней географии северного и восточного побережья Черного моря. Сб. «ΠΟΝΤΙΚΑ», стр. 171—173
2 Diod., XX, 25.
3 IOSPE, II, № 353.
4 Там же, № 313; Β· Β· Латышев. Дополнения κ IOSPE, II, № 313. ИАК, вып. 37, стр. 11—13.
5 В.Д. Блаватский. Северопонтийские города в конце II—I вв. до н. э. Вестн. Московск. ун-та, 1949, № 7, стр. 60, 69 и сл.
194

наличие виноделен в боспорской столице Пантикапее в I в. до н. э.— II в. н. э., а крупных зерновых хозяйств в III—IV вв. н. э.
Хотя аналогичный процесс в позднеантичную эпоху, видимо, коснулся и греческой метрополии, как это видно из слов Плутарха 1, однако вряд ли можно сомневаться в том, что русификация боспорских городов шла рука об руку с сарматизацией последних. И та и другая, нужно думать, во многом являлись разными сторонами одного и того же исторического процесса. Представители местных племен, несшие привычные им формы хозяйства и культуры, проникая в боспорские города, постепенно способствовали вытеснению форм хозяйственной жизни, свойственных античным полисам, где ремесло и торговля всегда играли очень большую роль. Аммиан Марцелин2, писавший во второй половине IV в. н. э., говорит о Херсонесе (Таврическом полуострове), как об изобилующем греческими колониями, население которого занимается хлебопашеством и питается его продуктами.
Отмеченные нами рустификация и постепенная сарматизация городов, наряду с распространением труда пелатов в сельском хозяйстве Боспора эпохи Сарматской династии и особенно в III—IV вв. н. э., можно думать, определили унификацию, наблюдаемую в экономической и отчасти социальной и культурной жизни Боспора позднеантичного времени. В этом заключалось отличие позднего Боспора от многообразного и разнохарактерного по своей структуре государства ранних Спартокидов.
По сравнению с Боспором и Херсонесом, данные об организации труда и рабочей силе, применявшейся в сельском хозяйстве Ольвии, довольно скудны.
Естественнее всего предположить, что ольвиополиты, так же как и херсонесцы, пользовались трудом рабов. Об ольвийских рабах (servis), по всей видимости городских, упоминает Макробий3, сообщая, что осажденные Зопирионом борисфениты освободили своих рабов. Повидимому, более важное для нас свидетельство заключается в знаменитом декрете в честь Протогена. Как известно, там описываются бедствия, обрушившиеся на Ольвию, после того как галаты и скиры заключили союз с целью напасть на этот город. К числу этих событий, по словам декрета, принадлежало и то, что «все решительно рабы (την οίκετείαν άπασαν) и пограничные миксэллины, числом не менее 1500, бывшие в предыдущую войну союзниками в городе, были совращены врагами»4.

1 Plut. De def. orac., 413, F.
2Ammian. Marc., XXII, 8, 32
3 Macrob. Saturn., I, 11, 33.
4 IOSPE, I2, № 32, В.
195

Данное место декрета особо подчеркивает тяжелое положение, в котором тогда находилась Ольвия, с тем чтобы оттенить заслуги Протогена. В декрете указывается количество перешедших к врагам миксэллинов — их было не менее 1500 человек; это, по всей видимости, представлялось ольвиополитам весьма значительным числом, о рабах же сказано только, что все они были совращены врагами. Это позволяет думать, что количество рабов у ольвиополитов было не очень большим, иначе авторы декрета, назвав такое число, не упустили бы случая еще более сгустить мрачные краски и тем еще более подчеркнуть благодеяния Протогена. Далее вряд ли можно считать случайностью, что ольвийские рабы называются в декрете η οικετεία — наименованием, наиболее приложимым к рабам, служившим домашней прислугой1. Таким образом, нам представляется, что едва ли ольвиополиты располагали очень значительным количеством рабов во времена Протогенова декрета, т. е. в III в. до н. э. Еще меньше оснований у нас утверждать, что в сельском хозяйстве Ольвии использовался труд сколько-нибудь значительного числа рабов. Это в полной мере отвечает и намеченным выше данным о весьма скромных размерах сельскохозяйственного района, находившегося под властью Ольвии.
Соседившие с Ольвией каллипиды, именуемые Геродотом2 эллинами-скифами (Ελληνες Σκύθαι) и, видимо, идентичные с миксэллинами (Μιξελληνες) Протогенова декрета, нужно думать, не были подчинены ольвиополитам.
Таким образом, Ольвия представляется нам сравнительно небольшим полисом, большая часть населения которого обитала в стенах города, занимаясь торговлей и ремеслом. Судя по размерам города, число жителей в этом полисе было десять, самое большое пятнадцать тысяч3. Отсутствие сколько-нибудь значительной сельскохозяйственной базы, находившейся в распоряжении Ольвии, как мы уже отмечали выше, приводило этот город к продовольственным затруднениям4. Такие затрудне-

1 Liddel-Scott. Greek-English. Lexicon. II, стр. 1203.
2 В. В. Латышев. Исследования об истории и государственном строе Ольвии. СПб., 1887, стр. 17.
3 Мы вычисляем, исходя из площади города, максимально достигавшей 37—38 га, если принять реконструкцию границ, предложенную Л. Н. Карасевым (А. Н. Карасев. Оборонительные сооружения Ольвии. КСИИМК, XXII, 1948, стр. 30, рис. 4). Что же касается населения сельскохозяйственного района Ольвии, то, как видно из всего вышесказанного, оно вряд ли было многим более одной-двух тысяч человек.
4 О продовольственных затруднениях и связанной с ними дороговизне хлеба красноречиво свидетельствует декрет в честь Протогена (IOSPE, I2, № 32,А.).
196

ния, по всей видимости, не имели места на Боспоре1, обширные пашни и многочисленные земледельцы которого могли надежно обеспечить хлебом это большое государство.
В отличие от Ольвии Херсонесское государство имело более значительный по размерам сельскохозяйственный район и, несомненно, большее количество производителей. Мы уже говорили, что на Гераклейском полуострове было около 6000 жителей, можно предполагать, что едва ли меньше народу было в сельскохозяйственных районах Керкинитиды и Прекрасной гавани. В самом Херсонесе, судя по его размерам, было 10 000— 15 000 обитателей2, а в других городах3 4000—7000 жителей. В таком случае общее число населения в Херсонесском государстве должно было составлять примерно 25 000—35 000. Эта цифра объясняет различие, существовавшее между более слабой Ольвией, влачившей довольно жалкое существование в III—II вв. до н. э. и, наконец, разрушенной гетами, и более сильным Херсонесом, который оказался в состоянии гораздо дольше отстаивать свою независимость.
Хотя Херсонес и обладал более значительным, чем Ольвия, сельскохозяйственным районом с довольно многочисленным населением, тем не менее и он, по всей видимости, временами испытывал затруднения в снабжении города хлебом. Об этом прежде всего свидетельствует гражданская присяга херсонесцев4, в которой все граждане дают обязательство не вывозить и не продавать в ином месте, кроме Херсонеса, σΐτον άπό του πεδίου ά[πα]γώγιμον (т. е. хлеб, вывозимый с равнины). О гражданах, «стесненных недостатком хлеба» (σίτοπ τε θλειβορ[ένων]), говорится в одном херсонесском почетном декрете5, вероятно, относящемся ко временам Тиберия (14—37 гг. н. э.).
Причину этих затруднений в снабжении хлебом Херсонеса следует скорее всего видеть в том, что значительную часть его сельскохозяйственной территории, во всяком случае, на Гераклейском полуострове, занимали виноградники. Припомним, что на хорошо известном нам клере у Круглой бухты несколь-

1 С. А. Жебелсв. Основные линии экономического развития Боспорского государства. ИОН, 1934, № 1, стр. 599, прим. 1.
2 Эту цифру мы предлагаем, исходя из площади города, равной 38 га, и количества находившихся в нем жилых домов — примерно 1200 (В. Д. Блаватский. Северопонтийские города в конце II—I вв. до н. э. Вестн. Московск. ун-та, 1949, № 7, стр. 64, прим. 2).
3 Судя по данным разведок П. Н. Шульца, площадь Керкинитиды равнялась 10 га, в силу этого мы можем предполагать в ней 3000—5000 жителей, а в Прекрасной гавани, занимавшей всего 4 га, могло быть 1200— 2000 человек. Таким образом, в городах, подчиненных Херсонесу, должно быть 4000—7000 жителей.
4 IOSPE, I2, № 401.
5 Там же, № 355.
197

ко более половины земли (свыше 16,7 га) было отведено под виноградники и сады. Если даже все остальные угодья (площадью около 12 га) и были полностью отведены под пашню, то и тогда своего хлеба не хватило бы для прокормления постоянных обитателей клера. Ведь необходимо принять во внимание, что засеиваться хлебом могла только половина пашни, а другая оставалась под паром или использовалась для культивирования бобовых растений. Но даже если бы клер у Круглой бухты был исключением, и на других гераклейских клерах площади, отведенные под пашни, были гораздо больше (для чего, кстати сказать, особых оснований у нас не имеется), то и в таком случае хлебных излишков с Гераклейского полуострова едва хватило бы для пропитания только небольшой части населения Херсонеса. Это заставляет нас думать, что Херсонес в основном снабжался хлебом из других мест, а именно, из сельскохозяйственных районов Керкинитиды и Прекрасной гавани.
Собранные материалы по земледелию античных государств в Северном Причерноморье позволили уточнить наши представления о примерных размерах и территории, а также и о количестве населения. Сопоставление этих цифр весьма показательно. Для ольвийского полиса мы можем предполагать число населения в 10 000—15 000 человек, для Херсонесского государства — 25 000—35 000, для Боспорского государства — 150 000—200 000. Эти числа, как нам представляется, в полной мере отвечают тем соотношениям сил, которые были между данными государствами почти на всем протяжении их истории.

* * *

Подведем теперь итоги нашим наблюдениям над земледелием в античных государствах Северного Причерноморья.
Характерной особенностью земледелия северопонтийских государств прежде всего является значительная роль труда местного населения. Свободные греки — пахари, подобные 1000 каллатийцев, переселившихся при Евмеле, имели несравненно меньшее значение, чем многочисленные земледельцы из числа местных жителей. В Северном Причерноморье, так же как и в Птолемеевском Египте, греческое население, видимо, было преимущественно сосредоточено в городах и в весьма ограниченной мере проникало в сельские районы.
В полном соответствии с этим, особое развитие земледелие получило не в Ольвии и даже не в Херсонесе, а в полумеотском Боспоре.
Пока в боспорских городах, и особенно в Пантикапее, преобладали античные элементы, они были по преимуществу ремесленными и торговыми центрами (т. е. примерно в эпоху

198

Спартокидов). Когда же, начиная, приблизительно, с I в. до н. э., эти города стали подвергаться сарматизации, то параллельно ей начала развиваться и рустификация последних. Она сказалась в выездном земледелии и появлении зерновых хозяйств в самом Пантикапее.

Схематический план восточной части Керченского полуострова 1 — валы; 2 — античные города

Рис. 91. Схематический план восточной части Керченского полуострова 1 — валы; 2 — античные города

Другой специфической чертой античного земледелия в Северном Причерноморье было следующее. Земледелие развивалось в значительной мере в укрепленных районах: на Керченском полуострове под защитой оборонительных валов1 или на Маячном полуострове, огороженном стеной с башнями. Самые усадебные постройки, как показывают сооружения на Гераклейском полуострове и отчасти на Боспоре, представ-

1 Разведки на Керченском полуострове, производившиеся автором настоящей работы в 1951 г., позволили установить следующее. Древний вал, который идет от Узунларского озера к Азовскому морю, защищая с запада значительную часть Керченского полуострова, проведен таким образом, что под его охрану входят все долины, примыкающие к Керченскому проливу. Каждая из этих долин в древности была сельскохозяйственным районом, тяготевшим к ближайшему боспорскому городу: Мирмикию, Пантикапею, Дии-Тиритаке, Нимфею, Китею, Киммерику и другим. Надежная защита валов и рвов позволяла сельскому населению этих местностей жить и в неукрепленных поселениях — κώμαι.
199

ляли собой крепкие замки, служившие надежным укрытием их владельцам на случай внезапного нападения. Сельский рабовладелец на Северном Понте был всегда вооружен1 и всегда был готов отразить нападение2.
Наконец, можно отметить и некоторые черты своеобразия в организации сельского хозяйства в различных городах Северного Причерноморья. В Херсонесе оно, нужно думать, имело чисто рабовладельческие формы. Этим экономические основы Херсонесского государства резко отличались от хозяйства соседивших с ним тавров, которые находились на значительно более примитивной стадии развития. В силу этого сколько-нибудь серьезного взаимодействия между Херсонесом и таврами, во всяком случае в сельском хозяйстве, не было и не могло быть.
Совершенно иную картину наблюдаем мы на Боспоре, где уже со времени Левкона I значительная часть земледельцев приходилась на местные племена низовьев Кубани. Положение зависимых землепашцев у племен, вошедших в состав Боспорского государства, едва ли существенным образом отличалось от положения пахарей у соседних с ними независимых племен. Нужно думать, что и у тех и у других племен в это время происходили близкие экономические и социальные процессы, да и культура3 их была довольно близка. И те и другие постоянно находились в тесных экономических взаимоотношениях4 с боспорскими городами и, в частности, с Пантикапеем. Наконец, весьма примечательна отмеченная Страбоном5 изменчивость восточных границ Боспорского государства, обусловленная тем обстоятельством, что то одно, то другое племя отпадало от Боспора.

1 О необходимости постоянно носить оружие при сельскохозяйственных работах, вероятно, несколько преувеличенно, говорит Овидий (Ovid. Trist., V, 10, 23—26).
2 Особенно характерна в этом отношении роспись склепа Анфестерия в Пантикапее, относящаяся к концу I в. до н. э.— началу I в. н. э., где представлен выезд в степь знатного пантикапейца с вооруженными слугами, вероятно для обработки полей и выпаса скота (см. стр. 183, рис. 83).
3 Н. В. Анфимов, специально исследовавший вопрос о земледелии у меото-сарматских племен Прикубанья, приходит к выводу, что плужное земледелие получило применение в бассейне Кубани еще в раннескифское время (Н. В. Анфимов. Земледелие у меото-сарматских племен Прикубанья. МИА, № 23, стр. 147).
4 О тесных экономических связях меотов с Боспором свидетельствуют многочисленные находки различных античных предметов в Среднем Принубанье, в том числе значительного количества пантикапейских монет, которые были обнаружены на Елисаветинском городище (В. А. Городцов, Елисаветинское городище и сопровождающие его могильники, по раскопкам 1935 года. CA, I, 1936, стр. 179).
5 Strab., XI, 2, 11.
200

В силу этого между земледелием племен азиатской части Боспора и их восточных соседей не было и не могло быть сколько-нибудь существенного различия1. Здесь было совершенно иное положение, чем в Херсонесском государстве, отделенном резкой гранью от тавров. Недаром Боспорское государство было полумеотским, а в дальнейшем подверглось сарматизации.
Наконец, следует отметить, что социальный состав производителей в сельском хозяйстве Боспора, по имеющимся у нас данным, не был неизменным. Если в IV в. до н. э. мы наблюдаем наличие рабов, трудившихся в средних и мелких рабовладельческих хозяйствах, по всей видимости, свободных производителей и зависимых земледельцев, то в сарматскую эпоху намечается большее единообразие, вызванное увеличением роли близких колонам пелатов, труд которых постепенно вытесняет труд рабов.

1 В этом отношении заслуживает внимания отмеченная нами выше близость форм мотыкообразных сельскохозяйственных орудий I—II вв. н. э., обнаруженных в Среднем Прикубанье и на Азиатском Боспоре, в Семибратнем городище (Н. В. Анфимов. Новые данные к истории Азиатского Боспора. CA VII, стр. 262).

Подготовлено по изданию:

Блаватский В.Д.
Земледелие в античных государствах Северного Причерноморья. — М., Издательство АН СССР, 1953.



Rambler's Top100