1 Относительно этой первоначальной стадии Гесиодовой теогонии надо заметить, что ст. 118—119 не содержатся ни в каких цитатах от Платона до Стобея и являются, очевидно, позднейшей вставкой для объяснения ст. 120 и для предварения Тартара, вводимого внезапно в последующем (ст. 682, 721, 726, 736, 807, 822, 868, хотя в ст. 119 стоит не Tartaros, но Tartara). Действующими являются Хаос и Гея, но не Эрот, о котором в дальнейшем нет никакого упоминания (в ст. 20 он уже не имеет ровно никакого теогонического значения). Также не играют никакой роли Эреб, Эфир и День (так — о смене Дня и Ночи в ст. 748 сл.). Кое-что находим в дальнейшем только о Ночи (ст. 211 сл.). Таким образом, вся эта начальная стадия теогонического процесса производит впечатление какой-то непроработанной компиляции, в которой сам компилятор плохо разбирается и не знает, что делать с этим в дальнейшем.
2 Любопытно отметить, что порождения Геи у Гесиода построены — явно, с сознанием — триадически. В этих стихах мы имеем первую триаду: Уран, Горы (место Нимф) и Понт (море). Почему Горы заняли место наряду с Небом и Морем (будучи на самом деле только моментом самой Земли), неизвестно. Может быть, это сделано ради триадической структуры мифов, в целях соответствия с последующей триадой Титанов, Киклопов и Сторуких. Об этих Горах в дальнейшем тоже нет ни слуху, ни духу, в то время как Уран и Понт вступают с Геей в брак. Контраст с этой непонятной компиляцией составляет, например, Apoll. Rhod. I 500, § 37 а, где тоже имеются Горы, но там они появляются вполне на месте — уже после появления Земли и Неба, как оформление самой Земли.
3 После четверной триады Титанов у Гесиода следует еще две триады Уранидов: Киклопы и Сторукие (ст. 139—150). Есть некоторый смысл в ученых мнениях, высказанных относительно позднейшего происхождения всей этой части, так как теогоническое место Киклопов и Сторуких, как чего-то более грубого, казалось бы, — раньше Титанов (как это мы и находим, напр., у Аполлодора). Однако этот вопрос сложный, в особенности если глубже вникнуть в значение самого образа Киклопов и Сторуких (ср. «Система», § 50 сл.). В связи с этим спорят в науке также и о том, низверг ли Уран и Титанов вместе с Киклопами и Сторукими или только одних Киклопов и Сторуких.
4 Эриннии, Гиганты и Мелийские Нимфы — опять триада. Мелийские Нимфы — это Нимфы, вооруженные ясеневыми копьями (melia — ясень). Почему они выдвинуты на такое почетное место, сказать трудно, и в дальнейшем о них нет никаких упоминаний. Невольно обращает на себя внимание глубокая идея Афродиты как квинтэссенции всего космически-плодовитого, и притом на такой ранней ступени теогонического процесса.
Вслед за этим следуют отделы «Теогонии», которые мы здесь пропускаем, так как на своих собственных местах они будут иметь гораздо более яркое значение. Именно, отрывок ст. 211—232 обсуждает порождения Ночи, а ст. 233—336 — порождения Геи и Понта. С логической точки зрения второй отрывок (о порождениях Геи со своим младшим сыном Понтом) должен был бы следовать тотчас же после повествования об Уране и Уранидах (так как здесь — о порождениях Геи со старшим сыном Ураном); о порождениях же Ночи (кстати сказать, партогенетических) хотелось бы читать еще после ст. 125, где идет речь о детях Геи — Эребе, Эфире и Дне. Однако логика, по-видимому, не была основным руководящим принципом композиции «Теогонии». — О порождениях Ночи см. «Система», § 9; о порождениях Геи и Понта см. «Вода» (II том). Очень задерживает изложение и дальнейший отрывок о Титанидах (ст. 337—447), который нам естественно отнести в отдел о Титанах. И дальнейшее теокосмогоническое движение (после ст. 210) начинается только со ст. 448 (о Кроносе и Рее).
5 Итак, Рея рождает Кроносу женскую триаду (Гестия, Деметра, Гера) и мужскую (Аид, Энносигей — Посейдон тут еще не назван — и Зевс).
6 Судя по этому отрывку, Зевс освобождает только Киклопов. Отсюда как будто выходит, что Уран низверг в Тартар только Киклопов (и Сторуких), но никак не Титанов. — Далее следует рассказ об Иапетидах (ст. 507—616), который в сущности тоже отвлекает внимание от самого главного (см. «Зевс и Гера», § 19 а). Поскольку же он кончается триумфом Зевса, ТО в этом можно видеть некоторую подготовку к титаномахии
(ст. 619 сл.), которая, конечно, должна бы следовать тотчас же за рассказом о детстве и юности Зевса.
7 Обращает на себя внимание то, что Кронос, как здесь говорится, низвергает в Тартар на этот раз Сторуких.
8 К титаномахии имеет отношение из предыдущего зов Зевса на борьбу с Титанами (ст. 390 сл.) и освобождение Киклопов (ст. 501 сл.) — участие последних в титаномахии, впрочем, не очень ясно — и освобождение Сторуких (ст. 617—663). Война идет 10 лет. Боги сражаются с Олимпа, Титаны — с Офра. Импозантные речи произносит Зевс к Сторуким (ст. 644—653) и один из Сторуких, Котт (ст. 655—663). До ст. 686 — подготовка к боям и самые бои. Далее следует так наз. aristeia (подвиг) Зевса (ст. 687—712) — очень яркая картина военной мощи Зевса, которую некоторые считают позднейшей вставкой, противоречащей тому основному факту титаномахии, что решающая роль в ней принадлежит Сторуким. Едва ли, однако, это предположение правильно. Автор «Теогонии», по-видимому, уже давно подготовлял этот труд о Зевсе. Так, он вставил в рассказ об Уранидах не относящийся туда эпизод о Киклопах (и Сторуких, ст. 139 сл.), которых он потом освобождает и заставляет передавать Зевсу громы и молнии (ст. 501 сл.). Эта помощь богам со стороны героев в античной мифологии не редкость (таково, напр., участие Геракла в гигантомахии). Вообще же Гесиод использовал тут две версии такой помощи: миф о помощи Киклопов с их огненными орудиями и миф о Сторуких (стоящих ближе, кажется, к водной стихии) без всякого огня. Отрывок ст. 617—720 использует эту вторую версию, и никакую другую; и есть все основания считать ее первоначальной. Что же касается первой версии, то Гесиод — ради полноты картины — внес в свою основную версию только некоторые черты, а именно ст. 139—146, 501—506, 687—712, не давши себе никакого труда спаять обе версии более внутренно (может быть, только ст. 147 указывает некоторым образом на эту спайку, но она слишком общая). В результате этого сообщение об освобождении обеих групп ведется отдельно, для чего не было бы никаких оснований при общем единстве замысла поэмы.
Дальнейший отдел «Теогонии», ст. 721—819, посвященный главным образом описанию Аида (из него мы приводим тут ст. 721—735), содержит в себе также массу несообразностей. Они в свою очередь значительно отвлекают внимание, которое оживляется у нас только со ст. 820, т. е. с Тифонии.
9 Тифона порождает опять-таки Гея в союзе с Тартаром (который до сих пор у Гесиода не выступал как личность). Неизвестно, тот ли это Тифон, который в ст. 396 является мужем Ехидны. Ст. 823--835 дают яркое описание внешнего вида Тифона. Самая борьба (ст. 839 сл.) — с чертами, до того роднящими ее с титаномахией, что тифония производит впечатление просто дублета последней. Эпизод ст. 869-880, о Ветрах как
порождении Тифона, приводится нами в отд. о Тифоне («Система», § 58). Что эпизод о Тифоне есть позднейшая вставка вне прямого плана поэмы, является почти общим местом в науке.
10 Этот отрывок (ст. 881—885), не содержа в себе ни малейшего следа тифонии, непосредственно примыкает к ст. 735.
11 Кроме этих фрагментов из Акусилая можно отметить и ряд деятелей. Именно, Акусилай касался мифа о Титанах (frg. 4 Diels), об оскоплении Урана (frg. 28), об Ириде и Гарпиях (frg. 5), о Форкии и его потомстве (frg. 8), о Тифоне и Ехидне и тифономахии (frg. 6, 7, 37), об Аполлоне и Кабирах (frg. 39, 40).
12 Мусея традиция (напр., Plat. R.P. II 364 с,е) рассматривает в контексте орфической литературы, что для нас является почти что пустым звуком ввиду недостаточности сохранившегося материала. И что представляла собой его «Теогония», неизвестно. Может быть, орфического происхождения суждение (67 А 4 Diels): «Все возникло из единого и в то же самое разрешается». Собранные у Дильса фрагменты говорят об истории молодого Зевса и титаномахии (В frg. 1,8), о любви Зевса и Астерии и о рождении Персея (В 16), о рождении Афины (В 12), о Плеядах и Гиадах (В 19, 17, 18), о разделении Муз на древних и новых (В 15; см. «Аполлон», § 31 а).
13 Kroll читает «два некоих», по-видимому не понимая, что значит здесь «Титаны». Между тем рукописное учение здесь особенно драгоценно, так как оно вскрывает первичное значение титанизма — быть формой (в частности, и пространственной, как это здесь преимущественно) хаотической бесформенности.
14 Тут неожиданно Кронос занимает обычное место Урана. С этим можно сравнить встречающееся у орфиков («Система», § 32 а) перенесение оскопления на Кроноса. Нет Урана и в орфически окрашенных теогониях из II, XIV и у Ферекида (см. ниже).
15 Этот фрагмент напрасно отвергнут Дильсом. Диоскуры тут не что иное, как две половины Мирового яйца, Эон и Фюсис (ср. Orph. frg. 95: «И славные произведения Природы, и неизмеримая Вечность...»).
16 Эпименид представляет для нас смесь Гесиода, Орфея и Мусея. Интересную орфико-пифагорейскую атмосферу вокруг имени Эпименида дает нам рассказ о его пророческих снах у Max. Tyr. X, р. 110—112. Выведение из Воздуха и Ночи — Тартара и из всех трех начал — Мирового яйца во всяком случае звучит орфично (ср. у нас дальнейшую главу об орфиках). Эпименидовский Тартар заставляет вспоминать Мусея (§ 22 а), и едва ли тут имел значение Гесиод, у которого Тартар, как мы видели выше, имеет подчиненное значение. Скорее стих о Тартаре у Hes. Theog. 119 есть позднейшая интерполя-
ция на основе полуорфического мусео-эпименидовского образа мыслей. Ср. у Diog. L. I III: «Эпименид разрабатывал происхождение Куретов и Корибантов и «Теогонию» в 5000 стихах, постройку «Арго» и отплытие Ясона в Колхиду — в 6000 стихах».
17 Символ разнообразного оформления Земли. Ср. употребление пеплоса с таким же значением на Панафинеях (§ 29). Пеплос Геры и Диониса-Гелиоса встречаем также у Macr. Sat. 18,22 (см. «Дионис»). «Крылатый» в отношении Гелиоса читаем у Mimnerm. frg. 112,7. PZG.
18 Так, по Диогену Лаэртскому, Ферекид начинал свою «Теогонию». Для пояснения этого начала приведем Hermiae Irr. 12: «Зен — эфир, Хтония — земля, Кронос — время, причем эфир — действующее [начало], а земля — страдающее; время же — то, в чем происходит возникновение». Ср. в этом же смысле Prob. Verg. Вис, р. 20,30 К.
19 Офион, или Офионей, по поздней орфической традиции — один из Титанов. Mythogr. Lat. I 204 читаем: «Офион, и у самых старых философов Океан, он же и Нерей, породил от старшей Фетиды [Евриномы?] Урана». По Преллеру, это общее наименование для всех популярных мировых сил (Титаны, Гиганты, Тифон) змеевидной формы. Не иное находим и у Ферекида Сирского (§ 28), о котором у Philo Bibl. ар. Eus. Prabp. evang. I 10,50: «Взял и Ферекид исходные пункты у финикийцев и богословствовал о так называемом боге Офионее и Офионидах».
20 То, что Дамаский говорит (§ 39) об этой теогонии, представляет собой такую систему:
I. Отец.
1. Отец: невыразимый принцип.
2. Потенция (или Возможность): Вода, Материя.
3. Ум: змеевидное Время, или Геракл, с Ананкой и Адрастией.
Il. Потенция (Возможность).
1. Отец: влажный Эфир.
2. Потенция (Возможность): беспредельный Хаос.
3. Ум: туманный Эреб. III. Ум.
1. Яйцо (рожденное Временем).
2. Возможность: «диада двух содержащихся в Яйце природ, мужской и женской, и множество находящихся посередине разнообразных сперм».
3. Ум: «бестелесный (двухтелесный, прекраснотелесный?) бог» (Протогон, Зевс, Пан).
Эту систему, приписанную у Дамаския Иерониму и Гелланику, сам Дамаский не называет орфической. Но у нас имеется сообщение Афинагора (§ 42 а — с) о сходной теогонии, которая
на этот раз приписана орфикам. Афинагор (§ 42 а) ничего не говорит о второй триаде, зато дает подробное сообщение о генеалогии, после того как Яйцо раскололось на Небо и Землю, рисуя (§ 42 b, с) ряд ярких образов. Климент Римский (§ 40 а) вносит важное разъяснение о появлении Яйца из Хаоса путем вращения и распределения стихий. Это дает возможность говорить и о Хаосе и о Яйце как о начале всего. В связи с этим имеет значение разъяснение Руфина (§ 40 b) о том, что Хаос это есть тот момент самотождества, в котором совпадают все стихии, хотя по приведенной схеме Хаос соответствует категории dynamis, т. е. он тот первопринцип, который содержит в себе и момент всеобщего самотождества, и всю стихию «динамического» развертывания (ср. положение Хаоса в рапсодической теогонии, напр. § 44 g).
Натуралистическая точка зрения стихий очень явственно сквозит в каждой категории в этой системе. В первой триаде отец, воплощаясь через «динамическую» Воду и Землю, тотчас же дает Хронос с характерным именем «Геракл», т. е. тут уже конкретно мыслится какое-то мифическое существо. Вторая триада, будучи диалектическим отрицанием первой, трактуется некоторыми учеными как идеальное. В отдельных изданиях так и находим: Эфир не noteron (влажный), а noeron (мысленный, смысловой). Но мы вслед за Лобеком и Керном сохранили чтение «влажный», учитывая именно натурализм всей концепции. Наконец, третья триада — не очень ясная. По-видимому (если не придавать особенно большого значения имени Геракла для «ума» первой триады), общий смысл устанавливаемой здесь диалектической эволюции сводится к синтезированию наиобщей стороны живого бытия, Времени, со стороной смысловой или по крайней мере хранящей в себе принцип смысловых оформлений, причем именно только еще принцип (Эфир — Хаос — Эреб), в результате какового синтезирования — первое полное и цельное бытие, органическое (Яйцо, живое существо). В дальнейшем мы увидим, как рапсодическая теогония разъясняет все содержащиеся здесь недоговоренности.
21 Наиобщая схема рапсодической теогонии дана в § 43. Ее можно воспроизвести в следующем виде:
I. Отец.
1. Отец: Хронос — Время.
2. Потенция: Эфир, Хаос.
3. Ум: Яйцо. II. Потенция.
1. Отец: «зачинаемое».
2. Потенция: «зачинающее — в виде или «Белого хитона», или Облака...»
3. Ум.
III. Ум.
1. Отец: Фанет.
2. Потенция: Эрикепай.
3. Ум: Метис.
Источник, содержащий эту схему, не очень ясен. О «потенции» второй триады Дамаский сам прибавляет: «Об этом среднем члене в разных местах философствуют по-разному». Кроме того, эта триада, рассуждает он, достигается тем, что сюда «примышляется многое другое, что уже нисколько не подходит к Орфею». Дамаскию кажется удобнее первую триаду считать, вообще говоря, Яйцом, третью же — как трехвидного бога, а вторую понимать как зародышевое состояние этого бога в Яйце. Этим действительно достигается определенная последовательность в развитии теогонического процесса. Мы бы сказали, что здесь устанавливается: 1) Яйцо само по себе, 2) Яйцо как трехвидный зародыш, 3) Яйцо расколовшееся, откуда и сам трехвидный бог.
Однако самое главное заключается здесь в смысловой трактовке всех этих категорий. Начинаем с первого члена первой триады. Это — Время. Как показывает § 44 а, теогония понимает под этим последнюю первопричину в пределах бытия. По-видимому, греки хотели тут выдвинуть творческую, вечно живую основу бытия, не загружая в то же время этой основы никакими конкретными образами и существами. Далее, Время выявляет себя в Эфире и Хаосе. Об этих двух теокосмогонических потенциях мы только тут впервые получаем ясное представление, вскрывающее одну из тайн тысячелетнего античного образа. Оказывается, Эфир и Хаос противостоят один другому, как бытие и инобытие, как предел и беспредельность. Не будем, кроме того, забывать, что покамест речь идет только о самой последней глубине мирового бытия и еще нет оформленного космоса. Возникает первое оформление, и беспредельное отождествляется с пределом, становясь округлым по виду, и делается реальной потенцией всего живого, т. е. живым-в-себе, «автозоном». А это и есть античное теогоническое Яйцо (§ 44 а), «автозон» позднейших философских систем, в основе которого содержится не что иное, как утверждение биологических основ жизни в виде яичного зародыша.
Из Яйца вылупливается триада первобожества: Фанет, Эрикепай и Метис. Чтобы понять эту триаду, надо иметь в виду орфическое и неоплатоническое разделение: noetos, noeros и по-etos-noeros. Все три термина относятся к области чистого ума, т. е. совокупности всего того смыслового построения, которое появляется после оформления Хроноса через Эфир и Хаос. Этот ум сам для себя есть объект и субъект и соединение, тождество и того и другого: поскольку ум есть объект, предмет, он есть noeton, «умопостигаемое». Поскольку ум есть субъект, имею-
щий какой-нибудь предмет (т. е. прежде всего самого себя), он есть «умозрительное». Наконец, он есть и то и другое вместе, так как предмет уже по самому тому, что он есть предмет, т. е. нечто, уже есть некий смысл и, следовательно, относится к сфере ума. Итак, Фанет есть первое умопостигаемое, самый предел умопостигаемого, его форма, его идеальная структура (§ 45 а). Это не сразу понятно, потому что мы привыкли все оформленное видеть только в чувственном, а все умственное представлять как нечто оформленное, фигурное, скульптурное, картинное. Отсюда Фанет и есть эта первая картинная фигурность чистого и универсального, бесконечного ума.
22 Bentley предлагает читать: «в виде разорванного Хитона», привлекая Damasc. De prim. princ. 98 (I 253, 12 Rue.): «Разве также и Орфей не производит из Яйца и многочтимого Фанета при помощи раздрания облака, устанавливая эманацию в умопостигаемом?»
23 Schuster читает вместо «облако» — «скорлупа», «шелуха», «оболочка», понимая это как пояснение к «Белому хитону».
24 Заметим, что тот же Гермий пишет (р. 122, 19): «Платон же взял возницу и коней не первый, но до него — боговдохновенные поэты Гомер (Il. VIII 438), Орфей и Парменид (frg. 1, 1). Но поскольку они были боговдохновенны, это говорилось ими без [приведения] оснований. Ведь они говорили в исступлении». См. о крылатом Эроте у Аристофана (§ 32), о крылатом Протогоне — в орфических гимнах («Система», § 24) и др.
25 Последовательность божеств после Фанета изображается в разных источниках по-разному. В § 47 а мы имеем: Фанет, Уран, Кронос; в § 47 с — Эрикепай, Ночь, Уран; в § 47 d — Фанет, Эрикепай, Ночь, Уран; в § 47 е — Фанет, Ночь, Уран, Кронос, Зевс, Дионис; в § 47 f — Фанет, Ночь, Уран, Эфир, Зевс; в § 47 i — Уран, Кронос, Зевс, Дионис. Мы не можем входить здесь в анализ всех этих источников, потому что достижение полной ясности в этих вопросах требует довольно пространных аргументов. Мы только укажем, что указанные две методологические триады (отец, потенция и ум; умопостигаемое, умозрительное и умопостигаемо-умозрительное) применяются рапсодической теогонией решительно везде. Так, с этим совпадает прежде всего триада Фанет, Эрикепай и Метис. В Метис можно наметить тоже такую же триаду (§ 46). После этой основной триады: Фанет, Эрикепай и Метис — следуют триады других богов, из каковых триад наиболее ясной является, кажется, триада Урана, Кроноса и Зевса. Метис (совет) в области чистого ума есть наиболее оформленное живое. Фанет — это первый очерк, самая структура ума; Эрикепай наполняет ум творчеством, заливает умной материей; Метис возвращает эту материю ума к ее первообразу, Фанету, и тем достигает полного оформления «живого-в-себе», т. е. живого ума. То же и далее.
С Ураном живой ум переходит к творчеству того, что вне ума, к инобытию. И вот Уран — это первый смысловой очерк инобытия, Небо; Кронос наполняет этот небесный ум жизнью, творчеством, ускользая от Тартара, т. е. от бесплодного и бессильного забвения, заставляя его остановиться в своем неугомонном, все дальше и дальше растущем оформлении (оскопление Урана), т. е. Кронос приостанавливает распространение вширь и наполняет умственным содержанием уже достигнутые раньше пределы ума; наконец, Зевс совмещает в себе и творчество вширь, и творчество вглубь, для чего ему надо вновь ограничить творчество вглубь (оскопление Кроноса) и частично вернуть силу Урану (использование Киклопов). Зевс поэтому есть уже душа чувственного мира, данная, однако, в аспекте своих смысловых оформлений, так что он — живой ум и творческая душа всего космоса в целом (в то время как прочие боги есть то же самое для отдельных моментов космоса). Вот в чем сущность этой интереснейшей стадии античной теогонии. Важно усвоить только ее общие тенденции; детали же должны быть фиксируемы в специальных исследованиях.
1 lygges есть особого рода магические колеса, употреблявшиеся для колдовского привлечения к себе любви других людей. Ср. Kroll, De or. chald. 39.
2 Что этот «конус» надо понимать астрономически, показал Дильс. Ср. приводимый нами непосредственно за этим текст из Клеомеда.
3 Место испорченное. Перевод с поправкой Абеля. По Керну: «Она властвует над богами».
4 Трудное, испорченное место.
5 Это место совсем непонятно. Шенье (Chaignet) предлагает nooynta (bython) заменить на nooyntas, относя это причастие к theoys. Тогда получается: «Боги знают эту бездну, когда они ее мыслят» или «тем, что они ее мыслят». Может быть, nooynta bython надо понимать в том смысле, что бездна не просто «мыслит», но порождает из себя мыслимые предметы.
6 Это испорченное место переведено по предположению Керна. Кролль иначе: «...ибо он есть виновник этого являющегося рождения миров, говорит богослов».
7 Земнородные — гиганты.
8 Дикта — гора на Крите. Ликей — гора в Аркадии.
9 Паррасий — гора в Аркадии.
10 Апиданцы — древние критяне.
11 Эриманф — река в Аркадии.
12 Метопа и Крафис — реки Аркадии.